Уильям Хоффер Бетти Махмуди Только с дочерью 12 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 28Следующая ⇒

Не теряя ни минуты, я позвонила мисс Алави:

– Я могу встретиться с вами сегодня днем, прямо сейчас, – сказала я.

– Выезжаю немедленно.

Я объяснила ей, как проехать к парку, расположенному в нескольких кварталах от нашего дома.

– Как я вас узнаю? – спросила я.

– На мне будет черное пальто, шаровары и платок. Я ношу траур по матери. Она недавно скончалась.

– Примите мои соболезнования.

– Спасибо.

Я черкнула Махмуди записку. У него был скользящий график работы: по утрам он обязательно должен был являться к операции, а освобождался в разное время. Он мог вернуться в одиннадцать вечера, а мог и через две минуты.

«Дети раскапризничались. Повела их на прогулку в парк», – написала я.

Махтаб и Амир очень любили бывать в парке. В надежности Махтаб я ничуть не сомневалась, а Амир еще не говорил, так что за детей я могла не волноваться. Что меня беспокоило, так это реакция Махмуди на мой самовольный уход из дома. Я надеялась, что мы успеем вернуться до его появления.

Махтаб и Амир резвились на качелях с другими ребятишками, когда ко мне приблизилась женщина в черном. Национальный иранский наряд не позволяет составить правильное представление о внешности незнакомки, но все же я определила, что ей около пятидесяти лет, может быть, несколько меньше. Она села на скамью рядом со мной.

– Я оставила мужу записку, – предупредила я. – Он может сюда явиться.

– Ничего, – ответила мисс Алави. – Я сделаю вид, будто я мать кого-то из этих детей. – Она поймала на себе взгляд женщины, сидевшей на скамейке напротив, и обменялась с ней несколькими фразами на фарси. – Я сказала ей, что, если появится ваш муж, я притворюсь, будто гуляю в парке с ней и ее детьми. Она согласилась.

Незнакомка ничуть не возражала против такой уловки. Я постепенно приходила к выводу, что иранцы обожают интриги. Они привыкли хитрить, вероятно, еще со времен правления шаха. Одни заговоры зрели против других не только в правительственных кругах или на другом официальном уровне, но и в семьях. Просьба мисс Алави ее и не удивила, и не встревожила. Скорее, напротив, скрасила ее день.

– Итак, что произошло? – спросила мисс Алави. – Как вы оказались в Иране?

Я вкратце поведала ей свою историю, опуская детали.

– Мне понятна ваша проблема, – сказала она. – В Англии, когда я училась, я тоже была иностранкой. И ко мне всегда было соответствующее отношение, которое мне претило. Я хотела остаться в Англии, и мне нужна была чья-то помощь. Никто не согласился мне помочь, и я вынуждена была вернуться в Иран. Это очень огорчило меня и мою маму. Мы решили, что по мере сил будем помогать иностранцам у себя в стране. Я помогу вам. Я знаю, как это сделать. – Она помолчала, чтобы успокоиться, затем продолжала: – Мама умерла две недели назад. Вам это уже известно. Накануне ее смерти мы говорили о вас. Она заставила меня дать клятву. Мама сказала: «Ни один человек не помог тебе, когда ты была иностранкой». И я пообещала ей, что буду по возможности помогать иностранцам. Я должна сдержать слово. И я это сделаю. – Мисс Алави утерла слезы краем платья.

– Каким образом? – спросила я.

– У меня есть брат, он живет в Захедане, на границе с Пакистаном. Я…

– Мамочка! Мамочка! – перебила ее Махтаб, бегом устремившаяся ко мне. – Папа пришел!

Он стоял за высокой решетчатой оградой, глядя в мою сторону, каждая черта его лица выражала подозрение. Властным жестом он подозвал меня к себе.

– Спокойно, – бросила я мисс Алави и Махтаб. – Ведите себя как ни в чем не бывало. Махтаб, беги обратно на качели.

Я встала со скамейки и направилась к Махмуди – слава Богу, что нас разделял забор.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он недовольным тоном.

– Такая чудесная погода, – сказала я. – Уже весна. Я решила отвести детей в парк.

– Кто эта женщина, что сидит рядом с тобой?

– Не знаю. Она здесь с детьми.

– Ты с ней беседуешь. Она говорит по-английски?

Я знала, что на таком расстоянии Махмуди не мог нас слышать.

– Нет, – солгала я. – Я практикуюсь с ней на фарси. Махмуди подозрительным взглядом обвел парк, но, кроме ребятишек, шумно игравших под присмотром своих мамаш, ничего не увидел. Мисс Алави и наша союзница приблизились к качелям и старательно забавляли детей. Ничто не указывало на заговор. Он решил меня проверить и убедился, что я там, где сообщила. Не произнеся ни слова, он повернулся и пошел прочь.

Я медленно вернулась на площадку и некоторое время раскачивала на качелях Махтаб и Амира. Меня подмывало оглянуться и посмотреть, не следит ли за мной Махмуди, но я не должна была выходить из роли. Через несколько минут я, как ни в чем не бывало, направилась обратно к скамейке. Еще через несколько минут ко мне присоединилась мисс Алави.

– Он ушел, – сказала она.

Мисс Алави встретилась взглядом с нашей союзницей и кивнула ей в знак благодарности. Та кивнула в ответ; она не догадывалась о причинах наших ухищрений, но охотно помогла. Сколько же мучений претерпевают эти женщины изо дня в день?! – подумала я.

Но тут же сосредоточилась на собственных проблемах.

– Так что же ваш брат? – спросила я, не теряя времени.

– Он живет в Захедане. На границе с Пакистаном. Я собираюсь выяснить у него, сумеет ли он вывезти вас из страны, если я доставлю вас в Захедан.

– Это реально?

Мисс Алави понизила голос до шепота:

– Он постоянно это делает – переправляет людей через границу.

Я возликовала. До меня только сейчас дошло, что на самом деле эта встреча была отнюдь не случайной, какой казалась мне поначалу. Школьная учительница и ее муж наверняка знали: мисс Алави может оказать помощь не только потому, что владеет английским языком.

Им было известно о ее брате. Ну конечно! Ведь я была не единственной, кого насильно держали в Иране. И если для меня жизнь здесь была невыносимой, то, разумеется, те же трудности испытывали миллионы других. История Ирана – это история диктаторских режимов, стало быть, естественно предположить, что с давних пор здесь существует тайная сеть профессионалов, чья работа – вывозить людей за границу. И наконец-то жизнь свела меня с одним из них.

– Сколько это стоит? – поинтересовалась я.

– О деньгах не беспокойтесь. Все расходы я возьму на себя. Как и обещала матери. Если когда-нибудь вы захотите вернуть мне долг, хорошо. Но это не имеет значения.

– Когда мы сможем уехать? – возбужденно спросила я. – Как нам добраться до Захедана?

– Поедем скоро. Я должна раздобыть для вас документы, чтобы вы с дочерью могли вылететь в Захедан самолетом.

Она более подробно изложила мне свой план, особо подчеркнув одну деталь. Необходимо действовать быстро. Когда все будет готово, нам надо будет каким-то образом улизнуть от Махмуди за несколько часов до того, как он нас хватится. Мы должны добраться до аэропорта, сесть в самолет, долететь до Захедана и связаться с братом мисс Алави – и все это раньше, чем Махмуди заподозрит неладное и поднимет на ноги полицию.

Самым подходящим днем для этого был четверг. Махмуди на работе. Махтаб и я с утра в школе, а днем на занятиях по изучению Корана. Мы успеем добраться до Захедана раньше, чем Махмуди сообразит, в чем дело.

Этот план был гораздо более разумным и профессиональным, чем тот, что предлагали Триш и Сюзанна. По утверждению Хэлен и мистера Винкопа, главный недостаток их сценария заключался в том, что мне бы пришлось скрываться от Махмуди, а возможно, и от полиции в Тегеране. Мисс Алави была того же мнения – подобная тактика чревата опасностью. Розыск сбежавшей американки с ребенком начнется в первую очередь с аэропортов. Очень важно было проскочить оба аэропорта – и в Тегеране, и в Захедане – и связаться с незаконно действующей группировкой до того, как будет официально заявлено о нашем исчезновении.

– Когда именно? – нетерпеливо спросила я.

– Через две недели. Я поговорю со своим братом. Попытайтесь позвонить мне в это воскресенье. Если получится, увидимся здесь же и обсудим детали.

Я с трудом скрывала свое ликование не только от Махмуди, Маммаля, Нассерин и прочих врагов, но и от собственной дочери. В случае необходимости Махтаб могла быть великолепной актрисой, но пока что я не имела права осложнять ей жизнь этой сладостной тайной. Я ей обо всем расскажу не раньше, чем настанет час побега.

Когда мы вернулись из парка, Махмуди был занят. Он оставил меня наедине со своими мыслями, бурлящими сильнее, чем бобы в кастрюле, которые я тушила на ужин.

Вдруг я застыла на месте – в памяти всплыли мрачные предостережения Хэлен и мистера Винкопа.

Но они же имели в виду контрабандистов, которые переправляют людей в Турцию, уговаривала я себя. А эти вывезут нас в Пакистан.

И тем не менее контрабандисты есть контрабандисты. Они могут изнасиловать. Украсть деньги. Убить или сдать пасдару.

А может, все эти жуткие истории были измышлениями правительства, обыкновенным запугиванием? Или в них крылась страшная правда?

Мисс Алави мгновенно завоевала мое доверие. Но я не знала ни ее брата, ни тех искателей приключений, что рисковали жизнью, пускаясь в подобные авантюры. Мне отчаянно захотелось встретиться с Хэлен, посоветоваться с ней насчет этого нового плана и выслушать ее непредвзятое мнение.

На следующее утро по пути в школу мы с Махтаб заглянули к Хамиду, и я позвонила Хэлен. Соблюдая осторожность – все-таки я говорила по телефону, – я в общих чертах рассказала ей о своем новом знакомстве.

– Заходите, – сказала Хэлен. – Нам не помешало бы сегодня увидеться. К тому же вас ждут письма от родных и ваши паспорта. Пожалуйста, я вас жду.

– Я постараюсь.

Но как? Сегодня это было рискованно. Махмуди не пошел на работу и вполне мог явиться в школу в любой момент.

Я решила сделать еще один звонок. Сняв трубку, я набрала рабочий номер Эллен и сказала ей, что настало время привести наш план в исполнение – мне надо попасть в швейцарское посольство.

В то утро Эллен позвонила Махмуди домой и попросила его отпустить нас с ней днем по магазинам. Она заедет за нами в школу, мы пообедаем у нее, а затем поедем покупать весеннюю одежду.

И Махмуди сказал «да»!

Теперь Эллен приступила к осуществлению второй части программы. В учительской зазвонил телефон, и одна из служащих передала трубку ханум Шахин. Та говорила на фарси, но несколько раз произнесла имя «Бетти», из чего я заключила, что она беседует с Эллен.

Мы хотели проверить, подзовет ли ханум Шахин меня к телефону. Не тут-то было. Эллен пришлось снова связаться с Махмуди, чтобы тот позвонил в школу и распорядился передать мне трубку.

Наконец нас соединили.

– Все в порядке, – сказала Эллен, было слышно, как у нее дрожит голос. – Я заберу вас с Махтаб из школы.

– Хорошо, – ответила я и добавила: – Что-нибудь случилось?

– Нет, – бросила Эллен.

Через пятнадцать минут вновь зазвонил телефон, это была Эллен.

– Я уже позвонила Махмуди и сказала, что у меня изменились планы. На сегодня все отменяется.

– Что стряслось?

– Я передумала. Потом поговорим.

Я разозлилась на Эллен, и, хотя мне не терпелось попасть в посольство, я не отважилась отправиться туда без прикрытия с ее стороны.

Что могло произойти? И как теперь быть с посольством?

Ничего не вышло и на следующий день, так как Махмуди опять не пошел на работу и был в дурном настроении. Он потащился с нами в школу и перед уходом оттуда грубо приказал, чтобы мы не смели одни возвращаться домой – он встретит нас в полдень. Но в полдень Махмуди не появился. Мы с Махтаб терпеливо ждали. Время шло, и мы уже начали нервничать, вопросительно поглядывая друг на друга. Уж не устроил ли он нам испытание? Мы не знали, что делать.

Прошел целый час, а Махмуди все не было.

– Пойдем-ка домой, – сказала я Махтаб. Опасаясь непредвиденных осложнений в нашей и без того тяжелой ситуации, мы не стали терять время. Я остановила оранжевое такси. И, доехав до улицы Шариати, мы, никуда не сворачивая, поспешили домой. Ведь Махмуди мог за нами следить.

Однако дома мы увидели, что Махмуди лежит на полу в гостиной и плачет. – Что случилось? – спросила я.

– Нелуфар. Она упала с балкона их дома. Быстрее! Пошли.

Нелуфар была девятнадцатимесячной дочкой Мортезе, второго сына Баба Хаджи и Амех Бозорг, и его жены Настаран. Прелестная малютка когда-то нечаянно уронила на пол именинный торт Махтаб. Это вечно воркующее, веселое существо было нежно привязано к Махтаб и ко мне.

Я почувствовала острую жалость к несчастной малышке, но в следующее мгновение уже насторожилась. Не ловушка ли это? Не выдумка ли Махмуди с целью увезти нас в какое-нибудь другое место?

Однако мне ничего не оставалось, кроме как дойти с ним до улицы Шариати и сесть в такси. Меня терзала тревога. Не выболтала ли Эллен мой секрет Махмуди? Или, может, звонили из посольства? Не хочет ли он упрятать нас в новой норе, прежде чем мы успеем кого-нибудь известить?

Мы дважды пересаживались из одного такси в другое, и по дороге я молила Бога: только бы Махтаб не подала виду, что узнаёт этот район. Мы ехали тем же путем, что и к представительству США при швейцарском посольстве.

Более того, больница, до которой мы наконец добрались, была прямо напротив посольства!

Махмуди быстро провел нас в приемную и справился о номере палаты Нелуфар. Даже при моем скудном знании фарси я уловила, что возникла какая-то проблема и Махмуди пытается воспользоваться своим положением врача, чтобы прорваться сквозь бюрократический заслон. После нескольких минут яростного спора с регистраторшей он объяснил мне, в чем дело.

– Вам с Махтаб придется остаться здесь. Вы без чадры.

Я сразу сообразила, почему Махмуди так упрямился: ведь если он пойдет к Нелуфар один, ему придется оставить нас с Махтаб без присмотра здесь, в приемной, через дорогу от посольства! Я поняла, что это не ловушка. Нелуфар действительно пострадала. Я забыла все свои беды. Мое сердце разрывалось от боли за малышку и ее родителей. В конце концов Махмуди решил, что семейное горе важнее семейной безопасности. А кроме того, он, конечно же, не подозревал, что я знаю, рядом с чем мы находимся.

– Оставайтесь здесь! – приказал он.

И побежал узнать о состоянии Нелуфар.

Подумать только – мы были в двух шагах от посольства и ничего не могли предпринять. Несколько минут с Хэлен не стоили того, чтобы будить в Махмуди зверя.

К тому же он быстро вернулся.

– Здесь никого нет, – сказал он. – Мортезе перевез ее в другую больницу. Настаран ушла домой, так что идем к ней.

Обогнув посольство, мы быстро двинулись к находившемуся неподалеку дому. Я усилием воли удержалась от того, чтобы не взглянуть на здание, и мысленно постаралась внушить то же самое Махтаб. Махмуди не должен был догадаться, что мы здесь уже бывали.

Дом Мортезе и Настаран был расположен в квартале от посольства. Здесь уже собрались несколько соболезнующих женщин, и в их числе племянница Махмуди, Фереште, которая заваривала чай. Настаран ходила взад-вперед по комнате, периодически выглядывая на балкон – не идет ли муж с известием о дочери.

Именно с этого балкона на третьем этаже девочка упала на тротуар, перекувырнувшись через низкие металлические перила – не более восемнадцати дюймов высотой. Это был типичный тегеранский балкон – и типично тегеранская трагедия.

Прошло два часа, изредка нарушаемых тихими словами утешения. Махтаб не отходила от меня, ее личико было мрачно-серьезным. Мы обе думали о хорошенькой жизнерадостной девочке и шепотом молили Бога помочь маленькой Нелуфар.

Я пыталась поддержать Настаран, которая не сомневалась в моей искренности. Как мать я сочувствовала ей всем сердцем.

Следом за Настаран мы с Махтаб вышли на балкон. В дальнем конце двора появился Мортезе в сопровождении двух братьев. Они несли коробки с бумажными носовыми платками, которые здесь трудно достать.

Настаран, угадав страшную правду, издала жуткий, леденящий душу вопль. Носовые платки требовались для того, чтобы вытирать слезы.

Она бросилась к двери и встретила мужчин на лестнице.

– Мордех! – проговорил Мортезе сквозь слезы. «Умерла».

Настаран потеряла сознание.

Дом тут же наполнился скорбящими родственниками. Они били себя в грудь и голосили согласно ритуалу. Махмуди, Махтаб и я плакали вместе с ними.

При всем моем искреннем сочувствии к Настаран и Мортезе под конец этой печальной ночи я задалась вопросом, как случившееся отразится на моих планах. Был вторник, а в воскресенье я должна была встретиться в парке с мисс Алави. Не сорвется ли эта встреча и не останемся ли мы здесь – навсегда? Мне надо было обязательно каким-то образом связаться с ней, а возможно, и с посольством по телефону. Вдобавок мне не терпелось выяснить, что произошло с Эллен.

На следующий день утром мы облачились в черное, чтобы вместе с родителями и легионом родственников присутствовать на похоронах. На ночь малышку Нелуфар поместили в морг, и сегодня ее мать и отец должны были совершить обряд омовения тела, тогда как остальные родственники будут нараспев возносить молитвы. Затем Нелуфар, завернутую в простой белый саван, повезут на кладбище хоронить.

В нашей спальне в доме Маммаля, когда мы готовились к печальному дню, я сказала:

– Не лучше ли мне остаться дома присматривать за детьми, пока все взрослые будут на кладбище?

– Нет, – отрезал Махмуди. – Ты должна пойти с нами.

– Я не хочу, чтобы Махтаб все это видела. Да и толку от меня будет намного больше, если я останусь с детьми.

– Нет!

Однако, когда мы пришли к Настаран и Мортезе, я в присутствии Махмуди повторила свое предложение собравшимся, и моя идея была одобрена. Махмуди сразу уступил – он был слишком поглощен другими мыслями, чтобы думать обо мне.

Я не осмелилась бы выйти из дома без разрешения Махмуди, но, как только я осталась одна с ничего не подозревавшими детьми, я тут же устремилась к телефону и позвонила Хэлен.

– Пожалуйста, зайдите, – сказала она. – Мне надо с вами поговорить.

– Не могу. Хотя и нахожусь совсем рядом с вами. Мне пришло в голову, что, может быть, позже, когда вернутся взрослые, мне удастся повести детей в парк. Мы с Хэлен ориентировочно условились встретиться в три часа в парке рядом с посольством.

Я не смогла дозвониться до мисс Алави, что меня очень расстроило, но зато дозвонилась до Эллен, и разговор с ней привел меня в ужас.

– Я во всем признаюсь Махмуди, – заявила Эллен. – Скажу ему, что ты хочешь бежать.

– Ради Бога, не делай этого! – взмолилась я. – Ведь я открылась тебе, потому что ты американка. И ты обещала мне молчать. Дала слово хранить тайну.

– Я все рассказала Хормозу. – Ее голос дрогнул. – Он очень сердит на меня. Хормоз запретил мне близко подходить к посольству и велел все рассказать Махмуди, так как это мой мусульманский долг. Если я этого не сделаю, а с тобой и с Махтаб что-нибудь случится, этот грех падет на меня – я превращусь в убийцу. Я обязана во всем ему признаться.

Меня охватил страх. Махмуди может меня убить! Он наверняка запрет меня на ключ и отнимет у меня Махтаб. Та драгоценная толика свободы, которую я сумела обрести, будет безвозвратно утеряна. И я навсегда лишусь доверия мужа.

– Пожалуйста, не надо! – рыдала я. – Пожалуйста, не говори ему.

Я кричала в трубку. Плакала, умоляла, взывала к национальной солидарности – все тщетно: Эллен оставалась непреклонна. Она твердила, что обязана исполнить свой мусульманский долг из любви ко мне и заботы о нашем с Махтаб благополучии. Она должна все открыть Махмуди.

– Позволь мне самой это сделать, – предприняла я отчаянную попытку. – Я справлюсь. Не беспокойся.

– Хорошо, – согласилась Эллен. – Я дам тебе какое-то время. Но если не признаешься ему ты, это сделаю я.

Я повесила трубку с таким чувством, словно у меня на шее затянули петлю. Что же мне теперь делать? Сколько времени я протяну? До какой поры смогу находить предлоги, чтобы удерживать Эллен от признания? Придется ли мне все рассказать Махмуди? И как он к этому отнесется? Само собой разумеется, он меня изобьет, но до чего он может дойти в своем бешенстве? А что будет потом?

Как же я раскаивалась, что распустила язык и выболтала свой секрет Эллен! Но разве могла я предвидеть, что меня подведет не иранка, а американка, да еще из моего родного города?

Снедаемая гневом и тревогой, я огляделась по сторонам – вокруг царило привычное запустение. Не зная, чем заняться, я принялась за работу, начиная с кухни. Пол в иранской кухне уложен с наклоном, поэтому его моют так: просто выплескивают воду из ведер, которая стекает по трубе, увлекая за собой грязь. За это дело я и взялась, опорожняя ведро за ведром и даже выскребая грязь из-под металлических шкафов, до которых у иранских домохозяек обычно не доходят руки. Из-под шкафов шествовали полчища гигантских тараканов.

Превозмогая отвращение, не обращая внимания на шум в гостиной, где резвилось около пятнадцати детей, я драила кухню.

Затем, обозрев запасы продуктов, я решила приготовить обед. Еде в Иране придается большое социальное значение, и я знала, что по возвращении все будут мне благодарны, увидев проявленную мною заботу. Мне надо было чем-то себя занять. Обнаружив в холодильнике кусок говядины вместо обычной баранины, я решила приготовить таскабоб, персидское блюдо, которое особенно любил Махмуди. Накрошив огромную гору лука, я перемешала его в кастрюле с кусочками говядины, пересыпала специями и изрядно сдобрила кэрри. Сверху я положила помидоры, картофель и морковь. Попыхивая на плите, мое говяжье рагу источало приятный пряный аромат.

От недоброго предчувствия у меня стучало в висках, но знакомая рутина помогала мне держать себя в руках. Благодаря трагической смерти Нелуфар я выиграю отсрочку в несколько дней. Во все время траура Махмуди не будет общаться с Эллен и Хормозом. Я приняла решение по мере сил сохранять свой статус-кво в надежде на то, что мисс Алави совершит чудо до того, как предательство Эллен выбьет почву у меня из-под ног.

Займись чем-нибудь, приказала я себе.

Когда скорбящие родственники вернулись с похорон, я была занята приготовлением фасоли по-ливански – мое фирменное блюдо.

– Так нельзя готовить фасоль. У нас принято иначе, – сказала Фереште, увидев, что я добавляю туда лук.

– Я хотела бы приготовить по-своему, – ответила я.

– В таком случае твою стряпню никто не будет есть. Фереште ошиблась. Мое блюдо ели и похваливали.

Разумеется, мне было приятно слышать похвалы и видеть тайную гордость Махмуди, но я преследовала далеко идущую цель. Я знала, что предстоящая неделя будет целиком заполнена ритуалами, в которых должны будут принимать участие все взрослые, и хотела закрепить за собой «место» няньки, повара и уборщицы. Отведав мою стряпню, семья дружно признала за мной это право.

Около трех часов пополудни я предложила отвести детей на прогулку в близлежащий парк. Но, к моему ужасу, за нами увязался весельчак Маджид, который был рад случаю подурачиться. Я издали завидела Хэлен и чуть заметно мотнула головой. Некоторое время она наблюдала за нами, но подойти не решилась.

Неделя тянулась бесконечно долго. Мне никак не удавалось еще раз воспользоваться телефоном, так как один-двое взрослых под тем или иным предлогом оставались дома. Я страшно обрадовалась, когда наконец Махмуди сообщил мне, что пятница – последний день траура и в субботу – то есть за день до условленной встречи с мисс Алави – Махтаб возобновит занятия в школе.

Махмуди был взвинчен до предела. По мере того как утихала душевная боль, вызванная кончиной Нелуфар, его все больше поглощали собственные проблемы. В его задумчивых глазах все чаще вспыхивал огонек безумия. Мне было знакомо это выражение, и я по-настоящему боялась. Я словно сидела на пороховой бочке, пребывая на грани паники. Временами я не сомневалась, что Эллен ему уже все выложила, иногда внушала себе, что у него и без того достаточно оснований для психоза.

В субботу, когда мы собирались в школу, он был особенно не в духе. Не желая ни на секунду выпускать нас из поля зрения, он потащился за нами. Пока мы шли по улице, он был агрессивен и раздражителен, затем грубо втолкнул нас в такси. Мы с Махтаб испуганно переглянулись, зная, что беды не миновать.

В школе Махмуди заявил в присутствии Махтаб:

– Оставишь ее здесь. Пусть приучается к самостоятельности. Отведи ее в класс и возвращайся, поедешь домой вместе со мной.

Махтаб завизжала и вцепилась в подол моего пальто. В свои пять лет она была не в состоянии вынести сразу два испытания: нарастающий гнев отца и разлуку с матерью.

– Махтаб, ты должна быть сильной. – Я пыталась говорить спокойно и ласково, но чувствовала, как у меня дрожит голос. – Пойдем в класс. Все будет хорошо. Я заберу тебя в полдень.

Махтаб поддалась моим уговорам и пошла за мной. Но по мере приближения к классной комнате, на безопасном расстоянии от грозного отца и в преддверии расставания со мной, она захныкала, а затем разрыдалась. Когда мы дошли до дверей, она отчаянно скулила, точно так же, как в первые два дня, до того как я стала оставаться в школе, вблизи от нее.

– Махтаб! – взмолилась я. – Успокойся. Папа не на шутку рассержен.

Но мои слова утонули в воплях Махтаб. Одной рукой она вцепилась в мое пальто, другой отталкивала от себя учительницу.

– Махтаб! Пожалуйста…

Внезапно все находившиеся в классе девочки вскрикнули от смущения и неожиданности. Они схватились за русари – удостовериться, что их головы покрыты надлежащим образом. В их святая святых вторгся мужчина!

Я подняла голову и увидела, что над нами возвышается Махмуди, залысины у него на лбу побагровели, что служило признаком ярости. Он занес кулак, чтобы обрушить его на своих мучителей. В его глазах пылал гнев тысячи истерзанных демонов.

Махмуди схватил Махтаб за руку и пнул ее. Развернув ее к себе лицом, он отвесил ей пощечину.

– Нет! – закричала я. – Не бей ее!

Завопив от испуга и боли, Махтаб ухитрилась вырваться и вновь ухватилась за подол моего пальто. Я попыталась втиснуться между ними, но Махмуди был намного сильнее нас обеих. Он опять и опять наносил удары по крошечной движущейся цели – по рукам и по спине. С каждым ударом крики Махтаб становились все истошнее.

Схватив малышку за руку, я попыталась оттащить ее от него. Левой рукой он отшвырнул Махтаб в сторону, и она ударилась о стену. Ханум Шахин и несколько других учителей быстро встали вокруг нее защитным кольцом. Она пыталась вырваться, убежать, но учителя ее удержали.

Гнев Махмуди мгновенно обрушился на новый объект. Правым кулаком он ударил меня по голове, так что у меня все поплыло перед глазами и я чуть не повалилась на спину.

– Убью! – орал он по-английски, сверкая глазами. Затем, с вызовом посмотрев на учителей, он сжал мне запястье, словно тисками, и обратился непосредственно к ханум Шахин.

– Я убью ее, – повторил он тихо, зловеще.

Он потащил меня за руку. Я попыталась было сопротивляться, но еще не пришла в себя после сильного удара и не смогла освободиться. Где-то в глубине моего воспаленного мозга пульсировала мысль – хорошо, что его бешенство излилось на меня. Я решила уйти с ним, увести его от Махтаб. Покуда он вдали от нее, с ней ничего не случится, твердила я себе. Пока я с ним, с ней все будет в порядке.

Внезапно Махтаб вывернулась из рук учителей и устремилась мне на подмогу.

– Не беспокойся, Махтаб, – проговорила я сквозь слезы. – Я вернусь. Отпусти нас. Отпусти нас!

Ханум Шахин подошла к Махтаб и обняла ее. Другие учителя расступились, дав нам с Махмуди дорогу. Все эти женщины были бессильны против гнева единственного вторгнувшегося сюда мужчины. Крики Махтаб становились громче и отчаяннее, пока Махмуди волок меня за собой – из класса, по коридору, на улицу. От боли и страха у меня кружилась голова, я панически боялась Махмуди. Вдруг он и вправду убьет меня? А если я выживу, что он вытворит с Махтаб? Увижу ли я ее снова?

На улице он гаркнул приближающемуся такси:

– Сюда!

Такси остановилось. Махмуди открыл заднюю дверцу и грубо втолкнул меня внутрь. На заднем сиденье уже жались друг к другу четверо или пятеро иранцев, и Махмуди сел впереди.

Когда такси влилось в поток движения, Махмуди, не обращая внимания на других пассажиров, повернулся ко мне и прорычал:

– Ты очень плохой человек. Я сыт тобой по горло. Я убью тебя! Сегодня же!

Он продолжал в том же духе еще несколько минут, пока я наконец не рассвирепела – исчезли и слезы, и страх.

– Правда? – саркастически спросила я. – Интересно, как же ты собираешься меня прикончить, расскажи.

– Большим ножом. Я разрежу тебя на куски. Нос и ухо отправлю твоим родственникам. Они тебя больше никогда не увидят. Вместе с гробом я пошлю им пепел от сожженного американского флага.

Меня вновь охватил ужас, сильнее, чем прежде. Зачем я ему перечила? Теперь он взбесился окончательно и может выкинуть все что угодно. Его угрозы звучали до жути правдоподобно. Я знала, что он способен на безумие, которое только что с таким смакованием описал.

Он не унимался – орал во все горло, бранился. Я сидела, притихнув. Уповала лишь на то, что его гнев изольется в словах, а не в поступках.

Такси, однако же, двигалось не в направлении дома, а в направлении больницы, где он работал. Он замолчал, обдумывая, как быть дальше.

Когда такси застряло в пробке, Махмуди повернулся ко мне и рявкнул:

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒