ХОРОШЕГО ПОНЕМНОГУ 3 страница

Олег. С тобой всё хорошо – ты по моде носишь, да и ноги у тебя ничего!

Юнона. Спасибо.

Олег. Только шапка твоя зимняя – это курам на смех! Я, когда раньше на твою шапку смотрел – думал: если она хоть раз уши выпустит, то будет как наша дворница!

Юнона. Они там связаны сильно, я хотела один раз развязать, но не могла!

Олег (достаёт кортик). Подошла бы ко мне, я бы чик-чирик! (Рассекает кортиком воздух. ) Холодное оружие!

Юнона. Ты меня таким не удивишь – у меня папа офицер!

Олег. Я и не хотел!

Юнона. Не хотел меня удивить?

Олег. Да хотел же!

Юнона. Загадок зачем-то навыписывал…

Олег. Просто так!

Юнона. Не для кого из девочек не выписывал, а для меня выписал, с чего бы?

Олег. А вот... Откуда ты всё знаешь про других девочек?

Юнона. Мы о тебе часто говорим на классных часах. Нам даже класснуха говорит – весь актив на Можаеве держится!

Олег. Ниче подобного!

Юнона. Нам же надо кому-то сообща помогать, конспекты для тебя писать, хотя, если честно – надоело уже!

Олег. Если честно, мне эти конспекты даром сдались! Ноги болят так, что больше страницы в день читать не могу, так что прекращайте! Мишку подтяните лучше!

Юнона. Ты не можешь, а он не желает – две большие разницы. И мы всё равно будем к тебе ходить!

Олег. Слушайте, но вы ж перед собой хотите лучше выглядеть! Из-под палки это всё делаете!

Юнона. А ты б не ходил?

Олег. А я б не ходил, даже если б ходил!

Юнона. Это снова ваш «особый» юмор?

Олег. Это моя жизненная позиция. Я теперь не как все! Я теперь время ценить буду и на барахло размениваться не намерен!

Юнона. Ты же говорил, что как все… Ещё пять минут назад, или нет?

Олег. В том-то и штука! Я теперь ни в чём не уверен! Всё моё настроение и мысли полностью зависят от таблеток и сна, от физической боли и передач по радио. Солнышко с утра светит – я рад, но если повернусь неудобно – мне так прострелит, что всех сразу прокляну! Так живут старики, наверное… Когда старики перестают быть хоть в чём-то уверенными, то благополучно сходят с ума!

Юнона. Ты раскрыл секрет всех наших старых учителей, поздравляю!

Олег и Юнона надолго заливаются смехом, стараясь продлить эйфорическую волну.

Юнона. У чертёжника лицо, как овсяный пряник!

Олег. А бородавка – чистый изюм!

Юнона. Я теперь изюм в рот не возьму!.. Б-э-э!

Олег. Так и хочется его пряничную рожу в молоко мокнуть!

Юнона Кстати, о молоке. Мой отец тебе передал. (Достаёт из ранца банки со сгущёнкой. ) Армейский сухпаек – отличное сгущённое молоко!

Олег. Это я сейчас кортиком открою! Будь добра – сходи за ложками на кухню!

Юнона. Ты точно справишься?

Олег. Не дрейфь, малая, – всё схвачено, за всё уплачено! Меня Миша научил! Лучше ложки неси.

Юнона уходит на кухню.

Юнона. Чайные брать?

Олег. Да, в ящике нижнем… Ой!

Юнона. Что случилось?

Олег. Я, кажется, порезался до самого мяса. Мать зови – она у соседей, тут как со свиньи хлещет!

Юнона убегает за Матерью.

Мать (вбегает). Боже, откуда кровь? Швы опять разошлись, где болит?!

Олег. Я палец порезал!

Мать (начиная плакать). Дура, шабОлда узкоглазая! На пять минут оставить нельзя! Блин погорелый, но как так-то?

Олег. Это я виноват.

Мать. Ты у нас юродивый, с тебя – взятки гладки! Ты – кара моя небесная!

Юнона. Это я виновата!

Мать. Ещё как виновата, дура набитая!

Юнона. Не говорите со мной так, пожалуйста!

Мать. А как с тобой говорить? На чукотском, блин, душа, диалекте?

Юнона. Я с вами поеду! Я помогу! Только простите меня!

Мать. Помогла уже. Телефон в лапы и скорую вызывай… Стоишь, как кума на именинах, а у него кровь хлещет!

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Кабинет Ковальского. Ковальский, Док и Мать.

Ковальский. Это безответственно и халатно! Оставлять двух детей с ножом! Он же на разжижающих препаратах – кровь вообще не сворачивается… Будь моя воля, я бы поднял вопрос о лишении вас родительских прав!

Мать. Воля не ваша!

Док. Не огрызайся!

Мать. Заткнись!

Ковальский. Мы сделали максимально сложную операцию. Но, увы, не можем сохранить ноги, мне очень жаль!

Мать. Это из-за пореза на пальце?

Ковальский. Нет, просто ткани не регенерируют. Вам лучше сразу подписать соответствующие документы и отдать ребёнка в дом инвалидов!

Мать. Нет! Что бы я от вас этого слова больше не слышала!

Ковальский. Ваше согласие – дело времени. Очень скоро придётся бороться с гангреной за каждый сантиметр живой плоти… Мы будем обязаны провести ампутацию, если почувствуем угрозу жизни!

Мать. Только троньте его, и я сообщу куда надо о вашем сотруднике! Он высказывал антисоветские мысли, открыто критиковал партию и вождя! У меня есть магнитофонная запись!

Ковальский. Док, срочно за мной! (Выходят. ) Иван – это правда?

Док. Я был у неё дома. Чуть выпил, она могла записать мою речь! У неё техника есть!

Ковальский. Вы на кой ляд там изливались в пьяном виде?

Док. Так вышло.

Ковальский. Вас государство семь лет учило, а теперь на семь лет посадит, могли бы лет семь для приличия отработать…

Док. Шутите?

Ковальский. Простите. Это слишком страшно, поэтому я и позволяю себе иронизировать. Вы помните «дело врачей»?

Док. Я там особо-то не лютовал... Так просто, пару колкостей отпустил (Понижает тон. ) Это даже не уровень нашей курилки!

Ковальский. Про нашу курилку вообще забудьте! Раз у неё есть запись – гэбам остаётся только палку поставить! Вы знаете, что такое палочная система?

Док. Я не первый год в медицине – у нас тоже самое. За такое реально посадить могут?

Ковальский. Озлобленная мать – страшная сила! Она все кабинеты обойдёт! Это – раскалённый таран, понимаешь?!

Док. Остудить можно?

Ковальский. Попробуем.

Ковальский и Док возвращаются в кабинет.

Ковальский. Мы слушаем ваши условия!

Мать. Я тут от себя сформулировала – короче, так: либо мой сын уходит отсюда на ногах, либо вперёд ногами!

Ковальский. Жить надо в любом случае!

Мать. Куда тут жить-то? Столько рельсов в стране и ни одного, блин горелый, пандуса!

Док. И всё же, я бы подумал на вашем месте!

Мать. Вот когда попадёте на моё место, тогда и подумаете, если получится. Это чтоб вы понимали, как в избе гореть и советы слушать от всяких умников, вроде этого (Кивает на Дока). Начал мне тогда свою психологию в уши заворачивать! Оно мне надо?

Ковальский. Мы не просто советы даём, мы с ведром на пожар бежим!

Док. Да чего вы распинаетесь-то перед ней! Это – курва набитая, каких поискать ещё! Она же доброту лишь за слабость понимает!

Мать. Эти оскорбления тоже к делу подошьют!

Ковальский. Будь что будет! Мы её ребенка трогать не будем, пусть его теперь время лечит.

Мать. Вы тоже не расслабляйтесь!

Ковальский. Обязательно. Ступайте с миром. Нам ещё кабинет после вас кварцевать.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Квартира с элементами психо-неврологического интерната. Всяк безумен по ту и другую сторону двери. Безумный доктор ломится к безумной матери.

Док. Открывай, ломать буду!

Мать. Не заперто.

Док врывается.

Док. Послушай, ты! Я не ем, не сплю, работать не могу – надоело!

Мать. Я тоже, добро пожаловать в клуб по интересам.

Док. Где кассета?

Мать. Какая из? У меня много: Муслим Магомаев, Ободзинский, Лещенко?

Док. Со мной где кассета твоя? Дай мне её хотя бы послушать! Линию защиты продумать надо, неизвестность – гаже всего! Я уже с ума схожу!

Мать. Ты мне это говоришь? Я в этой неизвестности собаку съела!

Док. Кассета где?

Мать. Мой магнитофон без записи, он только проигрывать умеет. Он, как и ты, – вечно проигрывает!

Док. Быть не может! (Не разуваясь, подходит к магнитофону, не верит своим глазам, начинает водить по нему руками. )

Мать. Ты там опухоль ищешь, что ли? Обманула я – выдыхай, дурак, иди дальше пить! Мне всё равно теперь… (Садится по-турецки возле перевёрнутого велосипеда, начинает крутить колесо за спицы. )

Док. Дура, ты что делаешь?

Мать. У меня так бабушка развлекалась – терпилица деревенская. Её дед пристукнет, а она за прялку садится...

Док. Наташа, это не прялка – это колесо от велосипеда!

Мать. Я знаю, зато успокаивает. Его Мишка соседский взял, колесо пробил и назад приволок. Носится, как сайгак по стройкам, разве что от динамита не прикуривает, а хоть бы хны! Мой-то один раз из двора выбежал и – на тебе... Ну, где справедливость-то?

Док. Жизнь не ровна и не надо её ровнять. Плохо выглядишь. Ты когда спала крайний раз?

Мать. Давненько не спала. Во вторник я на погост пошла – там все с горем, много плакала, иногда стояла возле чужих могил, как ворона! Два дня с плит кормилась, потом уже брюхо сводить начало от конфет этих! По нужде прихватило... Люди видели... Убежала на троллейбусе, высадили, пешком шла… Ты когда в последний раз троллейбус видел?

Док. Наташ, ты зачем это говоришь?

Мать. Синий троллейбус на лапку «Зингера» похож! По струнке ходит, как ты прямо! (Громко смеётся, запрокинув голову. )

Док. Наташ, я сейчас буду медленно говорить – ты меня услышь, хорошо? У тебя невроз по всем признакам, тебе в больницу надо…

Мать. В чудилку меня сдать хочешь? И куда мне потом с такой характеристикой?! Сумасшедшая мать-одиночка с инвалидом на руках – меня сортиры мыть не возьмут!

Док. Я с тобой пересижу прямо тут, я узна́ ю нужные препараты! Мы из этого выйдем!

Мать. У жены отпросись сначала!

Док. У какой жены?

Мать. Я звонила – всё слышала! Спалился ты, Тагильцев, по-чёрному!

Док. Это не жена, так, проходная. Не любовь у нас!

Мать. А со мной любовь?

Док. А с тобой – похоже на то!

Мать. Похоже ему? Да что там тебе похоже-то? А ты готов моего сына на своем горбу до старости таскать, пока не развалишься? Ты готов его на коляске возить? Из этой коляски-то не вырастешь! Ты готов к тому, что я буду на тебя орать, каждый день, потому что мне больно в груди, потому что я изнутри рассыпаюсь!

Док. Готов.

Мать. Да что ты там готов-то? Готовченко, блин! А готов ты к тому, что я с тебя на другого перелезу ради протезов хороших или операции! Что ноги раздвину, ради Олежкиных!

Док. Сколько же в тебе цинизма!

Мать. И этого тоже. Ты-то привык, что тебе «особенные родители» улыбаются и все такие милые до ужаса! Не дай бог себя хуже показать!

Док. Ты больна…

Мать. Нет, я просто – курва, ты всё правильно вывел! Я столько крови людям свернула! Я так хочу что-нибудь разрушить, разорвать, сломать нахрен! (Кидается на Дока. )

Док выкручивает женщине руки, заламывает её в безопасной позиции.

Мать. Пусти, мне больно!

Док. И мне. И всем тоже, но живём же! И поживём ещё!

Мать. Это уж как я решу!

Док. Снова на погост собралась? Я тебя буду на жёсткой вязке держать! Я тебя так обколю, что плакать забудешь!

Мать. Влажные мечты доктора. Обколоть и на матрас!

Док. Именно это с тобой и сделают в психушке, а со мной ты в безопасности будешь!

Мать. С тобой-то в безопасности! Ты только винтить умеешь! Сказал бы хоть раз что доброе!

Док. Олег пальцами начал шевелить.

Мать. Если ты это для успокоения моего брешешь – я тебе никогда не прощу!

Док. Дура!

Мать. Пусти, пусти же, пусти полЮбать тебя! (Начинает целовать Дока мелко и часто, как целуют детей. )

Док. Что ты делаешь!

Мать. Так иконы целуют, я в церкви видела!

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Морское побережье Краснодарского края. Пляж с крупной галькой. Повзрослевшие Юнона и Олег слушают прибой. Олег возмужал, Юнона просто вытянулась. У неё под купальником уже обозначилась неплохая для азиатского типа женщины грудь. Закусив губу, она

наблюдает за тем, как Олег нагоняет мяч.

Юнона. Может, голову поупражняем?

Олег. Опять кроссворды?

Юнона. Не опять, а снова! Медицинское совещание – девять букв?

Олег. Консилиум же! Это из моей прошлой жизни!

Юнона. Тогда «яшма» не подходит.

Олег. Ишь, какая! Яшма ей не подходит! Время придёт, и я на каждый твой палец по кольцу надену! (Целует Юноне пальцы. )

Юнона. Это ж такая цыганщина будет! Цигель, цигель, ай лю-лю! Пусти-пусти!

Олег и Юнона целуются.

Юнона. Хватит–хватит, у нас кроссворд! Ответов и вопросов должно быть поровну, забыл?

Олег. Ну, читай!

Юнона. Воинственная женщина, восемь букв!

Олег. Воинственная женщина – это ты!

Юнона. Юнона – пять, я ведь не воюю, я со всем соглашаюсь!

Олег. Тогда согласишься ли ты стать моей женой?

Юнона. Как бездарно ты тратишь время! Итак, воинствующая женщина, восемь букв?

Олег. Амазонка. Они девочкам правую грудь удаляли, чтоб удобней было стрелять из лука! Я б тебе ни за что не позволил стать амазонкой! Мне твоя грудь – очень-очень...

Юнона. Фу, даже думать не хочу! Всегда поражало: ты столько кровавых фактов из истории знаешь, зачем?

Олег. Я их с детства собирал. Я, словно бы, готовил себя ко всем этим больничным ужасам…

Юнона. Вопрос номер шестьсот шестьдесят шесть – число зверя, осторожно! Почему ты вечно спишь головой на запад?

Олег. Сколько букв?

Юнона. Все буквы.

Олег. Ну, и почему?

Юнона. Потому что ноги твои смотрят в сторону морга!

Олег. Да вот же они, никуда они не смотрят!.. (Осматривает себя и с удивлением понимает, что зарыт в гальку по пояс. Просыпается в холодном поту. ) Сестра, дайте ещё снотворное! Ну же, такое же!

Медицинская сестра демонстративно проходит мимо палаты.

Олег. Люди, почему меня все в этой больнице так ненавидят?

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Счастливый день освобождения из всех цугундеров. Олег идёт, хромая, тяжело опирается

на трость. Под руку его ведёт Док, на крыльце встречает Мать.

Док. Это мы!

Мать. Ура! Я знала, что так будет! Я тебя так во снах и видела, без клюки только!

Олег. Дело временное.

Док. Сделали, что смогли, а можем мы многое!

Олег. Спасибо, Док. (Крепко пожимает Доку руку. )

Мать. Спасибо, Иванушка, не такой уж ты и дурачок у меня! Можешь, когда захочешь! Отлучись, будь добор, нам с сыном поговорить надо.

Док. Ну, Наташ, ну дай же на тебя веселую посмотреть, ей-богу, такое редкое зрелище!

Мать. Ступай.

Док. Ты неисправима!

Мать. Бабу взрослую править – это как собаку безногую через обруч гонять!

Док. Поэтому я тебя и принимаю, как есть!

Мать. Как есть нас примет только крематорий, Ванечка, ступай, правда, не стой над душой! Скоро в ресторан поедем.

Док нехотя уходит и бормочет под нос.

Док. Мне-то что? Я сижу одной в тапочке, в другой – стопочка… Могу с вами поехать, могу сам размочить...

Олег. Сурово ты с ним. Весь триумф испортила.

Мать. А иначе как? Иначе – никак. Он же как ребенок – сопли пузырями. Ничего, доведём до ума!

Олег. С ума не сведи!

Мать. Мне он на кой без ума-то? У нас же лялькин будет, будем образцовой советской семьей!

Олег. Какая хорошая новость! (Обнимает мать. )

Мать. Парня хочу, брат тебе в помощь будет!

Олег. Это я ему ещё помогу!

Мать. Да-да, всё не привыкну, что ты взрослый такой! Прямо, жених!

Олег. Жениха без невесты не бывает! Я к Юноне пойду, пусть решает – жених я ей или нет!

Мать. Обожди.

Олег. Мы с ней в больнице всё решили уже!

Мать. Обожди, говорю тебе! На – письмо почитай.

Олег. От кого?

Мать. Кого-кого, солдафона одного! Юнкин отец тебе передал.

Олег (читает). «Здравствуй, боец! Впечатлён твоими успехами в борьбе с тяжёлым недугом. Юна много о тебе говорила. У неё просто помешательство на тебе. В этом и есть причина нашего переезда. Не скрою – я сам подал рапорт о переводе в Петропавловск–Камчатский. Дело в том, что у нас воинская династия, которая должна быть непременно. Ты – боец, конечно, но, увы, – не воин! Юна перебесится, перетерпит, а потом взвешенно выйдет замуж. Ты можешь меня ненавидеть, но прошу – перечитай это письмо, когда сам станешь папой. С уважением, капитан Кутепов».

Олег (сплёвывает под ноги, рвёт письмо). Ага, щас. Много чести этот бред перечитывать! Я её найду, я ей в глаза посмотрю!

Мать. Толку-то, её отец снова увезёт. Вот и будет она таскаться по гарнизонам, как дурочка за обозом!

Олег. Не называй её дурой.

Мать. Буду называть, потому что сама дура – свою вспышку пропустила. Потому что без любви живу. Когда без любви живёшь, один спорт – проблемы решать! Их всё больше-больше, а ты все тащишь на себе, как лошадь ломовая!

Олег. Хватит! (Молчит. ) Хватит так жить!

Мать. Поезд стой – раз-два! Так только капитан Кутепов скомандовать может! Только у него на это мозгов хватит!

Олег. У него даже на это не хватит!

Мать. И то верно! Одна извилина и та – от фуражки! И, вообще, мозгов с гулькин хер! Ты прости, что я так жутко ругаюсь, плохая у тебя мама!

Олег. Мне лучше не надо!

Мать. Тогда врачонка под мышку и в кабак! Эх, пить будем! И гулять будем! А смерть придёт – помирать будем!

ХОРОШЕГО ПОНЕМНОГУ

Пьеса

Танцует тот, кто не танцует,

Ножом по рюмочке стучит.

Гарцует тот, кто не гарцует,

С трибуны машет и кричит.

А кто танцует в самом деле

И кто гарцует на коне,

Тем эти пляски надоели,

А эти лошади — вдвойне!

А. Кушнер

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мирыч, сиделец.

Надя, охранник в школе, 33 года.

Аркаша, фрилансер, 25 лет.

Глеб, новолялинец, 41 год.

Геля, новолялинец, 38 лет.

Эльза.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Подъездная секция на три квартиры. За дверью с номером «семьдесят семь» слышится монотонный собачий лай. Из квартир по соседству одновременно вышли жильцы: мужчина уголовной наружности и тучная женщина средних лет.

Надя. Здравствуй, сосед!

Мирыч. И тебе не хворать. Надоел этот лай! Я уже мыслей своих не слышу, а мысли у меня матом только! Травану я эту псину, ей-богу, травану! Это с каких это пор вольные люди собачий лай должны слушать?

Надя. Она так-то вроде не вредная псина. Я за ней раньше такого не замечала. Не кормит он её, что ли?

Мирыч. Она ведь не первый день базлает! Вот если б в частном доме, то я бы слова не сказал… Мы не в частном доме живём!

Надя. Мы в несчастном доме живём...

Мирыч. Есть и похуже места, кто не был – тот будет, кто был – не забудет… Ты ему (кивает на дверь) донеси правила общежития, а то я за себя не ручаюсь!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Аркаша ласково называл свой двор «котлованчиком». Он был маленьким, тихим и содержал в себе лишь котельную да скрипучую качель. Котельная хотя и фонила смрадом, но имела свой водоробот. Жадный робот не умел давать сдачи и в общем был похож на Аркашу, с той только разницей, что возле робота собирались люди, а возле Аркаши – никто не собирался.

Аркашу добавили в общедомовой чат. Этот чат совсем не выкупал постиронии. Аркаша кидал отборные мемы, чат отвечал показаниями счётчиков и жалобами на шум. Чат был полон желчи, злобы и стукачества. Любви там не было совсем! Всех соседей Аркаша мысленно называл «внешним контуром». Отношения на внешнем контуре были так себе…

ЛИЧНОЕ ГОЛОСОВОЕ СООБЩЕНИЕ ОТ НАДИ, 78 КВ. Эй, семьдесят седьмая, ты чё там – один на льдине, что ли? Уйми собаку! Людям спать надо! Людям завтра на работу! Чё как единоличник-то?

ЛИЧНОЕ ГОЛОСОВОЕ СООБЩЕНИЕ ОТ НАДИ, 78 КВ. Ты чё шкеришься-то? Я по галочкам вижу – ты всё услышал! Понимание есть, вообще? Я сейчас догхантеров на тебя вызову!!!

ЛИЧНОЕ ГОЛОСОВОЕ СООБЩЕНИЕ ОТ НАДИ, 78 КВ. Ты чё такой трудный? Я сейчас не поленюсь и ногами к тебе приду! Только попробуй не открыть! Я в глазок видела – ты зашёл!

Продолжительный стук в дверь. Аркаша прячет Микушу в комнату и нехотя открывает. На пороге Надя в потасканном спортивном костюме.

Надя. Ну, и?

Аркаша. Что вы хотели?

Надя. Тишины хочу!

Аркаша. Простите, нам страшно – вот она и лает. Она всё чувствует!

Надя. Не поняла…

Аркаша. Нам в поезде надо ехать, а Микушу – собаку мою, без документов не берут...

Надя. Без каких ещё документов-то? Снилса собачьего, что ли?

Аркаша. Ветпаспорта. Билет на провоз питомца можно купить только в день выезда, а я это все не успеваю, активно – ищу передержку!

Надя. Быстрей ищи – уже уши вянут. Или знаешь, что... Я её сама придержать могу за умеренную плату!

Аркаша. Я вас совсем не знаю.

Надя. А других ты знаешь?

Аркаша. У других опыт есть и рекомендации.

Надя. От кого? От собак, что ли? Ерунды не говори! Даёшь мне тысячу, короче, и собаку на ответственное хранение! Мне резона нет собаке вредить. Мне тысяча нужнее!

Аркаша. Ну, хорошо…

Надя. А знаешь, как ещё лучше? Мы её у тебя оставим в естественном ареале обитания, а я приходить буду: гулять, кормить – все дела. Только вещи ценные забери, чур, без наговоров потом.

Аркаша. Было б что забирать. Миска и поилка на кухне, корм в холодильнике, деньги – вот, мешки для фекалий в коридоре оставлю...

Надя. Думаешь я колобашки её по дороге собирать буду? Не на ту напал! За тысячу голимую так унижаться? Я и за пять бы не стала!

Аркаша. Ну кто-то же должен это убрать…

Надя. Дворник, конечно! Мы за благоустройство двора платим или нет?

Аркаша. Наверное…

Надя. Да ты и не знаешь! Не знаешь, а платишь! Вот с такого молчаливого согласия – триста пятьдесят и получается, а сделано что? Я на всех собраниях в каждые уши это доношу – как об стенку горох! Ты почему на собрания не ходишь?

Аркаша. Вот поэтому... Микуша будет вас завтра ждать, всего доброго.

Аркаша с усилием тянет дверь на себя.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Грустный Аркаша стоит во дворе с трупом Микуши. Тело завернуто в детское клетчатое одеяло родом из Советского Союза. Как всегда, он совершенно не понимает, что ему делать дальше. На выручку к парню неожиданно приходит Надя.

Надя. Собака сдохла?

Аркаша. Откуда вы знаете?

Надя. Ну, а с кем ты ещё таскаться будешь? Не с ребенком же! (Хохочет. ) Увидела тебя из окна и поняла! Ходишь – людей пугаешь, того и гляди, вызовут на тебя дурдом!

Аркаша. Хватит!

Надя. Не ори на меня!

Аркаша. Простите, я на эмоциях….

Надя. Делать чё собираешься?

Аркаша. На вскрытие повезу.

Надя. На вскрытие чего? Ты, это самое, не дуркуй! Прикопай да землю притопчи и забудь!

Аркаша. Вы столько пошлости всегда говорите, вам не надоело?

Надя. Ой, да нужен ты мне – пошлости говорить! Чё, мужиков других нет? Я помочь пришла – не кадриться!

Аркаша. Помогайте же!

Надя. Спасибо, я уж думала, не разрешишь! (Достаёт клетчатую сумку. ) Закладывай!

Возникает неловкая суета. Наконец, окоченелый труп в пакете. Каждый берёт за ручку и

тащит. Идти приходится в ногу.

Аркаша. Зачем вы это делаете?

Надя. Помогаю – раз могу! У меня и баул есть. Знаешь, сколько товара в нём перетаскала? На рынке стояла – ИП была. Знаешь, как ИП переводится?

Аркаша. Знаю.

Надя. «Иди и Паши́ ». Эх, прошли те шустрые деньки... (Вздыхает. ) Сейчас в школе работаю – охранницей! Звонки подаю. Ты работаешь сам-то?

Аркаша. Фрилансер.

Надя. «Лансер» я знаю – аппарат хороший. «Фрилансер» – нет. Это где?

Аркаша. Это на дому.

Надя. Один, что ли?

Аркаша. Ну да.

Надя. Почему?

Аркаша. Человеческий фактор. На последнем рабочем месте проект увели. Абрисы украли! Ну, если ты воруешь, то воруй, как художник. Всё до нас уже нарисовано…

Надя. Что нарисовано? Кем нарисовано? Ничего не поняла!

АРКАША. Голландцами, прерафаэлитами, импрессионистами…

Надя. Осторожней, дерьмо кругом!

Аркаша. А помните, я вам дог-пакеты предлагал, а вы не взяли? Как можно после этого чему-то удивляться?

Надя. Я ж не удивляюсь. Я просто говорю: «Осторожно, дерьмо! » Вот и смотри!

Аркаша. А если я не хочу на дерьмо смотреть?

Надя. Ты че орешь–то, нормально же общались. Коллектив–то молодой на работе был?

Аркаша. Не очень. Как вы примерно.

Надя. А сколько мне?

Аркаша. Сорок?

Надя. С дуба рухнул?! Мне честных тридцать три! Это я сейчас не кондишен, это меня на оседлой работе разнесло!! Я бы бегать могла, только с кем? Давай вместе бегать, а? Я видела, ты за псиной-то бегал – аж шуба заворачивалась!

Аркаша. Вы опять?

Надя. Что опять? Не опять, а снова! Пришли уже. Либо здесь, либо я не знаю...

Возле пустыря уныло зияет старое кострище, лежат обгорелые обрывки бумажных пакетов.

Надя. Смотри-ка! От слова «уголь» «У» оторвали и «голь» получилась!

Аркаша. Голь перекатная. Микуша достойна лучшего места!

Надя. Да нормально ей!

Аркаша. Как у вас всё просто.

Надя. А чего усложнять-то? Будь проще, и люди к тебе потянутся! Вот тебе бы не помешало! Только с собакой мы тебя и видели! Разнообразием не страдаем, ага?

Аркаша. Вам-то какое дело?

Надя демонстративно отворачивается, но это ненадолго.

Надя. А почему её Микушей звали?

Аркаша. Сокращение по первым буквам: Миндадзе, Кустурица, Шаламов. Матушка так придумала…

Надя. Это что ещё за пассажиры? Родня, что ли?

Аркадий молчит.

Надя. Ты копаешь там или землю нянчишь? Чего ты её на лопате баюкаешь? (Забирает инструмент. ) Вот смотри: врезал – перевернул, снова врезал– перевернул, тюхтя. А если война с Америкой? Так же будешь дурниной у окопа стоять?

Аркаша. Господи, ну зачем мы обо всём об этом говорим, а? Окопы рыть? Вы серьёзно? Вы меня пристыдить хотите за то, что я окопы рыть не умею?!

Надя. Говори нормально, чё орать-то? И не выкай – я не старая!

Аркаша. Ну хорошо, «ты». Ты не понимаешь, что такое границы личные? Ты у нас глубинный народ – смотришь телевизор, точишь кортик на Америку, советы ценные раздаёшь? Мне это не нужно, спасибо! Мне собака нужна живая! Она после тебя и недели не протянула, сначала выла, потом слегла – вот результат! Вы, наверное, рады все? Вам же тишина нужна!

Надя. Ты думаешь, я виновата? Её Мирыч отравил! Он ей блюдце в секцию ставил с чем-то. Дуст, наверное, не знаю!

Аркаша. Когда это было?

Надя. На днях. Я в глазок видела: тарелка ядовитая за тумбой стояла – так и знай!

Аркаша. Чертов маргинал. Я убью его!

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Аркаша бежит за Надей. На спине у Нади пятно, похожее на контур Австралии. Мысленно Аркаша уже залил его градиентом цвета карри и поместил на голубой фон, но это было ещё полтора круга назад. Теперь же в голове не осталось даже эскиза, даже желания жить…

Аркаша. Я не могу больше! (Падает на землю. )

Надя. Нету слова «не умею», «не могу», есть либо – «помоги», либо – «помогу». (Поднимает Аркадия. )

Аркаша (задыхается). Ноги болят!

Надя. Да ладно... Увольняю тебя... (Задыхается. ) Дальше сама. Я всё сама – привыкла уже! Зарплату получу, потом – премию. С премии на зал отложу… Там дорожки есть и силовые комплексы…

Аркаша. Может, завтра ещё попробуем? Может, легче будет?

Надя. Легче не будет. Я тебя вообще-то для страховки зацепила – страшно помирать на дороге. Мотор откажет – и всё тебе. Оказалось, тебя самого ещё страховать надо. У нас таких, как ты, даже до физкультуры не допускают, сидят по лавочкам рахитичные – жопу греют...

Поднимаются до своей секции, открывают, встречают Мирыча.

Мирыч. Ну, даёшь, Надюха – три понедельника до могилы, а она спортом занялась!

Надя. Да ну тебя… Тебе-то на кладбище уже прогулы ставят!

Аркаша. А вы короткий путь до могилы знаете?

Мирыч. Чё?

Аркаша. Вы подскажете или сразу доведёте? Вам же не привыкать…

Мирыч. Ты на кого буровишь, молодой! Перегрелся, что ли?

Надя. Прости, Мирыч, не обессудь!

Надя буквально силой затаскивает Аркашу в квартиру, закрывает дверь.

Надя. Мы ничего не знаем наверняка! Мы знаем только, что Мирыч тарелку в секцию ставил. Это я только тебе сказала – для отвода души! Я ЭТО повторять не буду! Мне проблемы с ним не нужны!

Аркаша. Боишься?

Надя. Ещё чего! Мы с ним – одна дворня, хотя всякое было: я и ментов на него вызывала, мы и ссорились, и мирились, и чёрти чё! У нас сложные отношения!

Аркаша. Ясно. Я сам с ним поговорю!

Надя. Не будешь ты ни с кем говорить! Я тебя не пущу, я не уйду, пока ты не успокоишься!

Аркаша. Я все равно с ним поквитаюсь!

Надя. Не в мою смену, Аркаша! Успокойся – будь человеком!

Аркаша. Меня только работа успокаивает…

Надя. Вот и работай, а я – посижу, чтоб ты делов не наделал!

Аркаша работает ровно минуту, программа на компьютере даже не успевает загрузиться.

Надя. Все-таки прав Мирыч. Три пердинки до смертинки, а я бегать сподобилась, вот кому это надо?

Аркаша (смотрит в монитор). Твой Мирыч – абьюзер, такие сами ничего не добиваются и другим не дают!

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 Следующая ⇒