Флойд Гиббонс 8 страница

Рассказал я также и о его судьбе после революции, о значении, которое он приобрел у Сталина, о том, как он захватил власть. Сообщил я также о его подготовлениях к войне, о сражениях в Центральной Европе, завоевание Италии, уничтожении французской, английской и бельгийской армий во время третьей битвы на Марне.

Затем я стал говорить об английской революции, оккупации островного королевства, немилосердном избиении шести миллионов белых в Австралии и о научной организации всех сил на цветных континентах. И, наконец, я заговорил о конечной цели его деяний, о борьбе с последней силой мира и установлении мировой советской федерации под его личной властью.

Мой доклад длился долго, – не раз меня прерывали вопросами, – когда я, наконец умолк, вопросы посыпались на меня со всех сторон.

Статс-секретарь Рейнольдс осведомился о внутриполитической структуре Советского Союза и о моем мнении о его прочности.

Государственный казначей Джон Рескоб задал вопрос о денежной системе Советов.

Адмирал Девидсон пожелал услышать мое суждение о красном флоте и о подготовке его личного состава.

Возглавлявшего департамент торговли и промышленности Вилльяма Эбергарда интересовали производительные силы страны и грузоподъемная мощь железных дорог.

Военный министр Мирон Дж. Уоллес задал мне ряд вопросов, касавшихся боеспособности армии Карахана.

Посевная площадь, состояние животноводства, запасы продовольствия – вот что интересовало миссис Руфь Мак-Кормик.

Директор почты и телеграфа Эмери Ольдс пожелал, чтобы я ему обрисовал состояние почтово-телеграфной сети в Европе; Джемс Райн потребовал от меня статистических данных по вопросам рабочей силы, ее оплаты и жилищных условий.

Допрос этот длился более четырех часов, и воздух утопал в голубоватых облаках сигарного дыма.

Вместо ужина нам сервировали чай, и к концу беседы я с трудом ворочал языком.

Несмотря на опасность, грозившую стране, я начал ощущать к концу беседы, что далеко не все члены кабинета отдают себе в полной мере отчет в том, какую грозную силу представляет собой Карахан. В то же время некоторые члены кабинета считали угрожавшую опасность сильно преувеличенной и раздутой.

– Скажите, мистер Гиббонс, – обратился ко мне Уоллес, – не попали ли вы под влияние этого диктатора за время своего пребывания с ним? Не преувеличены ли ваши суждения? Не преувеличиваете ли вы желтую опасность? Я считаю, что множество статей, появившихся на страницах печати за последний год, намеренно нагоняли на страну страх и служили пропагандистским замыслам Карахана. Мне кажется, вы были его доверенным лицом, а теперь вы являетесь к нам. Желтая опасность в большей своей части создана желтой прессой.

Неуклюжее замечание Уоллеса задело меня за живое. В течение долгого срока я подвергался опасности, напряжению и усердно работал, наблюдал за происходящим для того, чтобы иметь возможность представить как можно более полный отчет. Но я сдержал себя и, проглотив просящиеся на язык резкости, постарался спокойно и деловито ответить на брошенный мне упрек:

– Господин президент, я побывал на трех четвертях земного шара, и все это я сделал для того, чтобы нагнать на статс-секретаря Уоллеса немного страху. Я явился сюда потому, что я американец и считаю, что мои наблюдения и знания могут пойти на пользу моей стране в борьбе с красным диктатором. Я видел на полях Европы сотни тысяч трупов. Я видел как на уличках итальянских городов убивали детей и женщин. Я был свидетелем Лондонской бойни.

– Господин президент, я был свидетелем последних минут австрийского президента, я присутствовал при его казни, – я видел, как пали под пулями члены его правительства. Вы должны понять, что человек, ведущий за собой силы трех материков, не может не быть воплощением зла, не может не быть самым свирепым, хладнокровным, стоящим выше морали и каких бы то ни было запретов, существовать. У него нет ни Бога, ни совести, ни велений морали. Этот азиат, ненавидящий нас так, как лишь может желтый ненавидеть белую расу, сказал мне всего лишь месяц тому назад, что он собирается раздавить Америку. Господа, да смилостивится Господь над вами, если вы не можете внять моим словам, если я не могу убедить вас!..

Голос мой осекся, – я не мог говорить, я устал, табачный дым обволакивал меня… длительный перелет и нескончаемые споры исчерпали без остатка мои силы.

В соседней приемной я столкнулся с Уайт Доджем. Произошло столько событий, что я не поверил своим глазам.

– Я очень рад вас видеть, – сказал я, пожимая эго руку. – Как вам удалось выбраться? Где Марго? Как она поживает?

– О, все это длинная история, – ответил Додж. – Вы помните записку, которую я сунул в Лондоне в ваш несессер? Я писал вам, что мне удастся спастись, и так оно и было. Я только что был в информационном бюро морского министерства. Поздравьте меня – я лейтенант флота дяди Сема.

Додж доставил меня и Биннея к себе на квартиру, где мы снова ожили, приняв ванну, побрившись и, наконец-то, получив возможность переодеться.

Додж рассказал нам, как ему удалось бежать вместе с агентом американской контрразведки.

– Некоторое время я прятался в Лондоне. После вашего отъезда был расстрелян ряд американцев, – остальных разместили в концентрационном лагере. Надежнее всего было, конечно, пробраться в Ирландию. Хоть красные и оккупировали страну, но ирландцы считались с их присутствием в столь же малой степени, как в свое время с англичанами. Снифейнеры продолжали вести партизанскую войну, как и в старое доброе время. Вам известно, что в прошлую войну немцы использовали западный берег Ирландии для стоянки своих подводных лодок. Ныне та же возможность была предоставлена американским подводным лодкам. Мой спутник и я направились по направлению к Клинстоуну, и нас приняла на борт подводная лодка, доставившая нас в Америку. Недалеко от Ливерпуля мы пустили ко дну старый английский пакетбот „Цедрайк“, и команда мне поклялась, что это первое достижение нашего флота в эту войну.

– Где Марго? – спросил Спид.

Я заметил, как молодые люди обменялись далеко не дружелюбными взглядами.

– Она находится вместе с Лин в Ирландии, – ответил Додж. – Карахан обеих отправил туда и поместил в одном из замков западного побережья. Он не хочет их видеть и желает, чтобы Лин жила вдали от Лондона. В настоящее время он развлекается в обществе леди Блейдсен. Вам ведь известно, кто она? Но этот монгол так же быстро покончит с ней, как и с австрийской графиней в Вене и с мадам Депрей в Париже. Он одержим теперь новой манией – он хочет иметь от белых женщин как можно больше детей – будет время, когда Лондон и Париж будут кишеть его цветными ублюдками. И у всех офицеров его штаба белые жены.

– Я рад, что Марго находится в Ирландии, – сказал он – и надеюсь, что Карахану не суждено будет встретиться с нею.

У Спида вырвалось проклятие, и он резво осведомился у Доджа:

– Почему вы оставили ее? Почему вы не захватили ее с собой на подводную лодку?

Я хотел захватить ее с собой, но она не пожелала следовать за мной, – ответил Додж. – Она возложила на себя обязанность и хочет ее выполнить до конца. Но об этом я не вправе говорить.

Пока Спид пререкался С Уайтом, я заснул.

На следующее утро Додж снова заговорил со мной о Марго и сказал мне, каким способом я мог бы установить связь в ней. Я мог бы по радио отправлять шифрованные сообщения, которые она улавливала бы в Ирландии. Я неоднократно упражнялся с ней в диктанте, и она сможет без особого труда уловить мое сообщение, установить ключ и расшифровать сообщение.

Додж сказал мне, что он служит на подводной лодке и, находясь с ней в плавании у Ирландского побережья, сможет попытаться послать Марго радиограмму.

– Она мужественная девушка и служит делу белой расы, – сказал он гордо, – хоть и знает, какая ее ожидает участь, если об этом станет известно Карахану.

В этот полный событий февраль 1934 года мне суждено было пережить целый ряд потрясений. Война оказала на народное хозяйство более сильное влияние, чем я предполагал. Более всего меня беспокоило то, что американцы в массе своей не отдавали себе отчета в ужасных последствиях происходившего.

В силу подавляющего перевеса объединенного красного флота, американский флот принуждав был укрыться в гаванях, и над океаном главенствовал неприятель.

Большая часть американского торгового флота – двадцать тысяч приходов с общем тоннажем в пятнадцать миллионов тонн – застряло в чужих портах – или была захвачена в открытом море.

Падение американского экспорта, выразившегося за предыдущий год в пяти миллиардах долларах, привело к тому, что ряд промышленных предприятий приостановился, а склады, магазины и порты Америки ломились от машин, металлических изделий, шелков, хлопчатобумажных тканей, химикалий и зерна.

Отказ от импорта повлек за собой в стране недостаток в резине, свинце, хинине, растительных жирах, чае, кофе, что тут же отразилось на укладе каждого единичного хозяйства. Затем приобретение ряда продуктов было нормировано.

Разразившаяся война лишила американцев надежды на то, что удастся получить с Европы долги, явившиеся результатами предыдущей войны – все новые и новые налоги и займы должны были покрыть невероятные расходы. На Уолл-Стрите разразился ряд банкротств, повлекших за собой осложнения в большом количестве фирм, работавших во всей стране. Вкладчики штурмовали банки, и правительство принуждено было объявить мораторий.

Президент Смит созвал экстренное заседание конгресса, которое должно было санкционировать ведение войны. Военный министр предложил конгрессу закон об обязательной воинской повинности. И закон этот был принят в обеих палатах подавляющим большинством голосов. Пацифистское меньшинство, находившееся в оппозиции, попыталось выставить проект о добровольческих формированиях, но проект этот был отклонен.

Избирательный аппарат страны был тут же использован для новой задачи и принял на учеты всех мужчин от восемнадцати до сорока пяти лет от роду. Перепись дала следующий результат: в стране оказалось 19 миллионов мужчин, способных носить оружие, – пятнадцать процентов всего населения. Государственный департамент разослал по штатам квоты, и президент призвал под знамена первый миллион бойцов.

Костяком формируемо армии явился офицерский состав регулярных частей и сто десять тысяч офицеров, числившихся в запасе.

– У нас очень скудные запасы снаряжения, – жаловался мне один из моих приятелей. – Увеличение кадров милиции с двухсот восьмидесяти тысяч до трехсот тысяч поглотило все наши запасы. Нам приходится обучать наших новобранцев, не выдав им обмундирования и снабдив их вместо ружей палками. Мы стоим перед необходимостью удесятерить наши кадры – с тем же успехом мы могли бы разбавить молоко десятикратным количеством воды. На сей раз наша военная промышленность оказалась гораздо менее подготовленной, чем перед нашим вступлением в войну в 1917 году. Тогда вступлению в войну предшествовала долгая подготовка и работа на Оборону.

– Европейская и азиатская промышленность давно уже работала на нужды армии, – сказал мне Джимми Ходжинс из торгового департамента. – Вам об этом известно лучше, чем кому бы то ни было. А наши станки заняты изготовлением граммофонных иголок, радиопринадлежностей, вентиляторов и приборов для маникюра.

Особенно чувствительным оказался недостаток в противогазах… Имевшегося запаса противогазов было недостаточно для того, чтобы снабдить ими армию, не говоря уже о снабжении ими гражданского населения.

Впрочем, и без понуждения со стороны правительства ряд фабрик немедленно же приступили к них производству и выбросили на рынок большое количество масок, которые тут же были раскуплены перепуганным населением по баснословно высокой цене.

Впоследствии выяснилось, что противогазные маски, изготовленные наспех и без соответствующего надзора, оказались совершенно несоответствующими своему назначению, что многим стоило жизни.

Боязнь воздушного налета и бомбардировки вызвала небывалую вспышку шпиономании в стране – толпа подожгла в Нью-Йорке китайский квартал, в Чикаго громили дома негров, в Калифорнии линчевали японцев.

В Гарлеме арестовали Горкуса Марвея, президента негритянского ордена „Черное Перо“ – при этом был обнаружен большой запас прокламаций, призывавших американских негров к восстанию.

Соответствующий результат дали и облавы, предпринятые полицией в коммунистических клубах. Были обнаружены попытки взорвать мосты, порчи динамомашин и пр.

В политическом отношении страна сплотилась и образовала единый фронт, но каждое новое заседание кабинета вскрывало все новые и новые пробелы в стране. Дело дошло до открытого конфликта между военным и морским министерствами по вопросам снабжения, что также не могло способствовать успешному проведению мобилизации.

Центром внимания стали события на тихоокеанском побережье Мексики.

Теснимые американские войска оказывали жестокое сопротивление. По мере того, как неприятельский десант расширял базу своей деятельности и захватывал новые участки побережья, задача его облегчалась, потому что он получал возможность увеличить свои силы. Неприятельский нажим к югу все увеличивался, и было ясно, что рано или поздно ему удастся достигнуть Панамского перешейка.

Тяжелый удар выпал на долю Соединенных Штатов 9 февраля.

Транспорт „Мемфис“, на который были погружены два полка, был подорван миной и потоплен. 2700 американских солдат обрели смерть в море, – лишь немногим удалось спастись и добраться до берега.

Гибель „Мемфиса“ привлекла общественное внимание к положению на море, и вскоре стало известно, что порт Кингстоун на острове Ямайка служит красным – базой для их подводных лодок.

Дипломатические осложнения последовавшие за объявлением войны, задержали разрешение вопроса о Ямайке. Вопрос этот разрешился явочным порядком – негритянское население острова, предводительствуемое китайцами и индусами, взяло штурмом дворец английского президента и убило его и его штаб, захватив власть в свои руки. Теперь, когда выяснилось, что остров служил базой для подводных лодок Карахана, было ясно, что все это было заранее согласовано с ним.

Порт Кикгстоун был хорошо защищен с моря, и попытка морского нападения на него была обречена на неудачу. Выслать на остров десант с Кубы было затруднительно, потому что в распоряжении Соединенных Штатов ка Кубе имелось очень ограниченные по численности отряды. Благодаря этому, Ямайка превратилась в серьезную опасность, угрожавшую нашему фронту, с которой до поры-до-времени приходилось мириться.

Опорными пунктами красного флота явились Бермудские острова и Тринидад, – флот блокировал побережье и вынудил американскую эскадру укрыться в Мексиканском, заливе. По всему Атлантическому побережью раздалась волна протестов – раздались недоумевающе голоса, почему американский флот избрал местом стоянки Мексиканский залив, а не Нью-Йорк, Бостон или Филадельфию.

Но на этот вопрос ответить было очень нетрудно. Карахан находился в перевесе не только на море, но и в воздухе. Его воздушные силы могли в любой момент разрушить морские базы нашего Атлантического побережья. Что касается Мексиканского залива, то доступ к нему был минирован и береговые укрепления могли воспрепятствовать воздушному налету.

Свершилось невероятное: Карахан со своим флотом властвовал над океанами, а американский флот был загнан и заперт в Мексиканском заливе, так же, как и флот Германии – был заперт в Гельголандской бухте в мировую войну.

Этот флот составлял первую оборонительную линию Америки. Вторую оборонительную линию составляли береговые укрепления залива.

Карахан занялся изучением нашей позиции и попытался нажать на наиболее уязвимое место.

Столетие мирных добрососедских отношений между Канадой и Соединенными Штатами привело к тому, что оба государства могли позволить себе роскошь оставить общую границу неукрепленной. На американо-канадской границе не было возведено ни одного форта, – реки и озера Канады не имели флота.

И Карахан решил использовать это обстоятельство для нанесения следующего сокрушительного удара.

Вечером 1 марта 1934 года американская подводная лодка Ф 29, крейсировавшая в шестидесяти километрах от мыса Флеттери в штате Вашингтоне, была настигнута японскими истребителями, действовавшими в качестве прикрытия для большой эскадры транспортов, крупных боевых единиц и вспомогательных судов.

Японские истребители вывели американскую подводную лодку из боя и захватили ее.

2-го марта, на рассвете, на высоте трех тысяч метров над дорогой на Жуан-де-Фука, показалась огромная неприятельская флотилия гидропланов и бомбометов. Навстречу ей вылетели американские эскадрильи, снявшиеся с аэродромов Виктории, Ванкувера, Сиэтла и Бремертоуна.

Неприятель однако оказался в перевесе.

Обитатели Виктории в Британской Колумбии были разбужены оглушительными взрывами – это неприятельские авиаторы бомбардировали морской арсенал в Эскимаулте. Через пять минут на воздух взлетели пороховые склады.

Ныне неприятельскому флоту открывалась свобода действия, и воздушный флот его понесся на восток. Старые тридцатисантиметровые мортиры, составляющие вооружение порта Тоунсенда, были подорваны первыми же сброшенными на землю тысячефунтовыми бомбами.

Та же судьба постигла и форт Казей, расположенный в девяти километрах на восток.

За фортом Казей наступила очередь форта Флеглер.

Воинские части были спешно отозваны из фортов, и мортиры не дали ни одного выстрела – все оборонительные сооружения были рассчитаны только на возможность нападения с моря.

Соглашение Канады и Соединенных Штатов, предусматривавшее отказ от возведения дальнейших оборонительных сооружений на границе, привело к тому, что граница оказалась совершению безоружной, на случай воздушного нападения.

Утром под покровом тумана красный флот выслал вперед вдоль всего побережья океана тридцать траллеров, занявшихся освобождением моря от мин. Воздушный флот, закончив свое разрушительное дело, взял на запад и полетел над железной дорогой Мильвоки, разрушая и ее, и автомобильные шоссе.

Две американских тяжелых батареи и бронепоезд были взорваны, прежде чем смогли оказать сопротивление воздушным силам противника.

Таким образом, Карахану удалось при помощи своих воздушных сил в течение нескольких часов парализовать сопротивление противника, и разрушить ряд центров обороны.

Опубликование этих сообщений произвело на американцев ужасное впечатление.

В день неприятельского налета я и Бинней находились у его отца в Сан-Луи. Отец его был моим старым боевым товарищем по авиации еще со времен первой мировой войны. Час спустя мы летели на аэроплане по направлению к новому фронту на северо-запад.

Дни второго и третьего марта заставили Америку призадуматься над своим положением.

Несмотря на то, что наш флот был заперт, наша маленькая регулярная армия билась в Центральной Америке, а в резерве у нас имелся один миллион призванных под знамена, страна все еще была во власти совершенно ложного представления, что американскому материку ничто не может угрожать в силу его изолированности. Со времени 1812 года еще никому не удавалось высадить свои войска в Америке. Но эти времена миновали.

Мы снизились в Спокане, чтобы возобновить запас бензина. На аэродроме наша машина оказалась единственной – город охватила паника, несмотря на то, что от фронта его отделял горный кряж. Мы расспросили попавшихся нам людей и выяснили следующее.

Траллеры очистили залив от мин, японские транспорты под охраной крейсеров миновали разрушенные укрепления форта Уордена и форта Казей и были на пути к Ситтлю.

Сотни наливных судов с нефтью встали на якорь, эскортируемые красным флотом.

Способности Карахана, сумевшего выставить столь большие силы на огромное расстояние от своей базы, не могли не поразить наше командование. Карахан располагал недалеко от нашего расположения огромной воздушной эскадрой; это объяснялось тем, что каждый из транспортов одновременно был оборудован таким образом, что являлся базой для гидропланов. Такое новшество дало возможность Карахану беспрепятственно властвовать над морями и захватить три четверти мирового флота в свои руки. Во главе воздушных сил Карахана стояла японская эскадрилья, снабженная опытным личным составом.

После того, как успех операции был полностью гарантирован и в воздухе и на воде, началась высадка войск. Вдоль всего восточного побережья от Беллингема до Эверетта, Карахан высаживал войска. На западном побережье, в Порте Анжелес, в Тойнсенд, также шла высадка войск.

Канадско-американские части оказывали героическое сопротивление, но попытки их противостоять силам Карахана были тщетны.

Молодежь, вооруженная охотничьими ружьями, объединялась в отряды и выступала в поход, пополняла ряды милиции, вооруженной пулеметами и пытавшейся противостоять врагу в штыковом бою.

И почти повсеместно обороняющихся постигла одна и та же участь. Сначала их позиции подвергались воздушной бомбардировке, а потом желтые орды заливали их своей численностью.

Американская артиллерия, вывезенная при помощи тракторов на позиции, служила для неприятельских бомбометов удобной мишенью. Команды зенитных орудий, снабженные противогазными масками, тщетно пытались обезвредить несметное количество неприятельских аэропланов.

Карахан был в воздухе полным хозяином положения, и мы с Биннеем, после того, как мы вылетели из Спокейна в западном направлении, принуждены были сменить курс, взять на юг и спуститься в Олимпи. Оттуда, на автомобиле, под обстрелом с аэропланов, мы понеслись в Такому, чтобы оттуда уже взять курс на объятый пламенем Оиттль.

Дороги были забиты тысячами искавших спасения в бегстве жителей городка. Бесконечные колонны американистикой пехоты шли в северном направлении. На разрушенных и подорванных железных дорогах и мостах работали инженеры с отрядами саперов.

Добровольцы из числа местных жителей – среди них было множество женщин – пытались расчистить от обломков подвергшиеся бомбардировке улицы и дороги и тем самым облегчить движение.

Каждое новое сообщение с фронта, свидетельствовало об очередной катастрофе. Бинней неистовствовал.

– Черт побери, какой толк от пилота, находящегося на земле, – вопил он. – Я должен пробраться на фронт и попытаться принести какую-нибудь пользу. Что бы ни случилось, мы снова встретимся в ставке армии. Похоже на то, что вам придется отступить на Канзас.

Мы пожали друг другу руки, и он присоединился к одной из колонн отправлявшейся на фронт пехоты.

Я попал в горящий Ситль вовремя, – в моем распоряжении оставалось всего лишь несколько минут для того, чтобы осмотреться и снова поспешить убраться из этого города.

Огромный небоскреб был объят пламенем, – из окон его вырывались языки огня и клубы, черного дыма.

В то время, когда я разглядывал открывшуюся моим глазам картину, в один из верхних этажей дома ударил снаряд, и часть стёны – угол здания – рухнула.

Последние беженцы скрылись в южном направлении.

Из центра города доносилась приглушенная пулеметная трескотня. Над головами со свистом проносились снаряды и разрывалось над южными предместьями города.

Какой-то мальчишка, волочивший за собой мотоциклет, задал мне глупый вопрос – он спросонок меня, не могу ли я ему дать немного бензина. Уловив мой удивленный взгляд, он указал пальцем на резервуары покинутого танка, у которого я стоял.

– Можешь взять сколько тебе угодно, – ответил я. – Мне он не принадлежит. Впрочем, погоди – я помогу тебе, – и, схватившись за ручку насоса, принялся накачивать бензин в резервуар его мотоциклета.

– Все равно этот бензин достался бы китайцам, – сказал мальчуган. – Их теперь ничем не удержишь.

Вот при каких обстоятельствах я познакомился с Бобби Персоном, доставившим меня из Ситтля в Такому. Это от него я узнал впоследствии ставшую такой популярной историю Ламберта, взволновавшую всю Америку.

Этот двенадцатилетний мальчик был единственным американцем, сумевшим живым выбраться из занятого войсками Карахана города Эверетта. Он был младшим братом Вивиан Ламберт, получившей два года тому назад приз за красоту на конкурсе тихоокеанского побережья. Вальтер Ламберт, владелец гаража в Эверетте, был убит на глазах у своей жены, Бобби и был свидетелем, его смерти и рассказал мне все подробности случившегося.

– Вивиан и Вальтер после прибытия китайцев ухаживали за ранеными. Я помогал им. Вместе с нами был и доктор Кирквуд. Он оперировал раненых, заполнивших оба этажа гаража. Многие раненые принуждены были продолжать лежать на мостовой.

Вивиан принесла из аптеки Барллетта все имевшиеся там запасы перевязочных средств, и когда они у нас иссякли, мы стали рвать постельное белье и платки. Вивиан ухитрялась даже стряпать для раненых.

Наши солдаты дрались отлично. Некоторые из них умерли, и мы вынесли их трупы на двор. Неприятельская эскадра беспрерывно продолжала обстреливать город. Универсальный магазин Гольдберга сгорел дотла. Потом большой снаряд ударил в Казино, и оно рухнуло, похоронить под обломами сотни раненых. Вокзал обстреливали в течение всей ночи, и на утро он превратился в груду развалин. Все стремительный на юг, где по дорогам с трудом можно было пробраться, потому что они были заполонены грузовыми автомобилями, перевозившими солдат.

Вальтер хотел, чтобы Вивиан вместе с остальными направилась на юг, но она ни за что не хотела покинуть на произвол судьбы раненых. Она продолжала работать круглые сутки.

Затем китайцы с севера проникли в город. Казалось, что их было неисчислимое количество – целый миллион. На улицах продолжали идти бои, и перестрелка стала такой горячей, что мы больше не могли выйти на улицу. Наконец, китайцы проникли в гараж, и один из их офицеров направил их через боковую дверь в скобяную торговлю Бергдолля.

На следующее утро бой утих, и китайцы окончательно заняли город. В течении всего дня и всей ночи они шли на юг, и мы слышали, как с юга доносился грохот канонады и шум боя.

В гараже они оставили отряд из сорока человек при одном офицере. Солдаты расположились внизу, а офицер поднялся наверх и вошел в квартиру Вив. Это был какой-то китаец, – возможно, что он был японец. И нам пришлось с ним есть за мним столом.

Вивиан не переставала тосковать о Вальтере, а через три дня спустя миссис Мегеффи сообщила нам, что Вальтер вместе о остальными пленными американцами находится ка вокзале, и что китайцы заставляют их работать на починке дороги и очистке улиц.

Как раз в то мгновение, когда я собрался уйти, к нам в гараж пришли Джим Деркин, Вальтер, мистер Рассмусен, старый Бертон и еще десяток человек. Их сопровождал конвой – они получили приказ вынести всех раненых из гаража и освободить место для раненых китайцев.

В то мгновение, когда. Вивиан спустилась вниз, к дому подъехал на автомобиле китайский офицер. Вивиан увидела, что Вальтер небрит, платье его разодрано к рубашка пропиталась кровью – то была кровь одного из раненых, которых он переносил. Увидев это, Вивиан вскрикнула и бросилась к нему.

Китайский офицер схватил ее за руку и оттолкнул. Вальтер выпустил из рук носилки, которые он нес, и бросился к нему. Офицер выхватил револьвер и выстрелом в упор уложил его наповал.

Вивиан и я бросились к Вальтеру. Кровавое пятно на его сорочке увеличилось и расплылось – теперь кровь проступила, у него на губах, и он тщетно пытался ее сглотнуть. Через несколько мгновений он вытянулся и замер.

Вивиан попыталась привести его в чувство. Увидев, что он мертв, она вскрикнула и упала на его тело. Офицер поднял ее и принудил нас сесть в его автомобиль.

Мы поехали к дому Картера, где он и запер Вивиан в столовой первого этажа. Я хотел последовать за ней, но он что-то сказал своим солдатам по китайски, и те схватили меня и отвел на чердак. Там меня заперли.

Ночью я слышал, как Вивиан закричала. Снизу доносился какой-то шум, потом я услышал, как Вивиан подбежала к окну и заплакала… Затем вое затихло.

На следующий день солдаты, выпустили меня и отвели меня на кухню. Там мне пришлось чистить картофель. Потом я вышел из дому и увидел у окна Вивиан. Она плакала.

Прокравшись к окну, я заговорил с ней, и она сказала мне: – Попытайся убежать, Бобби, если тебе это удастся. Ступай к нашим и расскажи им, что сделали с Вальтером И со мной.

И я ей сказал, что пойду и расскажу обо всем губернатору, и что тогда ев придет сюда с остатками милиции и прогонит китайцев. Но в это время кто-то подошел к двери, и мне пришлось убежать.

Ночью, я выбрался из дому и прокрался к ферме Патеросона, – там я раздобыл себе мотоциклет. И с той поры я нахожусь беспрерывно в пути.

С одной из железнодорожных станций, на юге от Такомы, я дословно протелеграфировал рассказ Бобби Персона, в Чикаго, откуда это сообщение распространилось по всем газетам Америки.

Газеты вышли с фотографиями премированной красавицы, и возмущение населения было безгранично.

Спид Бинней возвратился с фронта и явился ко мне в Орегоне, как раз в Это время, когда я получил из Вашингтона предписание вторично сообщить по радио все, что мне известно.

– Эти вашингтонские умники все еще не могут взять в толк этого, – проворчал Спид. – Они воображают, что все это выдумка, так же, как и все то, что рассказывалось в свое время о немцах и их зверствах. Ваше сообщение подняло большой шум, и Вашингтон хочет переложить на вас ответственность, если окажется, что сообщение это не соответствует действительности.

Я вторично рассказал о судьбе Ламбертов, и мы стали ожидать, что радиостанция красных в Лондоне выступит с официальным опровержением.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒