Уинстон Грум 11 страница

Тогда я спрашиваю, чего же она хочет от меня? Она говорит, что нам нужно найти какоето местечко и подумать, что делать дальше. Тогда я тащу ее дальше в джунгли, и тут из чащи на нас вылетает какой-то предмет. Оно пролетело мимо нас, держась за лиану, и я решил, что это, наверно, обезьяна, только очень большая. А потом этот предмет пролетел назад, и спрыгнул к нашим ногам. И тут я снова чуть в обморок не свалился - это оказался Сью, собственной персоной!

Рэйчел Уэльч снова начала что-то вопить, а Сью прыгнул на меня и обнял руками и ногами. Я даже не понял, как это он мог узнать меня в этом костюме, наверно, по запаху? Но вот Рэйчел Уэльч говорит:

- Откуда ты знаешь этого чертова бабуина?

- Он не бабуин, - говорю я. - Он орангутанг, и зовут его Сью.

Она как-то странно смотрит на меня и говорит:

- Как это ЕГО зовут Сью?

- Это длинная история, - отвечаю я.

Рэйчел Уэльч безуспешно пыталась прикрыться руками, но старина Сью знал, что делать - сорвав с бананового дерева пару листов, он передал их ей, так что она смогла отчасти прикрыться ими.

Как выяснилось позже, мы попали в другую часть площадки, где снимали очередной фильм о Тарзане, а Сью был дублером. Вскоре после того, как нас спасли от пигмеев, белые охотники поймали Сью и отправили его в Лос-Анжелес, где его использовали для съемок фильмов.

Ладно, только у нас не было времени для разговоров, потому что Рэйчел Уэльч все время стонала и хныкала, чтобы ее отвели куданибудь, где она могла бы достать какую-нибудь одежду. Насколько я понимаю, в джунглях - даже если это киношные джунгли - одежда не водится, поэтому мы двинулись дальше, рассчитывая, что нам рано или поздно повезет.

Так и случилось. Мы вышли к большому забору и я решил, что на той стороне мы сможем найти одежду. Сью обнаружил болтающуюся доску в заборе, и мы вылезли наружу. Но только мы вылезли, как почва ушла изпод наших ног никакой почвы там не оказалось, и мы с Рэйчел Уэльч покатились по склону холма, а когда кончили катиться и огляделись - оказалось, что мы лежим на краю шоссе.

- О, Боже! - простонала Рэйчел Уэльч. - Мы же на магистрали Санта-Моника!

Смотрю я, а к нам подваливает по склону Сью. Мы снова оказались втроем. А Рэйчел Уэльч все время манипулирует листьями вверх-вниз, пытаясь прикрыться получше.

- Ну и что теперь делать? - говорю я. Мимо проносятся машины, но, хотя вид у нас должен быть довольно странный, никто не обращает ни малейшего внимания.

- Нужно добраться куда-нибудь! - пищит Рэйчел Уэльч. - Мне нужно одеться!

- А до куда? - говорю я.

- До куда угодно! - вопит она, и мы двинулись по магистрали.

Через какое-то время на холме возникает большая табличка: " ГОЛЛИВУД", и Рэйчел Уэльч говорит:

- Нам нужно свернуть на Родео-драйв, там я смогу что-то купить. - Она по-прежнему пытается прикрыться - когда машина подъезжает к нам, то прикрывается спереди, а когда проезжает за нас - сзади. На шоссе с двусторонним движением зрелище, наверно, забавное - похоже на балет.

Ладно, сворачиваем мы с магистрали и пересекаем большое поле.

- Зачем эта обезьяна нас преследует? - говорит Рэйчел Уэльч. - У нас и так вид достаточно странный!

Я ничего ей не отвечаю, оглядываюсь на Сью, и вижу, как он огорчился после этих слов. Просто раньше он не был знаком с Рэйчел Уэльч, и наверняка обиделся.

Ладно, идем мы дальше и никто на нас не обращает никакого внимания. Наконец, подходим к большой оживленной улице, и Рэйчел Уэльч говорит:

- Да это же бульвар Сансет! Как же я смогу объяснить, почему я оказалась на Сансет, днем, совершенно голая! - Тут я ее понимаю. Я даже обрадовался немного, что на мне этот костюм чудовища - по крайней мере, менято никто не узнает, даже если со мной рядом Рэйчел Уэльч!

Подходим мы к перекрестку, и как только загорается зеленый, переходим улицу. Рэйчел Уэльч попрежнему пританцовывает, судорожно прикрываясь то сзади, то спереди, и улыбается водителям, и вообще делает вид, что ничего не случилось, будто она на сцене.

- Я погибла! - шепчет она мне. - Я уничтожена, унижена! Ну подожди, идиот, дай мне только выбраться отсюда, и я тебе покажу!

Кое-кто из водителей, ждущих зеленый сигнал, начинает сигналить и махать руками, потому что они, наверно, узнали Рэйчел Уэльч, и когда мы перешли улицу, кое-какие машины повернули и поехали за нами вдоль тротуара. Так что когда мы дошли до бульвара Уилшир, за нами уже следовала приличная толпа - и Рэйчел Уэльч покраснела, как рак.

- Тебе в этом городе уже не работать! - говорит она мне, стиснув зубы и натужно улыбаясь толпе.

Прошли мы еще немного, и она говорит:

- Ага! Родео-драйв!

Я смотрю на угол - и верно, магазин женской одежды. Я похлопал Рэйчел Уэльч по плечу и показал на этот магазин. Она только скорчилась:

- Бррр! Это же Попагалло! Какой дурак станет одеваться в платье от Попагалло?!

Тогда мы прошли еще немного, и она говорит:

- Ага! " Джиани"! У них бывает кое-что интересное! - и мы заходим внутрь.

В дверях нас встречает продавец, такой парень с маленькими усиками в белом костюме, и даже с платком в кармашке пиджака, и так пристально на нас смотрит.

- Чем могу помочь, мадам? - говорит он.

- Мне нужно платье, - отвечает Рэйчел Уэльч.

- Какое именно, мадам? - спрашивает он.

- Любое, идиот - не видишь, что творится?

Ладно, парень идет к вешалкам и говорит, что может быть, найдется что-нибудь ее размера. Рэйчел Уэльч тоже подходит и начинает рассматривать платья.

- А вы, господа, не хотите ли тоже на чтонибудь взглянуть? - обращается он к нам со Сью.

- Мы просто ее сопровождаем, - говорю я. Оглянулся, а весь народ, что за нами шел, так и впился носами в стекло витрины.

Рэйчел Уэльч отобрала штук восемь платьев и скрылась в примерочной. Потом выходит и говорит:

- Что вы думаете об этом? - На ней оказалось коричневое платье со множеством поясков и ленточек, и очень низким вырезом.

- Не думаю, дорогая, - говорит продавец, - это НЕ ВАШЕ. - Тогда она уходит и возвращается в другом, и он говорит:

- Вот это замечательно! Вы выглядите необычайно привлекательно!

- Я беру это, - говорит Рэйчел Уэльч, а продавец спрашивает:

- Отлично - как вы собираетесь платить?

- То есть? - спрашивает она.

- Ну, наличными, чеками, кредитной картой? - говорит он.

- Слушай, чувак, ты что, не видишь, что у меня ничего такого нет? Как ты думаешь, если бы у меня что-то такое было, КУДА бы я это спрятала?

- Пожалуйста, мадам, нельзя ли обойтись без вульгарности? - отвечает продавец.

- Я - Рэйчел Уэльч! - говорит она ему. - Я пришлю человека, чтобы за меня заплатили.

- Мне очень жаль, мадам, - отвечает он, - но так мы не торгуем.

- Но я в самом деле РЭЙЧЕЛ УЭЛЬЧ! - кричит она. - Вы что, меня не узнаете!?

- Послушайте, мадам, - говорит этот парень, - да половина народа, что ко мне заходят, говорят, что они либо Рэйчел Уэльч, либо Фарра Фосетт, или Софи Лорен и так далее. А удостоверение личности у вас есть при себе?

- Удостоверение личности! - вопит она. - Ты думаешь, куда бы я его засунула?!

- У вас нет удостоверения личности, нет кредитной карты, нет наличных - следовательно, я не могу продать вам платье, - говорит продавец.

- Ну, так я докажу тебе, кто я есть! - говорит Рэйчел Уэльч, и внезапно расстегивает молнию на блузке. - У кого еще в этом задрипанном городишке есть такие сиськи?

Толпа снаружи начинает восторженно вопить, но тут продавец наживает какую-то маленькую кнопочку, и появляется какой-то здоровенный парень, оказавшийся секьюрити, и говорит:

- Вот что, вы все арестованы. Пошли со мной, и без глупостей!

~ 22 ~

Вот так я снова оказался в тюрьме.

После того, как секьюрити блокировал нас в " Джиани", с воем понаехало полицейских машин, и один полисмен спрашивает продавца:

- Ну, что случилось?

- Вот эта женщина утверждает, что она - Рэйчел Уэльч, - говорит продавец. - Явилась в магазин, прикрываясь банановыми листьями и не желала платить за платье. А эти два мне неизвестны - но очень подозрительные типы.

- Я И ЕСТЬ Рэйчел Уэльч! - кричит Рэйчел Уэльч.

- Разумеется, леди, - говорит полисмен. - А меня зовут Клинт Иствуд. Почему бы вам не проследовать с этими парнями? - и он подозвал еще пару полисменов.

- Ладно, - говорит главный полисмен, и смотрит на меня с Сью, - а вы что скажете?

- Мы снимались, - говорю я.

- Поэтому на вас этот костюм? - спрашивает он.

- Ага, - говорю я.

- Ну, а этот? - он указывает на Сью. - Должен заметить, чертовски реалистично сделано!

- Это не костюм, - говорю я. - Он - чистокровный орангутанг.

- Вот как? - говорит полисмен. - Ну, тогда я вот что вам скажу. В участке у нас тоже есть парень, очень любит снимать. Так вот он сделает с вас, шутов, пару снимков. Так что пошли - и не дергаться!

В общем, вскоре появился мистер Триббл и снова меня освободил. Потом появился мистер Фельдер в сопровождении целого взвода адвокатов, и освободил Рэйчел Уэльч, которая к этому времени была уже совершенно невменяема.

- Ну подожди! - прошипела она мне, когда ее освободили. - Когда я с этим покончу, то ты не сможешь устроиться даже копьеносцем в фильме ужасов!

Вот тут она была права. Похоже, моя кинематографическая карьера завершилась.

- Так бывает, детка, ничего, я тебе позвоню как-нибудь, пообедаем, - говорит мне мистер Фельдер и они отбывают. - За костюмом мы кого-нибудь после пришлем.

- Ладно, Форрест, - говорит мистер Триббл, - пошли, у нас тоже есть кое-какие дела.

В отеле мы устроили небольшое совещание.

- Появление Сью создает некоторые проблемы, - говорит мистер Триббл. - Ты видишь, как нелегко было провести его сюда. Нужно прямо сказать, путешествовать с орангутангом не такто просто.

Я ему рассказал, насколько мне дорог Сью, и что он много раз спасал мне жизнь в джунглях.

- Да, я понимаю твои чувства, - говорит он, - ну что же, мы попробуем. Только ему нужно вести себя прилично, иначе мы наверняка создадим себе кучу неприятностей.

- Он будет вести себя хорошо, - говорю я, а Сью кивает и гримасничает, как обезьяна.

Ладно, на следующий день начинался финал - я должен был играть с международным гроссмейстером Иваном Петрокивичем, известным под кличкой " Честный Иван". По этому случаю должен было собраться много всякого народу, и мистер Триббл взял напрокат фрак для меня. К тому же, победитель получал приз в десять тысяч долларов, и половины этого мне вполне должно было хватить для начала креветочного бизнеса, так что мне нужно было держать ухо востро - ошибаться нельзя!

Ну, приходим мы в зал, где должны играть, а там собралось чуть ли не тысяча человек. Честный Иван уже сидит за доской и злобно так на меня смотрит, словно он Мухаммед Али.

Честный Иван оказался здоровенным русским парнем, с огромным лбом, похожий на Франкенштейна, но с длинными курчавыми черными волосами, словно у скрипача. Когда я сел за столик, он что-то пробурчал, а другой парень говорит: " Матч начался! "

Честный Иван играл белыми, и поэтому первый ход был его. Он начал разыгрывать " начало Понциани".

Тогда я ответил " защитой Рети", и все пошло отлично. Мы сделали еще по паре ходов, и тут Честный Иван принялся разыгрывать гамбит Фолкбира, двинув своего коня, и метя в мою ладью.

Но я это предвидел, и начал строит " ловушку Ноевого ковчега", и наоборот, съел его коня. Честный Иван явно огорчился, но тут же начал угрожать моему слону при помощи " нападения Тарраша".

Но я применил " королевскую индийскую защиту", и ему пришлось прибегнуть к шевингенскому гамбиту, а я ответил " защитой Бенони".

Честный Иван явно смутился, он начал кусать нижнюю губу и ломать пальцы. Потом он предпринял отчаянный ход - " нападение жареной печенки", а я ответил " защитой Алехина", и это его парализовало.

Какоето время казалось, что ситуация патовая, но тут Честный Иван применяет прием Хоффмана, и вырывается! Я взглянул на мистер Триббл, а он мне улыбнулся, и одними губами шепчет: " Давай! " Ято понял, что он имеет в виду.

Понимаете, в джунглях Большой Сэм научил меня паре приемов, которых нет в книжках, и настало время их применить. А именно, разновидность " кокосового гамбита" под названием " котел", при котором я использую свою королеву как приманку и пытаюсь поймать его коня на крючок.

Но увы! Это не сработало! Честный Иван понял, что происходит, и остановил мою королеву. Теперь уже мне стало жарко! Тогда я попробовал прием " Хижина", попытался обмануть его моей последней ладьей, но его не проведешь - он съел мою последнюю ладью и второго слона, и уже готов был поставить мне шах Петрова, как я собрал все свои силы и сумел соорудить " пигмейскую угрозу".

" Пигмейская угроза" была любимым приемом Большого Сэма, и я изучил ее в совершенстве. Тут все дело в том, чтобы правильно использовать в качестве приманки несколько фигур и потом неожиданно уничтожить противника. Если парень попадается на эту приманку - все, он может складывать манатки и сваливать. А мне оставалось только молиться, чтобы эта ловушка сработала, потому что больше светлых идей у меня не осталось, и со мной было бы кончено.

Ладно, Честный Иван похрюкал, и двигает своего коня на восьмой квадрат - а это значит, что мне удалось его обдурить, и тогда через пару ходов я поставлю ему шах и мат!

Но только он, видимо, что-то почуял, потому что передвинул коня с пятого квадрата на восьмой, а потом обратно, не отрывая руки, так что ход был не окончательный.

Народ так притих, что если бы иголка упала, то и то было бы слышно. Я же занервничал, и взмолился, чтобы Честный Иван клюнул. Мистер Триббл поднял глаза к небу, словно молился, а парень, что пришел с Честным Иваном, нахмурился. Честный Иван два или три раза провел конем туда-сюда, не отпуская руки, и вид у него был такой, словно он собирался сделать что-то еще. Он поднял фигуру, и я затаил дыхание, а в зале стало тихо, как в могиле. Он так и не отпускал фигуру, а у меня бешено колотилось сердце, и тут он вдруг на меня посмотрел - и уже не знаю, как это получилось, наверно, я слишком разволновался, только я так смачно пернул, что можно было подумать, будто кто-то разорвал напополам простыню!

Честный Иван так удивился, что выронил фигуру, и принялся махать руками, как вентилятором, кашлять и повторять: " Фу! ". Те ребята, что стояли вокруг, попятились, что-то забормотали и вынули платки, а я покраснел, как рак.

Когда же все успокоилось, я посмотрел на доску - ба! а Честный Иван всетаки поставил фигуру на восьмой квадрат. Тут я беру ее своим конем, а потом беру две его пешки, и наконец, ставлю ему мат! Я победил, и десять тысяч долларов - мои! " Пигмейская угроза" снова сработала!

А тем временем Честный Иван начинает протестовать и вместе со своим парнем пишет на нас жалобу.

Парень, который управлял турниром, справился в своей книге и зачитал оттуда такой кусок: " Игрок не имеет права сознательно производить действия, отвлекающие внимание партнера в ходе игры".

Но тут выходит мистер Триббл и говорит:

- Мне кажется, никому не удастся доказать, что мой подопечный совершил это действие СОЗНАТЕЛЬНО. Это действие непроизвольное.

Тогда этот парень снова листает свою книгу и зачитывает другое место: " Игрок не имеет права вести себя оскорбительным образом или грубо по отношению к партнеру".

- Послушайте, - говорит мистер Триббл, - вам что, не приходилось пускать газы? Форрест не собирался никого оскорблять. Просто он долго сидел неподвижно на одном месте.

- Не уверен, - говорит этот начальник, - только я думаю, мне придется его дисквалифицировать.

- Как, неужели вы не оставите ему ни единого шанса? - спрашивает мистер Триббл.

Начальник поскреб подбородок и говорит:

- Ладно, так и быть, только ему придется сдерживаться, потому что мы больше не потерпим такого поведения, ясно?

Так что дело начинало клониться в мою сторону, но тут на другом конце зала началась какая-то суета, женщины начали кричать, и вдруг, вижу, на люстре ко мне летит старина Сью!

Как только люстра долетела до конца траектории, Сью спрыгнул и угодил прямо на шахматную доску, а фигуры так и брызнули в разные стороны! Честный Иван опрокинул стул и за ним какую-то толстую даму, увешанную драгоценностями, как рождественская елка. Та начала вопить и визжать, и как даст по носу начальнику турнира! Сью прыгает себе вверх-вниз, вокруг же началась паника, все бегают, падают друг на друга, и зовут полицию.

Мистер Триббл берет меня за руку и говорит:

- Форрест, пора отсюда сматываться - ты уже сегодня навидался полиции.

И это было в самую точку.

В общем, вернулись мы в отель, и мистер Триббл собрал новое совещание.

- Форрест, - говорит он, - мне кажется, у нас ничего не получится. Ты фантастический игрок, но у тебя есть и не самые удобные черты характера. То, что произошло сегодня - это просто кошмар, если выразиться помягче.

Я кивнул, а Сью скорчил печальную рожу.

- Итак, вот что я собираюсь сделать. Ты хороший парень, Форрест, и мне не хотелось бы бросать тебя в Калифорнии, так что я организую ваш вместе со Сью отъезд в Алабаму, или куда захотите. Я знаю, что тебе нужно немного наличных, чтобы начать свой бизнес, и я подсчитал, что за вычетом расходов, твоя доля выигрыша составляет примерно пять тысяч долларов.

Мистер Триббл вручил мне конверт, а в нем лежала целая пачка стодолларовых бумажек.

- Я желаю тебе успеха в твоих начинаниях. - говорит он.

Он вызвал такси, и нас отвезли на вокзал. Там он распорядился, чтобы Сью соорудили коробку в багажном отделении, и договорился, чтобы мне разрешили навещать его и носить ему еду и воду. Носильщики погрузили Сью в ящик и унесли.

- Ну что же, Форрест, счастливо, - говорит мистер Триббл и пожимает мне руку. - Вот моя визитная карточка - если что, звони мне, держи меня в курсе своих дел, хорошо?

Я взял карточку, пожал ему руку, и расстался с ним - мне было очень жаль, что я подвел этого замечательного человека. Я сел на свое место, выглянул в окно, и увидел на перроне мистера Триббла. Когда поезд тронулся, он помахал мне рукой на прощание.

Вот так я уехал из ЛосАнжелеса. Всю ночь мне снились сны - как я приеду домой, и о маме, и о старине Баббе, и о креветках, и само собой, о Дженни Керран. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы я не был так одинок.

~ 23 ~

В общем, вернулся я домой.

Поезд прибыл на вокзал Мобайла в три утра, выгрузили ящик со Сью, и мы остались вдвоем на перроне. Кругом никого, кроме парня, подметавшего перрон и другого парня, дремлющего в кассе. Мы пошли в центр и наконец, нашли себе местечко переночевать в заброшенном доме.

Утром я раздобыл на пристани бананов для Сью, а себе купил в какой-то забегаловке большущий завтрак с яйцами, ветчиной, блинами и прочим. Потом я решил, что пора нам как-то определяться, и пошел к сестринской богадельне. По дороге мы прошли мимо места, где когда-то стоял мой дом - теперь там все поросло травой, и валялись горелые балки. Это зрелище вызвало у меня какое-то странное чувство - только надо было двигаться.

Дошли мы до богадельни, и я говорю Сью, чтобы он посидел во дворе и не пугал сестер, а я пойду спрошу, где мне найти маму.

Старшая сестра, приятная такая дамочка, ничего мне не могла сказать, кроме того, что мама сбежала с протестантом, и добавила, что я могу сходить в парк и поговорить с другими женщинами, потому что мама любила там сидеть и болтать. Я взял Сью и мы пошли в парк.

Там действительно сидели несколько женщин, я подошел к одной и представился. Она посмотрела на меня, потом на Сью, и сказала:

- Я и сама могла бы сообразить.

Потом она сказала, что слышала, что мама работает в гладильне при химчистке на другом конце города, и мы с Сью отправились туда - и точно, нашли там маму, как раз гладившую пару брюк!

Как только она меня увидела, тут же бросилась в мои объятия - она плакала, заламывала руки и стенала, именно так, как это было в прошлом. Добрая старая мамочка!

- Ох, Форрест, - сказала она, - наконецто ты приехал! Не проходило и дня, когда бы я не думала о тебе, и каждую ночь я засыпала в слезах, потому что тебя не было со мной! - И это тоже было мне знакомо, так что я спросил ее о протестанте.

- А, этот паршивый козел! - говорит мама. - И надо было мне сбегать с протестантом! Не прошло и месяца, как он сбежал от меня с шестнадцатилетней девчонкой - а ведь ему было почти шестьдесят! Должна тебе заметить, Форрест, у этих протестантов довольно слабая мораль.

И тут из глубины химчистки послышался голос:

- Глэдис, почему вы оставили утюг на брюках?!

- Боже! - воскликнула мама и побежала назад. Вдруг из окна химчистки повалил густой черный дым, а люди внутри закричали и начали ругаться. И тут какой-то здоровенный лысый парень выволакивает изнутри мою маму и орет на нее, и хлещет по щекам.

- Убирайся! Убирайся! - орет он. - Это была последняя капля! Это были последние брюки, которые ты сожгла!

Мама зарыдала, а я подошел к ним и сказал этому парню:

- Мне кажется, тебе лучше отпустить мою мамочку!

- А это кто еще, черт побери?! - спрашивает он.

- Я - Форрест Гамп, - говорю я, а он говорит:

- Так проваливай отсюда, и забирай с собой свою мамочку, она уволена!

- Лучше бы тебе не говорить в таком тоне о моей мамочке, - говорю я.

- Что?! - говорит он. - А то что ты мне сделаешь?

И я ему показал, что я сделаю.

Прежде всего, я его поднял в воздух, а потом отнес его в чистку, где стояла огромная стиральная машина для ковров, открыл крышку и засунул его туда. Потом закрыл крышку, и нажал кнопку " пуск". Оглянувшись, я увидел, что эта гнида уже подошла к стадии полоскания.

Мама всхлипывала и промокала глаза платочком:

- Форрест, теперь я потеряла последнюю работу!

- Не волнуйся, мама, - сказал я ей, - все будет в порядке, потому что у меня есть план.

- Откуда у тебя может быть план? - говорит она. - Ты же идиот! Откуда у идиота может быть план?

- Подожди, и увидишь, - отвечаю я. В общем, я был рад, что дома у меня с первой попытки все прошло удачно.

От химчистки мы направились прямо в общежитие, где жила мама. Я познакомил ее со Сью, и она сказала, что рада, что у меня наконец-то завелись хоть какие-то друзья - пусть даже обезьяна.

Ладно, пообедали мы у мамы в комнате, а Сью она принесла апельсинов. Потом мы с ним пошли на автовокзал и сели на автобус к Заливу Ле Батр, где жили родственники Баббы. Ну и само собой, мама вышла провожать нас на крыльцо общежития, всхлипывая и утирая глаза рукой. Зато я оставил ей половину из пяти тысяч долларов, чтобы она смогла немного продержаться, пока я обоснуюсь на месте, так что я не слишком волновался.

Ладно, доезжаем мы до Залива Ле Батр и я легко разыскал дом, где жил Бабба. Когда я постучал в дверь, было уже восемь вечера. Какой-то старик открывает дверь и спрашивает, что мне нужно? Я сказал ему, кто я. и что мы с Баббой играли вместе в футбол и потом вместе воевали. Тут он как-то занервничал, но пригласил нас войти. Сью я сказал остаться снаружи не показываться на глаза, потому что народ тут явно не видел ничего подобного.

В общем, оказалось, что этот папа Баббы, он угостил меня стаканом чая и начал расспрашивать. Его интересовало все о Баббе, как его убило и так далее, и я ему рассказал, насколько умел.

Наконец, он говорит:

- Вот о чем я думал все эти годы, Форрест - отчего умер Бабба?

- Ну, его застрелили, - говорю я.

- Нет, я не это имею в виду, - говорит он, - я что хочу понять? Почему мы там оказались?

Я подумал немного, а потом говорю:

- Мне кажется, мы воевали за правое дело. Мы исполняли приказ.

- Ладно, - говорит он, - но как ты думаешь, стоило нам туда лезть? Зачем? Почему погибло столько парней?

- Знаете, я - простой идиот, - говорю я. - Но если хотите знать, то мне кажется, что это все полное дерьмо!

Баббин папа закивал головой?

- Вот и я так думаю.

Ладно, объяснил я ему, зачем приехал. Рассказал, как мы с Баббой хотели начать ловить креветок, а потом, когда я лежал в госпитале, я познакомился с этим косоглазым и он научил меня выращивать креветок. Он заинтересовался и задал мне кучу вопросов. И тут со двора послышался пронзительный вопль.

- Кто-то хочет украсть моих кур! - закричал Баббин папа, хватает со стены ружье и бросается на двор.

- Мне нужно вам кое-что сказать, - говорю я, и объясняю ему насчет Сью, только того нигде не видно.

Баббин папа возвращается в дом, приносит фонарик, и начинает всюду светить. Под большим деревом в центре двора оказался большой черный козел, он фыркал и рыл землю копытцами. А на одной из веток сидел перепуганный до смерти Сью.

- Этот козел всегда так, - говорит Баббин папа. - А ну, проваливай! - кричит он козлу, и бросает в него палку. Козел ушел, и тогда Сью спустился с дерева, и мы впустили его в дом.

- Это что за зверь? - спрашивает Баббин папа.

- Это орангутанг, - говорю я.

- А ведь похож на гориллу?

- Немного, - говорю я, - только он не горилла.

Ладно, Баббин папа разрешил нам выспаться в доме, а утром мы пойдем присмотрим местечко для выращивания креветок. Ночью с залива дул теплый ветер, принося кваканье лягушек и стрекотание сверчков, а временами плеск рыбы. В общем, это было такое чудесное место, что я решил, что здесь-то мне будет хорошо.

Утром Баббин папа соорудил завтрак из домашней колбасы и свежих яиц, а потом мы сели в маленькую лодку и поплыли по заливу. Вода была гладкая, над ней клубился туман, и только однажды откуда-то из болота вылетела большая птица.

- Ну вот, - говорит Баббин папа, - вот туда заходит морская вода во время прилива, - и показывает на рукав, уходящий в болота. - Там много больших прудов, и если бы я решил заняться тем, чем ты хочешь, лучшего места не найти.

Мы поплыли по рукаву.

- Смотри, - показывает он, - вот холмик, а на нем - видишь? - крыша виднеется. Там стоит хижина. Раньше в ней жил старый Том Лафарж, да он уже лет пять как помер. Хижина теперь ничья. Немного отремонтируй ее, и можешь жить. Мне кажется, в последний раз там на берегу было две старых лодки - они ничего не стоят, но если немного починить, еще поплавают.

Мы проплыли еще немного.

- У старого Тома были тропинки через болото к прудам. Если их немного поправить, то можно их использовать.

В общем, скажу я вам, просто идеальное место. Баббин папа сказал, что в рукавах и заливе полно мальков креветок, так что можно прямо сейчас отловить целую стаю и начать выращивать. И еще он сказал, что по его мнению, креветкам особенно по вкусу хлопчатник, а он очень дешев.

Так что главное дело было - перегородить пруды сетью и устроить себе жилище, запастись провизией. После этого можно выращивать креветок.

В тот же день мы приступили к делу. Баббин папа отвез меня в город, и мы накупили там всего, что можно. Он разрешил нам пользоваться его лодкой, пока мы не починим свою, и ночью мы со Сью впервые переночевали в рыбацкой хижине. Прошел дождь, и с крыши текло, но я не расстраивался, а утром встал и починил ее.

В общем, подготовка заняла почти месяц - пришлось отремонтировать хижину, лодки, укрепить тропинки через болото, и окружить пруды сетками. Наконец, настал день, когда можно было запускать в пруды мальков. Я купил мелкую сеть, и мы со Сью выехали в залив. К вечеру мы наловили примерно двадцать кило креветок, и выпустили их в пруд. Они принялись носиться и прыгать на поверхности воды. Да, хорошее получилось местечко!

Наутро мы привезли два центнера хлопчатника, и тридцать кило спустили креветкам на прокорм. На следующий день у нас был готов второй пруд.

И так мы трудились все лето, осень, зиму и весну, и в результате получили четыре работающих пруда. Все шло окей. Вечерами я выходил на крыльцо хижины и играл на гармонике, а субботними вечерами выбирался в город и покупал полдюжины пива и мы со Сью напивались. Наконец-то у меня появилось чувство, что я занимаюсь честным трудом и у меня есть свое место в жизни, и я решил, что когда мы продадим первый урожай креветок, то смогу разыскать Дженни, может, она еще не разлюбила меня?

~ 25 ~

И вот настал день снятия первого урожая. Это было в июне. Мы с Сью встали на рассвете и отправились на пруд, закинули сеть и потянули. Но не вытянули - она за что-то зацепилась. Сначала Сью попытался освободить сеть, потом я, но не получилось - и только тут мы сообразили, что сеть не зацепилась, просто в нее набилось столько креветок, что мы не могли сдвинуть ее с места!

К вечеру мы выловили около центнера креветок и всю ночь сортировали их по размерам. Наутро мы разложили креветок в корзины и повезли на лодке к другому берегу. Корзины были такие тяжелые, что мы по дороге чуть не потонули.

На рыбном заводе мы выгрузили корзины и отнесли в весовую. К вечеру мы получили чек на 865 долларов! кажется, это были первые честные деньги, которые я заработал с того времени, как играл на гармонике в " Треснувших яйцах".

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 101112 13 Следующая ⇒