Третья эпоха 16 страница

Широкая раздача диспенсаций, разрушительно воздействующая на приходскую жизнь, должна быть устранена. Здесь обнаруживаются такие вопиющие случаи, как, например, диспенсация на «religiosi apostatae» или освобождение от целибата для представителей высшего клира. Документы комиссии снова и снова осуждают симонию во всех ее проявлениях, а отпущение этого греха за деньги называют безобразием. В документах говорится не только о невообразимой неопрятности священнических одеяний, но и о недобросовестности священников при служении мессы. В самой общей форме постулируется вполне христианский, само собой разумеющийся принцип, который, однако же, глубоко шокировал тогдашнюю курию: папе, представи телю Бога, не должно быть позволено извлекать какой-либо денежной выгоды из употребления власти, завещанной ему Христом. Ибо Христов завет гласит: «Даром получили, даром давайте» (Мф 10, 9). Комиссия строго порицает отсутствие заботы о молодом поколении клириков, что приводит к падению всего сословия— к скандалам, с одной стороны, и всеобщему презрению, с другой.

3. Ничего подобного Рим до сих пор не слышал. Но поначалу это была всего лишь программа. Между тем, Павел III со своей стороны также поддержал идею созыва вселенского собора. Несмотря на все трудности, он твердо держался этой линии, хотя ему приходилось лавировать и подчас прямо-таки непостижимым образом избегать подстерегающих его опасностей. В конце концов, так сказать, в последний момент, когда самые страстные защитники идеи созыва собора разочаровались и потеряли всякую надежду, папа уступил сильному давлению политических и церковных сил и назначил открытие Собора в Триденте на декабрь 1545г.

В составе Собора были большие пробелы (§89)¹⁰⁹. Несмотря на это, созыв Собора позволил папству решительным образом сконцентрировать церковные силы и взять на себя руководство и согласование повестки дня. Сегодня мы понимаем, что только такое распределение функций соответствовало сущности Церкви, только так можно было добиться победы в грядущих решающих битвах. При тогдашней внутрицерковной слабости, при наличии внешнего давления со стороны все шире распространяющегося нововведения, эта концентрация была единственным деловым решением, единственным правильным выходом из опасного положения.

В 1542г., после отпадения от католической Церкви кардинала Оккино, папа по настоянию Карафы и Игнатия Лойолы учредил римскую инквизицию (§83) и собственную римскую центральную администрацию с явно выраженной инквизиторской миссией, призванную печься о сохранении чистоты веры. Благодаря этим инстанциям зачатки Реформации в Италии были уничтожены (§83, II, 7).

§88. Орден иезуитов

1. а) Необходимо снова и снова напоминать, что внутрикатоличес кая реформа XVIв. была сложным процессом, в котором принимали участие различные церковные силы, действовавшие самым различным образом и далеко не всегда проявлявшие последовательность. Выше мы уже говорили о том, насколько разносторонним было участие Италии в этом процессе возрождения Церкви. И все же, не боясь повториться, подчеркнем важное значение сформулированного выше тезиса: той страной, которая обновила католицизм, была Испания¹¹⁰. Ее религиозный жар, ее католическое церковное чувство, осознание своей исторической миссии по отношению к вере и неверию и ее отнюдь не безобидное и подчас не безопасное и все-таки подчеркнуто верное Церкви духовенство обладали огромной энергией. Страна находилась на вершине государственного и культурного развития. Ведущая страна мира в эпоху Реформации оставалась верной католицизму! Отсюда понятно, что католические силы столетия были преимущественно испанскими. Не говоря уже о важной предваритель ной работе и значительных побочных результатах, эти силы создавали три центра притяжения, имевшие весьма различное значение: иезуиты, Тереза Иисусова, инквизиция. Решающую роль сыграли два первых фактора.

б) Все формы благочестия располагаются между двумя полюсами— жизнью активной и жизнью созерцательной. И только образуя целое, только действуя совместно и без односторонности, они оплодотворяют развитие, которое может быть всеобъемлющим и здоровым в смысле христианского Откровения. Испания XVIв. дала блестящее тому подтверждение, ибо может гордиться великими личностями и учреждениями, определившими развитие церковного Нового времени. Игнатий и его орден были представителями активного, даже самого активного благочестия. Тереза Иисусова, ее окружение и влияние были вершиной мистики; но дело именно в том, что мистическая созерцательность тоже оказывалась плодотворной работой на благо активного проведения реформы.

2. а) Игнатий Лойола (1491/95? _1556)— личность, которую трудно обрисовать во всех подробностях. В нем самом и в его деятельнос ти много проблематичного, много такого, что его ученики и последователи малодушно желали бы затушевать. Но ведь только феноменальное умение владеть самыми напряженными внешними и внутренними ситуациями смогло высвободить ту невероятную энергию, которой отмечены его деяния. В основе этого феномена— две причины: религиозный жар и чувство меры. И в том, и в другом проявлялась его непобедимая, его несгибаемая воля. Игнатий— один из редчайших в истории примеров концентрированной воли к действию. Но при этом следует тут же заметить, что его деятельность всегда и во всем была служениемЦеркви. И здесь перед нами встает проблема смирения великого святого, которая, пожалуй, труднее всего поддается рациональному постижению. Ибо наряду со смирением он обладал способностью к почти невероятно точному, хладнокровному самонаблюдению, к апробации и оценке средств и их в высшей степени реалистическому применению; все это не оставляет места для наивного подхода к проблематике, связанной с его личностью.

б) Игнатий (Дон Иниго) был дворянином баскского происхождения, воспитывался и долго жил при дворе испанского короля; во времена своей юности он отнюдь не отличался примерным поведением, был исполнен тщеславия и страстно стремился к славным подвигам, желая заслужить благосклонность «прекрасной дамы». В возрасте 30 лет, будучи офицером, под началом вице-короля он участвовал в войне с французами, где отличился при защите приграничной крепости Памплона в Наварре, был ранен и долгое время прикован к постели. Чтение благочестивой литературы стало инструментом его внутреннего преображе ния. Ибо в родовом замке Лойолы не было модных рыцарских романов. Поэтому прикованный к постели офицер читал «Жизнь Христа» Лудольфа Саксонского (§85) и жития святых (Франциск и Доминик). Под влиянием этого чтения он начал мечтать не о лаврах воина, но о славе праведника¹¹¹. Его «прекрасной дамой» стала мадонна. Теперь его привлек старинный, хотя и несколько расплывчатый, идеал странствующего кающегося грешника (§50).

в) Почва была подготовлена. А засеяна она была в Монсеррате (1522/1523г. )¹¹² и— во время вынужденной праздности перед запланированным путешествием в Палестину— в Манрезе (1523г. ). В строжайших покаянных упражнениях и точнейшим образом контролируя свои мысли, чувства и поступки, под влиянием педагогической мистики Братьев общей жизни, которые познакомили его с сочинением об аскезе испанского бенедиктинца Гарсии де Чиснероса (реформатора монсерратского монастыря) под названием «Exercitatorium», а также с сочинением «О подражании Христу», он совершает первое великое деяние своей жизни: пишет набросок «книжечки упражнений», которую позже будет постепенно дополнять, записывая туда результаты пристальнейшего самонаблюдения и испытаний в аскезе.

Это сочинение— «Ejercicios espirituales» [Духовные упражнения]— стало самой значительной книгой всего католического Нового времени. Ее отличает непревзойденно стройная композиция, а также несравненная надежность средств, призванных мобилизовать духовные силы. Последнее утверждение вовсе не означает, что применение этих средств есть безошибочный путь к праведности; говорить так— значило бы впадать в преувеличение. Впрочем, для Игнатия эта книга никогда не была главным делом, но только действенным способом приобщения к упражнениям, которым призван обучать мастер (поначалу лишь одного или немногих учеников). И хотя в самой книге метод имеет весьма существенное значение, главным было содержание. Речь в ней идет о том, что Христос возглавляет свое воинство, особенно в Римской Церкви, но что к ней принадлежит весь мир, все миссии в христианских и языческих странах. (Этой книге упражнений суждено было развиваться постепенно, путем в высшей степени осторожных изменений и многих возвращений назад; и так же постепенно формировалась вся последующая жизнь святого: постепенно учреждался орден, постепенно исполнялись задуманные им планы; они отнюдь не были, как считает о. Nadal, плодом некоего внезапного озарения. )

Но и после Манрезы и поездки в Палестину внутреннее просветление происходило весьма постепенно. Тяжелые внутренние метания, борьба за надежность спасения души и изматывающие угрызения совести приводят Игнатия почти на грань самоубийства. И именно здесь проявляется его все подчиняющая себе воля; он все-таки достигает той надежности, к которой стремился. Он познает опасные бездны души, но теперь уже умеет владеть ими. Со временем он достигает полной самодисциплины. Уже по одному этому можно понять: Игнатий не только развивался, он сам формировал себя, формировал свою волю. Прежде чем начать образовывать других, он проверил метод на себе самом. И так во всем. Позже мы услышим, что он, например, переписывал свои письма по двадцать раз.

г) После возвращения из Палестины (январь 1524г. ), где Игнатий не получил разрешения остаться, он со страстью пытается повлиять на души окружающих его людей, что вызвало незаслуженные подозрения инквизиции.

Между тем формируется его программа: на первый план выходит активное стремление к душепопечительной деятельности. Для того чтобы действовать, ему необходимо овладеть образованностью своего времени. Итак, в 33 года он начинает изучать элементарные научные дисциплины. Более высокие ступени знания поначалу ему недоступны. Но, проучившись семь лет в Париже, где он изучал философию и богословие, он защищает диплом на степень магистра (1535г. ). Средства на жизнь добывает тем, что просит подаяния. Очень быстро обнаруживается его огромная притягательная сила (она тоже была выражением неутолимого желания привлекать к себе души) и его необычайное знание людей. Вокруг него собирается небольшой, но тесный круг благочестивых студентов. В 1534 или 1535г. это всего шесть человек. Каждый из них— поразительно яркая индивидуальность. За одним исключением все они испанцы. Каждый прошел курс упражнений под руководством Дона Иниго, и каждый извлек из этого видимую пользу. Во время Святой мессы на Монмартре, которую отслужил один из них— Пьер Фабер, они дают обет бедности и целомудрия (не только послушания), а также обет совершить паломничество в Иерусалим (духовный крестовый поход для обращения неверующих); согласно этому обету, если они не достигнут Святой земли¹¹³, они явятся к папе в Рим и предоставят себя в его распоряжение. Программа носит пока еще самый общий характер. Якоб Лайнес однажды сформулировал ее следующим образом: «Служить Иисусу Христу в бедности и служить ближнему проповедью и уходом за больными».

Обеты также постепенно усложняются. В одном отчете Фабера за 1529г., который был написан в 1539г., т. е. спустя 10 лет, речь, например, идет об обете, каждый год в течение 40 дней преподавать детям по одному часу закон Божий; пять обетов были выполнены. Первые обеты 1534г. соратники повторяют в соборе Нотр-Дам в 1535 и 1536г. Первый отчет об исполнении обета после выбора Игнатия предстоятелем состоялся в 1541г. в соборе св. Петра в Риме. Обязатель ство жить в бедности впервые явно выходит на первый план: подтверждающие буллы Павла III (1540г. ) и Юлия III (1550г. ) налагают долг бедности также на общину. Уход за больными, поначалу сильно акцентированный, отступает в программе на второй план.

В первые годы чрезвычайно сильно подчеркивалось требование аскезы, но постепенно Игнатий начинает высказываться против строгих самоистязаний; тело должно стать полезным инструментом служения Господу.

д) Впрочем, соратники Игнатия очень долго и не помышляли о том, чтобы основать новое религиозное товарищество. Однако в Италии из этой группы единомышленников образовался некий организм, в котором с самого начало дело не обошлось без напряженных внутренних несогласий. В 1537г. в Венеции, где они принимали рукоположение в священнический сан и где Игнатий отличился в уходе за больными, они назвали себя compania¹¹⁴ Иисуса. С 1537г. Игнатий постоянно живет в Риме. В 1538г. он, Лайнес и Фабер становятся членами курии. Участники братства принимают решение постоянно держаться вместе. В 1539г. в Риме возникает план основать настоящий орден, и возникает первый проект устава. Согласно этому проекту, Игнатий и учрежденный им орден, преодолев серьезные внутренние и внешние препятствия, должны присоединиться к усилиям папства, имевшим важное всемирноисторическое значение. Кроме того, основателю ордена пришлось, преодолевая телесные страдания (болезнь желчного пузыря) взять на себя труд грандиозной переписки.

е) Подтверждающая булла 1540г., которая с первых же слов соотносит учрежденный орден с «воинствующей Церковью» и обращается к членам нового сообщества как к боевому отряду под знаменем Господа, была не заключительной главой, но лишь началом, что глубоко связано со своеобразием личности Игнатия, умевшего великолепно сочетать верное служение с самостоятельностью мышления и стойкостью пред лицом Господа. Своеобразие цели или целей, а также средств и методов, применявшихся обществом, еще долгое время останется предметом интенсивных усилий и экспериментов. Та форма, которую в результате принял орден, отнюдь не предусматрива лась подтверждающей буллой.

Вообще говоря, цели ордена (число его членов первоначально не должно было превышать 60) были аналогичны тем целям, которые ставили перед собой театинцы (§86); само собою разумелось и настойчиво подчеркивалось, что его члены прежде всего должны стремиться к праведности и занимались душепопечительной деятельностью: распространением веры в любой форме— среди неверующих, среди заблуждающихся, среди верующих, для всех социальных слоев и профессий¹¹⁵.

Особый четвертый обет предписывал самым испытанным членам ордена предоставлять себя непосредственно в распоряжение папы для особых поручений при выполнении «миссии» в самом широком смысле слова, а надежный, глубоко продуманный устав на много лет сделал этот орден ядром боевых сил папства.

3. а) Члены ордена отбирались самым тщательным образом¹¹⁶. Они получали основательное образование, а также подвергались многообразным испытаниям (даже и таким, которые могли бы показаться выбранными произвольно). Для выполнения различных задач община была разделена на многочисленные группы, так что возникло сильное внутреннее расслоение, но это же расслоение создало всепроникающий дух сплоченного боевого отряда. На общем фоне выделялся в узкий круг избранных, обладавший замечательно большой свободой в рамках предписанного послушания. С другой стороны, здесь таилась опасность напряженных ситуаций, конфликтов, которые подчас оборачивались личными душевными трагедиями. Но в целом эта напряженная атмосфера великолепным образом была поставлена на службу высокой цели и принесла свои благие плоды. Все это вместе взятое, в том числе руководящая роль упражнений, показывает, что Игнатий утверждает идеал сильной, своеобразной, самостоятельно действующей личности. И это следует толковать не в философском или психологическом аспекте, но исходя из основных богословских категорий. Игнатий считает весьма важным труд магистра, занимающегося упражнениями, и напоминает, что следует «предоставить Творцу действовать через творение, а творению непосредственно общаться с Творцом».

Правда, Игнатий отступает от этого идеала, в чем проявляется некоторый субъективизм: он прежде всего формирует своих учеников согласно общему принципу орденских уставов и Церкви, проявляя при этом неумолимую твердость, даже строгость; обе величины объективируются в наиболее чистой— даже жесткой— форме. Его орден— жесткая реакция на внутрицерковные, но особенно на внецерковные и направленные против Церкви разлагающие тенденции той эпохи. Строжайшая концентрация и дисциплина под началом пожизненно избранного генерала, обладающего (по уставу ордена) почти неограниченной властью распоряжаться и приказывать, отвергает даже ту свободу, которую предоставляли своим членам тогдашние конгрегации; такая организация позволяет в полную силу и гибко использовать все силы для осуществления планов центрального руководства или папы. Не осталось никаких следов какой бы то ни было stabilitas loci [постоянства места], даже постоянного пастырского попечения о спасении душ; никаких хоровых молитвенных песнопений, никакого собственного орденского одеяния.

б) Вырабатывается новый жесткий подход к церковно-религиозной идее послушания. Игнатий рассматривает послушание как высшую добродетель религиозного человека— и с каким жаром он ее отстаивает! — подхватывая тем самым мысль св. Франциска о том, что верующий должен быть послушен Церкви «как труп», при этом Игнатий, а позже его орден (генерал Аквавива), подходят к этой идее с позитивно-воинствующей точки зрения, и она становится поистине центральным моментом иезуитского сознания¹¹⁷.

Идея абсолютного послушания включала в себя явное ограничение личной свободы. Преодолевая лежащие именно здесь напряжения, орден иезуитов добился того, что стал необычайно сплоченной ударной силой. Разумеется, это имело свои опасные стороны (ср. п. 3а). Чтобы справедливо оценить деятельность ордена, необходимо провести различие между исключением и правилом и прежде всего судить по результату. Орден возник в момент реформаторски-субъективного мятежа против Церкви. В Новое время величайшей опасностью для духа и души верующего стало злоупотребление ложно понятой свободой, и опасность эта все более возрастала. Преодолеть ее можно было, только ограничив свободу. В этом смысле как в XVIв., когда Церкви грозила гибель, так и в более поздние столетия, когда все безудержнее ширился автономный произвол, «несвобода», предписанная Игнатием, была просто необходима для тех, кто хотел бы спасти Церковь, спасти эпоху: подчиняться, владеть собой, подчинять других! Военный приказ исполнить просто: даже вопрос о причине уже есть бунт.

Протестантизм всегда видел в этом «отказе от собственной личности» нечто противное природе христианства. Конечно, с индивидуалистической точки зрения такая позиция непонятна. Но с точки зрения Церкви как общности она обладает высокой ценностью. Разумеется, героическая позиция самоотвержения небезопасна, как было сказано выше. Однако такие требования следует рассматривать в связи с проблемой личного отношения к Богу каждого отдельного человека. Итогда речь пойдет никак не об «отказе от собственной личности», но о формировании и о том, что эта личность вовлекается в последний диалектический конфликт.

4. Главным признаком формально-духовной позиции св. Игнатия является ясная постановка цели¹¹⁸, неукротимая воля, устранение всех препятствий и помех. Вто время, когда ты сидишь за книгами, даже благочестивые мысли, если они не имеют отношения к изучаемому предмету, есть препятствие, помеха, бесполезная трата сил. Значит, надо взять себя в руки, овладеть своей волей. И над этим следует работать систематически. Позже говорили о дрессировке воли, особенно в связи с упражнениями, но это было несомненным преувеличением: духовная жизнь Игнатия отличалась такой полнотой, что тренировка воли не имела ничего общего с мертвящей дух внешней муштрой. Цель, к которой он столь неуклонно стремился и которую желал осуществить в своих учениках, заключалась в том, чтобы полностью овладеть собой и своими реакциями. И именно для того, чтобы стать по возможности совершенным орудием осуществления планов Господа. Ибо само собою разумеется, что центром всего оставался Бог. На иезуитских церквях, на изданных иезуитами книгах, театральных программках, плакатах с приглашениями к диспутам, значится девиз, впечатляюще резюмирующий цели ордена: OAMDG— Omnia ad maiorem Dei gloriam— Все ради вящей славы Божией!

5. а) Активность стала характерной чертой ордена иезуитов, которому предписывалось апостольское служение. Игнатий этого и не скрывает: какой бы основательной ни была подготовка, — пишет он, — в счет идет только результат (письмо к Канизию от 18. 8. 1554). Пассивное состояние во время молитвы сознательно отвергается. Доверие к Богу должно быть абсолютным, и все-таки оно должно дополняться естественной силой воли. Сила воли не только подчеркивается, но подчеркивается в первую очередь: «Я могу в любое время найти Бога, когда только захочу». (Вот что значит обучение у Франциска Сальского и Винсента де Поля! )

б) Однако активность должна приносить возможно большую непосредственную пользу. Этот тезис относится как к области философии и богословия, так и к сфере благочестия и попечения о спасении души. Это имело значительные, но и опасные последствия. Поскольку, например, нельзя предаваться такому занятию, как «бесполезный» поиск истины, а следует в строгом педагогическом русле как можно быстрее обращать эту истину на пользу делу, то тем самым в определенном смысле преодолевается духовное (гуманистическое) высокомерие, которое ставит знание выше жизни; при таком подходе в школах и семинарах иезуитов были достигнуты поразительные, в сущности, не имеющие себе равных результаты; без всякого преувеличения можно сказать, что в XVI и XVIIвв. эти школы спасли церковную жизнь. — Но с другой стороны, есть опасность, что подобный метод обучения в духовной сфере может легко выродиться в мелочную формализованную назидательность, и познание и действие обратятся в свою противоположность. Уровень теории, критики, чистой науки очень скоро упал. XVIIIвек не раз обратит это обстоятельство во вред Церкви.

в) Активизм тоже становится суетливым, порой навязчивым. Неустрашимость и боевая направленность ордена иезуитов давали достаточно пищи этой тенденции. Да, благодушное «быть невозмутимым» позволило высоко подняться многим значительным членам ордена, полностью отдавшим себя делу, как то и требовалось, но ордену в целом с его религиозными задачами такая позиция не подходила. Бессмертная душа каждого человека— в опасности¹¹⁹. Значит, душу нужно спасать. Времени слишком мало. Когда речь идет о спасении души, не следует останавливаться ни перед чем. Иезуиты с хладнокровной усмешкой принимали сыпавшиеся со всех сторон упреки в отсутствии у них просветленности.

6. Политический— в великом смысле— элемент составлял сущность ордена. Он и придавал иезуитам их уверенную расчетливость и твердость. Во времена Контрреформации орден стал, пожалуй, самым мощным источником возрастаю щего католического самосознания; твердость иезуитов часто была той силой, которая устраняла сомнения и удерживала в Церкви как отдельных людей, так и целые общины¹²⁰.

Разумеется, при той расстановке сил, о которой только что шла речь, столь мощная и всеохватывающая католическая воля к действию не могла оставаться в стороне от решительного вмешательства в политику в узком смысле. Извечная опасность угрожала Церкви с новой стороны и частично реализовалась. Канизий и Надаль откровенно и с некоторой горечью признают, что вмешательство иезуитов в политические дела отрицательно сказывалось на престиже ордена. Сюда же относилось с самого начала далеко идущее влияние придворных исповедников, чья деятельность часто подвергалась суровой критике. Борьба пятого генерала Аквавивы против «аулицизма» не имела прочного успеха (ср. § 96, о роли отца-исповедника французского короля).

7. а) Упомянутое выше самосознание не слишком способствовало католичес кой установке на то, чтобы терпеть рядом с собой в качестве равноправных и другие формы благочестия, богословия и жизни орденов; в известном смысле стремление нового ордена к монопольному влиянию глубоко коренилось в его своеобразии¹²¹. Орден взял на себя обучение традиционным практикам благочестия (четки, крестный ход, ношение скапулярия; в качестве духовного чтения он настойчиво рекомендовал старинное сочинение «О подражании Христу»). Но он отдавал себе отчет в своеобразии своих методов и делал все возможное, чтобы вводить их в чистом виде. Человек XVI столетия с его гуманизмом, открытиями заморских земель и отзвуками Реформации был сформирован иначе, чем человек конца XVв. и средних веков. Образование, аскеза, благочестие и новые формы попечения над душами, которые предлагались иезуитами, лучше учитывали этот факт, чем методы работы большинства старых орденов.

Кроме того, приходилось принимать в расчет слабость и малочисленность старых орденов. Когда иезуиты, например, брали под свою опеку университет, они настойчиво стремились полностью исключить из него неиезуитские преподава тельские кадры (Прага), если они приобретали монастырь, они вытесняли старый орден даже оттуда. Множество жалоб и исков было подано на них кармелитами, картезианцами, францисканцами (одна принадлежит францисканцу Иоганну Назу, воспитаннику иезуитов! ) и доминиканцами. Похоже, Канизий считал эти жалобы справедливыми, ведь он писал о ненасытности и стяжательстве иезуитов. Здесь, собственно, и проявляется та сверхличная «superbia» [гордыня], которую иезуит Кордара позже назовет характерным пороком своего ордена. (§104).

Впрочем, сам Игнатий внушал своим ученикам подчеркнутое сознание превосходства новой организации. Мы говорили уже выше о том, что у него было необычайно развито корпоративное чувство; казалось, интересы ордена он часто ставил если не наряду с Церковью, то, по меньшей мере, наряду с ее интересами. С этим вполне согласуется то обстоятельство, что (особенно на начальном этапе деятельности ордена) иезуитам не полагалось знакомиться даже с духовной и высоко ценимой Церковью литературой, если она не соответствовала своеобразию ордена. То же относилось и к научным доктринам и системам. Но историческая справедливость требует задать вопрос, можно ли было вообще, будучи «реальным политиком» и имея дело с обычными людьми, избежать такой беспощадной строгости при попытке создать новое образование в столь опасной ситуации?

Во всяком случае, тот факт, что Игнатий не вступил ни в один из старых орденов, имел огромное значение. Реформу Церкви можно было провести только на новом пути, доказательством чему служат бесчисленные, очень важные и, тем не менее, в конечном счете провалившиеся попытки провести реформу в XVв. (§85). Теперь же Игнатий не был связан старыми монастырскими порядками и вытекающими отсюда обязательствами, которые до сих пор неизбежно приводили к провалу многих начинаний, связанных с реформой. Неплохим оправданием ордену является то внушающее оптимизм обстоятельство, что новое оживление духовной жизни в старых орденах было до некоторой степени заслугой столь явно нового ордена, ибо он служил им примером или оказывал на них прямое влияние.

б) С другой стороны, будущие мастера аккомодации (§94) уже очень рано приобрели столь типичную для иезуитов, в высшей степени мудрую способность к приспособлению. Канизий, например, рекомендует отказываться от определенных католических реформаторских претензий, если того потребуют обстоятельства.

в) Разумеется, в воспитательных учреждениях юношество получало образование в соответствии с требованиями той эпохи, т. е. гуманистическое¹²². Тем самым был сделан выбор, возможно, менее убедительный с точки зрения философии и логики, но зато жизненный; он диктовался исторической необходимостью. Ошибочным этот выбор стал позднее, в Германии, когда там, в гимназиях и воспитатель ных домах, пренебрегли рекомендациями «ratio studiorum» и продолжали держаться за культуру мертвого латинского языка, в то время как в стране уже давно начали трудиться над сооружением живой немецкой культуры. Здесь критика XVIIIв. оказалась права: иезуиты отстали от своего времени, они упустили шанс позитивного преодоления Просвещения (это потребовало бы культивирования истории и естественных наук), они потеряли из виду главную цель учителя— воспитание самостоятельности учеников и потому стали лишними (S. Merkle). Во Франции и других романских странах это отставание, разумеется, не было столь чувствительным.

Другой недостаток иезуитского школьного дела заключается в том, что преподавание было слишком сильно ориентировано на потребнос ти будущих клириков. Для чиновников, коммерсантов, офицеров и будущих отцов семейств иезуитское преподавание не было в той же степени плодотворным.

8. Религиозная позиция св. Игнатия и его ордена была принципиально и последовательно церковной и папистской. Весомость и исключительность этой установки явствует из парадоксального напоминания, сформулированного в уставе ордена: «Вы должны называть белое черным, если так решит иерархическая Церковь». Отдельные пункты устава являются следствием этой главной установки. О том же свидетельствуют и упражнения: целью человека, вне всякого сомнения, является спасение души, но приводящая все в движение первопричина и исходная точка есть богопочитание. Такова объективная, изначально католическая позиция иезуитов, такова была энергическая реакция на субъективизм гуманистического и реформаторс кого толка. И таким было решительно отстаиваемое ими теоцентри ческое мировоззрение¹²³.

9. а) Орден иезуитов возник в силу масштабной исторической необходимости как прямая противоположность и антагонист протестан тизма. Строптивый индивидуализм восстает против средневековой папской Церкви; безусловное послушание спасает Церковь и формирует ее заново. И происходит это благодаря тому, что послушание снова объединило идею и жизнь Церкви, между которыми произошел губительный разрыв. Практическому клерикальному релятивизму была противопоставлена позиция твердости вероисповедания в учении и жизни. Орден иезуитов не был основан для борьбы с Реформацией. Но умонастроение Лойолы с неизбежностью сделало его победителем Реформации.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒