Действие третье 3 страница

Во время их разговора рабочие унесли все декорации и мебель, за исключением кушетки, на которую они упали во время их ссоры. Рабочие приближаются.

М а ш и н и с т с ц е н ы. Мсье Жюльен, пора уносить кушетку.

Жюльен молча подымается, рабочие уносят кушетку. Жюльен привлекает к себе Коломбу. Они одни стоят посреди огромной пустынной сцены, освещенной только рабочей лампой.

Ж ю л ь е н. Послушай, Коломба. Глупо было так кричать. Теперь я скажу несколько слов абсолютно спокойно. Хочешь выслушать меня?
К о л о м б а. Нет.
Ж ю л ь е н (берет ее за руку). И все-таки тебе придется выслушать.
К о л о м б а. Ты сильнее. Ты даже можешь меня убить, если захочешь. Несчастный, обманутый муж! Можешь смело рассчитывать - тебя оправдают.
Ж ю л ь е н. Я только хочу спросить тебя об одном. Обещай ответить на мой вопрос.
К о л о м б а. Смотря по тому, на какой. Спрашивай.
Ж ю л ь е н. Почему, когда я пришел сегодня к тебе в уборную, ты бросилась мне на шею?
К о л о м б а (мягко). Потому что мне было приятно тебя увидеть. Правда, правда.
Ж ю л ь е н. Почему ты так мило расспрашивала меня о моей жизни, беспокоилась обо мне?
К о л о м б а. Потому что я не хочу, чтобы ты был несчастным.
Ж ю л ь е н. И потом, когда я стал тебя расспрашивать, когда я подозревал всех и каждого, почему ты все отрицала, говорила, что ничего худого не сделала? Почему ты клялась, что любишь только меня?
К о л о м б а. Ты был так нелеп со своими подозрениями! Не могла же я взять и сказать тебе: да. Ни тем более открыть тебе правду, чтобы тебе стало еще больнее. Я тебя очень люблю, ты завтра уезжаешь, я боялась, что ты там будешь мучиться в одиночестве. Я вообще предпочла бы, чтобы ты ничего пока не знал.
Ж ю л ь е н. Почему же ты взяла мои руки в свои и поцеловала, почему обвила ими свою талию?
К о л о м б а. Чтобы ты мне поверил, чтобы доставить тебе удовольствие.
Ж ю л ь е н. И не спроси я Армана, поверь я тебе, ты, вернувшись после этого ужина, легла бы со мной в постель?
К о л о м б а. Да.
Ж ю л ь е н. Позволила бы себя ласкать, была бы моей?
К о л о м б а (невозмутимым голоском). Конечно.

Молчание.

Ж ю л ь е н (бормочет). Ничего не понимаю.
К о л о м б а. Вечно ты ничего не понимаешь. Я тебя очень люблю, вот и все. А ты там один, ты три месяца провел без женщины - ведь я же знаю, бедный мой козлик, что ты меня никогда не обманывал. Если бы ты ничего не узнал, не стала бы я выдумывать, что у меня, мол, мигрень или болит живот, чтобы лишить тебя удовольствия. Не чудовище же я, в самом деле!
Ж ю л ь е н. И ты позволила бы взять тебя как уличную девку, не получая никакого удовольствия?
К о л о м б а (шепчет искренне). Почему никакого удовольствия? Я люблю, когда ты меня ласкаешь.
Ж ю л ь е н (кричит). А Арман?
К о л о м б а. И когда Арман - тоже. Просто это совсем разные вещи. У тебя редкий талант все усложнять.
Ж ю л ь е н. И ты ему об этом сообщила бы?
К о л о м б а (с негодованием). Зачем? Это его не касается! С чего это ты взял, козлик? Арман на меня никаких прав не имеет. Этого еще только недоставало! Конечно, мы друзья, конечно, мы нравимся друг другу... А ты вроде как с войны вернулся или почти с войны... Посмотрела бы я, как он осмелился бы заикнуться! Запомни, я никогда не разрешаю ему плохо о тебе отзываться. Пойди спроси его самого, позволила я хоть раз насмешничать по твоему адресу. За кого ты меня, в конце концов, принимаешь?

Молчание. Ошеломленный, Жюльен не смеет продолжать расспросы.

(Тихо. ) Ну как, козлик, могу я теперь пойти переодеться? Им уже, верно, надоело сидеть в карете и ждать. Обещаю тебе у " Максима" не задерживаться и как можно скорее вернуться домой.
Ж ю л ь е н (спрашивает как бы про себя). Но ведь мы же с тобой по-настоящему любили друг друга, оба любили, скажи, Коломба?
К о л о м б а. Да, козлик.
Ж ю л ь е н. Мне стыдно спрашивать тебя об этом... Ты не притворялась?
К о л о м б а. Нет, козлик, никогда.
Ж ю л ь е н. Тогда почему же, почему? Ни за что мне этого не понять. Ведь уехал я сравнительно недавно. Ведь не война же это, в самом деле, когда женщина уже не в силах выдержать одиночества и сама не знает, как и почему в один прекрасный день уступает первому встречному мужчине... Тебя ведь ничто не вынуждало... Очевидно, ты любишь Армана больше меня?
К о л о м б а. Нет, козлик.
Ж ю л ь е н (смиренно). Но все же одинаково со мной?
К о л о м б а. Что же я, по-твоему, сравниваю? Странный народ вы, мужчины. Будто только это одно и важно. Просто маньяки какие-то. Не могла же я в самом деле повсюду ходить с Арманом, позволить ему ухаживать за собой, возиться со мной целыми днями, а потом сказать ему " нет"? Надо, дружок, попытаться понять и это!
Ж ю л ь е н (страдальчески кричит). Но я пытаюсь! Все время только и пытаюсь...
К о л о м б а. Нет, надо попытаться понять, как мы понимаем, а не обязательно по-своему!
Ж ю л ь е н. Значит, если бы я остался здесь, если бы ничего не заметил, ты принадлежала бы нам обоим? О, какой стыд!..
К о л о м б а (раздраженно повторяет). " Если бы", " если бы"!.. Я живу без всяких " если". Если бы ты остался, тогда бы я и подумала, что делать. Но тебя не было. И это тоже твоя вина! Незачем вечно обвинять других, не надо было оставлять меня одну...
Ж ю л ь е н. Но рано или поздно меня, как и всех, должны были призвать в армию.
К о л о м б а. Если бы ты меня любил, тебя бы не взяли! Тебе предлагали, а ты сам не захотел. И тогда-то я поняла, что ты думаешь только о себе, что мне надо самой о себе подумать, больше ведь некому!
Ж ю л ь е н (неожиданно мягким голосом). Бедняжка моя Коломба...
К о л о м б а (сразу растрогавшись своей участью). Конечно, бедняжка. И не воображай, что женщинам все это так уж весело! И не воображай, что страдания красят женщину... Мне надо сейчас быть очень красивой, а это нелегко!
Ж ю л ь е н. Бедная двухгрошовая Коломба... Ты думаешь только о своем ужине... Я любил тебя, как маленький мальчик любит свою мать, как любит мальчик другого мальчика, с которым он ночью в дортуаре пансиона расписался кровью в дружбе на жизнь и на смерть; как товарища, вместе с которым борешься, живешь всю жизнь, пока оба не состарятся, не станут дряхленькими, седыми и у них останется лишь одно: сидеть рядышком и, закрыв глаза, вспоминать былое... И кроме того, я любил тебя как настоящую женщину... И в плохом, и в хорошем, и в ссорах, и в молчании, когда так глубоко знаешь друг друга, что уже нет нужды в словах... И ради всего этого я отказался от своей прекрасной мужской свободы, от приключений, которые ждали меня, как и других, под золотым солнцем, от еще неизведанных морей и девушек, всех девушек, которых я встречал на улице и проходил мимо... Все это я отдал тебе, отдал без сожаления лишь для того, чтобы стать старичком, пусть смешным, но зато блаженствующим рядом с тобой, на которого ворчат за то, что он надымил своей трубкой, который выклянчивает два су на газету... Все это в моих глазах выглядело вполне достойным мужчины приключением, потому что я любил тебя.

Пауза.

К о л о м б а (несколько задетая, просто). Теперь ты сможешь путешествовать сколько душе угодно! Сможешь, наконец, приставать к девушкам на улице. Снова предлагать им уехать с тобой, как ты предложил мне два года назад.
Ж ю л ь е н (тихо). Да, теперь я могу.
К о л о м б а. Представляю себе, как ты будешь морочить им голову, ослеплять, как меня, своим печальным видом, своим бунтом, своей бесценной великой душой, которую оскорбляет и ранит все на свете. Ах, какая же я была идиотка, какая идиотка, что тебя слушала! Просто дура!
Ж ю л ь е н (хватает ее за руку и кричит как безумный). Не смей говорить плохо о той Коломбе, которая была два года назад! Я храню ее! Она моя!
К о л о м б а. Твоя, несчастный человек? И ты воображаешь, что хорошо знал ее? Настоящий ангел, да? Такой ты ее видел? Ангел в цветочном магазине, куда каждый день являются престарелые волокиты заказывать себе бутоньерки. Ты слышал об этом или нет? А букеты, которые приходится разносить новобрачным, а там всегда найдется свекор или тесть, который очень огорчен и говорит вам, что ему отныне будет ужасно одиноко; а венки для похорон, когда весь дом пропах покойником, но все-таки там обязательно подвернется какой-нибудь кузен, не столь сраженный горем, и он-то обязательно постарается затащить вас в укромный уголок. А сам хозяин в подвале, где делают корзины... а рассыльный - ты думаешь, может, они тоже ангелы? Храни, если хочешь, твою леденцовую Коломбу, но, поверь, козлик, что эта святая недотрога - тоже плод твоего воображения.
Ж ю л ь е н (хватает ее за руки и трясет как безумный). Запрещаю, слышишь, запрещаю тебе грязнить ее!
К о л о м б а. А я имею на это право. Если не ошибаюсь, ведь речь идет обо мне?
Ж ю л ь е н (кричит). Нет! (Смотрит на нее с ненавистью и жалостью. ) И знаешь, что меня особенно страшит: что когда мне удастся тебя разлюбить, ты ведь можешь стать совсем гадкой... Страшно при мысли, что ты останешься одна на земле с твоим бедным замкнутым личиком, с твоими бедными маленькими грудками, открытыми всему свету, со всеми твоими женскими прелестями, с твоим жалким эгоизмом и без моей любви.
К о л о м б а (просто). Мне больно, Жюльен, у меня будут синяки на руках. А пользы это никому не принесет.
Ж ю л ь е н (вдруг отпускает ее). Ладно. Ты опоздаешь. Теперь иди. Иди, быстрее переоденься.

Коломба, как только Жюльен отпустил ее, поворачивается и идет, даже не оглянувшись.

(Смотрит ей вслед, потом кричит. ) Коломба!
К о л о м б а (оглядывается). Что еще?
Ж ю л ь е н (смущенно). Так, ничего. Может быть, переодеваясь, ты все-таки решишь, что лучше сегодня не ходить. Я жду тебя здесь.

Коломба еле заметно пожимает плечами, поворачивается и уходит. Жюльен растерянно стоит посреди сцены. Из-за кулисы возникает Ласюрет в чересчур тесном плаще и нелепой шляпе. Делает вид, что приводит в порядок что-то на сцене, чтобы приблизиться к Жюльену.

Л а с ю р е т. Ну и шлюхи, а? Отдаешь им буквально все, работаешь для них как вол, они позволяют себя кормить и украшать ленточками, как собачонок; все это очень мило, вам даже временами лижут руки, но в один прекрасный день по улице пробежит пудель покурчавее и... фюйть! Ищи свищи... Я тоже был женат, мсье Жюльен. В спутницы жизни мне ее выбрала матушка... Полноватая, тоже простушка, утонченности ни на грош, оно, впрочем, и лучше - стопроцентная гарантия. Для домашнего обихода годится! Я, вам скажу, даже колебался. Было две сестры; я выбрал для спокойствия ту, что похуже. Чистая вошь, мсье Жюльен! Мордоворот! Да еще косоглазая. Но я, как известно, человек скромный, не затем я ее взял, чтобы выставлять напоказ. Я так рассуждал: в постели что она, что другая - один черт! А по хозяйству, как известно, чем уродливее, тем старательнее. Только, мсье Жюльен, с этими куклами любые предосторожности - один пшик! Уезжаю на пять дней на гастроли, возвращаюсь раньше, чем предполагалось, и что же - обнаруживаю ее в постели. И с кем? Со служащим похоронного бюро, мсье Жюльен. С настоящим гробовщиком, который жил над нами. Да еще у него заячья губа, поуродливее моей супружницы будет. И оба в чем мать родила! Да-с, я вам доложу, зрелище!
Ж ю л ь е н (глухо). Убирайся, Ласюрет! Оставь меня.
Л а с ю р е т. Почему же, мсье Жюльен? В такие минуты не стоит оставаться одному... Давайте лучше зайдем в кафе, пропустим по стаканчику... Поделимся опытом...
Ж ю л ь е н (стонет). Нет! Все это слишком гадко. Все слишком гадко. (Идет к Ласюрету. ) Убирайся! Немедленно убирайся отсюда, болван, или я тебя убью!
Л а с ю р е т (испуганно отступает). Ладно, ладно, ухожу... (Очутившись на безопасном расстоянии, кричит с ненавистью в голосе. ) Так с коллегами поступать не полагается, мсье Жюльен! (Хихикая, убегает. )

Жюльен оглядывается вокруг как затравленный зверь. В сопровождении Жорж, опираясь на палку, появляется мадам Александра в шарфах и пледах, сразу постаревшая.

Ж ю л ь е н (бежит к ней с криком). Мама!
М а д а м А л е к с а н д р а. Что - мама? Ты с ума сошел, должно быть. Отойди! Ты меня растреплешь.
Ж ю л ь е н. Я так несчастлив, мама.
М а д а м А л е к с а н д р а. Что посеешь, мальчик, то и пожнешь.
Ж ю л ь е н. Я любил ее, мама, я ее люблю, я всегда буду ее любить.
М а д а м А л е к с а н д р а. Твой отец тоже любил бы меня вечно. Именно это-то меня и испугало. Но что это за мания такая дурацкая - требовать, чтобы любовь длилась вечно! Почему это вас так беспокоит вечность? И вообще - что такое значит на всю жизнь? Шляпки, обувь, драгоценности - все меняется, меняются квартиры. Спроси у врачей, они тебе скажут, что за семь лет в твоем организме не останется ни одной клетки, которая бы не сменилась. Человек стареет, гниет на корню, всю жизнь мы поджариваем на медленном огне свой будущий труп, чтобы он поспел к тому дню, когда за него возьмутся черви! Мы начинаем разлагаться с момента появления на свет, и ты хочешь, чтобы одни наши чувства не менялись! Бредни, мой мальчик! Это вы с папашей в школе начитались римской истории. Поверили оба в то, что пишут в ваших книжках, и это помешало вам жить. Если бы бедняга полковник - твой папаша - начал, как я, с тринадцати лет выступать в " Фоли-Бержер", он не покончил бы с собой. Он понял бы, какое место в жизни на самом деле занимает любовь! (Жорж. ) Ну идем, Жорж. Ты захватила мои бинты для коленок? И пилюли? Уже третий день со мной неладно - запор, а тут еще надо к завтрашнему утру выучить две сотни александрийских стихов.
Ж ю л ь е н (удерживая ее). Мама, но ведь и ты тоже страдала. Ты уже старая. Нельзя стариться без страданий... И это все, что ты можешь мне сказать? Я сегодня так одинок...
М а д а м А л е к с а н д р а. И ты всегда будешь одинок, как твой отец... Будешь одинок потому, что ты думаешь только о себе, совсем как он. Вы считаете, что эгоистка - это я? Настоящие эгоисты вовсе не те, что изо дня в день выискивают и копят свои маленькие радости. Такие не опасны, они не требуют больше того, что отдают сами. Они знают, что мимолетная ласка, брошенное на ходу " доброе утро" - ты мне, а я тебе, - и оба мы доставляем друг другу радость, знаем, чего все это стоит, и мы расходимся каждый в свою сторону, возвращаемся к своей будничной муравьиной жизни, чтобы продолжать существование один на один со своими потрохами, единственным, что действительно принадлежит нам. Опасны другие - те, что мешают нормальному ходу жизни, те, что хотят навязать нам свои потроха... Они вспарывают себе живот, роются в ране и открывают ее всему свету, а это противно! И чем больнее, тем им приятнее, они хватают свои потроха целыми пригоршнями, они безумно страдают, лишь бы всучить их нам, хотим мы этого или нет. А мы вязнем, задыхаемся в их потрохах... Совсем как птенцы пеликана. Никто от вас этого не требует. Мы не голодны!
Ж ю л ь е н (стонет). Но я ее люблю!
М а д а м А л е к с а н д р а. Чудесно! Это одна сторона дела. Но она тебя не любит. Это другая сторона, столь же существенная, что и первая. Так что же прикажешь ей делать? Прикажешь притворяться, что она будет любить тебя всю жизнь, потому что ты ее любишь? Прикажешь мучиться до семидесяти лет потому, что ты решил, что в этом твое благо?
Ж ю л ь е н. Я все ей отдал.
М а д а м А л е к с а н д р а (пожимает плечами). Потроха! Отдал одни только потроха, как и твой папаша. А ей захотелось обновить меню! Если не ошибаюсь, это ее законное право. Иди ложись, а завтра утром поезжай обратно играть в солдатики. Вот там потроха нужны; чем больше ты их отдашь, тем выше подымешься в глазах начальства. Франция - великая пожирательница потрохов, ей их всегда мало, но мы - другое дело. Пойдем, Жорж. Ты взяла плед? Опять заныло правое колено... (Кричит с порога. ) Может, ты хотел попросить у меня немножко денег?
Ж ю л ь е н (тихо). Нет, мама, спасибо, мне не надо.
М а д а м А л е к с а н д р а. Ну, как знаешь! Желаю удачи! И если ты, мой мальчик, не хочешь кончить так, как твой папаша, не дэрми направо и налево.

Обе уходят, Жюльен один на пустой сцене, он подходит к пианино, стоящему у кулис, и подымает крышку... Рассеянно берет несколько аккордов. В эту минуту, семеня, возвращается Жорж в сопровождении официанта из кафе, который несет корзину.

Ж о р ж. Мсье Жюльен! Мсье Жюльен!
Ж ю л ь е н (оборачивается). Что тебе?
Ж о р ж. Посмотрите-ка, какое у мадам Коломбы доброе сердечко! Это официант от " Максима", она прислала вам полбутылочки хорошего шампанского, дюжину славненьких устриц, славненькую ножку цыпленка и немножко гусиного паштета. Где все это разложить - здесь или в уборной? Ведь как это мило с ее стороны! Она подумала: не хочу, чтобы мой муженек сидел голодный, пока я здесь пирую. Послала вам самое что ни на есть лучшее!..
Ж ю л ь е н (вскакивает, кричит). Убирайтесь! Убирайтесь немедленно оба! Быстрее, быстрее, прошу вас! Вы слишком глупы! Вы слишком уродливы! (Кричит. ) Да быстрее, вам говорят! Вы же видите, я больше не могу!
Ж о р ж (испуганно тащит за собой официанта). Хорошо, хорошо, незачем так кричать. Мы вам худого не сделали. Идем, идем... Найдем куда пристроить корзиночку, полную всякой всячины! Да еще пирог там есть! Стыдно отказываться от таких вкусностей, когда бедные люди с голоду помирают... Все мужчины одним миром мазаны: они нашего доброго отношения не ценят... Ослы упрямые!

Уходят.
Жюльен роняет на клавиши голову и обхватывает ее руками. Издали доносятся звуки пианино, призрачные, подхватывающие первые аккорды, которые только что сыграл Жюльен, из них вырастает мелодия. Жюльен словно не слышит, он сидит, уронив голову на клавиши. Окончательно гаснет свет.
Во мраке слышно, как на пианино играют вальс, он приближается, становится живой, настоящей музыкой, словно играют здесь же на сцене. И в самом деле, когда зажигается свет, Жюльен уже в штатском. Он сидит за пианино и играет.
Сцена по-прежнему пустынна и освещена лишь рабочей лампой, но в окошко под потолком льется солнечный свет. Дверь с левой стороны сцены открывается, и входит Коломба в бедном скромном платьице, которого мы у нее не видели, с огромной корзиной цветов. Видимо, она не знает, куда идти.

К о л о м б а (заметив Жюльена). Простите, мсье. Где уборная мадам Александры?
Ж ю л ь е н (не переставая играть). На втором этаже, детка. Можете подождать здесь. С минуту на минуту она придет сюда репетировать. Я тоже ее жду. По крайней мере избежите подъема по лестнице и скандала. Она там в уборной крушит мебель.
К о л о м б а. Что-нибудь не ладится?
Ж ю л ь е н (играя). В театре, детка, всегда что-нибудь не ладится.
К о л о м б а. Она великая актриса! Странно даже, что я сейчас ее увижу.
Ж ю л ь е н. Когда вы ее увидите, вам покажется еще страннее.
К о л о м б а. Она очень красивая, да?
Ж ю л ь е н. Очень. Вроде исторического памятника. Ну, скажем, Луврского дворца. Вам это по душе?
К о л о м б а. Какой у вас злой язык! Она же не такая старая, как дворец.
Ж ю л ь е н (по-прежнему играя). Пока не такая старая, как Луврский дворец, но догонит его, не беспокойтесь.
К о л о м б а. А сколько ей лет?
Ж ю л ь е н. Сто.
К о л о м б а. Да вы смеетесь! Я видела ее на сцене. Мне как-то дали билет.
Ж ю л ь е н. Ну, со сцены это другое дело! Одним махом сбрасываем с себя восемь десятков лет. Даже двадцати ей не дашь, она вся - чистота, вся трепет... Первые робкие открытия любви - вот ее любимая роль на протяжении четверти века и притом каждый вечер. Это, знаете ли, помогает сохраниться...
К о л о м б а. Вы очень зло говорите о ней, а ведь вы здешний. Если бы она только слышала!
Ж ю л ь е н (все так же за пианино). Она привыкла. Я ее сын...
К о л о м б а (вскакивает со стула). Вы!
Ж ю л ь е н. Я. И не особенно горжусь этим. Впрочем, и она тоже.
К о л о м б а. Но она еще молодая, вы лжете.
Ж ю л ь е н (улыбается и поворачивается на табурете). Почему?
К о л о м б а (бормочет). Потому что вы сами очень молодой, вы... сами.
Ж ю л ь е н (вдруг покраснев, тоже бормочет). Я не особенно люблю комплименты, но зато вы чудо какая хорошенькая...

Оба смущенно молчат.

(После паузы. ) А интересно быть цветочницей?

Теперь они оба говорят, как во сне.

К о л о м б а. Не всегда, а вот сегодня...
Ж ю л ь е н. Зато видите много людей...
К о л о м б а. Да. Но знаете, цветы обычно покупают старики.
Ж ю л ь е н (невольно вскрикивает). Тем лучше!
К о л о м б а. Почему?
Ж ю л ь е н (покраснев). Да так просто. Когда разбогатею, буду покупать у вас букеты и дарить их вам.
К о л о м б а. Правда?
Ж ю л ь е н. Да. Вам никогда не дарили цветов?
К о л о м б а. Никогда.
Ж ю л ь е н. А ваш дружок?
К о л о м б а (тихо). У меня нет дружка.
Ж ю л ь е н (вдруг встает и берет из корзины розу). Тогда держите! Я решил начать немедленно.
К о л о м б а (испуганно вскрикивает). О, моя корзина! Вы с ума сошли! Будет целая история!..
Ж ю л ь е н. Ничего, беру все на себя. Раз я здесь, все равно истории не миновать.
К о л о м б а (нюхая розу). Странное дело: когда вам дарят цветы, хочется их все время нюхать. Ваша мама не любит, чтобы вы приходили в театр?
Ж ю л ь е н. Не особенно.
К о л о м б а. Боится, что вы сведете здесь неподходящие знакомства?
Ж ю л ь е н (громко смеется). Боже, до чего же мила!.. Нет... Не потому. Она боится, что я буду просить у нее денег. Я живу один. Много, по восемь часов в день, играю на рояле, чтобы когда-нибудь потом давать концерты, поэтому для заработков просто времени не остается. И иногда к концу месяца приходится просить деньги у нее. Но я стараюсь делать это как можно реже, мне это не очень-то приятно. Да и ей тоже.
К о л о м б а. Как хорошо быть гордым!
Ж ю л ь е н. Хорошо, но обременительно.
К о л о м б а. Если бы я полюбила мужчину, мне хотелось бы, чтобы он непременно был гордым. Настоящим мужчиной. Чтобы он ничего не принимал без борьбы.
Ж ю л ь е н. Вот именно поэтому я и стал позором для всей нашей семьи. Я или играю на рояле, или с кем-нибудь ругаюсь.
К о л о м б а. А вы действительно играете по восемь часов в день?
Ж ю л ь е н (улыбаясь). Да, к счастью для других!
К о л о м б а. Вы, должно быть, очень хорошо играете!
Ж ю л ь е н. Пока еще нет, но это придет.

Оба смущены и не знают, о чем, и как говорить.

А цветочницы много зарабатывают?
К о л о м б а. С чаевыми франков сто в месяц.
Ж ю л ь е н. Значит, вы девушка в моем стиле!.. А что, если как-нибудь вечерком я подожду вас у магазина и мы пойдем пообедаем?.. Надеюсь, вы не потребуете, чтобы я повел вас к Ларю?
К о л о м б а. Я даже не знаю, где это. Но у Поккарди я раз была.
Ж ю л ь е н (весело). Ну и прекрасно, тогда пойдем к Поккарди! Черт с ними, с расходами! Придется старухе раскошелиться!
К о л о м б а. И мы закажем все закуски?
Ж ю л ь е н. Все! И даже по две порции...
К о л о м б а. Когда?
Ж ю л ь е н. Сегодня вечером! Зачем откладывать!
К о л о м б а (испуганно). Но у нас ничего не выйдет. Я уже сегодня в магазин не вернусь. На этом моя работа заканчивается.
Ж ю л ь е н (встает, берет ее за руку). Тогда пойдем немедленно.
К о л о м б а. А корзина?
Ж ю л ь е н. Оставим здесь. Она достаточно велика. Они ее заметят.
К о л о м б а (благоразумным тоном). Может, лучше дождаться и получить чаевые?
Ж ю л ь е н (спохватывается). Верно. Какой же я дурак! Хорошо бы мы выглядели у Поккарди! У меня всего двадцать два су.
К о л о м б а. А знаете, ведь это я только сейчас сразу согласилась. А обычно-то нет. Это впервые.
Ж ю л ь е н (стоя перед ней, серьезно). А я обычно никого не приглашаю. Значит, тоже в первый раз. Вы думаете, так бывает?
К о л о м б а. Что?
Ж ю л ь е н. Что можно понравиться друг другу с первого взгляда. Впрочем, ничего особенного тут нет, очень часто нравятся друг другу... А вот то, что вдруг становится так хорошо, оттого что вместе. Так хорошо, словно мы очутились вдвоем где-то далеко отсюда.
К о л о м б а. Не знаю.
Ж ю л ь е н (садится рядом с ней на скамью, кладет руку ей на плечо). Вам сейчас хорошо?
К о л о м б а. Да.
Ж ю л ь е н. И с вами это часто бывает?
К о л о м б а. Нет.
Ж ю л ь е н. А со мной никогда. Я вам скажу одну вещь. Лучше, чтобы вы узнали об этом прежде, чем мы пойдем к Поккарди. У меня мерзкий характер. Я никого не люблю. Я все время со всеми ругаюсь. Все меня ненавидят.
К о л о м б а. Не может этого быть.
Ж ю л ь е н. Может. Потому что я ни с кем не обхожусь любезно. Просто не могу.
К о л о м б а. А я, напротив, считаю, что вы очень любезны.
Ж ю л ь е н. С вами - да, но это исключение, я и сам заметил, что, оказывается, могу быть любезным. Вы были в зоологическом саду?
К о л о м б а. Да. А почему вы спрашиваете?
Ж ю л ь е н. Вам интересно смотреть на медведей? Понравились они вам, лапищи-то у них такие здоровенные. Так вот, я тоже медведь. Хватило бы у вас терпения приручить медведя?
К о л о м б а (сидя возле него, тихо). Это значит большие сильные руки... И от них тепло, и они от всего на свете защитят. И все, что он говорит, медведь, все правда и останется правдой навсегда.
Ж ю л ь е н. Да. Все это я умею. И тем не менее я одинок, ужасно одинок, потому что девушкам не особенно-то нравятся медведи.
К о л о м б а. А я еще не знаю хорошенько, что мне нравится, знаю одно: сейчас мне очень хорошо. Это-то уж верно. Только я немножечко боюсь, мне кажется, что все это, пожалуй, произошло слишком быстро.
Ж ю л ь е н. Я боюсь еще больше, потому что я давным-давно мечтал найти девушку, которой нравятся медведи.
К о л о м б а (тихо). Когда я бываю с другими молодыми людьми, мне хочется им возражать, смеяться над ними, злить их. А вас нет.
Ж ю л ь е н. Ах, если бы это было правдой! Если бы это могло случиться, как в романе, - сразу и навсегда. Поклянитесь мне хотя бы, что вы будете мне верны до конца сегодняшнего вечера. Я не требовательный, хотя бы до Поккарди.
К о л о м б а (смеется, она тронута). Клянусь вам!
Ж ю л ь е н. Плюньте.
К о л о м б а (плюет). Плюнула!
Ж ю л ь е н (робко). Поцелуйте меня. Надеюсь, это не слишком преждевременно?
К о л о м б а (на одном дыхании). Нет. (Протягивает ему губы. )
Ж ю л ь е н (целует ее и вдруг вскакивает, кричит как безумный). О, это слишком прекрасно! Слишком прекрасно! А вдруг жизнь и впрямь хороша? А вдруг все вовсе не такие уродливые, не такие злые, какими кажутся? Как знать, а вдруг мама молоденькая и хорошенькая... Все возможно... Ах, это слишком, слишком прекрасно, поверьте мне! Что ж, надо отметить это событие. Разрешите предложить вам еще цветок!
К о л о м б а (испуганно). О мсье, но корзина не будет иметь вида!
Ж ю л ь е н (берет корзину). Вы правы. К чему скаредничать? Дарю вам всю корзину.
К о л о м б а (жалобно). Но я же принесла ее вашей матери, мсье!.. (Вдруг спрашивает. ) Мсье... мсье...
Ж ю л ь е н. Жюльен. А вы?
К о л о м б а. Коломба.
Ж ю л ь е н (радостно вскрикивает). Коломба! Но что же такое происходит нынче вечером, раз все, как по волшебству, стало таким прекрасным?

Входит мадам Александра в сопровождении Нашего Дорогого Поэта, Дефурнета, Ласюрета и прочих.

М а д а м А л е к с а н д р а. Дэрмо! Дэрмо! Все они настоящее дэрмо! А через три дня премьера! (Заметив Жюльена, взвизгивает. ) А ты что тут делаешь? Нам только дэрмовых сцен не хватает!
Ж ю л ь е н. Дорогая моя мамочка, ты же видишь, я целую цветочницу.
М а д а м А л е к с а н д р а (недоуменно оглядывается на своих спутников). Что он такое мелет?
Ж ю л ь е н. Дорогая мамочка, будь хоть раз такой, как в твоих пьесах, сделай красивый жест.
М а д а м А л е к с а н д р а (кричит; очевидно, это у нее уже рефлекс). Нет у меня денег!
Ж ю л ь е н. Я и не прошу у тебя денег. Эта девушка принесла тебе корзину цветов, а у тебя в уборной уже гниет их целая дюжина. А это очень красивые цветы. Я подарил их девушке.
М а д а м А л е к с а н д р а (по-прежнему ничего не понимает). Что? Что? Что ты ей подарил?
Ж ю л ь е н. Твою корзину.
М а д а м А л е к с а н д р а. Ничего не понимаю. Мы работаем. Приходи после генеральной. Мадемуазель, поставьте корзину сюда. Ласюрет, дайте ей десять су. Нет, пять. А вы, Дефурнет, потрудитесь сегодня же вечером прослушать десяток новеньких! Не верю, чтобы вы не могли найти хотя бы одной приличной, ведь вы же их дюжинами через свой кабинет пропускаете!
Д е ф у р н е т. Но вот та брюнеточка, которая была днем...
М а д а м А л е к с а н д р а. Та брюнеточка настоящая вошь. Я прошу у вас девушку, которая смогла бы сыграть роль, а не такую, чей зад вам нравится.
Д е ф у р н е т (пожимает плечами). Роль! Роль! Не будем преувеличивать. Спеть песенку и сказать два слова. Если я не могу обещать девушке, которая мне симпатична, даже такого огрызка роли, кто я тогда в театре?
М а д а м А л е к с а н д р а. Вы платите, Дефурнет! И мы великодушно принимаем ваши деньги. Деньги у всех есть. А вот талант - редкость. Мы не спрашиваем, чем занимается у вас в кабинете девица, которая будет играть с нами, нам это глубоко безразлично, мы требуем от нее только одного - таланта.
Д е ф у р н е т. Да хоть испробуйте ее! Я же вам говорю, что талант из нее так и прет.
М а д а м А л е к с а н д р а (насмешливо). Может быть, из нее кое-что и прет, не спорю. Но, во всяком случае, не талант!
Н а ш Д о р о г о й П о э т (он в течение всего этого разговора вертелся вокруг Коломбы, вдруг восклицает). Да мы сумасшедшие! Спорим битых два часа... А чего мы, в сущности ищем? Цветочницу для пятого акта, которая походила бы на настоящую цветочницу, не так ли?
М а д а м А л е к с а н д р а. Цветочницу, а не шлюху!
Н а ш Д о р о г о й П о э т (берет испуганную Коломбу за руку и выводит ее вперед). Вот сейчас мы все и придем к соглашению! Тут уж вы не скажете, что она непохожа на цветочницу. Настоящая цветочница. И прелестная к тому же.
М а д а м А л е к с а н д р а (подносит к глазам лорнет). Хорошенькая. Повернитесь-ка, душенька. Покажите ваши ноги.
К о л о м б а (ошеломлена). Ноги?
М а д а м А л е к с а н д р а (нетерпеливо). Ну да, ваши ноги. Может, вы не знаете, где они у вас? На вид она довольно неповоротлива.
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Она конфузится! Только конфузится!.. Ну, деточка, покажите, покажите же ваши ножки... Возможно, как раз в эту минуту решается ваша судьба. (Подымает ей юбку. ) Ножки очаровательные, смотрите, просто очаровательные, как и все прочее!
К о л о м б а (натягивает юбку). Но, мсье...
Н а ш Д о р о г о й П о э т. А ну, повыше, повыше... Тут нечего стыдиться. Мы смотрим на вас с чисто художественной точки зрения, деточка.
Ж ю л ь е н (выступает вперед и одергивает юбку Коломбы). А теперь хватит! Оставьте в покое эту девочку. Вы же видите, она ничего не понимает в ваших штучках...
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Но ведь я ей ничего худого, не делаю...
Ж ю л ь е н. А если ей это неприятно? Что, если я задеру вам панталоны?
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Но нам необходимо посмотреть ее ноги! Это же для пьесы!
Ж ю л ь е н. А разве я интересуюсь, как устроены ваши икры?
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Но это же смешно, при чем тут мои икры?
Ж ю л ь е н (наступает на него). При том! Услуга за услугу. Я, например, хочу на них посмотреть.
Н а ш Д о р о г о й П о э т (испуганно пятится) Какая нелепость! Да он с ума сошел!
М а д а м А л е к с а н д р а (удерживает Жюлъена). Хватит, Жюльен! Твои шутки неуместны и несмешны. Допустим, ноги у нее красивые. Надо еще иметь голос.
Н а ш Д о р о г о й П о э т (кричит из своего угла). Но у нее есть голос! Убежден, что есть! С таким ротиком нельзя не иметь голоса. (Подбегает к Дефурнету, берет его за руку. ) Будьте беспристрастны, наш дорогой директор, признайтесь же, что она очаровательна!
Д е ф у р н е т. Никто и не спорит, очень мила! (Подходит к Коломбе. ) Вы уже играли в театре, деточка?
К о л о м б а. Нет, мсье. Я цветочница.
Н а ш Д о р о г о й П о э т (в трансе). " Нет, мсье, я цветочница! " Она не только мила, она само очарование! Говорю вам, очарование!
Д е ф у р н е т. Я директор этого театра. Не могли бы вы зайти ко мне попозже, я вас послушаю.
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Нет уж! Нет уж! Эту крошку, Дефурнет, вы к себе в кабинет не заманите. Наша Дорогая Мадам, есть у вас свободная минутка? Надо ковать железо, пока горячо. Пусть эта крошка споет нам что-нибудь.
М а д а м А л е к с а н д р а. Вы поете, детка?
К о л о м б а. Только для себя.
Н а ш Д о р о г о й П о э т (в полном, восторге). " Только для себя! " Какая великолепная реплика! Но это же ангел! Ангел, который сошел с небес, дабы спасти нас всех! Сколько вам лет, кошечка?
К о л о м б а. Восемнадцать.
Н а ш Д о р о г о й П о э т. Всего восемнадцать! Смотрит на жизнь широко открытыми глазами и ничего еще не знает. Это же головка Греза! Это она! Она! Говорю вам - это она, наша цветочница! Я немедленно допишу еще двенадцать строк. Эта малютка меня вдохновляет! Бумаги, дайте мне бумаги!..

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒