Симон Львович Соловейчик. 18 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 32Следующая ⇒

то их камушкам и стеклышкам. Все, что любит ребенок, люблю и я, все мне так же важно

и дорого. У мальчишки в карманах не "дрянь всякая", а то, что он любит. Почаще будем

говорить: "Я знаю, ты это любишь", - идет ли речь о горбушке, о компоте, о рубашке; и

почаще будем говорить о том, что нам нравится в нашем доме и вокруг дома, и почаще

будем радовать детей неожиданным удовольствием, помня, что радость - первая

ступенька к любви.

Мы все мечтаем, чтобы вырос ребенок, способный сочувствовать - особенно

сочувствовать родителям. Мальчик может быть тонко чувствующим человеком, любящая

душа растет, но если он не жалеет родителей, то сразу же начинается:

- Эгоист! Бесчувственный!

Так женщина обычно говорит мужчине, который любит не ее, а другую.

Но нельзя воспитать одну лишь способность сочувствовать. Чтобы ребенок мог

сочувствовать, его надо учить многообразным чувствам: чувству Родины, чувству родного

слова, чувству юмора, чувству красивого, чувству цвета - и нравственному чувству, и

чувству правды.

- Неужели ты не понимаешь, что я устала? - раздраженно говорит мама, вернувшись с

работы.

Две ошибки: нужно, чтобы мальчик не понял, а почувствовал ее усталость - это во-

первых; упреком сочувствие не вызовешь - это во-вторых. Лучше посидеть тихонько, не

сердясь, но и не сразу отвечая на просьбу сына, - может быть, в нем проснется сочувствие

и он увидит маму усталой, а может быть, оно проснется через год, через два - что же

делать?

А главное, мы сами должны сочувствовать ребенку. Торжественным языком говоря,

сочувствие есть воспитательный акт, одно из главных педагогических действий.

- Что мне делать? - спрашивает мама.

- Посочувствуйте ребенку.

- И все?

- Сердечное движение бывает дороже любых мер.

Когда мы что-то говорим ребенку, мы добиваемся ответа, хоть и не всегда: "Мой на всё

молчит", - сказала мне мама пятнадцатилетнего мальчика. Но и молчит - не значит "не

чувствует". Нам кажется, будто ничего и не произошло. Однако воспитание сердца почти

все идет на бессловесном уровне. Чувство отличается от мысли тем, что его нельзя

передать непосредственно. Для сообщения мысли есть орудия - слова, речь, а чувство

безорудийно, его нельзя объявить - оно гаснет. Чувство невидимо, неслышимо - и все-таки

оно есть, и все-таки именно оно движет людьми. Попробуем себя в искусстве

воспитывать молча - одними только взглядами, легкой улыбкой, вздохом, покачиванием

головы, насмешливым выражением лица. Язык чувств - мимика, интонация, смех, слезы,

язык чувств - музыка. А не слова.

Чуть наш ребенок подрастет, все начинают интересоваться:

- Ты кого больше любишь? Папу? Или маму? Я зна-аю, он маму больше любит! Угадал?

Мальчик таращит глаза, ему непонятна глупость взрослых. А не глупость. Не глупая игра,

если она веками продолжается. Смысл ее прост: люби. Умей любить. Люби отца с

матерью.

Способность любить - высшее достоинство ребенка, и вопрос "Ты кого больше любишь?"

задают точно с той же интонацией, с какой позже будут спрашивать об отметках в школе,

а еще позже - о делах на работе.

Труд жизни начинается с труда души - с любви. Потом пойдет школьный труд ума. Потом

- труд души, ума и рук вместе. Но ни ум, ни руки не работают как следует, если не

трудится душа.

Чувство, то есть сильное желание-да, - от сочувствия. А откуда зло? Желание разрушить?

Попробуем понять, как оно рождается в душе ребенка. Конечно, можно было бы выбрать

вопрос и полегче, потому что проблема добра и зла - вечная человеческая проблема.

Когда Онегин с Ленским обсуждали "плоды наук, добро и зло", они были далеко не

первыми. Примерно за полторы тысячи лет до них церковный философ Блаженный

Августин, сомневаясь во всесилии Бога, стоял над детской колыбелькой, всматривался в

младенца и недоумевал: откуда в нем-то зло? Так он пишет в знаменитой своей

"Исповеди". И задолго до Августина был создан библейский миф о древе познания добра

и зла:

Мифы мифами, споры спорами, но что же нам делать? Мы должны воспитывать детей,

мы должны понимать их. Мы встречаемся со злыми чувствами, с жадностью, завистью,

агрессивностью, неблагодарностью, грубостью. Откуда они в душе нашего маленького

ребеночка? А что, если мы, не зная механизма происхождения дурных чувств, сами

укореняем их в душе подобно тому, как прежде врачи не мыли руки перед операциями и

сами заражали больных смертельными инфекциями, удивляясь потом, откуда эта

напасть?

Посмотрим, как ребенок учится говорить. Ведь язык гораздо сложнее, чем те моральные

заповеди, которые мы внушаем детям. Однако малыши за три-четыре года осваивают его

почти без вмешательства родителей, без наказаний и поощрений.

В определенное время у ребенка появляется потребность произнести слово; он лепечет,

потом лопочет, потом "экает", потом говорит "мама" или "победа". Когда маленький

Матвей съедал свою кашу до конца, мама поднимала его руки, как судья на ринге, и

весело кричала: "Победа! Победа!" И мальчик выучился кричать "победа", когда съест

кашу, а уж потом освоил все другие слова. Навстречу детской нужде говорить идут

взрослые, разговаривающие с ребенком или между собой. Если бы не было внутренней

нужды или если бы ребенок не слышал речи взрослых, то он не стал бы говорить.

Примерно по такой же модели приходят к ребенку все его психические качества:

движение изнутри (направленное! к цели!) встречается с движением внутрь, словно две

строительные бригады идут навстречу друг другу. Образуется тоннель - цели сливаются,

качество закрепляется. Старания "привить" нечто без встречного движения изнутри

бесполезны. Получается не тоннель, а подкоп, мы не воспитываем, а подкапываемся,

причем подкоп в никуда - хоть всю жизнь рой.

И пропадает всякое движение души, дурное или доброе, если оно не сливается с таким же

встречным движением от внешнего мира. Только доброе с добрым дает добро, только

дурное с дурным складывается во зло. Только нащупав росточек доброго, можем мы

добром усилить его.

Все, что есть в ребенке, возникает в результате двух встречных движений - изнутри

ребенка к миру и от мира внутрь ребенка.

Это неудобно, это сложно, но это так. Воспитывая, мы держим под контролем лишь свои

действия, направленные на ребенка, и удивляемся, отчего иногда у нас получается, а

иногда нет. Да потому, что мы не учитываем внутреннее движение, не умеем влиять на

него, не умеем создавать его, пробуждать.

Мир действует на душу человеческую не так, как Амур, который выстрелил из лука, попал

в сердце - вот и любовь. Все сложнее.

Сознательно, по воле своей мы действуем на ближайший к нам конец тоннеля, а невольно

- интонациями, прикосновениями, манерами - мы в то же самое время действуем на тот,

дальний конец, вызываем неподвластные нам душевные движения, добрые или злые

чувства. Неподвластные в том смысле, что мы не все умеем и контролировать.

Ну конечно же, мы сами сеем зло, кто же еще.

Зло в душе ребенка рождается примерно так же, как болезни. В медицинской

энциклопедии можно прочитать: есть лишь две причины болезней - поломки и защита. В

глаз попадает мельчайшая песчинка, организм поднимается на борьбу с ней, глаз опухает

- это идет война с песчинкой, и человек остается без глаза. Отчего? От песчинки? От

защиты?

Мельчайшие песчинки - это наши грубые, неосторожные прикосновения к ранимой,

тоньше глаза организованной душе ребенка, о котором мы думаем, что он ничего не

понимает и потому все вытерпит. Благодаря жертвам многих ученых мы наконец

научились мыть руки, а многие мамы гладят горячим утюгом пеленки - изо всех сил

охраняют ребенка от невидимых микробов. И постоянно рассыпают песчинки зла. Душа,

как и организм, не знает пределов необходимой обороны, она видит угрозу в мельчайшем

повышении тона, в едва заметном неудовольствии мамы, в чуть небрежном

прикосновении, в ослаблении чувства любви - может, просто от усталости мама сейчас не

так сильно любит. Но душа маленького поднимается на защиту, в ней зарождается очаг

обороны, очаг зла. Мы, бывает, отвечаем тем же, мы тоже защищаемся, мы тоже люди, и

пошел раскачиваться маятник, и быстро проходим мы вместе с ребенком тоннель зла:

злое чувство изнутри встречается со злым чувством извне.

Но если отчего-либо, от невидимой песчинки вспыхнувшее злое чувство не встречает

ответного зла, то нет и тоннеля, злое чувство растворяется, исчезает.

Прибегает со двора трехлетняя девочка-крепышка, ножки толстенькие, как у слоненка,

кричит маме ни с того ни с сего, задыхаясь от возбуждения:

- Ты, ты, ты - собака!

Услышала во дворе.

Что на это ответить? Отшлепать, чтобы не смела так разговаривать с матерью? И что из

нее вырастет, если она в три года может сказать матери - родной матери, вы подумайте

только, что за дети пошли! - может сказать родной матери "собака!"

Но мама:

- Ох ты моя хорошая! - и улыбается. - А ты знаешь, кто ты у меня? Ты - зайчик!

- А ты, а ты, а ты, - захлебывается от возмущения девочка, - а ты... белочка!

И все. И пропал запал. Нет тоннеля. Нет злого чувства.

Не противопоставлять детскому злу зло взрослых, не создавать тоннелей зла, никоим

образом не посягать на ребенка - вот простая стратегия воспитания. Тогда из тех

мимолетных чувств, которые идут нам навстречу, злые, вызванные песчинками зла, будут

пропадать, рассеиваться, а добрые - закрепляться, превращаться в добродетели, в

достоинства характера, которые сами забьют возникшие недостатки.

Лишь только безопасность нарушается, а на пути развития возникают преграды - у

ребенка развивается злая воля. У сильного она выражается в агрессивности; у слабого, но

умного - в хитрости, изворотливости; у слабого и неумного - в коварстве и подлости. У

одних защита выливается в агрессию против мира, у других - в агрессию против себя, и

они становятся слабыми, бездеятельными, ленивыми людьми.

Ответ на вопрос о причине зла можно назвать определенно и недвусмысленно: всякое

посягательство на ребенка, на человека есть зло. Посягательство рождает явный или

тайный страх, а страх вызывает дурные чувства и свойства. Веками целью педагогики

было - посеять страх в душе ребенка. Вместе с этим страхом сеяли зло и говорили потом,

что зло - от рождения и надо с ним бороться.

На самом деле цель воспитания - избавить ребенка от страхов и, значит, от зла.

"Но ведь ребенок сам не понимает, в чем его добро", - слышу возражение.

Увы! И по отношению к нам кто-то творит зло, уверяя нас и, главное, себя, что человек не

знает, не понимает своих интересов, что нам хотят только добра. Но будем называть вещи

своими именами. Всякое посягательство на то, что дорого человеку, всякое нарушение его

чувства безопасности и потребности в развитии есть зло. Даже по отношению к

преступникам. Об этом писал не кто иной, как Ф.Э.Дзержинский: ":Лишение свободы

повинных людей есть зло, к которому и в настоящее время необходимо прибегать, чтобы

восторжествовали добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это зло, что наша задача

- пользуясь злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем".

Мы посягаем на ребенка и порождаем в его душе зло не только потому, что мы

невежественны, а потому, что зло есть в мире, и, следовательно, оно есть и в нас. Мир

далек от совершенства. Мы устаем от бытовых неурядиц, от долгой дороги с работы, от

очередей, от ссор с родными и близкими людьми - все это не может не рождать зло в

наших душах, и оно не может не передаваться маленьким. Потому нам трудно вырастить

совершенных детей.

Мы, а не кто-нибудь иной рождаем зло в детских душах, мы, а не среда и не окружение

передаем им зло мира, мы сами выступаем разносчиками заразы недоброты. И ничего не

поделаешь, тряпочкой-марлечкой от мира и от ребеночка не завесишься. Но хоть будем

понимать, что происходит.

Маркс и Энгельс говорили, что надо "так устроить окружающий мир, чтобы человек в нем

познавал и усваивал истинно человеческое", но в том же своем труде "Святое семейство"

они писали о героине одного из романов Эжена Сю, которая находится поистине в

нечеловеческих обстоятельствах - она крепостная, она проститутка, она прислуживает в

кабачке для воров! И все же она обнаруживает жизненную бодрость, энергию, веселость,

гибкость характера - такие качества, которые одни только в состоянии объяснить ее

человеческое развитие в условиях ее бесчеловечного положения.

Даже в бесчеловечном окружении человек может оставаться добрым, не причинять

страданий людям, и, разумеется, в любых условиях можно вырастить добрых детей.

Пушкинская баба из "Бориса Годунова", качая ребенка, приговаривает:

Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука

Тебя возьмет! агу! агу!.. не плачь!

Тут все воспитание: то мы ласкаем ребенка - агу, агу! - то пугаем его букой. Наши "агу"

рождают добро, наши "буки" рождают зло. Чего мы даем ребенку больше - "агу" или

"бук"?

Неторопливо стараемся мы пробудить в ребенке доброе чувство человека.

Если горести чужой

Вам ужасно быть виною...

- вот это важней всего: чтобы нашим детям было ужасно доставить горесть другому.

Будем потихоньку, не ожидая быстрых результатов, учить маленького человека

чувствовать человека.

Не затрудняй! - учим мы его, стараясь не доставлять ему лишних хлопот.

Чужая вещь - не трогай! И мы тоже без спроса ничего не трогаем на столе у сына-

школьника и, уж конечно, не смеем заглянуть в его портфель.

Чужое время - не занимай! - и мы стараемся поменьше обременять сына всевозможными

"сделай", "сходи" и всегда договариваемся о помощи заранее, как поступили бы, если бы

обращались к чужому.

Чужое чувство - не задевай! - и мы боимся хоть взглядом обидеть сына.

Чужой мир - не вторгайся! - и мы никогда не пристаем с назойливыми вопросами.

Чужой покой - не нарушай!

Чужое желание - уважай!

Чужая мысль - не торопись оспорить!

Десять - пятнадцать лет такого воспитания, и, может быть, чувство человека хоть в слабой

форме укоренится в душе сына или дочери.

Короткая притча о Мальчике-с-палочкой.

Энергичный наш Матвей быстро научил своего племянника, полуторагодовалого сыночка

Кати, всякую деревяшку превращать в пистолет, целиться и говорить "пух!" - стрелять.

Маленький произносит "пух!" таким нежным голоском, с такой счастливой улыбкой, что

если бы взаправду стреляющие люди так улыбались, то из их ружей вылетали бы одни

подснежники и фиалки.

Маленький нашел где-то палочку, наставляет ее на Матвея, расплывается в улыбке и

говорит "пух!".

Палочка - сомнительных свойств и неясного происхождения, какая-то кривая - где он

нашел ее в доме?

- Катя, отними у мальчика палочку, - говорит бабушка. - Он себе глаз выколет.

- Да? Как же я ее отниму? - удивляется Катя.

Вот и вся притча.

Кате и в голову не приходит, что палочку можно отнять - разжать руку мальчика и отнять.

У ребенка в полтора года она не может ничего отнять, как и у взрослого.

Катя могла бы сказать: "Нельзя, фу!" Но почему же "фу"? За что ни возьмется маленький -

все "фу". Так весь мир станет "фу!".

Но палочка все-таки опасна, и бабушка огорчается.

Катя говорит своему сыночку:

- Ой, посмотри, что там у Матвея? Смотри, какие у него игрушки!

Малыш раскрыл рот, как ворона с сыром, выпустил палочку из рук, и Катя ловким

воровским движением спрятала ее за спину, очень довольная собой. А маленький про

палочку тут же забыл.

Семейная педагогика похожа на дорогу в горах, за каждым поворотом которой возможна

пропасть. Но там все просто: свернул, свалился вниз - и нет тебя, никаких проблем. А в

педагогике человек может ухнуть в глубочайший душевный провал и жить дальше, и

воспитывать, не подозревая о том, что его, человека, как бы и нет на свете, одна

видимость.

В педагогике за каждым невинным с виду словом может скрываться необъяснимое,

непонятное, может проходить невидимая граница, по одну сторону которой -

непременный успех воспитания, а по другую - полная неудача воспитателя, старавшегося

изо всех сил.

Здесь говорится: чувство, чувство, воспитание чувств, любовь: Но есть люди (и в чем же

они виноваты?) - есть люди, не знающие, что такое чувство, что такое любовь. Слышали,

употребляют эти слова в речи, думают, что знают их смысл, а на самом деле и понятия о

нем не имеют:

Когда б хоть тень вы разумели

Того, что в сердце я ношу!

И они даже не знают, что они чего-то не знают.

Не для вас, читатель, а для таких людей (у них ведь тоже дети) я должен объяснить, что

значит слово "чувство", хоть попытаться!

...Впервые я со всей отчетливостью увидел эффект тайного бесчувствия, болезни, о

которой сам больной и не догадывается, когда попал однажды на прием к Деловому

человеку - назовем его так. У меня был ряд проблем, решение которых от него не

зависело. Но по своему служебному положению он обязан помогать людям - в этом и

состоит, в частности, его работа, за которую он получает немалые деньги и которая дает

ему довольно высокое положение.

Деловой человек был расположен ко мне (как и ко всем, кто приходил к нему на прием),

нетороплив, внимателен, шутлив, и я видел, что он искренне хотел помочь мне. Разговор

был долгий, подробный, с записыванием деталей в большую синюю книжку из тех, что

выпускаются специально для Деловых людей - обычному человеку они ни на что не

годятся.

Но! Но вскоре я заметил, что принимающий меня человек быстро и профессионально

точно просеивает мои речи, жалобы и рассказы, выбирая из них лишь строго деловые - в

чем суть проблемы и кому надо позвонить. Звонить он порывался тут же. Я не успевал

договорить фразу до конца, как он тут же поднимал телефонную трубку. А если не надо

было звонить и нечего было записывать в синюю книжку, то на лицо его мгновенно, как

забрало, опускалась пелена серой скуки - он пережидал. И вдруг я понял, что подлинное

его желание заключается вовсе не в том, чтобы мне было хорошо, как мне казалось

сначала. Он меня не любит, не не любил - он был ко мне совершенно равнодушен,

несмотря на то что улыбался, смотрел в глаза и готов был заниматься со мной хоть три

часа подряд. Истинное его желание состояло в том, чтобы решить мои проблемы, потому

что в этом заключалась его работа, за которую ему платят деньги. Я был в кабинете не я -

я был его проблема. Он не чувствовал меня, то есть не желал мне добра как человеку

имярек, он желал себе быстрого решения моих проблем, как плотник желает себе, чтобы

доска, которую он пилит, распилилась как нужно. У того работа - доски, у этого - люди, а

суть одна.

Я не осуждаю Делового человека, я сейчас не о нем, спасибо ему, какой бы он ни был. Я

пытаюсь на этом примере уловить и показать отличие между чувством и бесчувствием.

Деловой человек очень удивился бы, если бы ему сказали, что он бесчувственный сухарь.

Он чувствовал в этот момент. Больше того, он любил, он любил свое дело, он желал ему,

делу, совершенства, и это свое желание он остро чувствовал. Но хотя он работал с

людьми, на людей его чувство не распространялось. Он даже и не понял бы, если бы его

упрекнули, удивился бы - чего от него хотят? И зачем нужно то, чего от него хотят? Разве

то, разве чувство к посетителю поможет Делу? Поможет решить проблемы посетителя?

Мы все глядим в Наполеоны,

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно,

Нам чувство дико и смешно,

- точнее не опишешь прием у Делового человека, у маленького наполеона, сражавшегося с

проблемами. Да, он помогал мне, но я был для него лишь предметом его труда, если не

орудием, и чувство по отношению ко мне было бы дико и смешно. Заметим, кстати, что

для Пушкина слово чувство означает чувство к другому человеку, любовь, как и в языке

народа. Человек не "двуногая тварь", человек имеет право на то, чтобы его чувствовали,

человека нельзя использовать ни как предмет, ни как орудие - эта мысль Канта, видимо,

была известна Пушкину.

Делового человека, повторю, можно и не осуждать - в конце концов, он работал, он

испытывал чувство по отношению к работе, и кто знает, каков он в жизни. Но довольно

часто встречаются люди, которые не работают, а живут по модели Делового человека.

Они приходят в больницу навестить больного родственника, они желают ему

выздоровления, они все готовы сделать для него, но в глубине души они желают не

здоровья больному, а устранения этой жизненной неприятности - болезни человека.

Жалуются (и не первый век жалуются), что мы все стали прагматиками, разучились

чувствовать. И в самом деле, мы стали относиться к чувству по-деловому, мы прославляем

лишь то чувство, которое выливается в действие, полезное чувство. А чувство

бесполезное по-прежнему дико и смешно. Лишь та любовь считается любовью, которая

доказана делом, предъявила доказательства любви. Иначе любовь любовью не считается.

И вот появляются на свете монстры, чудовища: доказательства любви - но без любви!

Доказательства любви, которой нет!

В семейной жизни и в воспитании детей эта невидимая, тайная, скрытая от нас драма

происходит на каждом шагу: родители предъявляют окружающим, школе и самим себе

доказательства любви к детям, то есть совершают поступки, которые обычно совершаются

под влиянием любви (заботятся о детях, ходят на родительские собрания, посещают с

ребенком зоопарк, покупают мальчику все, что нужно, хлопочут за него) - но не любят!

Они ведут себя как все, перенимая лишь внешние действия, без той внутренней работы,

без того волнения, в котором и заключается вся сила воспитания. И даже не догадываются

о том, что они что-то делают не так. Они любят не детей, а себя в образе родителей, им

нравится быть хорошей матерью, честным отцом; и никак они не могут понять, отчего же

сын вырастает бесчувственным человеком.

Да оттого, что отец был не отцом, а Деловым человеком в своей семье. Он не любил, а

решал проблемы. Он жил вместе с сыном, но не переживал вместе с ним его, сына, жизнь.

Он не воспитывал, а вел прием.

Быть может, секрет заключается в слове волнение?

Вслушаемся, какой замечательный образ скрыт в этом привычном понятии! Волны

появляются, когда ускоряется течение жидкости. В данном случае эта жидкость - кровь

человеческая, "волнение крови", "волнение в крови". Когда человек волнуется, кровь

бежит быстрее, сердце бьется чаще, и это главный, непременный признак чувства.

Говорят: "Чье сердце не дрогнет при виде:" Древние считали, что душа человека - в крови

его.

Что волнует нас на самом деле? Неприятности, вызываемые детьми, или сами дети?

Волнуют ли нас дети, когда у них нет неприятностей?

Волнение противоположно покою: "Беспокойное сердце", "Успокойся, не волнуйся", -

говорим мы. Волнение связано с растратой энергии, с расходом души, а страсть, говорил

Л.С.Выготский, - душевное мотовство, ведущее к банкротству психики. Чувство - не

желание покоя самому себе, которое мы иногда принимаем за любовь к детям, а именно

непокой, волнение, бесполезное волнение. Чувство бесполезно, оно ведь не реальное

действие, а внутреннее. В одних случаях оно помогает работать, в других мешает; артисту

оно необходимо, для канатоходца губительно.

Но при всех обстоятельствах чувство есть любовь, горячее желание добра и сближения.

Острое, волнующее, горячее желание добра другому безотносительно к себе - вот что

такое чувство. Часто ли мы его испытываем? Даже по отношению к своим детям?

Когда человек волнуется, испытывая желание добра другому, это его волнение в чем-то

выражается, и оно чувствуется другим человеком, он тоже начинает волноваться. Так

происходит воспитание сердца. Воспитание сердца - передача своего волнения. Нет

волнения - нет и воспитания.

Не желая добра человеку - человека не почувствуешь. Чувство, любовь есть горячее

желание добра человеку - все четыре слова необходимы в этом определении.

Любить женщину - не значит желать ее, это значит желать ей добра.

Точно так же можно и родителей спросить: у вас дети, но чего мы хотим? Счастья иметь

детей, счастья иметь благополучных детей или детского счастья? Эта едва заметная,

маловажная на первый взгляд разница и есть та пропасть, в которую мы сваливаемся - и

погибаем как воспитатели.

Злое чувство рождается мгновенно, а доброго приходится дожидаться.

Стоим с маленьким Матвеем в длинной скучной очереди у телефона-автомата. К тому же

неясно - женщина в круглой шапочке впереди нас или позади?

- А эта тетя? - спрашивает тихонько Матвей, беспокоясь.

- Кажется, она за нами, но давай ее пропустим, ведь она тетя, а мы с тобой мужчины.

Матвей упрямо наклоняет голову и говорит с той интонацией, с какой дети произносят

слово "нетушки":

- А-а, мы же раньше пришли!

Молчу. Что делать? Так - так так. Упреком доброе чувство не вызовешь. И все же он

почувствовал мою досаду и решил пойти навстречу, рассудил так:

- Но когда мы подходили, эта тетя шла сюда, мы ее обогнали. Значит, она раньше.

Я наклонился и тихонько поцеловал его.

Но как бы не упустить самый надежный способ вызывать добрые чувства - вы знаете его,

конечно? Он основан на законе шубы. Но может быть, вы и закона шубы не знаете,

одного из главных законов воспитания?

...Известный пример из книги Л.С.Выготского "Психология воспитания"... человек входит

вечером в свой дом и видит - у вешалки притаился вор. Человек сильно испугался. Но

через мгновение он понял, что это не вор, не грабитель, а просто шуба висит на вешалке.

Вора не было. А чувство? А страх - был? Отличалось чувство перепуганного хозяина от

того чувства, которое он испытал бы, окажись под вешалкой настоящий вор? Конечно,

нет. Вор не настоящий, а чувство - подлинное. Чувство вообще не может быть ложным.

Мысль бывает чужой, украденной, заимствованной, вычитанной, а чувство всегда свое, ты

его испытываешь или нет.

На этом законе зиждется все искусство... коль скоро подлинное чувство может возникать

по ложным, нереальным поводам, то, следовательно, оно может обманывать нас, но и

мы можем его обманывать. Человек приходит в театр и там, сидя в зале, в уютном кресле,

радуется, горюет, страдает, плачет, смеется, испытывает счастье. Любит людей, которых,

собственно говоря, на свете нет. Ничего нет - а чувства есть, и притом подлинные. В

театре все не настоящее, кроме чувств. Тогда как в жизни, бывает, все подлинное, а

чувства нет.

Для того театр, для того книги, для того кино, для того телевидение, поэзия, сказки,

музыка - для воспитания добрых чувств. Не будь закона шубы, не будь принципа "ложный

повод - истинное чувство" - воспитание детей было бы невозможно.

У Пушкина...

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал...

Лирой! Иногда бывает, что иначе добрые чувства не вызовешь. Заметим, что это Пушкин

поставил себе первой заслугой. Вызывать у людей добрые чувства - что может быть

важнее в мире?

Я думал, думал - и ничего не нашел.

Две задачи у нас: не вызывать злого чувства в сердце ребенка и вызвать доброе желание,

доброе чувство. Но оглянемся вокруг себя и в себя всмотримся - сколько среди нас таких

родителей, чьи умения прямо противоположны необходимым: мы умеем вызывать злые

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒