Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Третья эпоха 48 страница



Некоторые иконы написаны с огромным мастерством. Но этот аспект совершенно несуществен. Икона не является произведением какого-либо одного или нескольких художников, но создается благочести вым мужем (потому-то все иконы анонимны; только благодаря случаю и окольными путями время от времени удается установить имя иконописца). Во время святого покаяния он подготавливает себя к созданию произведения, которое пишется освященными красками согласно точно установленным канонам официального устава для иконописцев и благословляется священником как представителем Церкви371. Икона— это священное изображение.

2. Она отнюдь не только изображение или только символ. В храме Господнем, как и в частном доме, она находится в связи со священной литургией, воспринимая и излучая ее благодатный свет.

В иконе почитают372 не изображение, но Изображенного; от Него как от прообраза в образ переходит нечто реальное; икона есть отражение просветленного святого, почитание которого «возводит к прообразу» (Василий Великий). Икона не должна вызывать у верующего произвольных ассоциаций, она преображает его, оказывая сакраментальное воздействие.

Хотя икона в восточных Церквях служит к поучению необразован ных прихожан373, этим ее значение далеко не исчерпывается. Икона исполнена богословского смысла, она, в частности, связана с воплощением. Ведь Господь, вочеловечившись, Сам создал зримый «образ», «подобие» невидимого Бога» и «отблеск Его великолепия» (Евр 1, 15). Как и Явленный во плоти, так и иконы суть смягченный, но действенный способ связи земного с небесным: иконы суть изображения воплотившегося Христа. И они действительно могут быть таковыми потому, что каждый человек был создан по образу и подобию Бога, и этот образ отнюдь не был разрушен грехом. Но они также всего лишь образ, ибо извечный Логос проявил себя во плоти.

3. а) Нельзя отрицать, что на практике это воззрение (особенно в сочетании с почти безмерным и часто механическим повторением внешних знаков почитания: земных поклонов, крестных знамений, поцелуев, свечей) подвергалось опасности выродиться в суеверное поклонение фетишу. Очень многие достоверные сообщения о народном благочестии в восточных Церквях предупреждают о недопустимости путать в этом вопросе теорию с действительностью. Поскольку религиозная необразованность народа, часто достойная порицания, была порой зеркалом необразованности клира, далеко не всегда удавалось избежать грубой имитации веры, чисто пассивного, показного соблюдения обрядов (и такого же участия в литургии) и отношения к религии как к магии374.

б) И тем не менее, все это никоим образом не является возражением против глубокого и чистого основополагающего воззрения: почитание икон никак не умаляет веры в Единого Бога, ибо иконы суть образы Христа, как о том свидетельствует их освящение; в святых присутствует Христос, осуществляющий через них свои деяния, даже после их смерти. Всякое их почитание восходит ко Христу. Хотя восточноцерковное мышление, столь сильно озабоченное чистотою веры, сказывается и здесь в некой сакральной избыточности, однако здесь в принципе невозможно сведение спасения души к юридическому просчитыванию в ходе совершение добрых дел.

Для христианского и церковного сознания на Востоке иконы имеют огромное значение. С тех пор как в VIII и IXвв. тысячи монахов, претерпев столь многие страдания, завоевали победу в борьбе за святые иконы, целые поколения черпали силу веры в бесчисленных молитвах, свершаемых пред образами; иконы и по сей день, так сказать, излучают эту чудотворную силу; они суть носители таинствен ной жизни, которая сопровождает все посюстороннее существование с его многочисленными различными деяниями и страданиями.

4. К мистическо-сакральной всеобщей связи творения, освященного спасением, относятся такжемощи святых и их почитание. В них есть неизмеримая сила Господня. Она проявилась в Воскресении Его Сына, и как «безграничная милость святых» она проявится во всеобщем воскресении: вот для чего святые мощи нетленны и чудотворны, и иными быть не могут!

IV. Клир и монашество

Структура клира и его функции в церковной жизни для восточных Церквей имеют столь же решающее значение, как и на Западе, но есть и характерные отличия.

1. Вообще говоря, Восток— за некоторыми важными исключениями— вплоть до Нового времени почти не знал систематической и постоянной пастырской заботы о душе отдельного прихожанина в том смысле, в каком она, начиная с высокого средневековья, накладывает свой отпечаток на религиозную историю Запада. Правда, здесь нам следует проявлять особую осторожность в выборе выражений, поскольку вопрос о том, проявлялась ли вообще забота о душе за пределами монастырей, кажется еще слишком мало исследованным. Существовала проповедь, но она со временем сильно сдала свои позиции. Священник— это литургик. Литургия обладает столь неисчерпаемым богатством, что Церковь может жить только ею одною.

а) Однако реализация этого богатства все же не могла быть гарантирована простым отправлением литургии. Здесь следует задуматься над вопросом об образованности восточного клира. Очевидно, что во времена ранней Греческой Церкви оно было хорошим, даже превосходным. Но с тех пор, как Церковь стала государственной и в нее влились массы теперь уже не столь основательно подготовленных мирян (уже Ориген горько жаловался на ослабление религиозного жара375), сама Церковь явно, хотя и медленно, спускалась на более низкую ступень, уподобляясь тому, что мы видим в те же столетия на Западе376. Следует иметь в виду, что после эпохи великого богословия, даже епископы не были исключением из общего правила. Ситуация, которую мы констатируем, разумеется, связана с ослаблением духовной энергии, отмеченным в богословии православного средневековья, столь мало продвинувшемся вперед по сравнению с эпохой расцвета (см. ниже, § 124).

Но сказанное не следует понимать как вынесение обвинительного приговора православному духовенству. Ибо среди прихожан восточных Церквей, руководимых в общем-то менее образованным клиром, мы видим— несмотря на необходимую критику массовых проявлений внешней обрядности— много благочестия и даже святости. Поразительно, например, как глубоко проникла в народ аскетическое благочестие, хотя бы благодаря «Филокалии»377.

б) Понятно, что состав и уровень развития духовенства колебались в зависимости от времени и места. После определенного повышения уровня образованности следовали периоды упадка и наоборот.

В общем можно говорить о том, что уровень образованности клира повышается тем более, чем ближе та или иная из этих Церквей, начиная с нашего позднего средневековья, соприкасается в ходе своего развития с гуманизмом, современной философией и современной наукой. Уровень образованности в униатских, т. е. связанных с Западом Церквях как правило выше, чем в неуниатских, в Польше он выше, чем в Эфиопии или Малой Азии, Ираке и Иране. В Польше с момента принятия христианства развитие постоянно ориентировалось на Запад, и это происходило даже тогда, когда пришедшее сюда в ХIв. с Запада (Магдебург) христианство почти полностью погибло, и его пришлось насаждать заново. Конечно в те времена монашество и здесь действовало на манер цистерцианцев. Культурные условия на завоеванном украинском юге были намного более убогими, и там все сильнее обнаруживалась отсталость по сравнению с передовым Северо-Западом.

Возможность для клириков и монахов получить более высокое образование долгое время предоставлялась только в монастырях, располагавших библиотеками. Такими были, в частности, идиоритмические монастыри, начиная с ХVIIв. (см. ниже, § 124).

Начиная с ХVIIIв. в сфере православия также учреждаются низшие и высшие монастырские школы. И снова это связано с проникновением западных влияний. Тот факт, что вместе с ними в русскую сферу вносились либеральные идеи, которые при Петре I и Екатерине II формировали движущий элемент, нам уже известен. С тех пор православные студенты и стажеры передавали в славянские страны из западных университетов «новое» образование (просвещение) и, кроме того, знания и методы естественных и математических дисциплин. Россия была здесь образцом для подражания, как в новейшее время Турция Ататюрка. Причину восточной отсталости, которую нельзя было отрицать в науке и философии, усматривали в традиционных религиозных воззрениях. Но факт остается фактом: представителями новых направлений в значительной мере были как раз клирики, получившие образование не только в Италии или во Франции, но и в протестантских университетах Германии: как на Западе, так и на Востоке происходил прорыв Просвещения в церковную сферу.

в) Проблемой, которая часто волновала восточное духовенство в Новое время, и подчас чрезвычайно, был вопрос о повторном вступлении в брак овдовевших священников или (в новейшее время) вопрос о вступлении в брак епископов (см. выше, §123).

Две мировые войны, сопровождавшиеся разрушением внешних условий жизни, спровоцировали радикальные тенденции также и в среде духовенства, например в Болгарии, где они, правда, проявлялись и прежде (см. §123).

Такого рода феномены следует рассматривать в их связи с участившимися прорывами лаицизма378. В свою очередь обострение лаицистских тенденций вызвано, с одной стороны, стремлением секуляризованных или атеистических политичес ких сил оказывать влияние на Церковь; с другой стороны, здесь проявляется и евангелическо-реформаторское влияние, испытанное православными духовными лицами, обучавшими ся на западных факультетах богословия379.

2. В §32 мы писали о возникновении монашествав древней Церкви и о том изумлении, которое вызвала весть об этих новых борцах с дьяволом среди христиан на Западе; когда Афанасий, Иероним и Руфин сообщили эту весть, она показалась всем легендой о чудесах. «Необразованные встают и тянут к себе Царство Небесное! »— воскликнул Августин, который в свою очередь стал отцом монашества в Северо-Западной Африке.

а) Самые важные импульсы для монастырской жизни на Востоке дал Василий Великий, которому во многом следовал Бенедикт, создавая устав своего ордена. Он был и остается по сей день— наряду с Пахомием, Саввой и другими— самым выдающимся отцом монашества на Востоке. Монастыри, основанные по его уставу (который позднее снова и снова изменялся), были огромной силой уже в IV_VIвв.

Во времена гонений на иконы его монахи были главным отрядом борцов, защищавшим святые образы. Они приняли здесь крещение огнем, за которым последовало время расцвета.

Тогда, в эпоху иконоборчества, появилась одна из великих фигур, чье имя с тех пор стало символом благочестия для восточных монахов, да и для всего Востока: глубоко религиозный и образованный монах-проповедник, настоятель основанного им монастыря Студион в Константинополе, реформатор монашества, страстный приверженец примата Римской Церкви— Феодор Студит (789_826)380.

б) Первоначальное назначение монастырей— достижение святости— оставалось на Востоке свободным от других целей, таких как влияние на культуру сельского хозяйства, прямая забота о душе, наука381, дольше и больше, чем на Западе.

Религиозное значение восточноцерковного монастыря, как и на Западе, состояло в том, что он был изолирован от семьи и гражданской общины, он был местом сосредоточения высокого религиозного потенциала, и его очищающая сила излучала святость в византийское и славянское окружение. Монастыри были центрами высочайшей аскезы, которая подчас вызывает в нас благоговейный ужас. Следуя совету Господа и вдохновенному призыву Павла382, они были сословием тех, «кто может вместить».

Обычай давать обет вступления в монастырь укореняется очень рано. Исполняя его, монахи выходили из мирского сословия; однако вступление в монастырь (а затем постриг) не было собственно таинством, хотя некоторые и рассматривали его как таковое.

Вначале и еще долгое время спустя в монастыре было лишь несколько священников; на Востоке и сегодня большинство монахов не проходят рукоположения. Монашеское сословие на Востоке является таким образом лаикальным сословием. В отличие от монашества на Западе оно не осуществило клерикализацию, имевшую столь многочисленные последствия в самом разном смысле. Тем не менее, и восточное монашество является в точном значении слова особым церковным сословием: оно исполняет упомянутые обряды вступления в монастырь и пострига, носит особое монашеское платье, ведет размеренный церковно-литургический образ жизни, в положенные часы участвует в общем богослужении, главным моментом которого является праздник евхаристии.

Надзор за монастырями должна была осуществлять Церковь, т. е. местный епископ. Это не исключало ситуаций, когда монастыри— в некоторые периоды их было много— пытались избежать надзора со стороны епископов, например во времена Комнинов и позже383.

3. а) Характерной восточной особенностью, дающей пищу для размышлений, является то, что на Востоке так никогда и не сформировались конгрегации, даже в тех случаях, когда какой-либо настоятель-архимандрит признавался владыкой нескольких монастырей (на Эфесском соборе экзарх монастырей Далмации).

Значительное влияние на жизнь и руководство Церкви этот лаикальный союз приобрел благодаря тому, что с очень давнего времени и регулярно со времен Труллианума (VI Вселенский собор 680/681г. ) епископы, которые были обязаны оставаться неженатыми, избирались только из его рядов. Хотя есть и исключения.

Насколько глубоко монахи выражали своеобразие восточной Церкви, явствует из того факта, что именно они были собственно зачинщиками восстания против Рима384.

Благодаря своей победе в борьбе за иконы монахи приобрели значительный авторитет и влияние. В Византийской империи (как позже в России) они, благодаря многочисленным пожертвованиям, стали экономической силой и потому могли энергично настаивать на своих требованиях, предъявляемых василевсу и вселенскому патриарху385.

б) Религиозное своеобразие и сила восточных монахов описывались и описываются во многих произведениях со времен первых житий или «Отеческих бесед» Кассиана, которые постоянно читал св. Фома Аквинский, или сочинений Кирилла из Скифополя (первая половина VIв. ). Однако эти описания вскоре свелись к весьма жесткому литературному канону, так что бесчисленные дошедшие до нас жития «похожи как одно яйцо на другое» (Albert Ehrhard).

В любом монашестве изначально, со времен египетской пустыни, живет стремление к отшельничеству. На Востоке оно стало еще более значительным, чем на Западе. Как мы уже говорили, русское монашество, оказавшее многообразное и глубокое влияние на историю России, берет свое начало из пещер, которые вырыли во времена иконоборчества бежавшие из Византии монахи в горах под Киевом. Там и возникла затем знаменитая своими традициями Киево-Печерская лавра.

Наряду с собственно отшельниками на Востоке существуют кельи или кафизматы, отдельно стоящие немногочисленные дома для маленькой общины.

в) В течение столетий духовным центром была Святая гора Афон с ее монастырями, принадлежащими различным нациям. О ней следует сказать особо. Здесь имеется также известная еще с древности школа философии и богословия, в ней, в частности, учились компиляторы, составившие «Филокалию». Здесь возникла и Живописная книга, руководство для иконописцев. Живопись и резьба по дереву еще и сегодня преподаются на Афоне.

Святая гора и в наши дни является заветной целью паломников, хотя она доступна только для мужчин, женщинам запрещено ступать на полуостров. Почти каждая православная нация имеет здесь свой собственный монастырь. Кроме того, на почти недоступном крутом прибрежном обрыве в скалах имеется 16 пещерообразных келий. Здесь разрыв с миром кажется абсолютным: попасть сюда можно только с помощью подвесной корзины или по крючьям, вбитым в скалы.

4. а) С самого начала великим идеалом монаха была аскеза, разрыв с мирской жизнью, т. е. с семьей и имуществом, освященный молитвой, особенно общей молитвой по часам со Святой Евхаристией в качестве центрального момента литургии. Весь распорядок дня, включая еду, был сообразован с богослужением. Самоотвержение— это длительный процесс, требующий большой силы духа. В большинстве случаев он требует также опытного руководства, и оно действительно осуществлялось в разных формах, играя значительную роль в истории восточного монашества. Мы встречаем в этой истории примеры образцовых наставников, осененных особой благодатью.

б) Харизматически одаренные личности проявляли себя прежде всего в форме древнехристианского, развившегося на Афоне старчества, оказавшего особое влияние на Россию. Старец— это «духовный отец», руководитель духовной жизни на пути к высотам, он действует личным примером и ненавязчивым советом. Он и утешитель, и помощник в душевной беде. Старец живет в монастыре, или в пустыни, или же поблизости от монастыря. Не все старцы были монахами, были и харизматически одаренные миряне, которые таким образом осуществляли индивидуальную заботу о душе. Некоторые стали профессио нальными миссионерами. Многие прославились своею святостью.

с) Знаками добродетели всегда считались: бодрствование, соблюдение поста, молитва и слезы, иногда именно слезы превозносились как высшее проявление монашеской добродетели и даже как вся суть монашеской жизни.

Считалось, что монах и монастырь должны быть бедными: «Продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф 19, 21). Но отказ от имущества означал не только отказ от материальной собственности, но и внутреннее душевное самоотвержение.

Умерщвление плоти в «ангельской» жизни хотя и приводит к странным для нас явлениям, но и их, за некоторыми исключениями, не следует отвергать с порога как вредные для душевного здоровья386. Для русского человека эти формы аскезы каким-то таинственным образом оставались близкими в течение многих столетий: кровожадный деспот царь Иван IV Грозный мог жить как монах и в конце жизни действительно принял монашество.

Истинный восточный монах в своем монастыре «молчалив, по-детски чист в помышлениях, гостеприимен от полноты смиренного сердца, беден, непритязате лен, очень прост, но беззаветен в своем благочестии» (R. Pabel).

С конца XIVв., когда аскетическое рвение и стремление к отшельнической жизни ослабло, возник новый тип монастыря— «идиоритмический», где монахи должны были вести жизнь «по своему уставу». Каждый уединялся в собственной келье. Для праздников имелась общая трапезная; литургия, конечно, служилась совместно (иногда только по воскресеньям). Бывали периоды, когда этот тип монастырской жизни получал особое распространение387. Когда начались злоупотребления, количество таких монастырей было сокращено (в том числе и принудительно)388.

5. а) Из первоначальной идеи отшельнического героизма (вести борьбу с диаволом вместе с победоносно Воскресшим) сформировался особый статус монашества: связь аскезы с мистической молитвой. Собственно говоря, молитва должна была продолжаться целый день. Большую роль сыграло понятие божественного света, ведь оно занимает важное место в Евангелии, в литургии и догматике389. Речь идет о стремлении удостоиться соприкосновения с этим светом в молчаливой молитве390.

б) Монашество придает огромное значение христианизации и христианской жизни в лоне восточных Церквей. Интеллектуальное невежество клира и мирян было, так сказать, компенсировано монастыря ми, но не их ученостью, а их мистико-аскетической деятельностью.

Богоугодные дела монастырей, их благотворительность, помощь бедным, калекам, больным и сиротам были огромным достижением. Однако попечение о душе они практиковали мало; во всяком случае забота о душе никогда не принимала здесь того грандиозного масштаба и величественной формы, как это произошло на Западе, где монашество стало важной созидающей силой «civitas christiana».

Здесь важную роль играет тот факт, что высший руководитель общины, епископ, избирался из монашеского сословия. Не будем забывать, что епископы восточных Церквей тоже были людьми и предпочитали, например, жить в насыщенной культурой столице (Константинополе), а не в провинции391. Но и более созерцательный тип монастыря, а нередко и спокойное и комфортабельное времяпрепровождение никак не поощряло душепопечительную активность монаха, избранного епископом.

в) И все же монашество на Востоке выполняло огромную задачу душепопечения и миссии, и не только косвенно, через святую литургию, каковая представляет собой неисчерпаемое Откровение, не только, как уже упоминалось, подавая живой пример героической любви к Господу и следования за крестом, но и путем прямого миссионерского служения. Справедливо указывалось на то обстоятельство (Benz), что не следует судить об их заслугах по нынешнему состоянию еще оставшихся на Востоке Церквей, потому что в течение столетий им приходилось платить тяжелую кровавую дань— иногда вплоть до почти полного истребления— то мусульманам-арабам, то монголам, а затем переживать долгое испытание под турецким владычеством. Если мы захотим узнать, какая сила таилась в этих Церквях, то найдем множество ее проявлений в древней истории Церкви, или в мощном миссионер ском движении русских монахов на восток Средней Азии, или же в христианизации славянских народов. (В наши дни миссионерская деятельность ведется ими в Японии, Корее, Индии, Средней и Восточной Азии. ) Главные задействованные здесь силы черпались в монастырях. Даже отшельники следовали призыву Господа, например св. Серафим Саровский, которому Богоматерь велела странствовать по свету. Странник— один из постоянных типов восточно-церковного благочестия, вроде тех, что раньше встречались нам среди кельтско-ирланд ских монахов; «совершая паломничество ко Господу», он символизи рует бездомность Церкви в мире. Многие из этих странников не имели духовного сана, но все они— монахи и миряне— были в какой-то степени миссионерами и не брали с собой в дорогу ничего, кроме Священного Писания и «Филокалии».

6. а) После эпохи Отцов Церкви восточное монашество никогда не было собственно рассадником науки. Наука (поскольку она ставит вопросы о вещах, выходящих за пределы того, что заповедано для достижения блаженства) считалась проявлением излишней суетности, занятием опасным и противоречащим вере и смирению. В принципе для позиции монахов характерна радикальная враждебность науке. Отдельные успехи в мистическом богословии, литургике или аскезе были исключением из правила в эпоху наивысшего расцвета монашества в Византии. С другой стороны, в течение нескольких столетий имелась все-таки возможность богословской подготовки монахов и их дальнейшего образования в библиотеках некоторых монастырей392.

Такое положение сохранилось до настоящего времени, так как в монастырях практически не дается никакого официального образования, разве что для некоторых «монахов более высокого ранга»393. Жития святых читаются значительно чаще, чем сочинения Отцов Церкви и Священное Писание. Правда, в самое последнее время мы, кажется, и здесь наблюдаем близость перемен: возникают мощные импульсы к углублению образования и тем самым создаются возможности также и для научных занятий как некоторой части клира, так и монашества.

б) Пытаясь дать общую оценку восточному монашеству нельзя упускать из виду одно обстоятельство. Как бы высоко ни оценивать его мистико-аскетическое богатство, ему оказались недоступны мощные творческие инициативы, способные выразить старый идеал в совершенно новых формах, и которые Западная Церковь восприняла в лице Бенедикта, Франциска, Игнатия и т. д.

Одна из неисчерпаемых сил восточной Церкви— ее традициона лизм — обнаруживает здесь свои пределы и свою опасность: опасность косности. Только в наши дни намечаются робкие попытки учредить современные душепопечительные конгрегации394.

V. Богословие

1. Когда мы, западные европейцы, собираемся говорить о восточно-церковном богословии, нам прежде всего стоит подумать о том, что богословие— понятие многозначное395. Богословие имеет не только тот смысл, который мы вкладываем в это понятие на Западе. Бывает богословие, вовсе не состоящее или не состоящее по преимуществу из понятийно контролируемых высказываний. Большие разделы монашеского или мистического богословия развивают содержание Откровения совсем иным образом; хотя они и содержат умозрительные рассуждения (Ориген, Бернард Клервоский), но прежде всего они пробиваются в такие области, которые уже недоступны человеческому «рассудку»; они описывают уготованные человеку спасение и оправдание прежде всего как приобщение к божественному396.

К этому виду богословия (за немногими исключениями XVIIв., о которых сказано ниже), можно отнести и православное богословие397. В восточной Церкви нельзя разделить богословие и благочестие. Там нет возможности для возникновения, так сказать, неангажированно го богословия, для «чисто научной» постановки вопроса398 — это всегда также молитва.

Православное богословие представляет собой в большой мере внутреннее единство. Эта целостность сильно связана с тем, что после великой творческой эпохи древних Отцов Церкви и раннего средневековья оно, хотя и не исключительно, но преимущественно удовлетво рялось передачей потомкам сохранившегося наследия: оно в высшей степени традиционалистично.

Но таким образом оно сохраняло близость к ранним греческим Отцам Церкви и тем самым к Писанию. Развитие в направлении понятийно сформулированного догмата происходило только на первых семи Вселенских соборах.

2. Определения этих первых семи Соборов имеют фундаментальное значение. Они показывают (особенно вместе с тогдашним страстным участием широких кругов клира, монахов и мирян в борьбе за формулировки), насколько важной проблемой для богословия и веры также и на Востоке является высокая точность мышления.

Однако, (а) подход к решению этой проблемы находится в тесной связи с литургической молитвой и жизнью; (б) ограничивается молитвословием и сущностно необходимыми вопросами вероучения (и решительно настаивает на том же для ответов), а именно теми, которые представлены в более или менее рудиментар ных догматических формулах упомянутых дефиниций.

(в) Богословие греческих Отцов Церкви— Климента, Оригена и каппадокий цев, а также Дионисия Ареопагита и Иоанна Дамаскина, разумеется, никак нельзя считать ученическим. Но оно избегает почти всего, что имеет тенденцию к концептуальности, точности, юридической или хотя бы законосообразной обоснованности.

(г) Для этого богословия глубоко характерна символичность мышления. Иконопись в сочетании с богословием икон является отличительным признаком менее абстрактного, менее понятийного типа восточного богословия.

(д) Для восточноцерковных писателей в еще более широком плане, чем для Фомы, тайна, именно потому что она тайна, была ядром их позиции. И в этом также проступает типичная для православного мышления «апофатическая» черта; рациональные силы духа, собственно говоря, не активизируются399.

3. Защита почитания икон, борьба против «Filioque» и за исихазм привели, правда, к уточнению нюансов и новым познаниям, однако было одно исключение из сказанного выше, когда в XVII и XVIIIвв. русские богословы сделали попытку превзойти католицизм, создав собственную схоластику. Эта попытка была предпринята после Петра Великого под влиянием протестантской ортодоксии, но столкнулась— как и все более ранние попытки— с догматическими сомнениями иерархии, чего и следовало ожидать.

Как движение, направленное против богословия, сформировавшегося из западного интеллектуализма и слишком легко осужденной за рационализм, следует понимать искания русских богословов новейшего времени— Хомякова, Соловьева, Бердяева, Беляева и Булгакова, имеющие важное духовно-историческое значение. По-разному определяя «сущность» христианства, они пытались построить органически цельную доктрину спасения. Против них московский патриархат400 выдвинул упрек в сомнительности учения. Гносеология Булгакова, например, была осуждена как ересь(Софиологическое учение о. Сергия Булгакова было осуждено в указах Московской патриархии (7 сентября 1935г. ) и Архиерейского собора в Карловцах (30 октября 1935г. ), но Западноевропейский экзархат, которому о. Сергий канонически подчинялся, это осуждение не поддержал. — Прим. ред. ). При анализе общего положения дел следует учитывать также литературное наследие Достоевского, Л. Толстого (последний был отлучен от Церкви) и т. д., в творчестве которых богословские проблемы занимают очень важное место. Это наследие представляет собой весьма сложную величину; многое из того, что превозносится в нем как ценность, не может претендовать на место в лоне православной Церкви, стремящейся сохранить традиционное наследие семи первых Вселенских соборов. И все-таки ценность этой литературы для православия, и даже скорее для его духовного оживления путем внутренней конфронтации с модернизмом, имеет серьезное значение с разных точек зрения.

4. Описанное своеобразие восточного богословия четко просматри вается в сильном подчеркивании непостижимости Господа, которая после древних греческих Отцов Церкви была снова выдвинута на первый план Дионисием Ареопагитом и Иоанном Дамаскиным, затем служила предметом спора исихастов (см. ниже) и констатирована на Соборах XIVв. (Константинополь 1351 и 1352г. ). Ни сущности Бога, ни его «энергий» (благодаря которым Он имманентен миру, и мы можем Его «уловить») человек не может выразить ни позитивно, ни негативно, ибо Бог все трансцендирует. Даже понятие «бытие» к Нему нельзя прилагать. Говоря о Боге, следует говорить о «сверхсущности» (Григорий Палама). Это так называемое «апофатическое» богословие401в последнее время пользуется вниманием (Вл. Лосский) как особенно характерное для православного мышления.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.