Лейхен Линкс

Лейхен Линкс

Огонь горячо дышал за спиной. От него потрескивали волосы и наливались жаром щеки. Лейхен бежала, еще не веря тому, что свобода – вот она. Рукой подать. Даже если этот огонь не настоящий, и странный мужик просто берет ее на понты, гоня, как зверя. В нужном ему направлении – еще не время с ним спорить или, упаси боже, тягаться силой. Пока Лейхен все равно туда и надо – к выходу из гаража. К флаерам. А там – посмотрим. К тому же, выросшая среди псиоников, она прекрасно знала: внушил он ей пламя, или оно самое натуральное – большой разницы нет. Ожоги будут настоящими и в том, и в другом случае. Не стоит геройствовать понапрасну.

Свежий воздух стал истинным облегчением. Прохладный воздух ночи… Лейхен не могла им надышаться, и искренне радовалась, что ей никто не мешает выбирать направление – неслась к флаерам со всех ног. Да, она обещала ему заплатить… но может ведь просто не успеть?

Одни из прокатных флаеров приподнял дверь, реагируя на движение: он не был никем зарезервирован. Лейхен змейкой ввинтилась в узкое пространство, дернула на себя ручки управления. Сейчас…

…Поверх ее руки легла мужская ладонь, останавливая. Толчок мужского тела заставил легкую девочку отлететь на соседнее, пассажирское сиденье. И флаер рванул вверх даже раньше, чем закрылись двери.

- Ты обещала плату.

Его глаза казались синими, и они смеялись. Лейхен машинально мазнула себя по кровящему уху, украсив карминной полосой тыльную сторону одежды. И послушно начала расстегивать рубашку, обнажая грудь.

- Натурой решила расплатиться? – мужчина смотрел с ехидным интересом.

Она разозлилась на него так же, как раньше злилась на мать. Буркнула:

- Там деньги…

- А кто говорил о деньгах?

- Я…

- А я – нет.

Зло, рывками, застегнув рубаху, она развернулась к нему всем телом:

- Ты меня вывел. Я твой должник. Чего ты хочешь в уплату?

- Душу.

Ответ прозвучал отстраненно и обыденно. Как о понятном. Но ее при этом сбил с толку полностью. Хлопнули белесые ресницы:

- Душу?

- Вот именно. Сейчас я предложу тебе выбор. И, что бы ты ни выбрала - ты будешь жалеть всю свою жизнь. Но, пока мне надо сосредоточится. На полете. Веди себя тихо и разумно, иначе лишу воли, усекла?

Она усекла. И еще как. Замерла, отодвинувшись от него в самый угол, зажала коленями прямы, как дощечки, напряженные ладошки. Сидела, глядя в одну точку. Пыталась осознать происходящее. Благо, времени на то, чтобы прийти в себя, оказалось не мало – они летели явно куда-то за город.

…На космическом аэродроме, да еще вот таком – огромном – она ни была никогда. Послушно дала ухватить себя за руку, и почти бежала рядом с мужчиной, не в силах приноровиться к его широкому, быстрому шагу. Обалдело вертела головой. А перед тем, как войти в корабль, вообще попятись, словно испуганная кошка, только что волосы не встали дыбом, как шерсть. И, только ощутив весьма неслабый шлепок по мягкому месту, заставила себя шагнуть.

Запахи. Много незнакомых, опасных запахов. Метал, электроника, современный пластик… ничего этого не знала она, привыкшая сначала к чистому и парадному камню родового Замка, а затем к развалинам гетто и стареньким тесным улочкам бедных кварталов. На флаере-то летавшая на больше пяти раз. Ощущения были – словно ее перенесли на машине времени в какой-то будущий век. Страшно.

И стало еще страшней, когда дверь закрылась за спиной с глухим, чпокающим звуком. Отсекая весь прошлый мир. А, может, и прошлую жизнь.

Ее ладонь вновь оказалась в плену чужих пальцев, и пришлось почти бежать по коридору корабля, мимо закрытых дверей. Пока в каком-то тупичке мужчина не остановился. Здесь тоже была дверь, но только одна. Без всяких признаков ручки. Мужчина что-то нажал – и она уехала в сторону. Открывая узкое пространство.

Это был металлический пенал, полтора метра в на полтора и немногим больше в высоту. Взрослому мужчине тут бы пришлось стоять, опустив голову, а то и согнувшись. Или очень неудобно сидеть. Маленькая девочка, едва 160 ростом, чувствовала бы себя свободней. Но тоже неахти. От помещения несло холодом и запахом застаревших испражнений. Лейхен невольно попятилась, оглянувшись через плечо на своего провожатого. Глянула вопросительно.

- Я – глава клана Драконов. И я беру тебя в ученики. Кстати, сколько тебе лет?

- Я начала тринадцатый год… сегодня.

Ответила она машинально. Даже не осознав. Что и впрямь – сегодня ее «день умирания». Слишком давно не видела матери. И слишком ошеломили его слова. Это было, что называется, «взять быка за рога». Вот так… прямо и без подготовки. Девочке показалось, что мир зазвенел, как гитарная струна, и немного сместился в пространстве.

- Если ты принимаешь мое предложение, то отсидишь положенное в карцере, получишь плетей и начнешь обучение. Если в ходе обучения выживешь и сможешь доказать, что достойна – займешь мое место в клане. Если нет – о теле позабочусь. Свободы при этом у тебя не будет. Никогда. Сначала – полная подвластность мне. Потом – интересам клана. Хотя… участвовать в управлении кланом - значит немного положить и для собственного удовольствия. От некоторых условностей существования на низших ступенях общества ты все же будешь свободна.

Пауза. Давая осмыслить, понять. Принять. Лейхен пришлось хорошенько потрясти головой. Чтобы уложить на места перемешавшиеся мысли и чувства. Ей выпал шанс… только вот и плата была не мала. Душа, да. Как он и сказал.

- Или иди, куда хотела. Держать не буду. А теперь выбирай - там, ничего не делая. Либо тут. Но для «тут» нужно попахать.

Слова «там» и «тут» сопровождались выразительными жестами – ей за спину, в сторону выхода, и в сторону карцера. Она медленно вдохнула, и еще медленней выдохнула. Бабушка говорила, что человек в конечно итоге всегда сам делает выбор и сам берет на себя ответственность за него. Решила пройтись над пропастью по отполированному бревну, чтобы коснуться прекрасной, но пластмассой пустышки – изволь не плакать от боли в сломанной руке. Жалеть тебя не за что.

Что ей предлагали сейчас? Очередную красивую пустоту, или… жизнь? Проверить было можно только одним способом. И она шагнула в карцер, передернувшись всем телом от отвращения, холода и страха. Так же, как шагала на бревно.

Рука легла ей на плечо, останавливая:

- Нет, этот карцер слишком хорош для тебя. Идем.

…Тут дверей было больше. А еще – тут был приглушен свет. Сильно приглушен, до густого полумрака. Даже уютно. Ощущение дома… жилья. Ведь ночь, а ночью, когда спят, дома и должен быть сумрак. Ковер под ногами скрадывал звуки шагов. И темнота за открывшейся дверцей казалась уж совсем непроглядной – он втолкнул ее в эту темноту, быстро закрывая дверь.

Лейхен судорожно вдохнула. Тут не было того холода, да и мочой не пахло. И почему-то от этого становились только страшней. Она ничего не видела – абсолютная темнота. Стенка впереди могла быть в шаге, или двух шагах, или прямо вплотную. Она вытянула руку, не желая разбить себе нос. Но рука не нашла стены ни через шаг, ни через два. В душе шевельнулась паника. Детский, не рассуждающий ужас. Теперь ей казалось, что стен нет вообще. Ни стен, ни звуков, ни света. Ни-че-го. Только темнота и пустота вокруг.

Она торопливо села на пол, ощупала его. Ковер. Мягкий… не вставая, двигалась по этому ковру назад, скользила пятой точкой, пока не уперлась спиной в стену. С облегчением выдохнула, запрокидывая назад голову – чтобы и затылком коснуться этой спасающей от кошмара стены. И… что-то мягко продавилось под головой. Вспыхнул свет.

…Ну, вспыхнул – это громко сказано. Хотя она несколько секунд терла глаза и моргала. Свет был неярким, домашним. Он освещал комнату с диваном, маленьким столиком и креслом. И еще одним столом – рабочим, на котором стоял комп. И открытую дверь в спальню. И еще одну дверцу - в приоткрытую щелку белела раковина.

Упав прямо на пол, на роскошный золотисто-рыжий ковер, зажимая лицо сгибом локтя, Лейхен разревелась, совершенно по-детски. С хлюпаньем носом и щенячьими подвываниями. Она понимала, что сейчас произошло тоже, что и тогда, когда за ней закрыли ворота гетто. Один кошмар закончился. Другой – начался. И было неясно, чего от него, этого нового кошмара, ждать. Как к нему приспосабливаться. Как выживать.

…А позже, засыпая на прохладных, чистых и даже немного от этой чистоты поскрипывающих простынях, она не думала уже ни о чем. Только ощущала. И так хорошо ей не было уже давно. Только бы дали поспать. Только бы разрешили проснуться самой. Подготовиться к новому. Тольо бы…

Но нет, не дали. Чужая рука коснулась волос, погладила. И она честно хотела проснуться, и это было надо – только никак не получалось. А ладонь играла с волосами, трогала мокрые от новых слез щеки и губы, совсем не больно касалась шеи. И проснуться никак не выходило, ну никак… а рука гладила и приручала, и под щекой уже была гладкая кожа чужого плеча, и чужие запахи окутывали и пеленали, и чужие руки брали в плен. И просыпаться было уже не надо. Можно было спать – главное, не выходя из кольца этих рук. Рук, что теперь владели ей. И бабушка объясняла в сне, галдя внучку по макушке:

- Свобода – это всего лишь право определять самому длину поводка. А если у тебя нет не только поводка, но и ошейника – ты не свободна. Ты просто никому не нужна.

…Кажется, теперь ошейник снова был. Право владения, выкинутое матерью, было поднято Учителем. Началась новая жизнь.

⇐ Предыдущая 1 2 3 45