Ю.Ревякин 5 страница

- А причём здесь лопата?

- Не каждому дано справиться с лопатой, тем более с совковой, тем более в разгар жары?!

- Беретка, а куда делись все сандинисты?

- Какие сандинисты?

- Которые нас сюда привезли?

- Вы сегодня пили?

Она схватилась за голову и стала бегать по комнате, махая руками и подпрыгивая, как горная козочка. По её поведению легко можно было понять, что произошло что-то очень интересное, и пахнет новым открытием. Беретка вставила себе между ног одну руку, изображая коня, а другой стала подгонять сама себя, я ждал, когда услышу первое ржание, но она вдруг остановилась, вскинула руки к небу и завизжала, как человек, который только что получил Нобелевскую премию за невероятное открытие, которого не делал.

- Что-то случилось?

- Да! Вчера депутаты предложили алкоголь в магазинах сделать невидимым.

- Как это?

- Убрать его в сейфы, чтобы у покупателей не текли слюни.

- И что?

- Человек хочет выпить, идёт в магазин, видит сейф, внутри которого стоят бутылки и не покупает их.

- Но, он же и без видимого знает, как выглядит бутылка водки и чем она пахнет.

- Точно.

- И зачем тогда всё это?

- Чтобы те, кто ещё не видел бутылку водки, не увидел её вообще никогда.

- Но это же бред.

- Конечно бред, поэтому я и радуюсь.

- Чему?

- Тому, что я придумала альтернативу сейфам. Эврика!

- И что это будет?

- Не что, а кто?

- Это будете вы, беременные мужики. Надо вас всех сделать беременными, и вы бросите пить. Как вам мыслишка?

- Плохая.

- Что, не хотите нести долю женскую?

- Нет, не поэтому?

- А почему?

- Все женщины сопьются!

- Женщины?

- Да вы все, женщины!

- Вы так уверены?

- Уверен!

Беретка села рядом и задумалась, взяв меня за руку, я положил свою голову к ней на плечо, давно уже моя натруженная голова мечтает о преклонении. Она гладила мой раздувшийся живот, я разглядывал её порванные чулки, нелепо торчащие из под голяшек высоких сапог и всё было бы хорошо в нашем неожиданном и странном знакомстве, если бы не Туз.

Доктор с обычной зарплатой сначала открыл один глаз, потом, как бродячий пёс, поднял высоко одну ногу и так громко пёрнул, что берет слетел с головы мэра и стал кружить над нами, как воздушный шарик, предвещая надвигающийся праздник. Я почувствовал, как задыхаюсь докторскими газами, но успел понять, что шарик летает неспроста, надо бы заглянуть в календарь, что там ждёт нас завтра утром?!

Меня откачали, естественно Туз был уверен, что это первые признаки токсикоза, и лишь я понимал, что питаться надо правильно, чтобы не засорять окружающую среду таким ядовитым пердежом. Я лежал на топчане, Беретка сидела рядом и крутила в руках свой головной убор, значит, всё-таки поймала его, и он не улетел далеко от зоны поражения химическим оружием. Туз спокойно измерял мне давление, которое всегда скачет при виде белого халата и был очень обрадован возвращению в родные пенаты.

- Я уж думал, что ты того?

- Чего того?

- Умер.

- Мне нельзя сейчас умирать, я жду ребёнка.

- Мы все ждём твоего ребёнка, ты же знаешь?

- А можно плод пересадить другому человеку?

- Ты почему интересуешься?

- Просто интересно.

- Я думаю, что нет?

- А как же тогда суррогатные матери?

- Так, то матери, ты же отец?!

- Ну да, ну да!

Я посмотрел на Беретку, она была очень грустной, мне даже показалось, что она затосковала не потому, что услышала отрицательный ответ Туза, она не хочет быть мэром и ищет выход из создавшегося положения. Я - один из вариантов решения её проблемы, вот и всё! Девушка, будто прочитала мои мысли, встала, подошла к окну, и я ещё раз захотел подняться и подтянуть её чулки. Наверное, благие дела, которые она начала упорно делать для города забирают у неё всё свободное время, которое обычная женщина тратит на маникюр, педикюр и подтягивание колготок. Надо бы памятник поставить в городе и назвать его «Девушка с совковой лопатой! »

- Я, пожалуй, пойду!

- Куда?

- Мне пора!

- Девушка, останьтесь с нами, - Туз так не хотел прощаться с не беременной женщиной, что на секунду даже привстал, бросив отравленного пациента.

- Нет, правда, мужчины, мне пора!

- Когда я рожу, я вас обязательно найду.

- Конечно, тем более, это не так трудно сделать.

Дверь за ней закрылась, Туз вздохнул так тяжко, будто у него были серьёзные планы на эту женскую особь, и он понял, что только что разрушилась мечта всей её жизни.

- А кто она?

- Мэр!

- Как мэр?

- Это мэр нашего города.

- Что мужики все перевелись что ли?

Я промолчал, просто гладил свой невероятный живот, объём которого ответил бы не только на этот вопрос, его можно было бы использовать, как лозунг или транспарант для предвыборной агитации любых выборов, в которых принимают участие женщины. Беретка вышла, и я тоже загрустил, как мне хотелось, чтобы она стала счастливой, и совсем не важно, в каком кресле она будет сидеть в тот момент, когда поймёт, что счастье привалило к ней в полном объёме. Да и хорошо, что её берет всё-таки не унесло пердежом…

Туз вызвал карету скорой помощи, и мы отправились восвояси, в родную палату для рожениц. По дороге я узнал, что срок моей беременности перевалил горизонт и теперь надо быть бдительным до умопомрачения, чтобы не случился выкидыш. Преждевременные роды тоже не желательны, но про них мне рекомендовано не думать, даже белые халаты, сидевшие внутри кареты, сказали, что с этой болячкой они справятся легко.

В палате было пусто, теперь я буду находиться здесь один, хорошо это или плохо, время покажет. На тумбочке Чарли Чаплина стоял огромный букет подснежников, я сразу понял от кого этот сюрприз, не зря же она появилась с совковой лопатой для снега. Представляю сколько снега надо убрать, чтобы насобирать такой мощный букет весенних цветов, надо бы почитать новости, узнать хоть, как Беретку зовут. Я вдруг понял, что в моей голове всё смешалось, ещё вчера был первый снег, а тут уже международным женским днём попахивает, а когда палец стремительно нёсся в жопу, вообще лето было?! Трудно приходится беременным женщинам, если и у них всё точно так же! Это же, как надо держать голову в холоде, чтобы оставаться в полном здравии в состоянии полного стояния…

После исчезновения сандинистов, пропажи Беретки и алкоголизма Туза в палате замуровали все выходы и входы. Все, кто открывал дверь, были в голубых халатах и масках, я не понимал, что они делают, но скорее всего они просто защищали меня от внешней жизни. Лампочки в светильниках были заменены тоже на голубые, наверное, кварцеванием из меня выгоняют дьявола. Питание стало усиленным и более качественным, не понятно было только то, что в тумбочке Чарли ничего не появлялось, как раньше. Я стал подозревать Туза и его компанию, что они установили дежурство над тумбочкой, и как только что-то там появляется, то тут же исчезает. Беременность протекала нормально, поэтому присутствовало постоянное желание склонить себя к возлиянию. Иногда даже приходилось заниматься самовоспитанием, устраивать тренинги, чтобы поставить мозг на место и не думать об алкоголе. Ещё до попадания в роддом я всегда ловил себя на мысли, что мой мозг постоянно должен быть чем-то занят, причём до предела. Если появляется отдушина в мозгу, превращая мою жизнь в свободное время, я готов идти во двор своего девятиэтажного дома и подметать его, только бы не сидеть без дела.

Нет ничего труднее, чем сладко заснуть бездельнику, если он не лодырь! Я долго укатываю себя, сочиняя стихи с закрытыми глазами или выдумывая басни, потому что считать баранов, чтобы заснуть, это не про меня. Но, если уже заснул, тогда самое время начинать сценарий про звёздные войны, иначе у меня не бывает.

***

Я плыл на лодке по Чёрному морю, вокруг никого, слишком далеко я отплыл от берега, как вдруг вдалеке увидел плот, маленький, детский, такой мы сколотили из пивных ящиков в Любинской школе. На плоту сидели два только что родившихся человека: девочка и мальчик. Они не плакали, потому что навстречу их слезам плыл спасатель, расправляя для новорожденных крылья надежды и любви. Я изо всех сил стал грести, приближая нашу встречу, но волны всё дальше и дальше относили от меня Любинский плот. Дети стали махать мне ручонками, помогая ножками грести по воде, будто хотели подальше отодвинуть надвигающуюся волну. Не каждый взрослый справится с волной пусть даже Чёрного моря, всё-таки оно не самое буйное в мире, а дети, тем более родившиеся вчера, им очень трудно покорить стихию. Локти, плечи и колени мои давно уже требовали смазки, я чувствовал себя далеко не железным человеком, хотя и любил песню о нём. Сердце сжалось, поняв, что трагедия неизбежна, я тщетно вытягивал вперёд руки, когда дети вместе с плотом пошли на дно. Я прыгнул в воду, но так и не ухватил ручонок, жалобно цеплявшихся за морскую пену. Камень в горле за секунду превратился в скалу разочарований и горечи, я выбрался из воды и улёгся на дно лодки, проклиная свою спортивную, да и физическую подготовку. Всю жизнь меня тревожат несколько вещей, которых я не воспитал в себе, одна из этих вещей, это неумение долго держаться на воде. Можно было бы списать на то, что я вырос в деревне, в которой не было ни озера, ни реки, или отбрехаться, будто Бог мне этого не дал. На самом деле, я сам этого не добился, будто кто-то мне мешал?! Я точно знаю, если человек в жизни чего-то не добился, это его личная трагедия, сам во всём виноват.

На берегу я привязал лодку к столбу, добрался на попутке до аэропорта и уже через пять часов шёл по своей Пролетарской улице, к дому №55. Когда мне плохо, меня всегда ведёт туда сердце, хотя я там не живу с 1982 года. В доме было тепло и чисто, мама с папой накрывали стол в самой большой комнате, на тарелках лежали блины, стояла кутя в чашках, компот разлит по стаканам. Я уселся в старое кресло и стал разглядывать фарфоровую статуэтку обнявшихся младенцев. Мальчик и девочка сидели рядом друг с другом, скрестив руки, будто молятся или просят о помощи. Родители почувствовали мою усталость и решили до прихода гостей оставить меня в покое. Они взялись за руки, чего раньше никогда не делали, и вышли из комнаты. Я так глубоко погрузился в тишину, что услышал, как несётся кровь по моим сосудам, прислушался к пульсу и стал считать удары. На шестьдесят втором ударе я отключился на секунду и фарфоровые дети с дребезгом выпали, разлетаясь мелкими кусочками по комнате…

Тонкий звук фарфора оглушил меня, я очнулся и сразу понял, что меня куда-то везут на больничной тележке, слава Богу, не вперёд ногами. Я почувствовал Туза, он был ближе всех ко мне и своим дыханием приводил меня в доброе расположение духа. Несмотря ни на что, между нами была какая-то приятная зависимость, если я рядом, то он понимает, что ещё не потерял работу, а если он рядом, то я понимаю, что моё пузо в надёжных руках. Санитары везли меня, как надёжные двигатели крейсера, а Туз летел над каталкой, как капитан, устремлённый в дальние страны, причём ни ради наживы, а только науки ради, ну и подвига, конечно же. Откуда мне было знать, что каждое утро его начиналось с поглаживания ладоней и перелистывания настенного календаря. Он все последние дни жил с одной только мыслью поскорее принять роды и стать звездой. Я вдруг захотел в туалет, это в моём положении стало самым тяготеющим действием. Каждый раз, когда я садился на унитаз, я боялся, что вместе с извержением вулкана вдруг мой плод выскочит и исчезнет в недрах цивилизации. Ведь я до сих пор не мог понять своим гуманитарным складом характера, каким путём плод будет из меня выходить, я даже с Тузом этого никогда не обсуждал, боясь услышать самое страшное. Он что-то по пьянке говорил про кесарево сечение, но я не знаю, касалось ли это меня, или просто его возбуждённый мозг не мог найти себе покоя в алкогольном пространстве воображения. Я, лёжа под простынёй, поглаживал своё брюхо, каждый раз находя какое-нибудь новое уплотнение или твёрдую точку, которой вчера точно ещё не было. Когда я чувствовал такие изменения, я понимал, как глубоко матери любят своих детей, переживая вместе с ними их формирование внутри себя. Ещё в детстве я презирал вопрос какого-нибудь пьяного гостя, кого ребёнок больше любит, папу или маму?! Это же понятно, не только дураку, но и мне, любящему отцу, что никогда ребёнок не сможет любить папу больше, чем маму. Наверное, есть исключения, но в этом точно виновата водка, в крайнем случае, вино или пиво! Конечно, можно поспорить, развести дискуссию, но не со мной!

Меня, наконец-то, привезли в лабораторию, водрузили на двигающийся стол, привязали и воткнули в какую-то барокамеру, я в этот момент очень разозлился на Туза. Он обязан был спросить, а вдруг я страдаю клаустрофобией, а ведь я и страдаю, я даже боюсь в собственном подъезде в лифт заходить, а тут такое. Мне всегда кажется, что закрытое пространство напоминает гроб, и больше ничего. Наверное, все страдающие клаустрофобией так думают, наверное, из-за этого не один человек пострадал. Может быть даже плод, находящийся в утробе матери, просится наружу именно тогда, когда мозг его начинает созревать и понимать, что он лежит в пространстве, выход из которого только один. Пройдёт немало лет, пока он вырастет, станет мужчиной и полюбит этот выход до потери рассудка, правда принадлежать он будет совсем другой тёте. Мне даже в молодости пришла в голову мысль, что жизнь мужчины похожа на круговорот воды в природе. Он младенцем появляется на свет, вылезая оттуда, и начинает орать, потом взрослеет, встречает девушку, влюбляется, и когда по уши погружается туда, тоже начинает орать. Один орёт от счастья, второй от того, что как раз и разгадывает эту загадку круговорота и видит тупик. Но это не умный мужик орёт, такие как он, во время такого ора и превращаются в любознательных пидоров, загоняя свою жизнь вот уж точно в тупик. Ведь у них есть только вход, выхода то нет, как мне кажется?!

Вошёл Туз, он выглядел не обычно, от его озабоченности так и веяло предстоящим умозаключением, я напрягся и ждал вердикта. Туз спокойно и хладнокровно обследовал меня и угрюмо сел рядом, прямо на кровать.

- Что-то не так?!

- Есть проблема.

- Какая?

- Газы!

- Какие газы, я не чувствую?!

- В палате испорчен воздух, и испорчен он нестандартно, такое бывает, когда химическая составляющая газов нарушена или газообразование произвёл не тот, кто здесь находится.

- В смысле?

- Кроме тебя сюда кто-нибудь заходил?

- Нет!

- Совсем?

- Медсестра ненадолго?!

- Она не могла так газануть.

- Откуда вы знаете?

- Она хоть и недавно у нас работает, но мне о ней всё известно, она не могла.

- Значит я?

- Да!

- Что делать?

- Сейчас я принесу воздуховод, я специально держу для сложных пациентов, и мы постараемся разобраться.

- Хорошо!

- Ты знаешь, что есть люди, которые нюхают подмышки и по запаху определяют, чем болен человек?

- Нет! А нюхают врачи?

- Не всегда.

- А мои газы кто будет нюхать?

- Ты видишь кого-то ещё кроме меня?

- Неудобно как-то?

- Да уж, это тебе не пальцем в жопу, на глазах у всего города.

- Да хватит уже!

- Это наука!

Туз ушёл, я захотел напрячься и выпустить газов побольше, чтобы Туз, не дай Бог, не задохнулся, но вовремя остановился. Ведь для чистоты эксперимента всё должно быть по настоящему и по полной программе. Я смотрел на плотно закрытую форточку и винил в газообразовании именно плотность её закрытия, а не то, что изрыгивает мой ослабленный организм. Всё-таки хорошо, что исчезли журналисты и прочие люди, сующие свои носы в мою биографию, а то сейчас их носы покраснели бы и об этом написали бы все читабельные издания. Представляю заголовки в новостях: «Беременный мужик пёрнул, врач в коме! », или «Смерть гинеколога от удушливого газа пациента! », а может и вообще «Плод задохнулся отцом! »…

Слава Богу, мои мысли прервала открывающая дверь. Туз вошёл не один, два санитара тащили за собой широкий шланг, больше напоминающий вентиляционную шахту, конец которой не было видно, он скрывался где-то в коридоре больницы. Перевернув меня на бок, Туз не забыл нежно погладить мой живот, затем ввёл в задний проход что-то очень похожее на гильзу от противотанкового снаряда. Я лежал, и мне казалось, что сейчас через задний проход он устроит приём цветного металла от населения, во всяком случае, его издевательский взгляд сейчас выдавал его возможности. Прекрасно понимая, что я сейчас в его власти, он мог сделать всё, что угодно, даже залить через длинный шланг всю канализацию больницы.

- Ну, ты готов?

- К чему?

- К Хиросиме, к чему? Пёрнуть сможешь?

- Я попытаюсь.

- Куда ты денешься?

- Только постарайся сделать это чисто.

- Как это?

- Сухо.

- В смысле?

- В смысле - без брызг! Перди давай.

Я испугался и впервые в жизни столкнулся с проблемой, существование которой до сих пор не объяснено учёными. Оказывается, когда человека просят сделать то или иное действо, которое он делает всю жизнь непроизвольно, на деле превращается в испытание. Я лежал, дулся до покраснения и у меня ничего не получалось.

- Я боюсь.

- Чего?

- Не знаю, боюсь родить.

- Хорошо, я сейчас вставлю трубку и просуну её сантиметров на тридцать, тогда тебе легче будет сделать это.

- А не можем мы обойтись без газов?

- Нет.

- Ну, почему?

- А вдруг там внутри что-нибудь произошло и именно поэтому в палате так завоняло.

- А что там могло произойти?

- Да, мало ли?

- Что, и плод мог умереть?

- А почему нет?!

- А чем воняет то в палате?

- Ты, когда-нибудь нюхал спущенное колесо у автомобиля?

- Нет!

- А воздушный шарик? Выпускал в детстве воздух из него?

- Было дело.

- И чем пахло?

- Резиной.

- Вот, и сейчас резиной попахивает.

- А почему?

- Так я это и хочу узнать, причём тут резина, если ты просто беременный?

- Странно!

- Ну, что будем пробовать?

- Нет!

В этот момент я почувствовал, что трубочка в тридцать сантиметров вряд ли понравится моему организму, зажмурился и куранты пробили целый рецепт таблицы Менделеева. Туз перехватил шланг в зоне заднего прохода, что-то крикнул санитарам, дежурившим на том конце шланга, и уже через секунду умчался со скоростью человека, выигравшего легковой автомобиль в лотерею…

Мне стало легче и даже показалось, что живот стал меньше, я провел руками по натруженному прессу и загрустил, глядя на пустую тумбочку Чарли, так радовавшую меня до появления сандинистов. Исчезли сандинисты, опустела тумбочка, теперь ещё осталось Тузу пропасть с анализами моего пердежа и тогда вообще пиши пропало…

Никогда мне не хотелось так сильно вернуться назад в прошлое, снова комок подступил к горлу и превратился в холодный камень, растопить который, нет никаких сил. Многие люди думают, что это происходит тогда, когда ты начинаешь подводить итог жизни. Понимать, что пролетел по всем статьям и приступаешь к самоуничтожению, но у меня всё не так. Ведь я же всегда был уверен, что я особый, в детстве я был уверен, что из-за этой самой особенности у меня всё будет не так, как у окружающих меня друзей. Годы прошли, изменилось мнение, но смысл всё равно остался прежним. Сейчас я лежал и был уверен, что со мной ничего подобного не произошло бы, если бы в детском саду я слушался воспитателей и не заглядывал девчонкам под одеяло. Если бы в школе учился на одни пятёрки и не страдал плохим поведением, а по вечерам слушал бы Иосифа Кобзона, а не Slade и не Black Sabbath. А самой главной своей ошибкой считал и считаю выбор высшего образования, именно образования, а не профессии. Никогда бы во второй жизни я не стал студентом факультета иностранных языков, я бы пошёл учиться туда, где можно познавать космос, астрономию и ядерную физику. Сейчас бы дал фору любому гинекологу, тем более акушеру, не позволил бы умничать никому. Мне кажется интеллект людей подобных профессий гораздо выше того интеллекта, которым обладаю я сейчас. Возможно, я достиг бы тех самых высот, о которых мечтаю после третьей рюмки самогона, представляя себя тем самым человеком, именем которого должны назвать аэропорт города Омска.

За окном послышался какой-то странный шум, не похожий на будний, я встал и подошёл к плотно закрытой форточке. Санитары тащили шланг с моими анализами через весь двор, поднимая шумный скрежет гофры по асфальту. Беременные женщины, гуляющие по больничному двору, зажимали носы и отворачивались от шланга, как от чумы. Неужели для уничтожения анализов они не нашли другого пути, может быть стоило день сменить на ночь хотя бы?!

Туз вошёл и задумчиво сел напротив меня, я повернулся к нему взором, полным надежд.

- Что-то не так?!

- Да!

- Плохие анализы?!

- Странные, очень странные.

- Как это понять?

- Не знаю, как понять, не могу найти объяснений, сам ничего не пойму.

- И что делать?

- Хотел собрать консилиум, но сегодня игра, и все профессора будут заняты.

- Игра?

- Да! Сегодня наши с Хорватами играют, и все светила идут на матч, не до нас им, видите ли.

- Не страшно! Потерпим ещё денёк, ведь я себя чувствую хорошо.

- Хорошо, то хорошо, но что-то не так.

- Да что не так то?

- Запах какой-то странный, понимаешь.

- Ну, всё когда-то меняется, и запах тоже.

- Что-то у меня вот ничего не меняется, а у тебя, почему то всё меняется?

- Мне, например, удалили желчный пузырь, так после этого я в туалет с вентилятором хожу.

- Пузырь?

- Да.

- А когда удалили?

- Полгода назад.

- А вентилятор зачем?

- Чтобы не задохнуться.

- Странно.

- Вот и я говорю, может и сейчас изменения в связи с беременностью?

- Может быть, может быть.

- А мы-то футбол будем смотреть?!

- Да, телевизор я принесу.

- А пива?

- Пива?

- Ну да, русский футбол надо же с пивом смотреть?

- Только русский?

- Да!

- А почему?

- Не знаю, все так делают.

- Это сколько же пива выпили русские люди за этот чемпионат?

- Да много, ведь мы ни разу не доходили до такой стадии чемпионата.

- Да! А тем более на родной земле.

- Конечно, жаль только что пива русского стало мало.

- Как мало?

- Я имею в виду хорошего пива.

- А, понятно. Ладно, будет тебе и пиво, только немного.

- Немного?

- Немного.

- Тогда ещё и водки чуть-чуть.

- А водки то зачем?

- Ну, если пива немного, тогда без водки что это будет за матч?

- Думаешь, проиграем?

- Без водки точно проиграем.

- Хорошо, я подумаю.

- Долго?

- Что долго?

- Думать долго будете?

- До вечера.

- А что так долго?

- Так вечером же игра.

- А канун?

- Какой ещё канун?

- Ну, мы же можем пока устроить дебаты, накануне?

- Накануне, говоришь, а почему нет? Кто празднику рад, тот накануне пьян! Такая игра бывает так же редко в мире, как и беременность мужская! Пошёл я в магазин.

- Жду вас, маэстро, с нетерпением.

- Маэстро! Звучит не плохо!

- А когда примете роды, зазвучит на весь мир.

- Может быть, может быть?!

С этими словами Туз встал в позу Ленина, подбоченившись пальцами в безрукавке, протянул руку вперёд, напомнив мне мой указательный палец в жопе мира, и вышел за праздником, оставив меня наедине с переживаниями о предстоящем матче.

Надо будет оградить от просмотра всех беременных женщин, чтобы не случилось ничего страшного. Да и тех, кто уже родил, тоже стоит оградить от лишних эмоций, а то вдруг наши проиграют, молоко пересохнет у баб, и что тогда? Откуда потом возьмутся новые футболисты страны, никогда не терявшей надежды стать первыми в мире. Много лет назад я был в Коста-Рике, и местные жители предложили нам сыграть на их стадионе товарищеский матч. Всё селение тогда пришло на матч, и мы выходили с уверенностью, что представляем великую державу и по праву называли себя сборной России. Откуда нам было знать на первой минуте того легендарного матча, что окончательный счёт на табло будет сорок семь ноль в пользу хозяев?!

Я вздохнул, обновив память своего внутреннего самолюбия, и стал потирать руки, в ожидании посиделок с Тузом, нравилась мне эта процедура. Когда рожу, надо будет стать постоянным собутыльником этого великого человека, тем более что я планирую предложить ему пост крёстного отца! Надеюсь, согласится?! Да, точно согласится! А, если начнёт ломаться, я ему скажу, что на крестины не позову, вот и пусть тогда затылок свой чешет трезвыми руками…

Когда Туз вернулся с полными пакетами алкоголизма, мне показалось, что он хочет напоить меня и вспороть долгожданный живот, не дожидаясь консилиума. Туз разложил на тумбочке покупки и стал откупоривать бутылки одной рукой и нарезать колбасу другой. Так бывает с людьми, у которых сильно горят колосники, у них появляются дополнительные руки, что способствует ускорению процесса похмелья. Интересно, а раньше Туз тоже так выпивал, как сейчас, так же сладко и так же много? Надо будет прояснить этот вопрос, чтобы мозаика сложилась до конца, и пора начать себя контролировать, ведь я не в простом положении нынче.

Туз закидывал рюмки одну за другой, практически не разговаривал со мной, будто я обидел его чем-то, может быть, на него подействовали мои выхлопные газы, а может быть, он что-то из анализа понял и не хочет мне говорить?

Всего один час прошёл с того момента, когда мы начали опустошать принесённые пакеты, а Туз уже дошёл до кондиции, как Семён Семёнович Горбунков. Он подошёл к форточке, распахнул её и вдруг достал из кармана горящую сигару, вставил её в рот и глубоко затянулся.

- Сигары не курят в затяг.

- Да что ты?

- Не курят.

- А я попробую.

- Что с вами?

Туз не успел ответить, просто рухнул на пол, прямо у окна и сразу захрапел, я подскочил, выдернул из рук горящую сигару, проверил пульс и пошёл за подмогой. Скрыть преступление алкоголизма не смог, ибо скорость принятия решения была на уровне лётчика гражданской авиации, поэтому санитары, выносящие великого мужа, косо поглядывали на обезглавленный стол, покачивая белыми колпаками…

Снова я остался один на один со своими мыслями, которые доводили меня до крайности уже по серьёзному, я схватил нож и хотел сделать себе харакири. Что-то сдержало меня, может быть неведомая сила, но скорее всего это простая мужская трусость. Ведь мы часто бьём себя кулаком в грудь, обещая отдать жизнь за то или иное, но когда внутренний голос говорит тебе, что пришла пора отдать, ты сразу понимаешь, как потяжелели твои штаны…

На подоконник приземлилась ворона, или ворон, кто их разберёт, я встал и тихо подошёл к окну. Он смотрел на меня, так, что я сразу понял, это он, а не она. Сколько песен написано про воронов, сколько сказок говорят о его мудрости и долгожительстве, а я понять никак не могу, почему он стал героем. Питается мертвечиной, головой крутит, будто псих, и когтями стучит по железу так, что в разведку его не возьмёшь с собой. Когда мы встретились глазами, я вдруг почувствовал озноб в спине и пожар в голове, так бывает от страха. Чего он прилетел, ведь падалью пока ещё не пахнет в палате? Молча я пусть даже сквозь стекло, но приближался к нему поближе, уж очень хотелось разглядеть его интеллект и попробовать понять, чего такого есть в нём, чего нет в воробье или синичке. На что ворон спокойно вспорхнул и исчез за горизонтом, каркая о том, что гусь свинье не товарищ…

До матча оставалось совсем мало времени и жители нашего очень отдалённого от мирового футбола города рассасывались по квартирам, барам и ресторанам, где есть телевизоры. Многие мужики говорят своим жёнам, что наша команда выиграет, только если за неё болеть перед большим экраном и в компании друзей. Глупые жёны верят им и отпускают, только бы наши победили, тупые предлагают купить домой телевизор и раз в четыре года болеть вместе с мужем. И только умные молча провожают мужика в ближайший бар, а сами занимаются собой по полной программе, ведь не все же мужики болельщики, есть и те, кто не обременён футболом, и они ищут утешения на другом поприще.

Я начал напрягаться, слишком долго уже нет вестей от Туза, ведь никто не сможет обеспечить просмотр матча мне здесь, в палате. Конечно же, я смогу выйти в коридор и потребовать предоставить мне моё человеческое право, но вряд ли меня поддержит армия беременных пациенток. У них, скорее всего, будет просмотр какого-нибудь сериала или, не дай Бог, передачи с известным ведущим, очень похожим на нестандартного человека. Очень часто нестандартный и известный человек становятся братскими прилагательными мужичка, которого чаще других показывают по телевизору. Я решил просто лечь и уставиться в потолок, понадеявшись на судьбу в очередной раз, подключив закон сохранения энергии уже не в первый раз. Скорее бы уже всё закончилось, наши бы выиграли у Хорватии, и я сразу родил бы и отправился домой, и не нужен этот миллион. И вот придёт же в голову такая глупость, миллион не нужен, да пусть лучше наши проиграют, чем миллион уйдёт в другое место. Почитать бы это завещание Чарли, может быть там речь идёт не о родах, а просто о беременности. Ну, то есть главное забеременеть, а не родить, ведь у мужика тоже может случиться выкидыш, например на седьмом месяце и что, он тогда не получит премию? Надо бы у кого-то спросить, хотя кто видел это завещание, всё же на уровне слухов и домыслов. Такое бывает в обществе даже мирового масштаба, когда все точно знают что-то, но никто никогда этого чего-то не трогал и не нюхал. От волнения очередной комок подступил к горлу, приятный комок, не горький, и я представил своё состояние, когда этот комок начнёт растворяться по телу, как земляничное варенье, которое сварили и ещё не разложили по банкам. Оно стоит и пышет летом на всю квартиру, размягчая атмосферу обыденности и грусти во всей округе, даже цепляя лифт в подъезде и мусоропровод…

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 Следующая ⇒