|
|||
Господи, благослови, отьче!. Сице убо бысть малъмь преже сихъ. Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю,[2] вънуку же Игореву, иже и святыимь крьщениемь вьсю просвѣти сию землю Русьску. Прочая же его добродѣтели индеГосподи, благослови, отьче! «Родъ правыихъ благословиться, — рече пророкъ, — и сѣмя ихъ въ благословлении будеть».[1] Сице убо бысть малъмь преже сихъ. Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю,[2] вънуку же Игореву, иже и святыимь крьщениемь вьсю просвѣти сию землю Русьску. Прочая же его добродѣтели инде съкажемъ, нынѣ же нѣсть время. А о сихъ по ряду сице есть: сь убо Володимиръ имѣяше сыновъ 12 не отъ единоя жены, нъ отъ раснъ матеръ ихъ. Въ нихъ же бяше старѣй Вышеславъ, а по немь Изяславъ, 3 — Святопълкъ, иже и убийство се зълое изъобрѣтъ. Сего мати преже бѣ чьрницею, гръкыни сущи, и поялъ ̀ю бѣ Яропълкъ,[3] братъ Володимирь, и ростригъ ̀ю красоты дѣля лица ея. И зача отъ нея сего Святоплъка оканьнааго, Володимиръ же поганъй еще, убивъ Яропълка и поятъ жену его непраздьну сущю. Отъ нея же родися сий оканьный Святопълкъ, и бысть отъ дъвою отьцю и брату сущю. Тѣмьже и не любляаше его Володимиръ, акы не отъ себе ему сущю. А отъ Рогнѣди[4] 4 сыны имѣяше: Изяслава, и Мьстислава, и Ярослава, и Всеволода, а отъ иноя Святослава и Мьстислава, а отъ българынѣ Бориса и Глѣба. И посажа вся по роснамъ землямъ въ княжении, иже инъде съкажемъ, сихъ же съповѣмы убо, о нихъже и повѣсть си есть. Посади убо сего оканьнааго Святопълка въ княжении Пиньскѣ, а Ярослава — Новѣгородѣ, а Бориса — Ростовѣ, а Глѣба — Муромѣ. Нъ се остаану много глаголати, да не многописании въ забыть вълѣземъ, нъ о немьже начахъ, си съкажемъ убо сице. Многомъ же уже дьньмъ минувъшемъ, и яко съконьчашася дьние Володимиру, уже минувъшемъ лѣтомъ 28 по святѣмь крьщении, въпаде въ недугь крѣпъкъ. Въ то же время бяше пришелъ Борисъ изд-Ростова, печенегомъ же о онуду пакы идущемъ ратию на Русь, въ велицѣ печали бяаше Володимиръ, зане не можааше изити противу имъ, и много печаляашеся. И призъвавъ Бориса, емуже бѣ имя наречено въ святѣмь крьщении Романъ,[5] блаженааго и скоропослушьливааго, предавъ воѣ мъногы въ руцѣ его, посъла и́ противу безбожьнымъ печенѣгомъ. Онъ же съ радостию въставъ иде рекъ: «Се готовъ есмь предъ очима твоима сътворити, елико велить воля сьрдьца твоего». О таковыихъ бо рече Притъчьникъ:[6] «Сынъ быхъ отьцю послушьливъ и любиимъ предъ лицьмь матере своея». Ошедъшю же ему и не обрѣтъшю супостатъ своихъ, възвративъшюся въспять ему. И се приде вѣстьникъ къ нему, повѣдая ему отьчю съмрьть, како преставися отьць его Василий, въ се бо имя бяше нареченъ въ святѣмь крьщении, и како Святопълкъ потаи сьмьрть отьца своего, и ночь проимавъ помостъ на Берестовѣмь и въ ковъръ обьртѣвъше, съвѣсивъше ужи на землю, везъше на саньхъ,[7] поставиша и́ въ цьркви святыя Богородица. И яко услыша святый Борисъ, начатъ тѣлъмь утьрпывати и лице его вьсе сльзъ испълнися, и сльзами разливаяся и не могый глаголати. Въ сьрдьци си начатъ сицевая вѣщати: «Увы мнѣ, свѣте очию моею, сияние и заре лица моего, бъздро уности моеѣ, наказание недоразумѣния моего! Увы мнѣ, отьче и господине мой! Къ кому прибѣгну, къ кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мнѣ, увы мнѣ! Како зайде свѣте мой, не сущу ми ту! Да быхъ понѣ самъ чьстьное твое тѣло своима рукама съпрятялъ и гробу предалъ. Нъ то ни понесохъ красоты мужьства тѣла твоего, ни съподобленъ быхъ цѣловати добролѣпьныхъ твоихъ сѣдинъ. Нъ, о блажениче, помяни мя въ покои твоемь! Сьрдьце ми горить, душа ми съмыслъ съмущаеть и не вѣмь къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети? Къ брату ли, егоже быхъ имѣлъ въ отьца мѣсто? Нъ тъ, мьню, о суетии мирьскыихъ поучаеться и о биении моемь помышляеть. Да аще кръвь мою пролѣеть и на убийство мое потъщиться, мученикъ буду Господу моему. Азъ бо не противлюся, зане пишеться: «Господь гърдыимъ противиться, съмѣренымъ же даеть благодать».[8] Апостолъ же: «Иже рече — “Бога люблю”, а брата своего ненавидить — лъжь есть».[9] И пакы: «Боязни въ любъви нѣсть, съвьршеная любы вънъ измещеть страхъ».[10] Тѣмьже что реку или чьто сътворю? Се да иду къ брату моему и реку: «Ты ми буди отьць — ты ми братъ и старѣи. Чьто ми велиши, господи мой?»
|
|||
|