Третья эпоха 19 страница

в) Существенный вклад в дело защиты католического учения и опровержения Лютера внесли итальянцы. Впрочем публикации Сильвестра Приерии(† 1523г. ), магистра sacri palatii папы, который был первым, кто начал официальную борьбу с Лютером, не отличались особыми литературными достоинствами и богословской глубиной.

Некоторые значительные представители итальянского контроверс ного богословия выделяются глубоким пониманием проблем, связанных с Евангелием (§86), которые были по-новому поставлены реформаторами. Это Гаспаро Контарини, Серипандо и Наккьянти; двое последних во время первого этапа Тридентского собора принадлежали к самой прогрессивной группе участников. Наккьянти, в частности, глубоко изучил книгу Лютера «О свободе христианина».

Другими литературными противника ми Лютера в Италии были: доминиканец кардинал Томас де Вико Каетан († 1534г., см. выше), один из самых значитель ных богословов своего времени, автор комментария к Summa Theologica св. Фомы Аквинского. Далее Амброзий Катарин Полит (1484_1553), также доминиканец. Его «Apologia pro veritate catholica fidei» [«Апология католической истины веры»], изданная в 1520г. и посвященная молодому императору Карлу, также использовалась немецкими богословами. Лютер сочинил в 1521г. возражение, которое вышло в свет в 1524г. под немецким названием «Offenbarung des Endchrists aus dem Propheten Daniel wider Catharinum» [«Разоблачение антихриста у пророка Даниила, против Катарина»]. Вслед за первой книгой Катарин выпустил несколько других, частично направленных против Лютера, частично против Эразма и других католиков, в чьем правоверии он сомневался. Будучи епископом Монцы, он принимал участие в Тридентском соборе; его богословские сочинения пользовались успехом.

г) В соответствии с высоким уровнем развития богословия в Испании, достижения контроверсного богословия испанцев также сыграли значительную роль. Особенно важный вклад испанцы внесли в работу Тридентского собора (§89).

д) Наряду с известными авторами Лютеру возражали и такие, чьи полемичес кие сочинения против Лютера в большинстве своем ныне забыты. Например, Джан Антонио Пантуза († 1562г., участник Тридентского собора) писал о евхаристии, видимой Церкви и примате. Исидор Кларий(† 1555г. ) был одним из немногих бенедиктинцев в этом ряду; ему принадлежит сочинение «Напоминание о единстве», настолько миролюбивого характера, что Кохлей не позволил печатать его в Германии, и оно вышло в Милане в 1540г. Кардинал Марино Гримани († 1546г. ) составил комментарий к Посланию к Римлянам и Посланию к Галатам в защиту веры (опубликован в Венеции в 1542г. ). Антонио Пуччи, кардинал-епископ Альбано († 1544г. ) защищал действительное присутствие Христа в евхаристии. Большое значение имеет также литературное творчество францисканца Дельфина (†1560г. ), богослова, участвовавшего в первом этапе работы Тридентског о собора.

До недавнего времени почти все эти имена пребывали в забвении. Внаши дни¹³⁴ они снова вызывают интерес, ибо все шире распростра няется убеждение, что наше представление об истории Реформации и духовных силах того времени останется односторонним до тех пор, пока мы будем судить об этой эпохе только по сочинениям сторонников нововведения, выслушивать только обвинителей, не желая предоставлять слово защитникам.

3. Хотя в количественном отношении работа была проделана большая, она, к сожалению, не имеет соответствующей внутренней ценности. Среди названных выше богословов очень многие вызывают наши симпатии. Мы знаем теперь, что они сделали много важного, например Гроппер или Контарини, но в их сочинениях отсутствует гениально-творческий элемент, и они не до конца продуманы. Им не хватает незаурядности личных достоинств, масштабности идей, блеска изложения.

За исключением Каетана, который был действительно выдающимся богословом, все остальные ставили перед собой в основном оборонительные задачи. Лютер нападает, они защищаются. Их собственные идеалы не обладают силой притяжения, их мысли не зажигают света убежденности. Они делали прежде всего полезную второстепенную работу. Вместо того чтобы стремиться к апологии, они остаются на уровне полемики. Но победа достается только тому, кто идет в атаку, кто обладает творческой мощью. Кроме того, в их рядах слишком слабо проявляется то вдохновенно-гениальное начало, которое в конечном счете привело к положительному преобразованию Церкви: святость.

Разумеется, среди них есть мужи, чья религиозность трогала сердца, вызывала симпатию, придавала некоторую энергию их полемике с Лютером, производила впечатление на людей и на Церковь. Можно напомнить и о том, что их богословские труды, например Гроппера в Кёльне, или Витцеля, или Гаспаро Контарини, и особенно некоторых богословов Тридентского собора (в частности, упомянутого выше Серипандо или совершенно ему противоположного по характеру кардинала Хозия) производят сильное впечатление. Но непосредственная притягательность отсутствует и здесь. Никто из тех, кто занимал оборонительную позицию, не обладал будоражащей, бурной, всесокрушаю щей силой, свойственной языку и образному мышлению Лютера. Ктому же, в дискуссионных выступлениях и полемичес ких сочинениях католических богословов отсутствует непосредственность простонарод ного мироощущения. Вот почему такое важное средство пропаганды, как сатирические листки использовалось почти¹³⁵ исключительно протестантами. Сама по себе истина, даже облеченная в отжившие формулы, не теряет ничего. Но теряется сила ее воздействия, ибо язык по существу связан с формой.

Все перечисленные выше изъяны и недостатки католического контроверсного богословия были обусловлены сложившимся к тому времени положением. Накануне Реформации оно характеризовалось как ослабление или истощение. (Епископ Брисонне, описывая в 1518г. положение дел в своем диоцезе, говорит о его «малокровии»). Атака Лютера застала современников врасплох. Его мнения и идеи, несмотря на постоянные уверения, что Лютер всего лишь повторяет давно опровергнутые ереси, были во многом новыми и смущали умы. От Лютера защищались, как могли, но его атаки повторялись по все более широкому фронту, новые и старые инвективы следовали одна за другой, их едва успевали отражать.

4. Но именно это заставляет настойчиво выдвигаться на первый план тех богословов, которые сохраняли верность католицизму, о чем мы уже упоминали выше. И хотя выступлениям этих богословов, особенно Экку, свойственна подчас назидательность, все-таки потоку обвинений в адрес католической Церкви были в некоторых местах положены преграды. Литературные противники Лютера в первой половине XVIв., а тем более во второй половине столетия, в большинстве случаев имели своей задачей остановить напор противника, служить плотиной для его инвектив. С этой задачей в указанном смысле и объеме им удалось справиться.

Верность католицизму принципиально проявилась в том, что работа его защитников была сориентирована на Церковь. Правда, нельзя утверждать, что все вообще высказывания и сочинения, касавшиеся Церкви, соответствовали глубине новозаветных текстов (особенно тех, где речь идет о Corpus Christi mysticum). Католики слишком подчеркивали иерархический аспект и пользовались для этого юридической терминологией. И все-таки в этом обнаружилась решающая сторона дела: в великом смысле единая и опирающаяся на традицию основа. Что это означало, показывает диспут в Лейпциге, показывают отдельные крупные достижения той эпохи, например успех кардинала Хозия в Эрмландии: при всей неясности тогдашнего богословия, он сохранил всеобщее уважение и авторитет; официальная католическая доктрина осталась тем фундаментом, на котором велись дискуссии, выяснялись и сопоставлялись позиции, а позже оказалось возможным обновить жизнь католической Церкви. Здесь сказывается сила традиции. Такой человек, как кардинал Хозий, сумел опереться на этот фундамент самоотверженного служения, пусть даже оно иногда сводилось к сухому учительству, и обрести силу, чтобы широким, даже решающим образом влиять на столь важные взаимоотношения государства и Церкви.

Благодаря неутомимости и преданности делу, благодаря твердости своих принципов эти писатели укрепили самосознание католиков. Издесь их усилия создают особенно важную предпосылку успеха начинающегося положительного внутреннего преобразования Церкви. С течением лет полемико-дискуссионная работа все более обогащает ся позитивным обучением, попечением над душами. Расширяется деятельность пастырей и проповедников (вспомним о чрезвычайной проповеднической активности Экка, о неутомимых стараниях провести в жизнь внутреннюю реформу, о многочисленных переводах Библии, о собственно научной богословской работе Тридентского собора).

5. а) Общекатолическая позиция была представлена разными богословами в различной акцентировке в соответствии с их темпераментом и, разумеется, прежде всего в соответствии с их различным духовным багажом. Сначала среди множества единомышленников выделилось два типа борцов. Характерными признаками первого типа были интеллектуализм, хладнокровие, подчас даже самонадеянность; однако, несмотря на самоотверженные усилия этих богословов, они, очевидно, не принимали достаточно всерьез нравственно-религиозную сторону проблемы, или же не понимали и не умели точно передать, в чем заключается смысл занимаемой противником позиции. (Долгие годы самой крупной фигурой среди них оставался Экк. ) К этому типу, к сожалению, относится большая часть католических противников Реформации. Особенно ярким примером здесь снова является Хозий. Его полемика отличается предельной жесткостью, он даже принципиально отказывает протестантам в праве считаться христианами, называет их не иначе как детьми сатаны, а в качестве мотивов приписывает им только дурные побуждения и пороки, такие как гордыня и жажда славы. Хотя одновременно он сохраняет бесстрастность и деловитость: он выносит свой беспощадный приговор без малейших колебаний, не обнаруживая при этом личной ненависти.

б) Ко второму типу принадлежали те мужи Церкви, которые с болью взирали на расширяющуюся трещину и всем существом сопротивлялись допущению, что эта трещина приведет к окончательному расколу. Здесь точки зрения различаются в зависимости от того, идет ли речь о Лютере или о его последователях. (Кажется, первым признал решительный разрыв с Лютером Фишер, епископ Рочестерский. ) Это те представители богословской полемики, которые пытаются понять смысл утверждений противника и, даже опровергая его позиции, относиться к нему справедливо. Таковы были Шацгейер и Контарини (см. ниже), а также некоторые участники Тридентского собора.

С самого начала эта позиция сложилась благодаря методу дискуссии— приводить доказательства, ссылаясь на Писание. Поскольку противники признавали в качестве авторитета только Писание, богословы второго типа взяли на вооружение ту же тактику и опроверга ли новаторов их собственными методами. Объективно следует сказать: эта аргументация была удачной по всем существенным вопросам. Ибо Писание, если ссылаться на него в целом и равномерно, само собой опровергает односторонность протестантской доктрины, предлагая необходимые дополнения.

С другой стороны, это не означает, что аргументы, опирающиеся на цитаты из Писания, всегда отличаются достаточной богословской прозрачностью. Использование библейского материала часто оказывалось весьма поверхностным. Далеко не у всех хватало мужества подкреплять свое систематически-богословское мышление библейской— в собственном смысле слова— аргументацией и тем самым заново выдвигать католические тезисы из Писания. Способ аргументации, к которому прибегал Экк, наглядно демонстрирует эти недостатки.

в) Подобная ситуация привела к тому, что некоторые богословы приняли программу своего рода посредничества. К числу этих богословов относятся деятели Церкви, находившиеся под сильным влиянием гуманизма, такие как Пигий, Контарини, Пфлуг, Витцель, в какой-то мере Хельдинг и даже Гроппер, а также— особым образом— упомянутый кардинал Поль. Их принято называть партией экспектантов, но при этом необходимо помнить и о существенных расхождениях по ряду частных вопросов, главным образом, по вопросу о доктрине спасения. Слово «экспектанция» [ожидание] следует понимать в самом широком, наиболее общем смысле. Главной отличитель ной особенностью этой посреднической партии была своеобразная доктрина о двойном оправдании: с одной стороны, внутренне преобража ющем, а с другой— всего лишь (в юридическом смысле) вмененном.

Поскольку в то время доктрина об оправдании еще не была строго сформулирована, экспектанты могли беспрепятственно выражать свою точку зрения перед церковной общественностью (§89, 4; на внутреннее преображение ссылался Мороне во время своей защиты перед инквизицией). Кроме того, скрупулезное исследование текстов показывает, что необычная терминология экспектантов в конечном счете имеет в виду корректную католическую доктрину.

г) Проблематика, с которой мы столкнулись в данном случае, с неизбежностью приводит нас к замечательной личности кардинала Гаспаро Контарини, о котором мы уже неоднократно упоминали выше.

Получив блестящее гуманистическое образование, Контарини всегда оставался светлой личностью в нравственном и религиозном отношениях и сохранял верность Церкви. Для будущих последователей особенно ценными оказались принципы его апологетического метода: строжайшая правдивость, даже в тех случаях, когда требовалось признать наличие нестроений с католической стороны; критическая оценка католической полемики, причем многое в ней он признавал вредным и отвергал. Он сделал все возможное, чтобы добиться богословского понимания нововведения и связать лютеранский подход с католическим. О нем говорили, что его попытка сказать «да» обусловила правоту Тридентского собора, когда Собор сказал «нет» (Jedin).

Правда, как раз на этом примере становится понятным, что для большинства с той и другой стороны— и особенно для Лютера— конфликт настолько стал борьбой не на жизнь, а на смерть, что лишь очень немногие католики задавали вопрос о том, что есть католического в учении реформаторов, и, в свою очередь, лютеране и кальвинисты вряд ли интересовались, что есть евангелического в католичес кой Церкви. В течение почти 400 лет продолжалось это бесплодное противостоя ние, и только в наши дни, при сохранении твердой собственной позиции, по обеим сторонам широкого фронта начали, наконец, задаваться вопросами по поводу противоположной стороны.

6. Почти все наследие этих богословов представляет собой литературу по случаю. Использованный в ней материал и методические установки только в конце столетия были обработаны Беллармином (п. 9) и составили обширный научный раздел богословия. Здесь мы уже оказываемся в совершенно другой атмосфере. Полемика остается, но она превращается в часть позитивной работы и служит уже средством наступления, а не обороны.

7. Некоторые католические богословы попытались в какой-то степени организовать литературную защиту, а заодно и поддержать католические типографии. К числу этих энтузиастов относились Экк, Кохлей, Хельдинг, бреславский епископ Якоб фон Зальца, Алеандер, Мороне (который, кстати, предупреждал коллег о возможных провокациях), Канизий. Если судить об этом направлении борьбы в целом, то следует признать, что курия оказалась неспособной оказать им финансовую поддержку; только некоторые (Алеандер, Мороне и Контарини) понимали масштабы происходящего и то, какие огромные средства нужно было привлечь для успешной борьбы с Реформацией. По сути дела, немецкие богословы, такие как Кохлей или Экк, растрачивали свои силы впустую; Рим снова и снова разочаровывал их. Только много позже широкомасштабные централизованные мероприятия, особенно со времени понтификата Григория XIII (§91), обозначили поворот к лучшему.

8. Особый этап в области контроверсного богословия (впрочем, как и в области защиты и восстановления Церкви) характеризуется трудами иезуитов. Петр Канизий считал, что в такое время в Германии один писатель стоит десяти профессоров. Он рекомендовал учредить специальный иезуитский колледж для писателей, задачей которых стала бы разработка немецкоязычной литературы по контроверсному богословию.

В соответствии со своей программой иезуиты поначалу были не столько борцами против протестантизма, сколько реформаторами клира. Вина клира в крушении Церкви часто и настойчиво признавалась в отчетах и на синодах. В своих антипротестантских проповедях иезуиты также проявляли поначалу осторожность. Игнатий неутомимо внушал своим людям: «Мы должны начинать с того, что привлечет к нам сердца и души, а не с тех вещей, который приведут к спору». Противника, по словам Игнатия, нужно «побеждать мягкостью и скромностью». Следует защищать апостольский престол, но нельзя допускать, чтобы слово «папист» стало ругательством, ибо тогда будет подорвано доверие. «Попытайтесь завязать дружбу и с умом и любовью удержать или избавить человека от заблуждения! » «Тот, кто в наши дни желает принести пользу заблуждающимся в вере, должен обладать прежде всего великой любовью и изгнать из своей души все, что могло бы уменьшить его внимание к еретикам; он должен обращаться с ними дружески». Генерал Аквавива запретил распространение одного сочинения против Лютера из-за того, что оно было слишком ненавистническим.

К сожалению, предписанная Игнатием сдержанность проявлялась далеко не везде. Все большее распространение приобретали радикальные взгляды (высказываемые подчас в вульгарной форме). Известны случаи, когда убийство протестантов ставилось на одну доску с убийством воров, фальшивомонетчиков и мятежников.

9. Научный подход к этой проблематике ознаменован, как упоминалось выше, богословскими сочинениями разносторонне образован ного иезуита Роберта Беллармина (1542_1621), профессора, провинциала, папского придворного богослова при Клименте VIII и кардинала (в 1930г. он был причислен к лику святых, а через год— к учителям Церкви). Хотя первый том его главного труда «Контроверсы», где он признавал за папой лишь косвенную власть над мирским, был включен Сикстом V в «Индекс запрещенных книг» и хотя это сочинение вызвало к нему резкую неприязнь даже в самом ордене, о чем он говорил с большой горечью, все же его тезисы стали вехой, указывающей верный путь.

Впрочем, Беллармин, как и Канизий, приобрел всемирное влияние благодаря своим катехизисам, переведенным на 60 языков. Малый катехизис Беллармина выдержал 400 изданий. Беллармин проповедовал аскетизм (например, в сочинении «Искусство умирать») и занимался историческими исследованиями. Неприятное впечатление, которое производит на некоторых его автобиография, сглаживает факт его дружбы с Филиппом Нери и Франциском Сальским. Однако и в его сочинениях мы иногда сталкиваемся с той же ограниченностью контроверс ного богословия, которую замечаем и в трудах Контарини: оба богослова недостаточно распознавали и признавали католические ценности в еретическом учении своих противников и в их религиозных намерениях. В этом отношении Беллармин, как и Контарини, был слишком связан представлениями своего времени.

§91. Папство и Контрреформация. Католическая национальная церковность

Двойное название этого параграфа не случайно. Оно указывает на параллель ное возникновение двух исторических факторов, которые поэтому и должны рассматриваться параллельно. Между этими факторами существует тесная историческая взаимосвязь. Несмотря на напряженные, подчас даже чрезвычайно напряженные отношения, папство и национальные Церкви все-таки не могли обходиться друг без друга. Иногда это становилось для обеих сторон жизненной необходимостью.

I. Работа пап

1. а) Внутрикатолическая реформа, создавая новые католические ценности или возвращая к жизни старые, сама собой создала католически-церковное самосознание. Там, где это самосознание наталкива лось на силы или структуры Реформации, естественным образом формировалась контрреформаторская позиция. Там, где эта позиция культивировалась сознательно и находила особые средства выражения, мы имеем дело с расширением внутрикатолической реформы до собственно Контрреформации.

Предварительной стадией Контрреформации следует считать все политическое сопротивление нововведению, а кроме того, все католические политические союзы, которые позже стали решающим фактором Контрреформации.

В границах церковно-религиозной сферы сознательный перелом датируется 1542г. — годом учреждения римской инквизиции. Основателем ее был Карафа, неаполитанец, в ком нашел мощное воплощение фанатический дух испанской инквизиции. Испанец Игнатий принимал участие в этом предприятии. Эта инквизиция была средством уничтожения всех еретических поползновений в Италии, а затем в Испании. К сожалению, римская инквизиция была столь же ужасающим институтом, как и испанская (§56). К счастью, отношение к ней со стороны пап было разным.

Она повергла всех в ужас, когда ее создатель под именем Павла IV (1555_1559), в возрасте 79 лет, одержимый страшным религиозным фанатизмом, взошел на папский престол. Он был преемником Марцелла II, кардинал-легата Червини, принимавшего активное участие в Тридентском соборе на первом его этапе. Червини был великолепно образованным церковным гуманистом, избрание его папой вызвало вздох облегчения у сторонников внутрицерковной католической реформы. Однако через 22 дня понтификата его призвал к себе Господь.

Новый папа был сама жестокость. Он выдвигал требования, прямо противоположные требованиям кардинала Серипандо. Инквизиция, по словам того же кардинала, предпочитала всякому другому воздействию на людей бесчеловечное применение грубой силы в духе своего создателя, который оставил чудовищное признание: «Даже если бы еретиком оказался мой собственный сын, я принес бы дрова для костра, на котором его сожгут». Обвиняя в ереси кардинала Мороне, которого два года противозаконно держали в заключении, но после смерти Павла полностью оправдали и освободили, этот папа высказался так: «В настоящем судебном процессе нет никакой необходимо сти. Папе лучше знать, что к чему, он есть истинный судья и может выносить приговор без суда и следствия».

б) Этот папа вообще отличался огромной самонадеянностью; как и ИннокентийIII в XIIIв., уже в середине XVI столетия и после того, как протестанты в империи оттеснили на оборонительные позиции императора и его союзников, он требует для себя верховной власти над всеми политическими силами. Поистине невероятно звучит его булла 1559г., которую вместе с ним подписал еще 31 кардинал. В ней говорится, что папа обладает всею полнотой власти над народами и царствами и все направляет и обо всем судит. Эта булла снова вводит все прежние кары для еретиков, она повелевает, чтобы все, кто отпал от веры, были лишены своих должностей, титулов, земель и корон, которые затем будут принадлежать тому католику, кто первым возьмет их себе. Радикальные формулировки этой буллы лишают сана даже самого Pontifex Romanus, если он отпал от веры и еще не был promotus. Исходя из того же автократического духа, который столь сильно окрашен подозрительностью, булла грозит отлучением даже Вселенскому собору.

Такая же подозрительность по отношению к орденам, например к иезуитам, создавала значительные трудности на пути к новым методам работы внутри католической Церкви.

Но как раз этот папа, ревностно отстаивая чистоту веры, был столь глубоко погружен в политические расчеты, что не заметил опасности для католицизма в своем союзе с Францией— главным оплотом протестантов и союзницей турков. Он и здесь руководствовался чувством недоверия: преемник Карла Фердинанд принял императорскую корону без содействия папских легатов!

Между тем, этот папа доверял своим племянникам, которые у него за спиной занимались злостным шантажом. Двоих из этих племянников он сделал кардиналами, третьего наделил огромным церковным имуществом. Подталкиваемый своим безнравственным, бессовестным и кровожадным племянником Карло (а частично, и собственным местным неаполитанским патриотизмом), он довел дело до войны с Испанией, главным оплотом католицизма, что грозило новым sacco di Roma (на этот раз со стороны войск Альбы, которые подошли к самому городу). И только в конце понтификата у него раскрылись глаза на ущерб, причиненный его племянниками. Пий IV положил конец этой ситуации (п. 2).

в) С другой стороны, Павел IV был истинным преобразователем; он твердо взял в свои руки дело реформирования Церкви, для которого до сих пор мало что делалось даже на Соборе, и продвинул его вперед; он со всею строгостью препятствовал нестроениям, например, таким как симония; он пытался принудить епископов находиться постоянно в своих резиденциях, а «скитающихся» монахов (одно из старых зол добенедиктинских времен) привязать к монастырям.

г) И в этом случае оказалось, что в конечном счете исторически значимую роль играют не только силы частной морально-религиоз ной сферы, но и эффективно действующая и творческая структура— или отсутствие таковой. При всех упомянутых выше отрицательных чертах, Павел IV руководствовался самыми благими намерениями, но его односторонняя реакция не достигала цели. Его чудовищная подозрительность и беспощадность, его склонность пользоваться грубой силой в отстаивании истинной веры и то почти беспредельное расширение прав, которые он предоставил инквизиции (она преследовала за богохульство, за безнравственность и симонию: чтобы начать процесс, достаточно было безосновательного доноса или простого подозрения), а также отказ от созыва Вселенского собора нанесли существенный вред великим усилиям, направленным на проведение Реформы¹³⁶. Павел IV не признавал элементарных социальных закономерностей, и его деяния подчас грубо противоречили закону христианской любви к ближнему. Тем самым он существенно замедлил ход Контрреформации, которую столь энергично поддерживал.

2. а) Тот же самый закон исторического воздействия (согласно которому решающую роль в истории играет не чья-то личная воля, но правильно организованная структура и включение объективных сил, носителем которых является община) был проиллюстрирован— в противоположном смысле— понтификатом следующего папы Пия IV Медичи¹³⁷ (1559_1565). В отличие от своего предшественника, проявлявшего чрезвычайное религиозное рвение, его личные интересы лежали в мирской сфере. Но поскольку он принимал как данность политические и церковно-политические реалии и использовал имевшиеся силы, ему удавалось подавлять то, что приносило явный вред делу Контрреформации. Он не только достиг значительных успехов, он добился решающего перелома, и при этом не допустил разрушений. В его лице папство снова стало осуществлять политику императора, папа снова созвал собор и довел его до конца. И кроме всего прочего, он позволял проявляться личностям тех, кто предлагал ему свои услуги, благосклонно и бережно относился к действиям других людей, если они были направлены к общей цели. Вот почему именно при нем началась подлинная церковно-политическая Контрреформа ция (разд. II): Канизий привлекает на свою сторону баварского герцога Альбрехта II (обзор и разд. II, 3); кардинал Станислав Хозий спасает католицизм в Эрмландии.

Начатый при Пие IV процесс против двух племянников Павла IV, завершившийся смертной казнью преступников, имел историческое значение— в самом великом смысле, ибо тем самым фактически был положен конец широкомас штабному политическому непотизму в истории папства.

б) Здесь следует сказать, что тот же самый Пий IV, руководствуясь не столько религиозными, сколько личными мотивами, оказывал мощную протекцию своим племянникам. Двоих он сделал кардиналами чуть ли не в детском возрасте. Но один из двоих отроков стал потом святым, которому суждено было сыграть огромную роль во внутреннем обновлении Церкви. Карл Борромей (1538_1584) в 21 год стал государственным секретарем папы, с 1561г. — архиепископом Майнцским, но только в 1563г. был рукоположен в сан священника. Он и явился образцовым и передовым представителем религиозно -каритативной реформы, осуществленной благодаря героическому христианскому служению. После смерти папы Пия IV в 1565г. Борромею удалось добиться того, что папой был избран святой Пий V. С этого времени Борромей живет в своем миланском епископстве и проводит в жизнь постановления Тридентского собора, направленные на реформирование Церкви. Он начал эту деятельность уже в 1564г. в своем римском диоцезе, откуда его влияние распространилось далеко за границы диоцеза, на Северную Италию, включая Тессин и Вельтлин, относящийся к Энгадину. Главное внимание он уделял воспитанию молодого поколения клириков, основывал семинарии, оказывал поддержку учащимся, строил школы, церкви, заботился о торжествен ном оформлении богослужений (в те времена это было одним из важнейших средств внутрицерковного преобразования душепопечитель ной деятельности). Для того чтобы осуществить на деле предписания Тридентского собора, касавшиеся внутрицерковной реформы и обеспечить ее распространение, он организовал одиннадцать синодов в диоцезах и пять провинциальных синодов.

Насколько глубоко пустили корни нетерпимые в Церкви нестроения, показывает то сопротивление, которое пришлось преодолеть этому бескорыстному кардинал-архиепископу, отдававшему все силы христианскому служению. Дело дошло до покушения на его жизнь, предпринятому членами совершенно обмирщенного ордена гумилиатов (распущенного позже Пием V).

в) Результаты деятельности этого святого проявились в том, что молитва и самопожертвование как образ жизни, в центре которой стоит созерцание Распятого, стали приобретать все большее значение. В этом сказалось влияние на него ордена иезуитов.

Григорий XIII даже издал распоряжение, которое обязывало Борромея смягчить чрезвычайно суровую аскезу. Основную часть своих доходов он тратил на благотворительные цели. Он проявил себя как добрый пастырь, ухаживая за больными во время чумы 1576г. Героическое начало в нем нисколько не умаляло его притягательности (= окружение Филиппа Нери и Маттео Джиберти).

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒