Table of Contents 7 страница

Он действовал возбуждающе.

Продолжая стоять на четвереньках и борясь с желанием покататься в траве и наполниться ее ароматом, Майк пополз вперед. Мимо детского бассейна. Обогнул качели и ряд декоративных пионов. Мясо было уже близко. На расстоянии вытянутой руки.

Осторожно.

С Мэттом за спиной он подкрался к маленькому сарайчику, потерявшись в прохладном аромате кедров. Но этот аромат не мог перебить запах других людей, и Майк знал, что они близко. Очень близко. Он чувствовал запах их пота, исходящий от них жар, буквально слышал, как стучат их сердца, и течет в их венах кровь.

Где же они?

Мэтт издал гортанный стон и выскочил их защитной тени кедров. Подбежал к столу для пикника, схватил кусок мяса и сунул в рот. Принялся, чавкая, жевать, по подбородку стекал розовый сок. Он издал гортанное поскуливание, будто был близок к оргазму.

Но тут...

Женщина и две голых девчонки выбежали из сарайчика, где ждали все это время. Безумные существа со спутанными волосами и вымазанными грязью лицами. Глаза у них были огромными и выпученными, зубы - оскаленными.

Мысли в голове у Майка бешено заметались, он узнал их.

Точнее, понял, кем они когда-то были.

Кайли... Элисса... эти девочки - Кайли и Элисса Синклер. А это - их мама... Мэдди, Мэдди Синклер.

Эти мысли пронеслись у него в голове, словно умирающее эхо. Но они не несли в себе истинного смысла, поэтому быстро потухли.

Мэтт повернулся и ударом ноги оттолкнул женщину назад. Но в это же время одна из девчонок схватила вилку с длинными зубцами и вонзила ему в бок. Он вскрикнул от боли и повернулся, чтобы дать отпор, но тут другая девчонка полоснула ему по горлу ножом.

Нет!

Майк бросился вперед, прыгнул на женщину, пытаясь выдавить ей глаза большими пальцами рук и добраться зубами до горла, но та сбросила его с себя. Сбросила на землю. Ударила его ногой, затем еще раз, пока он не откатился в сторону, задыхаясь и изумленно тараща глаза. Оставив его, она присоединилась к двум девчонкам, забивающим Мэта, словно охотники добычу. Они резали, кололи и кромсали его, пока тот не свернулся на земле кровоточащим клубком.

Майк пополз в сторону изгороди.

Одна из девчонок двинулась за ним.

Он сбил ее с ног и дважды ударил кулаком в лицо, чувствуя, как ее губы лопаются об зубы. Она упала, но перед этим успела полоснуть его ногтями по лицу, оставив четыре красных борозды.

Майк бросился бежать.

Он оглянулся лишь раз, зная, что брату уже не помочь.

Женщина и девчонки кололи Мэтта вилками и резали ножами. Он еще хрипло мычал, но силы его были на исходе. Он почти не шевелился. Женщина и девчонки были забрызганы кровью. Она отчетливо выделялась на их бледных лицах.

Убегая, Майк увидел, как женщина задрала сарафан и помочилась на его брата, помечая его своими феромонами.

Помечая свою добычу...

Долгое время было слышно лишь звук скобления лопат об бетон, хруст, треск и хлюпанье. Мальчишка буквально прилип к дорожному покрытию, и им пришлось потрудиться, чтобы отскрести его. Да, работенка была та еще, грязная и тяжелая. Но под руководством Уоррена они, наконец, загрузили тело мальчишки на тележку. К тому времени они были вспотевшими, грязными и не в лучшем настроении. Они молча стояли в испачканной потом и кровью форме, глядя на пятно на тротуаре и свесившиеся с бортов тележки руки и ноги.

- Вот так, - произнес Уоррен, изучая покрытые розовыми пятнами руки. - Вот так.

- Что теперь? - спросил у него Шоу, его толстое лицо блестело от пота.

Коджозян размазал по груди кровь.

Собралась толпа зевак - мужчины, женщины, даже дети. Они осмелились подойти буквально вплотную, не проявляя при этом ни удивления, ни страха, ни каких-либо других эмоций, которые можно было от них ожидать. Конечно же, появлялись и другие люди, но тут же уходили, увидев, что происходит. Возможно, так на них влиял вид зевак, а особенно их глаза. Их глаза были далекими, мертвыми лунами, глядящими, но, будто, ничего не видящими. Некоторые мужчины курили, некоторые женщины держали на руках маленьких детей. Многие были без одежды. У многих на груди были нарисованы загадочные символы. Они восхищенно смотрели на знак " Х" на лице у Коджозяна. Одна старая дама принесла свое вязание. Какой-то маленький мальчик сосал леденец.

- У нас вся форма перепачкана, - сказал Шоу. - От нее воняет.

Уоррен почесал голову, не понимая, почему это так того волнует. Они же копы. И должны носить форму, особенно, эти блестящие значки. Люди узнают их по таким вещам. Символы власти.

- Что будем делать с пацаном? - спросил Коджозян. Будем весь день катать его на тележке?

- Почему бы вам не вырыть яму? - спросил один зевака.

- Точно, - сказал другой. - Яму, где место подобным вещам.

- Посадить над ней цветочки, чтобы было красиво, - произнесла старушка с вязанием.

Но Уоррен объяснил им, что это дело полиции, дело официальной власти, и что нельзя просто взять и закопать мертвого мальчишку там, где вздумается. Есть правила и инструкции, которым необходимо следовать. Ритуалы. Да, ритуалы, которые необходимо соблюдать. Они просто не понимали этого.

- Послушайте, мы выясним, где он жил, и доставим его туда, - сказал Коджозян.

Уоррен пожал плечами.

- Да, возможно, так и нужно поступить. Тем, чей это мальчишка, это понравится, не так ли?

Коджозян ухмыльнулся.

- Это меньшее, что мы можем сделать.

Мальчик, сосущий леденец, шагнул вперед.

- Это Райан Сомс. Он приносит нам газеты. Я знаю, где он жил. Это в квартале отсюда.

- Хорошо, малец, - сказал Уоррен, - проводи нас.

Коджозян покатил тележку по тротуару. Мальчик шел впереди, маршируя, как на параде. Зеваки потащились следом. Им не терпелось добраться до дома парнишки. Зрелище будет то еще...

После того, как криминалисты полиции штата Рэй Хэнсел и Пол Макэби, попрощавшись с директором Бенджамином Шором, покинули гринлонскую школу, и место преступления, в частности, они принялись колесить по городу, пытаясь все прочувствовать. Но к их удивлению им этого не удавалось.

Город казался им каким-то...

Хэнселу он казался пустым, безжизненным и заброшенным. Таким, какими бывают города-призраки. Необитаемым. Будто, ты единственное в нем живое существо. Но он не находил этому разумного объяснения, потому что видел людей, гуляющих на улицах, моющих машины, ходящих по магазинам. Женщин, толкающих перед собой детские коляски, мужчин, прислонившихся к кузовам грузовиков и болтающих, как обычно делают мужчины. Жизнь в городе все же присутствовала, как и люди. Но почему он их не чувствовал? Хотя внешне это не имело абсолютно никакого смысла, Гринлон походил на город, населенный куклами и манекенами. Существами, напоминающими людей, притворяющимися ими, но таковыми не являющимися.

Будь осторожен, - сказал себе Хэнсел, будь очень осторожен. Здесь что-то не так, и ты знаешь это. Если все полетит к чертям, как ты подозреваешь, потребуются ясные, светлые головы, которые умеют думать.

- Не знаю, как ты, Рэй, - сказал Макэби, - но у меня мороз по коже.

- У меня тоже.

Они стали молча слушать переговоры по рации, но это не особо способствовало развеиванию их страхов. На Уотер-стрит, в северной части города, горела пара старых домов. В Грин-ривер утонули двое детей. Много случаев домашнего насилия. Пара вооруженных нападений. Ребенок исчез после школьных занятий. И было, как минимум, три за час сообщения о самоубийствах. И все это в Гринлоне. Чем бы это ни было, оно назревало, набирало темп.

Если б такое происходило только здесь, а не по всей стране, им можно было бы немножко выдохнуть. Но такое было повсюду, и это пугало обоих мужчин до усрачки.

Бежать некуда, - подумал Хэнсел. Неважно, насколько плохо здесь становится, бежать все равно некуда. Негде спрятаться. Нет никакой безопасной гавани. Следующий город будет точно таким же безумным, как и предыдущий.

Господи.

Доехав до центра, Хэнсел остановился перед полицейским участком, высоким и узким зданием из бледного кирпича. Он стоял на тротуаре, и его ощущения ему не нравились.

Мимо прошел какой-то старик с взглядом убийцы.

Потом какая-то женщина, держащая за руку маленькую девочку. В выражении их лиц было нечто искусственное.

- Я схожу за стаканчиком кофе через улицу, - сказал Макэби. Судя по тону его голоса, он был очень взволнован.

Хэнсел кивнул.

- Смотри в оба. Будь начеку. Я пойду, проверю Бобби. Послушаю, что он скажет.

Вздыхая, Хэнсел направился вверх по лестнице, прямиком в офис Бобби Морлэнда. Морлэнд был начальником городской полиции. Это был толстый весельчак, который, казалось, знал всех жителей города. Поговаривали, что он скоро двинет в политику.

Хэнсел нашел его сидящим за своим столом и потягивающим кофе. Это был все тот же толстяк, только судя по угрюмому выражению лица, ему было не до веселья.

- Рэй, - сказал он.

Хэнсел сел.

- Что происходит?

Морлэнд уставился на экран своего ноутбука.

- В Англии творится какое-то безумие. Группа из несколько сотен людей разносит сейчас центр Лондона... Они убивают, насилуют, грабят. Невероятно. Они применяют тактику выжженной земли, Рэй. Ломают и сжигают все вокруг. Убивают даже животных на скотных дворах. Закалывают их. Слышал когда-нибудь такое?

Хэнсел задумчиво пожал плечами.

- Конечно. Это сейчас происходит в Вашингтоне и Нью-Йорке. В Бронксе и Бруклине армия ведет партизанскую войну. Балтимор горит. Сент-Луис тоже. Кливленд превратился в зону боевых действий. В Далласе и Нью-Орлеане дела настолько плохи, что туда направили морских пехотинцев. Вот только, насколько я слышал, дисциплина сильно пошатнулась, и разрозненные группы морпехов занимаются грабежами. А я говорил, что губернатор Калифорнии приказал нанести воздушный удар по восточному Лос-Анжелесу? - Хэнсел покачал головой. - Цивилизация рушится, Бобби. Но если честно, я срать хотел на другие города. Меня больше всего волнует этот штат, этот округ, а конкретно сейчас - Гринлон.

- Ну, как ты знаешь, у нас здесь всего понемногу. - Морлэнд поднял свой стирофомовый кофейный стаканчик, понял, что тот пуст, и поставил его обратно на стол. - Я не могу со всем этим справиться. И у моих парней, и у твоих, и у окружных ребят, у всех у нас дел невпроворот. Я продолжаю надеяться, что все закончится... но это не закончится, Рэй. Можешь сказать мне, почему так?

Но Хэнсел лишь покачал головой.

- Не знаю. Что-то захватило этот город, этот округ, захватило весь этот клятый мир и выдавливает из него кишки.

Вид у Морлэнда был подавленный.

- Моя жена... она слегка помешана на религии и... считает... считает, что это все Дьявол. Дьявол пришел на Землю. Армагеддон, Вознесение, и прочий бред сивой кобылы.

Хэнсел не рассмеялся, как, возможно, сделал бы неделю назад.

- Бобби, если б это был Дьявол, то у нас, по крайней мере, было бы с кем сражаться. И на кого охотиться. Но это... черт, это какая-то несуразица. Это происходит повсюду без какой-либо причины.

- Ага.

- Хочешь прикол?

- Конечно, я не прочь посмеяться.

- О, смеяться ты не будешь, поверь мне. - Хэнсел встал, подошел к окну и выглянул сквозь жалюзи на улицу. - Я вижу там людей, занимающихся своим делом, но я их не чувствую. Есть в этом смысл? Они воде бы там, но такое чувство, что их нам вовсе нет.

Морлэнд кивнул.

- Город будто опустел, верно? Происходят всякие нехорошие вещи, в таком количестве, что мы не в состоянии с ними справиться. А о многих мы не узнаем еще несколько дней, но везде по-прежнему тихо. Понимаешь? Тихо.

- Бобби, люди, которых ты видишь, не улыбаются. Даже не разговаривают. Просто ходят, как потерянные, будто пытаются сориентироваться.

- Возможно, так оно и есть.

Хэнсел тоже так считал. Все они чувствовали это. Некоторые подверглись влиянию этого, многие самым разрушительным образом. Но большинство пребывало в растерянности и пыталось понять смысл. Пыталось понять, почему реальность отключилась, а они вот-вот сорвутся с крутого склона головой вниз. В бездонную пропасть.

- У меня потеряна связь с некоторыми подразделениями, - сказал Морлэнд. - И это пугает меня больше всего. Но что я могу сделать? Позвонить губернатору и сказать, что этому городу требуется психиатрическая помощь? На что это будет похоже?

- На то, что ты спятил, - сказал Хэнсел.

- Так и есть.

- Нет, ты пока еще в порядке.

Морлэнд долгое время изучал свои руки, а потом заговорил, не поднимая глаз.

- Хочешь услышать признание, Рэй. Очень нехорошее признание.

- Конечно.

- Мне страшно, - признался Морлэнд. - Мне никогда еще не было так страшно. Страшно за мир. Но еще больше мне страшно за Гринлон.

Хэнсел понимал его, поскольку ему тоже было страшно. Он облизнул пересохшие губы и сказал:

- Печально то, что когда все это закончится, боюсь, от цивилизации ничего не останется. Как тебе такое? Люди сходят с ума, ведут себя, как звери. Через полгода мы будем жить, как наши предки. Обогреваться лишь с помощью костра...

Когда они пришли в дом, Луис поднялся наверх, помылся и надел чистую рубашку. Затем спустился и сделал глоток виски. Спиртное мало чем помогло, но он решил, что без него ему было бы еще хуже.

Мишель так и не вернулась.

На телефон она не отвечала, и Луис начинал уже беспокоиться. В основном, потому, что еще находясь на улице, почувствовал запах дыма, будто где-то горит дом. Запах дыма и вой сирен подсказывали, что происходящее и не думает заканчиваться. Оно продолжается. Возможно, набирает темп.

Луис схватил сотовый и позвонил в Фермерское Бюро.

Гудки продолжались, но трубку никто не брал. Рабочий день давно закончился. Там не было ни Мишель, ни кого-то еще. Значит, либо она в пути, либо...

Что ж, туда он не поедет.

Пока, во всяком случае.

- Интересно, где моя мама? - сказала Мейси, сидя на диване в напряженной, выжидательной позе.

Луис сглотнул.

- Она... наверное, пошла по магазинам или к кому-нибудь в гости.

- Наверное.

Луис не мог поднять на нее глаза.

Он подошел к окну возле двери и посмотрел на улицу, мечтая, как никогда прежде, увидеть маленький " Датсун" Мишель, подъезжающий к дому. Но его ждало разочарование. Он вообще никакого не увидел. Был вечер пятницы. И люди должны были сновать туда-сюда.

И о чем это говорит тебе, Луис? Что, по-твоему, это значит?

Если честно, то он подумал, что самое время предаться панике, но это вряд ли что-то решило бы. И ему нельзя забывать про Мейси. Она напугана, и он знал это. Может, ей и шестнадцать, но она еще ребенок. Ему нельзя сломаться перед ней. Она нуждалась в нем, и впервые в жизни Луис проникся уважением к родителям. Потому что, если задуматься, быть родителем означало огромную ответственность. Он очень беспокоился насчет Мишель, но она - взрослая, и что бы там не происходило, способна позаботиться о себе лучше, чем Мейси.

- Послушай, сказал он. - У тебя есть в городе родственники? Такие, к которым могла пойти твоя мама?

Мейси покачала головой.

- Вроде, нет. Здесь никого. Есть тетя Эйлин, но она живет в Гринкасле. Каждый год она посылает рождественские открытки, но они с мамой не ладят.

Вот это сюрприз.

- Кто-нибудь еще?

- Ээ... ну, есть дядя Клайд. Он живет здесь. На другом конце города, но они с мамой не общаются. Я уже два или три года его не видела.

Луис решил, что дядя Клайд все же относится к родственникам. Это уже что-то. Если ситуация не улучшится, он сможет передать Мейси ему на попечение. Но это будет потом.

- У меня есть идея, - сказал Луис. - Давай прокатимся.

- Прокатимся? - Лицо у Мейси слегка посветлело.

- Ну, да. Хватит сидеть здесь и пялиться друг на друга. Поищем Мишель и твою маму тоже. - Он пожал плечами. - Мишель, наверняка, вернется через пять минут после нашего отъезда, но мы хоть чем-то займемся, чем будем просто валять дурака.

- Ага, - сказала Мейси. - Ладно. Только я о кое-чем подумала. Миссис Брэкенбери, которая живет ниже по улице. Иногда мама ходит к ней.

Миссис Брэкенбери была пожилой одинокой дамой, которая жила с двумя десятками кошек. Ей было под восемьдесят. Уже несколько лет как похоронила мужа. Осталась одна со своими кошками. Луис слышал, что Джиллиан ходит туда, только не в гости, а чтобы занять у старушки деньги. Поговаривали, что та была далеко не бедной.

Луис бросил Мейси свой сотовый.

- Почему бы тебе не позвонить бабуле? А для Мишель я напишу записку.

Мейси убрала назад волосы, завязав их в хвост, и принялась набирать номер миссис Брэкенбери.

Луис прошел на кухню, чтобы насладиться коротким одиночеством.

Боже, какое милое дитя, но его тяготил груз ответственности перед ней. В основном, потому что он не знал, готов ли он взять на себя эту ответственность. Готов ли присматривать за кем-то в такой сложной ситуации. Он быстро нацарапал записку для Мишель и повесил на холодильник.

Они прокатятся и, по крайней мере, смогу увидеть, что происходит. Нужно что-то сделать, причем быстро. Нужно сообщить кому-то про тело Джиллиан, а затем придется рассказать Мейси.

Но все по порядку.

Он спустился в подвал и схватил коробку с рыболовными снастями. Вытащил из нее складной нож. Его шестидюймовое лезвие было острым, как бритва. Луис сунул нож в карман. Возможно, никаких проблем не возникнет, но нужно быть готовым ко всему. Если все будет продолжаться в прежнем духе, Гринлон превратится в темную лесную чащу, где на тропинке, ведущей к дому твоей бабушки, в любой момент могут появиться волки...

Живущий через улицу Дик Старлинг покрывал себя грязью.

Поджарив на кухне труп свой жены и отобедав им, он вышел на задний двор, погреться на солнце. Он снял с себя грязную, заскорузлую от крови одежду и принялся плясать, вздымая вверх руки. Купание в лучах солнца было для него сродни чуду.

Заработал ороситель.

Дик опустился на корточки и напрягся, изготовившись к прыжку. Стал наблюдать, как он выстреливает в воздух струями воды. Он был заворожен этим зрелищем. Честно говоря, он не помнил, чтобы этим утром настраивал ороситель для поливки клумб. На самом деле, он даже уже не знал, что такое ороситель. В его мозгу будто образовалась некая серая зона, связанная с этим определением.

Он подполз к оросителю на четвереньках.

Брызги воды попали на него. Ему понравилось. Он схватил головку оросителя и поднес ко рту. Когда вода ударила в лицо, он принялся лакать и глотать ее, пока не утолил жажду. Затем отбросил головку оросителя в сторону. Трава колола живот и ноги. Ему нравилось, как она пахнет. Он приблизился к клумбам. Уставился на цветы, наслаждаясь их яркими красками. Схватил азалию, сунул в рот, пожевал, выплюнул, поскольку ее сладкий вкус показался ему отвратительным. Затем он сорвал все цветы и разбросал вокруг.

Цветы ему были не нужны.

Ему была нужна грязь.

Под палящим солнцем черная земля клумб нагрелась и размякла. Он набрал ее полные пригоршни, стал натирать ею грудь, ноги, руки и гениталии. Особенно гениталии. Земля была теплой, мягкой и успокаивающей, как первобытная грязь. Он намазал ею свои влажные волосы и нарисовал на лице черные полосы.

Потом он почувствовал себя в безопасности. Стал замаскированным, незаметным.

Он схватил окровавленный топор, который оставил у задней двери. Ощутил его приятную тяжесть. Охотнику необходимо оружие, а это уже пустило кровь. Дик пополз на четвереньках вокруг дома. Он был сыт, а желудок у него был наполнен мясом. Его потребности были довольно простыми: пища, кров, оружие. Но было еще одно желание: секс. Поскольку его дочери не вернулись, он знал, что ему придется охотиться на женщину.

Выглянув из-за изгороди, он посмотрел на стоящий через улицу дом Луиса Ширза...

Кэтлин Сомс не удивилась, когда увидела толпу людей.

Она предчувствовала их появление, когда расчленяла мужа на кухонном полу и разрисовывала стены его кровью. Она хотела их появления. Хотела, чтобы они полюбовались ее добычей. Хотела, чтобы они попробовали отнять ее, а она стала бы драться, валяться с ними в грязи.

Но когда она увидела их, то поняла, что они пришли, не чтобы напасть.

Они пришли по другой причине.

Она смотрела на них, а они - на нее. Каждый узнавал в другом себе подобного, и все были благодарны, что, наконец, нашли друг друга.

Толпа.

Боже милостивый, да, толпа.

Мужчины, женщины, дети плелись за тремя копами в грязной мятой форме. Идущий впереди здоровяк был с голой грудью и имел боевую раскраску. Он толкал перед собой тележку, в которой лежало то, что Кэтлин ожидала увидеть. Какая-то окровавленная куча. От ее вида ее сердце будто вскрылось, и она вспомнила что-то. Вспомнила раздутый живот, толчки, пухлое розовое существо, прижавшееся к ее груди. Растущее, голодное существо, голубоглазое и светловолосое. Улыбающееся лицо и мальчишечий смех. Мир, тонущий в любви и радости. Но потом все исчезло так быстро, будто ничего этого никогда не было. Теплота воспоминаний сменилась морозом, пробравшим ее насквозь. Убийственным морозом, иссушающим корни и заставляющим увядать цветы. А затем в ней поселилась лишь ледяная пустота, которую уже никогда не растопит весна.

Толпа.

Они подошли к крыльцу и остановились, глядя на нее, чувствуя ее запах и признавая своей. Она пометила крыльцо мочой, и они почуяли это. Они не ступят на ее территорию, если только она не позволит. Если только они не захотят драться.

Они напирали, сливаясь в единую массу, единый дышащий механизм, существо с глазами, которые не видят, с сердцем, которое едва бьется, и с мозгом, плоским и острым, как лезвие бритвы. Они ждали возле крыльца.

Седовласый коп без шляпы поднял на нее глаза и произнес:

- Мэм, я - сержант Уоррен. Это - офицеры Шоу и Коджозян. Мы возвращаем это вам, потому что знаем, что вам это нужно.

Кэтлин молчала.

Она чувствовала, как вздымается и опускается ее грудь, как сохнет кровь у нее на руках, ощущала вкус пота на губах. Чувствовала запах сочащейся из нее тьмы, и толпа чувствовала то же, что и она. Смрад существ мертвых и отвратительно живых, существ, пульсирующих с болезненной энергичностью. Она смотрела на Уоррена и на существо на тележке. Ее разум был пустым аквариумом, капля за каплей наполняющимся чернотой.

С опаской, словно зверь, встревоженный появлением чужаков возле своего логова, она спустилась с лестницы, посмотреть, что ей принесли. Принялась разглядывать искалеченный труп на тележке. Осторожно понюхала его. Наклонившись, лизнула кожу окостеневшей руки.

- Да, - услышала она собственный голос. - Да. Это мое.

- Мы принесли это тебе, - сказал Уоррен, указывая на труп ее сына. - А для нас у тебя что-нибудь есть?

- Да. В доме. Наверху. - Она тяжело дышала. - Хотите взглянуть на моего мужа?

- Да, хочу.

Люди двинулись гуськом мимо не, а затем она услышала. Сперва смех, затем рычание и шум драки за добычу. Она поделится. Конечно же, поделится. Она всегда была хорошей соседкой. Ее дом наполнился движением и голосами. Кэтлин наблюдала, как люди так же гуськом выходят из гостиной. Она коснулась своей кожи, натертой кровью и землей, потрогала кончиками пальцев грязь на волосах. Толпа была в восторге от нее. Они стояли молча, их лица походили на мертвые луны из желтого воска, их рты были красными, а руки еще краснее.

- Ну, - произнес Уоррен, вытирая со щеки кровь, - И что ты предлагаешь?

Кэтлин ухмыльнулась и крепко стиснула зубы. Они казались ей длинными, острыми и готовыми ко всему.

- Наверху, - сказала она им. - Наверху есть то, что вам нужно.

Толпа двинулась наверх, оставляя за собой запах крови и мяса. Они пахли так же, как и она, только сильнее. Пахли грязью и тухлятиной. Букетом из могильных лилий, кладбищенских роз и погребальных орхидей, смятых холодными, восковыми пальцами. Хороший, приятный запах, подлинный и настоящий.

Когда они гуськом поднимались наверх, Кэтлин ухмылялась.

Солнце на улице пекло, сильно пекло, жгучее и слепящее. Кэтлин хотела, чтобы оно село, чтобы пришли тени и дымящаяся тьма, ощущение прохладного тротуара под руками и ногами, ночные запахи и ночные вкусы. Чистая, атавистическая радость бегать дикой, свободной и голодной вместе со своей стаей.

Сверху донеслись жалобные слабые крики старухи.

Кэтлин ухмыльнулась.

Хоть бы быстрее село солнце...

Вот как бывает, когда всему приходит конец. Когда мир рушится вокруг тебя.

Так думал Бенни Шор, директор Гринлонской школы, когда уходил в тот день с работы, потрясенный происходящим. Да, он был в ужасе от всего этого, но больше он испытывал потрясение. Как говорится, как много может измениться за день. В то утро он пришел на работу, опрятный и счастливый, насвистывающий какую-то глупую мелодию... а теперь уходит, подавленный и потерявший надежду, готовый перерезать себе вены.

Да, за день может очень многое измениться.

Оставалось лишь ждать, что будет дальше.

Школьный совет был в растерянности, полицейские чесали головы. Когда все произошло, телефон Шора буквально разрывался... но уже час как он странно молчал. Шор ожидал, что в конце рабочего дня его начнут осаждать родители, но все было тихо.

Затишье перед бурей?

Или признак чего-то худшего?

Признак того, что мир летит в тартарары, вот что это. Это происходило повсюду... спонтанное насилие, кровопролитие, проявление жестокости. И на этот раз, старина, тебе не нужно включать " СиЭнЭн", чтобы увидеть это. Потому что это происходит прямо ЗДЕСЬ. На УЛИЦАХ...

Шор запрыгнул в свой джип и закрыл лицо руками.

Он просидел так минут пять, затем посмотрел на пустующую парковку. Там стояла лишь пара полицейских автомобилей. Он думал о том, что ему говорил Рэй Хэнсел, когда криминалисты полиции штата изучали последствия погрома. Что насилие творится не только в школе, но и по всему городу. За один день его случилось столько, что это заставило занервничать даже самого скептически настроенного наблюдателя. Существовала ли первопричина всего, как предполагал Хэнсел? Существовала ли какая-нибудь более чем очевидная особенность, но ее не замечали, потому что она не вписывалась в привычные параметры? И, наверное, самое худее и самое невероятное: возможно ли, как намекнул Хэнсел, что это всего лишь начало чего-то большего?

Неужели эта эпидемия насилия захлестнет весь мир?

Шор покачал головой.

Это уже слишком. У него начинала болеть голова. Эта мерзкая боль весь день угрожала ему, и теперь пришла и высадилась у него в голове во всеоружии.

Он достал из " бардачка" бутылек ибупрофена, сунул в рот несколько таблеток, и запил их кофе из стаканчика, простоявшего в джипе весь день. Вкус был ужасный, но Шор не обратил на это внимания. Он сунул в рот сигарету, закурил, выпустил дым через ноздри.

Он чувствовал себя... беспомощным.

Совершенно беспомощным.

Он одиннадцать лет проработал в Гринлонской школе директором, а до этого - завучем и школьным психологом. Это была его школа, и ему не нравилось, что он ничего не может сделать. Что все находится в руках других людей, большинство из которых не имело реального личного интереса к школе, детям, их совокупному влиянию на сообщество в целом. Ему казалось, будто он сдался без боя.

Он опустил стекло до конца и посмотрел на школу.

Двухэтажное здание из красного кирпича было построено в 1903-ем году, на месте старой школы - высокого узкого дощатого здания с возвышающейся колокольней - пока она не сгорела дотла зимой 1901-ого. Он подумал о том, сколько детей прошло через эти высокие, арочные двери, сколько фотографий классов было сделано на школьном дворе. Сколько футбольных матчей и соревнований по легкой атлетике было проведено на спортивной площадке позади школы. Он почти услышал веселые крики и смех, стук барабана и грохот выступления школьного ансамбля. Да, он почувствовал в воздухе запах осени, листьев, костров и яблок.

Вот в чем все дело, - внезапно понял он.

В традиции.

Все дело в традиции.

А те клятые дети из биолаборатории отняли у него все это.

Не только у самого Шора, но у всего клятого города и тех поколений, которые еще не ступили в школу. Те дети опорочили ее, и она уже никогда не будет прежней. Возможно, следующие сто лет, если школа простоит столько, и если мир еще будет вертеться, дети будут рассказывать истории о том жутком дне. Истории-страшилки. Это было главным наследием этого дня, Пятницей, 13-ое, пищей для всех " страшилок".

Шор чувствовал, как боль распространяется по черепу. Гребаные дети, - подумал он. О чем, черт возьми, они думали? Что на них нашло? Как они посмели сделать такое, превратить мою школу в клятое шоу ужасов!

Головная боль усилилась, и Шор даже вскрикнул, зажав ладонями виски. Вывалившаяся изо рта сигарета упала на сиденье между ног, прожгла в нем дыру, но Шор либо не заметил это, либо ему было все равно. Боль прошла, и он выругался себе под нос. Он надеялся, что никто из этих маленьких сраных монстров из биолаборатории никогда не будет найден. Надеялся, что они поступят правильно и зароются в самую глубокую нору, которую только смогут найти. Да, черт возьми. Пусть зло этого дня умрет вместе с ними, тогда никто не будет указывать пальцем на Гринлонскую школу, все будут просто строить догадки и, наконец, признают тот факт, что дети находились под воздействием наркотиков.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒