Дарья Доцук 3 страница

— Он тебя убьет!

— Пусть! Я должна ее увидеть.

Эра свернула с тропы. Исцарапав кустарником ноги, подошла к замку сбоку. Стражники ее не заметили. Они сидели у парадного входа, лениво бросая кости. Один прихлебывал ягодную наливку.

«Дурная слава охраняет замок лучше, чем эти сторожа» — подумал Вик.

Эра встала под окнами и негромко позвала сестру на том языке, который они придумали в детстве. Звук был красивый, похожий на орлиный клекот. Ответа не было. Эра позвала снова. И в третий раз.

В самом узком окне, похожем на щель, почудилось движение. Показалась бледная до синевы, худая рука. Не рука даже, а кость обтянутая кожей. Эра испугалась и вжалась в стену.

И вдруг раздался ответный клекот. Слабый, тихий, но это был их детский язык!

— Пришла, пришла! — сказала Ану и рассмеялась. — И никакие твои чудовища ее не остановили. Она превратит меня в бабочку, и я улечу к своему сыну. И мы пойдем по волнам к солнцу. По волнам, по волнам к солнцу.

Ану расхохоталась и взмахнула рукой.

— Ану? — позвала Эра.

— Слышишь, она уже здесь! Она заберет меня, и мы станем гулять по волнам. И никакие чудовища нас не догонят! Я стану бабочкой и буду сидеть на пальчике у своего сына.

Она вскрикнула по-орлиному и снова засмеялась безумным смехом.

Эра прошептала:

— Ану…

Ноги ее не удержали, она села под стеной и обхватила руками колени.

— О, завела свое, — послышался голос старого стражника. — По ней часы можно сверять.

— Тошно, — отозвался второй, совсем еще молодой.

— Ничего, привыкнешь. А пока запивай, — рассмеялся старый. — Наливка — чудо! Ничего наутро не вспомнишь!

— Так уж и ничего, — буркнул молодой.

— Клянусь, как отрежет!

— Нет уж. Кто-то же должен замок стеречь.

— Да сюда и близко никто не подойдет! — сказал старый и глотнул наливки.

— По волнам, по волнам к солнцу! — распевала Ану.

— Он что, никогда ее не выпускает? — спросил молодой.

— Только в новолуние. Боится, как бы солнце не испортило ее белую кожу. Но сейчас, когда она опять на сносях, он ее не беспокоит, даже в опочивальню к себе не зовет.

— Никакие твои чудовища нас не догонят!

— Заработаю денег и уплыву отсюда, — сказал молодой.

— Ха! Я то же самое говорил! И погляди на меня теперь.

— Потому что ты все деньги спускаешь на это пойло.

— Пойло! Да эту наливку даже граф подать не постесняется!

Молодой ничего не ответил.

— Странный ты парень, Калиф, если б мой отец владел борделем… Ух! Я был бы самым счастливым мальчуганом в Норре. А ты — уплыву, уплыву.

— Я за тобой вернусь, — прошептала Эра и, прижав к себе Вика, стала осторожно спускаться со скалы.

Она услышала достаточно и знала, что нужно делать.

Глава 16. Уговор

— Сколько стоит уплыть из порта? — спросила Эра у моряка с белыми усами.

На нем была иноземная синяя форма, на груди — изображение ледяной скалы посреди моря. Он точно не был наемником Черной акулы — те носили черную форму с эмблемой разверстой акульей пасти. К тому же в кабаке он был одним из немногих, кто еще сохранял способность говорить под воздействием выпитого.

— Смотря куда ты собираешься, красавица, — заинтересовался Моряк, разглаживая усы.

— На Континент.

— Путь неблизкий, — прикинул Моряк. — Семьдесят. Сто двадцать, если хочешь каюту.

— Когда вы отплываете?

— «Граф Керин» отходит в третий час от рассвета.

Эра кивнула и скорым шагом двинулась по улицам, затем через опустевший рынок к дому Айи и Макки.

Айя встретила ее с ужасом в глазах.

— Он приходил! Искал тебя! Макке пришлось достать нож, чтобы он ушел.

Эра закрыла глаза. Значит, времени еще меньше, чем она рассчитывала.

— Айя, мне нужны деньги. Я должна увезти Ану на Континент. У нее будет ребенок.

— Ану? Но как вы…

— Я нашла людей, которые нам помогут. Но обоим необходимо заплатить.

Не успела она договорить, как Айя достала две туго перевязанные бечевкой пачки ларионов.

— Это все, что я накопила от продажи наливки.

Эра приблизилась к Айе, и они надолго соприкоснулись лбами. Вику показалось, что он видит, как укрепляется в каждой из них внутренняя сила.

Макка тем временем собрал в большую сумку съестное, сдернул с крючка накидку с капюшоном для Ану и протянул Эре нож.

— Чтобы нам было спокойнее.

В темноте подъем был опасным и долгим. Вика пришлось убрать в сумку — Эре нужны были обе руки, она проверяла каждый камень, прежде чем за него ухватиться. Сумка тяжелила спину, приходилось пригибаться к земле, чтобы сохранить равновесие.

Они не разговаривали. Каждый оставался наедине со своими мыслями и не впускал в них другого. Вик старался успокоить чувства, но ничего не выходило. А что если Калиф откажется помогать? Или Черная акула проснется? И еще этот Охотник!

Тревога поедала Вика, но он не смел разделить ее с Эрой, чтобы ни на миг не поколебать ее решимость. Он думал о малыше, который, если в третий час от рассвета им удастся взойти на корабль, родится в море.

— Как вы его назовете? — спросил Вик. Эта неожиданно радостная мысль потеснила тревогу.

«Мы назовем его Ару, “свободный”. Он будет смотреть на солнце и море столько, сколько пожелает» — мысленно ответила Эра.

И Вик почувствовал, что идти ей стало легче.

Глава 17. Чудовища

Калиф стоял на краю скалы и наблюдал, как волны идут на берег. Счастливые, им не нужны деньги, чтобы странствовать по свету. Парусники, рыбацкие лодки и два парохода теснились в гавани, а моряцкие песни из кабака были слышны даже здесь. Калиф сплюнул.

Второй стражник вовсю храпел, предавшись сладостному забвению, которое дарила наливка.

Калиф услыхал шорох сухой травы под чьим-то шагом. «Птица или ночной зверек» — подумал он, но пошел проверить, чтобы отогнать скуку.

Эра протянула ему деньги.

— Вот, чтобы ты мог уплыть! Прошу, помоги мне.

— Кто ты такая? — опешил Калиф.

— Я пришла за сестрой.

Юноша попятился, решив, что разум играет с ним — слишком глубоко он задумался о заточенной дикарке и о своем побеге из Норра.

Но женщина не исчезала.

— В третий час от рассвета отплывает корабль, мы должны на нем оказаться. Прошу тебя, Калиф, помоги мне. Этих денег хватит, чтобы ты смог добраться до Континента.

Калиф нахмурился:

— Акула подослал тебя, чтобы меня испытать?

— Я слышала твой разговор с другим стражником. Он пил наливку, которую готовит Айя, мы выросли в одной деревне. Охотники уничтожили мое племя, сестру Ану продали Черной акуле, а Айю — в дом терпимости твоего отца Гази. Айя пыталась убить себя, и Гази выбросил ее на улицу умирать. Ее подобрал торговец вином. Теперь у них есть сын — Киа. Это они помогли мне деньгами. Деньги от продажи наливки, которую ты так презираешь. Но она может подарить нам свободу. Сделай это ради ребенка, которого носит под сердцем моя сестра. Он не должен расти среди чудовищ.

Эра крепко сжала его руку в попытке передать ему часть своей внутренней силы. Калиф почувствовал горе за ее плечами, увидел в свете луны ее глаза, полные мольбы. Вспомнил дикарку, которую отец купил у охотников. У той были точно такие же узкие глаза. «Не жалей ее, Калиф, — сказал отец. — Она и не человек вовсе, а лисица, которая — отвернешься — перегрызет тебе горло».

— Жди здесь, — велел Калиф и отправился в замок.

Он двигался уверенно, чтобы не давать Акуле повода для подозрений.

Акула не спал. Он сидел в кресле в галерее. Из больших аквариумов на него смотрели заспиртованные головы чудовищ. В свете факелов и сам Акула казался одним из них.

— А, Калиф, — сказал Акула и усмехнулся. Язык его заплетался — в руке была наполовину пустая бутылка. — Что случилось?

— Госпожа требует воды. Иду наполнить кувшин, — соврал Калиф.

— Хорошо, иди… Калиф?

Юноша застыл. Страх обвил его тело, как змея.

— Да, хозяин?

— Ты наблюдаешь за морем?

— Очень внимательно, хозяин.

— Видел его?

— Пока нет, хозяин.

Акула сделал горький глоток.

— Он приплывет. Он поймет, почему я так поступил, и простит меня. Посмотри, сколько морских сыновей я забрал себе, утверждая свою власть. — Акула обвел взглядом чудовищ. — Пришло время отдавать долги.

Акула вылил в рот остатки спиртного и вытер губы.

— Ступай, отнеси воды моей жене. Она должна родить здорового малыша. Человек слаб и беспомощен, только море способно сделать его великим. Он будет даже прекраснее своего брата. Вот увидишь, люди будут слагать легенды о морских сыновьях Черной акулы и Белой дикарки.

С этими словами он выронил бутылку и с улыбкой на устах погрузился в сон.

Глава 18. Третий час от рассвета

Калиф вывел Ану из замка. Она глядела на луну и широко улыбалась, поглаживая большой живот.

— Ты хороший стражник, ты водишь меня гулять чаще, чем предыдущий.

Увидев сестру, Эра испугалась. Лицо Ану было мертвенно-белым, серебристые волосы поредели, она едва могла идти без помощи Калифа.

Напряжение, в котором Эра дожидалась Калифа под стеной, разом покинуло ее, и она ощутила страшную усталость. Но вместе с усталостью пришло успокоение.

— Ану! — Эра кинулась к сестре и зашептала: — Я пришла за тобой, мы поплывем по волнам к солнцу, и никакие чудовища нас не догонят.

— По волнам, по волнам к солнцу, — пропела Ану.

— Все точно как вы говорили, госпожа, — улыбнулся Калиф, и вместе они покинули скалу.

Жизнь в порту начиналась на рассвете. Возвращались на берег утомленные ночной вылазкой рыболовы, на пирсе уже топтались торговцы, желающие поскорее наполнить свои тележки. Качаясь и щурясь на первом солнце, из кабака выходили матросы и принимались загружать трюмы.

Старьевщик со своей тележкой был тут как тут в надежде продать что-нибудь отплывающим. То и дело слышался его любезный голос: «Кухонная утварь, башмаки, одежда, украшения! Возьмите, молодой человек, в подарок невесте».

Эра кутала сестру, стараясь получше закрыть ее лицо и живот. Ану капризничала и противилась капюшону — ей хотелось без конца смотреть на солнце.

— У тебя же глаза заболят с непривычки, — ругалась Эра. — Постой хоть минуту спокойно!

Калиф, тоже накинувший капюшон, выглядывая моряка с белыми усами. Эра беспокоилась, как бы не появился Охотник. На всякий случай она держала в рукаве нож.

Юноша часто оборачивался на скалу. Старый стражник уже должен был проснуться и обнаружить пропажу. Как только разойдется слух, что дикарка исчезла, сотни головорезов Акулы выйдут на поиски. Где же этот моряк!

Ожидание выматывало. Вик чувствовал себя совершенно беспомощным — будучи надежно спрятанным в сумке на случай появления Охотника, он даже не мог высматривать моряка с айсбергом на груди.

«Скоро, уже скоро» — говорил он себе, а внутри все горело.

Наконец появился Моряк. Не остановился, прошел мимо.

Эра схватила его за руку и всучила деньги.

— Помните наш уговор? Нас трое.

Моряк нахмурился, пересчитал купюры.

— Не помню никакого уговора.

«Наливка! — сообразил Вик. — Ему отшибло память!»

— Нам надо на Континент, — напомнила Эра, заметно нервничая.

— Здесь не хватает, — спокойно сказал Моряк.

У Вика застыло нутро.

— Вы говорили, семьдесят с человека, сто двадцать если с каютой, — сказала Эра, голос ее стал напряженным.

Калиф беспокойно оглянулся. Это не укрылось от Моряка. Троица в капюшонах очевидно задумала побег, обратного пути у них все равно нет — придется выложить столько, сколько он скажет.

— Не знаю, откуда эти цифры, — невозмутимо ответил он. — Накидывайте пятьдесят, и я подумаю.

— Хорошо, хорошо, — Калиф достал из-за пазухи деньги, которые получил за спасение Ану, и не считая отдал Моряку.

Моряк довольно хмыкнул в усы. Пригляделся повнимательнее к Ану.

— А эта еще и на сносях! Что я буду делать, когда она разродится на корабле! Нет уж, забудьте!

Эра вцепилась в его руку.

— Стойте! Сколько вы хотите?

— Еще двадцать сверху.

Вик знал, что у них не было этих денег, а бежать к Эре было уже небезопасно. Калиф пытался сторговаться, даже пригрозил Моряку ножом, но тот стоял на своем.

— Старьевщик! — сказал Вик Эре. — Он может меня купить.

«Нет, Вик, мы раздобудем деньги, я сбегаю к Айе!» — запричитала в мыслях Эра.

— Не успеешь, — сказал Вик. — Давай, пока есть возможность.

«Нет, я не могу! Как я буду жить, зная, что поступила так с тобой?»

— Для меня главное, что вы будете в безопасности. Что малыш Ару увидит море и солнце, свою маму и тетю. Калиф о вас позаботится. Прошу тебя, разреши мне помочь вам.

Эра положила руку на сумку, провела ладонью по раме.

«Вик…»

Она окликнула старьевщика, тележка мигом развернулась и прогрохотала к ним.

— К вашим услугам!

Эра достала Вика из сумки. Солнце на мгновение ослепило его, и он увидел восхищенное лицо старьевщика.

— Нам нужно двадцать ларионов, чтобы оплатить проезд этому господину.

— Двадцать? — с сомнением протянул старьевщик и постучал ногтем по раме.

— Это очень необычный портрет, другого такого нет, — сказала Эра.

— Но двадцать… Рама кое-где повреждена.

— Отчаливаем через две минуты, — поторопил Моряк.

Вик понял, что должен действовать.

— Я знаю, вы слышали о Вильте-художнике, который нарисовал меня, иначе не заинтересовались бы мною так живо, — сказал Вик так, чтобы кроме старьевщика никто услышал.

Старьевщик сперва отпрянул, но тут же приблизился вновь. Восторг и испуг запечатлелись в его желтых глазах.

— Поговаривали, что сам дьявол научил его рисовать, — продолжал Вик. — Все его картины были сожжены. Остался только я.

— Невероятно, — пробормотал старьевщик и полез за кошельком. — Возьмите, вот ваши деньги.

— Ну что ж, добро пожаловать на «Граф Керин»! — сказал Моряк, пряча добычу за пазуху.

Старьевщик пристраивал Вика на своей тележке. Эра обернулась. Слезы блестели в ее глазах, точно волны на солнце.

Как мечтал Вик улыбнуться ей! Один раз. Улыбнуться и показать, как она осчастливила его, какую ценность только что обрела его жизнь. Но он не мог улыбаться, только говорить. А слова… Никакие слова не находились, чтобы сказать ей все, что было у него на душе.

— Калиф позаботится о вас, — повторил Вик.

«А как же ты?» — спросила Эра одними глазами.

— Я справлюсь.

Эра кивнула и отвернулась, освобождаясь от слез.

Глава 19. Свидетель

Старьевщик катил тележку по тесным улочкам — все время вверх. И как ему это удавалось — такому высушенному, худосочному?

— Отдала за двадцать ларионов! — посмеивался он. — Единственную в мире говорящую картину! Что за удивительный день выпал на твою долю, старина Ду́мман!

В лавке под вывеской «Черная галка» было темно и прохладно. Всюду стояли сундуки, подсвечники, кувшины, книги в толстых кожаных переплетах, по стенам висели мрачные пейзажи и пугающие деревянные маски. Лавка напоминала пещеру сокровищ, о которой однажды рассказывал Вильта. Все было чистое, ни пылинки.

Старый Думман долго и бережно начищал Викову раму, смахивал кисточкой пыль и заодно расспрашивал о художнике.

— Неужто и впрямь продал душу дьяволу?

— Так говорят, — отвечал Вик. Разговаривать ему не хотелось.

— Жаль только, что никакой выгоды ему с этого не было, — со знанием дела сказал старьевщик. — Слыхал я, ни одной картины он так и не продал. Теперь-то знаменит, а уж ни картин, ни его самого. Как все меняется! Еще недавно люди боялись одного слова «дьявол», а нынче нарочно ищут с ним встречи. И ты — живое доказательство, что дьявол существует и охотно заключает сделки с людьми.

— Собираетесь показывать меня за деньги? — догадался Вик.

— Пока припрячу. Надо все хорошенько обдумать. Когда на руках такое добро, важно не прогадать.

Старьевщик закончил с чисткой, повесил Вика на стену и залюбовался.

— Одного не пойму: как ты оказался у этой дикарки? Пусть она кому другому рассказывает про мужнин подарок. Наверное, стянула у какого-то графа, и как бы не явился тот граф требовать свое добро назад.

Вик подумал об Охотнике, который сейчас рыщет по городу. Хорошо, что Эра уже далеко.

— Молчишь, — сказал Думман. — Чем-то зацепила тебя эта дикарка. Кто она такая?

Вик не отвечал.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами старьевщик и принялся записывать проданное в толстую книгу.

Вик наблюдал за прохожими. Одни бежали мимо, другие останавливались, рассматривали витрину, но лишь немногие заходили. Думман бросал перо и спешил на звон дверного колокольчика. Вику было тревожно: он не сомневался, что рано или поздно Охотник за ним придет.

В лавку вошли двое в «акульей» форме, и Вика обдало холодом.

— Добро пожаловать, господа, чем могу служить? — как всегда любезно осведомился Думман.
Головорезы презрительно оглядели лавку и его хозяина.

— У Акулы пропала дикарка, — сообщил один.

— Сбежала с Калифом, сыном Гази-бордельщика, — ухмыльнулся второй.

Эта ухмылка многое рассказала Вику: очевидно, Акула вмиг лишился всякого уважения своих людей. Что за пират позволит мальчишке увести свою женщину прямо из-под носа?

— Видел беглецов, а, желтоглазый? — спросил первый.

Думман покосился на Вика. Он, конечно, не приглядывался, но те трое в плащах на пристани, у которых он купил портрет… Они явно торопились покинуть порт.

— Любезные мои, мне некогда рассматривать людей, когда кругом столько ценных вещей! — развел руками Думман.

Люди Акулы рассмеялись.

— По мне, так пусть Акула сам ищет свою дикарку, — сказал выходя первый.

Когда они ушли, Думман выждал несколько минут и накинулся на Вика.

— А ну не темни! Только вы с дикаркой появились в порту, как тут же исчезает жена Акулы!

— Ты же слышал, она сбежала с сыном бордельщика, — невозмутимо ответил Вик.

Беспокойство старьевщика усиливалось:

— Если кто-то видел, как я покупал у той дикарки…

— Ну и что? Я всего лишь портрет. Мало ли у кого ты меня купил.

— Да ведь ей не хватало двадцати ларионов, которые я ей и дал! Они скажут, что я помог им бежать! Или ты не слышал, что на что способен Акула?! — Сам не свой от страха, старьевщик принялся мерять лавку шагами.

— Кто им расскажет? Точно не я, — сказал Вик.

— Ох, навлечешь ты на меня беду. Лучше спрячу тебя подальше, пока все не успокоится.

Вик не возражал. Он как раз не хотел висеть на видном месте, чтобы не попасться на глаза Охотнику.

И вот когда Думман снимал портрет со стены, в лавку ворвался он самый — Охотник. Лицо его от долгих поисков обгорело на солнце.

— Где та дикарка, которая продала тебе этот портрет? — прорычал он, хватая старьевщика за грудки.

— Я не знаю! Клянусь, не знаю! — заблеял Думман, выронив портрет.

Охотник снова встряхнул старика.

— Подумай еще раз! Эта дикарка, моя рабыня, — родная сестра Белой дикарки. Чуешь, какие тебя ждут неприятности? Говори где она!

Думман заметил, что мимо лавки неспешно идут еще две «акулы».

— На помощь! — заголосил он.

— Лучше не шути со мной, желтоглазый! — Охотник схватил его крепкой лапой за шею.

— На пристани! Сегодня утром она была на пристани!

— Вот это другое дело. Она села на корабль? Как он назывался?

— Не знаю!

— Сколько ты дал ей за картину? — не отставал Охотник.

— Двадцать ларионов.

— С ней был кто-то еще?

Вика парализовал страх. «Молчи, Думман, молчи» — умолял он.

«Акулы» заинтересовались потасовкой и вошли. Охотник ослабил хватку.

— Господа! — воскликнул Думман. — Этот человек утверждает, что в город прибыла родная сестра Белой дикарки. Думаю, вы обязательно должны его допросить.

«Акулы» переглянулись, подхватили Охотника и повели к двери.

— Я тут еще не закончил! — огрызнулся тот.

— Желтоглазый, какие у него к тебе вопросы?
— Да какие вопросы… — пожал плечами старьевщик. — Говорит, что я купил портрет у его рабыни. А мне откуда было знать — рабыня она или нет, я даже лица не разглядел.

— Ты, что ли, не слышал, что она говорила с акцентом? Ты должен был сразу же сообщить! — разозлился Охотник.

Думман развел руками:

— Лучше надо смотреть за своими картинами и рабынями.

Люди Акулы развеселились.

— А желтоглазый не промах!

— Господа, знал бы, что это чья-то дикарка, сам бы к вам за руку привел, — оправдывался Думман.

Второй головорез посмеялся над Охотником:

— Нашел тоже у кого спрашивать. Этих желтоглазых кроме деньжат и барахла ни черта не интересует.

— На какой корабль она села?! — снова закричал Охотник.

— Ладно, хорош голосить. Пойдем, расскажешь свою байку Акуле, а то он рвет и мечет, никаких зацепок.

Когда Охотника увели, Думман опустился на сундук и наконец выдохнул.

Вик был бесконечно благодарен старику.

— Спасибо, — сказал он.

Думман кивнул. Казалось, он и сам от себя такого не ожидал. Но тут ему в голову пришла идея. Вик заметил, как заблестели золотом его глаза.

— По моей команде будешь говорить с покупателями — за молчаливую картину много не дадут, сам понимаешь. А не то, — спохватился он, — я сейчас же догоню их и все расскажу. Я название-то запомнил — «Граф Керин».

С минуту Вик хранил молчание.

— Хорошо, — сказал он после паузы.

Думман хлопнул себя по коленям, радуясь, что не упустил момент. В жизни главное — не прогадать.
Глава 20. Поиски

Каждое утро Думман грузил на тележку кухонную утварь, украшения и башмаки и отправлялся торговать. Вик с нетерпением ждал его возвращения, чтобы узнать новости.

Поиски Белой дикарки продолжались. Акула вызвал к себе Гази, но тот предусмотрительно отрекся от сына, так что никаких претензий к бордельщику Акула предъявить не мог.

Акула велел привести на допрос Айю, которую подозревал в пособничестве побегу, но этому воспротивились его собственные люди. Зная темперамент Акулы, они не могли допустить, чтобы с Айей что-то случилось — это поставило бы под угрозу производство знаменитой наливки.

Головорезы прочесывали близлежащие острова и деревни, но следы Ану как волной слизнуло.

Акула ждал, что Калиф потребует выкуп за дикарку, а иначе на что она ему? Вик радовался — любое промедление Акулы давало сестрам преимущество. Они уже, должно быть, преодолели половину пути до Континента.

Шли недели, выкупа никто не требовал. Уличные музыканты сочинили песню о любви Калифа и Белой дикарки, в которой не один куплет был посвящен глупости Акулы. Когда Акула об этом прознал, то велел поймать певца и сбросить со скалы. После этого песни прекратились. Но в городе над Акулой по-прежнему посмеивались, а моряки один за другим уходили под чужие паруса.

В конце концов Акула продал все свои корабли графу, за исключением «Медузы», на которой плавал на заре своего пиратства, и отбыл на поиски Белой дикарки. Чудовищ Акула увез с собой. Думман своими глазами видел, как их грузили на «Медузу», весь город собрался посмотреть.

Охотник беспробудно пил в кабаке и всем рассказывал, что поплывет вместе с Акулой. Но просадив последние деньги, передумал и вернулся в лес.

Никто не желал наниматься на «Медузу» — поговаривали, что Акула совсем спятил и поведет корабль прямиком к морскому дьяволу. Пришлось Акуле набирать команду из местной тюрьмы. Граф не стал препятствовать побегу, хотя и знал о планах Акулы. Ему это было даже на руку: скорее всего, вся команда сгинет в океане или осядет где-нибудь на Ничьих островах, не вернутся же они в Норр без Дикарки.

И действительно, больше ни «акульего» флага, ни людей в «акульей» форме в порту не видели. Через несколько лет в Норр пришел слух, что «Медуза» села на мель у берегов Аранкана, где с моряками расправились каннибалы. Что касается Черной акулы, рассказывали, что он превратился в настоящую акулу и до скончания времен будет рыскать в океане Белую дикарку.

Глава 21. Желтоглазый

Когда история с Белой дикаркой поутихла, Думман стал готовить говорящий портрет к продаже. Отполировал раму и разослал письма нескольким графам. Один ответил, что в Норре все окончательно обезумели из-за дикарской наливки, другой пригласил Думмана в замок, а третий отправил своего человека, чтобы убедиться, что портрет действительно говорит.

Графский советник по редкостям, надменный человек с закрученными усами, услышав от Вика приветствие, вмиг сбросил свое высокомерие и предложил за картину пять сотен.

Вик заметил, как засверкали глаза старьевщика. Этих денег вполне хватило бы, чтобы перебраться в Черепашью бухту к младшему сыну и провести безбедную старость в окружении внуков.

Но Думман рассудил иначе: «Такой товар бывает раз в жизни. Главное, не прогадать! Если этот предлагает пять сотен, найдется тот, кто предложит больше».

Графский советник повышал ставку — шестьсот, семьсот, тысяча! И с каждым предложением аппетит старьевщика только разгорался. Дом, сад, обслуга, шелковые простыни, олений паштет на завтрак… Тогда дети быстренько вспомнят о родстве и сами слетятся к нему со всего света. Правильно, пусть гордятся отцом — шутка ли, завладеть единственным в мире говорящим портретом! Это же целое состояние!

И Думман выпроводил советника по редкостям, сказав, что тот может оставить себе свою жалкую тысячу.

То же случилось и у другого графа. Правда, тот уже предлагал две тысячи.

Слух о говорящем портрете гулял из одной усадьбы в другую, обрастая новыми подробностями. Это была излюбленная тема благородных дам, они всегда приберегали ее для десерта.

— Представляете, как чудно иметь такого компаньона! Не ест, не спит, ни в чем не нуждается, кроме гвоздика на стене!

— Не запрется в кабинете и не ускачет на охоту!

— Интересно, а петь он умеет?

— Что там петь! Я слышала, он предсказывает будущее!

Графы снисходительно улыбались:

— Помилуйте, ну о чем говорить с картиной?

А сами втайне писали Думману письма, предлагая за портрет все больше и больше, лишь бы порадовать даму своего сердца и опередить других господ.

Конечно, все хотели своими глазами засвидетельствовать удивительное свойство портрета, и Думман частенько становился почетным гостем на званых ужинах. Вик быстро стал главной забавой высшего общества.

Думман ужасно гордился:

— Где ж это видано, чтобы желтоглазого принимали в лучших ларийских домах! Да еще и приплачивали за это!

После каждого приема он все строже отчитывал Вика:

— Ты говоришь мало комплиментов! И зачем ты сказал, что не умеешь предсказывать будущее? Сколько раз тебе повторять: госпожу ждет изысканный сюрприз от тайного поклонника.

— Не могу же я всем говорить одно и то же.

— Да почему нет?! Эти наседки все равно услышат то, что захотят! Еще и приукрасят, пересказывая другим.

— Хорошо, буду говорить одно и то же, — соглашался Вик.

— Уж будь любезен, — ворчал старьевщик.

Они много путешествовали по острову. Это нравилось Вику больше, чем висеть на стене в лавке, рассматривая брусчатку и слушая бесконечное бормотание Думмана о грядущем богатстве.

Впрочем, иногда Вик забывал где находится — в трясущейся по ухабам телеге, на торжестве в усадьбе или на стене в лавке. Мысли уносили его далеко-далеко, на заснеженную гору на Континенте, где маленький Ару строил снежную крепость под вечнозелеными соснами, Ану кружилась на солнце и смеялась оттого, как чудесно сверкает снег. В деревянном натопленном доме Эра готовила похлебку, щедро сдобренную ароматными травами, а Калиф обнимал ее за плечи.

Чем известнее становился портрет, тем сильнее Думман боялся, что его украдут, и все мечты пойдут прахом. В каждом встречном старьевщику чудился убийца и вор, жаждущий завладеть портретом. Поэтому однажды путешествия прекратились.

Вик пытался образумить хозяина:

— Ты скопил достаточно, чтобы закрыть лавку и жить безбедно со своим сыном. Чего же ты ждешь?

— Главное не прогадать! — неизменно отвечал старик.

За годы цена портрета стала такой высокой, что уже никто не хотел его покупать. Мода на говорящую картину прошла. Теперь по усадьбам путешествовала тамаранская колдунья, которая говорила с мертвыми.

Думман больше не ходил торговать, после званых ужинов это казалось ему унизительным. Развлекался тем, что выпивал в таверне у Теи, где собирались желтоглазые, и рассказывал случайным собеседникам о своем величии. Конечно, никто ему не верил, но выносить в доказательство портрет из лавки казалось Думману слишком рискованным. В конце концов Думман заперся в лавке и заглушал свои печали вином.

— Это ты во всем виноват! — кричал он Вику. — Доволен? Я самый презираемый человек в мире! Желтоглазые — и те надо мной смеются! Я прогадал! Как же я прогадал!

Вик ждал, что со дня на день Думман выбросит его в море или сожжет, но потом перестал опасаться: кого же тогда старьевщик станет винить во всех своих бедах, кому пересказывать свои несчастья?

А между тем в порту становилось неспокойно. Однажды в лавку забежала Тея, желтоглазая хозяйка таверны.

— Плохие вести пришли из столицы, — сказала она. — У власти новый король — Тилгер Третий.

— Плевать мне на королей, — перебил Думман. — Хоть Сорок второй.

— Он обещал очистить остров от чужаков — темнокожих и желтоглазых.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒