Л.ШАПОШНИКОВА 7 страница

ГОРОД МАСТЕРОВ

В Хайдарабаде нет крупных фабрик и заводов. Самое большое промышленное предприятие — сигаретная фабрика «Чар-минар». На фабрике трудятся пять тысяч рабочих. «Чар-минар» выпускает дешевые сорта сигарет. У них манящие названия: «Чар-минар», «Голконда», «Эллора», «Аджанта». Пачка сигарет стоит две-три аны, и их обычно курят рикши, уличные торговцы, бедный городской люд. Значительный отряд рабочего класса Хайдарабада используется в типографиях, на монетном дворе. Самая большая типография города — правительственная. Но хайдарабадский пролетариат насчитывает около 50 тысяч человек. Большинство их занято в ремонтных мастерских, на мелких предприятиях и, наконец, в кустарной промышленности.

Хайдарабад — старый центр ремесленного производства. Изделия городских мастеров издавна славились по всей Индии. И сейчас старые традиции ремесла живы в городе. На шумных базарах, в торговых рядах вы всегда найдете лавки, торгующие кустарными изделиями, и мастерские ремесленников. У мечети «Чар-минар» расположен целый ряд лавок и мастерских, делающих и продающих изделия из филигранного серебра: украшения — ожерелья, серьги, броши, браслеты, — шкатулки, различные безделушки. Изделия поражают тонкостью обработки и удивительным художественным вкусом мастеров. Тончайшая серебряная нить выложена в виде цветов, листьев, бабочек. Но в основном преобладает замысловатый, неповторяющийся орнамент. Этот ряд в Хайдарабаде так и зовут — «серебряный». Но, пожалуй, самым замечательным искусством городских мастеров является роспись цветными лаками по дереву. Это ремесло уникальное в Индии. Им занимаются только в Хайдарабаде.

Когда-то, еще в древние времена, кустари Нирмала, небольшого селения под Хайдарабадом, нашли удивительный секрет цветных лаковых красок. Один из мастеров этого селения добыл из растения краску, напоминающую настоящее золото. Нирмала лежала среди лесов, в которых росли хорошо поддающиеся обработке породы деревьев. И поэтому нет ничего удивительного в том, что именно там и зародилось это неповторимое искусство — роспись дерева цветными лаками. Несколько позднее это искусство пришло и в город, сохранив за собой имя Нирмала.

В Хайдарабаде существуют мастерские — Центр «нирмала». Из этих мастерских вышли красивые лаковые тарелочки, которые так радовали глаз на выставке индийских кустарных изделий в Москве. На одной из новых тихих улиц города стоит двухэтажное белое здание. Я вхожу в здание, меня встречает госпожа Хайдари, управляющая мастерскими.

Мы проходим в просторные залы, стены которых увешаны чудесными картинами, поражающими удивительным сочетанием красок и тонов.

— Хайдарабадские художники — непревзойденные мастера в области этого искусства, — говорит мне госпожа Хайдари.

С ней трудно не согласиться. Большинство картин написано на индусские мифологические сюжеты, много копий знаменитых фресок Аджанты. Но вот в одном из залов я замечаю несколько картин в стиле средневековой могольской миниатюры.

— Это, — управляющая показывает я а миниатюры, — уже хайдарабадское влияние. «Нирмала» возникла в индусском районе, поэтому в сюжетах преобладают индуистские мотивы. Позднее «нирмала» испытывала и мусульманское влияние.

В залах стоят чайные сервизы, шкатулки, письменные приборы, настольные лампы, мебель, ширмы. Все это сделано из дерева. Мы проходим во внутренний двор. Здесь под навесами расположились мастерские. На земле, на циновках, сидят создатели всех этих красивых вещей. Рабочие операции строго разграничены. Одни на токарных станках обтачивают деревянные заготовки для будущих изделий, другие готовят краски, третьи кладут грунт на заготовки и, наконец, художники наносят цветными лаками тонкий рисунок на загрунтованное дерево.

Центр «нирмала» — предприятие государственное. Оно объединяет многих городских кустарей. Их заработная плата значительно выше, чем ремесленников, работающих в частных мастерских. А таких в городе очень много. Темные тесные лавчонки-мастерские жмутся вдоль улицы Чоук. Здесь с утра до позднего вечера, согнувшись в три погибели, работают ремесленники. Они делают знаменитые хайдарабадские браслеты. Браслеты, сверкая цветным стеклом и камнями, тут же сложены высокими аккуратными стопками. Простые стеклянные браслеты гроздьями висят у входа в лавки. В этих душных полутемных помещениях кустари напрягают глаза, вставляя мелкие камушки в разогретый обруч. Я часто прихожу сюда и подолгу смотрю, как они работают. Седой сутулый человек трудится в мастерской. Перед ним постепенно растет гора браслетов, сделанных за день. Браслеты с камнями стоят две-четыре рупии. За свой рабочий день он их делает много. Он меня знает, и мы иногда разговариваем. Я сижу на каменных ступеньках его лавки.

— У вас тоже делают браслеты? — спрашивает мастер.

— Делают, но только не такие.

— А частные мастерские у вас есть?

— Нет.

— И много получают ваши мастера?

— Им хватает.

— А мне нет.

— Но почему? Ведь вы за день делаете много дорогих браслетов.

— Ну что ж из этого? Не все их можно сбыть в этот же день. Кроме того, я плачу налоги. И потом браслеты я сам не продаю. Обычно их забирает скупщик. А платит он мне немного. Да я ему и должен все время. Материал мне приходится покупать на его деньги.

— И сколько же вы получаете в день?

— Совсем немного. Рупии две-три. А семья у меня большая.

— Вы получаете почти столько же, сколько на фабрике, а там работают восемь часов. Вам же, я вижу, приходится сидеть в мастерской целый день.

— Да, — соглашается мастер, — 12-14 часов — это обычный мой рабочий день. Но бросить это дело я не могу. Я всю жизнь делал браслеты, как я буду жить без них? Вот подрастут дети, я их тоже обучу этому ремеслу. Получат они от меня мою профессию и мои долги.

— А у вас большой долг?

— Очень. Если бы не этот долг, я, может, и ушел бы отсюда. Теперь я плачу каждый месяц проценты, а выплачу ли я сам долг, неизвестно.

— Не повезло только вам или и у соседних мастеров такое же положение?

— Нам всем не повезло. Всей улице не везет. Везет только скупщикам и ростовщикам.

На соседней улице дородный марвари держит несколько мастерских. Там делают расшитые туфли с загнутыми носами. Такие туфли носили сказочные герои «Тысячи и одной ночи». Но жизнь мастеров у марвари совсем не похожа на сказку. За пару расшитых золотом туфель, над которыми мастер трудится целый день, а иногда и больше, он получает две-три рупии. Многие из ремесленников плохо видят: им приходится вышивать замысловатые узоры в темном помещении.

Марвари сбывает свою продукцию на базарах города. Одна пара «сказочных» туфель стоит 20-30 рупий. Хозяин мастерской в то же время и ростовщик. Каждый вышивальщик ему должен. Ремесленники слепнут и живут впроголодь. А марвари заказал для своего любимого единственного сына флейту. Флейта была украшена драгоценными камнями и стоила десять тысяч рупий.

Золотом и серебром расшивают не только туфли, но и тонкие дорогие сари. Такие сари — плод кропотливой работы искусных мастеров — стоят сотни рупий. А талантливые художники, целыми днями запертые в тесных неудобных мастерских, получают за них гроши.

На хайдарабадских базарах, в лавках и магазинах можно видеть изящные изделия из черного металла. По металлу чеканены серебром сложные и хитрые узоры и орнаменты. Это — «бидри». Мастерские «бидри» делают вазы, блюда, шкатулки, пепельницы, подсвечники, сосуды для духов. Ремесло это пришло в Хайдарабад в давние времена из Аравии и Персии. Труд в мастерских тяжел и тоже низко оплачивается.

В последние годы правительство штата провело ряд мер, в какой-то степени облегчающих положение ремесленников и кустарей. В городе создан Государственный отдел по продаже кустарных изделий. Сюда стекается все богатство ремесленного производства Андхры: домотканые хайдарабадские сари, ковры, бамбуковые изделия, безделушки из слоновой кости, затейливые деревянные игрушки и т. д. Отдел по продаже освобождает часть ремесленников от дорогостоящих «услуг» скупщиков-посредников и ростовщиков. Согласно пятилетним планам, правительство содействует организации кустарных кооперативных обществ. Так, в городе создан кооператив резчиков по слоновой кости. Кооперативу предоставляются кредит и краткосрочные ссуды. Кроме того, организовано специальное бюро по кустарной промышленности и Художественный институт.

СОРЕВНОВАНИЕ ПОЭТОВ. О ЯЗЫКЕ

На полу тесными рядами сидят студенты, учителя, торговцы, городская интеллигенция. Перед сидящими на низком помосте расположилось человек двадцать. Одни в фесках, другие в тюрбанах. Некоторые с седыми бородами, другие совсем еще юноши. Это — поэты. Послушать их собралось не менее тысячи человек. Такие собрания называются мушаира, или соревнования поэтов. Нередко на них бывает от трех до восьми тысяч слушателей. Тогда соревнование поэтов устраивают на открытом воздухе. Мушаира существовали в Хайдарабаде издавна. Они ведут свое начало от двора Великих Моголов. И в самом Хайдарабаде долгое время эти собрания были ограничены стенами дворцов низама и его знати. Теперь мушаира стали достоянием широких слоев города. Да и сам их характер изменился. Давно отзвучали стихи, льстиво воспевавшие деяния мусульманских владык, их ум и несуществующие качества. Все реже читаются стихи, написанные в традиционной манере персидской поэзии. Стихи о розах, соловьях, разочарованных любовниках и луне больше не волнуют слушателей. Город требует других стихов. Стихов, связанных с жизнью, отражающих труд, борьбу и переживания простого народа.

Мушаира по существу является творческим экзаменом каждого поэта. Конечно, можно издать книжку своих стихов, получить в прессе хвалебные или сдержанные отзывы. Но совсем другое дело, когда твои стихи слушают тысячи самых разных людей, которые реагируют сразу на любую удачную строчку, сравнение, мысль. Хайдарабадские завсегдатаи соревнований поэтов — народ взыскательный, с хорошим литературным вкусом, не терпящий фальши и искусственности. Если стихи плохи, неудачливому поэту нет необходимости ждать, что скажет о них официальная критика, слабые стихи тут же беспощадно осмеиваются и освистываются. И назавтра весь город будет знать о неудаче. Такого рода критика намного действенней любой газетной рецензии, которую читают немногие. Поэтому участие в мушаира накладывает большую ответственность на поэта. Ну, а если человек не читает своих стихов на соревновании, то никто его за поэта и не будет считать. Не каждый решится выступить с плохими стихами. Но есть и такие, которые решаются.

Они очень похожи на безголосых певиц, упорно не соглашающихся с тем, что у них нет голоса, и продолжающих терзать многострадальные уши публики. Только в Хайдарабаде публика на мушаира не такая безобидная.

Перед микрофоном стоит седобородый старик. Ему предоставили право читать стихи первому, потому что он самый старший из присутствующих поэтов. Сидящий рядом со мной студент тихо говорит мне:

— Он хоть и старый, но совести у него нет. И никакой он не поэт. Только вообразил себя им.

Седобородый начинает читать. Стихи действительно очень плохи. Какое-то путаное и слабое подражание персидским поэтам, в каждой строчке — корявая и сомнительная мыслишка. Мне становится немного стыдно за этого седобородого человека, который за всю свою долгую жизнь так и не смог понять сущности поэзии. В зале поднимается шум.

— Старый осел! — громко кричит мой сосед-студент. Я ужасаюсь, но почему-то испытываю и тайное удовлетворение. Люди смеются. Не добродушно, а зло и обидно.

Но «поэт», видимо, привык к такому приему и продолжает читать. Он закатывает в экстазе глаза и смешно трясет бородой.

— Эй, тебе бы столько ума, сколько волос в твоей бороде! — раздается возглас из задних рядов.

— Что ты говоришь? — откликается кто-то. — Если бы у него было столько ума, он не читал бы свои стихи. А разве мы могли бы прожить без них?

Смех нарастает. Замечания и реплики вызывает каждая строчка. Студенты приходят в неистовство. Обидные прозвища сыплются одно за другим. Голос читающего заглушен, и понять что-либо невозможно. Наконец седобородый садится. Вместо аплодисментов раздаются свистки.

Потом выступает известный поэт Махдум. Мой сосед притих. Время от времени по залу проносится одобрительное: «ввах, ввах» и «бахут ача» (очень хорошо). Махдум — один из руководителей хайдарабадских коммунистов и автор многих революционных стихов и песен. Он смотрит горячими глазами в зал, четко читает строчку за строчкой. Это стихи о рабочих. Шум уважения поднимается в зале.

Вслед за Махдумом один за другим к микрофону подходят поэты. Многие из них не читают, а поют свои стихи. Это тоже традиция. Пение хорошо передает ритм стихотворения. Возгласы одобрения чередуются с обидными выкриками и насмешками.

Но вот поднимается небольшого роста человек с острым взглядом живых черных глаз. Вьющиеся седые волосы падают на плечи. Мой сосед оживляется и шепчет:

— Это Данда. Народный поэт. Он — один из лучших сатириков. И пишет народным языком. В его стихах много удачных выражений и мыслей. Данда собирает их в деревнях. Его очень любят крестьяне.

Данда не читал, а пел. Ритм его коротких песен-стихов, был быстрым, и, пожалуй, они чем-то напоминали наши частушки. Данда зло и остроумно высмеивал тунеядцев-помещиков, ростовщиков, торговцев и равнодушных ленивых чиновников. Досталось и некоторым политическим деятелям — противникам прогрессивных реформ. Сатирические стихи Данда все время сопровождались смехом. Только этот смех не был ни обидным, ни пренебрежительным. Собравшиеся в зале смеялись над тем, над чем смеялся сам поэт. На его долю пришлось много «ввах» и «бахут ача». Данда долго не отпускали и просили читать еще и еще. Аудитория хорошо приняла и стихи редактора хайдарабадского еженедельника «Хамрахи» («Друг») Ахтар Хасана о спутнике. Но вот на помосте появился молодой человек в пенсне, с черной бородкой и в темно-красной феске. Он тоже читал свои стихи. Стихи были явно антисоветского характера. Никто не кричал ни «ввах», ни «бахут ача». Люди переговаривались между собой, стихов не замечали.

Сосед-студент громко сказал мне:

— Лавочник! От лавочника большего ожидать и нельзя. Он же невежда, ничего сам не знает. Мозги у него, как у лягушки.

В голосе студента слышалось откровенное презрение. А он не знал, что я русская. Наконец студент не вытерпел и крикнул:

— Хватит!

Стоявшие у дверей поддержали его.

Человек в пенсне кончил и церемонно поклонился. Но зал молчал.

Мушаира продолжалась до двух часов ночи, это немного. Нередко такие собрания кончаются с первыми лучами солнца. То, что соревнования поэтов получили свое признание именно в Хайдарабаде, не удивительно. Хайдарабад обладает богатыми литературными традициями. Он дал Индии немало писателей и поэтов, пишущих на урду. До недавнего времени на мушаира звучали стихи только на урду и персидском. Теперь все чаще выступают поэты на телугу и хинди. Эти языки завоевывают свои права не только на соревнованиях поэтов.

Во времена деспотического правления низама придворным языком был персидский. Объявленный затем официальным языком княжества, урду был принудительно введен в школах и колледжах. Такие языки, как телугу, каннада, маратхи, были изгнаны из системы образования города и княжества. Теперь эти языки официально допущены и в школы и в высшие учебные заведения. Язык телугу, на котором говорит большинство населения штата, изучается во многих колледжах города. В Хайдарабаде начинает получать распространение и хинди. Правительство штата, в связи с тем что хинди предполагает сделать в будущем государственным языком Индии, учредило в городе ряд специальных школ по его изучению. В этих школах обучается взрослое население. Но, конечно, телугу, основной язык штата, все усиливает свои позиции. В городе возникла литературная академия, объединяющая писателей, пишущих на телугу.

До последнего времени единственная киностудия, выпускавшая фильмы на языке телугу, работала только в Мадрасе. Теперь в Хайдарабаде есть своя киностудия. Первые ее фильмы на телугу уже пошли на экраны штата. Киностудия испытывает еще немало затруднений: съемочный павильон невелик, часто не хватает денег на декорации, своего актерского коллектива нет и приходится выписывать актеров из Мадраса. Но студией руководят люди, глубоко заинтересованные в развитии национальной культуры телугу. В отличие от деятелей мадрасской киностудии они стоят на твердых позициях реалистического искусства. Их первые фильмы о современной жизни народа, поднимающие важные социальные проблемы, уже заслужили признание широкой публики.

ТАМ, ГДЕ МНОГО ГОВОРЯТ...

Когда кончается жаркий сезон и проходят дожди, в Хайдарабаде начинается так называемая «общественная жизнь». Носит она характер довольно ограниченный. «Общественной» деятельностью занимаются в основном интеллигенция и люди состоятельные. Помимо различных благотворительных обществ, эта «жизнь» сосредоточивается главным образом в клубах. Клубов в Хайдарабаде много, и по содержанию своей деятельности и по кругу объединяемых людей они весьма различны. Есть клубы только спортивные — яхтсменов, игроков в поло, охотников, наездников, аэроклуб, женский клуб спортивных игр. Существуют клубы, где члены, собираясь по вечерам, проводят время как кому хочется. Но есть и такие, которые строят свою деятельность по определенной программе, проводят дискуссии и политические диспуты. Те, у кого нет денег, не могут быть членами клубов. Ежемесячные взносы в клубные кассы неодинаковы — от трех рупий в одних до десятка и даже сотен рупий в других. Трехрупийные клубы — обычно студенческие. Здесь можно поговорить и поспорить, иногда выпить чаю. В богатых клубах, членами которых являются обычно дельцы, торговцы, состоятельные люди, говорят и спорят мало. Зато много и вкусно едят, устраивают шумные сборища и пикники. Это тоже называется «общественной жизнью».

Самый скучный клуб в городе — университетский. Его члены — преподаватели университета. Вечерами они собираются в небольшом особняке, окруженном густым садом. Те, кто помоложе, играют в бильярд и пинг-понг. Люди пожилые читают газеты и журналы. Но чаще всего они ничем не занимаются, а просто дремлют в удобных креслах или пересказывают университетские сплетни. Слуга разносит чай и холодную воду. Тесную угловую комнату облюбовали почитатели карточной игры. Они обычно приходят раньше всех и уходят позже всех. Изредка для членов клуба устраиваются пикники. На эти пикники жен не берут и ездят мужской компанией. Излюбленное место для выездов — озеро Мир-Алам. Когда-то особняк на берегу озера принадлежал низамовскому вельможе Салар Джангу. Теперь там гостиница. Приезжающие останавливаются в гостинице. Но их не интересует ни озеро, ни красота окрестностей. Они плотно обедают, после чего отдыхают на широких гостиничных кроватях. Когда жара спадает, они усаживаются в саду среди мраморных амуров и нимф, играют в карты и болтают. О чем? Да так, обо всем. О сослуживцах, о канцлере университета, о соседях, о марках автомобилей, о предсказаниях метрологов, о коммунистах, о которых они имеют весьма смутное представление, о скачках, о последних газетных новостях, хотя читали их немногие. На следующий день вечером в клубе появляется новая тема для разговора — пикник. Вечера этих людей тянутся вяло и неинтересно. Но, кажется, они довольны.

Есть в Хайдарабаде Ротари-клуб, т. е. клуб деловых людей. Он носит определенный международный характер. Первый Ротари-клуб был создан в Чикаго в 1905 году. Несколько позже его филиалы возникли в европейских странах. В 20—30-е годы такие клубы появились и в Индии (в Калькутте, Мадрасе, Бомбее). Хайдарабадский Ротари-клуб был организован в 1947 году. Его членами стали бизнесмены, промышленники, директора банков, видные государственные чиновники. Сейчас он насчитывает около ста членов. Прием туда очень ограничен. Чтобы стать его членом, необходимо внести крупную сумму. Ротари-клуб — самый богатый в городе. Его члены гордятся своими международными связями. Но если быть справедливым, то следует отметить, что это связи в основном с американскими бизнесменами. Клуб занимается и благотворительной деятельностью.

Каждую среду в комфортабельном отеле «Ритц» происходят собрания ротарианцев — так они себя называют. О собраниях сообщается в местной печати.

На одно из таких заседаний была приглашена и я. В богато обставленном салоне отеля собралось около семидесяти человек. Это были хорошо одетые и упитанные леди и джентльмены. Ко мне подошел небольшого роста коренастый человек.

— Меня зовут Лакшми Нарайян Гупта, — сказал он.

Я знала, что Гупта был одним из крупных чиновников штата и возглавлял департамент по управлению джагирами. Прежде мне приходилось встречаться с его женой. Госпожа Гупта в составе женской делегации побывала в Советском Союзе и отзывалась об этой поездке с большой теплотой.

— Видите ли, — продолжал Гупта, — это я предложил вас сюда пригласить. Наш клуб носит международный характер, и я считаю, что иностранцы, живущие в Хайдарабаде, должны принимать в нем участие.

— Даже если они русские?

— О да. У нас, правда, прочные связи с Америкой. Но вы знаете, мы деловые люди, и некоторые из нас хотели бы иметь контакт и с Россией.

— Каковы же цели вашего клуба?

— Прежде всего расширение международных деловых связей. Кроме этого, бизнесменам не мешает держаться всегда вместе. Это, видите ли, иногда очень помогает. Если говорить вашим языком, то клуб содействует укреплению нашей классовой солидарности. Конечно, этому содействуют, не только клубы. Здесь вы всегда можете приобрести полезные знакомства. Без этого в деловом мире обходиться трудно.

Среди присутствующих я заметила нескольких американцев. На самом же заседании клуба заезжий американский профессор читал лекцию «об американских идеалах». Это была открытая и не очень тонкая пропаганда «американского образа жизни», который, по мнению лектора, является идеальным на современном этапе развития человечества. Дельцы слушали внимательно и дружно аплодировали. Обрисованное яркими красками царство бизнеса и наживы явно пришлось им по вкусу.

В конце заседания ротарианцы плотно поужинали и разъехались на собственных автомобилях. Домой я ехала с банкиром.

— Быть членом нашего клуба может не всякий, — хвастался он. — Наши двери открыты только сильным людям, тем, на ком держится наше современное общество. Ведь без банков и промышленности не обходится ни одна страна, а мы — их хозяева.

Банкир ошибался существенно в одном. Он не предполагал, что хозяевами банков и промышленности могут быть не только члены Ротари-клуба...

Как-то под вечер ко мне зашло двое гостей — юноша и девушка.

— Вы нас, конечно, не знаете, — сказала девушка. — Я — Зеба Ансари, секретарь клуба при вечернем колледже. А он, — она кивнула на своего спутника, — вице-президент. Мы бы хотели, чтобы вы были нашим членом.

— Благодарю за оказанную честь, но мне бы хотелось знать, что это за организация, членом которой мне предстоит быть.

— Наш клуб называется Клубом культуры и искусств. Мы недавно его организовали. Он объединяет преподавателей и студентов вечернего колледжа.

— Что же мы будем делать в этом клубе?

— Проводить обсуждения и дискуссии по вопросам культуры, обмениваться мнениями.

— Но только наш клуб отношения к политике не имеет, — вмешался вице-президент. — Мы твердо придерживаемся того мнения, что культура и искусство не связаны с политикой.

— И вы действительно в этом убеждены?

— Конечно, конечно, — ответила Зеба. — Кроме обсуждений и дискуссий, мы будем устраивать пикники и вечера развлечений.

— А много членов в этом клубе?

— Пока немного, но мы надеемся, их будет достаточно. Мы собираемся по вторникам. Приходите обязательно.

В один из вторников я отправилась в Клуб культуры и искусств. Заседание происходило в неуютном актовом зале медресе Алия. У входа меня встретила Зеба Ансари и объявила:

— Сегодня мы обсуждаем очень важный вопрос: новые тенденции в высшем образовании.

Вопрос действительно был серьезным. Незадолго до этого в штате был издан законопроект, предусматривающий лишение Османского университета прав автономии. Новый билль вызвал справедливую аппозицию левого крыла законодательного собрания Андхра Прадеш.

— О, — сказала я, — понимаю. Постановка этого вопроса в клубе, очевидно, связана с последним законопроектом?

Зеба в ужасе замахала руками.

— Что вы! Ни в коем случае! Вы знаете, мы не касаемся политических вопросов.

— Но ведь это сейчас основное.

— Для нас — нет. Это нас не касается.

— На мой взгляд, это касается всех колледжей университета.

— Видите ли, у нас другие проблемы.

По лицу секретаря клуба я видела, что наш разговор ее встревожил. Обсуждение «новых тенденций в высшем образовании» прошло довольно оживленно. Был высказан и ряд критических взглядов. Ораторы говорили об оторванности высшего образования от жизни и культурных запросов страны, о низком уровне научной работы в университете, о недостаточном развитии семинарской системы. Говорили взволнованно и горячо. Видимо, недостатки университетского, обучения трогали многих. Поговорили и разошлись. Я спросила Зебу Ансари:

— А дальше что?

— Ничего.

— Как ничего?

Я привыкла к тому, что если у нас мы говорим о каких то недостатках, то потом что-то делаем, стараемся их исправить. Но у Зебы и членов клуба была иная точка зрения

— Видите ли, — сказала она, — самое важное для нас — выявить собственное отношение к вопросу. Остальное уже не важно. Мы обменялись взглядами, и этого достаточно. На следующем заседании мы обсудим еще какую-нибудь проблему.

— Но должны же быть и какие-то результаты обсуждений.

— Это не обязательно.

В Хайдарабаде у меня был один знакомый, умный и довольно знающий человек. Он организовал у себя дома нечто вроде клуба, который пышно назвал «академией». В «академии» тоже обсуждались «проблемы». После одного из таких обсуждений я беседовала с господином Камалем, так звали создателя «академии». Разговор был долгий и откровенный.

— Мы, индийские интеллигенты, — сказал Камаль, — любим много говорить. Еще больше любим слушать сами себя. Наши клубы предоставляют для этого большие возможности. Мы без труда можем рассуждать на любую тему, высказывать мнение о любой проблеме. Нас даже не интересует, насколько наши высказывания и мнения компетентны. Часто они бывают просто невежественными. Что же касается дел, то ваша Зеба Ансари была права, — это вовсе не обязательно.

— Правоту Зебы Ансари я осмелюсь подвергнуть сомнению. Но меня интересует другое: почему же все-таки так происходит и можно ли думать, что бездеятельность индийской интеллигенции стала национальной чертой?

Господин Камаль задумался и не сразу ответил:

— Интеллигенция вашей страны совсем другая и по своему характеру, и по своим делам. Мы же еще не избавились от пороков прошлого. Англичане, создавая индийскую интеллигенцию, старались оторвать ее от настоящей жизни, стремились направить ее ум и энергию в русло отвлеченного мышления. Правда, это не всегда удавалось, но тем не менее принесло свои плоды.

— Но теперь, кажется, другие условия.

— Конечно. Однако старые интеллигентские традиции живут еще в нас, и не так легко с ними покончить.

Господин Камаль в какой-то степени был прав. То, о чем он говорил, безусловно, относилось к индийской интеллигенции, но не к лучшей ее части, а к тем, кто тратит многие часы на бесплодные обсуждения «проблем» и клубную болтовню, к тем, кто старается уйти от полезного дела и заменить его напыщенными и туманными речами о сути «истинной» демократии и о сомнительной «свободе личности».

ОСМАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ. «ЗДРАВСТВУЙ, ТОВАРИЩ! »

Ежедневно на улицах вы можете видеть множество школьников и студентов. В последнее время народное образование в городе получило значительное развитие. В Хайдарабаде находится один из крупнейших университетов страны — Османский университет, расположенный в живописном загородном районе. Университет основан в 1918 году. В то время урду был объявлен официальным языком княжества, и поэтому обучение велось на нем. При университете было учреждено специальное бюро для перевода научной литературы и учебников с европейских языков на урду. Библиотека университета считается одной из крупнейших в Индии. В ней имеется 130 тысяч томов печатных книг и около шести тысяч редких рукописей на урду, санскрите, телугу, маратхи, каннада, арабском и персидском языках.

Раньше образование в университете получали представители наиболее обеспеченных и принадлежавших к феодальной знати слоев города и княжества. Стоявший во главе университетского совета низам был полновластным его хозяином. Теперь студенческий состав значительно расширился за счет демократической части населения штата, принадлежащей к телугу, каннада и другим национальностям. В колледжах университета обучается 15300 юношей и 2200 девушек. В общей сложности университет имеет 16 основных колледжей и 24 присоединенных. Из последних девять находятся в городе и 15 — в округах штата. Из основных колледжей следует отметить инженерный, ветеринарный, юридический, медицинский и другие. Отдельный женский колледж теперь разместился в бывшем замке английского резидента в Хайдарабаде. Наиболее крупным и значительным является колледж искусств и коммерции, объединяющий весь цикл гуманитарных наук. В колледже имеются отделения коммерции, экономики, географии, истории, социальных наук, журналистики, философии, религии и культуры, а также языковые: урду, хинди, санскрита, телугу, каннада, маратхи, персидского, европейских языков, в том числе и русского. Сейчас над зданием этого колледжа развевается трехцветный флаг Индийской республики.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒