МРАЧНЫЙ ЖНЕЦ 15 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 18Следующая ⇒

— …Артур… слетал?..

— Привет.

Чудакулли повернул голову и медленно заморгал.

— Хорошие зубки, — сказал он наконец.

— Благодарю, — ответил Артур Подмигинс.

— И все твои, да?

— О да.

— Поразительно. Насколько я понимаю, ты о них хорошо заботишься, не забываешь чистить.

— Что?

— Гигиена. Очень важная деталь.

— Ну и что вы будете делать? — спросила Людмилла.

— Мы просто пойдем и вытащим его оттуда, — ответил Чудакулли. Что-то странное было в этой девушке. Почему-то все время хотелось погладить ее по голове. — Задействуем нашу магию и вытащим его. Точно, так оно и будет. Декан!

— Йо!

— Мы должны вернуться и вытащить оттуда Сдумса.

— Йо!

— Что? — пришел в ужас главный философ. — Ты с ума сошел?

Чудакулли постарался держаться с достоинством, насколько позволяла ситуация.

— Не забывай, я твой аркканцлер! — рявкнул он.

— Значит, ты, мой аркканцлер, сошел с ума! — ответил главный философ. И чуточку понизил голос. — Он ведь все равно уже мертв, хоть и жив. Ну, ты меня понимаешь… Зачем нам спасать мертвецов? Это даже звучит как-то глупо. Одно другому противоречит.

— Это называется дихотомия, — подсказал казначей.

— М-м, вряд ли, хирургия здесь ни при чем.

— Кстати, разве мы его не похоронили? — осведомился профессор современного руносложения.

— Похоронили. А теперь выкопаем, — отрезал аркканцлер. — Вероятно, это и называется чудом жизни.

— Как пикули, — весело сказал казначей.

Даже члены клуба «Начни заново» озадаченно уставились на казначея.

— Так делают в некоторых районах Очудноземья, — пояснил тот. — Огромные кувшины со специальными пикулями зарывают на несколько месяцев в землю, чтобы там они забродили и приобрели тот приятный, пикантный…

— Скажите, — шепотом спросила Людмилла у Чудакулли, — а волшебники всегда себя так ведут?

— Посмотрите на главного философа. Вот превосходный пример настоящего волшебника, — ответил Чудакулли. — Имеет такую же твердую связь с реальностью, как мясная вырезка из картона. Я очень горд видеть его в своей команде. — Он потер руки. — Итак, ребята, есть добровольцы?

— Йо! Хей! — тут же откликнулся декан, явно пребывавший в каком-то ином, радужном мире.

— Я бы пренебрег своими обязанностями, если бы не оказал помощь брату своему, — сказал Редж Башмак.

— У-ук.

— Ты? Тебя мы взять не можем. — Декан с ненавистью посмотрел на библиотекаря. — В партизанской войне ты ровным счетом ничего не смыслишь. Да, мы настоящие партизаны! Эти… как их… гериллы!

— У-ук! — откликнулся библиотекарь и удивительно емким, исчерпывающим жестом показал, что способен сделать орангутан с самозванной «гериллой».

— Четверых должно хватить, — сказал аркканцлер.

— Сомневаюсь, что удастся научить его смыслу «йо! », — пробормотал декан.

Он снял свою шляпу, — а это волшебники делают только тогда, когда хотят что-нибудь достать оттуда, — и передал ее казначею. Потом оторвал от низа своей мантии узкую полоску, драматически подержал ее на вытянутых руках и повязал на лоб.

— Это часть характера, — пояснил он в ответ на так громко прозвучавший молчаливый вопрос. — Так всегда поступают воины Противовесного континента, отправляясь в бой. А кричать надо… — он попытался вспомнить книгу, которую читал очень давно. — Э-э… Бонсай. Да. Бонсай!

— А я думал, что это означает обрезку деревьев, чтобы сделать их маленькими, — язвительно усмехнулся главный философ.

Декан замялся. Если уж на то пошло, он и сам был не очень уверен, что все правильно вспомнил. Но настоящий волшебник никогда не отступает перед лицом какой-то там неуверенности.

— Нет, это определенно был «бонсай», — сказал он, еще немного подумал, и тут лицо его просветлело. — И это часть бусидо. Ты все перепутал! Это не деревья, а бусы. В прошлом вместо ленты на лоб они повязывали бусы. Да, есть смысл, если задуматься…

— Но ты не можешь вопить свой «бонсай» здесь, — сказал профессор современного руносложения. — У нас абсолютно другая культура, другое наследие. Здесь это будет бесполезно. Никто не поймет, что ты имеешь в виду.

— С этим я как-нибудь справлюсь, — успокоил его декан.

Он заметил, что Людмилла стоит с открытым ртом.

— Обычная беседа волшебников, — заверил он ее.

— Правда? — неуверенно спросила она. — А мне бы и в голову не пришло…

Аркканцлер уже выбрался из тележки и сейчас задумчиво катал ее взад-вперед. Как правило, свежая мысль достаточно долго укоренялась в его мозгу, чувствуя себя там не очень уютно, но Чудакулли инстинктивно чувствовал, что этой проволочной корзинке на четырех колесах можно найти массу полезных применений.

— Так мы идем или весь вечер так и проторчим здесь, бинтуя головы? — спросил он.

— Йо! — рявкнул декан.

— Йо? — попробовал Редж Башмак.

— У-ук!

— И это было «йо! »? — подозрительно осведомился декан.

— У-ук.

— Ну… тогда ладно.

Смерть сидел на вершине горы. Гора эта не была особенно высокой, не слишком отвесной и не такой уж мрачной. Голые ведьмы не слетались сюда, дабы устраивать свои шабаши. Если уж на то пошло, ведьмы Плоского мира крайне редко снимали свои бесчисленные одежды, а если и снимали, то не больше, чем это было необходимо для бизнеса.

Скалу эту не посещали привидения. Голые лысые мудрецы не сидели на ней и не распространяли мудрость, потому что любой достаточно мудрый человек быстро понимает: сидение голышом на горных вершинах может вызвать не просто геморрой, а геморрой плюс жестокое обморожение. Иногда люди забирались на гору, чтобы добавить пару камней к пирамидке, сложенной на вершине, но это служит лишним доказательством того, что, если есть какой-нибудь глупый обычай, его обязательно подхватит человечество и воплотит в жизнь.

Смерть сидел на пирамиде и размеренными медленными движениями водил оселком по лезвию косы.

Воздух вдруг всколыхнулся. Возникли три серых прислужника.

— Думаешь, победил? — сказал один.

— Думаешь, можно праздновать триумф? — сказал один.

Смерть перевернул оселок, оглядел его и еще раз провел по кромке лезвия.

— Мы все доложим Азраилу, — сказал один.

— Ты ведь всего-навсего Смерть, один из многих, — сказал один.

Смерть подставил лезвие под лунный свет, поворачивая его и любуясь игрой отблесков на крошечных чешуйках металла.

Потом одним быстрым движением он встал. Прислужники поспешно отступили.

Со скоростью змеи он выбросил руку и схватил одну из серых мантий, подтянув пустой капюшон на уровень своих глазниц.

— ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ УЗНИК, СИДЯЩИЙ В БАШНЕ, СЛЕДИТ ЗА ПОЛЕТОМ ПТИЦ? — спросил он.

— Убери от меня свои руки, — сказал один. — …Ой…

На мгновение вспыхнуло голубое пламя. Смерть опустил руку и повернулся к двум оставшимся.

— Мы еще встретимся, — сказал один. Они исчезли.

Смерть смахнул со своего плаща частичку пепла и встал на вершине горы, широко расставив ноги. Подняв над головой косу, он призвал к себе всех мелких Смертей, которые возникли в его отсутствие.

Спустя какое-то время на гору накатилась черная волна.

Она текла, словно черная ртуть.

Это продолжалось долго, но наконец все закончилось.

Смерть опустил косу и осмотрелся. Да, все здесь. Он снова стал настоящим Смертью, содержащим в себе все смерти мира. За исключением…

На мгновение он задумался. Где-то ощущалось крошечное пустое пространство, какой-то фрагмент его души потерялся…

И он не был точно уверен, какой.

Смерть пожал плечами. Ничего, потом определим. А пока предстоит большая работа…

И он ускакал прочь…

Далеко-далеко от той горы, в своем кабинете под амбаром, Смерть Крыс разжал лапки, крепко обнимавшие балку.

Тяжело ступая по выползающим из под плит щупальцам, Ветром Сдумс пробирался сквозь клубы пара. Сверху, осыпав его осколками, упала мраморная плита. Он резко пнул ногой стену, давая выход своей ярости.

Он понимал, что все выходы из здания, скорее всего, завалило, а если один лаз где-то и остался, то его уже не найти. Сдумс застрял внутри этой твари, и она злобно сотрясала свои стены, пытаясь добраться до него. Что ж, по крайней мере он вызвал у нее тяжелый приступ несварения желудка.

Он направился к отверстию, которое когда-то было широким коридором, и едва успел нырнуть туда, как стены позади него сомкнулись. Всюду мелькали крупные серебристые искры. Жизнь переполняла здание и стремилась вырваться наружу.

По трясущемуся полу бесцельно сновали несколько тележек, они явно заблудились — так же, как и Сдумс.

Он свернул в другой коридор, показавшийся ему более многообещающим — хотя ни один из коридоров, по которым ему доводилось ходить за последние сто тридцать лет, не пульсировал и не парил так сильно.

Из стены вылезло еще одно щупальце и сделало ему подножку. Сдумс упал.

Конечно, убить его эта тварь не может, но она способна лишить его тела, и тогда он будет таким же духом, как Один-Человек-Ведро. А это, наверное, хуже смерти.

Он поднялся на ноги. Потолок рухнул, заставив его снова прижаться к полу.

Он сосчитал до трех и со всех ног поковылял вперед сквозь плотные клубы пара.

Снова поскользнулся и, падая, вытянул руки.

Он чувствовал, что теряет контроль над собой. Слишком многими органами нужно было управлять. Даже без учета селезенки работа сердца и легких требовала слишком больших усилий…

— Топиари!

— Какого черта ты имеешь в виду?

— Топиари! Понял? Йо!

— У-ук!

Сдумс поднял затуманенный взор.

А га. Видимо, контроль над мозгом он уже утратил.

Из тумана, кренясь и петляя, вылетела тележка, по бокам которой висели какие-то смазанные фигуры. Волосатая лапа и некая рука, которая давным-давно перестала быть рукой, ловко подхватили его и забросили в тележку. Четыре крошечных колесика занесло, тележка ударилась в стену, отскочила, выровнялась и заскрипела дальше.

Сдумс с трудом разбирал голоса.

— Давай, декан. Я знаю, ты давно мечтал об этом.

Эго был аркканцлер.

— Йо!

— А ты ее точно убьешь? Полностью? Сомневаюсь, что нам захочется увидеть эту тварь в клубе «Начни заново». Не станет она активным общественником.

То был Редж Башмак.

— У-ук!

А это был библиотекарь.

— Не волнуйся, Сдумс. Декан сейчас сотворит что-нибудь военное. Во всяком случае, я на это надеюсь, — сказал Чудакулли.

— Йо! Хей!

— О боги.

Сдумс увидел, как мимо скользнула рука декана. В ней было зажато что-то блестящее.

— И что ты решил использовать? — спросил Чудакулли, пока тележка летела сквозь пар. — Сейсмический Реорганизатор, Точку Влечения или Зажигательный Сюрприз?

— Йо! — ответил довольный декан.

— Что? Все три разом?

— Йо!

— Не слишком ли далеко ты зашел? Кстати, декан, если еще хоть раз скажешь «йо! », я лично прослежу за тем, чтобы тебя вышвырнули из Университета и самые злобные за всю историю волшебства демоны загнали тебя на самый Край мира, разорвали там на куски, перемололи, превратили в смесь, напоминающую соус тартар, и вылили в собачью миску.

— И… — декан поймал на себе взгляд Чудакулли. — Да. Да? Да ладно тебе, аркканцлер. Мы управляем космическим равновесием, нам ведомы все тайны судьбы — и какая от всего этого польза, если ничего нельзя взорвать? Ну пожалуйста… Я уже все подготовил. Все три заклинания. Сам знаешь, какие последствия могут быть, если их подготовить, а потом не использовать…

Тележка взлетела на дрожащий склон и на двух колесах вписалась в поворот.

— Ну хорошо, — сдался Чудакулли. — Если это так много для тебя значит…

— И… прошу прощения.

Уже начав что-то торопливо бубнить себе под нос, декан вдруг издал страшный вопль:

— Я ослеп!

— Твой бонсай сполз тебе на глаза. Сдумс застонал.

— Как себя чувствуешь, брат Сдумс? — перед глазами Сдумса возникла жуткая харя Реджа.

— Знаешь, — ответил Сдумс. — По-разному…

Тележка опять отскочила от стены и рванула в другом направлении.

— Эй, декан, как там заклинания поживают? — сквозь зубы процедил Чудакулли. — Я с трудом управляю этой штуковиной.

Декан пробормотал еще несколько слов, потом театрально взмахнул руками. Октариновое пламя сорвалось с кончиков его пальцев и скрылось где-то в тумане.

— Йи-хо! — заорал он.

— Декан?

— Да, аркканцлер?

— То, что я недавно сказал тебе о словах на букву «и»…

— Да?

— Это относится и к «йи-хо». Декан повесил голову.

— Да, аркканцлер.

— А почему ничто не сделало «бум»?

— Я ввел небольшую задержку, аркканцлер. Решил, что нам стоит убраться отсюда, прежде чем все рванет.

— Хорошая мысль, мой друг.

— Мы скоро вывезем тебя, Сдумс, — сказал Редж Башмак. — Своих мы не бросаем. Послушайте, я что-то…

И тут пол перед ними взорвался. А потом — и за ними тоже.

Тварь, появившаяся из-под взломанных плит, производила двойственное впечатление. У нее либо вообще не было формы, либо, наоборот, было слишком много форм сразу. Она сердито извивалась и хлестала своими трубками.

Тележка, накренившись, остановилась.

— Декан, еще магия осталась?

— Э… нет, аркканцлер.

— И твои заклинания сработают?..

— В любой момент, аркканцлер.

— Значит, то, что случится с этой штуковиной, случится и с нами?

— Да, аркканцлер.

Чудакулли похлопал Сдумса по плечу.

— Ты нас извини…

Сдумс неловко развернулся, чтобы как следует рассмотреть тварь, преграждающую им путь.

За спиной Матки что-то двигалось. Оно походило на самую обычную дверь, которая ведет, к примеру, в вашу спальню. И дверь эта продвигалась вперед сериями маленьких шажков, как будто кто-то толкал ее перед собой.

— Что это? — удивился Редж.

Сдумс приподнялся в тележке, насколько это было возможно.

— Шлеппель?

— Да ладно… — отмахнулся Редж.

— Это Шлеппель, — сказал Сдумс и закричал: — Шлеппель! Мы здесь! Помоги нам выбраться отсюда!

Дверь остановилась. Потом чья-то решительная рука отбросила ее в сторону.

Перед ними стоял разложившийся в полный рост Шлеппель.

— Привет, господин Сдумс, привет, Редж. Все удивленно уставились на лохматое существо, угрожающе нависшее над ними.

— Э, Шлеппель… э-э… ты можешь расчистить нам дорогу? — дрожащим голосом спросил Сдумс.

— Нет проблем, господин Сдумс. Ради друга я на все готов.

Ладонь величиной с тачку скрылась в тумане и с невероятной легкостью проделала в стене проход.

— Эй, вы только посмотрите! — закричал Шлеппель. — А ведь вы были правы. Страшиле нужна дверь, как рыбе — велосипед! Говорю прямо и говорю громко, я — стра…

— А сейчас, пожалуйста, уйди с дороги.

— Конечно, конечно. Вот ведь пакость! — Шлеппель замахнулся на Матку.

Тележка рванулась вперед.

— Тебе будет лучше пойти с нами! — закричал Сдумс, когда Шлеппель скрылся в тумане.

— Ничего, пускай развлекается. Так будет лучше, — возразил аркканцлер, когда они понеслись дальше. — Поверь мне. Что это было?

— Страшила, — ответил Сдумс.

— А я думал, они водятся только в шкафах и под кроватями, — прокричал Чудакулли.

— Он нашел в себе силы выйти из шкафа, — гордо объявил Редж Башмак. — И наконец-то стал собой.

— Замечательно. Главное, чтобы он становился собой подальше от нас.

— Но мы не можем бросить его там…

— Еще как можем, — отрезал Чудакулли. Сзади раздался звук, похожий на выхлоп болотного газа. Мимо них заструился зеленый свет.

— Заклинания начали срабатывать! — завопил декан — Скорее!

Тележка вылетела в прохладу ночи и понеслась дальше, отчаянно визжа колесами.

— Йо! — заорал Чудакулли, глядя, как толпа разбегается перед ними.

— Значит ли это, что я тоже могу крикнуть «йо! »? — спросил декан.

— Ну хорошо. Но только один разочек. Каждому разрешается один раз сказать «йо! ».

— Йо!

— Йо! — отозвался Редж Башмак.

— Йо! — кивнул Ветром Сдумс.

— Йо! — сказал Шлеппель.

(Где-то в темноте, там, где толпа была пореже, изможденная фигура последнего оставшегося в этом мире привидения-плакальщика господина Банши бочком, стараясь не привлекать к себе внимания, подобралась к трясущемуся зданию и подсунула под дверь записку.

«ОООиииОООиииОООиии», — было написано там. )

Тележка резко остановилась. Но оглянуться никто не решался.

— Шлеппель, это ты? — медленно уточнил Редж Башмак. — И ты сейчас там, прямо у меня за спиной?

— Конечно, господин Башмак, — ответил Шлеппель счастливым голосом.

— Я вот думаю, что страшнее… Столкнуться с ним лицом к лицу? — спросил Чудакулли. — Или гораздо хуже знать, что он сейчас там, у тебя за спиной?

— Ха! — воскликнул Шлеппель. — Этот страшила больше не полезет ни в какие шкафы! Не дождетесь! Никаких подвалов, никаких кроватей!

— Очень жаль, — поспешно сказал Сдумс. — А у нас в Университете такие большие, шикарные подвалы.

Шлеппель на мгновение замолчал. А потом вкрадчивым голосом спросил:

— Что, очень большие?

— Просто гигантские.

— Да? И с крысами?

— О крысах и говорить нечего, там масса беглых демонов и прочих паразитов.

— Ты что несешь? — прошипел Чудакулли. — Ты ведь говоришь о наших подвалах!

— А ты предпочитаешь, чтобы он поселился у тебя под кроватью? — пробормотал Сдумс. — Или ходил за тобой следом?

Чудакулли быстро кивнул.

— О да, с этими крысами просто сладу нет, — громко пожаловался он. — Некоторые фута два в длину вымахали, верно, декан?

— Три фута, — уверенно сказал декан. — По меньшей мере.

— И жирные, как само масло, — добавил Сдумс.

Шлеппель задумался, но не надолго.

— Ну ладно, — с некоторой неохотой промолвил он. — Может быть, загляну как-нибудь, посмотрю на этих ваших крыс.

Большой магазин взорвался одновременно наружу и вовнутрь — а такого добиться практически невозможно, если, конечно, не выбить огромный бюджет на спецэффекты. Или не применить три заклинания, которые работают друг против друга. На месте здания возникло огромное облако, которое стремительно расширялось и вместе с тем неслось куда-то с такой бешеной скоростью, что общий эффект напоминал сжимающуюся точку. Стены вспучились и тут же всосались внутрь. С окрестных полей сорвало почву и затянуло в гигантскую воронку. Раздался отчаянный взрыв немузыки, который, впрочем, почти мгновенно стих.

И больше не осталось ничего. Кроме слякотного поля.

И тысяч белых хлопьев, падающих с утреннего неба, точно снежинки. Они бесшумно парили и легко оседали на толпу.

— Надеюсь, это не семена? — спросил Редж Башмак.

Сдумсу удалось поймать один из клочков. Это был грубый прямоугольник с рваными краями, весь заляпанный грязью.

МАЗАГИН ЗАКРЫТ

НИ СТУЧАТЬ

— Вот и здорово, — сказал Сдумс.

Он откинулся на спину и улыбнулся. Никогда не поздно наслаждаться жизнью.

Пользуясь тем, что все отвернулись, последняя оставшаяся в живых тележка Плоского мира печально ускрипела в сумеречную даль, всеми забытая и никому не нужная. [17]

— Кук-а-крик-хрю!

Госпожа Флитворт сидела у себя на кухне.

С улицы доносилось унылое позвякивание. Это Нед Кекс и его подмастерье собирали искореженные останки Комбинированно-Уборочной Машины. Им помогали еще несколько человек — теоретически помогали, поскольку на самом деле они воспользовались удобным случаем проникнуть на ферму и поискать здесь те самые сокровища, о которых все говорят.

Госпожа Флитворт вынесла им поднос с чаем и вернулась в дом.

Она сидела, уперев подбородок в ладони, и смотрела в никуда.

В открытую дверь кто-то постучал, и в кухню заглянуло красное лицо Шпината.

— Прошу прощения, госпожа Флитворт…

— Гм-м?

— Прошу прощения, госпожа Флитворт, но у вас в амбаре скелет лошади! И он ест сено!

— Как?

— А оно из него вываливается!

— Правда? Тогда надо будет его оставить. По крайней мере, проблема с кормом решена.

Шпинат постоял еще немного на пороге, покрутил в руках шляпу.

— Госпожа Флитворт, с вами все в порядке?

— Господин Сдумс, с вами все в порядке? Сдумс смотрел в никуда.

— Сдумс! — позвал его Редж Башмак.

— Гм-м?

— Аркканцлер только что спросил, не хочешь ли ты чего-нибудь выпить.

— Он не отказался бы от стакана дистиллированной воды, — сказала госпожа Торт.

— Что? Простой воды? — не поверил своим ушам Чудакулли.

— Именно, — подтвердила госпожа Торт.

— Я бы не отказался от стакана дистиллированной воды, — сказал Ветром Сдумс.

Госпожа Торт выглядела крайне респектабельно. По крайней мере ее видимая часть, каковой являлась часть между шляпой и дамской сумочкой. Сумочка эта выступала противовесом шляпе и была настолько большой, что, когда она стояла на коленях, от госпожи Торт оставались только ноги, шляпа, ну и собственно сумочка. Узнав, что дочь пригласили в Университет, она решила тоже прийти. Госпожа Торт всегда считала, что приглашение дочери автоматически адресуется и ее матери. Такие матери встречаются повсеместно, и с этим ничего нельзя поделать.

Волшебники всячески пытались развлечь членов клуба «Начни заново», а те всячески пытались делать вид, что им это нравится. Это была одна из тех проблематичных встреч, которые до предела насыщены длинными паузами, нервным покашливанием и неловкими фразами типа: «Замечательная погода, не правда ли? »

— Сдумс, ты выглядишь как-то… отсутствующе, — сказал Чудакулли.

— Просто немного устал, аркканцлер.

— А я думал, что зомби не знают, что такое усталость.

— Как видишь, это не совсем так.

— Может, еще раз попробовать тебя похоронить? Или мы можем придумать еще что-нибудь. На этот раз все обставим как надо, не сомневайся.

— Спасибо, но нет. Наверное, я просто не создан для жизни после смерти. — Сдумс посмотрел на Реджа Башмака. — Извини. Понятия не имею, и как ты с этим справляешься, — неловко улыбнулся он.

— Ты имеешь полное право выбирать, кем тебе быть — живым или мертвым, — сухо произнес Редж.

— Один-Человек-Ведро говорит, что люди снова начали умирать как положено, — сказала вдруг госпожа Торт. — Может, и тебя наконец удостоят внимания.

Сдумс огляделся.

— Она повела выгуливать твоего пса, — ответила госпожа Торт.

— А где Людмилла? — спросил он.

Сдумс несколько неуклюже улыбнулся. Иногда разговоры с госпожой Торт были крайне утомительны.

— Я бы хотел, чтобы о Волкоффе кто-нибудь позаботился. Ну, после того как я… Не могли бы вы взять его к себе?

— Э-э… — несколько неопределенно выразилась госпожа Торт.

— Но он же… — начал было Редж, но, поймав взгляд Сдумса, быстро заткнулся.

— Честно говоря, нам собака не помешала бы, — сказала госпожа Торт. — Я очень беспокоюсь о Людмилле. Она юная девушка, а по городу болтается столько странных типов.

— Но ведь ваша до… — снова открыл рот Редж.

— Редж, заткнись, — велела Дорин.

— Вот и договорились, — кивнул Сдумс. — Кстати, штаны у вас есть?

— Что?

— У вас в доме есть какие-нибудь штаны?

— Ну, я полагаю, что да. После покойного господина Торта осталась пара брюк, но почему…

— Да это я так, о своем, — отвертелся Сдумс. — Иногда меня заносит. Сам не понимаю, что несу.

— А! — обрадовано воскликнул Редж. — Я понял. Это на тот случай, если он…

Дорин сильно ткнула его локтем в бок.

— О, простите. Не обращайте на меня внимания. Я бы даже собственную голову давно потерял, если бы она не была пришита.

Сдумс откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он слышал случайные отрывки разговоров. Слышал, как Артур Подмигинс спросил у аркканцлера, кто оформлял Университет и у кого они закупают овощи. Слышал, как казначей жалуется на то, сколько денег потребует уничтожение оживших ругательств, которым каким-то образом удалось пережить недавние перемены и поселиться в темноте под крышей. Напрягая свой идеальный слух, Сдумс даже мог услышать радостные вопли Шлеппеля в далеких подвалах.

Он здесь больше не нужен. Наконец-то. Мир больше не нуждался в Ветром Сдумсе.

Он незаметно встал и направился к двери.

— Пойду прогуляюсь, — сказал он. — Может, задержусь, так что не волнуйтесь.

Чудакулли вяло кивнул ему и снова повернулся к Артуру, который упорно втолковывал аркканцлеру, как переменится Главный зал, если использовать обои «под сосну».

Сдумс закрыл за собой дверь и прислонился к толстой холодной стене.

Да, оставалась еще одна проблема…

— Ты здесь, Один-Человек-Ведро? — тихо спросил он.

— а как ты узнал!

— Ты всегда где-нибудь рядом.

— хе-хе, немало ты здесь понатворил. да, а знаешь, что произойдет в следующее полнолуние!

— Знаю. И мне почему-то кажется, что они тоже это знают.

— но он ведь превратится в человека.

— Да. А она — в волчицу. А потом они будут превращаться обратно и совпадут.

— но что это за отношения между мужчиной и женщиной, если они могут проводить вместе только одну неделю из четырех!

— Вполне возможно, что они будут куда более счастливы, чем большинство людей. Жизнь несовершенна, Один-Человек-Ведро.

— это ты говоришь Одному-Человеку-Ведру?

— А можно задать тебе личный вопрос? — спросил Сдумс. — Мне просто необходимо знать…

— что!

— В конце концов, астральный мир снова принадлежит тебе, и никто не подслушает…

— хау!

— Почему тебя называют Один-Человек…

— и все! а Один-Человек-Ведро думал, такой умный волшебник, как ты, сам мог догадаться, в моем племени детей называют по тому, что мать увидит первым, выглянув из вигвама после родов, короче говоря, это сокращенный вариант «Один-Человек-Выливает-Ведро-Воды-На-Двух-Собак».

— Печальный случай, — покачал головой Сдумс.

— все не так уж и плохо, — ответил Один-Человек-Ведро. — жалеть нужно моего брата-близнеца, ему она дала имя на десять секунд раньше.

Ветром Сдумс ненадолго задумался.

— Только не говори, ничего не говори, дай я сам догадаюсь, — взмолился он. — Две-Собаки-Дерутся?

— Две-Собаки-Дерутся? Две-Собаки-Дерутся? — переспросил Один-Человек-Ведро. — ха! да он бы правую руку отдал, чтобы его назвали Две-Собаки-Дерутся!

Однако история Ветром Сдумса заканчивается не сейчас, если «историей» можно назвать все, что он сделал, вызвал и привел в движение. Например, в одной деревушке, что высоко в Овцепикских горах, где правильно исполняют народные танцы, принято считать, что человека нельзя назвать окончательно мертвым, пока не успокоятся волны, которые он поднял в мире, пока не остановятся часы, которые он завел, пока не выбродит поставленное им вино и не будет собрано посаженное им зерно. Временная протяженность жизни, как утверждают жители деревушки, — это лишь ось, вокруг которой вращается все бытие.

Шагая по туманному городу на встречу, которой он ждал с самого момента рождения, Сдумс чувствовал, что может предсказать, чем все кончится.

Это случится через несколько недель, в полнолуние. Своего рода дополнение или приложение к жизни Ветром Сдумса, который родился в год Знаменательного Треугольника в столетие Трех Блох (он всегда предпочитал старый календарь с его древними названиями; в новом календаре с его дурацкими цифрами Сдумс постоянно путался) и умер в год Причудливой Змеи в век Летучей Мыши. Умер в физическом смысле.

По залитым лунным светом вересковым пустошам помчатся две фигуры. Не совсем волки и не совсем люди. Если им хоть немного повезет, в их распоряжении будут оба мира — и тот, и этот. Они будут не только чувствовать… но и знать.

Два мира лучше, чем один.

Скрестив пальцы перед лицом — или перед тем, что заменяло ему лицо, Смерть сидел в своем темном кабинете.

Иногда он раскачивался на стуле взад и вперед.

Альберт принес ему чашку чая и с дипломатичной беззвучностью удалился.

На столе оставался один жизнеизмеритель, и Смерть смотрел на него.

Взад-вперед, взад-вперед.

В прихожей тикали большие часы, убивающие время.

Смерть побарабанил костяными пальцами по испещренному царапинами дереву письменного стола. Перед ним, утыканные импровизированными закладками, лежали жизнеописания некоторых самых величайших любовников Плоского мира. [18] Эти жизнеописания не больно-то помогли.

Смерть встал, подошел к окну и уставился на свое темное царство. Пальцы за его спиной то сжимались, то разжимались.

Потом он схватил жизнеизмеритель и быстро вышел из кабинета.

Бинки ждала его в теплой духоте конюшни. Смерть быстро оседлал лошадь, вывел во двор и поскакал в ночь, по направлению к ярко мерцающей жемчужине Плоского мира.

На закате он мягко опустился во дворе фермы.

Он прошел сквозь стену.

Он подошел к лестнице.

Он поднял жизнеизмеритель и еще раз вгляделся в поток Времени.

Смерть немного помедлил. Нужно было кое-что прояснить. Билл Двер много чего узнал, и о своей жизни в качестве Билла Двера Смерть помнил все до мельчайших подробностей. Он мог рассматривать чувства, словно приколотых к пробке бабочек, тщательно засушенных и помещенных под стекло.

Билл Двер мертв, или, по крайней мере, его краткосрочное существование прекратилось. Но что это было? Человеческая жизнь — это не более чем ось, вокруг которой вращается бытие? Билл Двер ушел, но оставил эхо. И Смерть был кое-что должен памяти Билла Двера.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 141516 17 18 Следующая ⇒