КАРТИНА ВТОРАЯ

(Декорации те же. Несколькими часами ранее.

Перила не сломаны. Доннер стоит у мольберта и работает. Он пишет картину «Обнаженная в саду с носорогом, поедающим розы». БОШАМП занят своим делом: внимательно слушает свою последнюю запись – произвольно наложенные друг на друга шумы, вздохи, хлопки, писк и скрип, производимые людьми и передвигаемыми предметами. Магнитофонная запись разделена паузами. БОШАМП какое-то время слушает магнитофон, потом выключает его. )

БОШАМП. Ну, Доннер, что ты на это скажешь? Только не торопись, осторожно выбирай выражения.

ДОННЕР. Чепуха все это, по-моему.

БОШАМП. Ну, ты уж скажешь. Скомпонованные особым образом окружающие нас звуки, ты это имел в виду? По сути ведь это верно.

ДОННЕР. Да нет. Чепуха, полная чепуха. Никакого смысла и эстетической ценности; чушь полная. В общем, ерунда.

БОШАМП. Ну да. Осколки звукового фона жизни, что-то вроде груды звуковых обломков…

ДОННЕР. Я имел в виду только одно: чепуха. Извини, Бошамп, но тебе придется признать, что пути наши в искусстве разошлись. Я вкусил слишком много приторных плодов из сада, созданного ребяческим воображением и известным под именем авангарда. И сейчас передо мной стоит куда более трудная задача: живописать то, что я просто вижу.

БОШАМП. Мне что-то никогда не приходилось лицезреть обнаженную, сидящую в саду, да еще рядом с носорогом, поедающим розы.

ДОННЕР. Ладно, Бошамп, не придирайся. Ты ничего не смыслишь в искусстве. Все твои записи – не более чем умничанье, лишенное живого воображения. Такая идейка может посетить тебя, пока принимаешь ванну, а стоит начать вытирать пальцы на ногах, она уже и улетучилась! Ты можешь назвать это искусством, но по сути это банальность с примесью иронии. Назвать художниками всех этих клерков и продавцов, принимающих по вечерам ванну? Вот бы они удивились.

БОШАМП. Минутку, Доннер…

(Внимание БОШАМПА приковано к летающей по комнате мухе. Мы слышим, как она жужжит. )

ДОННЕР. И они, между прочим, назовут твои записи…

БОШАМП. Тихо!

ДОННЕР. Чепухой.

(Муха села на стол. БОШАМП хлопает по столу. )

БОШАМП. Промахнулся!

ДОННЕР. По-моему, я попусту трачу свое красноречие.

БОШАМП. С тобой все ясно. Клерки, ванна на ночь – чепуха и так далее. Но мои записи предназначены не для них, а для посвященных. Как всякое искусство.

ДОННЕР. Мое искусство – для всех.

БОШАМП. Для всех, но тех, кто посвящен в особую тайну. Ты же не пишешь для собак, попугаев и велосипедистов… Ты работаешь на свою публику. А я на свою только моя тайна глубже – мои записи не для собак, попугаев и клерков и не для большей части человечества. Если пустить мою запись по радио, все решат, что это просто-напросто шум, - слишком уж непривычно. Людей приучили воспринимать только какие-то определенные вещи. Первейший долг художника – это захват радиостанции.

ДОННЕР. Это Льюис сказал.

БОШАМП. Какой еще Льюис?

ДОННЕР. Уиндхэм Льюис.

БОШАМП. Эдит Ситуэлл, если быть точным.

ДОННЕР. Чепуха.

БОШАМП. Она сказала это на балу, мы в это время танцевали.

ДОННЕР. Ты никогда не танцевал с Эдит Ситуэлл.

БОШАМП. Танцевал, еще как.

ДОННЕР. Это что, та самая американка, которая распевала негритянские спиричуэлсы на открытом балу у Нэнси Кунард?

БОШАМП. Нет, это произошло на свадьбе королевы Мэри.

ДОННЕР. Ты спятил.

БОШАМП. Я имел в виду не свадьбу, а спуск на воду корабля.

ДОННЕР. Это было на открытом балу у Нэнси Кунард.

БОШАМП. Прямо в доках?

ДОННЕР. У тебя путаница в голове, к тому же британские корабли не спускаются на воду под звуки негритянских песен, даже самых популярных.

БОШАМП. Да нет, я имел в виду не спуск корабля, а его первое плавание.

ДОННЕР. Ну, хватит чепуху молоть.

БОШАМП. А все так именно потому, что людей не научили слушать что надо и как надо.

ДОННЕР. Ты о чем?

БОШАМП. Ей-богу, Доннер, ты впадаешь в старческий маразм! Я говорю о своей записи. Был бы у меня хоть один знакомый среди начальства Би-Би-Си, мои записи стали бы искусством для миллионов. В свое время.

ДОННЕР. Искусством это не станет. Художник – это тот, кто наделен особым даром создавать худо-бедно то, что другие, даром не обладающие, сделают плохо или не сделают вовсе. А утверждать, что искусство не требует дара, могут люди вроде тебя, имеющие художественные наклонности, но не обладающие мастерством.

(БОШАМП бьет рукой по столу, пытаясь прихлопнуть муху. )

БОШАМП. Промазал!

ДОННЕР. Художественное воображение в сочетании с мастерством и означает талант.

БОШАМП. Куда она пропала? А… (Снова хлопает по столу. ) Черт!

ДОННЕР. Мастерство без воображения является ремеслом, которое воплощается в массе полезных вещей вроде плетеных корзинок для пикников. Воображение без мастерства и есть современное искусство.

БОШАМП. Здорово ты по полочкам все разложил.

ДОННЕР (ударяя кулаком по столу). Бошамп!

БОШАМП. Прихлопнул ее?

ДОННЕР. Я все пытаюсь открыть тебе глаза на твоего короля – ведь он голый.

БОШАМП. Да ладно, Доннер. Сколько я тебя знаю, ты все пытался выяснить имя его портного – символизм, сюрреализм, имажизм, вихревизм, фовизм, кубизм, дадаизм, drip-action, hardedge, pop, found objects и post-objects[3]. Тебе ничего не стоило взять да истратить все хозяйственные деньги на сахар, чтобы слепить из него сладкую Венеру Милосскую. И вдруг ни с того ни с сего ты открыл модные течения времен своей юности. Что с тобой?

ДОННЕР. Я вернулся к традиционным ценностям, истинное искусство по-прежнему опирается на них, а не на твои шуточки. Я своего прошлого не стыжусь, а необдуманность в суждениях выглядит в нашем возрасте довольно нелепо, разве нет?

БОШАМП. В нашем возрасте, чем бы мы ни занимались, все довольно нелепо. Наша самая заветная мечта как художников – это превзойти самих себя и предстать в высшей степени нелепыми. Чего ты пытаешься добиться, работая над портретом Софи? Ты же сам прекрасно понимаешь, что пост-поп в сочетании с прерафаэлитской традицией дает чистый дадаизм, только осовремененный…

(На этот раз ДОННЕР хлопает БОШАМПА по спине. )

ДОННЕР. Да заткнись ты! Черт бы тебя подрал! Как ты смеешь говорить о ней?! Как ты только смеешь… (плача). И хватит чистить ванну моим личным полотенцем! (Пауза. ) Извини, Бошамп. Пожалуйста, прости меня…

БОШАМП. Это ты меня извини, Доннер… я и не подозревал, что ты воспримешь мои слова так близко к сердцу.

ДОННЕР (сопя). Ладно, придется им лицо вытирать.

БОШАМП. Да я о другом, я о твоей новой… Что же все-таки произошло? Что произошло между тобой и Мартелло? Ты сам не свой… с того момента, как разбил вдребезги свою Венеру и начал этот портрет… Ты… скрываешь от меня…

ДОННЕР. Так получилось.

БОШАМП. Я тебя обидел? Это все из-за молока?

ДОННЕР. Да нет. Мне было просто очень-очень грустно.

БОШАМП. Ты злишься на меня из-за Софи?

ДОННЕР. Сам не знаю. Столько воды утекло. А она будет похожа на портрете, правда?

БОШАМП. Ну, само собой. Он бы ей понравился. Если бы она его увидела, конечно. Настоящая академическая работа!..

ДОННЕР. Согласен.

БОШАМП. Я чего-то не понимаю, Доннер… Перед войной, когда мы жили в Сохо, ты все собирался тайком притащить живого страуса в Королевскую академию, а теперь что? Ты только посмотри на себя. А в Цюрихе, в пятнадцатом году, ты сказал Тарзану, что у него слишком консервативные взгляды.

ДОННЕР. Тарзану?

БОШАМП. Нет, не ему. А кому же? С похожим именем, консерватор, пятнадцатый год.

ДОННЕР. Царю Николаю?

БОШАМП. Нет, нет, это было в Цюрихе.

ДОННЕР. Я помню Цюрих… как мы прибыли в него после нашего пешего похода. Боже, какой же это был поход! А ты, Бошамп, тогда просто чокнулся, вместе со своим конем.

БОШАМП. Да, это незабываемо. Поход был что надо. Когда мы добрались до Цюриха, от моих ботинок почти ничего не осталось. Уселся в кафе «Руссо» и, задрав ноги, заказал сок из свежего лимона.

ДОННЕР. Потом кафе «Руссо» переименовали в кафе «Монте-Карло».

БОШАМП. Это кафе «Рюсс» переименовали в «Монте-Карло».

ДОННЕР. Разве?

БОШАМП. Задрал ноги и заказал в кафе «Руссо» citron pressé [4].

ДОННЕР. По-моему, ты все-таки ошибаешься.

БОШАМП. Ничего не вышло – лимонов не было. Официант все извинялся: «Война», - говорит, - «вот лимонов и нет». «Боже милостивый», - сказал я. - «Швейцария ведет войну? Дела приняли скверный оборот. Что, святой Бернар в этом замешан? ». Ни тени улыбки. Какой-то мужчина за соседним столиком громко рассмеялся и предложил мне стакан напитка на лимонной пудре, заметив при этом: «Если бы лимоны не существовали, их надо было бы изобрести». Прозвучало остроумно, по тем временам. Сам не знаю почему.

ДОННЕР. Вольтер! Ну конечно же, кафе «Вольтер»!

БОШАМП. Странный тип.

ДОННЕР. Вольтер?

БОШАМП. Нет, Ленин.

ДОННЕР. Еще какой странный.

БОШАМП. Он явно расщедрился, но все равно был какой-то странный. Эдит сразу его раскусила. И выдала: «Не знаю, что у вас на уме, но в Швейцарии все будет тихо». Конечно же, она была абсолютно права.

ДОННЕР. Эдит никогда не была в Швейцарии. Снова тебя память подводит.

БОШАМП. Была, еще как была.

ДОННЕР. Но не в этот раз. В тот раз были Хьюго Болл, Ханс Арп, Макс, Курт, Андрэ… Пикабиа… Тристан Тцара…

БОШАМП. Точно, он!

ДОННЕР. Кто именно?

БОШАМП. Консерватор. Но довольно наглый. Вывел свое имя на снегу и говорит: «Ну что ж!.. Назову-ка я эти горы Альпами».

ДОННЕР. Это был Марсель. Все время Ленина в шахматы обыгрывал. У него талант был на такие шуточки. Он мне говорит: «Существует два способа стать художником. Первый – создавать нечто, подразумевая искусство. И второй – создавать произведения искусства, подразумевая нечто». Гениально! В искусстве допустим любой эксперимент, даже если он выходит за рамки общепризнанных оценок! Оно вне критики, поскольку строится на собственных внутренних принципах; вне сравнения, поскольку не имеет традиции; вне эволюции, поскольку не включалось в какую-либо систему ценностей, кроме тех, которые являло собой. Мы ни перед кем не отчитывались. Мы были художниками по взаимному соглашению.

БОШАМП. В таком положении были все художники от Праксителя до Родена. Классические традиции не священны; они просто дольше существуют.

ДОННЕР. И тем не менее современное искусство в чем-то священно, ибо только оно подкреплено верой. Именно поэтому художники превратились в самодовольных жрецов. У них нет необходимости доказывать свои истины. Подобно жрецам, они требуют от нас слепой веры в то, что вещи являются чем-то большим, чем есть на самом деле хлеб, вино, банка консервированного супа.

БОШАМП. Доннер… Что же все-таки произошло? Еще неделю назад ты был устремлен в будущее, а сейчас тебя словно подменили! Что тебе сказал Мартелло?

ДОННЕР. Да какая разница? Кто его знает, правду он говорил или нет. Он ведь дулся на меня. Понимаешь, я слегка подпортил его картину. Он как раз над ней работал – что бы из нее получилось, не знаю. Потом я принес ему чашку чая…

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒