|
|||
ГЛАВА 24: РУБИГЛАВА 24: РУБИ - Хочу напомнить тебе, что я растил тебя семнадцать лет. Сколько всякой одежды, еды... - Даже не видя его, я знаю, что мой папа ухмыляется. - Я отчетливо помню, как платил за твои молочные зубы. - Хочешь сказать, что Зубная фея не настоящая? - Именно, - отвечает он, - как и Санта. Все эти подарки были от меня. Хочу, чтобы ты помнила об этом, когда найдешь свое пиратское сокровище и разбогатеешь. - Эллиот говорит, что мы должны будем отдать его Смитсоновскому музею. - Вот же зануда. - Он пересказывает разговор маме, которая моет посуду и желает знать подробности. - Мама говорит, что он хороший мальчик. - Хм, хорошо. - Я на самом деле не люблю говорить о мальчиках с моими родителями. - Я должна идти. И не могу взять телефон. - Она не может взять телефон, - говорит он моей маме. Как будто функция динамика не существует. - Мама говорит, что любит тебя и ожидает от тебя веселья, - отец замолчал на секунду, - но хорошее, полезное веселье. Я улыбаюсь, возвращаясь в лагерь. Когда добираюсь до луга, в воздухе стоит тяжелый запах дыма и огня. Гейб прислонился к одной из развалин и бормочет: - Отпусти ложь и освободи правду. Я читала это тысячу раз, изучая карту, но всегда представляла себе, что мы пропустим этот шаг и сразу перейдем к следующей подсказке. И знаю, что должна остановиться и спросить его, что это значит, как это приведет нас к сокровищу, но я не хочу иметь ничего общего с откровениями истины. Поэтому спешу прочь. На противоположном конце поля Эллиот читает, а Чарли и Анна сидят на корточках у открытого огня, ссорясь, как брат с сестрой, из-за горшка с чем-то зеленым. - Я платонически влюбилась в тебя, Чарльз Ким, но нет, я не доверяю твоим суждениям. Только не на лодке. И уж точно не на кухне, - Анна наклоняет голову набок, - или наружный эквивалент. Чарли раскладывает то, что кажется зеленым картофельным пюре, в пять мисок. Мы с Эллиотом переглядываемся, и я знаю, что мы думаем об одном и том же, потому что он резко поворачивает голову и кричит: - Гейб! Анна и Чарли собираются отравить нас, если ты не придешь в себя. Гейб медленно встает, словно ветер, проносящийся по долине, поселился прямо перед ним. Его ноги шаркают по траве, пока он не оказывается у костра. Анна протягивает ему миску с зеленым картофелем, на которую он смотрит с мимолетным любопытством, прежде чем протиснуться между Эллиотом и Чарли. Меня атакует острый орегано, когда я помешиваю картофельное пюре, открывая маленькие кусочки твердого коричневого цвета. - Итак, ужин… - Орегано, - кашляет Эллиот, - впервые используется в конце семнадцатого века. От испанского orégano. Дикий майоран. С латыни: душица. Гейб откусывает птичий кусочек. Позволяет остальному плюхнуться обратно в миску. Он смотрит на Чарли, которого, похоже, ничуть не смущает непристойная зелень картофеля. Анна самодовольно улыбается, особое расположение мимики, которое выглядит неуместным на ее лице, и говорит: - Я же говорила, что мы должны были пойти с корицей. Гейб поперхнулся водой. Я прищуриваюсь и смотрю, как Анна и Чарли обмениваются понимающими взглядами. - Моя мама всегда кладет корицу в сладкий картофельный пирог, - она постукивает пальцем по подбородку, - и мини зефир, но у нас их нет. У меня есть лишь желейные бобы. Гейб с грохотом ставит свою миску на землю. - Если бы вы потрудились прочитать переднюю часть коробки, вы бы знали, что это картофельное пюре с чеддером быстрого приготовления. Ты же не добавляешь корицу в картофель чеддер, Анна. Ты просто не понимаешь, - он поворачивается к Чарли. - И хотя орегано - лучший вариант, это лишь немного лучше, чем класть чесночный порошок на счастливые талисманы, особенно когда вы вываливаете весь пакет орегано в одну кастрюлю. Я даже не собираюсь комментировать кусочки вяленой говядины, которые выглядят как крысиные экскременты во всей этой зеленой мешанине еды. При этих словах Анна и Чарли теряют самообладание. Я имею в виду, что они просто отпускают смех, который вызывает слезы и случайное фырканье. Ловлю взгляд Анны, и она неуклюже подмигивает, отчего ее второй глаз тоже моргает. Я с удивлением смотрю на этих двух людей, которые приготовили бы ужасную еду, если бы это могло помочь их другу, и с внезапной уверенностью понимаю, что я бы ела зеленую картошку целый месяц подряд, если бы это означало, что мои друзья в порядке. Легкость длится до тех пор, пока солнце не исчезает, и огонь не вспыхивает на фоне черного неба. Гейб становится все более возбужденным, когда мы убираем посуду и устанавливаем палатки. Поэтому я достаю свою губную гармошку и играю быструю народную мелодию. Мой пульс продолжает биться. Что-то большее, чем воздух, вырывается из моих легких, пробивается сквозь эти тростники и уходит в ночь. Эта песня - мое звучание: Надежда, Любовь, Отчаяние, и я хочу, чтобы этого было достаточно, чтобы вернуть Гейба. Его руки запутались в волосах. Его голова мотается из стороны в сторону. - Просто сделай это, - вполголоса говорит он, и я слышу его только потому, что остановилась выпить воды. - «Отпусти ложь и освободи правду». - Отпусти эту ложь. Отпусти эту ложь. Эллиот останавливает болтовню Гейба ударом по бицепсу. - Ты меня просто пугаешь. Что, черт возьми, с тобой происходит? - Я кое-что сделал прошлой зимой. - Гейб оглядывается вокруг костра, безумные глаза изучают каждое из наших лиц. Он вздрагивает, когда встречает мой пристальный взгляд. - Ты меня возненавидишь. Вы все меня возненавидите. - Как твои лучшие друзья, мы по закону обязаны любить тебя, - говорит Чарли. Гейб трясущимися пальцами ерошит свои спутанные волосы. - Этот остров у меня в голове. Или... я не знаю. Но он хочет знать правду. - Он вытирает лицо тыльной стороной ладони. Он говорит тихо, почти неслышно, чтобы расслышать его сквозь треск пламени. Он, кажется, собирается с силами - глубокий вдох, зажмуренные глаза — и затем дрожащим голосом говорит: - Я сделал что-то ужасное. «Я хочу, чтобы ты помнила, что я растил тебя семнадцать лет. Вся эта одежда, вся эта еда, хотя я не вижу его, я знаю, что мой отец ухмыляется. Я отчетливо помню, как заплатил за твои молочные зубы. - Ты хочешь сказать, что Зубная фея ненастоящая? - Так оно и есть, - говорит он, - и Санта тоже. Эти подарки были от меня. Я хочу, чтобы ты помнила об этом, когда будешь богата пиратскими сокровищами. - Эллиот говорит, что нам придется отдать сокровище в Смитсоновский институт. - Что за ерунда?! - Он повторяет этот разговор моей маме, которая моет посуду и донимает его подробностями. - Твоя мама говорит, что он хороший мальчик. - Гм, ладно. - Вообще-то я не люблю говорить о мальчиках с родителями. - Так что мне пора идти. Я не могу забрать телефон. - Она не может забрать телефон, - говорит он моей маме. Это похоже на то, что функция громкоговорителя не существует. - Мама говорит, что любит тебя и ждет от тебя веселья, - он делает паузу, но только на секунду, - но хорошее, полезное развлечение. Я улыбаюсь, возвращаясь в лагерь. Когда я добираюсь до луга, в воздухе стоит тяжелый запах дыма и огня. Гейб прислонился к одной из развалин и бормочет: «Отпусти ложь и освободи правду.” Я читала это тысячу раз, изучая карту, но всегда представляла себе, что мы пропустим этот шаг и сразу перейдем к следующей подсказке. И я знаю, что должна остановиться и спросить его, что это значит, как это приведет нас к сокровищу, но не хочу иметь ничего общего с откровениями истины. Поэтому спешу прочь. На противоположном конце поля Эллиот читает, а Чарли и Анна сидят на корточках у открытого огня, ссорясь, как брат и сестра, из-за горшка с чем-то зеленым. - Я платонически влюбилась в тебя, Чарльз Ким, но нет, я не доверяю твоим суждениям. Только не о лодке. И уж точно не на кухне, - Анна наклоняет голову набок, - или наружный эквивалент. Чарли раскладывает то, что кажется зеленым картофельным пюре, в пять мисок. Мы с Эллиотом переглядываемся, и я знаю, что мы думаем об одном и том же, потому что он резко поворачивает голову и кричит: - Гейб! Анна и Чарли собираются отравить нас, если ты не придешь в себя. Гейб медленно встает, словно ветер, проносящийся по долине, поселился прямо перед ним. Его ноги шаркают по траве, пока он не оказывается у костра. Анна протягивает ему миску с зеленым картофелем, на которую он смотрит с мимолетным любопытством, прежде чем протиснуться между Эллиотом и Чарли. Меня атакует острый орегано, когда я помешиваю картофельное пюре, открывая маленькие кусочки твердого коричневого цвета. - Итак, ужин… - Орегано, - кашляет Эллиот, - впервые используется в конце семнадцатого века. От испанского orégano. Дикий майоран. С латыни: душица. Гейб откусывает птичий кусочек. Позволяет остальным плюхнуться обратно в его миску. Он смотрит на Чарли, которого, похоже, ничуть не смущает непристойная зелень картофеля. Анна самодовольно улыбается - особая мимика, которая выглядит неуместным на ее лице — и говорит: - Я же говорила, что мы должны были пойти с корицей. Гейб поперхнулся водой. Я прищуриваюсь и смотрю, как Анна и Чарли обмениваются понимающими взглядами. - Моя мама всегда кладет корицу в сладкий картофельный пирог, - она постукивает пальцем по подбородку, - и мини зефир, у нас их нет. Но у меня есть желейные бобы. Гейб с грохотом ставит свою миску на землю. - Если бы вы потрудились прочитать переднюю часть коробки, вы бы знали, что это картофельное пюре с чеддером быстрого приготовления. Ты же не добавляешь корицу в картофель чеддер, Анна. Ты просто не понимаешь, - он поворачивает голову к Чарли. - И хотя орегано лучший вариант, это лишь немного лучше, чем класть чесночный порошок на счастливые талисманы, особенно когда вы вываливаете весь пакет орегано в одну кастрюлю. Я даже не собираюсь комментировать кусочки вяленой говядины, которые выглядят как крысиные экскременты во всей этой зеленой мешанине еды. При этих словах Анна и Чарли теряют самообладание. Я имею в виду, что они просто отпускают смех, который вызывает слезы и случайное фырканье. Я ловлю взгляд Анны, и она неуклюже подмигивает, отчего ее второе веко тоже частично опускается. Я с удивлением смотрю на этих двух людей, которые приготовили бы ужасную еду, если бы это могло помочь их другу, и с внезапной уверенностью понимаю, что я бы ела зеленую картошку целый месяц подряд, если бы это означало, что мои друзья в порядке. Легкость длится до тех пор, пока солнце не исчезает и огонь не вспыхивает на фоне черного неба. Гейб становится все более возбужденным, когда мы убираем посуду и устанавливаем палатки. Поэтому я достаю свою губную гармошку и играю быструю и народную мелодию. Мой пульс продолжает биться. Что-то большее, чем воздух, вырывается из моих легких, пробивается сквозь эти тростники и уходит в ночь. Эта песня-мое звучание-Надежда, Любовь, Отчаяние—и я хочу, чтобы этого было достаточно, чтобы вернуть Гейба. Его руки запутались в волосах. Его голова мотается из стороны в сторону. - Просто сделай это, - говорит он вполголоса, и я слышу его только потому, что остановилась выпить воды. - Отпусти ложь и освободи правду. Отпусти эту ложь. Отпусти эту ложь. Эллиот останавливает болтовню Гейба ударом по бицепсу. -Ты меня просто пугаешь. Что, черт возьми, с тобой происходит? - Я кое-что сделал прошлой зимой. - Гейб оглядывается вокруг костра, безумные глаза изучают каждое из наших лиц. Он вздрагивает, когда встречает мой пристальный взгляд. - Ты меня возненавидишь. Вы все меня возненавидите. - Как твои лучшие друзья, мы по закону обязаны любить тебя, - говорит Чарли. Гейб трясущимися пальцами ерошит свои спутанные волосы. - Этот остров у меня в голове. Или... я не знаю. Но он хочет знать правду. - Парень вытирает лицо тыльной стороной ладони. Он говорит тихо, почти слишком тихо, чтобы расслышать его сквозь треск пламени. Он, кажется, собирается с силами, глубокий вдох, зажмуренные глаза, и затем дрожащим голосом говорит: - Я сделал что-то ужасное.
|
|||
|