|
|||
Эпилог. Слово к читателям— Да? — Не знаю, как тебе сказать это, Бен, и надеюсь, что информация ложная. Мы ни в чем не можем быть уверены. — Уверены в чем? — Это насчет Ли Цюаня. Они говорят, что он... умер.
Точно так же, как он однажды родился в результате тайной интимной связи в мир холодного отчуждения и смятения, оглушающего шума и болезненно яркого искусственного света, так и теперь Ли Цюань еще раз родился из стесненного и узкого пространства в широко открытые сферы мягкой нежности и естественного света. Его первым инстинктивным желанием было сказать: — Ну, наконец-то! В ярком, но уютном свете все лица виднелись отчетливо. Он увидел Хань Мэйчжэнь, которую его мама называла Третьей сестрой. Он услышал знакомый смех и, повернувшись, увидел своего двоюродного брата Ли Цяна, с которым играл в детстве, пока тот в десятилетнем возрасте не умер таинственным образом. Он выглядел иначе, но глаза были те же, и поток воспоминаний о совместных играх наполнил Цюаня в тот же момент. Цян схватил его за руку. Его прикосновение было таким теплым, осязаемым, таким человеческим. Цюань почему-то думал, что на небесах все будут бесплотными духами, плавающими на облаках. Он широко улыбнулся. Реальность была намного лучше! Он повернул голову и увидел женщину с самой широкой и заразительной улыбкой, от которой у нее возникали очаровательные ямочки. Увидев ее, он замер. Он услышал ее смех, а затем увидел, как из темных, миндалевидных глаз потекли слезы радости. — Достопочтенная мама! — Возлюбленный сын! Они обнялись. И хотя мама часто его обнимала, Цюаню теперь показалось, что их объятие было дольше, чем объятия на земле. Или, может, он почувствовал в ней такой резервуар любви, воспоминаний и молитв, который он не смог бы воспринять, если бы объятие было коротким. — Мне нужно так много сказать тебе, мама. Во-первых, о женщине, которая видела тебя во сне. — Линь Чаосин, жена Линь Шаня, начальника полиции? — она улыбнулась его удивлению. — Мне тоже нужно многое рассказать тебе, мой сын. И показать тоже. Она широко улыбалась, демонстрируя прекрасные зубы: — Я выбрала особые места, которые, я знаю, понравятся моему сыну! Идя сквозь толпу приветствующих их людей, радостно хлопавших его по спине, Цюань много раз радовался встречам после долгой разлуки. Но когда он увидел стоявших на его пути трех мужчин, он остановился. Первого, самого высокого, он не узнал, хотя чувствовал, что должен бы. Этот человек выступил вперед, протянул руку и положил ее на голову Цюаню. Как только он прикоснулся к Цюаню, тот сразу все понял. — Ли Маньчу? Мой почтенный прадедушка? — Не почитай меня. Но, пожалуйста, обними! После того как они обнялись, второй человек, которого Цюань не видел с детства, сделал шаг вперед и также прикоснулся к его голове. — Ли Вэнь. Для меня честь снова увидеть тебя, дедушка. — Они тоже обнялись. Относительно третьего человека ошибиться было невозможно. Его глаза были еще ярче, чем на Земле, — глаза, которые Цюань в последний раз видел за маской смерти. Живые, пылающие глаза его отца. Но улыбка теперь была еще шире и очень походила на улыбку его матери, а зубы тоже были белыми и ровными. — Ли Цюань, — сказал отец, и глаза его увлажнились. -Добро пожаловать домой, мой сын. — Они обнялись и заплакали. Так они и плакали, прижавшись друг к другу, переполняемые чувствами друг друга. — Мне так стыдно, отец, — прошептал Цюань. — Я так давно хочу попросить у тебя прощения. — Я слышал это много раз. И одного было вполне достаточно. Я все время наблюдал за тобой, Ли Цюань. Твой папа очень гордится тобой. Твой стыд будет удален от тебя навсегда в тот самый момент, когда твои старые одежды будут сняты с тебя, и ты будешь облачен в новые. До этого момента Цюань не осознавал, что его одежда по-прежнему была грязной и обагренной кровью из того мира. — Нам нужно о многом поговорить, — сказал Ли Тун. — Мне нужно многое показать тебе. Но сначала нам троим была дарована честь привести тебя в присутствие Царя всего Царства Благодати. Ли Тун указал рукой на великолепный дворец. Цюань до сих пор его не видел, поскольку все его внимание было сосредоточено на людях. Но теперь он увидел сады, прекрасные пейзажи и удивительные здания, возвышающиеся на горизонте. Они вчетвером зашагали к дворцу. Или это был храм? — Перед тобой лежит путь к престолу. Мы отведем тебя к внешнему пространству. Дальше пойдете только вы с Жадорэлем. Мы увидимся снова на торжестве. — Цюань смотрел, как его отец, дедушка и прадедушка вместе склонили головы. Рядом с Жадорэлем Цюань шагал по мраморной дороге по направлению к величественному дворцу. Неожиданно Цюань повернулся к Жадорэлю: Это ты подошел ко мне во время землетрясения, верно? Ты — тот человек, который помог мне и заплатил за мое обучение. Это был ты. Уголки губ Жадорэля приподнялись в улыбке, словно непривычной для него: — Позже мы поговорим о тех моментах, — сказал он. — Я тоже могу рассказать тебе интересные истории, на которые ты будешь оглядываться с удивлением. Деревянные двери во дворец были высотой не менее тридцати футов. Огромный привратник, выше Жадорэля, посмотрел на Цюаня и кивнул. Он сделал шаг в сторону, и массивные двери распахнулись. В этот момент Цюань увидел Сидящего на престоле в дальнем конце зала. Ли Цюань упал на колени. Жадорэль сделал то же самое. — Войдите, верные слуги! — Голос звенел силой и радостью. Они поднялись, и Жадорэль подтолкнул Ли Цюаня перед собой: — Ты должен пойти впереди. Это твой прием. Я последую чуть сзади и слева от тебя. Цюань удивленно смотрел на длинную, кроваво-красную ковровую дорожку более метра шириной, с золотыми полосками по краям. Примерно через каждые двадцать футов ковер украшали золотые инкрустации в виде тернового венца. Некоторые терновые шипы буквально выступали из ковра наружу, но не причиняли вреда ногам. Цюань сделал шаг вперед, и Жадорэль, как в зеркале, копировал его движение, идя позади и немного левее, но его ноги на ковер не ступали. Пока Цюань шел, он вдруг понял, что к его правой руке по-прежнему были пристегнуты наручники. Странно, но он почувствовал их присутствие и вес только сейчас. Он невольно дернул за них, а потом посмотрел на свою голубую рубашку, залитую кровью, на брюки и туфли. И почувствовал себя неловко. Он пожалел о том, что не позаботился заранее принять ванну и переодеться. Подойдя ближе, он увидел, что престол действительно прекрасен, но он не такой большой и величественный, как ему казалось. Это был стул, явно созданный руками великого Мастера. Собственно, он напоминал ему тот стул с высокой спинкой, который сделал его дедушка и который в их доме всегда стоял у стола. На него никто и никогда не садился, и сейчас этот стул тоже стоял пустым в доме Чжоу Цзиня. Пока Цюань шел по ковру, с обеих сторон на его пути стали появляться люди. Было много китайцев, но там также были представители всех рас и национальностей. Он узнавал некоторых из них. Чжан Онь, старый друг отца. Хань Хо, который пришел к Господу Иисусу в мастерской слесаря по молитве Ли Цюаня и Чжоу Цзиня. Хань Хо сказал Цюаню «спасибо». Его улыбка выразила всю его благодарность Цюаню. Затем Цюань увидел гладкое, улыбающееся лицо человека, которого он в последний раз обнимал в тюремной камере. — Фу Лико! — воскликнул он — видимо, слишком громко, потому что все рассмеялись. Он протянул руку и пальцем прикоснулся ко лбу молодого человека: — Здесь была твоя рана? — Думаю, да. Хотя, — Фу Лико провел рукой по своему лицу и улыбнулся, — я не уверен. Цюань повернул голову к дороге, устланной ковром. За двадцать метров от престола он увидел за прозрачными коричневыми плитами континенты Земли, плоские и настолько отчетливые, что можно было наблюдать за всеми происходящими там событиями. Ничто не могло ускользнуть от внимания небес. Когда Цюань был в десяти метрах от престола, Тот, Кто на нем сидел, вскочил, словно огромный Лев, и сбежал вниз по ступенькам к Ли Цюаню. Переполненный эмоциями, Ли Цюань упал на колени перед Львом. Он почувствовал, как наручники свалились с его запястья и упали прямо у ног Царя. И в тот же миг, когда они прикоснулись к полу, они перестали быть грязно-серыми, превратившись в сияющее золото. Ли Цюань глубоко вздохнул, вдыхая чарующий аромат, чувствуя густую бороду Царя и уткнувшись в нее головой, словно это была грива Льва. Когда Царь протянул руки к лицу Цюаня, он увидел на них шрамы. Царь провел Своей рукой по старым шрамам на ухе и шее Цюаня. Как только раны Царя прикоснулись к его ранам, он почувствовал, что от его ран не осталось и следов. Каким-то образом его раны были поглощены ранами Царя. В результате, как показалось Цюаню, шрамы Царя стали немного больше. Затем Царь прикоснулся к спутанным, окровавленным волосам Цюаня на левой стороне головы. Цюань почувствовал, что в его голову что-то вошло, что-то похожее на сухую жидкость. И хотя в момент прикосновения Жадорэля к его голове он не почувствовал боли, полное исцеление произошло только сейчас. И это было не просто отсутствие боли. Это было присутствие интенсивной жизненной силы. Крепко обняв его еще раз, Царь вложил что-то в руки Цюаню. Оно было тяжелым. Он посмотрел на это. Венец? Нет, Цюань явно его не заслуживал, ибо он не почитал своего отца. Цюань не мог получить его, ибо его стыд так часто темными ночами шептал о своем присутствии. Он протянул венец обратно Царю. — Я недостоин носить Твой венец, — прошептал он. — Твои слова лишь наполовину верны. Но Я считаю достойными тех, кто осознают свое недостоинство и доверяют Моему достоинству. Это Я решаю, кому носить венец, разве нет? И Я говорю, что Ли Цюань будет носить венец, который Я создал для него! Царь надел венец ему на голову. Цюань не стал возражать, но не мог сдержать радостных слез. — Прости. Я такой грязный. Мне нужно было помыться. Царь приблизил уста к уху Цюаня и прошептал: — No problema. Цюань посмотрел на Него, чтобы удостовериться, что засмеяться этой шутке было уместно. Когда он увидел, что Иисус улыбается, он выпустил свой смех на волю. Царь смеялся вместе с ним, долго и радостно, и все, стоявшие рядом, тоже радовались и изумлялись этой, не всем понятной шутке. — Что касается твоего очищения, — сказал Царь, — это Мое дело. Царство Благодати принадлежит не тем, кто очистился собственными усилиями, но тем, кто очистился Мной. Цюань посмотрел на руки Царя и увидел на них не только шрамы. Его руки были огрубевшими и темными, словно въевшаяся в них когда-то грязь так и не очистилась за десять тысяч омовений. — Я очистил тебя. Я сделаю это еще раз, и уже последний. И больше ты не будешь нуждаться в очищении. Я дам тебе новое имя, которое будем знать только Я и ты. — Он прошептал это имя на ухо Ли Цюаню. Глаза Цюаня засияли. — Ты будешь править вместе со Мной — над землями, которые Я тебе доверю. Но об этом мы поговорим позже. А теперь другие дела. Жадорэль принес тебе одежду. Цюань повернулся и посмотрел на ангела, который стоял рядом и держал в руках белое одеяние. Огромный ангел в молчаливом благоговении наблюдал за нежным общением между Царем и Его человеческим подданным. Царь поднял лицо Цюаня вверх. Они посмотрели друг другу в лицо. Наступила пронзительная тишина. Цюань каждой клеточкой своего существа ощутил напряженное ожидание всех присутствующих свидетелей. И вдруг Царь поднял его с земли, и Своими руками вознес его вверх, и воскликнул голосом, который не оглушил Цюаня, но, как он был уверен, разнесся на миллионы световых лет вокруг: — Хорошо, верный и добрый раб! — Его голос грохотал, как львиный рык, а сладкое и горячее дыхание обдало лицо Цюаня. — Когда-то ты был Ли Цюанем из Хан Чжоу. Нотеперь ты Ли Цюань из Царства Благодати, великого города, столицы вечной страны без границ. Ты был верен в малом, и Я поставлю тебя над многим. Войди в радость Господина твоего! И пока Ли Цюань пытался осознать слова Царя, взорвался гром аплодисментов. Ему понадобилось какое-то время, чтобы понять, кому предназначались эти аплодисменты. Теперь он увидел, как через боковые двери во дворец вливаются потоки людей. Стражи отошли в сторону, позволяя нарушить дворцовый протокол, поскольку это были дети Самого Царя. Люди со всех сторон бежали к Цюаню и Царю, ступая на красный ковер, на который не смели ступить ангелы. Цюань увидел своих прадедушку, дедушку и отца, стоявших вместе и аплодирующих ему, как первые из облака свидетелей, которые могли поручиться за жизнь, прожитую им на земле. Он увидел Жадорэля, стоявшего по правую руку Царя и тоже медленно хлопавшего в ладоши, и намеренно хлопавшего очень громко. Затем он увидел нечто замечательное, чего бы и вообразить никогда не мог. Ли Цюань увидел, как Сам Царь хлопал в ладоши. Звук был настолько громким, что его сдуло немного назад. Это был звук из всех звуков, звук, для которого были сотворены его уши, и на который теперь был настроен его слух. Никогда до сего момента Ли Цюань из Хан Чжоу не слышал аплодисментов небес. Бен держал Минь до тех пор, пока она в рыданиях не упала на колени. Он сидел на кровати Шэня рядом с мальчиком, который проснулся минуты две назад. Когда Ли Шэнь услышал слова Бена Филдинга об отце, выражение его лица обратилось от недоумения к неверию, а потом к попытке стоически принять эту весть. И теперь на его лицо медленно наползало выражение муки и боли, словно прилив, завоевывающий прибрежный песок. Он затрясся. Его пухлое лицо искривилось, и затем тонкий детский голосок медленно превратился в вой.
Многочисленные голоса слились в единый гул восторга и возбуждения. Все присутствующие были в едином Духе, в такой близости, которую Ли Цюань никогда не мог даже представить в таком большом собрании народа, хотя проблески этого он видел в домашней церкви. Он слышал разные голоса, говорившие на различных языках, и радовался каждому из них. Он услышал несколько китайских диалектов, разговоры на суахили, норвежском, на языке аборигенов, хмонг, тагальском, персидском, греческом, еврейском и арабском. Странно, но он понимал все эти языки, и слушая каждый из них, четко видел разницу в культуре, хотя прежде он этого не знал. Здесь были собраны люди со всех стран, племен и языков, и все они жили под одним флагом, под властью одного Царя. Иногда без предупреждения вся масса народа поворачивалась к престолу и начинала петь. Энергия, исходившая от этого пения, сначала сбила Цюаня с толку, но он быстро научился подхватывать волну хвалы, еще больше приближаясь с ней к Сидящему на престоле. Когда песня закончилась, Царь сошел с трона и подошел к Ли Цюаню. Он обнял его и затем зашагал рядом с ним. — Что ты думаешь о своем новом доме? Я сотворил его специально для тебя. Я продолжаю достраивать некоторые его части из строительного материала, который Мои дети на Земле присылают Мне. И, конечно, он будет намного больше, когда Я перемещу его на новую Землю. Но уже сейчас Я могу показать тебе многое, Ли Цюань. Фактически больше, чем ты когда-либо сможешь увидеть! Цюань посмотрел через горизонт, переливающийся сотнями красок, которых он никогда прежде не видел — но даже если бы видел, его глаза не смогли бы воспринять тонкости и оттенки этих цветов. Он задохнулся от увиденного, настолько завороженный, что даже не слышал издаваемых им звуков. Он никогда прежде не испытывал такого наплыва чувств, никогда не забывался настолько и не погружался на такие глубины восторга и радости. Чистый воздух небес наполнял его легкие. Он увидел лошадей и оленей, собак и кошек, кроликов и белок, барсуков и ежей. До сих пор он как-то не думал о том, что животные тоже могут полностью погрузиться в радость, но когда он увидел, как они резвятся, бегают и играют друг с другом и с людьми, у него возникло именно такое впечатление. Он увидел деревья, которые вместо теней отбрасывали свет. На некоторых из них висели тяжелые плоды цитрусовых, и их свободно срывали и ели проходившие мимо люди. Ли Цюань вспомнил любимое место для рыбалки и лазания по горам, цветы на полянке, где они вместе с Минь устраивали пикники во время медового месяца. Он понял, что самое лучшее в том мире было тусклым и искаженным отражением этого мира. По сравнению с тем, что он видел сейчас, мир, откуда он пришел, был бесцветной и двухмерной страной теней. Это же место было сочным и захватывающим, резонирующим цветом и красотой. Он не только видел — он слышал эту землю, чувствовал, вдыхал и ощущал ее вкус. Каждая возвышенность, каждая гора, каждый водопад, каждое резвящееся животное в полях, казалось, приглашают его присоединиться к ним, войти внутрь из пространства снаружи. Весь мир казался прохладной водой в жаркий августовский полдень. Свет манил и вызывал желание окунуться в него, чтобы присоединиться к великому приключению. — Я знаю, что это, — сказал Цюань. — Скажи Мне, — попросил Плотник. — Это подлинная сущность вещей, которая в другом мире только отбрасывает свою тень. Круги в том мире — всего лишь копии сфер в этом. Прямоугольники там — это отражения здешних кубов. Треугольники там — копии пирамид, находящихся здесь. Земля плоская. Она... ну, внутри больше, чем снаружи, так ведь? Сколько здесь измерений? — Намного больше, чем ты пока что видел, — сказал Царь, смеясь. — Это Место, которое определяет и наделяет смыслом все места, — сказал Ли Цюань. — Никогда не предполагал ничего подобного. — Ты не мог предположить — точно так же, как нерожденный ребенок не может представить чудес, лежащих за пределами материнского чрева, единственного мира, который он пока знает. — Он схватил Цюаня за руки. Цюань почувствовал шероховатость и очертания больших шрамов. Он посмотрел на Его руки. Это были руки Плотника, работавшего с деревом и созидавшего вещи и сущности, включая вселенные, ангелов и людей. Те же руки, подумал Ли Цюань, когда-то несли тяжелые перекладины Креста на пути к одинокому холму. Эти же руки и ноги когда-то были пригвождены к перекладинам Креста в Стране теней в самый ужасный момент с начала времен. Ужасный и прекрасный момент, ибо это была рана, которая исцелила все раны. Руки и ноги единственного невинного Человека были навечно покрыты шрамами, чтобы виновным людям не пришлось нести на себе раны, которые они заслужили. Он увидел в этих руках боль. Это была древняя боль, ставшая дверью к вечным радостям. Цюань не знал, что сказать. Какой ответ мог быть достойным? — Я сделал это для тебя, — сказал Царь. — И Я сделал бы это снова. Но Я рад, что этого не потребуется. Совершилось. Уплачено сполна. Чтобы великое приключение началось, осталось лишь одно — восстановить падший мир и превратить его в место славы, которым оно и должно быть по Моему замыслу. Цюань показал на Страну теней: — Отсюда никто не захочет вернуться туда. — Отсюда можно вернуться туда только ради очень важной миссии, — сказал Царь. — И только если другого пути для осуществления этой миссии нет. — Я хочу раствориться в Тебе и в Твоем мире, как одна капля в великой реке, которая становится широким водопадом. — Так и будет. Всю свою жизнь ты мечтал о такой личности и о таком месте. Я и есть эта Личность. Это и есть то Место. Ты потеряешься во Мне и в этом месте — и потеряв себя, ты впервые в жизни обретешь себя. — У меня такое ощущение, словно я пью из Источника Вод. Значит ли это, что я больше никогда не буду жаждать? — У тебя будет сладкое стремление и желание, которое получит удовлетворение, и так будет снова и снова. Царство Благодати не есть отсутствие стремлений и желаний, но их осуществление. Небеса не есть место отсутствия нетерпеливого ожидания — это место, удовлетворяющее всякие стремления. Что касается обитания, согласись, это место лучше всякого дома, о котором ты мечтал в другом мире! Цюань засмеялся своим прежним мечтам, и Царь смеялся вместе с ним. — Когда ты мечтал о большом доме в другом мире, — сказал Царь, — ты на самом деле жаждал оказаться в Моем доме. Просто ты этого не знал. Мои дети там никогда не мечтают масштабно, ты же знаешь. Они мечтают мелко. Как однажды Бен Филдинг. Они опускают свой взор слишком низко. Они предпочитают играть в грязи под холодным дождем, в то время как Я предлагаю им открытые поляны в солнечный день, чистые струящиеся потоки, пленительные горные вершины и бесконечные пляжи, голубые небеса, простирающиеся к самим звездам. Звездам, являющимся воротами в другие бесчисленные миры. Сыны Адама стараются удовлетвориться малым, и это не позволяет им вообще получить удовлетворение. — Бен Филдинг изменился, так ведь? — Да. Я изменил его. Ли Цюань будет стоять в первом ряду свидетелей, наблюдающих, насколько далеко пойдут эти изменения. У Цюаня в голове крутились тысячи вопросов, учитывая перспективу и возможность задать эти вопросы. Ему казалось, что, начни он спрашивать, он не сможет остановиться. Царь улыбнулся и поднял руку: — Тебе придется многому научиться — и тебе понравится каждая секунда твоего обучения. Ты внутри — но тебе нужно двигаться все дальше и дальше вперед, где твоя вселенная будет все больше и больше расширяться. Но это тебе еще предстоит. А Мне пора омыть тебя теплой водой, одеть в новое платье и подготовить к торжествам. — Торжествам? — Я назначил праздник в честь моего верного слуги, Ли Цюаня. Цюань смотрел на Него в изумлении. — О да. Я пригласил тысячи — каждого, кто соприкоснулся с твоей жизнью и к чьей жизни прикоснулся ты ради вечности. Некоторых ты не знаешь, многих забыл. Но Я никогда не забываю. Твоя мама и бабушка настояли на организации трапезы. Я знаю, что с ними лучше не спорить! — Он засмеялся, и смех был настолько осязаемым, что Цюаню показалось, что он физическим образом проник в его сущность и приподнял его. — Не говори им, что Я тебя предупредил, но они готовят рыбу. Тебе понравится — ручьи здесь чистые и рыба бесподобная! — Рыба? - Если хочешь, Ли Цюань, Я возьму тебя на рыбалку. Мне всегда нравились плотники и рыбаки. После того как ты отдохнешь и увидишь свой новый дом, Я дам тебе много заданий. Ты отправишься в Большой зал библиотеки. Там находится книга, которую ты начал писать. Я хочу, чтобы ты закончил ее. — Книга? — Да. Но теперь тебе не придется писать ее мылом. Книга, которую ты начал в Темном мире, выдержала переход в этот мир. Остальная часть истории должна быть рассказана, и многие захотят прочитать ее. Ты можешь расспросить мучеников Боксерского восстания сам. И здесь есть бесчисленное множество интересных персонажей для твоей будущей книги. Теперь ты можешь писать ее с ясным осознанием, в то время как в Стране теней ты имел о многом лишь смутное представление. Теперь ты смотришь на все ясным взглядом, способным к различению, которое дает чистый воздух Царства Благодати. Да, Я всегда хотел, чтобы ты писал книги, но не в том мире, а в этом. То, что ты напишешь здесь, даст прозрение и радость тебе и всем, кто будет это читать. А Мне это доставит удовольствие. Кроме того, твои книги будут полезны, когда придет время тебе взяться за преподавание. — Преподавание? — Царство Благодати — это место обучения и открытий, где разум испытывает постоянную жажду приобретения всегда растущего знания и проницательности. Мое творение жаждет, чтобы его исследовали. Ты всегда будешь узнавать обо Мне и о Моем мире много нового. Ты знаешь, Я неисследим. Потом ты начнешь учить других. — Он посмотрел на Цюаня, который стоял ошеломленный и изумленный Его словами. — Да, это так. В университете Царства Благодати у Меня есть вакансия как раз для профессора Ли Цюаня. Бен стоял в доме Чжоу Цзиня, прощаясь с последними гостями. Похороны были скорбными и торжественными одновременно. Чтобы приветствовать его, поднялась женщина в выцветшем черном жакете и серых мешковатых брюках. Ее глаза были яркими и живыми, а лицо обрамляли черные с проседью волосы. Ее теплая улыбка напомнила ему улыбку его матери. Ее лицо сияло, а глаза сверкали. Где?.. Ну конечно, он видел ее в первое воскресное посещение домашней церкви, в переднем ряду комнаты. — Это Сунь Фэнь, — сказала Минь. — Ваше имя мне знакомо, — сказал Бен женщине. — Вам рассказывали, что Иисус сделал для Сунь Фэнь? — Не могу вспомнить точно. — Я была слепой, а Иисус дал мне зрение. — Вы были слепой? — Да. Он сотворил великое чудо. — Вы действительно были слепой? Вы уверены? — Как только он произнес это, он понял, как нелепо прозвучал его вопрос. — Да. Когда ты тридцать шесть лет живешь незрячим, ты абсолютно уверен в своей слепоте. — Она улыбнулась и посмотрела на Минь, которая закрыла рот маленькой ладошкой, чтобы громко не расхохотаться, потом снова обратила свой взор на Бена. — Но самым великим чудом является то, что мое сердце было слепо, но теперь оно видит. Я радуюсь не только потому, что я могу видеть, но потому что мое имя написано на небесах. Ибо там, как сказал мой Жених, я увижу Его лицо. Мужчина, который хотел на мне жениться, передумал, когда я ослепла. Я так и не вышла замуж. Но теперь у меня есть Муж. Фэнь снова посмотрела на Минь, и они обе рассмеялись. — Тот, Чьих объятий я так жажду и Чье лицо я хочу увидеть. — И вот опять. Опять лицо этой женщины засияло. После ухода последнего гостя Бен вместе с Минь вышел на улицу. — Я улетаю утром. Мне нужно собрать вещи и поспать несколько часов до поездки в Шанхай. — Ты вернешься к нам, Бен Филдинг? — Я уверен, что вернусь. — По делам? — Возможно. Но я хочу также приехать, чтобы повидаться с тобой и Шэнем. — Может, привезешь с собой жену или дочерей? — Посмотрим. Надеюсь. Я даже подумал... может, мне удастся пройтись с Ван Шаоминем в горные деревни. Минь улыбнулась: •— Это было бы высоким призванием. — Она посмотрела на него снизу вверх. — Очень добрый поступок со стороны Бена Филдинга — позаботиться о жене и сыне его друга. — Это ты обо мне заботилась, — Бен посмотрел в ее глаза, подыскивая нужные слова. — Продолжай поддерживать небеса, Минь. — Есть только Один, Кто держит небо. И пока Он не дал ему упасть. — Она встала на цыпочки и поцеловала Бена в щеку. — Спасибо тебе, Бен Филдинг, за то, что подарил мне нефрит. Пожалуйста, крепко обними Пэм Филдинг, Ким и Мелиссу за Чань Миньхуа, жену Ли Цюаня. Цюань и Жадорэль шли бок о бок с праздника по случаю прибытия Цюаня. Это было такое удивительное событие, что Цюань решил тщательно обдумать все его детали чуть позже. Он радовался, что, как ни удивительно, он был в состоянии запомнить каждую мелочь, каждый нюанс. Казалось, что жесткий диск его разума увеличился во много раз, и он теперь может получить и сохранить в памяти любой объем информации. — Я должен попрощаться с тобой, — сказал Жадорэль Цюаню. — Что? Ты только что вернулся с задания. — Твоя работа в Стране теней завершилась. Моя еще нет. — Ты так быстро получил новое задание? — Да. Сейчас я нужен одному молодому человеку. — Кому? — Его зовут Ли Шэнь. — Шэню? Ты собираешься к Шэню? — Я буду служить ему так же верно, как служил его отцу Цюаню, его дедушке Туну, его прадедушке Вэню и его прапрадедушке Маньчу. — Так ты был и их ангелом-хранителем? — Да. — Но ведь у Шэня уже есть свой ангел-хранитель. — Быть может, твой сын особенный. Может, именно поэтому Царь и полагает, что ему нужен еще один ангел. — Я... не знаю, как благодарить тебя. — Твоя верность Всемогущему и есть твоя благодарность. Работа ангелов-хранителей становится бессмысленной, когда Его дети Ему не служат. Он поднял меч в воздух, выкрикнул что-то на языке, который Цюань не понимал, и исчез. Несколько минут спустя, глядя сквозь портал, Цюань увидел, что Жадорэль возник рядом с Ли Шэнем. Мальчик сидел в одиночестве в углу с открытой отцовской Библией. Он аккуратно переписывал в блокнот Книгу Откровение. Цюань мог ясно видеть, что писал сын: ...Низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь. Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти. Итак, веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени. Цюань почувствовал на своем плече руку Ли Туна: — Мы будем наблюдать за ним так же, как наблюдали за тобой. И будем молиться, чтобы Царь был прославлен в жизни еще одного Ли. У нас достойное наследие, мой сын. Мы недостойны. Но Царь Иисус достоин. Цюань заметил кое-что в десяти футах от Шэня. Он задержал дыхание, ибо раньше он этого не видел. За Шэнем наблюдали не только они, но еще Некто, Сидевший на старом деревянном стуле. Некто с загрубевшими ранами на ладонях. Тот, Кто один может быть в двух мирах одновременно. Ли Тун увел Ли Цюаня от портала: — Все мученики на небесах собираются вместе, когда новый мученик возвращается домой. По поводу твоего возвращения организован праздник. Ты встретишь людей из всех стран и народов. Это величайшая честь. Цюань снова посмотрел на Ли Шэня, который теперь отошел к другому дереву гинкго с фонариком в руке. Рядом с ним шел Жадорэль. Шэнь сорвал с дерева маленькую веточку и стал рисовать на песке, направляя свет фонаря на рисунок. — Он рисует рыбу, — сказал Ли Цюань. — Может быть, он и будет избранным, — ответил его отец. — Мы всегда так думали. — О чем вы думали? — Мы думали, что он станет последним мучеником. Тем, чья смерть станет предзнаменованием вторжения Царя в Темный мир. Тем, чей исход из Страны теней в конце концов ознаменует наступление вечного Царства Света.
Бен сказал Дагу: — Вот и вся история. Даг во все глаза смотрел на него с дивана, стоявшего в гостиной. Он до сих пор не пришел в себя от удивления, что Бен заехал к нему домой, и еще более изумлялся услышанному от него. — Ну и ну. — И это все, что ты можешь сказать? — У меня нет слов, — признался Даг. — Ну и ну. — Когда ты открыто свидетельствовал об Иисусе, я чувствовал себя виноватым за свое собственное отступничество. Поэтому я отвергал тебя. Пожалуйста, прости меня. — Бог простил меня, Бен, а то, что я делал, намного хуже, чем все то, что ты сделал мне. Кто я такой, чтобы не даровать тебе прощение? — Ну так вот, это первая причина моего прихода к тебе. А во-вторых, — я хочу восстановить тебя на работе. — Ты шутишь. — С полной компенсацией за все время твоего отсутствия на работе — насколько я помню, это примерно четыре месяца, потому что я уезжал как раз на этот период. — Это розыгрыш? — Я похож на шутника? — Мистер Гетц одобряет твое решение? — Он предоставил мне полную свободу в этом вопросе. Мы ошиблись. Нет. Я ошибся. Я служил самому себе, хотя должен был служить Богу. Мне напомнил об этом мой старый друг. — Ну что ж, все это время я работал по совместительству, никак не мог подобрать ничего подходящего, — сказал Даг. — Я серьезно все обдумаю. А пока я хочу пригласить тебя в церковь. Пэм всегда туда ходит, как ты знаешь. И Ким тоже. Мелиссу я какое-то время не видел. Но, так или иначе, почему бы тебе не пойти со мной в церковь в это воскресенье? Отцы Ли Цюаня, все трое, представили его братьям и сестрам из Индонезии, Ливии, Вьетнама и Ирана. — Я Менди Дибай. Добро пожаловать. Его приветствовал человек с темной кожей и очень широкой улыбкой: — Бенджамини Йохана. Когда-то посланник в Судане, а теперь получил назначение домой! К Цюаню приблизились трое мужчин со светлой кожей: - Я Грэм Стейнс. Это мои сыновья, Филипп и Тимоти. Твой отец рассказывал нам о тебе. Еще один человек выступил вперед: — Я Хуан Кой. Когда-то жил в Колумбии. Теперь — в Царстве Благодати! Цюаню хотелось подробно поговорить с каждым мучеником, но Ли Тун крепко схватил его за руку: — А теперь пора встретиться со многими другими, с кем ты сможешь поговорить позднее. Я хочу представить тебя пятерым, ставшим моими добрыми друзьями — они прибыли в Царство Благодати незадолго до меня. Цюань посмотрел на пятерых мужчин, один из которых напомнил ему Бена. — Это мои братья, — сказал Ли Тун. — Нейт, Пит, Эд, Роджер и Джим. — Для нас большая честь познакомиться с Ли Цюанем, — сказал один из них. — Ты отдал то, что не смог бы сохранить, чтобы получить то, что невозможно потерять. А взамен ты получил неизмеримое. -— Они обнялись и стали делиться друг с другом историями и вместе смеяться. Теперь Цюаня взял за руку Ли Маньчу, повернув его в другом направлении: — В этот раз на общение мучеников приглашен один особый гость. Это тот человек, который сделал мне операцию на глазах, когда я был маленьким ребенком. И он же привел меня к Иисусу. — Хадсон Тейлор? — спросил Ли Цюань. — Да, — ответил человек. — Но никаких родственных связей с Элизабет Тейлор. Он улыбнулся, а затем серьезно посмотрел на Цюаня: — Я наблюдал за тобой и ходатайствовал за тебя. Для меня большая привилегия встретиться с Ли Цюанем лицом к лицу. У Ли Цюаня не нашлось слов в ответ. Затем он снова почувствовал руку на своем плече. Это был Ли Тун, стоявший рядом с невысокого роста человеком, чье лицо сияло. — Это мой единственный сын, Ли Цюань. А это, Цюань, первый из нашего рода. Наш брат Стефан. Ты снова взял на работу Дага? — спросил Мартин. Отлично. Мне все равно, Бен. Главное, чтобы наш бизнес в Китае развивался. — Я не предлагаю прекратить бизнес. Совсем нет. Я просто предлагаю использовать наше присутствие в этой стране и наши связи, чтобы показать, что мы не намерены игнорировать положение с правами человека. Мы можем заявить, что сами желаем присутствовать на собеседованиях по найму персонала. У меня есть план, который обеспечит полное отсутствие политических и религиозных заключенных на фабриках, которыми мы владеем или с которыми у нас заключен контракт. — Будь осторожен, Бен. Ты слишком эмоционален. Время, проведенное в Китае, повредило тебе. Не уверен, что ты сможешь полностью оправиться. Ты потерял доверие. Раньше ты стоял у штурвала, сам себе выписывая билет, и за три года ты мог бы разыграть собственный сценарий в нашем китайском бизнесе. Но теперь Совет директоров задает слишком много вопросов. Трэвис и компания только и ждут, когда ты допустишь еще одну оплошность. Джеффри в Шанхае подчищает за тобой все проблемы во взаимоотношениях с Вон Чи и сглаживает ситуацию с властями. Некоторые в совете директоров считают, что Джеффри — наиболее подходящая кандидатура на место исполнительного директора. Они говорят, что я должен подготовить его, потому что на тебя нельзя положиться так, как раньше. Нам нужно думать о компании, Бен. Нам нужно знать, кому мы можем доверять и кто будет действовать в наилучших интересах для «Getz International». — Я думаю, что правильные вещи всегда служат наилучшим интересам каждого. Интересная теория. Но кто решает, что правильно и что неправильно? Слушай, Бен, я удручен тем, что произошло с твоим другом. Но тебе нужно двигаться вперед, оставив все случившееся позади. Иначе можешь попрощаться с должностью исполнительного директора. Бен вздохнул: — Возможно, существуют некоторые вещи поважнее этой должности. Мартин посмотрел на него, словно не веря собственным ушам. — Может, в тебя вселился кто-то другой? И что тогда ты сделал с настоящим Беном Филдингом? Бен засмеялся: — Думаю, я сам удивился тому, что сказал. Но я сказал это искренне, — Мне не нравится это повторять, Бен, но мы все наблюдаем за тобой. — За мной наблюдаете не только вы, — ответил Бен. — За мной наблюдает Бог. И Он видит все, включая то, чего не видишь ты. — Да? Но зарплату тебе платим мы. — Настоящее золото не боится огня, — сказал Бен. — Что? — Так часто говаривал Ли Цюань. Бен вышел из кабинета Мартина и вошел в свой. Он взял стул с высокой спинкой, стоявший за столом, и передвинул его к гостевому дивану. Затем из кладовой принес старый стул меньшего размера и поставил его за стол. Он вернулся к гостевому дивану, глядя на стул с высокой спинкой, на котором он сидел послед
|
|||
|