*По воле бога и дьявола (латынь) 16 страница

Джелкс тяжело вздохнул, бесшумно вышел и вернулся обратно в дом.

Позвав Мону, которая пряталась в спальне от нашествия родственниц Хью, он рассказал ей о произошедшем. Амброзиус проявился перед свидетелями — враждебно настроенными свидетелями, что, как они и ожидали, рано или поздно должно было произойти, и похоже так и не исчез. Джелкс не скрывал своих опасений, что утром сюда может прибыть большой автомобиль, двоюродный брат катафалка, с тремя или четырьмя странными личностями, в задачи которых входит присмотр за душевнобольными, и этот день станет последним, когда они увидят Хью; и если Моне посчастливится выбить из тех людей, что будут управлять его счетами, причитающееся ей жалование, то это можно будет счесть невероятным везением. Хью в своем нынешнем состоянии вряд ли мог бы избежать сумасшедшего дома.

В тот самый момент, когда они обсуждали эти мрачные перспективы, раздался звук подъезжающего автомобиля.

— Святый Боже! - воскликнул Джелкс. - Что на этот раз?

Он подошел к двери и за ней оказался немолодой, манерный, низкорослый мужчина, который вышел из такой же маленькой и аккуратной кареты, как и он сам.

— Добрый вечер, - сказал он. - Мистер Пастон дома?

— Нет его, - ответил Джелкс коротко, глядя на него с нескрываемой враждебностью, что немало ошарашило новоприбывшего.

— Очень жаль, - ответил он, - Я надеялся избавить его от поездки в город. Я только что заезжал к мисс Памфри, чтобы получить ее подпись, и я подумал, что, возможно, смогу заодно получить и его подпись, чтобы, наконец, покончить с этим делом. Не будете ли вы так любезны передать ему, чтобы он позвонил мне в офис в любое удобное для него время? Меня зовут Уотни.

Джелкс некоторое время молча смотрел на него.

— Да? - бросил он. - Зайдите в дом, - и оставил дверь открытой.

Мистер Уотни вошел в дом и прошел в гостиную, где увидел стоявшую у камина Мону, которая, очевидно, была очень взволнована. Он поприветствовал ее и она кратко представила ему Джелкса, но без каких-либо дальнейших объяснений он так и не понял, кто это был такой. Однако он ощущал, что атмосфера здесь была напряженной, и отметил, что Хью не было среди собравшихся. Он гадал, почему же столь равнодушная прежде мисс Уилтон, чей интерес в Хью Пастоне был чисто коммерческим, теперь выглядела настолько обеспокоенной.

Однако этого она не объяснила, но зато вопросительно посмотрела на старика, бывшего, предположительно, ее дядей, будто бы спрашивая его о том, что он собирается делать дальше.

— Садитесь, - коротко приказал Джелкс.

Мистер Уотни выполнил это указание.

— У нас тут чёрт-те что творится, - сказал Джелкс.

Мистер Уотни вопросительно посмотрел на него, но проявив присущую юристам осторожность, предпочел ничего не отвечать.

Джелкс внезапно повернулся к девушке.

— Расскажи ему, Мона, ты объяснишь всё это лучше, чем я.

Девушка замешкалась.

— Чего ты хочешь добиться, дядя? - спросила она.

— Мы должны найти хоть кого-нибудь, кто мог бы нам помочь, Мона, они же засунут Хью в психушку, если мы этого не сделаем.

Мистер Уотни изумленно поднял брови.

— В этом вся проблема, сэр, - сказал Джелкс, снова поворачиваясь к нему. - Мой друг Хью Пастон недавно пережил настоящую трагедию — он потерял свою жену при невероятно трагических обстоятельствах.

Уотни кивнул. Очевидно, он был в курсе. «Только откуда ты знаешь об этом? », подумал Джелкс.

— Полученное в результате этого расстройство стало причиной... Эээ... Раздвоения личности. Должно быть, вы слышали о таких вещах?

— Да, я слышал, - ответил юрист сухим и невозмутимым тоном.

— Временами он... - Джелкс с трудом подбирал слова, - Переключается со своей нормальной личности на... Эээ... Вторую личность.

— И случай в музее был одним из таких моментов, - сказал Уотни, глядя на Мону.

— Да, - ответила Мона.

— Я знал, что это был не просто обморок, - сказал мистер Уотни.

— Дело вот в чем, - продолжил Джелкс, - Мне кажется, а я все-таки кое-что понимаю в клинической психологии, что Хью скоро придет в норму, да и, как бы то ни было, он абсолютно не опасен. Но проблема в том, что его семья, кажется, решила упечь его в сумасшедший дом.

— Почему они так этого хотят, если в том нет никакой необходимости?

— Потому что если его признают сумасшедшим, то они получат контроль над огромной суммой денег, и их дети, вернее, дети его сестер, унаследуют всё. Но если он останется на свободе и... Эээ... Снова женится, у него могут появиться свои дети, и тогда уже его собственные дети унаследуют все эти деньги.

— А он хочет снова жениться?

Джелкс замешкался.

— Нет, насколько мне известно, - ответила Мона.

Что-то, о чем он и сам не подозревал, заставило мистера Уотни обернуться, и остальные, проследив за его взглядом, увидели, что в дверях стоял Хью, и, за что Джелкс был безмерно благодарен небесам, это был именно Хью, а не Амброзиус.

— Боюсь, что я стал невольным свидетелем большей части вашего разговора, - сказал Хью, медленно входя в комнату. На Мону он не смотрел.

— Тогда, - сказал Джелкс, - Ты понимаешь, как обстоят дела?

— Начинаю понимать. Так этим и объясняются те... припадки, которые так напугали мисс Уилтон? - и он впервые взглянул на Мону.

— Да, - ответила Мона с жалким видом.

— Я не удивлен, - сказал Хью, - Должно быть, то еще зрелище.

Он повернулся к юристу.

— Что же, мистер Уотни, похоже, меня ждет пожизненное заключение, если я не буду следить за каждым своим шагом. Что делать? Вы юрист, может быть у вас есть какие-то предложения?

— Я могу только предложить вам проконсультироваться у своего юриста или у своего семейного врача, мистер Пастон.

— Это все равно, что отправиться прямиком в логово льва. Наш семейный доктор как раз и затеял это всё. А что до моих юристов, ну, я не знаю. Не удивлюсь, что они получат куда больше, если я буду взаперти, чем получают от меня, когда я на свободе.

— Есть ли хоть кто-то в вашем окружении или, может быть, в окружении вашего покойного отца, кто не является членом или другом вашей семьи, какое-то незаинтересованное лицо, на которое вы могли бы положиться?

Хью указал на старого книготорговца.

— Есть, это Джелкс, - ответил он, - Я больше никого не знаю. Кроме, разве что... - он посмотрел на Мону и замешкался.

— Я сделаю все, что смогу, - ответила она тихо.

— Я рад это слышать, - сказал Хью, - И я не... - он споткнулся, подбирая слова, которые смогут в точности выразить то, что он имел в виду, - Не стану злоупотреблять вашей дружбой.

Атмосфера накалилась и каждый чувствовал себя невероятно смущенным.

Джелкс решил разрядить обстановку.

— Знаешь, что бы я сделал на твоем месте, Хью? Я бы забрал все твои дела из рук этих юристов, раз ты не можешь им доверять, и передал бы их мистеру Уотни, чтобы он за ними присмотрел.

— Это то, о чем я и сам думал, - ответил Хью, - Так и поступим, если только мистер Уотни не будет против.

— Да... Ну, конечно же я... Эээ... Я... Ммм... Буду очень рад.

Да и кто бы не был рад этому? Но, к своей чести, этот маленький человек еще не закончил говорить.

— Но... Эээ... Как быть с этими семейными юристами, мистер Пастон? Это может быть не так-то просто. Ваш отец каким-то образом закреплял с ними отношения?

— Не с этими юристами. Этим я всё передал, чтобы порадовать свою жену. Другие ее не устраивали. Тогда мы распутали все эти юридические узлы. Я не виделся с этой шайкой больше трех лет.

— В таком случае, я буду очень рад помочь вам с ведением дел, хотя мне следовало бы чувствовать некий стыд за то, что я забираю их из рук семейных консультантов.

— А я хочу, чтобы этим занимались вы, - ответил Хью, внезапно улыбнувшись ему. Маленький старый холостяк просиял в ответ. Хью снова провернул свой излюбленный трюк. Мистер Уотни отправился, вслед за миссис Паско, в когорту тех людей, которых благополучие Хью заботило куда больше, чем его самого.

— Теперь, мистер Пастон, - начал маленький юрист, внезапно позабыв о всяком смущении и включив повелительный тон. - Я должен посоветовать вам передать мне все необходимые полномочия для того, чтобы забрать все ваши бумаги из той фирмы, с которой вы работаете сейчас, а я отправлю туда завтра клерка первым же утренним поездом, пока они ничего не заподозрили и не забрали их себе. На девять десятых юриспруденция основана на факте владения. Также, если вы действительно в нас не сомневаетесь, вам стоило бы оформить на меня полную доверенность, которая вступит в силу в случае вашей недееспособности. Конечно, они будут оспаривать это решение, если нам когда-нибудь придется ей воспользоваться, но я все-таки надеюсь, что не придется. Но, опять же, как вы понимаете, факт обладания чем-либо это девять десятых успеха в юридической практике, и им придется выбивать нас с довольно крепких позиций. Обращение в Верховный Суд, мистер Пастон. Максимальная огласка. Существование права на защиту заставит их пожалеть о том, что они не умерли раньше. Силу переговоров, дорогой сэр, силу переговоров никогда нельзя недооценивать. Скажи человеку: «если не захочу я, то и ты не сможешь ничего», и он тут же начинает мыслить разумно. Прикладная психология — очень полезная вещь. Даже порой более полезная, нежели закон. Юристы сосредотачиваются на законах и совершенно забывают о психологии сторон. Это, по моему мнению, глупо. Благодаря знанию психологии я выиграл куда больше случаев, чем благодаря знанию законов.

Его глаза сияли за стеклами очков в роговой оправе, поскольку сейчас он находился в своей стихии. Ему нравилось судиться ради самого этого процесса. Свои дела он никогда не помечал Крестным Знамением. Он всегда добивался приемлемого соглашения между сторонами в самый короткий срок

— Какой смысл в том, чтобы писать на вас доверенность? - резко спросила Мона.

— А вот в чем, мисс Уилтон. Предположим, что они признают мистера Пастона сумасшедшим, но тогда им придется приложить немало усилий для того, чтобы получить доступ к его счетам. Я разнесу их в хвост и в гриву в любом суде на территории страны. Им это прекрасно известно, можно даже их не предупреждать. Я думаю, вы понимаете, что как только они узнают о существовании доверенности, они тут же откажутся от своих идей, особенно если мистер Пастон обратится к хорошему врачу. Как мы все знаем, нет никакого смысла в том, чтобы признавать нашего друга сумасшедшим, если от этого ему самому не будет никакой пользы, и никто, кто не был бы заинтересован в этом по личным причинам, не станет этого делать; а если вы и мистер Джелкс будете за ним присматривать, то я уверен, что вскоре и заинтересованные лица сочтут эту задачу невыполнимой.

Он огляделся вокруг с сияющей улыбкой, но у него возникло смутное ощущение, что он сказал что-то не то.

— Я согласен со всем перечисленным, - сказал Хью устало, как если бы был до смерти утомлен этими обсуждениями. - Кого мы пригласим в качестве незаинтересованного врача? Двоюродного брата мужа миссис Макинтош?

— Нет, - ответила решительно Мона, - Он справляется с лечением простуды, как никто другой, но для этой работы он не подходит. Он такой же, как миссис Макинтош, недоверчивый и в то же время трусливый.

Мистер Уотни навострил уши. Ему давно казалось, что эта сделка была намного более странной, чем казалась на первый взгляд.

— Теперь, когда я действую в ваших интересах, мистер Пастон, - сказал он, - Я могу рассказать вам о том, что ваши прежние юристы задавали великое множество вопросов в связи с приобретением этого места. Вопросов, которые я счел несколько странными. Естественно, я не смог на них ответить. Я объяснил им, что их клиент — это их проблема, а мой клиент — моя. Конечно же, используя для этого строго юридическую терминологию.

— О чем они хотели узнать? - спросил Джелкс, посмотрев на Хью, который, казалось, был полностью погружен в свои мысли и потерял к этой беседе всякий интерес.

— Они хотели узнать, кто рассказал мистеру Пастону о мисс Памфри. Я ответил им, что не знаю этого. И я действительно не знаю. Потом они звонили мне с просьбой сделать им одолжение и постараться это выяснить. Я ответил им: «Это ваш клиент, а не мой. Я не могу действовать в интересах обеих сторон сразу. Спросите его, если вам так важно это выяснить, и если он захочет, чтобы вы об этом знали, он вам расскажет». Они совершенно ничего не смыслят в имущественных сделках. Их специализация — разводы и криминалистика. Я не знаю, что вас связывает с этими людьми, мистер Пастон.

— Для чего тогда их наняли? - спросил Джелкс.

— Я бы предпочел не озвучивать своих предположений, - ответил Уотни.

— Я говорил этому парню, что ему нужен дядя, - сказал Джелкс с одной из своих внезапных верблюжьих усмешек. - И он будет называть меня дядей, хотя у меня всего лишь книжный магазин, а не ломбард.

Мужчины обменялись улыбками и с нежностью посмотрели на Хью, который не обращал на них ни малейшего внимания, будучи полностью погруженным в себя. Они с беспокойством посмотрели друг на друга.

— Я полагаю, вы старые друзья? - спросил мистер Уотни.

— Вовсе нет, - ответил Джелкс, - Я знаком с ним не дольше, чем вы. Он приплелся в мой магазин на негнущихся ногах сразу после похорон своей жены, и я приютил его и позаботился о нем, так как никому другому, похоже, до него не было никакого дела.

— Так, так, так, - сказал мистер Уотни, - Ну и дела!

Он перевел взгляд на Мону, но никаких дальнейших объяснений не последовало.

Он вновь повернулся к Джелксу и заговорил тихим голосом:

— Что касается врача, то я бы на вашем месте первым делом отправил его в город завтра с утра, чтобы он посетил какого-нибудь действительно первоклассного специалиста, чье заключение невозможно будет оспорить.

— Нет, - сказал Джелкс, - Мы уже видели местных шарлатанов сегодня. Я не хочу рисковать.

— Я знаю человека, который нам нужен, - тихо продолжил мистер Уотни, - Молодой парень, который только начал работать в этом районе. Он будет очень рад, если я приведу ему пациента и сделает всё, что я ему скажу. Положитесь на меня. Я отправлю его к вам на обратном пути.

***
Поторопив уезжающего гостя, Джелкс вернулся в гостиную и обнаружил, что Моны там не было. Она явно не была настроена на тет-а-тет с Хью в его нынешнем состоянии. Джелкс сел и пристально на него посмотрел, и то, что он увидел, его совершенно не обрадовало. Казалось, что каким-то непостижимым образом он очень сильно постарел. Когда он впервые пришел в магазин, еще не оправившись от шока после смерти жены, он выглядел на добрый десяток лет старше, чем был на самом деле. Потом это прошло и, даже не смотря на то, что лицо его было покрыто преждевременными морщинами, что, по всей видимости, было следствием многолетних проблем, Хью, будучи воодушевленным чем-либо, выглядел совсем как мальчишка. Однако сейчас у него был очень странный вид, как если бы здесь сидел человек, который завершил все свои дела и теперь дожидался смерти. Джелкс видел такое выражение на лицах некоторых из тех людей, которых увольняли с работы, которой они посвятили всю свою жизнь. Это ему совсем не нравилось.

Также как не нравилась ему и чрезмерная задумчивость Хью, пребывая в которой он не обращал внимания ни на что вокруг. Он заговорил с ним, чтобы посмотреть, ответит тот ему или нет.

— Итак, Хью, что же ты собираешься делать дальше? Будешь ли ты продолжать благоустраивать это место, не смотря на сложившиеся обстоятельства?

Хью с трудом нашел в себе силы ответить.

— Я не знаю, правда. Я об этом не думал, - сказал он, - Мисс Уилтон может приобрести всё, что сочтет необходимым.

Джелкс сразу же обратил внимание на то, какую форму имени он использовал в своем ответе и гадал, что бы могли означать такие перемены.

Некоторое время они сидели в молчании, которое затем было прервано звуком подъезжающего автомобиля.

— Должно быть, это тот самый костоправ от Уотни, - сказал Джелкс, - По крайней мере, я молю Бога, чтобы это был он.

И это был он.

Он оказался молодым парнем, пытающимся скрыть свое волнение за напускной самоуверенностью.

— Мистер Уотни рассказал вам о проблеме? - спросил Джелкс тихо, так как полностью одобрил его кандидатуру.

Он кивнул.

— Желаете осмотреть его наедине?

— Да, пожалуйста.

Джелкс хмыкнул, провел его в комнату и закрыл за ним дверь.

Новоприбывший некоторое время стоял в молчании, глядя на своего пациента, и Хью, ощутив присутствие незнакомца, внезапно поднял глаза.

— Да-да? Я прошу прощения, - сказал он, - Не знал, что здесь есть кто-то еще.

— Мистер Уотни попросил меня заехать и осмотреть вас. Я доктор Аткинс.

— Уверен, это очень мило с вашей стороны, - сказал Хью, и, поскольку беседа не клеилась, доктор Аткинс отчаянно пытался вспомнить все, что узнал из скудной инструкции по диагностике душевных недугов. Все, что он мог вспомнить, было положениями закона о признании человека психически ненормальным. О диагностике душевных расстройств он знал немногим больше, чем о воздухоплавании.

— Эээ, а вы не скажете, какой сейчас день недели? - спросил он, наконец.

— Весь день была среда, насколько я помню, - ответил Хью, и снова воцарилось молчание.

Доктор Аткинс чувствовал, что начинает потеть. Это был его первый важный пациент, с которого он начинал свою практику, и поэтому он ужасно переживал. Он понимал, что разбирается в психиатрии даже меньше, чем в акушерстве, и молил бога о том, чтобы стать напарником какого-нибудь более опытного специалиста, вместо того чтобы амбициозно начинать работать самостоятельно. Частная практика, как он вскоре понял, очень сильно отличалась от работы в госпитале. Здесь в большей степени требовалось использовать здравый смысл, нежели научные знания.

— Могу я осмотреть вас? - спросил он, наконец, надеясь найти утешение в привычных для него занятиях.

— Конечно, - ответил Хью, - Делайте все, что вам нужно.

Доктор Аткинс взял свой стетоскоп.

— Тогда не будете ли вы так добры раздеться?

— Раздеться? - воскликнул Хью, внезапно очнувшись. - Святый боже, парень, от шеи и ниже я в полном порядке. Мои проблемы вот здесь, - и он постучал себе по голове. - Разве тут поможет стетоскоп? Уймитесь и присядьте, и угощайтесь сигаретой.

— Спасибо, - ответил доктор Аткинс, чувствуя, что он пытается быть учтивым.

— Не знаю, что у нас есть из освежающих напитков, - продолжил Хью, - Боюсь, что ничего, кроме бутылочного пива, - и он тут же достал несколько бутылок из буфета. Доктор Аткинс, благодарный за пиво и довольный тем, какой поворот приняло это интервью, отложил в сторону маску профессионала и превратился в скромного, неопытного парня, каким он и был на самом деле, и они уселись с двух сторон от камина, он и его пациент, взяв себе каждый по бутылке пива и сигарете, что было весьма нестандартным способом лечения душевных недугов.

Хью взял направление беседы в свои руки.

— Я полагаю, мистер Уотни рассказал вам обо всем, что ему известно? - спросил он.

— Он рассказал обо всем, что ему известно, - ответил доктор Аткинс с ухмылкой, - Но осмелюсь предположить, что все гораздо сложнее, если вы, конечно, захотите этим поделиться.

На практике в сумасшедшем доме, конечно, случаи душевных недугов разбирались совсем по-другому, но куда приятнее общепринятого способа для обеих сторон был этот — в котором было пиво.

— Я полагаю, Уотни рассказал вам, что они хотят признать меня сумасшедшим? Должен сказать, что они правы, только я этого не хочу. Я был бы счастлив, если бы вы заключили, что никакой я не псих. Я сделаю для вас всё, что угодно.

Доктор Аткинс, задобренный пивом, начал чувствовать себя так, как если бы его направляло Божественное Провидение, ведь его способ лечения душевных расстройств оказался весьма эффективным.

— Не беспокойтесь об этом, - сказал он, - Я прослежу, чтобы этого не случилось.

— Хотите еще пива? - поинтересовался Хью.

— Спасибо, не откажусь, - ответил доктор Аткинс.

Хью открыл еще одну бутылку.

— Пережили потрясение? - поинтересовался доктор Аткинс.

— Да, кошмарное потрясение.

— Хотите поговорить об этом?

— Не очень.

— Всё пройдет, дайте себе время.

— Надеюсь. Еще пива?

— Не возражаю.

Хью открыл еще одну бутылку. Доктор Аткинс достал пачку дешевых сигарет. Они сидели в дружеском молчании. Существовало множество куда более худших способов проведения психиатрических обследований, чем этот. Хью видел некоторые из них в действии и был невероятно благодарен.

— Вы знакомы с психоанализом? - спросил он своего медицинского советника, прикончив бутылку.

— Нет, не очень.

— Ну, а я знаком, - ответил Хью, - И я сверну вам шею, если вы примените его ко мне.

— Понятно, - ответил доктор Аткинс.

— Еще пива?

— Нет, боже мой, не надо. Мне же еще ехать домой! Пустыми бутылками уже уставлен весь пол.

На этом они расстались. Хью испытывал невероятное облегчение. Ему понравился доктор Аткинс и его страхи развеялись. Доктор Аткинс, в свою очередь, сразу же поехал домой и прежде, чем поставить машину, стал искать информацию о своем случае в книгах. Он знал, что добился успеха, но не понимал ни как, ни почему это произошло. Когда-то он точно также сидел рядом со своим другом, когда тот пережил тяжелейший удар, но тот случай не был связан с психиатрией. В надежде на лучшее он сделал пометку, способную усмирить любых львов и тигров. Больше этот бедный парень не мог сделать ничего. Медицина знает так мало о душах, больных или здоровых, и даже то, что она знает, она использует совершенно неправильно.

***
Весь следующий день, а потом и еще один, Джелкс провел на страже территории, но никаких вестей из вражеского лагеря не поступало. Как мистер Уотни и предполагал, доверенность стала искусным способом загнать их в угол и они быстро отказались от своих идей — по крайней мере, на данный момент, - и пока Хью не натворил чего-то действительно скандального, он находился в полной безопасности.

Но даже если этот меч больше не нависал над их головами, одна достаточно серьезная проблема всё еще требовала их внимания, ибо нельзя было отрицать того, что с Хью творилось что-то совершенно неправильное. Он пребывал в странной, безжизненной апатии и задумчивости, как если бы его душа находилась где-то в другом мире и мир этот был не самым приятным местом. Джелксу, который прочел много разных книг по психологии и повидал достаточно сломленных душ среди иезуитов — нервный срыв, мягко именовавшийся капитуляцией перед Богом, был обязательной частью их учебной программы, - совершенно не нравилось, как выглядел Хью. Он подозревал, имея представление о его сущности, что тот будет болтаться между апатией и возбуждением. Если что-то сможет прорваться сквозь оболочку его апатии, он тут же придет в возбужденное состояние; а когда это возбуждение измотает его, он провалится обратно в апатию. В конце концов, человеческий механизм — это двигатель внутреннего сгорания, работающий на топливе духа. Темперамент определяется уровнем жизненной силы. Джелкс понимал, что Хью страдал от перекрытия воздушного шлюза и может получить серьезный обратный удар, если шлюз прочистится. Если кто-то в этот момент повернет ручку запуска, то он запросто сломает себе запястье. Джелкс до смерти не хотел оставлять Мону наедине с Хью, но ради своего же блага он не мог больше оставлять бизнес без присмотра, если хотел, чтобы у него остался хоть какой-то бизнес, когда он вернется обратно. О том, что было на уме у Моны, он не имел ни малейшего представления. Иногда ему казалось, что она совершенно не понимает, как дела обстояли на самом деле, а иногда — что она знала намного больше, чем считала нужным озвучивать. Бесстрастное выражение лица Моны всегда было ее благословением.

Глава 21.

К концу недели Хью казался куда более адекватным; телефон был проведен, так что в случае непредвиденных обстоятельств Мона легко могла позвонить мистеру Уотни, доктору или полицейскому в зависимости от обстоятельств, и ей больше не нужно было полагаться на милость Хью или его альтер эго, Амброзиуса, который единственный из них двоих был способен вытворить что угодно; Джелкс решил рискнуть и на несколько дней оставить Монашескую Ферму на произвол судьбы, чтобы проверить, как там обстоят дела с его средствами к существованию.

- Я не верю, что за презренный металл можно продать душу, - сказал он. - И мне импонирует идея герцога Веллингтона — засунуть все свои письма в ящик стола и дать им время, чтобы они ответили на себя сами. Но, к сожалению, в бизнесе нельзя слишком часто поступать подобным образом — люди этого не любят. Бог его знает, почему.

Так что Хью отвез его в долину и он поймал вечерний автобус до Лондона.

Засунув в автобус Джелкса, а вслед за ним и его плетеную корзину, Хью развернул неповоротливый автомобиль и поехал по холмам. Перспектива впервые остаться с Моной наедине его ужасно пугала. Нужно было многое обдумать. Он должен был продумать свою линию поведения и убедиться в своей способности ей следовать. Требовалась немалая доля самоконтроля, думал он, для того чтобы дойти до определенной черты и остановиться, и не натворить при этом ничего такого, что заставило бы Мону отвернуться от него, что, в свою очередь, заставило бы его, в его взвинченном состоянии, потерять самообладание и разругаться с ней, доведя ситуацию до необратимого расставания. Оставшись в одиночестве, Хью не пошел бы на этот риск, но он знал, что Мона ни за что не оставит его одного и пытался понять, так ли много она знала о жизни на самом деле, понимала ли, что она делает, и сможет ли она в конечном итоге справиться со всеми резкими поворотами, которые ждали их впереди?

Чего он боялся больше всего, так это потери собственной способности к самоконтролю. Теперь его проблема была не в том, что он не мог ухватиться за жизнь, а в том, что он мог ненароком придушить ее. Он знал, что упрямство слабых людей, бесстрашие трусливых и распутность святых не вели ни к чему хорошему. Он также знал, что у него никогда не хватало духа для борьбы, что он был чрезмерно слаб по жизни и что он искренне стремился вести себя правильно и всегда готов был пожертвовать собой ради других — а если это не было путем к святости, то чем тогда это было? Вот только теперь он шел на проблемы, словно бык на ворота, низко опустив рога; а что же до праведности, то теперь он жаждал всем своим существом лишь одного — жизни, больше жизни, всей полноты жизни — благословения Пана!

Самопожертвование? Оно было последней нитью, за которую он держался. Ибо сердце Хью было добрым: оно живо реагировало на боль других людей. Ему было сложно пожертвовать кем-то другим, и уж тем более не представлялось возможным пожертвовать кем-то другим во имя себя самого. Однако он понимал, что инвокация божества невозможна без жертвы, и что, в случае с Паном, самопожертвование не даст никакого результата.

Повсюду вокруг него, на возвышенности, где он остановил свою машину, цвел дрок, и воздух был наполнен его сладковатым миндальным ароматом. В неспешном дуновении теплого ветра в весенних сумерках ощущалась почти летняя мягкость. Апрель заканчивался; на пороге был май; и с последним апрельским днем приближался канун Белтайна.

Согласно традиции, как Хью узнал из книг Джелкса, Белтайн был Ведьмовской Ночью, и если что-то должно было случиться, то можно было ожидать, что это случится именно в эту ночь. Он гадал, какую же форму примет Пан, если он появится? Произойдет ли грубая его материализация в виде запаха зловонного козла? Или он проявится более тонко, в душе? Хью склонялся ко второму варианту. Его всегда интересовало всё необъяснимое и он прочитывал все оккультные триллеры сразу же после их выхода. Он помнил, что главнейшее событие неизменно было одной из двух вещей: материализацией, которая произошла лишь частично, или видением, от которого все пробуждались в последней главе. Ему казалось, что писатели триллеров старательно пытались переплюнуть друг друга — на самом деле один автор зашел так далеко, что полностью отрекся от всяких практических знаний о предмете, о котором писал в таких подробностях, - и по каким-то своим причинам напрочь забывали о Природе описываемого, если такой термин вообще мог быть применен к столь неестественным вещам.

Он, в свою очередь, совершенно не знал, чего ему ожидать, и поэтому не мог решить, должен ли он разочароваться, если не произойдет ничего действительно впечатляющего, или радоваться тому, что так много всего уже успело произойти. Оглядываясь на все те недели, которые прошли с тех пор, как он начал выбираться из светящейся оболочки, которой был его опал, он не мог отрицать, что произошедшие с ним события — Амброзиус, например, - и пришедшая в его жизнь Мона вполне могли считаться показателями успеха в данном начинании.

Произошло ли все это благодаря его инвокации Пана? Он начал подозревать, что да. Ибо чем еще, в конце концов, была инвокация Пана, как ни намерением, в первую очередь, выбраться из опала? Он дал позволение своему собственному бессознательному выбраться к свету; затем он продолжил начатое, призвав первозданные силы проявить себя; он не только освободил Пана внутри себя, но и воззвал к Великому Богу Пану снаружи. Множество людей могло освободить своего внутреннего Пана — наиболее подходящим для этого способом был прием алкоголя, но Великий Бог Пан — это совсем другое дело; к нему не часто взывали в эти дни повсеместного материализма, когда народ не верил в существование духовного зла даже больше, чем в существование духовного добра. Но был ли злом Великий Бог? «Нет! » - громко воскликнул Хью. - «Он не зло! Я протестую! ».

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒