Картина вторая

Осень того же года, конец сентября. Дует после дождей, нанесло мразь и холод. Под ногами грязь чавкает. Березы стоят голые, почти без листьев, на их фоне елки кажутся черными. Солнца нет, на реке волны. Возле причала стоит паром, Филипп только что выгрузил пассажиров и собирается плыть на «свою» сторону. Подъехала крытая машина, из нее вышли люди, одетые во все черное. Опытный глаз Филиппа сразу угадал, что это за машина и кого она везет в кузове: покойника. Люди не смеются, не разговаривают, ждут, когда машина заедет на паром. Среди них Павел, муж Марьи.

Филипп. (Спрашивает у незнакомого человека). Кого везут? Из какой-нибудь деревни, что вверх по реке, потому что не слышно было, чтобы кто-нибудь поблизости помер? Только почему же – откуда-то везут? Не дома, что ли, помер, а домой хоронить везут?

Человек молчит, на вопросы не отвечает. И Филипп вдруг понял, кого везут… Марью везут! Филипп как завороженный стоял у своего весла, смотрел на машину. Потом отвернулся от процессии, стоит на помертвевших ногах, смотрит на воду, сам с собой разговаривает.

Филипп. Марья, Марья… Да как же так?! (Мысли вихлялись в голове, не собирались воедино, в скорбный круг). Ведь вот только в этом году ты мне рассказывала, вот здесь рассказывала, на этом пароме, как живешь ты, что все у тебя хорошо… Господи, господи… Марья… Да ты ли это?

Филипп обошел крытую машину с задка кузова, заглянул туда – гроб. И открыто заболело сердце, и мысли собрались воедино: да, Марья.

Филипп. Марьюшка, Марья… Самый дорогой человек на всем белом свете плывет со мной в последний раз… Нету Марьи!

Филипп ощутил нестерпимую боль в груди. Охватило беспокойство: что-то он должен сделать!

Филипп. Марья, ведь увезут тебя сейчас! Совсем увезут! И больше я тебя никогда не увижу! И не будет у меня больше праздников – встреч с тобой! Мне же попрощаться с тобой надо!

Филипп наконец отодрал ноги с места и подошел к Павлу. Павла жизнь скособочила. Лицо еще свежее, глаза умные, ясные, а осанки никакой. И в глазах умных большая спокойная грусть.

Филипп. Что, Павел?

Павел мельком глянул на него, не понял вроде, о чем его спросил Филипп, опять стал смотреть вниз, в доски парома…

Филипп. Павел, дай я попрощаюсь с ней… Открой, хоть гляну. (Голос у Филиппа был таким просительным, что он даже не узнал его).

Павел вдруг резко шагнул к нему. Глаза, только недавно бывшие такими печальными, сделались невыносимо злыми.

Павел. Иди отсюда! Иди!

Павел кричит на Филиппа и одновременно толкает его. Филипп еле держится на ногах, смотрит на Павла и ничего не понимает.

Человек из толпы. Э, э, чего вы? Что это с вами? (Оттаскивает Павла от Филиппа).

Павел. Пусть уходит! Пусть он уходит отсюда!.. Я те посмотрю!.. Приполз …, гадина какая! Уходи! Уходи!..

Павел как будто взбесился от горя, кричит злым голосом и топает ногами.

Филипп. Что, горько?.. Захапал чужое-то, а горько. Радовался тогда?

Павел. Ты зато много порадовался! А то я не знаю, как ты радовался!..

Филипп. Вот как на чужом-то несчастье свою жизнь строить! Думал, будешь жить припеваючи? Не-ет, так не бывает. Вот я теперь вижу, как тебе все это досталось…

Павел. Много ли ты-то припевал? Ты-то… Сам-то… Самого-то чего в такую дугу согнуло? Если хорошо-то жил – чего же согнулся? От хорошей жизни?

Филипп. Радовался тогда? Вот – нарадовался… Побирушка. Ты же побирушка!

Павел. Я побирушка!.. А ты скулил всю жизнь, как пес за воротами! Не я побирушка-то, а ты!

Человек из толпы. Да вы что?! С ума, что ли, сошли! Нашли время!

Занавес

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒