|
|||
ГЛАВА 19: РУБИГЛАВА 19: РУБИ – Кому ты сказал? Мы словно сардины в банке сидим в хижине, поддерживаемые светом почти полной луны и глотками тёмного рома. От душного воздуха кончики моих волос завиваются, и липкий пот покрывает кожу. Я сижу на спальном мешке, прислонившись к деревянной стене. Гейб растянулся справа от меня, его взгляд прикован к обнажённым ногам Анны. – Карта, – Эллиот бросает теннисный мячик в голову Гейба. – Кому ты сказал? Гейб потирает лоб. – Почему ты сразу думаешь, что это я? Эллиот тяжело вздыхает. Если кто-то и мог вдохнуть жизнь в этот вздох, так это Эллиот. Он скрещивает руки, закатывает глаза и неодобрительно поднимает брови. – У тебя больше всего друзей. И ты всегда пытаешься впечатлить их. Гейб хмурится. – Мне не нужна карта сокровищ для того, чтобы соблазнить девушку, Эллиот. В отличии от тебя. Чарли ухмыляется. В полутьме его зубы сверкают. – Думаешь, Эллиот рассказал бы девушкам, рискуя тем, что сокровище найдёт кто-то другой? Парни сражаются взглядами, и у меня появляется чувство, что эта битва может длиться бесконечно. Свечу каждому в лицо фонариком, чтобы разрушить чары. – И это даже не самая большая тайна. – Ещё как, – говорит Эллиот. Когда он смотрит на меня, глубокие морщины прорезают его лоб. Зубы теребят кольцо на губе. – Западные берег Острова Серых Волков – сплошные скалы. На северо-западе есть небольшой пляж, но он окружён скалами, а вода – слишком бурная, чтобы вытащить лодку на берег. Южный берег – единственное место, куда можно причалить. Наша лодка была единственной в ту ночь, когда книга с той закладкой была украдена. Чарли вытаскивает теннисный мячик из-под спального мешка Гейба. Он подбрасывает его к потолку. – Держи пари, этот кто-то не с Уайлдвелла. Вор живёт на острове с тех пор, как компания Роллинс ушла отсюда десятилетие назад. Мол, у него другого выхода кроме как убивать животных копьями, которые он сам сделал. Но это не то подозрение, которое засело в мозгу. – Он не живёт на Острове Серых Волков. Это охотник за сокровищами. Эллиот прислоняется головой к стене. Прядь волос закрывает ему глаза. – Руби права, – соглашается он. – Отшельник украл бы еду, воду, одежду. Но не книгу. Мы должны принять факт, что есть вор, разыскивающий сокровища. И сейчас у него наша карта. – Давайте оставим Анну на страже на ночь, – тощие ноги Чарли мелькают, когда он тянется за мячом. – Только если у неё есть меч. Почему у нас нет мечей, когда они нужны? – Ещё ни разу в жизни мне не понадобился меч, – произносит Эллиот. – Просто у тебя нет воображения. Чарли бросает мячик к ногам Анны, и она резко поднимает голову. Мгновение она выглядит такой потерянной, какой я чувствовала себя сегодня в лесу. При лунном свете её лицо выглядит бледно. Она моргает раз, другой. – Да. Верно, – Анна задирает ноги к стене так высоко, как только может. Пальцами постукивает по единственному окну. – Для этого я здесь, не так ли? – Нет, – произносит Эллиот, не упоминая, однако, что истинный мотив не менее корыстный. – Но было бы неплохо, если бы человек, который не спит, убедился, что животные не попытаются нас сожрать, а охотники за сокровищами – спереть нашу карту. – Простите, – тихо говорит она. – Я не имела в виду... – Не слушай Эллиота, – Гейб приветливо улыбается. Он пожимает её руку, – ты всё делаешь правильно. Она кивает и отвечает: – И что теперь? – Теперь мы будем искать волков, – слова звучат неверно. Я в чём-то ошибаюсь. Снова и снова прогоняю стихотворение, и, наконец, до меня доходит, что смущало меня насчёт ямы. Бросаю извиняющийся взгляд на Чарли, – не думаю, что нам надо спускаться в провал. Эллиот стонет. Лунный свет превращает его обнажённую грудь в гранит, кожа становится бледнее, а татуировки – темнее. Мой взгляд падает на замысловатое изображение волка на правом боку. – Там сказано: «Идите вниз, чтобы подняться, Не обращайте внимания на мертвеца». Вот яма, вот могильная плита, – он указывает в сторону некогда белого креста. – Там также сказано: «В глубине найдёте погибель». Что если это о яме? – прислоняюсь головой к стене. Эллиот потирает переносицу. - А потом мы пропускаем то, что должны сделать. – В тридцати футах отсюда бездонная яма, – говорит Чарли, – я собираюсь спуститься. – Звучит так, словно ты пытаешься умереть, – отвечает Эллиот. – Я пытаюсь жить, – Чарли делает глоток рома. – Я собираюсь спуститься в эту яму. Гейб и Эллиот ведут безмолвную беседу. Пара тяжёлых взглядов, приподнятая бровь, покачивание головы. Уже не в первый раз парни принимают, что Чарли – это просто Чарли. – Мне кажется, – говорит Анна, кладя руку на плечо Чарли, – что лучший способ жить – не умереть. – Жить и не умереть – не одно и то же, – Чарли касается лба, в кулаке зажато горлышко бутылки. Ром плещется о её стенки. – Я всё время привык не умирать. Сложно вспомнить другого такого же странного мальчика, носящего свой страх как доспехи. Всегда тихий, когда сидит, всегда в стороне, он постоянно в движении: тёмно-карие глаза осматривают комнату в поисках острых предметов или случайного светильника в классе, который в любой момент может упасть. – Кто-то однажды сказал мне, что прежде, чем умру, я много всего совершу, – Чарли смотрит на Эллиота, подняв брови. Эллиот хмурится. – Уверен, не в дыре, которая жаждет ещё одной смерти. – Но... – Но легче самому гоняться за смертью, чем ждать, пока она поймает тебя, – произносит Анна со строгим выражением лица. – Но я бы предпочла провести с тобой чуть больше времени, пока ты не спрыгнул в бездонную пропасть. Чарли вспыхивает и радуется, не особо сопротивляясь. Он опускает плечи и кивает: – Определённо, Анна Банана. Гейб делает глоток рома. Качает головой. – Конечно, тебе он уступает.
– Потому что я милая. Эллиот усмехается. – Милый. Впервые употребляется в конце 13 века начале 14. Со старофранцузского: безрассудный, глупый. От латинского «nescius» невежественный. – Снова изучаешь слова со своей мамочкой? Слова Гейба словно высасывают из Эллиота всё счастье. Он пристально смотрит на Гейба, облизывая кольцо на губе. – Я покончил с этим, – ответ Эллиот звучит как «я покончил с ней». Если бы не стояла такая жара, я бы зарылась в спальный мешок, чтобы сбежать от этого разговора. Странное чувство, сидеть в этой хижине, пока Гейб и Эллиот делятся секретами, не предназначенными для посторонних. Гейб наклоняется вперёд. Он – искажённое отражение Эллиота. Его мягкость против угловатости Эллиота. – Боже правый, Эллиот. Прошло два года. Она оскорбила твоего отца. Ты не можешь всю жизнь её игнорировать. – Именно этим я и собираюсь заняться. Я не рассказывал тебе всей истории. Мой отце умер, а она... – Ты выбираешь лёгкий путь. Ты и сам это понимаешь, – Гейб качает головой. - Перестань обижаться, будь мужчиной. – Тебе не понять. Гейб напрягается. – Ты говоришь, что я не мужчина, потому что у меня нет отца? – Я говорю, что ты понятия не имеешь, что значит – потерять отца таким образом. Ты не можешь называть это лёгким путём. – Нет, – отвечает Гейб. Его глаза блестят дико при лунном свете. – Нет, ты говоришь, что я не мужчина, потому что моя мама девственница. Меня создал не мужчина, так что и я не могу им быть. Ты говоришь это также, как все другие, когда узнают, что я неестественный. – Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю. Что-то во взгляде Гейба говорит о том, что он перешёл черту разума. Что ром заставляет его вести разговор, который сам с собой он ведёт слишком часто. – Конечно, мы знаем, что ты мужчина. Ты был с девушками. Они так говорят, – произносит Анна. – Хотя, я полагаю, это твоя цель. – Думаешь, я заставляю их это делать? Думаешь, они все врут? – лицо Гейба настолько красное, что я переживаю, как бы он не начал потеть кровью. - Это не то, что я имела в виду. – Неважно, Анна, – Гейб поворачивается ко мне, я прислоняюсь к стене. Если буду сидеть достаточно неподвижно, смогу ли я просочиться через дерево в ночную тишину? Конечно, нет. Гейб смотрит на меня всего мгновение. Я вижу сдвинутые брови, раздувшиеся ноздри, сердитый взгляд и опущенные ресницы, а потом – ничего, потому что Гейб резко прижимается к моим губам своими. Поцелуй жёсткий, требовательный. Грубые пальцы крепко держат мою голову, сильно впиваясь в кожу. Толкаю Гейба в плечи, но он даже не шевелится. Он сосредоточен на своём языке, скользящим мне в рот. – Прекрати, – говорю, прежде чем его губы снова обрушиваются на меня. Я чувствую его боль и смятение, но ничего романтичного в этом нет. Снова толкаю его, сильнее. – Гейб, прекрати! Он двигается быстро, очень быстро. Я моргаю, а он пересекает комнату и забивается в углу, как загнанное животное. Анна направляется к нему, но останавливается на месте. – Всё нормально, – произношу я, потирая распухшие губы. – Нет. Совсем не нормально. Ты сказала прекратить, – Гейб прячет лицо в руках. Смотрит на Эллиота и Чарли. – Она сказала прекратить. Затем он уходит. Дверь распахивается, открывая взгляду тёмную землю, тёмное небо и глубокий тёмный провал. Эллиот присаживается рядом со мной. – Ты как? - Я в порядке. Он смотрит на дверь, а когда заговаривает снова, голос его звучит зловеще спокойно. – Я с этим разберусь. Затем он тоже уходит. Без часов я не знаю, сколько времени прошло, но Эллиота возвращается не скоро. Один. Анна выходит наружу караулить Гейба, так что Эллиот, Чарли и я ложимся спать. Но я не сплю. Представляю, как Гейб, движимый виной и яростью, проваливается в бездонную яму. Засыпая, я представляю его кости на дне, мёртвую улыбку и взгляд, полный муки после нашего поцелуя.
|
|||
|