ХОРОШЕГО ПОНЕМНОГУ 2 страница

Гоча. Какие ресурсы, о чём ты?!

Лилька. Ты пока не готов к этому разговору…

Гоча. Ещё недостаточно скурвился, да?!

Лилька. А чё ты орёшь-то на меня, звезду словил, что ли? Я ради тебя институт бросила! Будешь на меня голос повышать – будем прощаться!

Лилька гордо выходит из гримёрки, Гоча бежит за ней, на столе вибрирует телефон.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Лида зябко кутается в халат посреди старенькой отцовской кухни. У неё в руках простенький телефон, она шлёт весточку любимому.

Лида. Не могу дозвониться, поэтому пишу голосовуху. Прости за это, я не в восторге от своего голоса – ты знаешь! Лишь бы тебе нравилось... Лишь бы тебе нравилось всё, что я делаю! А что я для тебя могу сделать? Отношения на расстоянии – такая шляпа! Я сегодня медитировала на тебя: чувствую, ты общаешься не с теми людьми, у тебя с экологией отношений всегда бардак, но сейчас особенно! Вижу тебя большим красным пятном, ты пульсируешь пустотой, наполнить тебя некому – и это тоже моя вина! Отодвинь от себя подальше плохих людей – буду ментально с ними работать. Буду работать жёстко, так же, как с твоим отцом! Я есть твоя крепость в бытии, инобытии и ноосфере. Да будет так во веки веков! (Голос Лиды становится мягче. ) Жаль, в голосовухах нельзя смайлы ставить. Очень хочется тебе котика послать, того самого – нашего. Очень хочу его оживить! Вижу бездомных котов каждый день, но боюсь прибрать к рукам! Ты знаешь, я везде – гость и нигде – хозяин. Одно твое «да», и он будет! Только если будешь молчать, как обычно, то все котики мира состарятся и умрут в приютах! Они умрут, а я с ними. Целую! Лида.

СТЕРЖЕНЬ

Пьеса по мотивам рассказа Николая Никонова «Юнона»

Посвящается моему другу Антону Мамонтову

Пути не открываются перед теми, кто не борется.

Лу Синь

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Иван Тагильский, по прозвищу «Док», молодой врач.

Ковальский, профессор.

Олег, маленький пациент.

Миша, друг Олега.

Юнона, 13 лет.

Мать.

Фазиля Гариповна, сосудистый хирург.

INTRO

Операционная.

Голос Матери. Пусти меня, тварь!!! Я – мать, я право имею!!! Вам паспорт показать??? Слышите меня, эскулапы, если что – я вас всех по этапу пущу…

Звуки борьбы за дверями операционной.

Ковальский. Вот фурия!

Фазиля Гариповна. Скорее уж, профура! Вы макияж её видели?

Док. А мне нравится...

Фазиля Гариповна. Такая тебе устроит небо в алмазах – волком завоешь!

Ковальский. Хватит болтать, кубик новокаина.

Док. Ввожу! Злая ты, Гариповна, из декрета вышла!

Фазиля Гариповна. Потому что раньше времени, а, главное, был бы толк – я вам как сосудистый хирург говорю – шансы на успех нулевые!

Док. Гариповна, давай хоть попробуем! Что ему на вокзале с аккордеоном сидеть без ног-то?

Ковальский. Да и на вокзал его вряд ли пустят. Приказ есть о «сто первом километре»: Они ж и повторить могут. Вывезут на периферию и – будь здоров, а там вообще– хтонь…

Док. А про наши колченогие протезы я вообще молчу, советское государство штучные вещи делать не умеет!

Олег. Я вас слышу. Я не хочу с аккордеоном сидеть, я на гитаре чуть-чуть умею!

Ковальский. Он что, в сознании? Иван, дайте ещё куб!

Док. Ввожу, профессор. Парень, считалку знаешь? Считай…

Олег.

Дора-дора-помидора,

Мы в саду поймали вора.

Стали думать и гадать,

Как же вора наказать.

Мы связали руки-ноги

И пустили по дороге.

Док. Ещё считай!

Олег.

Со второго этажа полетели три ножа:

Красный, синий, голубой — выбирай себе любой!

Док. Ещё.

Олег.

Чики-брики – две гвоздики, чики-брики – тополя.

Чики-брики – пальчик выкинь, чур не я… (смазано)

Док. Дошёл наркоз. Циничней советских считалок только советские медики!

Ковальский. Поехали.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Квартира-лазарет. Олег лежит в гипсовом корсете – обе его ноги неподвижны. Иногда он стаскивает одеяло, вглядывается в синие безжизненные кончики пальцев, выставленные из

гипса. Даже в сумерках эти пальцы кажутся неестественно тёмными.

Олег. Мать!

Мать. Да, сы́ нка!

Олег. Принеси-ка мне опаску дядькину!

Мать. Ты чего надумал-то? Боже милосердный!

Олег. Бриться хочу, чувствую – запаршивел я.

Мать. Ты ж не умеешь! Вот гипс тебе снимут, тогда, пожалуйста!

Олег. Волос-то не ждёт – он лезет!

Мать. Ты тоже у меня под машину залез, непутеха, – теперь жди, когда оправишься, всего месяц с операции прошёл. Не всё тебе пока дано! Радуйся, вообще, что из больницы домой перевели.

Олег. Коек у них там нет – вот и перевели!

Мать. Не важно.

Олег. Важно. Я там в карты играл с Эльзой. Я ей говорю, ходи, а она мне говорит – не могу! Смешно же!

Мать. Главное, что вам смешно...

Двадцать секунд тишины.

Олег. Ноги я терпеть могу, но вид свой забулдыжный – нет. Бритву!

Мать. Олежа, не трепи нервы, а!

Олег. Я аккуратно. Ты меня подушкой к стене посадишь, зеркало подержишь, а порезы мы потом газетой заклеим!

Мать. Приспичило же тебе!

Олег. Завтра Юночка придёт. Я хочу исподнее сменить, ещё синюю рубашку и пробор офицерский, а еще «Шипром» меня обдай обязательно!

Мать. Сы́ ночка, у тебя раны гнойные, тебе даже тройной «Шипр» не поможет. Сама хвороба в нос бьёт!

Олег тяжело отворачивается к стене.

Олег. Ясно. Ты тогда конспекты у неё забери, а на порог не пускай, не надо ей меня таким чувствовать!

Мать. А хочешь, я сирени наломаю – тогда и смрад уйдет, хочешь, а?

Олег. Ломать ничего не надо, поломатое болит сильно! Ты нарви лучше полевых цветов и от меня передай!

Мать (улыбается через силу). Ухажер ты мой!

Олег. Ухажер, который даже за самим собой не может ухаживать!

Мать. Всё ты можешь!

Олег. Тогда бритву неси!

Мать. Ну, чего ты пристал, как банный лист, руки у тебя не твердые! (Вытягивает свои натруженные руки, долго смотрит на них, руки бьет нервная дрожь. ) Да и у меня от нервов...

Олег. Я смогу!

Мать. Давай так: если бульбу почистишь, то тебя и до лица допускать можно, добро?

Олег. Уговор дороже денег!

Мать приносит байду с мытой картошкой.

Мать. Чем бы дитя не тешилось… Расскажи мне ещё про свою Юнону, только ведь ею одной и спасаешься. Она новенькая?

Олег. Сама из Краснодара, но до ужаса похожа на северянку. Волосы не совсем чёрные, а такие тёмно-тёмно-миндальные, но это смотря как свет падает! Длинные, но не слишком...

Мать. Короче моих?

Олег. Покороче будут и погуще! Шапку она носит мужскую с кокардой и на затылок чуть заламывает. Нос голубиный, вздёрнутый... Лицо круглое, как у эскимосов из учебника, но глазища прямые – выразительные. Взгляд её долго не могу держать, сам не знаю почему…

Мать. Догадываюсь.

Олег. Улыбок у неё всяких разных есть: то ласково улыбнется, то грустно, а иногда – саркастично!

МАТЬ. Что значит саркастично?

Олег. Это как Лиса на Колобка улыбалась!

Мать. А-а-а…

Олег. Одевается она опрятно, но без вычуров, не то, что Света Приставкина. Приставкина приставляется – ей это по фамилии положено, а Юночка, она всё о себе знает!

Мать. Ты так интересно о ней говоришь, и видно – неравнодушен, только чувств своих не показывай…

Олег. Почему?

Мать. Её это обяжет, сконфузит сильно, разговоры неприятные в коллективе пойдут...

Олег. И пусть!

Мать. Это тебе «и пусть», а ей каково? Опозоришь её!

У Олега из рук выпадает крупная картофелина, по щекам текут слёзы.

Мать. Горькая правда лучше, чем сладкая ложь! Тебе такой правды кроме меня никто не скажет, поэтому терпи! Бог терпел и нам велел! Ты лучше к девочкам в больнице присмотрись – с ними дружи!

Олег. С полуножками, что ли?

Мать. Не зови их так, каждый на их месте очутиться может, если б помнил об этом – осторожнее был!

Олег. Уйди, мать, – тошно!

Мать. А что ты на меня то волком смотришь? Я что ли под ту машину прыгала? У меня в универмаге до этого место было, и сон нормальный, и аппетит, и соседи в меня пальцем не тыкали – мол, не уследила! Думаешь, мне легко? Я сама которую ночь лицом не просыхаю. Я уже на жевок солёный похожа, и волосы у меня редкие, потому что выпали все! Кому я нужна теперь?

Олег. Мне, маменька, мне!

Олег с Матерью обнимаются и начинают плакать над бадьей с очистками.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Квартира-лазарет. Миша приходит к Олегу с раскуроченной губой и порванным ранцем.

Миша. Здрасте, тётя Наташа!

Мать. Господи, и ты с порватой губой! Да что за время у нас такое! Вас вообще выпускать никуда нельзя! После школы сразу комендантский час заводить надо!

Миша. Да не дай бог!

Миша подходит к постели Олега со своими учебниками. Олег спит, Миша украдкой меняет чужие учебники на свои и кладёт добычу в ранец.

Олег. Миша?

Миша. Я домашку принёс по истории! (Пристально смотрит на ноги Олега. ) Ничего себе – феодальная раздробленность!

Олег. Дурак ты. Михаил через букву «У»!

Миша (думает). МУхаил, что ли!

Олег. Там ещё второй слог есть…

Миша. Ах ты! (Пинает дверцу шкафа. ) Мог бы стоять – уже лежал бы, понял!

Олег. Ты зачем учебники подменил?

Миша. Я чё? Я ничё!

Олег. Да что, я твои учебники не узнаю? Ты же даже к цифрам срамные причиндалы рисуешь!

Миша. Ты пойми, тебе-то в библиотеке простят, а меня новые покупать заставят!

Олег. Я что, особенный?

Миша. А ты не понимаешь?! В школе только и разговоров, что о тебе. На линейке всех дорогу переходить учили, словно мы ногами пользоваться не умеем: там кто вприпрыжку, кто вприсядку, кто галопом по Европам. Стадо, ей богу!

Олег. Стадо, конечно, только вот я от него отбился…

Миша. Ты волк–одиночка, раны залижешь и снова в строй! Мы тебя на футбольном корте очень ждём!

Олег. Тебе там моську начистили?

Миша. Агась, правый фланг на себе тянул, возле ворот – спорный и рука, но прижатая, – мне навесом прилетело. Все сразу: «Рука-рука…», а я что, ёе отрежу, что ли?

Олег. Миша, ты специально?

Миша. Я же говорю – прилетело, чиркнуло чуть-чуть! У меня и в мыслях не было рукой играть…

Олег. Миша, ты мне специально про отрезанные руки, да?

Миша. А, ты про это? Да не... Нормально же общались! Если хочешь, чтобы я, как остальные, слово вставить боялся, только скажи!

Олег. Я не знаю, как я хочу…

Миша. А я тебе так скажу – от неловкости от этой, от собачьей интеллигентности проблемы одни! Только мерзавцы всякие и подлецы в лицо сказать не могут! Так оно?

Олег. Мерзавцы и подлецы – это не одно и то же... Казнь такая на Руси была по зиме – одного к столбу вязали, а другие воду лили холодную. Те, кто мёрз – мерзавцы, а те, кто подливал – подлецы.

Миша. Прямо как у нас на педсовете! Одни подливалы везде. Только ты один и есть – нормальный пацан! Скажи по-братски: что случилось?

Олег. Майка в жопу засучилась!

Миша. Ну, колись, болезный!

Олег. Тогда услугу для меня сделаешь – фотокарточка Юночкина с доски почета нужна!

Миша. О-о-о! Это нелегко будет!

Олег. Думаешь, мне легко вспоминать?

Миша. Лады! Знаю – зазноба твоя!

Олег. Короче, захотел я катафотом на свой велик разжиться. У всех тусклые, а мне особенный нужен был – чтоб как уголь красный, понял! Короче, иду я и вижу нужный мне катик у ЗИЛка на брызговике!

Миша. Квадратный?

Олег. Да круглый же! Яркий такой – блестит, как вороний глаз, и в руки просится! Ну, я подлез с ножом перочинным – давай чикрыжить, чувствую – по маслу не пойдет…

Миша. Ну, ясен-красен, там же слоновья резина!

Олег. ... а еще пыль с брызгаля прямо в зенки летит, а я –шпарю!

Миша А. Наш человек!

Олег. Грузовик уже заводиться начал, а я взял за брызговик, рванул и побежал, только глаза-то не видят ничего из-за пыли…

Миша. Ты бы встал да вытер бы моргала свои!

Олег. Ага, щас… Водитель на меня уже волком из кабины смотрел... Короче, на дорогу выбегаю, словно в реку мутную прыгнул, всё гудит, свистит… Вдруг хлопок, и тишина полная!

Миша. Да иди ты!

Олег. Я бы пошёл, даже встать хотел, но только ноги так раскорячило, что костями аж штаны нАсквозь! (Начинает плакать. ) Я штуку круглую в руки беру, и чудится мне, что это – коленка моя в руках, только потом понимаю, что от фары стакан. Он от крови моей теплый до ужаса…

Миша. Ну, ёк-макарёк!

Олег. Меня потом врачи по чертежам собирали, и я в больнице лежал – вот и вся любовь!

Миша. Даже не верится в такую историю!

Олег. Таких в больничке миллион с гаком!

Миша. Расскажешь?

Олег. Сначала фотку Юнину принеси!

Миша. Ну зачем тебе фотка, она же завтра к тебе придёт собственной персоной!

Олег. Как придёт – так и уйдёт, а фотка останется!

Миша. А можно я, у тебя велик на время заберу?

Олег. Да бери уже, мародер, только фотку принеси!

Миша. Ты, сейчас не прав, ядрён-батон! Был бы на ногах, уже бы лежал! Я – не мародер!

Олег. Гвоздодер – ты, иди уже!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Квартира-лазарет. В комнате сидит усталый Док. От него пахнет спиртом и другими

лекарствами. Он начинает беглый осмотр.

Док. Ел сегодня?

Мать. Мы ели кашу и сыр.

Док. Ногами шевели, словно на педали давишь!

Мать. Мы не можем!

Док. Я вас не спрашиваю!

Олег. Не орите на мать!

Док. Я сейчас вообще замолчу, но это дорого будет вам стоить!

Мать. Простите нас!

Док. У вас болезненная психологическая спайка с вашим сыном! Одно это мешает ему выздоравливать! Пальцы на холод реагируют?

Олег. Постоянно мёрзнут.

Док. Кровоток нарушен. Мне всё ясно – будем госпитализировать к пятнице – некуда уже резину тянуть. Родительница, пойдемте на кухню?

Уходят на кухню.

Мать. Какие перспективы?

Док. Пока не понятно. Обследовать надо! Регенерация тканей оставляет желать лучшего.

Мать. Это плохо, очень плохо... Ну, что-то же можно сделать?!

Док. Мы, конечно, попробуем барокамеру, но ничего не обещаем.

Мать. Отлично. Хотите картошки? Мы сами чистили!

Док. Пытайтесь подкупить советскую медицину?

Мать. Нет.

Док. А я с радостью! (Наливает себе спирта в мензурку, на глазок разводит его водой. ) Ваш у меня последний… Кроме того, я решительно не могу переносить вас трезвым! Поймите: ваша невротичность передаётся ребёнку. Мы называем это «токсичной пуповиной». Идёт прямое переливание негатива! Как ему потом с этим жить?

Мать. Значит, жить он будет, а ходить?

Док. Может быть, с опорой, может быть, на протезах, но чудеса возможны!

Мать плачет.

Док. Ну, послушайте, многие доктора уходят в педиатрию, потому что не видят чудес у взрослых. Поножовщину – видят, уголовщину – каждый день! Видят брошенных стариков, разложение и запой, видят полный деструкт личности при потере двух пальцев, но у детей все по-другому– иногда они выкарабкиваются!

Мать плачет.

Док. Взрослый человек говорит себе сплошь и рядом – начинаю умирать, но не умирает, а жить перестаёт! Этакие живые трупы по госпиталю штабелями лежат! Ей-богу, я бы вымел их погаными мётлами и положил бы всех очередников! (Выпивает. ) У вашего парня – «коровий глаз», ему дюже огня не хватает – серотонинов, дофаминов. От того и проблемы с метаболизмом, пролежни, запущенный вид! Интерес к жизни потерял!

Мать. Ошибайтесь, сегодня он хотел привести себя в порядок ради девочки!

Док. Почему не привёл?

Мать. Бритву я ему, конечно, не дала, он владеть ею не умеет.

Док. Отец не научил?

Мать. Отец? Он видел-то его один разок через дверной глазок!

Молчат.

Док. Ясно… Вам нравится моя борода?

Мать. Что за вопросы?

Док. Какие есть...

Мать. Нормальная борода.

Док. Как-то вы без участия это говорите, а ведь эта борода свела с ума многих женщин…

Мать. Доктор, вы пьяны!

Док. Предлагаю себя на роль цирюльника, кроме того, берусь поработать с его акне, нет проблемы, которую нельзя прижечь спиртом! (Выпивает. )

Мать. Вам бы всё спиртом! Что еще за акне?

Док. Да прыщи же! Его же усыпало. Какой женщине это понравится? Хотя знал я одну дерматологичку с пикантными отклонениями...

Мать. Избавьте меня от этих подробностей! Вы пьяны!

Док. Когда б мне это мешало – его ноги я собрал по кускам, и они будут ходить, как швейцарские часы! Неужели я не справлюсь с хилыми усишками!

Мать. Вас несёт!

Док кладет левую руку на стол, правой начинает бегло стучать скальпелем между пальцев.

Мать. Мальчишничество!

Док. Правильно – мальчишество.

Мать. Вам правильно – вы и говорите, а я всё – по-своему! Всегда и всю жизнь!

Док мылит скальпель, подходит к Олегу.

Док. Усы – признак мужественности, когда нет других признаков! Сбриваем?

Олег. К чертовой матери!

Док. Тогда кожу пальцем вверх и плашмя ведёшь – раз-раз, ушло, раз-раз и ушло. С щетиной, конечно, посложнее будет, ну так и у тебя рука окрепнет!

Олег. А ноги?

Док. Не знаю. Тебе еще многому предстоит научиться, может быть, некоторые умения будут отличаться от умений других людей. (Обращается к матери. ) Вас себя в порядок привести не прошу, знаю – задача непосильная!

Мать. Хамите?

Док. Провоцирую! Ваша косметичка покрылась пылью, пустите её в работу!

Мать. А вам не кажется, что это личное?!

Док (шёпотом). Это надо лично вам и вашему сыну, а у меня предметов любования хватает, уж поверьте!

Мать (шёпотом). Такие, как вы, сильно привирают по женской части!

Док (шёпотом). Ну же, покажите себя счастливой! Вашему сыну это очень нужно!

Мать (шёпотом). Только сыну?

Док. Не только!

Мать. Ай, ладно! Один раз живём!

Олег. А если не один?

Док. Это науке неизвестно пока, зато известно, как бороться с прыщами!

Мать закрывает себя от глаз дверцей шкафа, начинает переодеваться и краситься, Док тем временем прижигает прыщи.

Олег. Ай, больно!

Док. Тебе больно? В жизни не поверю! Ты же у нас такую остеопластику пережил, восемнадцать часов работали, всю анестезию на тебя бросили, Фазиля Гариповна специально ради тебя из декрета вышла!

МАТЬ. Не от вас ли она туда вошла?

Док. Поклёп и грязные инсинуации! Я сейчас обижусь и уйду!

Мать. Да бросьте вы обиженку разыгрывать! Давайте, правда, потанцуем? Только аккордеончик растяните – ширмочку нашу!

Док послушно растопыривает цветастую ширму вокруг кровати Олега.

Олег. Спрятались?

Док. Укрылись...

Мать появляется из-за шкафа в лёгком ситцевом платье с тугой култышкой на голове. Она сразу включает музыку.

Док. Магнитофон у вас хороший… Кассетный?

Мать. Ах, это? Я была продавщицей в универмаге – умела доставать дефицит. Ох, и хлебная была должность!

Док. Он дорого стоит?

Мать и Док танцуют.

Мать. Не дороже денег. Толку-то вспоминать о жирных временах!? Я теперь сбитый лётчик – ушло место!

Док. Может быть, всё ещё сбудется?

Мать (вполголоса). Хотите обидеть одинокую женщину с больным ребёнком – поговорите с ней о перспективах!

Док. Лично я думаю, у вас всё впереди!

Мать. Лично вы готовы для этого что-то сделать?

Док. Сделать я могу многое, особенно, для вашего сына… Но не стоит так уж сразу кидать в меня гарпун и тянуть обещания…

Мать. Позвольте, но вы первый это начали: оденься, приголубься, задом поверти... В эти игры я играть умею, в этих играх я – профессор, но мне хотелось бы знать, что можете вы? Вы-то сделали операцию на скорую руку да на долгую муку, а нам как дальше? Что у нас там впереди-то: скалы, маяк, может быть, брезжит коммунизм, а?

Док смеётся.

Док. Коммунизм – это погонялка для идиотов! Жизнь не ровна и не надо её ровнять!

Мать. А как же линия партии?

Док. Партия мелко видит меня, я мелко вижу партию… Можете назвать это политической близорукостью!

Мать. Вы – еврей?

Док. Разве это важно?

Мать. Был у нас один еврей, «завскладом» не дали – тоже вразрез пошёл!

Мать подходит к магнитофону и щёлкает клавишами – музыка глохнет.

Док. Разве всё?

Мать. А разве нет? Или вы чего-то ещё хотели в наших обстоятельствах? У меня ребёнок в корсете стонет, забыли? Может, вы хотите, чтоб я тут веселилась под эти звуки? Вот это будет пикантно! Вы же любитель поговорить о пикантностях?!

Док пристыженно ретируется в коридор, что-то долго ищет в своем саквояже.

Док. Простите, дадите ему вот это снотворное!

Мать. Ваше снотворное мне известно. Вы его тоже заберите, а то сраки больным нечем протирать будет! (Отдаёт доктору початый шкалик спирта). Стыдно, доктор!

Док. Да ладно вам, я сам-то имею право на хворь душевную или как? Могут мне надоесть свинцовые мерзости жизни? Я не доктор «Айболит» с гематогенной пачки! Я свою жизнь превратил в служение! Я за прилавком людей не обвешивал и вашему сыну весь живой вес сохранил, уж простите за цимус! И то, что вам трудно сейчас, – это норма!

Мать. Эх, доктор, сейчас бы разругаться с тобой, да с хрипотцой, да с матерками, чтоб эхо стояло по этажу, я бы тебя со всей радости так укрыла – оглох бы!

Док. Чем вы меня хотите напугать после года в неотложке, голубушка? Я бы с удовольствием подискутировал на любых тонах! Ещё вы бы передо мной извинились!

Мать. Ну щас, нашёл дуру, сам бы в ногах лежал!

Док. Лежать в ногах – не наш метод! Можно и по-другому вызвать расположение!

Мать. Ну и вызови! Только квартиру для начала сними!

Док. Что, вот так сразу?

Мать. Ну, а чего? Я уже месяц не солоно хлебавши. Мне же тоже – для здоровья не бесполезно. Только, если у тебя прицеп есть: ну, жена там или ребёнок, то лучше даже не начинай... Моё правило!

ДОК. Нет-нет, вот мой телефон. Я – абонент вольный!

Мать Ь. Пишешь ты криво и говоришь непонятно, но мы ещё тебя в деле проверим! Откуда телефон-то у простого советского врачонка?

Док. Это не роскошь, а средство оповещения! Меня из больницы даже ночью вызвать могут! Я – редкий кадр! (Делает попытку обнять Мать. )

Мать. Иди уже, кадр, пока не засветился! У нас бдительные соседи!

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Квартира-лазарет. Мать взволнованно набирает номер на телефонном диске, в ногах у неё стоит саквояж доктора. Трубка снята.

Мать. Саквояж забыл, Иванушка-дурачок!

Женский голос. Это кто?

Мать. Так, никто, из больницы беспокоят. Врачонок ваш саквояж забыл на вахте.

Женский голос. Так отнесите в триста пятую, чего звонить-то?

Мать. Вот ещё, на кой ляд он мне сдался? В канаву брошу – и вся любовь! (Бросает трубку. ) Вот фуцан – целый саквояж профукал! На ровном месте, блин, душа! К жизни не приспособлен! С таким связываться – себе дороже. С паршивой овцы хоть бы шерсти клок! (Достаёт из саквояжа тонометр, измеряет давление. ) Скачет! Вот тебе и вся любовь… А на кой такая любовь? Возня одна! Нет, сы́ ночка, Юнону твою мы упраздним… Я посыпалась, а ты и подавно… В твоём состоянии это недопустимо! (Залпом допивает шкалик, выбрасывает саквояж из окна, тонометр прячет. )

КАРТИНА ПЯТАЯ

Квартира-лазарет для свиданий. За пять минут до счастья.

Олег. Боевая готовность номер раз!

Мать. Ничего себе, ты рубаху сам надел, что ли?

Олег. Агась, а под неё тельняшку ещё! Я ей кортик покажу, мне Миша дал потаскаться!

Мать. Потаскаться! (Смеётся в голос. ) И смех, и грех! Куда таскаться надумал?!

Олег. Таскаться это не «куда», потаскаться, это – на время взял!

Мать. Ну, ты его подальше-то убери!

Олег. Да я покажу, только!

Мать. Толька, толька, Анатолий... Убери от греха!

Олег. Покажу только! (Трясёт кортиком. ) Сбит с ног – сражайся на коленях, идти не можешь – лёжа наступай!

Мать. Ты у меня перевозбудился, боец, давай давление померяем?! (Меряет давление тонометром. ) У-у-у, высоченное. Может, Юна в другой раз придёт?

Олег. Я тоже раньше много думал про «другой раз», а мог бы с ней каждый раз гулять и целоваться даже!

Мать. Ишь, какой скорый!

Олег. Она придёт – это вопрос решённый, и это – не вопрос даже, а судьба!

Мать. Ну, а если – не судьба? Если не захочет она с тобой время проводить?

Олег. Захочет! (Трясёт тетрадкой. ) Я все подвижные игры на культур-мультур заменил: песни, стихи, военные куплеты!

Мать. Чушь не пори, говори о главном! Что для тебя главное?

Олег. Да много чего!

Мать. Она – главное! А если нет, то отменяй её к чёртовой матери – нашим легче!

Олег. Нет!

Мать. Книги с кровати убери – чё, как старый дед? Мозги свои не показывай, показал уже на дороге той... Вы же вообще не про мозги встречаетесь! Говори легко, прямо и не думая! И не жди ничего в ответ! Помни, ты не в том положении!

Олег. Ой, да хватит уже!

Мать. Я многое знаю, потому что тоже – бывшая девочка, забыл? (Делает попытку отобрать кортик. )

Олег. Оружие у советского воина можно отобрать только посмертно. (Прячет кортик глубоко под корсет. )

Мать старается добраться до кортика под корсетом, Олег начинает кричать.

Мать. Да не ори ты! Итак, уже из опеки приходили!

Раздается долгий звонок в дверь.

Мать. Явилась, не запылилась! (Двигает ширму) Я тебе оставлю до середины... подготовлю её сначала! (Скрывает ширмой ноги сына. ) Юночка, милая, здравствуй!

Юнона. Здравствуйте!

Мать. Имя у тебя интересное. Ты – Юнона, а я – Ната! Мы с тобой юн-натки, получаемся?!

Юнона. Наверное.

Мать (тихо). Олег разбит с утра, у него давление и сыпь! Ты как к больным относишься? Крови боишься?

Юнона. Нет.

Мать. В больницах раньше была?

Юнона. Да.

Мать. Ладно тогда! Поскорее, если можно… Ноги у него – хоть святых выноси!

Юнона. Ладно-ладно!

Мать. Я надеюсь, ты – по учёбе пришла?

Юнона спешно кивает. Чихает в кулачок.

Мать. Ах, ты ещё и болеешь… Ну, тогда не получится вам увидеться!

Юнона. Да я от пыли!

Мать. А ты где пыль-то увидала? У нас тут как в лазарете – с пола есть можно! Ты, если болеешь, предупредила бы хоть! У него иммунитет просел дальше некуда!

Олег. Мама, пусти её!

Юнона. Может, я потом зайду?

Мать. Ну, как хочешь, лучше потом!

Олег. Мама, пусть сейчас зайдет! Сейчас или никогда! (Сильно ёрзает на кровати, с грохотом падает. )

Мать. Навернулся?.. Делать нечего – поднимем! Ты под левую руку, я за правую! Как дружинники, ну! Ты не бойся только! Он лёгкий стал…

Поднимают Олега.

Мать. На вот, маску врачебную накинь – с паршивой овцы, да шерсти клок. Не передумала с ним сидеть?

Олег. Вот умора, Юна в наморднике!

Мать. Сам ты – намордник! Морда у тебя и у Миши твоего, а у неё лицо, понял?

Олег (тихо). Понял.

Мать. Чтобы больше не слышала! Не убился? Гипс не сломал?

Олег. Цел цугундер паршивый, что ему сделается-то?

Мать. Он корсет цугундером называет, это – наш «особый» юмор...

Олег. Мать, мы как-нибудь сами, ладно?

Мать. Ухожу-ухожу. К соседке зайду, только вы тут без глупостей. Юнона за старшего!

Юнона. Хорошо.

Закрывается входная дверь.

Юнона. Ох, и напугал ты меня с этим грохотом!

Олег. Храмовые статуи Юноны в древнем Риме падали громче!

Юнона. В смысле?

Олег. Юнона – богиня брака. Тебя в честь неё назвали?

Юнона. Папа говорит, что в честь ушедшей юности. Он так шутит перед гостями.

Олег. Гостей развлекать надо – это правильно! Я тебя сейчас развлекать буду! (Открывает тетрадку. ) Загадка: где находятся города без домов, реки без воды, а леса без деревьев?

Юнона. Во сне?

Олег. На географической карте, глупая! А как путешествовать по миру, находясь в углу?

Юнона. С помощью фантазии, как ты, наверное?

Олег. Нет-нет! Чтобы путешествовать, находясь в углу, надо быть почтовой маркой!

Юнона. Очень ценная информация... Лучше б мы на первом варианте остановились.

Олег. Почему?

Юнона. Потому что тогда бы мы, наконец, поговорили о тебе, а сейчас будем говорить, о чём попало!

Олег. Когда мама долго обо мне говорит – она плачет, я не хочу! Я как все!

Юнона. Быть как все совсем не круто!

Олег. Очень круто, особенно, если на общий корт пойти с футболёрами или на велике ехать – так чтоб волосы назад задувало!

Юнона. Не всем же футболистами быть, хотя вам – парням, этого не понять, вам лишь бы форму купить футбольную! Тряпки всякие больше нас любите!

Олег. Хочешь тебе тайну расскажу?

Юнона. Давай...

Олег (шёпотом). Я шорты ненавижу! Меня недавно от вида Мишкиных ног вырвало! Я маме сказал, от минтая, но – нет. Он свои оглобли выставил, а там коросты йодные! Меня это так взбесило – ты бы знала! Я раньше как-то не замечал или пофиг мне было, но теперь часто на ноги смотрю!

Юнона. Ясно. (Напряженно одёргивает юбку. )

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒