Евгения Бойко 16 страница

– Думаешь, это безопасно? – полушутя спросила я.

– Кексик, в своем доме она этого не сделает, – Гай открыл двери комнаты, которую я занимала раньше и, пообещав прислать горничную, оставил меня. Когда дверь за ним закрылась, я попыталась наладить связь с Еленой. Сделать это удалось как никогда легко, будто ведьма только этого и ждала.

– Послушай, Гели, – голос Елены дрожал, – когда ты пропала, я пыталась найти тебя с помощью магии и не смогла.

– Не удивительно, я была не в этом мире.

– Если ты не в курсе, то последние новости такие: найдено еще одно тело, ведущим оперативником назначен тот самонадеянный тип, сидящий рядом с тобой; любитель Орбита и серийных маньяков. Обещает прижучить убийцу за неделю.

– А ты как? В порядке?

– Как видишь, я могу говорить, голова на месте, а с остальным мы как-нибудь разберемся.

«А еще я зверски убила главного врача психиатрической клиники, очень известного в своей области. Если верить человеческим газетам – «сто тринадцать колото-резаных ранений» – услышала я ее мысли.

– Отлично, ты не теряешь оптимизма. С твоими незаурядными способностями мы одолеем врага, даже если им окажется моя трехсотлетняя тетушка.

Елена закрыла глаза рукой. А я ведь только хотела поднять ее боевой дух.

– Не хочу тебя расстраивать, но мои способности далеко не выдающиеся. Гели, мне всего двадцать семь лет! Не дай Бог убийцей окажется твоя трехсотлетняя тетушка и мне придется выпить яду. Она скрутит меня в рождественский венок.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Придумаем?! – Елена выпучила глаза. – Магия не терпит суеты и экспромта, я не смогу сделать защитные чары на коленке в полевых условиях. Господи, мы все умрем!

Елена хотела сказать еще что-то, но только махнула рукой и разочарованно вздохнула. О Господе она вспоминала исключительно в моменты сильных душевных переживаний.

– Я займусь подготовкой ингредиентов и матриц чар, а ты постарайся ничего не испортить. Посиди тихонько, понянчи племянников, с братом пообщайся…

Я не питала особой любви к детям – к любым детям, не только к побочным племянникам – и предпочла бы оказаться от них подальше.

– Ладно тебе, я йорт, а не кисейная барышня.

– Не воображай себя непобедимой, – к ведьме вернулась ее деловитая суетливость. – Тебя вывел из строя собственный худосочный братец, отродясь не державший ничего опаснее вилки.

– Он был под гипнозом, и напал, когда я спала.

– А если тебя атакуют, когда ты будешь в ванной? Ты скажешь, дескать, не честно и попросишь убийцу подождать, пока натянешь штанишки?

Неприятно признавать, но ведьма права. Против потомственного мага, да еще с висящими на хвосте коллегами, мы мало что можем сделать.

Разорвав связь, я бессильно опустила плечи. Надеюсь, Елена ошибается и убийца не из моего Дома. Искусность в магии не улика.

У каждого есть маленькая грязная тайна.

А у некоторых и не одна.

***

Город спал.

Пятна льющегося из фонарей света плыли по тротуару как дольки лимона в запотевшем бокале мартини. Остро пахло близостью зимы и рекой, и легкие перистые облака цеплялись за круг луны рваным плащом.

Она шла по узкой улочке, и звук ее шагов звучал тиканьем часов отмеряющих время до полуночи. Ведьма любила этот город. Узкие улицы, старые дома, скверы и парки и ту неуловимую, присущую лишь ему атмосферу – будто даже в самый солнечный день, самый светлый и радостный над городом лежала печать тьмы, ощущавшаяся легкой горчинкой на языке на подобии раскушенной косточки лайма. Вкус магии. Вкус места, где ведьм на квадратный километр больше чем в других городах.

Во влажном выдохе реки, мягких стонах налетавшего с юга ветра слышался шелест крыльев летучих мышей и тихие шаги волчьих лап, бормотание, и конечно цокот шпилек по брусчатке.

Елена была на окраине Заречья. Машину пришлось оставить в центре, чтобы ее не растащили на запчасти или не угнали – здешние умельцы мастерски обходили как человеческую, так и магическую защиту. Так к чему рисковать?

Нужное для ритуала зеркало она отыскала в маленькой антикварной лавке, где помимо прочего можно было найти прекрасную мебель в стиле рококо, резные шкатулки красного дерева и заготовки для амулетов и тотемов. Ведьме позвонили накануне и попросили приехать и посмотреть, подходит ли найденный экземпляр для ее целей. Зеркало привезли из Англии, оно висело в замке со всамделишными приведениями. А что может быть более подходящим для призыва, чем зеркало из места, где ткань мира прорывается?

Ведьма сделал вид, что подвернула ногу и, выругавшись, склонилась поднять туфлю.

В следующее мгновение кинжал Елены уперся в шею двусущего. Мужчина медленно выдохнул и осторожно поднял руки, признавая поражение.

– Вы хорошие ищейки, но никудышные шпионы.

– Я слежу за вами больше года, а заметили вы только сейчас, – мужчина пожал плечами.

– Отреагировала только сейчас, – спокойно поправила его ведьма. – Кто ваш хозяин?

– У меня нет хозяина. Гай попросил приглядеть за Гели, ну и за вами заодно. Мне не трудно оказать другу услугу.

Елена поджала губы. Неплохая идея – притвориться, будто он за ней ухлестывает. От влюбленного мужчины можно ожидать любой глупости.

– По-моему Гели может постоять за себя сама.

– Не думаю. Она постоянно ввязывается в авантюры и никогда не просит помощи пока не окажется по уши в гуано.

– Вот и следите за ней, а за мной не таскайтесь, – она убрала кинжал и отступила.

Двусущий вернулся в тень и его глаза сменили цвет. По-волчьи желтые они отражали свет фонаря, светясь как маленькие луны. Он поднял лицо вверх, и скорбная волчья песнь заставила Елену напрячься и отступить. Со всех концов города вторили ему голоса: стая отвечала.

– Однажды кто-то отыщет ключ к вашему сердцу.

– Возможно. Но он должен быть как минимум двадцать сантиметров длиной и шести в диаметре.

– Какая досада, – двусущий притворно пригорюнился. – Мой не подойдет – чересчур велик для вашего маленького черного сердечка, ведьмочка моя.

– Ого, волчонок скалит зубки.

– Мне вот интересно, вы потому такая стервища что вас никто не любит, или люди избегают общества и однотипных шуточек бьющих ниже пояса?

Елена подавилась ответом, несомненно, колким и остроумным, изумленно раскрыв глаза.

– Я знаю таких как вы, – продолжил мужчина. – Холодных и безразличных, зацикленных на самих себе. Рыдающих над книгами, над с уязвленной гордостью или пустяковой обидой, но никогда – по другому человеку.

– Я что бы вы знали, не плачу. Слезами ничего не изменишь и ничего не добьешься.

– Тогда вы еще хуже, чем я думал. Сухое бесчувственное мертвое дерево, – он прошелся по ней презрительным взглядом, каждое слово было как брошенный камень. – Тело, в котором сохранилась только гипертрофированная жажда плотских утех.

Елена похлопала мужчину по плечу. Хотела уязвить до самой глубины его мохнатой душонки, потом вспомнила что-то и передумала.

– Вы прирожденный проповедник. Когда мне потребуется порция жизненной философии в изложении для чайников, я к вам обращусь. А пока пойду, поищу того кто воткнет сучок в мое дупло.

Двусущий покачал головой, будто признавая, что это – та самая реакция, на которую он рассчитывал. В самом деле, чего еще ждать от ведьмы?

Елена перешла на другую сторону дороги, свернула в плохо освещенный узкий проулок и услышала шаги преследователя, только когда стало слишком поздно…

***

Мать Гая содержала дом в идеальной чистоте, а слуг в беспрекословном повиновении. Их никто не унижал, не порол и лишал беспричинно жалования, но и работать спустя рукава не позволялось. Нотта Ариадна родилась в середине девятнадцатого века и с молоком матери впитала аристократическую гордость и воистину викторианские принципы домоводства. От слуг требовалось усердие, почтение, незаметность и тщательность. Если уж хозяйка платит жалование, предоставляет кров и еду, то имеет право требовать идеально выполненной работы.

Тетушка Ариадна успешно обходилась без экономки, считая, что передавать слугам контроль закупок и расходов сущая глупость. Еще чего войдут в сговор с торгашами и начнут покупать морковку втридорога.

Возможно, благодаря строгому нраву все в хозяйстве тетушки ладилось: дом блистал чистотой, еду подавали в строго назначенное время и ни минутой позже, а воровства не было и в помине. Служанки не показывались на глаза и никогда не сплетничали.

До начала двадцатого века во все Европе знать говорила на французском языке (за исключением Франции, разумеется, там предпочитали итальянский) чтобы прислуга – хамский класс – не понимала, о чем беседуют хозяева и не носила по городу сплетен. Помогало это мало, потому что, на каком бы языке не говорил хозяйкин любовник, для чего он ходит ни для кого не секрет.

– Я слышала, один знатный нотт предпочитавший уединенный образ жизни в загородном поместье, завел роман с экономкой.

– Роман с экономкой? – расхохоталась повариха. – Ха, скажи еще – роман с горничной, или с дочерью садовника! Хозяин может потискать тебя под лестницей и сделать пузо, но это называют не романом. И ты не получишь ни богатых подарков, ни денег, ни власти в доме. А с пузом могут и прогнать.

– Просто времена сейчас не те, – вздохнула девушка. – Подумать только, нам самим приходится мыть полы, а раньше этим занималась приходящая поломойка. До чего несправедливо.

– Вот что я тебе скажу: прекращай-ка разговоры. Полы в библиотеке не мыты, перила парадной лестницы не натерты, не будь ты моей племянницей, вылетела бы уже отсюда!

Девушка поджала губы, явно раздраженно, а не обижено. У нее-то наверняка были иные планы на жизнь, чем у рачительной и приземленной тетушки. Кому же хочется прозябать и экономить, имея такую свеженькую смазливую мордашку и стройные ноги? Происхождение у нее не знатное, родители небагатые, да и тест на одаренность она, судя по работе, провалила. Какой уж тут выбор, остается идти в содержанки к богатому мужчине. В мечтах она уже должно быть представляла себя респектабельной и уважаемой экономкой, по ночам согревающей постель господина и получающей щедрые дары. А тут – какое разочарование! – выяснилось, что даже в любовницы господа предпочитают брать ровню. Благородные нотты горничных не пользуют. Это бы значило, что нотт урод и бедняк, и ни один отец не отдаст ему свою дочь.

– А что скажете о Симелле? – спросила девушка. – Она была настоящей куртизанкой, как у людей!

– Если не ошибаюсь, ее пытались сжечь разгневанные жены и сестры мужчин, которых она окрутила. И скажу тебе, лучше бы сожгли. Не хотела бы я жить такой уродиной, какой она стала после пожара. А кавалеры? Ни один не помог! Все забыли о былой красавице.

– Просто невезение… – девушка обмахивалась старым выпуском «Пойманной синицы» с улыбающейся с первой полосы Кастиллой.

– Нет, справедливое возмездие, – назидательно изрекла повариха. – Пусть земляне надеются на божков, но истинная справедливость исходит от общества, а оно не потерпит праздношатающихся прихлебателей. – Женщина бросилась к вскипевшему супу и напустилась на племянницу: – Негодная девчонка. Иди и займись делом, иначе расскажу хозяйке, и тебя прогонят прочь!..

***

Я проснулась в холодном поту.

Я могла незримой тенью следовать за Еленой, поскольку нас связал обряд… В остальных случаях моей душе полагалось оставаться на месте, а не бродить где вздумается. Мне припомнилась ужасающая история одной женщины, в тайне баловавшейся магией и, в конце концов, доигравшейся: во сне душа стала отделяться от тела, и вернуться назад было очень тяжело. Она говорила, поначалу было интересно наблюдать за друзьями, родственниками и просто незнакомыми людьми, но потом приходилось часами топтаться над своим телом. Несчастная стала избегать сна из боязни не очнуться и в скором времени умерла от истощения и истерии.

Оставалось лишь надеяться, что усиление способности произошло из-за пребывания в родном мире. Вздохнув, я облачилась в платье, подготовленное горничной, пока я спала. Как и обещал Гай, нотта Ариадна пожаловала несколько платьев и портниху, лишь бы от нее отстали и не требовали личной встречи.

Платья были красивые: шелковые, хорошо скроенные, кричащие о высокой цене и респектабельности. Портниха подогнала их под меня – благо мы с Ариадной были почти одного размера, – и я обзавелась гардеробом пристойной нотты.

Я не так уж возражала. Приталенные платья с овальным вырезом и подолом с мягко спадающими складками сидели на мне хорошо, и были к лицу. Будь я женой и матерью только их бы и носила, но, увы, в работе оперативника они не уместны и чего греха таить, мне не по карману. Простегай ножки по одежке, как то так.

К ужину я спустилась в темно-синем платье, отделанном по краю выреза и рукавам золотой нитью. Волосы горничная убрала в узел на затылке, пустив на спину несколько локонов. Я бы пренебрегла приличиями и поужинала в комнате, но, во-первых, это бы обидело Гая, а во-вторых, гостивших у него знакомых. Не хватало еще, чтобы говорили, что сестра будущего Патриарха затворница, невежда и воротит нос от общества. А раз так, выглядеть нужно как надо.

Среди гостей Гая был патриарх Дома Змей, с молодой женой. Они представляли собой типичную эонскую пару: ему за восемьсот, ей – шестнадцать. Молоденькое мясо для старого льва. Первая жена почтенного нотта была старше и знатнее, она умерла прошлой весной не оставив детей. Вторая жена, судя по выпирающему животу, долг свой знала.

В Домах, где власть исконно передается по мужской линии, а таких большинство, заводить семью принято поздно, лет в семьсот-восемьсот. Так намного меньше мороки с наследованием земель и титулов. Ведь мало кто будет покорно ждать тысячелетие, скорее свергнет родителя…

Девочка была тихая. В свободном длинном платье, скромно убранными в косу волосами и несколькими рядами жемчугов на груди она выглядела рабыней, а не женой. Впрочем, так оно и есть. Может статься она не умеет писать и читать. Хорошая жена должна рожать наследников, следить за прислугой и варить мыло. Ее не запирают в женской половине дома и разрешают бывать на трапезах и приеме гостей, но ей не положено петь, танцевать или играть на музыкальных инструментах. Никто не ждет от нее осведомленности в политике, литературе или истории.

Меня напрягало это разделение. «Порядочные» жены и женщины из йорт и офицеров.

Ужин прошел в благожелательной атмосфере, никто не пытался уязвить меня или заикнуться об истории с арестом. На пороге столовой Гай придержал меня за руку и тихо сказал, что мое заявление об отпуске принято. Мы оба понимали, что это значит.

После десерта мужчины отправились пить марочный коньяк в кабинет, а мы с женой Патриарха (тетушка отказалась от ужина, сославшись на мигрень) потягивали чай в малой гостиной. Полагалось коротать это время за беседой или музыкой, но я никак не могла перестать думать о следующем ходе Яна. Вполне возможно он отпустил бы меня раньше, но теперь, когда я сбежала, и он понял, что мне есть что скрывать… нет. Я сама вырыла себе могилу и теперь есть два выхода: лечь в нее самой или уложить кого-то другого.

Елена как-то сказала, что наша раса напоминает ей людей с аутизмом из-за эмоциональной холодности и нежелания общаться. Должно быть обаятельной ведьме мы представляемся ожившими манекенами – движущимися, но пластмассовыми. Но мы не пластмассовые. Я не пластмассовая. Ян и Кастилла рано или поздно заплатят за то, что сделали. Положа руку на сердце, Яна мне даже жаль. А для тети, хладнокровно отправившей на тот свет отца и мать, прощения у меня не заготовлено. Думается слова Гая, я поняла верно – кому еще была выгодна их смерть?

В камине треснуло полено, и я сосредоточилась на том, как огонь медленно поедает древесину. Над камином, там, где большинство семей вешает портрет какого-нибудь знаменитого прадедушки, висел двуручный меч, такой огромный и тяжелый что его просто снять со стены уже было подвигом. Якобы им орудовал Патриарх нашего Дома во время битв Безвластия, разрубая противников как глиняные горшки, разом с доспехами и конем.

Гай как-то признался: меч был увеличенной раза в два копией оригинального клинка, чем навсегда подорвал мою веру в эпических героев. Лгут легенды, лгут летописцы, кругом одни лгуны.

Вот прабабка наша нотта Вифиния совсем другое дело, выдающаяся женщина, пережила пятерых мужей. Первые два умерли сразу после помолвки, третий – подавился пирогом на свадебном пиру, четвертого сбросила лошадь на утро после брачной ночи, а пятый, если верить слухам, подхватил лихорадку от одной из наложниц и сгорел за три дня. Страшной женщиной была моя прародительница. Совладать с ней смог только ее шестой – и последний муж, – и если уж быть до конца откровенными, то и его она тоже пережила.

Правда скончался он своей смертью после восьми веков счастливой семейной жизни, в окружении детей и внуков. Как раз накануне Безвластия. А Вифиния, проводив мужа в последний путь, возглавила войско Дома. После ее смерти Патриархом стал ее старший сын, умный и храбрый, но видимо не достаточно осторожный. Он продержался у корма власти не больше года, и пал от руки чьего-то оруженосца. В конечном итоге от него остался только меч, тот самый, что висит теперь над камином у Гая. Одни рождены собирать трофеи, а другие – быть трофеями.

Девушка рядом со мной вежливо кашлянула, и я повернулась к ней, придав лицу дружелюбное выражение.

– Откровенно говоря, вы не очень хорошо выглядите, – начала она, немало меня удивив. – Как вы согласились стать йорт? Зачем подвергать себя такой опасности?

– Меня не устраивало место, которое в нашем обществе отводиться женам. Вечное подчинение и несвобода. И как бы странно это не звучало, мне обычно нравится соревноваться с противником в уме и скорости, – во всяком случае, пока он держит руки при себе. – А вы? Каково быть женой?

– Меня не огорчает мое место в жизни. Оно у меня есть и мне не надо ни о чем думать. Делами занимается муж, а я делаю что угодно моему сердцу – вышиваю, тку гобелены, или учу старинные баллады. Никто не ставит под сомнение мою власть или респектабельность, я обеспечена и защищена. Вот вы сидите, и у вас нас куле проступает синяк… та или это свобода, ради которой следует идти против общества?

Я не стала возражать. Может девушке повезло, может муж действительно испытывал к ней нечто большее, чем желание получить наследника. А может, просто не будет трогать до той поры, пока не обзаведется им. Кто знает? Роль зависимого так переменчива.

– Правила существенно упрощают жизнь, роли распределены не просто так, – сказала она, почти дословно повторяя слова которые я и сама твердила так часто, что почти поверила в них. – Как тихо, – резко перевела она тему, отставляя на столик полупустую чашку чая. – Если желаете, я могу спеть какую-нибудь балладу. Муж говорит, у меня неплохо получается.

Я кивнула, не желая казаться необщительной или нетактичной. Девушка взяла гитару, какое-то время пыталась удобнее пристроить – мешал большой живот, – а потом некоторое время перебирала аккорды. А когда запела, голос оказался неожиданной силы и чистоты. Низкий и грудной, никак не соответствующий этому хрупкому телу. Очень странная девушка.

Звуки взлетали и падали, примерно на середине баллады дверь распахнулась, впуская в гостиную мужчин. Гай улыбнулся мне, но его лицо изменилось, когда он услышал слова. Патриарх тихо заметил, что уж очень грустную тему выбрала его жена сегодня, но та не обратила на это никакого внимания продолжая перебирать струны и петь:

Вот оба склонились уста освежить

Студеной водою ручья.

Но кровью горячего сердца его

Под ним обагрилась струя.

— Ты ранен, ты ранен,— сказала она,—

И кровь твоя в воду бежит

— О нет, дорогая,

Пурпурный мой плащ,

В воде отражаясь, дрожит.

Опять они скачут при свете луны,

Несутся всю ночь напролет.

У темного замка сошел он с коня

И крикнул, стучась у ворот:

— Открой поскорее, сударыня-мать,

Усталого сына впусти.

Желанную гостью на краткую ночь

Ему довелось привезти.

Спеши приготовить для сына постель,

Вели ее мягче постлать.

Жену молодую со мной положи —

И долго мы будем спать!

Он тихо скончался ночною порой,

Подруга — в предутренней мгле.

Пусть горестный жребий влюбленной четы

Не ждет никого на земле!

У церкви Марии беглянка лежит,

А рядом — погибший любовник.

Над ней белоснежная роза цветет,

Над ним — темно-красный шиповник.

Кусты разрослись и ветвями сплелись,

И в мае цветут они оба,

И шепчут они, что лежат в их тени

Два друга, любивших до гроба.[12]

Когда гости разбрелись по комнатам мы с Гаем вышли в сад подышать воздухом. Слова «Трагедии Дугласов» все еще гремели надо мной как страшное пророчество. Неумолимое и безжалостное. Пророчества никогда не осуществляются сразу: они сбываются, когда ты успокоился, и роковые строки почти стерлись из памяти. Когда ты меньше всего ждешь удара.

Мы просто брели по мощеной дорожке, от одного освещенного окна к другому и молчали. Луна на темно-синем бархате небесного свода была почти идеально круглая, и я не могла перестать смотреть на нее.

Гай шел рядом погруженный в свои мысли. Мы и раньше могли молчать, просто наслаждаясь обществом, этим ощущением присутствия, тепла, но никогда – так долго. Я вынуждена была признать, что за четыре года он превратился в незнакомого мужчину. Мне было неведомо, о чем он теперь думает, о чем мечтает или о чем молчит. Говорит теперь в случае, когда молчать нельзя, кроткими фразами и почти не шутит. Иногда промелькнет что-то знакомое, но… только промелькнет.

Я повернула к распахнутым стеклянным дверям гостиной, и Гай пошел за мной. Его мать переставляла безделушки на столике.

– Входи, я еще немного погуляю, – сказала я, и он послушался и, кивнув каким-то своим мыслям. Я отступила в тень. Нотта Ариадна увидела сына и села на тахту, похлопав рукой рядом с собой.

– Иногда я корю себя за то, что мы дали тебе слишком много свободы. Это моя вина. Твой отец был прав, когда говорил что будущему Патриарху нужно заранее привыкать к грузу ответственности который ляжет на его плечи. Тебе пора подумать о будущем, – она помедлила, – о семье.

Гай улыбнулся и взял мать за руки.

– Мне еще рано об этом думать.

– Никто не заставляет тебя жениться сейчас, – мягко сказал она. – Присмотрись, выбери подходящую семью – достаточно знатную, с хорошими генами. Заключи контракт и когда твоя избранница достигнет подходящего возраста – лет через десять-пятнадцать…

– Кто знает, во что превратится милый ребенок? – возразил Гай.

– Как это по-мужски! – женщина вздохнула. – Ведь так прекрасно – иметь возможность самому научить юную девушку всему, что ты хочешь видеть в жене. Она будет молода, научена почитать мужа и вести себя в обществе, и поверь мне – ничего более не требуется. Она будет куском мрамора, из которого ты создашь свою Галатею.

Гай нахмурился, я почти слышала его мысли «Хватит, одну уже вырастил».

– Женщина это не просто красивое тело и правильные поведенческие навыки.

Тетушка позволила себе криво усмехнуться.

– Умные женщины никогда не становятся женами умных мужчин, они предпочитают править, а не быть чьей-то тенью. Пусть даже тенью любимого человека. Они не так устроены. Так что смирись и выбери надежный тыл.

– Мама, ты веришь в любовь?

Тетушка перевела взгляд на благопристойно сложенные на коленях руки и после затянувшейся паузы ответила:

– Верю. Но я также знаю, она имеет свойство кончаться. И да сохранят тебя Проклятые, если врагом станет твоя умная и хитрая женщина.

Я вошла, как только Гай вышел в коридор. Могла бы воспользоваться парадным входом но это было бы просто глупо, кроме того я не сделал ничего предосудительного. А с Гаем не стала входить, чтобы не нервировать Ариадну. Может это была ошибка. Люди, которые вбили что-то себе в голову, видят свидетельства вины в любых нейтральных мелочах.

Ариадна посмотрела на меня с раздражением. Родственной привязанности между нами никогда не было. Нотта ненавидела мою мать – та вышла замуж за мужчину не самой выдающейся колдовской силы, а тетю Кастиллу, за то, что она подцепила партию лучше, чем сама Ариадна. Тетушка считала себя любимой дочерью и законной наследницей состояния нашего Дома. Ее не останавливало даже то, что она младшая дочь и по закону последняя может претендовать на власть в своем поколении. Никто впрочем, не сомневался, что она откажется от должности в пользу Гая. Гая она любила больше жизни и, не задумываясь, вырвала себе сердце, лишь бы с ним все было в порядке.

– Все еще одна? – наедине она позволяла себе отойти от образа благовоспитанной дамы.

– Зато вас можно поздравить с рождением второго внука. Вернее внучки.

– Это твоя вина, – она не смотрела на меня продолжая составлять букет из сухих цветов. Розы, ирисы, амарант. Воздух был пропитан ее духами с главенствующими нотами мышиного гиацинта, свежего и сладкого.

– Отцы-основатели, нотта Ариадна, вы меня с кем-то путаете, я не принимала участия в появлении ваших внуков.

– Развратница, – выплюнула нотта, тонкие губы поджались, породистый нос наморщился. – Ты сбила Гая с пути истинного.

«О, «королева» в возмущении».

– Не драматизируйте. Вам нужно найти другое хобби вместо того чтобы распускать всякие пошлости о родственниках.

Мне всегда было интересно, как у такой глупой и недальновидной особы как Ариадна мог родиться такой умный и способный сын? Тетушка отчаянно пытается оклеветать нас с Артуром, чтобы лишить поддержки среди Патриархов и настоять на должности для Гая. Как будто кто-то сомневается, что он ее достоин – в нашем поколении он действительно лучший. Можно избежать многих проблем, если самим их не выдумывать на пустом месте.

Утром я с трудом поднялась с постели – ушибы всегда болят сильнее на следующий день. Если верить ощущениям какие-то садисты ночью спутали меня с отбивной и пару-тройку раз прошлись по телу молоточками для отбивания мяса. В ванной из зеркала на меня уставилась физиономия с синяками под глазами, ранкой на скуле и опухшим носом. А его-то я, когда успела разбить?

Осторожно умывшись прохладной водой, я старательно замазала лицо тональным кремом, подрисовала брови и накрасила ресницы. Ужасающий вид выжившей жертвы маньяка превратился в просто утомленную офисную работницу со слегка опухшим лицом. Ничего, регенерация у нас быстрая, к вечеру должно стать не так катастрофично. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

Наскоро позавтракав в малой столовой, я набросила на плечи шаль и отправилась на поиски Гая. По утрам он обычно упражнялся со шпагой, а потом около часа ездил верхом. Если повезет, успею перехватить его в конюшне и поговорить без свидетелей. Надо что-то решать. Пусть меня отстранили от расследования и согласились считать, что я в «отпуске», пусть. Ян уж очень быстро и охотно пустил по моему следу наемников, и я сильно сомневаюсь, что он оставит меня в покое, даже если я приду и торжественно пообещаю не приближаться к управлению на расстояние пушечного выстрела. Как он всегда говорил мне: убей, или умри.

Гая я застала возле конюшни, он как раз вернулся с прогулки и передал Храброго конюху. От Гая пахло кровью, свежей землей и чуть-чуть – нероли. Вампирами.

Похоже, из отдыха в уединенном охотничьем доме, затерянном в Зауралье Гай привез не только тесную дружбу с двусущими, но и привычку якшаться с кровососами. Отцы-основатели, слишком часто я в последнее время сталкиваюсь с этими скрытными и редкими тварями. Что подвигло их покинуть склеп? Что заставило Гая встречаться с ними? Выражаясь языком Елены, какого дьявола, господа?

Скосив глаза, я попыталась незаметно осмотреть шею Гая не предмет преступления, таких маленьких, обманчиво неопасных дырочек. Конечно, кто-то предпочитает «другую сервировку», но большинство кусают за шею, это дает им чувство контроля над ситуацией и власти.

И тут ужасная мысль разорвала разум вспышкой сверхновой. Я схватила опешившего Гая за куртку и хорошенько встряхнула.

– Поглоти тебя Ермунгард, ты же не продаешь кровососам человечину?!..

– Нет, – ошарашено ответил он, глядя на меня широко раскрытыми глазами с таким выражением, будто его укусила за ногу туфля. – С чего ты взяла?

Отпустив его и отступив на несколько шагов, я облегченно выдохнула и запустила руку в волосы, ероша их.

– Что еще я должна думать? Ты возвращаешься с прогулки, благоухая то ли как могильная подстилка, то ли как чересчур удачливая жертва неудачливой пиявки. Но на тебе нет укусов, ты не пахнешь страхом, и … я надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы не водить с тварями шашни.

Гай скрестил руки на груди, серые глаза смотрели холодно.

– Какая трогательная забота о моей нравственности.

– Не ерничай и не сердись.

Он придал лицу спокойное выражение и расслабил плечи. Я постаралась выглядеть не так агрессивно.

– Я надеялся, ты не откажешься присоединиться ко мне за утренним чаем.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒