Симон Львович Соловейчик. 20 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 32Следующая ⇒

марксистской философии принято выделять в духовной жизни познавательную

деятельность (то есть связанную с истиной, правдой), этическую (связанную с добром и

злом) и эстетическую. Других видов духовной жизни нет.

Когда мы говорим "дух", "духовность", мы, сами того отчетливо не понимая, говорим о

великом человеческом стремлении к бесконечному - к правде, добру и красоте. Этим

стремлением, этим духом, живущим в людях, создано все прекрасное на земле - им города

строятся, им подвиги совершаются. Дух - подлинная основа всего лучшего, что есть в

человеке.

Как появляется дух у человека, как он развивается, почему у одних людей он сильнее, чем

у других, - это все следующие вопросы, отложим их; а пока что снова вернемся на "кухню

желаний": в понятии "дух" кроется объяснение, отчего у одних даже капризные желания

ведут к добру, а у других они асоциальны, антиобщественны.

Здесь самая глубокая тайна воспитания. Оттого люди в массе своей в норме добры,

правдивы и красивы, что в душе человека, на "кухне желаний" постоянно горит свет -

живет дух, живет желание добра, правды и красоты, которое сливается с каждым

конечным желанием и освещает, а можно сказать - освящает его.

Не пресс, а свет! Не подавление, а высветление. Не мысль борется с дурным желанием,

как принято считать, нет, оно само, даже если и появится, высветляется высоким

стремлением к бесконечному и в таком высветленном виде поступает в сознание.

Человек не подчиняется требованиям, не адаптируется, не обуздывает свои дурные

желания под давлением социальных норм, а в нем самом живут иногда неосознанные

собственные его стремления к доброму, правдивому и красивому, у него есть дух. Потому

большинство людей обходятся без психических расстройств, без раздирающего душу

раздвоения личности. Люди сомневаются, колеблются, мучаются, бьются в

противоречиях, но это волнения и страдания здоровой личности, духовное томление, а не

изнурительная борьба с собственными низменными страстями. Ведь есть же разница:

чувство удушья от нехватки воздуха в помещении или удушье от смертельной болезни

легких - это разница между страданием здоровья и страданием болезни.

Человеческая мысль всесильна, она творит чудеса познания, она проникла в глубочайшие

тайны мира, но что поделать? Мысль человека только мысль, не более, она далеко не

всегда справляется с его желаниями и почти всегда бессильна перед страстью. Если

мысль и подавляет желание, то только другим желанием, более сильным. Борьба мысли с

желанием, повторю точный образ психолога прошлого века, - это война глиняного горшка

с чугунным...

"Но я приобрел на свою сторону только сознание, - пишет А.С.Макаренко о колонистах из

Куряжа, - а этого было страшно мало... Мой опыт, между прочим, решительно утверждает,

что расстояние между элементами чистого сознания и прямыми мускульными расходами

довольно значительно..." - человек может отчетливо сознавать необходимость трудиться и

все-таки ничего не делать. От сознания до желания дистанция если не огромного, то все

же немалого размера.

Психология подробно разбирает, отчего люди ведут себя дурно, но затрудняется ответить,

отчего же они ведут себя как люди. Этого и в самом деле не объяснить, если не понять,

если не принять, что человеком руководит не запрет на дурное, налагаемый обществом,

не отрицательное, а положительное - его собственное стремление к добру, правде и

красоте.

Не мысль с желанием, а желание с желанием встречаются в душе человеческой! Конечное

с бесконечным.

Это старые философские споры, удивительно, что они прямо касаются наших детей и

неслышно идут в нашем доме, в детской комнате и на кухне. В пятом веке до нашей эры

Сократ считал, что добродетель лишь в разуме, но уже Аристотель спорил с ним: должно

быть влечение к добру! Спустя две тысячи с лишним лет Кант объявил моральным лишь

подчинение долгу, подчинение единичного - всеобщему, и вновь начался спор: Гегель

высмеивал его, писал о людях, которые "ставят себе целью голое подавление страстей, к

чему, по их мнению, нужно стремиться с юных лет". Но нет же! Не надо с юных лет

подавлять страсти, ни к чему хорошему это не приведет. Суть морали, утверждал Гегель, в

возвышении единичного до всеобщего.

Однако лишь Маркс и Энгельс открыли, при каких общественных условиях единичное

действительно может подняться до всеобщего, человек - до человечности, показали этот

путь. Кстати сказать, они поэтично писали о стремлении, о жизненном духе, о

напряжении, муке материи...

И за что был спасен гетевский Фауст, умудрившийся даже и душу свою продать сатане? За

стремление к высшему.

Спасен высокий дух от зла

Произволеньем божьим:

Чья жизнь в стремлениях прошла,

Того спасти мы можем,

- провозглашает хор ангелов, "неся бессмертную сущность Фауста".

Не в подавлении, а в возвышении - вот в чем разница, вот в чем сталкиваются две

противоположные системы педагогических убеждений, вот выбор, который мы все

делаем, воспитывая наших детей: подавление конечных желаний или возвышение их

желаниями бесконечными?

Здесь водораздел между двумя главными педагогическими верами.

Одна вера состоит в том, что ребенок "безумен", как считали в библейские времена, и

надо силой - "жезлом" - обуздать его.

Другая вера состоит в том, что в человеке есть высокий дух, что человеческое стремление

к добру, правде и красоте передается ребенку, становится его собственным стремлением.

Когда кто-нибудь говорит: "Родители мною не занимались, а вот я вырос неплохим

человеком", это означает, что от него скрыта главная тайна воспитания. Не занимались -

не проводили "воспитательных мероприятий", не поучали, не наказывали, не делали

замечаний, не упрекали и не попрекали. Но был у родителей дух, он передался детям - в

этом и состоит воспитание.

Поверим в силу такой педагогики, поверим, что без духовного воздействия все

педагогические усилия окажутся тщетными, и у нас будут хорошие дети.

Представим себе выросших детей, которые при всех обстоятельствах, при всех жизненных

выборах склоняются в сторону правды, добра и красоты, обладают творческой волей.

Нужно ли еще чего-нибудь ждать от них?

Поэтому и можно сказать, что воспитание духа, воспитание духовности - это все

воспитание.

В старину так и говорили: "Имей дух и умей возбудить его в детях". Этого достаточно.

Среди многих значений слова "дух" отметим такое: идеальная сущность какого-то

явления. Некоторые педагоги при слове "идеальная" вздрагивают, явно путая его с

"идеализмом". Но марксизм, но материализм отнюдь не отрицают существование

идеального, утверждая лишь одно: что идеальное вторично, производно от материального

(в отличие от идеалистов, утверждающих обратное). Например, идеальная сущность

закона - "дух закона", который и противопоставляется, и соединяется с его "буквой".

Называют этим словом и трудноуловимую суть какого-то определенного учения или

определенного сообщества людей: дух товарищества, "братья по духу"; или у Пушкина:

"Там русский дух... там Русью пахнет!" В этой строчке не сразу замечаемая игра слов:

"дух" - как определенность (русский, а не другой), и "дух" - как запах, как в выражении

"дух печеного хлеба". Если есть запах хлеба, значит, есть и хлеб. Дух - проявление чего-то

невидимого, но несомненно существующего.

Наконец, словом "дух" определяют состояние душевных сил человека: "сильные духом",

"слабый духом", "взыграл духом", "собрался с духом", "упал духом", "ослаб духом", "не

падай духом". Крайне важно для понимания слова "дух", что во всех этих выражениях оно

отличается от слова "воля". Воля говорит о силе, а дух - о направлении силы, о

направленной силе. Дух зависит от веры в правду и справедливость. "Поднять дух" у

солдат - значит внушить им веру в победу. О грабителе могут сказать, что у него сильная,

даже страшная, ужасная воля, но никто не скажет, что это сильный духом человек. Слово

"дух", если к нему нет определения ("злой дух"), само по себе означает в нашем языке

стремление к человечному. Дух - сущность человека. Дух - человеческое в человеке.

Победное стремление к правде, добру и красоте.

Вечных истин нет; представления о правде, добре и красоте развиваются постепенно,

складываются исторически в столкновениях людей и классов; но потребность в правде,

добре и красоте всегда живет в человечестве и является свойством людей. Это нетрудно

доказать.

Люди постоянно спорят о том, что правда и что ложь; но обратите внимание: никто не

выдает правду за ложь, и даже самый бесстыдный лгун все-таки старается выдать ложь за

правду, потому что правда - потребность, необходимость, обязательное условие

существования всех людей, и лгун это знает.

Никто не выдает добро за зло, но и самый отъявленный негодяй старается представить зло

- добром или необходимостью, оправдать его. Из одного только слова "оправдание"

видно. В чем всегда и без исключения нуждаются люди. Все человеческое должно быть

правдой или оправдано.

Правда и добро не нуждаются в оправдании, но ни один дурной поступок, ни одно

преступление за всю историю человечества не были совершены прежде, чем преступник

хоть как-нибудь, хоть самым фантастическим, подлым, нелепым способом не оправдал

его в своей душе. В самом низком, самом дрянном человеке все-таки есть сердце, легкие,

кровь - и все-таки есть у него потребность в правде и добре, которую он должен

заглушить в себе прежде, чем совершит преступление. Да иначе и быть не может, иначе

люди не могли бы жить вместе и вместе трудиться, и человечества просто не

существовало бы. Мы должны будем выяснить точнее, как появляется дух в отдельном

человеке, но пока что установим и примем, что дух есть, что он живет и поддерживается

человечеством в целом, и притом живет и действует не мистическим, не

сверхъестественным каким-то образом, а вполне естественно, как живет, например, язык.

Представим себе племя, не имеющее письменности. А язык у него есть? Конечно. Как он

существует? Материально? Но его нельзя ни потрогать, ни увидеть - он нигде не записан.

Он живет в людях этого племени, в каждом в отдельности и во всех вместе. Это общий

язык, один на всех - и это индивидуальный, личный язык каждого. Самого по себе, вне

людей, языка нет, он есть лишь в головах материальных носителей языка - в людях, и

поддерживается тем, что люди между собой общаются. Но умрет последний из племени -

умрет и язык.

Точно так же и с духом. С точки зрения объективного идеализма дух существует до людей

и вне людей; с точки зрения субъективного идеализма дух существует лишь в отдельно

взятом человеке - в субъекте; с точки зрения современного вульгарного материализма

духа вообще нет; но если стать на точку зрения диалектического, то есть пронизанного

диалектикой материализма, то мы должны признать, что дух, выражающий и

отражающий коренные потребности человечества в существовании и развитии, живет в

каждом человеке в отдельности - и во всех людях вместе, поскольку он один на всех, как

язык такого-то племени. Дух живет независимо от меня, объективно, но живет лишь

постольку, поскольку существуете вы, я, он, они - каждый из нас. Каждое "я", понимаем

мы это или не понимаем, несет в себе не частицу, а весь человеческий дух, как каждый из

нас знает весь свой родной язык. Каждый несет в себе и передает следующим поколениям

стремление к правде, добру и красоте, нужду в оправдании любого поступка. Как оно

искажается, это стремление, какие причудливые формы принимает, как его стараются

забить, вытравить, уничтожить, как борьба духовности с бездуховностью принимает в

рамках истории жесткие формы классовой борьбы, как само развитие духа строго

подчиняется развитию материального производства и отражает его - это все изучает

философия, история, социология. Правда, добро, зло исторически конкретны; но,

воспитывая детей, мы тем не менее должны передать им - и на практике передаем! - суть

человечности, желание познать правду, добро и красоту, эти высшие идеальные

человеческие цели и ценности, желание жить по их законам, передать детям жажду

правды, жажду добра, жажду красоты - жажду, которая живет в человечестве. Это не

мечта, это именно жажда, такая же мучительная, как и физическая жажда воды или

воздуха.

До сих пор, говоря о душе, о желаниях и чувствах, рождающихся от потребностей и

дарований ребенка, мы находились как бы на том, дальнем конце тоннеля, связывающего

ребенка с миром. Лишь только речь заходит о духе, мы переходим на нашу, ближайшую к

нам, внешнюю сторону, и теперь речь о встречных движениях мира к ребенку. Мы,

родители, - окружающий ребенка мир. Мы первые носители духа.

Первый источник движения изнутри человека к человечеству - потребности и

возможности самого человека. Индивидуальное.

Первый источник движения человечества к человеку - потребности и возможности мира,

человечества. Социальное.

Если человек развивается нормально, то эти два встречных движения не сталкиваются, не

сшибаются, а сливаются в ту пору, когда и сознание-то еще толком не развилось - ведь

соединяются не идеи, а желания. Желания, стремления мира становятся естественными

стремлениями человека, его природой - точно такой же природой, как и физическая. Нет

столкновения социального с индивидуальным, природного с общественным - потому что

социальное, общественное, человеческое передается человеку так рано, что становится

равным его первоначальной, чисто физической природе.

Дух живет вне человека - в народе, в обществе, в человечестве, в сердцах людей, мужчин и

женщин, живет вне нас и помимо нас, живет не со вчерашнего дня, а до нас жил столько

веков, сколько существует человечество, изменяясь, как все живое, но не умирая. Он

живет потому, что живет в каждом.

Если я хоть в малой степени тянусь к добру и радуюсь, когда удается сделать доброе, то

это не я такой хороший родился - это мне передалось общечеловеческое стремление к

добру.

Если я сержусь, возмущаюсь, когда сталкиваюсь с несправедливостью, - это не я такой

честный и горячий, это мне передалось общее стремление людей к правде, нетерпимость

ко лжи, которая заставляет даже собственную мою ложь оправдывать, представлять

правдой.

И если меня манит красивое, если я, пусть и не всегда верно, сужу: "Это красиво, это

некрасиво!" - то ведь это не я открыл красоту в мире, а была мне передана

общечеловеческая тяга к красивому.

Дух не может взрасти изнутри человека, он живет вне его, в народе, в обществе, в

человечестве. Ребенку дух должен быть передан, должен снизойти на него, если говорить

старинным языком. Ребенок должен быть осенен духом. Наделен духовностью. Воспитан

как духовное существо. Поэтому-то люди и нуждаются в воспитании. Но воспитание - не

превращение ребенка в копию отца или матери, а передача ему человеческого духа,

человеческой сущности, человеческого стремления творить на земле правду, добро и

красоту.

Ну что же, пора подступиться к самому интригующему вопросу педагогики - как же

появляется, как развивается дух в ребенке? Заметим сразу, что слово "пробуждается" не

годится. От рождения духа в ребенке нет, от рождения у ребенка есть лишь способность

воспринять дух - способность верить, надеяться и любить.

Но и не образованием передается дух!

Ведь духовность не то что культура или образованность. Даже и неграмотные люди могут

обладать высочайшей силой духа. Само по себе изучение наук или, скажем, чтение книг,

слушание музыки, пусть даже и серьезной, не есть духовная жизнь. Духовная жизнь - это

собственное стремление к правде, добру, красоте, переживание этого стремления.

Духовная жизнь - события, а иной раз и приключения, драмы и трагедии духа. В

зависимости от обстоятельств личной и общественной жизни человек то больше верит в

правду и стремится к ней, то разочаровывается, то падает духом, то поднимается. В

произведениях искусства и литературы, в общении с учителями, с духовно развитыми

людьми человек ищет собеседника, союзника, ищет высшего духом. Искусство

необходимо ему для поддержания собственного духа. Если же дух человека низок, то за

книгой, в кино или в театре он лишь развлекается, убивает время. Больше того, можно

быть ценителем искусства, прекрасно знать историю его - и быть совершенно

бездуховным человеком. И само искусство может быть бездуховным, если в нем не видно,

не проявляется стремление к правде и добру. В таком случае мы говорим, что перед нами

не искусство, а подделка под него, потому что искусство всегда духоподъемно - в этом его

назначение. Искусство - это прежде всего правда, в которой так нуждается духовно

развитый человек.

Откуда же берется тяга к правде, составляющая основу духа, как она первоначально

возникает в душе?

Она в природе ребенка, в генах его? Нет.

Она дается воспитанием? Нет.

Она незримым каким-то способом вливается в душу маленького ребенка? Нет!

Не чудом, не от природы и не от воспитания. А каким-то способом, доискаться до

которого не так-то легко.

Начнем издалека. Начнем с вопроса, в чем состоит правда. Правда - мы уже говорили об

этом - в возвеличивании достоинства человека. Поэтому понятие правды неотделимо от

понятия добра и зла. Правда, добро и красота не рядышком живут, это не букет из трех

цветков, а нечто цельное. Добро не "благо", не вещь, не состояние, не положение, не

благо-состояние, а именно высокое достоинство, цена человека. Человек должен цениться

как можно выше - в этом добро. В чем оно выражается конкретно, об этом люди спорят

бесконечно, но для воспитателя, для нравственного, для духовно развитого человека

важна одна истина, одна аксиома, которую нельзя ни опровергнуть, ни доказать, а

именно: между добром и злом есть граница. Добро - это добро, зло - это зло, и между

ними есть граница. Она и называется правдой. Все, что выше этой границы, - добро,

возвеличивание человека. Все, что ниже ее, - зло, уничижение человеческого достоинства,

уменьшение его цены.

Правда не добро и не зло, а граница между ними - тонкая, как лезвие бритвы. Правда в

том, что граница между добром и злом есть:

ДОБРО

ПРАВДА

ЗЛО

"Представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, -

писал Ф.Энгельс, - что часто противоречили одно другому". Это естественно. Ошибаться

в том, что добро, а что зло, - свойственно людям, не все они мудрецы. Но многие из нас не

только не знают, в чем добро и в чем зло, но и не придают этим словам никакого

значения, выбирая поступки не по принципу "добро - зло", а по принципу "выгодно -

невыгодно", "опасно - безопасно", "хочется - не хочется", "спокойнее - хлопотнее",

"принято - не принято", "одобряется - не одобряется", "проще - сложнее", "доступнее -

недоступнее", "должен - не должен". Правильная линия в рисунке всегда одна,

отступлений от нее бесконечно много. Человеческая линия поведения одна: "добро - зло",

отступлений же от этого принципа, как видим, невероятно много.

Но есть люди, которые не только не знают, что добро и что зло, не только не хотят знать

этого, но и утверждают, что границы между добром и злом вообще нет. В различении

добра и зла они не видят ни нужды, ни смысла. Как это ни странно, но такие взгляды на

мир сегодня иногда поддерживаются искусством. В художественном произведении

человек изображается во всей его полноте, в свете и тени, с добрым и злым. Поскольку в

нашем веке почти вся литература художественная, то возникает представление, будто

добро и зло равноправны, что лишь вместе они составляют основу "жизненности", и

вообще не имеет значения, что добро и что зло, а поскольку все люди - люди, то зло

простительно. Мы жалеем и Отелло, погубившего жену, и Онегина, убившего друга, мы

понимаем их страдания - и зло начинает казаться приемлемым. Как будто оно и не зло

вовсе.

А между тем неразличение добра и зла, нечаянное или принципиальное, - это самый

распространенный и потому самый коварный, опасный вид оправдания зла. Не отличать

зло от добра - значит оправдывать зло, примиряться с ним, выдавать одно за другое. Когда

Пушкину нужно было одной строкой описать ужасные времена, он сказал:

Добро и зло, все стало тенью.

Добро и зло смешались! Ничего страшнее не бывает. И какое сильное здесь слово "тень"!

Именно так: серое равенство добра и зла, как тень, опускается на землю, как будто

солнечное затмение наступает - затмение сердец. Тень. Все стало нравственной тенью.

Люди не только "добру и злу внимают равнодушно", но равнодушны ко всему, что

делается, - добро ли, зло, им безразлично, как оно называется и, следовательно, как к

нему относиться.

У шекспировских ведьм из "Макбета" был такой боевой клич:

Зло есть добро, добро есть зло,

Летим, вскочив на помело!

Когда нам начинает казаться, будто все это философия, будто не так уж и важно, что как

называется, оглянемся - в каком-то из углов уже притаилось дьявольское, ведьминское

помело.

Все что угодно, но только не смешивать добро и зло, знать, что между ними есть, есть,

есть граница, называемая правдой, - верить, что правда есть на земле.

Признание правды - границы между добром и злом - единственная, повторюсь, аксиома

духовности, нравственности, педагогики. На ней держится все человеческое в человеке.

Если я верю в то, что такая граница есть, то все остальные положения нравственности и

духовности могут быть доказаны; если я эту аксиому не принимаю, то, увы, все

рассуждения и доказательства бесполезны: всё тень.

Но будем верить в правду!

В школе мы учили слова Горького: "Правда - бог свободного человека". Правда живет в

людях, живет в нашем сознании. Мы говорим: найти правду, знать правду, утверждать

правду, выражать правду, нести правду. Мы спорим, в чем правда, но важно, что она есть.

Точно так же, как главное свойство материи состоит в том, что она существует вне нас,

так и главное свойство правды в том, что она есть. Есть истинная цена человека, каждого

в отдельности и человека вообще. Есть граница между добром и злом, между

возвышением человека и уничижением его. Существование правды так же важно для

духовного мира, как существование материи - для мира материального, и старинное

понятие "природосообразное воспитание" можно дополнить понятием "правдосообразное

воспитание" - воспитание, построенное на стремлении к правде, на вере в правду, на

правде. Воспитание ребенка - это питание его личности, его духа правдой.

...Матвею семь лет, он пошел в первый класс, и у него очередной кризис. Он стал

невыносим. Он буквально помешан на правде. Он на каждом шагу кричит: "Вы меня

обманываете!"

Мы отправляемся на прогулку, у нас обширная программа, но только мы вышли из дому,

как вдруг мой Матвей выпростал свою руку из моей, и - через сугроб вдоль тротуара, к

стоящей чьей-то черной "Волге". Не успел я и сообразить, в чем дело, как он приподнял

какой-то маленький щиток над задним колесом, так что открылась горловина бензобака,

и, победно на меня оглядываясь, намерился отвинтить там крышку.

Ну что ты будешь делать с этим дурачком? Среди мальчишек во дворе или в классе это,

видимо, считается геройством, но те-то отвинчивают крышки тайно, оглядываясь.

Понимая, что их ждет, если их поймают, а этот? Дурачок.

Но это я все понял позже. Первая моя реакция - ярость. Я взъярился! Я схватил его за руку,

потащил через сугроб, я снова забылся от гнева. Я заорал, что никуда с ним не пойду, мы

немедленно возвращаемся домой.

Он заплакал, но мне даже и не жалко было его. Одно только прикосновение к чужому

кажется мне ужасным преступлением, я не могу совладать с собой. Домой! И без

разговоров!

И тогда он, плача, сказал мне:

- Ты обманщик! Ты меня обманул! Ты обещал идти гулять, а теперь не идешь. Обманщик,

обманщик! - горько повторял Матвей с такой убежденностью и с таким горем в голосе,

что я застыл на месте.

Ведь он прав. Я действительно обманщик. Какое отношение имеет крышка от бензобака к

нашей прогулке?

Я вздохнул, успокоился, взял его за руку и пошел с ним гулять. Но это слово "обманщик,

обманщик!" так и стоит у меня в ушах.

Интересно, что сами мы никогда не обвиняли Матвея в обмане или обманах - и речи не

было! - но откуда-то взял он идею, что обманывать дурно, позорно.

Разлитая в мире правда - эта основа человеческого духа, это утверждение о достоинстве

человека, утверждение границы между добром и злом, - живет в людях в виде совести.

Миллионы людей тысячи лет искали правду, добивались ее, и так постепенно сложилось

общее знание, общая весть о правде - со-весть. Во многих языках это слово

сконструировано так же, как и в русском. Например, в немецком Wissen - знание,

Gewissen - совесть.

Совесть - общее, единое на всех знание о том, что добро и что зло для человечества. Не

для человека, не для времени его, не для группы людей, а для человечества в целом.

Правда - одна и совесть - одна на всех. Когда мы укоряем человека, что он бессовестный

(и даже про империалистов говорят: "ни стыда ни совести!"), мы предполагаем, что у всех

должна быть такая же совесть, как и у нас. Совесть - правда о человеке, живущая в

человеке, в каждом своя и для всех общая, - как язык.

Правда-совесть попадает в человека не от генов, повторим, и не от воспитания: если бы

совесть зависела от воспитания, то огромное число людей и понятия бы не имело о ней.

Так перед нами возникает знаменитый вопрос Канта - перепишем из "Критики

практического разума", из последней главы этой великой книги, которой на старости лет

зачитывался Лев Толстой, перепишем тысячи раз цитированный абзац:

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и

благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо

надо мной и моральный закон во мне".

Оставим удивительное звездное небо астрономам и астронавтам.

Но моральный закон внутри человека, но совесть, но правда в душе каждого из нас -

откуда? Нам трудно воспитывать детей, если мы не знаем, как появляется совесть в

ребенке. Мы не сделаем чего-то важного или, наоборот, возьмем на себя слишком много.

Не понимая, откуда совесть в ребенке, мы можем нечаянно и затоптать ее.

Ведь она на самом деле есть у всех! Прислушаемся к нашей речи:

- Где же твоя совесть?

- Совсем совесть потерял!

- Наконец-то в тебе совесть проснулась!

- Ты что же, совесть в карман спрятал?

- На что же ты совесть свою променял?

И даже говорят: "продал совесть".

Таким образом, утверждается, что совесть у человека есть или была, но - потерялась,

спит.

Байрон пишет о своем восемнадцатилетнем Чайльд-Гарольде:

Он рвется вдаль, неутомим, как птица.

Иль совесть в нем впервые шевелится?

Значит, она была в нем? Откуда? Что такое есть в человеческом сообществе, чем владеют

все и что могло бы быть носителем общего знания о добре и зле, о правде?

Это общее - язык. Ответ о происхождении совести в отдельном человеке может быть, на

мой взгляд, только таким: человек получает моральный закон, то есть совесть, с родным

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒