Уинстон Грум 9 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 13Следующая ⇒

– Дженни Керран? Дженни? – ответил какой‑ то парень. – А, помню, помню! Милая бабенка! Давно ее не видел.

– Вы знаете, где она может быть сейчас?

– Она сказала, что поедет в Индианополис. Но кто знает? Вроде бы она нашла там работу на «Темперере».

– На чем?

– «Темперер» – это шинный завод. Ну, они делают шины для автомобилей.

Я сказал ему спасибо и вернулся к Дэну, рассказал ему об этом.

– Ладно, – сказал Дэн. – В Индианаполисе я никогда не был. Говорят, осенью там здорово.

Мы попытались выбраться из Вашингтона автостопом, но нам не везло. Один парень довез нас на грузовике до окраины, но больше нас никто не хотел брать. Наверно, мы слишком странно выглядели – Дэн на своей тележке, и громила вроде меня. Тогда Дэн говорит, а что бы нам не поехать на автобусе, деньги у нас есть. Но мне, говоря по правде, не хотелось брать его деньги. И все же мне показалось, что будет правильным выбраться сейчас из города. Так мы сели на автобус до Индианаполиса. Я посадил Дэна рядом со мной, а тележку поставил на верхнюю полку. Всю дорогу он хлестал красное вино и жаловался на то, в каком дерьмовом мире мы живем. Наверно, он был прав. Не знаю. Ведь я‑ то, в конце концов, всего лишь идиот!

Нас высадили из автобуса в центре Индианаполиса, и мы встали на улице и стали думать, что делать дальше. Но тут подходит полисмен и говорит: «Нечего тут вам ошиваться! » Пришлось двигаться. Дэн спросил одного парня, где тут шинный завод «Темперер», и оказалось, что это за городом. Мы двинулись туда. Вскоре тротуары кончились, и Дэну нельзя было толкать тележку. Тогда я взял его под мышку, тележку под другую, и мы пошли дальше.

Примерно к полудню мы увидели большую вывеску: «Шины Темперер». Значит, мы пришли. Дэн сказал, что подождет снаружи, а я пошел внутрь и спросил у женщины за столиком, не могу ли найти Дженни Керран. Та посмотрела в какой‑ то список и сказала, что Дженни работает в «переработке», но туда нельзя входить посторонним. Я стоял там, не зная, что сказать, а женщина говорит:

– Слушай, милок, у них через пару минут обед, так что подожди там, снаружи, может быть, она выйдет. – И так я и сделал.

Из здания начали выходить разные люди и тут я увидел Дженни! Она вышла из двери и уселась на небольшой лужайке, под деревом, достала пакет с бутербродами. Я подкрался к ней, и говорю:

– Ну как, вкусные бутерброды!

А она даже не обернулась. Она просто сказала:

– Форрест, это ты!

Должен вам сказать, что это была самая счастливая встреча в моей жизни. Дженни обнимала меня и плакала, и я тоже, а все остальные из «переработки», стояли вокруг и удивлялись, что такое стряслось. Дженни сказала, что работа кончается часа через три, и мы пока можем пойти в пивную напротив и пропустить пару пива, а потом она нас отвезет к себе.

Мы пошли в пивную, и Дэн начал хлестать вермут, потому что красного у них не было, к тому же, сказал он, у вермута «букет» получше.

Тут было еще много парней, они играли в дартс, пили и упражнялись в арм‑ реслинге. Один парень был, наверно, самым могучим, потому что время от времени к нему подходили другие парни и пытались победить его, но не могли. К тому же они ставили на победителя деньги, от пяти до десяти долларов.

Через какое‑ то время Дэн мне шепчет:

– Форрест, как ты думаешь, ты мог бы одолеть эту гориллу?

Я говорю, что не знаю, а Дэн говорит:

– Ладно, вот пять баксов, я на тебя ставлю.

Ну тогда я подхожу к парню и говорю:

– Не будете ли вы против, если я попробую потягаться с вами на руках?

Он так ухмыльнулся, посмотрел на меня и говорит:

– Пока у тебя есть деньги, валяй.

Ну, я уселся напротив, и мы схватили друг друга за руки. Кто‑ то крикнул: «Пошел! » и мы начали бороться. Этот парень шипел и завывал, словно мартовский кот, только через десять секунд я положил его руку на стол, и тем победил. Остальные парни собрались вокруг нашего стола и начали стонать и охать, и я услышал, как радостно вопит Дэн.

Зато тот другой парень был не очень‑ то рад, он заплатил мне пять баксов и вышел из‑ за стола.

– У меня просто соскользнул локоть, – сказал он, – но в следующий раз, когда ты тут окажешься, я еще с тобой потягаюсь, парень, усек? – Я кивнул и вернулся за столик, где сидел Дэн, отдал ему деньги.

– Форрест, – говорит он, – кажется, мы нашли отличный путь заработать на кусок хлеба. – Я попросил у него четвертак, чтобы купить себе гренок в баре, а он дает мне доллар, и говорит:

– Ни в чем себе не отказывай, Форрест. Теперь‑ то мы сумеем заработать на жизнь!

После работы в пивную пришла Дженни и отвезла нас к себе. Она жила в маленькой квартирке, недалеко от завода, и у нее там было очень славно – всюду расставлены чучела животных, а на двери спальни висели вязки бус. Мы сходили в магазин, купили куриных ножек, и Дженни приготовила нам с Дэном ужин, и я рассказала ей все, что случилось с тех пор, как я ее видел в последний раз на демонстрации.

Ее же в основном интересовала майор Фрич, но когда я рассказал, что та удрала с людоедом, Дженни как‑ то расслабилась. У нее, впрочем, жизнь в эти годы тоже была не сахар.

Покинув «Разбитые яйца», Дженни с одной девчонкой из той компании поехала в Чикаго. Они все время ходили на демонстрации, и ее постоянно сажали, так что ей в конце концов надоело выступать в судах, и кроме того, ее волновало, что у нее получается не очень‑ то приятная история судимостей.

К тому же она жила в доме с еще пятнадцатью типами, которые были ей не по душе. Они ничего не носили дома и никогда не спускали воду в сортире. Тогда она с одним парнем решила приискать себе отдельную квартиру, но это тоже не помогло.

– Знаешь, Форрест, – сказала она, – я даже пыталась его полюбить, только ничего не вышло, потому что я все время думала о тебе.

Она написала своей маме, чтобы та написала моей маме, и они постарались узнать, где же я. Но ее мама ответила, что наш дом сгорел, и что моя мама в богадельне. Правда, к тому времени, как она это написала, моя мама уже сбежала с протестантом.

В общем, у Дженни кончились деньги, и она услышала, что в Индианаполисе нужны рабочие на фабрику, вот она и уехала сюда. Тут она увидела по телевизору, что меня запускают в космос, только у нее уже не было времени доехать до Хьюстона. Так что она «с ужасом» следила за новостями о катастрофе корабля, и просто с ума сходила. После этого она просто работала в «переработке».

Я обнял ее, и мы так долго сидели вместе. Дэн откатился в ванную, сказал, что хочет пописать. Дженни спросила, сумеет ли он сам справиться, и не нужна ли ему помощь? Я ответил, что видел раньше, как он это делает, и что нет проблем.

Тогда она покачала головой и сказала:

– Вот что наделала эта вьетнамская война!

Но теперь с этим уже ничего не поделаешь. Вообще‑ то это печальная картина, когда взрослый безногий мужчина должен писать в ботинок, а потом переливать это все в унитаз.

* * *

Так мы все втроем начали жить в Дженниной квартирке. Дженни положила Дэну матрасик в гостиной, и поставила в ванне кувшин, чтобы ему не пользоваться ботинком. Утром она уходила на завод, а мы оставались дома и болтали, а потом тащились в пивную напротив завода и ждали выхода Дженни.

Всю первую неделю туда приходил тот парень, которого я победил в первый раз, и все хотел отобрать назад свои пять баксов. Так он пробовал, пока не проиграл примерно двадцать пять баксов, и после этого уже больше не появлялся. Но все равно какие‑ то парни все время пытались меня победить, и через некоторое время стали приходить парни отовсюду, со всего города, и даже из окрестных городков тоже. Мы с Дэном делали примерно 150–200 баксов в неделю, совсем неплохо, доложу я вам. А хозяин пивной сказал, что он устроит чемпионат и пригласит телевидение и все такое прочее. Но еще до этого случилась одна вещь, снова полностью изменившая мою жизнь.

Приходит как‑ то в пивную парень в белом костюме и гавайской рубашке, с толстой золотой цепью на шее. Пока я разбирался с несколькими парнями за столом он стоял и смотрел, а потом подходит и присаживается за наш столик.

– Меня звать Майк, – говорит он, – я о вас слышал.

Дэн спросил его, что же он слышал, а Майк отвечает:

– Что этот вот парень – сильнейший борец в мире.

– Ну и что? – спрашивает Дэн.

А парень отвечает:

– Мне кажется, я знаю, как сделать, чтобы вы зарабатывали настоящие деньги, а не эту мелочь.

– И как же? – спрашивает Дэн.

– Борьбой, – говорит Майк, – только не этой мышиной возней, а настоящим реслингом. На глазах сотен и тысяч денежных людей.

– Борьбой с кем? – спрашивает Дэн.

– Неважно, – отвечает Майк. – Есть куча профессиональных борцов – Чудо‑ в‑ Маске, Чудовищный увалень, Славный Славик, Грязный МакСвин, масса народа. Лучшие парни делают от ста до двухсот тысяч долларов в год. Мы попробуем потихоньку ввести вашего парня. Нужно показать ему кое‑ какие приемы. Я уверен, через некоторое время он станет чемпионом и заработает кучу денег.

– Что ты об этом думаешь, Форрест? – спросил меня Дэн.

– Не знаю, – говорю я, – я‑ то подумываю вернуться домой и заняться креветками.

– Креветками! – говорит Майк. – Парень, в реслинге ты сможешь заработать денег раз в пятьдесят больше, чем на креветках. Тебе не придется заниматься этим всю жизнь – пару лет, и тебе можно будет отваливать, а в банке у тебя будет приличный счет, будет кое‑ какая заначка.

– Наверно, надо спросить Дженни? – говорю я.

– Слушайте, – говорит Майк, – я приехал сюда затем, чтобы сделать вам предложение, какое люди получают только раз в жизни. Если не хотите его принять, так и скажите, и я отвалю.

– Нет, погоди, – говорит Дэн. Потом поворачивается ко мне и говорит:

– Слушай, Форрест, этот парень дело говорит. Тебе же нужен начальный капитал для того, чтобы начать разводить креветок?

– Вот что я тебе скажу, – говорит мне Майк, – ты можешь даже взять с собой этого парня, он будет твоим секундантом. Как только решишь отвалить, твое право. Ну, что скажешь?

Я пораскинул мозгами. Выглядит, конечно, неплохо, но ведь тут всегда скрывается какая‑ то ловушка. И все‑ таки я разинул свою пасть и произнес роковые слова:

– Согласен!

Вот так я стал профессиональным реслером. У Майка была контора в спортивном зале в центре Индианаполиса, и с тех пор каждый день мы с Дэном садились на автобус и ехали туда, чтобы учиться реслингу.

Оказалось, это полная ерунда – никого при этом не увечат, хотя со стороны должно выглядеть страшно.

Они меня научили разным вещам, вроде полунельсонов, бостонского захвата, вертушке и прочему. А Дэна они научили, как орать на судью, чтобы вызвать как можно больше ажиотажа.

Дженни реслинг не слишком нравился, потому что она считала, что там людей увечат, а когда я сказал, что это ерунда, и все в порядке, она спросила:

– Ну, а в чем же тогда смысл?

Это был хороший вопрос, но я не мог на него ответить, для меня было главное – заработать побольше денег.

Однажды они стали учить меня штуке под названием «брюхом‑ об‑ пол», это когда я должен прыгнуть на парня, а он в последнюю минуту уворачивается. Но почему‑ то у меня не получалось, все время я умудрялся плюхнуться на этого парня, прежде, чем он успевал увернуться. Наконец, Майк поднялся на ринг и говорит мне:

– Господи, Форрест, ты что – идиот, или что? Ты ведь так покалечить кого‑ нибудь можешь, дубина ты стоеросовая!

– Да, я – идиот, – отвечаю я.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Майк, и тогда Дэн помахал ему рукой, чтобы тот подошел, пошептал ему что‑ то с минуту на ухо, и Майк говорит:

– Боже! Ты что, шутишь? – но Дэн отрицательно покачал головой. Майк снова посмотрел на меня, пожал плечами, и сказал:

– Ну, тогда все ясно!

А примерно через час он снова выбегает из своего кабинета и подбегает к рингу.

– Я нашел! – кричит.

– Что нашел? – спрашивает Дэн.

– Кличку! Нам ведь нужно дать Форресту кличку для соревнований. И вот я только что догадался, какая лучше всего подойдет.

– Ну и что же это такое? – говорит Дэн.

– Дурачок! – говорит Майк. – Мы оденем его в памперсы, а сверху – дурацкий колпак. Публике это понравится!

Дэн задумался.

– Не знаю, – сказал он, наконец, – не нравится мне это. Такое впечатление, что ты хочешь выставить его на всеобщее посмешище.

– Но это же только для публики, – отвечает Майк. – Тут обязательно нужен какой‑ то прикол. У всех чемпионов есть такие дурные клички. А что может быть красивей «Дурачка»!

– Может быть, назвать его Космонавтом? – говорит Дэн. – Это как‑ то больше соответствует моменту. Он может надеть пластиковый шлем с антеннами.

– Космонавт уже есть, – говорит Майк.

– Все равно мне это не нравится, – говорит Дэн. Потом посмотрел на меня и спросил:

– Ну, а ты что думаешь об этом, Форрест?

– А мне один хрен, – отвечаю я.

Вот так оно и шло. Через пару месяцев такой тренировки я уже мог выступать в чемпионате по реслингу. Накануне Майк принес в спортивный зал коробку с моими памперсами и большим черным дурацким колпаком. Он сказал, что завтра в полдень приедет в зал, чтобы отвезти нас на первый матч, в Манси.

Вечером, когда вернулась Дженни, я пошел в ванную, надел колпак и памперсы, и вышел в гостиную. Дэн сидел на своей тележке и смотрел телевизор, а Дженни читала книжку. Только я вошел в комнату, оба сразу посмотрели на меня.

– Форрест, что это такое? – спросила Дженни.

– Это у него такой спортивный костюм, – говорит Дэн.

– Вид у тебя просто дурацкий, – говорит она.

– Нужно легче к этому относится, – говорит Дэн. – Скажем, что он просто участвует в представлении или маскараде.

– И все равно, вид у него дурацкий, – говорит Дженни. – Просто не верится, что ты позволил ему согласиться выступать на публике в таком идиотском наряде!

– Это все ради денег, – говорит Дэн. – Вот там есть один парень, например, по кличке «Растение», так у него раковина сделана в виде листов турнепса, а на голове шлем в виде арбуза с дырками для глаз. Другой парень, по кличке «Фея», ходит в крылышками за спиной и волшебной палочкой в руке. А весит он примерно 150 кило. Ну, ты еще это увидишь.

– Меня вовсе не интересует, как там одеваются остальные, – сказала Дженни, – мне просто не нравится этот наряд. Форрест, немедленно переоденься!

Я вернулся в ванную, и снял этот костюм. Может быть, подумал я, Дженни права – но ведь и зарабатывать тоже как‑ то нужно? К тому же, этот костюм вовсе не такой прикольный, как тот, в котором выступает мой завтрашний соперник по кличке «Какашка» – тот вообще одет в трико, размалеванное под какашку. Интересно, воняет от него так же, или нет?

В Манси дело было вот какое – Какашка должен был меня сделать.

Майк сказал мне об этом по дороге. В общем, у него было какое‑ то «преимущество» передо мной, так что он должен был обязательно победить, а я, так как это был мой первый выход на ринг, должен был проиграть. Майк сказал, что я должен знать об этом с самого начала и не слишком расстраиваться.

– Это смешно, – говорила Дженни, – чтобы человек назвался «Какашкой»!

– Так оно, наверно, и есть на деле, – сказал Дэн, стараясь ее немного отвлечь от грустных мыслей.

– Запомни, Форрест, – продолжал Майк, – это все показуха. Не расходись, все должны остаться целы и невредимы. Какашка должен победить.

Ну, когда мы прибыли в Манси, там уже собралась большая толпа, чтобы поглазеть на реслинг. Одна схватка уже шла – Растение боролся с парнем, называвшим себя Животное.

Этот Животное был волосатым, как обезьяна, и на лице у него была черная маска. Первым делом этот тип сорвал с Растения его шлем в виде арбуза, и зашвырнул этот шлем на трибуны. Потом он схватил Растение за шею и трахнул его головой о стойку ринга. Потом он укусил его за руку. Мне стало даже немного жаль старину Растение – только тот сам был парень не промах. Например, он сорвал несколько листьев со своей раковины и начал втирать их в глаза Животному.

Тот заревел и начал метаться по рингу, протирая глаза, а Растение подкрался сзади и пнул его ногой по заднице. Потом он бросил Животное на канаты ринга, и обмотал его ими так, что тот не мог пошевельнуться, и начал колотить. Толпа просто визжала, орала «Растение! » и кидалась в них бумажными стаканчиками и тарелками. Растение приветственно поднял палец вверх. Мне даже стало занятно, чем же все это кончится, но Майк сказал, что нам пора идти в раздевалку и одевать костюм, чтобы бороться с Какашкой.

Только я надел свои памперсы и колпак, как кто‑ то постучал в дверь и спрашивает:

– Дурачок здесь?

– Здесь, – ответил Дэн.

– Твой выход, давай! – говорит этот парень, и мы двинулись наверх.

Какашка уже ждал нас на ринге. Пока я шел по проходу, а Дэн катился за мной, он бегал по рингу кругами и корчил всякие гримасы, и черт меня побери, если в этом костюме он не был в самом деле похож на какашку! Ладно, забрался я на ринг, судья сводит нас вместе и говорит:

– Ладно, парни, я хочу видеть честную борьбу – без выкалывания глаз, ударов ниже пояса, царапанья и кусания, и прочего дерьма.

– Ага, – отвечаю я, а Какашка просто ест меня взглядом.

Ударил колокол, и мы стали кружить друг вокруг друга, наконец, он попытался достать меня ногой, но промахнулся, а я схватил его и бросил на канаты. И тут я понял, что он смазал себя какой‑ то слизью, из‑ за которой его было трудно удержать. Только я хочу схватить его за талию, как он вывернулся, как угорь, хочу схватить за руку, и тут он выворачивается, и только ухмыляется, глядя на меня.

Потом он разбегается, и явно метит мне головой в живот. Ну, я немного отошел, а он пролетел через канаты и шлепнулся в первом ряду. Все стали вопить и орать на него, но ничего, он снова выбрался на ринг, захватив с собой складной стул. С этим стулом он принялся гоняться за мной по рингу, а так как у меня не было ничего, чтобы защититься от стула, то я стал от него убегать. Но этот Какашка таки треснул меня стулом по спине, и должен вам сказать, это было довольно больно.

Тогда я попытался отобрать у него этот стул, но он треснул им меня по башке, а потом загнал в угол. Бежать было уже некуда. Тут он треснул меня по скуле, а когда я прикрыл ее, треснул по другой.

Дэн пристроился рядом с канатами и орал судье, чтобы тот забрал у Какашки стул, но бестолку. Какашка трахнул меня по голове стулом раза три‑ четыре, и я упал. Он вскочил на меня и принялся таскать за волосы, и бить головой об пол, а потом схватил за руку и принялся ломать мне пальцы. Я посмотрел на Дэна и спросил:

– Какого дьявола?!

А Дэн попытался пролезть через канаты, но Майк ухватил его за воротник и не дал пролезть. И тут внезапно ударил гонг, и я снова оказался в своем углу.

– Послушай, – говорю я Майку, – эта скотина пыталась меня убить, он бил меня стулом по голове. Мне придется с ним что‑ нибудь сделать.

– Тебе придется просто ПРОИГРАТЬ, – говорит мне Майк. – Он не собирается тебя калечить – просто работает на публику.

– Не очень‑ то это ПРИЯТНО, – говорю я.

– Просто продержись еще несколько минут, пусть он тебя положит на обе лопатки. Главное, ты помни, что за это поражение ты получишь пятьсот баксов – за поражение, а не за победу.

– Но если он снова трахнет меня этим стулом, то я не знаю, что сделаю, – говорю я ему. Я посмотрел в публику и заметил там Дженни. Она явно была огорчена. Я начал думать, что это и в самом деле было не самое лучшее решение.

Ладно, раздался гонг и я пошел на ринг. На этот раз Какашка попытался ухватить меня за волосы, но я увернулся и швырнул его на канаты, а потом ухватил за талию и поднял над собой, но он выскользнул из рук и шлепнулся на пол, и начал стонать и потирать задницу. Тут его секундант подскочил и дал ему какую‑ то штуку, напоминающую фомку с резиновым наконечником, и он принялся лупить меня по голове этой штукой. Ну, я выхватил ее у него и переломил о колено, а потом принялся гоняться за ним. Тут я увидел, как Майк яростно мотает головой, и позволил Какашке сделать мне захват руки и завернуть ее за спину.

Этот сукин сын чуть не сломал мне руку! Потом повалил меня на пол и принялся лупить по голове локтем. Я видел, что Майк улыбается и одобрительно кивает головой. Потом Какашка начал бить меня по ребрам и по животу, а потом снова схватил кресло и начал бить меня по голове, загнал в угол и тут я ничего уже не мог ему сделать.

Я просто улегся там, а он уселся мне на голову, и судья досчитал до трех, и все кончилось. Какашка поднялся, посмотрел на меня и плюнул мне в лицо. Это было так противно, и я не знал, что теперь делать, поэтому просто заплакал.

Какашка торжествующе отплясывал на ринге, а Дэн подкатился ко мне и принялся вытирать мне лицо полотенцем, а потом появилась Дженни, и начала меня обнимать и тоже заплакала, а толпа бесновалась и швыряла на ринг всякое барахло

– Хватит, давай убираться отсюда, – сказал Дэн, и я поднялся на ноги. Какашка показал мне язык и корчил гримасы.

– Правильно тебя назвали, – сказала ему Дженни, когда мы уходили с ринга. – Ты и в самом деле настоящее дерьмо!

Впрочем, она могла сказать то же самое и обо мне. Никогда в жизни я еще не переживал подобного унижения!

По дороге в Индианаполис мы все трое угрюмо молчали.

– Форрест, ты сегодня был в ударе, – сказал, наконец, Майк. – Особенно, когда заплакал в конце. Публика это просто обожает!

– Это было всерьез, – заметил Дэн.

– Да ладно, – откликнулся Майк. – Все равно кто‑ то должен был проиграть. И вот что я тебе скажу – в следующий раз Форрест обязательно выиграет. Ну, что ты на это скажешь?

– Следующего раза не будет, – сказала Дженни.

– Но ведь он сегодня неплохо заработал? – спросил Майк.

– Пятьсот долларов за то, что его смешали с дерьмом – ничего хорошего, – сказала Дженни.

– Но это же был его дебют! Вот что, в следующий раз цена будет уже шестьсот долларов.

– А как насчет тысячи двухсот? – спросил Дэн.

– Девятьсот, – ответил Майк.

– А почему бы ему не выходить в плавках? – спросила Дженни.

– Потому, что публике это нравится, – ответил Майк. – Это наиболее привлекательная часть его образа.

– Ну, а ты как бы себя чувствовал, если бы тебе пришлось надеть что‑ то подобное? – спрашивает его тогда Дэн.

– Ну, я же не идиот, – ответил Майк.

– Заткни свою пасть! – говорит Дэн.

В общем, Майк сдержал свое слово. Во второй раз я боролся с парнем по имени «Овод». У него был костюм с таким хоботом, как у мужи, и маска с огромными очками. Я швырнул его на ринг и уселся ему на голову, и заработал свои девятьсот баксов. А в публике кто‑ то заверещал: «Ура Дурачку! Ура Дурачку! » В общем, все прошло не так уж плохо.

В третий раз я боролся с Феей, и мне даже разрешили трахнуть его по башке его же волшебной палочкой. Ну и после этого было еще много парней, так что мы с Дэном смогли отложить пять тысяч долларов на то, чтобы начать разводить креветок. Но вот что я вам должен сказать: публика меня полюбила. Женщины писали мне письма, а в магазинах начали продавать дурацкие колпаки, как у меня. Выхожу я иногда на ринг, а в публике сидят с сотню человек в таких же колпаках, как у меня, и подбадривают меня. От этого становилось гораздо приятнее на душе, понимаете?

С Дженни у нас тоже сложились очень хорошие отношения, за исключением вопроса о моем участии в реслинге. Каждый вечер, когда она возвращалась с работы, мы готовили ужин, и сидели вместе с Дэном в гостиной, обсуждая наш бизнес по разведению креветок. Мы решили поехать в родные места Баббы и арендовать часть болота на берегу Мексиканского залива, купить сетку, и небольшую лодку, чтобы кормить с нее креветок, пока они растут, ну и другие вещи. Дэн сказал, что нам нужно будет пристроиться где‑ то жить, ну и покупать еду и прочее, пока дело не начнет давать прибыль. Он сказал, что пяти тысяч долларов на первый год хватит – а потом мы сможем жить на доходы от креветок.

Проблема заключалась в Дженни. Она сказала, что раз мы уже заработали пять тысяч, почему бы нам не упаковаться и не ехать туда? В общем, это было разумно, только, по правде говоря, я еще не был готов уезжать отсюда.

Понимаете, с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале Оранжевой лиги, у меня не было ощущения, что я делаю что‑ то важное. Ну разве что, когда я играл в пинг‑ понг в Китае, да и то только пару недель. А теперь каждую субботу я слышал, как люди хвалят меня. Именно МЕНЯ – идиот я или кто там еще.

Слышали бы вы, как они вопили, когда я сделал Большого Жернова, который вышел на ринг, оклеив тело стодолларовыми бумажками. А потом был «Удивительный Эл» из Амарилло, и я сделал его при помощи бостонского захвата, и получил звание чемпиона Западных штатов. А потом я боролся с Гигантом Джуно, он весил почти двести килограмм, и на нем была леопардовая шкура, а в руке – картонная дубинка.

Но вот однажды вечером приходит Дженни с работы и говорит мне:

– Форрест, нам нужно поговорить.

Мы пошли на улицу, пристроились у небольшого ручья, и она мне говорит:

– Форрест, мне кажется, ты слишком увлекся этим реслингом.

– Что ты имеешь в виду? – удивился я, хотя чувствовал, к чему она ведет.

– Ты знаешь, что мы заработали уже почти десять тысяч долларов, это почти вдвое больше, чем нужно для разведения креветок, по подсчетам Дэна. И я хочу тебя спросить – неужели тебе нравится каждую субботу выходить на ринг и строить из себя дурака?

– Но я вовсе не строю из себя дурака! – возразил я. – Просто я должен радовать моих болельщиков. Ведь я теперь очень популярен! Нельзя же вот так все бросить и уехать.

– Это все чушь, – говорит Дженни. – Кого ты называешь «болельщиками» и что такое эта твоя «популярность»? Те, кто готовы платить за это отвратительное зрелище – просто дебилы. Подумать только, взрослые мужчины выходят на сцену в раковинах и делают вид, что калечат друг друга! Стоит только подумать, как они себя при этом называют – «Растение»! «Какашка»! – и в конце концов, ты, «Дурачок»!

– Ну и что тут плохого? – спросил я.

– Как ты думаешь, что я должна переживать, когда я знаю, что мой парень, которого я люблю, прославился в качестве «Дурачка» и каждую субботу выставляет себя на потеху – даже по телевизору!

– Но ведь за это неплохо платят, – говорю я.

– Черт с ними, с деньгами, – говорит Дженни. – мне не нужны эти долбанные деньги!

– Неужели есть такие люди, которым не нужны лишние деньги? – недоуменно спросил я.

– Только не такой ценой, – говорит Дженни. – Я хочу сказать, что пора нам найти себе место, где мы могли бы жить спокойно, а ты мог бы найти хорошую работу – ну, например, этот креветочный бизнес. Мы купили бы маленький домик, с садом и собакой, и даже, может быть, завели бы детей. Лично мне хватило той славы, которую я получила в «Треснувших яйцах», и ничего хорошего из этого, кстати, не вышло. Я не стала счастливой. Мне уже почти тридцать пять лет, и мне уже хочется спокойной жизни….

– Ладно, – говорю я, – мне кажется, что все‑ таки МНЕ принадлежит последнее слово – продолжать мне что‑ то делать, или не продолжать. Я же не собираюсь заниматься этим всю жизнь – просто сейчас оказалось самое подходящее время.

– Ладно, а я тоже не собираюсь болтаться тут и ждать, пока тебе надоест, – сказал Дженни. Только я тогда не поверил, что она это всерьез.

После этого я провел еще пару матчей, и само собой, оба выиграл. И вот звонит как Майк мне и Дэну из своего офиса, и говорит:

– Парни, на этой неделе нужно будет встретиться с Профессором.

– Кто это еще такой? – спрашивает Дэн.

– Он из Калифорнии, – говорит Майк, – там считается очень крутым. Тоже метит на звание Чемпиона Запада.

– Я готов, – говорю я.

– Но вот какое дело, парни, – говорит Майк. – На этот раз ты, Форрест, должен будешь поддаться.

– Поддаться? – говорю я.

– Поддаться, – отвечает Майк. – Понимаешь, ты уже давно выигрываешь, месяц за месяцем. Неужели неясно, что пора бы и проиграть, чтобы поддержать немного популярность?

– С чего это?

– Очень просто. Публика любит несчастненьких. А когда побеждаешь после поражения, ты смотришься гораздо лучше.

– Мне это дело не нравится, – говорю я.

– Сколько ты платишь? – говорит Дэн.

– Два куска.

– Мне это не нравится, – говорю я.

– Два куска – это куча денег, – говорит Дэн.

– И все‑ таки мне это не нравится, – говорю я.

Но мне пришлось согласиться.

В последнее время Дженни вела себя как‑ то странно. Но я решил, что все дело в нервах. А потом она приходит домой и говорит:

– Форрест, я на пределе. Пожалуйста, не ходи туда и не борись.

– Но я должен, – говорю я. – К тому же, все равно мне придется поддаться.

– Поддаться? – спрашивает она. Я объяснил ей идею Майка, а она отвечает:

– Какая гадость, Форрест, это просто ужасно!

– Это мой мир, – отвечаю я ей – вроде это соответствовало моменту.

Ладно, через день‑ другой приходит Дэн домой и отзывает меня для разговора.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒