Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





3) одиннадцатисложный стих. . В следующем отрывке В. Брюсов имитировал на русском языке ритм алкеевой строфы, причем первые две строки соответствуют третьему виду, третья строка — первому виду и четвертая строка — второму виду: Не тем го



3) одиннадцатисложный стих

. В следующем отрывке В. Брюсов имитировал на русском языке ритм алкеевой строфы, причем первые две строки соответствуют третьему виду, третья строка — первому виду и четвертая строка — второму виду:              Не тем горжусь я, Фебом отмеченный,            Что стих мой звонкий римские юноши            На шумном пире повторяют,            Ритм выбивая узорной чашей.   Алкманова строфа — античная двустишная строфа, в которой первый стих является гекзаметром, а второй — алкмановым стихом. Бакхий — в античной метрике название пятидольной стопы о трех слогах следующего строения. В русской метрике не употребителен, но некоторые теоретики стиха считают возможным называть бакхием амфибрахическую стопу с дополнительным акцентом, например:                В глаза'х ве'р|но, сват, у | тебя по|темнело.           ... Хвати'л о'|земь шапку, | подперся | в бока...           ... «Ну, что', бра'т' | успели | ли с медом | убраться? »                  (И. Никитин)   Сапфическая строфа — строфа логаэдического строения. Различаются большая и малая сапфические строфы. В русской литературе форму малой сапфической строфы имитировали многие классики. Например:              Будет день — и к вам, молодые девы,            Старость подойдет нежеланной гостьей,            С дрожью членов дряблых, поблекшей кожей,            Чревом отвислым, —            Страшный призрак! Эрос, его завидя,            Прочь летит — туда, где играет юность:            Он — ее ловец. Пой же, лира, негу            Персей цветущих. (Сафо, пер. Вяч. Иванова)   В русской поэзии данные слоги практически не применяются, разве что в подражаниях грекам. Чередованием гекзаметра и пентаметра написана, в частности, «Илиада» Гомера. Общим выводом может быть лишь такой: это не более чем энциклопедические древности, полезные ныне только выборочно, в виде упражнений.     2. 5. Как сделать слог нестандартным.     Перегрузив всякой теорией и терминологией, приступлю к краткому изложению простейших методов получения красивых и нестандартных ритмов и размеров. Естественно, на примерах. В первую очередь всё же старайтесь писать именно классическими размерами, потому как они наиболее просты и эффективны. Но их, безусловно, можно и даже нужно всячески украшать.   Если для украшения стихотворения вы решили нарушить слог, то рифма, компенсирующая размерный недостаток, должна быть совершенна! Этим вы докажете слушателю, что нарушение в слоге допущено намеренно, что на деле вы можете писать невероятно красиво! Можно слог вовсе не соблюдать. В таком случае к рифме предъявляются ещё более жёсткие требования. Например:              Представь, что война окончена, что воцарился мир.            Что ты ещё отражаешься в зеркале. Что сорока            Или дрозд, а не «Юнкерс» щебечет на ветке «чирр».            Что за окном не развалины города, а барокко            Города: пинии, пальмы, магнолии, цепкий плющ,            Лавр. Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучала            Луна, в результате вынесла натиск мимозы плюс            Взрывы агавы. Что жизнь нужно начать сначала. (И Бродский)   Бродский блестяще маскирует рваный, смещённый ритм, полное нарушение силлабики и тоники, неравенство слогов и ударений шикарным рифмами, уникальными по своей смысловой насыщенности строками, переносами предложений и их разрывами (об этом — позже). Практически вся поздняя поэзия Бродского написана именно так: не по законам жанра. Хотя такие стихи тоже имеют название — ударники. К ним относятся и многие стихотворения Маяковского. Ударения и количество слогов между ними выдержаны приблизительно, что компенсируется отличными рифмами. Ударники тоже имеют систему. Например, приведенный пример из Бродского — это шестидольный ударник. Подобные стихи близки по принципу к дольнику. Дольник — это вид русского и немецкого стихосложения, где строки, совпадая по числу ударений, свободно и бессистемно располагают безударные слоги. Много подобных стихотворений, к примеру, у Гейне:              Не знаю, что значит такое,            Что скорбью я смущён,            Давно не даёт покою            Мне сказка старых времён. (перевод А. Блока)   Дольники являются промежуточными между тоническим и силлабо-тоническим стихом. Настоятельно не рекомендую писать подобным слогом, но использовать его элементы никто не возбраняет. К примеру:              …и при слове «грядущее» из русского языка            Выбегают мыши и всей оравой            Отгрызают от лакомого куска            Памяти, что твой сыр, дырявой… (И. Бродский)   «Рваность» ритма, только совсем другая, новая, взрывная, потрясающе рвётся из стихов Владимира Маяковского, почти из каждого. У Цветаевой нет именно «безразмерных» стихотворений, но зато почти в каждой поздней её работе размеры модифицируются, из них выбрасываются стопы и слоги.              Руки — и в круг            Перепродаж и переуступок!            Только бы губ,            Только бы рук мне не перепутать!   Теоретически это дактиль. Но какой! В 1-3 строках двустопный с нулевой клаузулой, то есть с мужским окончанием. Во 2-4 же творится что-то невероятное. После четырёх слогов дактиля врывается цезура, потом появляется совершенно лишний слог, а вторая часть — это новый уже дактиль с односложной клаузулой и женским окончанием; по сути, в сумме получается пятидольник. Такое смешение размера — элемент уникального мастерства. Но — заметьте — всё в дактиле, нет перехода на другой размер, потому читается прекрасно. Не смешивайте разные размеры!              Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —            В Бессмертье что час — то поезд!            Пришла и знала одно: вокзал.            Раскладываться не стоит.   Здесь у Цветаевой — дикая помесь ямба и анапеста, что-то непонятное. Почему же ритмично и красиво декламируется? Потому что ударения в соответствующих строках расставлены совершенно одинаково! Никаких нарушений, лишних пиррихиев и клаузул. Итак, второй вариант безразмерного писательства: считайте ударения и расставляйте их одинаково в соответствующих строфах. Именно таким образом вы придумываете свой размер сами.   Книжные полки, странные знаки, символы, буквы,                                граф Монте-Кристо, леди Ровена, Ноты Вивальди, звуки канцоны,                                ария чёрта в опере Баха или кого-то, Кто бесконечен, кто бесподобен с красною розой                                в ровной улыбке, встав на колено, Ей предлагает руку и сердце, нашу эпоху                                вновь возвращая в дни Камелота.   Здесь, к примеру, в одной строке аж 4 (!!! ) цезуры. И каждая из пяти частей строки — это маленький двустопный дактиль. А вся строка становится пятидольником своеобразным. Или у Михаила Щербакова:              Мне ничего не надо, монета есть, магазин под боком.            Правда, закрыли ближний, но это ладно, пойду в соседний.            Я ничего не должен Собесу, рано ещё по срокам,            Я военкому без интересу, мой формуляр последний.   Это тоже дактиль. Но здесь в каждой строке одна ярко выраженная цезура посередине, и две, каждая из которых делит кусочки строки ещё на две части. Причём самая последняя часть каждой строки — это уже амфибрахий! Вот как бывает. Кстати, обратите внимание на сквозные рифмы.              Дорога-возвращение в воскресную ночь —            К рутине, к тишине, к пустоте.            Совсем не изменившись, я остался точь-в-точь            Таким же, как всегда и везде.   Это трёхстопный пэон II, только из последней стопы каждой строки выброшен первый безударный слог. Вообще, выбрасывание или добавление одного или нескольких безударных слогов является весьма неплохим «трюком». Использование подобного элемента позволяет создавать новые размеры, удобные именно для вас.              Санбенито на камень падёт, ты взойдёшь наверх,            Ты прижмёшься спиной к обгоревшему маяку            И из тысячи разных оккультных безумных вер            Изберёшь ожиданье на западном берегу.   Это анапест, только в последней стопе выброшен один безударный слог.              Стоят цветы у кровати, лежат конфеты на стуле,            Пустует белая койка, и всё почти хорошо,            А элегантная Катя и симпатичная Юля,            В стерильных белых повязках готовят электрошок.   Это пример «самосозданного» размера с расстановкой ударений ---'--'----'--'-. Отнести его к какому-нибудь из традиционных размеров довольно сложно. То есть, конечно, можно условно назвать его, как написал мне один читатель, «шестистопный амфибрахий с медианой с двумя леймами в каждой строке», но это не совсем точно и не стоит стараний.     Напоследок расскажу ещё об одном способе получения нестандартных размеров. Кроме дольников и ударников, в русском стихосложении есть ещё такая разновидность, как паузники. Паузник трехдольный — это стих трехдольного размера, отдельные стопы которого представляют собой неполносложные, паузные модификации, т. е. не только, а /\, /\/\, /\/\; /\, /\/\, /\/\ и пр., или модификации с протяжением слогов (долгие слоги), /\, . Введение этого термина (не совсем точного) в русскую поэтику было вызвано появлением в русской поэзии начала 20 в. большого количества стихов паузной формы, отличавшихся от классического полносложного трехдольника настолько, что многие читатели и даже литературоведы не умели ритмически их рецитировать, считая подобные стихи неправильными. В настоящее время паузники ни у кого не вызывают сомнения в правильности их метрического строения. Примеры:              Пускай мы росли ножевые,            А сестры росли, как май            Но все же глаза живые            Печально не подымай. (С. Есенин)              Землю,                        где воздух,            как сладкий морс,                        бросишь            и мчишь, колеся            но землю,                        с которою            вместе мёрз,            вовек                        разлюбить нельзя. (В. Маяковский)   Ниже приводятся образцы параллельных равновеликих трехдольников — полносложных и паузных; сравнение их структур дает наглядное представление о разнице ритмов. Трехкратный трехдольник первый с устойчивыми концевыми паузами.   а) Полносложная форма:            |Чёткие| линии| гор; /\ /\ |            |Бледно не|верное | море. /\ |            |Гаснет торжественный| взор, /\ /\ |            |Тонет в бес|сильном про|сторе. /\ | (В. Брюсов)   б) Паузная форма:            |Мы /\ /\ | спим /\ /\ | ночь. /\ /\ |            |Днем совер|шаем по|ступки. /\ |            |Любим сво|ю /\ то|лочь /\ /\ |            |воду в сво|ей /\ /\ | ступке. /\ | (В. Маяковский)     Трехкратный трехдольник второй с одинаковыми концевыми паузами.   а) Полносложная форма:            По| синим вол|нам оке|ана,            Лишь| звёзды блес|нут в небе|сах, /\            Ко|рабль оди|нокий не|сётся,            Не|сётся на| всех пару|сах. /\ (М. Лермонтов)   б) Паузная форма:            Как| царство /\| белого| снега,            Мо|я /\ ду|ша холод|на. /\            Ка|кая /\ |стройная |нега            /\ |В мире хо|лодного| сна. /\ (В. Брюсов)     Трехкратный трехдольник третий.   а) Полносложная форма:            Я те|бе ниче|го не ска|жу,            И те|бя не встре|вожу ни|чуть,            И о | том, что я | молча твер|жу,            Не ре|шусь ни за | что намек|нуть. (А. Фет)   б) Паузная форма:            Я по|кинул ро|димый /\ | дом,            Голу|бую о|ставил /\ | Русь.            В три звез|ды берез|няк над пру|дом            Теплит |матери| старой /\ | грусть. (С. Есенин)     Четырехкратный трехдольник второй с устойчивыми концевыми паузами.   а) Полносложная форма:            Как| ныне сби|рается | вещий О|лег /\            От|мстить нера|зумным хо|зарам: /\ | /\ /\            Их| села и| нивы, за| буйный на|бег, /\            Об|рёк он ме|чам и по|жарам. /\ | /\ /\ (А. Пушкин)   б) Паузная форма:            Би|лет — /\ /\ |щелк. /\ Ще|ка — /\ /\ | чмок. /\            Сви|сток, — и рва|нулись ту|да мы, /\ | /\ /\            Ку|да, /\ как| се-ельди| в сети чу|лок, /\            Плы|вут круго|светные | дамы. /\ | /\ /\ (В. Маяковский)   Очень эффектен ритм трехдольников с локальной внутристишной паузой, повторяющейся в определенном месте стиха. Например, в трехкратном трехдольнике втором.   Однодольная пауза в первой половине тактометрического периода:            На | ту /\ зна|комую | гору            Сто | раз /\ я| в день прихо|жу, /\            Сто|ю, /\ скло|няся на по|сох,            И | в дол /\ с вер|шины гля|жу, /\ (В. Жуковский)   Двудольная пауза во второй половине периода (помимо концевой):            Се|годня дур|ной /\ /\ | день, /\               Куз|нечиков | хор /\ /\ | спит. /\            И| сумрачных | скал /\ /\ | сень /\            Мрач|ней гробо|вых /\ /\ | плит. /\ (О. Мандельштам)   Последний пример особенно выразителен, если иметь в виду, что ритм его паузных строк подчинен контрольному ряду следующих полносложных строк:            На | тёмном по|роге тай|ком /\            Свя|тые шеп|чу име|на. /\            Я | знаю: мы | в храме вдво|ём, /\            Ты | думаешь: | здесь ты од|на. /\ (А. Блок)   Наконец, очень редкий образец четырехкратного трехдольника третьего, где в первых двух стихах — сплошное полносложие, а далее следуют стихи с точно локализованной однодольной паузой в конце периода:            Почер|нел, искри|вился бре|венчатый | мост,            И сто|ят ло|пухи в чело|веческий | рост,            И кра|пивы дре|мучей по|ют /\ ле|са,            Что по | ним не прой|дёт, не блес|нёт /\ ко|са.            Вече|рами над | озером | слышен /\ | вздох,            И по | стенам рас|ползся ко|рявый /\ | мох. (А. Ахматова)   Имейте в виду, что в размерах, изобретённых вами, ударения должны быть очень чётко и равномерно расставлены, чтобы не возникало ощущения «безразмерности». Те же паузники выглядят гораздо привлекательнее, когда паузы в них систематизированы и имеют одну и ту же локацию в каждой строке. Маленький постскриптум. На самом деле, смешение размеров, конечно, имеет место в стихосложении. Размер, образованный смешением двух разных размеров, к примеру, ямба и дактиля (то есть, когда одна строка — ямб, вторая — дактиль), называется логаэдом. Логаэды использовались, в основном, в античной поэзии и в русском стихосложении не приняты.   ГЛАВА 3. РИФМОВКА   3. 1. Формы стихотворений 3. 2. Восточные формы строф 3. 3. Ещё несколько слов о построении   3. 1. Формы стихотворений.     В общем-то, этот раздел следовало бы поместить в главу о рифмах либо сразу после неё, но я подумал, что сначала неплохо бы разобраться со стихотворными размерами, что мы и сделали. Под «построением стихотворения» в данном случае я понимаю расположение рифм в строках стихотворения, то есть рифмовку. Я разбил этот раздел по строфам, начиная от одностишия. Сначала, конечно, идёт такая строфа, как одностишие, то есть маленькое нерифмованное стихотворение, состоящее из одной строки. Подобное стихотворение обыкновенно является юмористическим, ироническим; основной упор при написании делается не на технику, а на содержание. К примеру:              О, как внезапно кончился диван… (В. Вишневский)              Такому клюву и помада не поможет… (А. Морозов)   Для написания одностиший необходимо обладать как минимум чувством юмора. Как и для их чтения. Самым простым расположением рифм является парная (смежная) рифма в дистихе или двустишии (по схеме аа).              В тот вечер возле нашего огня            Увидели мы чёрного коня. (И. Бродский)   Двустишие является наиболее простой формой сочетания стихотворных строк, довольно-таки примитивной, поэтому я рекомендую чередовать его с другими формами в одном стихотворении. Дистих — это двустишие, являющееся законченным стихотворением, что встречается весьма редко. Далее рассмотрим более сложную форму — трёхстишие. Обыкновенное трёхстишие (терцет) подразумевает наличие трёх строк с одинаковой рифмой: aaa bbb ccc. Используется такая схема нечасто, но встретить можно.              На морских берегах я сижу,            Не в пространное море гляжу,            Но на небо глаза возвожу. (А. Сумароков)   Другой формой трёхстишия является терцина. Терцина — это стихотворное произведение из трёхстиший с обязательной схемой рифм aba bcb cdc… Терциной написана «Божественная комедия» Данте:              Земную жизнь дойдя до середины,            Я очутился в сумрачном лесу,            Утратив правый путь во тьме долины.              Каков он был, о, как произнесу            Тот дикий лес, дремучий и грозящий,            Чей давний ужас в памяти несу! (пер. М. Лозинского)   Вообще, законченное произведение (поэма или крупное стихотворение), написанное терцинами, называется капитоло. В «Божественной комедии» капитоло является каждая отдельная глава поэмы. Разновидностью трёхстишия является ритурнель — трехстрочная строфа в итальянской, а затем во французской поэзии. Стихотворный размер — свободный, по выбору поэта; рифмуются между собой первая и третья строки, средний стих строфы остается без рифмы (холостым). В русской поэзии ритурнель, как форма стиха, не привилась; отдельные опыты можно встретить у поэтов-символистов.              Серо            Море в тумане, и реет в нем рея ли, крест ли;            Лодка уходит, которой я ждал с такой верой!              Прежде            К счастью так думал уплыть я. Но подняли якорь            Раньше, меня покидая... Нет места надежде!              Кровью            Хлынет закат, глянет солнце, как алое сердце:            Жить мне в пустыне — умершей любовью! (В. Брюсов)   Трёхстишия могут объединяться и в другие более сложные формы,. Примером такой формы является вилланелла (вилланель) — в староитальянской, а затем в старофранцузской поэзии — лирическое стихотворение своеобразной формы, предназначенное для пения. Заключает в себе шесть трехстишных строф и один заключительный стих, а всего — 19 стихов на две рифмы. Композиция вилланеллы сложна: первый и третий стихи начальной терцины повторяются и дальше в определенном порядке и имеют одну рифму; каждый средний стих терцины оригинален, все средние стихи связаны между собой также одной рифмой. Вот вилланелла, которую написал поэт Возрождения Жан Пассора:              Врозь я с горлинкой моею:            Не она ведь мне слышна.            Поспешу вослед за нею.              Ты ль с подружкою своею            Розно? К нам судьба равна:            Врозь я с горлинкой моею.              Верю я душою всею,            Коль твоя любовь верна:            Поспешу во след за нею.              Слух твой жалобой лелею            Вновь, что нам двоим дана:            Врозь я с горлинкой моею.              Без ее красы жалею            Все, чем жизнь была красна.            Поспешу во след за нею.              Смерть, верши свою затею,            То возьми, что взять должна:            Врозь я с горлинкой моею,              Поспешу во след за нею. (Пер. Ю. Верховского)   В русском стихосложении всё же порекомендую пользоваться терцетами или терцинами, потому как другие формы лучше приспособлены для итальянской или французской поэзии, откуда, собственно, и произошли.   Первым по распространённости является, безусловно, четверостишие или катрен. Стандартных схем рифмования в катрене две: abab (перекрёстная рифма) и abba (охватная или опоясанная рифма). Пример первой:              Я долго шёл по коридорам,            Кругом, как враг, таилась тишь.            На пришлеца враждебным взором            Смотрели статуи из ниш. (Н. Гумилёв)   Пример второй:              Он видит пылающий ангельский меч,            Что жалит нещадно его и подругу            И гонит из рая в суровую вьюгу,            Где нечем прикрыть им ни бёдер, ни плеч… (Н. Гумилёв)   Более простыми разновидностями катрена (соответственно, более примитивными) являются схемы рифмовки aabb и abcb. В первом случае катрен просто состоит из двух двустиший, объединённых общей темой, во втором не рифмуются 1-я и 3-я строки (т. н. холостая рифма). Последнего я настоятельно советую избегать. Катрен может являться стихотворением в чистом виде (например, гарики или частушки):              Когда, прервав теченье лет,            Настанет страшный суд,            На нем предстанет мой скелет,            Держа пивной сосуд. (И. Губерман)   Обыкновенно, катрен, являющийся законченным произведением, несёт в себе остроумную либо нравоучительную смысловую нагрузку. Стихотворения, написанные четверостишиями, наиболее распространены. Почти каждый поэт обращался к этой форме построения стихотворения. Довольно часто катрены перемежаются другими формами. Например, в «Евгении Онегине» строфы построены путём чередования четверостиший с перекрёстными рифмами, четверостиший с охватными рифмами и двустиший. Подсчитано, что в произведениях А. С. Пушкина катрены составляют 35% всех строф, не считая тех, которые входят в состав онегинской строфы или сонетов. Четверостишия могут объединяться и между собой в более сложные формы, например, в восьмистишия или даже двенадцатистишия, объединенные общей идеей. Одной из форм объединения четверостиший являются стансы — стихотворение, где конец каждой строфы обязательно является концом фразы. Классическим является стихотворения «Стансы» Иосифа Бродского, приводить не буду. Другая разновидность четверостишия — леонинский стих, строфа со смежными рифмами в первом полустишии каждого стиха и с общей концевой рифмой для двустишия, например:              Чиста птица голубица таков нрав имиет:            Буде мисто, где нечисто, тамо не почиет,            Но где травы и дубравы и сень есть от зноя,            То прилично, то обычно место ей покоя. (Г. Конисский)   Фиксированной формой четверостишия (восточный тип) является рубаи. Схема рифмовки в рубаи aaba, содержание, как правило, философское. Рубаи ввёл в обращение Омар Хайям.              Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,            Два важных правила запомни для начала:            Ты лучше голодай, чем что попало есть,            И лучше будь один, чем вместе с кем попало. (пер. О. Румера)   В грузинской поэзии четверостишие приобрело форму под названием маджама, четверостишие с омонимическими рифмами, где одно звучание берется в разных значениях. Маджама часто встречаются в поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», например:              Если буду я низвергнут разрушающим все миром,            И умру один без плача тех, кого я был кумиром,            Не одет рукой питомцев и святым не мазан миром,            Пусть твое благое сердце эту весть приемлет с миром.                        (Пер. Ш. Нуцубидзе)   Кстати, гораздо более популярно и подробно о четверостишиях и о том, каким должно быть четверостишие, чтобы считаться действительно хорошим, можно и даже нужно прочитать в моей статье «О четверостишиях», размещённой на этом сайте в разделе «Дополнительные статьи: заметки о стихосложении». Далее идут более сложные формы, менее распространённые, чем катрен, но от того не менее интересные. Ищите разнообразие форм! Лишним не будет! Пятистишия уже позволяют вам проявить полёт фантазии. Конечно, у пятистиший есть и фиксированные формы. Например, лимерик. Лимерик — это ироническое пятистишие со схемой рифм aabba (желательно, с трёхстопным анапестом в 1, 2 и 5 строках и двустопным — в 3 и 4). Пришли лимерики из Англии, в частности, их изобрёл знаменитый английский поэт и художник Эдвард Лир.                 Не секрет, что в далёком Катаре            Каждый пятый катарец — татарин!            Есть и больший курьёз.            Знайте все: эскимос —            — Каждый третий на Мадагаскаре... (А. Карпов)              Вождь индейцев, торгующий в лавке,            Продавая свои томагавки,            Говорил: «Спору нет,            Очень ценный предмет            И в быту, и в автобусной давке! » (А. Карпов)   Но, в общем, ищите формы пятистиший самостоятельно. Схем рифмования тут немало: aabba, ababa, abbba, abbaa и так далее. Не стесняйтесь экспериментировать.              Я дважды пробуждался этой ночью            И брёл к окну, и фонари в окне,            Обрывок фразы, сказанный во сне,            Сводя на нет, подобно многоточью            Не приносили утешенья мне. (И. Бродский)   Это просто один из примеров, коих множество. Шестистишия встречаются реже, чем четверостишия, но гораздо чаще, чем пятистишия или терцеты. Фиксированных форм шестистишия не существует, но простор для фантазии тут неограничен. Например, aabbba:              На стене портрет тирана,            Как в любой другой квартире,            Как во всём подлунном мире,               Как мишень в цветастом тире,            Как нарыв, гнойник, как рана,            На стене портрет тирана.   Или abcabc (треугольная рифмовка):              Северо-западный ветер его поднимает над            Сизой, лиловой, пунцовой, алой            Долиной Коннектикута. Он уже            Не видит лакомый променад            Курицы по двору обветшалой            Фермы, суслика на меже. (И. Бродский)   Или aabccb (самый «песенный» вариант):              И, может быть, жизнь на пределе            Удержится в немощном теле            И голову старца укроет трёхзубым венцом.            Но дряхлые чресла устали,            И шут в исполнении Даля            В холодную землю уткнётся истёртым лицом.   Такая строфа, кстати, иногда называется ронсаровой строфой. Вообще, в качестве замечательного примера мастерски исполненных шестистиший рекомендую прочитать стихотворение Николая Гумилёва «Пятистопные ямбы». Каждая (подчёркиваю, каждая!!! ) из 14 строф этого стихотворения представляет собой двурифмовое шестистишие с новой схемой рифмовки! Так встречаются схемы ababab, ababaa, abbaba, aabbab, aaabbb, aababb, abbbaa и так далее. А что бы было, если бы Гумилёв использовал не только двурифмовые, но и трёхрифмовые шестистишия? Так вариантов ещё больше! Вот пример строфы из «Пятистопных ямбов»:              Солдаты громко пели, и слова            Невнятны были, сердце их ловило:            «Скорей вперёд! Могила так могила!            Над ложем будет свежая трава,            А пологом — зелёная листва,            Союзником — архангельская сила! » (схема abbaab)   В общем, простор для фантазии огромен. Кстати, шестистишие с рифмовкой ababab называется секстиной:              Опять звучит в моей душе унылой            Знакомый голосок, и девственная тень            Опять передо мной с неотразимой силой            Из мрака прошлого встаёт, как ясный день;            Но тщетно памятью ты вызван, призрак милый!            Я устарел: и жить и чувствовать — мне лень. (Л. Мей)   Нельзя не отметить, что термин «секстина» имеет несколько толкований, и стихотворения этого типа — несколько форм. Первый тип секстины рифмуется по схеме AbAbAC или BaBaCC (заглавными буквами обозначена мужская рифма, прописными — женская). Можно писать и одними женскими, что свойственно итальянскому языку, но непременное условие — соблюдение трехрифменности. Секстина первого типа имеет большое сходство с октавой. Если от октавы отнять первые две строки, получится секстина первого типа. Второй тип секстины по схеме AbbAcc или aBBaCC. Секстины второго типа при сцеплении дают большее однообразие всего стихотворения в смысле строфичности. Третий тип секстин — исключительно твердая форма. Построение ее таково: шесть шестистиший (36 стихов), имеющие только две рифмы, причем те слова, которые взяты рифмами в первом шестистишии, обязаны пройти, как рифмы во всех стопах. Еще условие: расположение этих шести слов-рифм в каждом шестистишии различное. Обычно при стыках строф в последнем и в первом стихе берется одно и то же слово-рифма. Когда поэтическое произведение написано шестистишиями двух первых видов, оно называется секстины; стихотворение третьего типа — секстина. Ещё одной оригинальной разновидностью шестистишия является вирелэ — шестистрочная строфа старофранцузской поэзии. Строфа разбивается на трехстишия, в каждом из которых первые два стиха взаимно рифмуются, третий же, укороченный стих первой полустрофы рифмуется с укороченным стихом второй полустрофы. На вирелэ похожи следующие русские стихи:              А в ненастные дни            Собирались они                  Часто;            Гнули — бог их прости! —            От пятидесяти                  На сто... (А. Пушкин)   В случае, когда вирелэ не ограничивается шестистишием, а расширяется до 9-ти, 12-ти, 15-ти и так далее строк, оно называется лэ (ле, лэй). То есть вирелэ — это частная форма лэ. Правила рифмовки и укороченной строфы в лэ такие же. Семистишие (септима) — вещь редкая. Но, по сути, добавить всего одну строку к любому встреченному шестистишию, и получится семистишие, двурифмовое, трёхрифмовое или даже четырёхрифмовое. Простор для придумывания схем тут огромен: abbabba, abccbac, aabccba и так далее. Комбинаций множество. Редкость употребления семистишия обусловлена в первую очередь историческим фактором: было попросту не принято так писать, вот и всё. Хотя это просто и порой даже очень красиво, если, конечно, писано не левой ногой. Семистишиями написано «Бородино» Лермонтова (aabcccb):              — Скажи-ка, дядя, ведь не даром            Москва, спаленная пожаром,            Французу отдана?            Ведь были ж схватки боевые,            Да, говорят, еще какие!            Hедаром помнит вся Россия            Про день Бородина! (М. Лермонтов)   Приведу ещё одно семистишие в качестве примера, очень нестандартное. Это знаменитая «Песня» Иосифа Бродского:              Пришёл сон из семи сёл.            Пришла лень из семи деревень.            Собрались лечь, да простыла печь.            Окна смотрят на север.            Сторожит у ручья скирда ничья,            И большак развезло, хоть бери весло.            Уронил подсолнух башку на стебель.   Схема рифмовки тут просто сумасшедшая. Каждая строка характеризуется собственной сквозной рифмой, где середина строки рифмуется с её окончанием. Получается: aa bb cc d ee ff d. Это, конечно, очень нехарактерный пример, но он настолько странный, что грех бы был его упустить. Кстати: семистишие с рифмовкой abbaacc называется королевской или чосеровской строфой. Чосер первым в английской литературе ввёл понятие размеров, силлабо-тонического стихосложения и рифмовки. Вот пример чосеровской, или королевской, строфы из «Кентерберийских рассказов» Чосера:              Переверни страницу — дивный сад            Откроется, и в нем, как будто в вазах,            Старинных былей, благородных сказок,            Святых преданий драгоценный клад.            Сам выбирай, а я не виноват,            Что мельник мелет вздор, что мажордом,            Ему на зло, не уступает в том. (Пер. И. Кашкина)   Восьмистишие — это третья по популярности после четверостишия и шестистишия схема рифмования. Опять же, количество комбинаций рифм в восьмистишии просто огромно. Можно составлять математическую программу для всевозможных комбинаций в двух-, трёх- и четырёхрифмовых восьмистишиях. Поэтому приведу просто один пример, а остальное оставлю вам: пишите! Схема aaabcccb:              Старение! Возраст успеха. Знания            Правды. Изнанки её. Изгнания.            Боли. Ни против неё, ни за неё            Я ничего не имею. Коли ж            Переборщит — возоплю: нелепица            Сдерживать чувства. Покамест — терпится.            Ежели что-то во мне и теплится,            Это не разум, а кровь всего лишь. (И. Бродский)   Фиксированной формой восьмистишия является октава. Схема рифмования в октаве abababcc. Завершающее строфу двустишие прерывает ряд тройных рифм и хорошо служит для заключительного афоризма или иронического поворота. Октавами написаны «Домик в Коломне» Пушкина, «Портрет» А. Толстого, «Октава» А. Майкова.              Ахмет-оглы берёт свою клюку            И покидает город многолюдный.            Вот он идёт по рыхлому песку,            Его движенья медленны и трудны.            — Ахмет, Ахмет, тебе ли, старику,            Пускаться в путь неведомый и чудный?            Твоё добро враги возьмут сполна,            Тебе изменит глупая жена. (Н. Гумилёв)   Редкой и малоупотребительной формой восьмистишия является триолет. Схема рифм в нём: abaaabab, причём 4-я строка повторяет первую, 7-8-я повторяют 1-2-ю. Примеров триолета крайне мало, в русской поэзии такой формой пользовался, в основном, Н. М. Карамзин.              Ты промелькнула, как виденье,            О, юность, быстрая моя,            Одно сплошное заблужденье!            Ты промелькнула, как виденье,            И мне осталось сожаленье,            И поздней мудрости змея.            Ты промелькнула, как виденье, —            О, юность быстрая моя! (К. Бальмонт)   Пример безрифменного триолета, где рифму заменяет повтор того же слова. Триолет этот дает пример и пэонического (гипердактилического) окончания.              Тебя я помню. Ты рыдала            На Гревской площади, под виселицей.            И ночь, и смерть, и ты рыдала.            Тебя я помню. Ты рыдала...            Но я забыл, по ком рыдала.            Не под моей ли черной виселицей.            Тебя я помню. Ты рыдала            На Гревской площади под виселицей. (И. Рукавишников)   А вот пример тройного (тайного) триолета:          Не иди в дом пира. Иди в дом плача,        Чтоб забылись грехи, чтоб открылась душа.        Чтоб светлела порфира, чтоб яснела задача,        Не иди в дом пира, иди в дом плача.        В воротах мира, рыдая и плача,        Цветут чудо-стихи, бездумно дыша.        Но иди в дом пира. Иди в дом плача,        Чтоб забылись грехи. Чтоб открылась душа. (И. Рукавишников)   Прием, впервые примененный к триолетной форме. Несколько известный в сонетной старо-французской, теоретически допустимый, конечно, при любой строфике. Построение, допускающее чтение одного триолета, как трех самостоятельных, при рассечении мысленно стихотворения вертикальной линией через цезуры. Кстати, хороший пример сквозной рифмы. Возможно также построение венка триолетов по схеме венка сонетов. Восьмистишие со схемой рифмовки abababab называется сицилианой:              Май жестокий с белыми ночами!            Вечный стук в ворота: выходи!            Голубая дымка за плечами,            Неизвестность, гибель впереди!            Женщины с безумными очами,            С вечно смятой розой на груди! —            Пробудись! Пронзи меня мечами,            От страстей моих освободи! (А. Блок)   Девятистишие встречается не чаще семистишия. Но опять же: добавьте строку к восьмистишию, и получится то, что и требовалось получить (ababcdccd):              Отворите мне темницу,            Дайте мне сиянье дня,            Черноглазую девицу.            Черногривого коня.            Дайте раз пор синю полю            Проскакать на том коне;            Дайте раз на жизнь и волю,            Как на чуждую мне долю,            Посмотреть поближе мне... (М. Лермонтов)   Девятистишие с рифмовкой ababbcdcс… (и так далее, причём каждый девятый стих удлинён на одну стопу) называется спенсеровой строфой:              Нет ничего печальнее на свете            Невинной удрученной красоты,            Повергнутой в предательские сети           Вражды жестокой, злобной клеветы:            Под властью ль я чарующей мечты            Иль женский рыцарь я надежней стали,            Но видя горе женской чистоты,            Душа моя сжимается в печали.            Мучительней тоски я испытал едва ли.                (Э. Спенсер, пер. С. Протасьева)   Десятистишие встречается чаще девятистишия по причине симметричности. Вообще, при чётном количестве строк проще составить красивую комбинацию рифм. Примером десятистишия является вот это (ababccdeed):              О вы, которых ожидает            Отечество от недр своих            И видеть таковых желает,            Каких зовёт от стран чужих,            О ваши дни благословенны!            Дерзайте ныне ободренны            Раченьем вашим показать,            Что может собственных Платонов            И быстрых разумов Невтонов            Российская земля рождать. (М. Ломоносов)   Десятистишия имеют и фиксированные формы. В частности, формой десятистишия является ода. Классическая ода имеет схему рифмовки ababccdeed и характеризуется восхваляющим, торжественным содержанием, пафосными выражениями, изобилием восклицаний. Признанным мастером оды являлся Г. Державин. Например:              Подай, Фелица! наставленье:            Как пышно и правдиво жить,            Как укрощать страстей волненье            И счастливым на свете быть?            Меня твой голос возбуждает,            Меня твой сын препровождает;            Но им последовать я слаб.            Мятясь житейской суетою,            Сегодня властвую собою,            А завтра прихотям я раб.   Другой фиксированной формой десятистишия является децима. Децима — десятистрочная строфа в испанской поэзии, чаще всего хореического размера. Мужские и женские рифмы в дециме идут по порядку AbbAAccDDc. Известны ямбические децимы в поэзии Г. Державина с системой рифмовки aBaBccDeeD («Фелица» и «Бог») и aa BcBc DeeD («На счастие»). Не будем подробно разбирать 11-ти, 12-ти и 13-ти стишия. Напомню лишь, что в любой из этих форм можно получить огромное количество разнообразных комбинаций рифм, так что это поле для вашей деятельности. Единственно выделю фиксированную форму 12-тистишия, коплу. Копла — форма стансов в староиспанской поэзии, 12-строчная строфа, разбиваемая системой рифм на два шестистишия, в которых третий и шестой стих укорочены. Рифмовка: abc abc def def. Вот образец коплы из «Стансов на смерть отца, капитана Родриго» Хорхе Манрике:              Не предавайся скорби тщетной,            Душа, и ясными очами            Взгляни вокруг:            Жизнь иссякает незаметно,            И смерть неслышными шагами            Подходит вдруг.            Отрады длятся лишь мгновенья,            Но мукой каждая чревата,            Увы, для нас.            Прислушайся к людскому мненью:            Мил только прожитой когда-то,            Ушедший час. (Пер. О. Румера)   У 13-стишия тоже есть как минимум одна фиксированная форма: рондель — французская форма стихотворения о трех строфах, охватывающих 13 строк. В первых двух строфах по четыре стиха, в третьей — пять стихов. Через всю рондель проходят две рифмы (abbaabababbaa). Первые две строки повторяются в конце второй строфы, последняя строка — повторение первой строки целиком или в несколько измененном виде.              Окончив труд, иду с завода,            Манифестацию встречать.            В цветах весь город, и слыхать —            Кричат: да здравствует свобода!            Смеется солнце с небосвода,            И мчатся тучки — благодать...            Окончив труд, иду с завода            Манифестацию встречать.            Что за весна! Что за отрада!            Лучам в сердцах легко звучать...            Лишь землю беднякам отдать —            Мир станет крепнуть год от года.            Окончив труд, иду с завода.                (П. Тычина, пер. с укр. Н. Ушакова)   Зато рассмотрим четырнадцатистишие, потому что оно имеет фиксированную форму, являющуюся одной из наиболее популярных известных в истории — сонет. Сонет — это стихотворение из 14 стихов, построенное по схеме abbaabbacdcdee, то есть два четверостишия и два трёхстишия. Сонет появился в европейской литературе ещё в XIII веке. Одной из вершин поэзии Возрождения являлись сонеты Ф. Петрарки, обращённые к Лауре. Сонет часто имеет нарушения строгой рифмовой схемы. Например, 66-ой сонет Шекспира в переводе С. Маршака:              Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж            Достоинство, что просит подаянья,            Над простотой глумящуюся ложь,            Ничтожество в роскошном одеянье.              И совершенству пошлый приговор,            И девственность, поруганную грубо,            И неуместной почести позор,            И мощь в плену у немощи беззубой.              И прямоту, что глупостью слывёт,            И глупость в маске мудреца, пророка,            И вдохновения зажатый рот,              И праведность на службе у порока.            Всё мерзостно, что вижу я вокруг,            Но как тебя покинуть, милый друг!   Заключение сонета может охватывать все шесть последних строк (в данном случае — две). В данном сонете не соблюдено правило общих рифм в двух катренах. Имеются варианты сонетов: хвостатый сонет — два четверостишия и три терцета; сплошной сонет — на двух рифмах; опрокинутый сонет — два терцета и два четверостишия; безголовый сонет — одно четверостишие и два терцета; половинный сонет — четверостишие и терцет; двойной сонет — четыре четверостишия и четыре терцета; хромой сонет — неравностопность четвертого стиха в катренах и т. д. Игровыми формами сонета являются: сонет с повторениями – в таком сонете каждая новая строка начинается тем словом, которым заканчивается предыдущая; змеевидный сонет, заканчивающися своим начальным стихом, причём первая половина первого стиха служит второй половиной последнего, в вторая половина первого — первой половиной последнего; обратный сонет, в котором последний стих имеет расстановку слов, обратную расстановке слов в первом стихе; сонеты с крошечными стихами (термин Шульговского), в которых строки могут являться даже одностопным ямбом. Сонет развивается и сплетается в ещё более сложную форму — венок сонетов. Венок сонетов состоит из пятнадцати сонетов. Первая строка каждого сонета повторяет последнюю строку предыдущего; заключительный сонет (магистрал) повторяет каждую строку каждого сонета, связывая их воедино. Таким образом, венок сонетов представляет собой двести десять строк, четырнадцать из которых употреблены троекратно. Венок сонетов очень сложен для написания, тем более правильный, без нарушения правил построения одного сонета. Венки встречаются у В. Брюсова, И. Сельвинского, М. Богдановича. Блестящий венок сонетов создал современный поэт и рок-музыкант Сергей Калугин. В 1889 году Прешерн создал венок опрокинутых сонетов 2-го вида, что является, можно сказать, поэтическим подвигом. Известны венки двойных сонетов, но, правда, в итальянской литературе. Отмечу, что четырнадцатистишие совсем не обязательно является сонетом. Например, вот такая форма: ababccdefefggd.              Я в почётных рядах —            Руки в мягкий бетон —            Золотая звезда,            Предварив пелатон,            В предвкушении сна            Оказалась одна           На пути к дохристианскому Богу.            Эта леди вон там            Очень нравится мне,            Я бы впился в уста,            Я остался бы с ней,            Но придётся пройти            Окончанье пути            По кричащим ковровым дорогам.   Специфическим четырнадцатистишием является онегинская строфа (ababccddeffegg):              Итак, она звалась Татьяной.            Ни красотой сестры своей,            Ни свежестью её румяной            Не привлекла б она очей.            Дика, печальна, молчалива,            Как лань лесная боязлива,            Она в семье своей родной            Казалась девушкой чужой.            Она ласкаться не умела            К отцу, ни к матери своей;            Дитя сама, в толпе детей            Играть и прыгать не хотела            И часто целый день одна            Сидела молча у окна.   Естественно, можно искать и более сложные 15, 16-тистишия, в общем, всё на ваше усмотрение. Отмечу только одну специфическую форму 15-стишия — рондо. Это стихотворение в 15 строк с рифмовкой aabbaabbсaabbaс (с — нерифмующийся рефрен, повторяющий первые слова 1-й строки). Популярно в поэзии барокко и рококо.              В начале лета, юностью одета,            Земля не ждёт весеннего привета,            Но бережёт погожих, тёплых дней,            Но расточительная, всё пышней            Она цветёт, лобзанием согрета.            И ей не страшно, что далёко где-то            Конец таится радостных лучей,            И что недаром плакал соловей            В начале лета.            Не так осенней нежности примета:            Как набожный скупец, улыбки света            Она сбирает жадно, перед ней            Не долог путь до комнатных огней,            И не найти вернейшего обета            В начале лета. (М. Кузмин)   Рондо бывает и других типов: восьмистрочное, первая и вторая строки повторяются в конце и первый стих — в четвертой строке; тринадцатистрочное рондо, начальные слова первой строки входят в девятую и тринадцатую строки. Реже встречается четвертый тип сложного, т. н. совершенного рондо в 25 строк с двумя рифмами.   Вы можете также смело комбинировать строфы — четверостишия с шестистишиями и так далее. Такие стихотворения называются строфоидами. Стихотворение же, в котором нет чёткого разделения на строфы, называется астрофизмом и широко употребляется в детской поэзии:              Добрый доктор Айболит!            Он под деревом сидит.            Приходи к нему лечиться            И корова, и волчица,            И жучок, и паучок            И медведица!            Всех излечит, исцелит            Добрый доктор Айболит! (К. Чуковский)   Близок к астрофизмам раёшный стих — русский народный стих со свободным количеством слогов и расположением ударений, ритм которого основан на смежной рифмовке. Размер, кстати, тоже не соблюдается. Например:              Жил-был поп,            Толоконный лоб.            Пошел поп по базару            Посмотреть кой-какого товару.            Навтречу ему Балда            Идет сам не зная куда. (А. Пушкин)   Напоследок скажу об ещё одном маленьком трюке. После любого законченного технически n-стишия, особенно после фиксированного (сонет, ода) можно просто добавить ещё одну строку (максимум две), которые позволят завершить стихотворение и с точки зрения содержания. Такое добавление называется кодой и не обязательно должно быть рифмованным.   3. 2. Восточные формы строф.   Кроме рубаи, описанного выше, существует ещё несколько специфических восточных разновидностей строф. Газель (газелла) — вид моноримического лирического стихотворения в восточной поэзии. Состоит обычно из 5-12 бейтов (двустиший). Схема рифмовки: aa ba ca da…. От газели получили развитие другие традиционные формы персидского стиха.              Хмельная, опьяненная, луной озарена,            В шелках полурасстёгнутых и с чашею вина.            Лихой задор в глазах ее, тоска в изгибе губ,            Хохочущая, шумная, пришла ко мне она.            Пришла и села, милая, у ложа моего:            «Ты спишь, о мой возлюбленный? Взгляни-ка: я пьяна! »            Да будет век отвергнутым самой любовью тот,            Кто этот кубок пенистый не осушит до дна. (Хафиз, перевод И. Сельвинского)   В переднем бейте часто упоминается поэтическое имя (тахаллус) автора. Количество строк в газели всегда четное. Эта форма, как и другие формы восточной лирической поэзии, не привилась на русской почве и является лишь опытом поэтической стилизации. В другой трактовке газель представляется как трёхстишие, где два равных отрезка имеют одну рифму, затем вдвое больший отрезок имеет ту же рифму (трактовка Валерия Брюсова). В таком виде газель весьма похожа на рубаи.              В моей песне ревнивый страх.            Испугалась газель в горах.            Два прыжка, разбег, а потом будто крылья на легких ногах.   Разновидностью газели является тарджибанд, широко распространённый в восточной поэзии. Схемы рифмовки аа, ва, са…хх. Тарджибанд завершается связывающим бейтом с парной рифмой Касыда (кассида) — тоже разновидность газели, длинное моноримическое стихотворение, в котором рифмуются первые две строки, а дальше — через строку. По системе рифмовки касыда похожа на газель, но газель — короткое стихотворение. В трактовке Валерия Брюсова касыда имеет на всём протяжении одну рифму, но лично я с этим не согласен. Муссадас — стихотворная форма в классической поэзии Ближнего и Среднего Востока, состоящая из 4-10 шестистишных строф и применяемая обычно в стихотворениях философского характера. Строфа делится на две неравные части в четыре и в два стиха; каждый стих делится цезурой на полустишия, причем первые полустишия имеют общую внутристрофную рифму, вторые же — заканчиваются редифом. В первой строфе — один и тот же редиф во всех шести стихах, в последующих строфах он стоит только в заключительном двустишии, обычно повторяющем последнее двустишие первой строфы (дословно или с некоторыми вариациями). Четверостишия же второй и следующих строф имеют свою внутреннюю рифму и свой редиф.              Не думай о нашем страданьи, всему наступит конец.            В груди удержи рыданья, слезам наступит конец,            Придет пора увяданья, цветам наступит конец.            В душе не храни ожиданья — душе наступит конец.            Мне чашу подай, виночерпий, всему наступит конец.            Нас сгложут могильные черви — всему наступит конец.                (Видади Молла, пер. К. Симонова)   Сродни муссадасу такой тип, как мусамман. По сути, это тот же муссадас, но состоящий не из шестистиший, а из восьмистиший. Мухаммас — строфическая форма в поэзии Ближнего и Среднего Востока. В каждой строфе 5 стихов. Стихи первой строфы имеют общую рифму или общий редиф. Вторая и последующие строфы имеют свою рифму или редиф для всех строк, кроме конечной, которая обязательно завершается рифмой или редифом первой строфы (а иногда — повторяет последний стих первой строфы целиком).              Сон видала: плыл рекою в клетке тесной молодец.            С чудной речью соловьиной неизвестный молодец.            Ах, откуда он, тот стройный, тот прелестный молодец?            Чтобы сжечь меня, явился в поднебесной молодец.            Захватил мою он душу, тот чудесный молодец!            С плеч его бегрес спадает: кто он — бек или султан?            Он отшельник иль безумец, или страстью обуян?            Он волшебник ли, Юсуп ли, что покинул Ханаан?            Все слова его как жемчуг — так и просятся в дастан.            Даже пери не приснился б тот чудесный молодец.                (Молла Непес, пер. Н. Коровенко)   В общем, экспериментируйте на здоровье!   3. 3. Ещё несколько слов о построении.   У построения стиха есть несколько негласных правил, которые можно не соблюдать, но которыми нужно пользоваться в своих целях. Комбинируйте стихотворные формы! Опять же, вспоминаю «Евгения Онегина», где катрены разной рифмовки переплетаются с двустишиями. И так далее. Уникальные комбинации форм можно найти в произведениях Михаила Щербакова. Например:          Предположим, герой, молодой человек, холостой кавалер        Должен ехать в провинцию, дней эдак на десять, делать дела.        Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер        И, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему не мила.        Заклинает богами земли и морей        Без него не подмигивать здесь никому,        В сотый раз, напоследок, уже у дверей,        Умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму,        Рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей,        И красавица тем же вполне от души отвечает ему.        Обещает писать, ободряет кивком,        Одаряет цветком, наконец, отпускает                    и в десять минут забывает о нём.        А герой, повелев ямщику не зевать,        Через сутки пути прибывает на место, въезжает в гостиницу        И принимается существовать.   В этой уникальной строфе мы видим потрясающие переплетения как формы, так и размера. Схема стихотворной строфы такова: ababcdcdcdeeff. Но первые четыре строки — шестистопный анапест, следующие три — четырёхстопный, затем снова шестистопный в трёх строках, четырёхстопный, восьмистопный, четырёхстопный и десятистопный напоследок. Причём расстановка цезур тоже очень необычная. Ещё одним моментом, который следует упомянуть, говоря о построении стихотворения, является рефрен. В песне рефрен обыкновенно именуется припевом и призван хорошо запоминаться, особенно в произведениях, исполняемых нашей родной и любимой попсой. Но мы же поэты! Поэтому рефрен надо употреблять с чувством, толком и расстановкой. Рефрен, как правило, отличается от основного стихотворения чем-нибудь: размером, ритмом, рифмой, чем угодно. Но может и не отличаться. Рефрен может быть всегда одинаковым либо меняться — частично или полностью, от куплета к куплету. В случае если рефрен меняется со смысловой точки зрения, его необходимо отделять от остального стихотворения изменением ритма. Чаще всего меняется длина строки. В общем, рефрен — это элемент всё же песенный, в стихотворениях встречается редко. Но помните, если вы пишете песню, каким требованиям должен удовлетворять рефрен. Он должен быть характерен и закончен, то есть в нём должна выражаться законченная мысль, подытоживающая запев. Он не должен повторяться слишком часто (например, четырёхстрочный рефрен после каждого двустишия — это бред сивой кобылы). Ну и, конечно, его повторение должно быть оправдано. Потому что в большинстве современных песен припев — это просто набор слов, призванный повысить популярность песни. Отмечу здесь ещё один стиль стихосложения, часто применявшийся Владимиром Маяковским: так называемые эхо-рифмы. В таких стихотворениях с попарной рифмовкой aabbcc вторая строка состоит всего из одного слова или короткой фразы, зарифмованной с первой строкой.   Где земля, и где закон, чтобы землю выдать к лету? —            Нету! Что же дают за февраль, за работу, за то, что с фронтов                                  не бежишь? —            Шиш! (В. Маяковский)   По сути, это тоже трюковое стихосложение. Напоследок расскажу об одном из трюковых видов стихосложения: о моноримах. Все строки в монориме заканчиваются одной и той же рифмой:              Огни — как нити золотых бус,            Ночного листика во рту — вкус.            Освободите от дневных уз,            Друзья, поймите, что я вам — снюсь. (М. Цветаева)   Как правило, монорим редко имеет художественное значение, это чаще всего именно стихотворный трюк.     ГЛАВА 4. «СПЕЦЭФФЕКТЫ» В СТИХОСЛОЖЕНИИ   4. 1. Звукопись 4. 2. Стилистические фигуры 4. 3. Нестандартные украшения стихотворений 4. 4. Построение предложений 4. 5. Стилистический мусор   Безусловно, каким бы замечательным не было содержание и каким бы совершенным не был слог, без художественных средств «украшения» стихотворения хорошим оно не получится. Нужно придать ему «эффектность», что-то, что зацепит публику, слушающую либо читающую.   4. 1. Звукопись.   Звукопись (инструментовка) — это подбор звуков в стихотворении, который имеет художественно-выразительное значение в соответствии с содержанием. Рассмотрим различные виды звукописи и грамотное её использование. Аллитерация — это повторение одинаковых согласных звуков.              Грохочет эхо по горам,            Как гром гремящий по громам. (Г. Державин)   Заметьте, как мастерски буквосплетение «гр» имитирует грохот стихии. Или у Пушкина:              Шипенье пенистых бокалов            И пунша пламень голубой.   Тут мы слышим шипение того самого пунша благодаря повторениям двух согласных «п» и «ш». Злоупотреблять аллитерацией нельзя, потому что можно перегрузить стихотворение эффектами. Аллитерация призвана подчеркнуть какое-либо действие, но никак не должна проходить красной нитью через всё стихотворение. Хотя один пример блестящего использования эффекта аллитерации в целом стихотворении я знаю. У Янки Дягилевой в одном из немногих её стихотворений каждое четверостишие будто бы посвящено какой-то букве: п, м, л и так далее. Вот пример:              Страданий стадный стон застреманной столицы            Старушечьих стихов расстроенной струной            Стирает в сотый раз нестертые страницы            Стараньем стукачей, строчащих за стеной.            Молчащий миллион немыслимых фамилий,            Мелодия молитв, просмоленных молвой,            Малиновый мелок на молот заменили:            Неровный рвущий рев на равнодушный вой.   Ассонанс — это повторение одинаковых гласных звуков. Предназначен ассонанс для того же, для чего и аллитерация.              Взложу на тетиву тугую,            Послушный лук согну в дугу,            А там пошлю наудалую,            И горе нашему врагу. (А. Пушкин)   Здесь звуки «у» и «ю» имеют целью «поймать» завывание-свист стрелы при полёте или звук распрямляющейся тетивы. Ассонанс, кстати, встречается реже аллитерации и довольно сложен. Правила те же: не злоупотребляйте. Звукоподражание — это, собственно, и есть слова, звучание которых намекает на звуковые особенности изображаемых явлений. То есть и ассонанс, и аллитерация должны логически подчиняться звукоподражанию. Если вы в нежном лирическом стихотворении строите аллитерацию на звуках «г» и «б», вы рискуете быть непонятыми.              Послушай рога рёв,            Там эха хохотанье;            Тут шёпоты ручьёв,            Здесь розы воздыханье. (Г. Державин)   В каждой строке Державин имитирует звук описываемого явления, пусть даже неточный, придуманный им самим. Но — красиво! В любом случае, звукоподражание в поэзии имеет ограниченное значение. Когда я слышу модных ныне поэтов, которые прокаркивают свои стихи, строя их на сплошной имитации животных звуков, мне становится плохо. Всему надо знать меру.     4. 2. Стилистические фигуры.     Прежде чем перейти к подробному рассмотрению модных и современных эффектов, рассмотрим ещё несколько классических приёмов украшения стихотворения. В частности, стилистические фигуры, к которым относятся анафоры, инверсии, повторения, а также риторические вопросы, умолчания, эллипсы и другие. Анафора — повтор созвучий или одинаковых слов в начале каждой строки стихотворения.              Сколько мчащих сандалий!            Сколько пышущих зданий!            Сколько гончих и ланей —            В убеганье дерев! (М. Цветаева)     Анафора подразумевает собой перечисление чего-то, но при этом она подчёркивает это перечисление, создаёт накал, постепенно увеличивая напряжение. Это в данном случае. Порой она, наоборот, сбрасывает напряжение, когда в перечисление входят, к примеру, тютчевские красоты природы. Анафора бывает лексическая (в приведенном примере, то есть начальные слова повторяются), синтаксическая (повторяются целые словесные обороты), звуковая (повторяются сходные звуки в разных словах) и строфическая (повторение имеет место не в каждой строке, а в каждой новой строфе). Вообще, перечисление одинаковых или подобных явлений — это очень хороший ход, позволяющий держать читателя в неведении, что же произойдёт дальше, но при этом не давать ему скучать. Подобные перечисления могут быть весьма и весьма разнообразными. Например, у Гумилёва:              Вы все, паладины Зелёного Храма,            Над пасмурным морем следившие румб,            Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,            Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!            Ганон Карфагенянин, князь Синегамбий,            Синдбад-мореход и могучий Улисс,            О ваших победах гремят в дифирамбе            Седые валы, набегая на мыс!   Гумилёв вписывает в стихотворение перечисление великих мореплавателей. При этом он не только красиво приспосабливает прихотливые иностранные имена к стихотворной строке. Он учит. Неужели вы, прочитав подобные строки, не заинтересуетесь, кем же был тот самый Лаперуз или Гонзальво…   Ещё пример:              Выскочи, выпрыгни, выберись, выскользни прочь из            Узкой грудины и кардиорёберной клети,            Думать забудь про желудок, печёнку, гипофиз,            Лёгкие, мозг и другие, подобные этим.   Здесь мы видим пример аллитерации, захватывающей перечисляемые синонимические глаголы в первой строке (элемент художественной тавтологии), а затем инициативу «перехватывают» уже существительные. Естественно, перечисляемые предметы должны быть подобны. Иногда стихотворение, даже длинное, состоит только из сплошного перечисления каких-либо событий, предметов, действий, характеристик. Например, «Открытка из Лиссабона» Бродского. Она начинается строкой «Монументы событиям, никогда не имевшим места: », а затем идут эти самые события (несостоявшиеся кровопролитные войны, фразы, проглоченные в миг ареста, помесь голого тела с хвойным деревом, создатель двигателя с горючим из обрывков воспоминаний, обнажённые конституции…). У Михаила Щербакова есть уникальная по своему построению песня «Очнулся утром». Она нерифмованная, первый её куплет (19 строк) — это последовательное перечисление событий человеческой жизни в один день:              Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.            Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрёг.            Не потому, что денег мало. Вообще ни почему.            Полез в метро…   и так далее. Второй подобный куплет представляет собой сумасшедшее перечисление человеческих свойств, которые окружают героя первого куплета.              Нас тут полно — таких серьёзных, целлюлозных, нефтяных,            Религиозных, бесполезных, проникающих во всё,            Желеобразных, шаровидных, цвета кофе с молоком,            Таксомоторных, ярко-чёрных, походящих на бамбук…   и так далее. Это, конечно, перебор. Не стоит злоупотреблять повторениями точно так же, как и звукописью. Но иногда поиграть с этим эффектом можно. Особым видом повторения является анадиплосис — повторение конца стиха в начале следующего. Прием весьма древний:             ...... Откуда придет моя помощь            Моя помощь от господа... (Псалом 120, ст. 1-2)      Вот стоят ноги наши во вратах твоих, Иерусалим,    Иерусалим, устроенный, как город, слитый в одно.                            ( Псалом 121, ст. 2-3)   Пример анадиплосиса в русской книжной поэзии:              Я на башню всходил, и дрожали ступени.            И дрожали ступени под ногой у меня. ( К. Бальмонт)   При сжимании анадиплосиса мы получаем начальную рифму. Конечно, очень важную роль в поэзии играет инверсия, то есть нарушение общепринятой последовательности речи, придающее фразе новый выразительный отрезок. Возьмём классическое четверостишие:              Белеет парус одинокий            В тумане моря голубом.            Что ищет он в стране далёкой,            Что кинул он в краю родном? (М. Лермонтов)   Если бы мы писали прозу, мы бы сказали так: «Одинокий парус белеет в голубом тумане моря. Что он ищет в далёкой стране? Что он кинул в родном краю? ». Совсем другая фраза. А инверсия позволяет вписать прозаическую фразу в стихотворный размер и сделать акцент на нужных словах. Эффектно выглядят в стихотворениях антитезы (противопоставления):              Они сошлись. Вода и камень,            Стихи и проза, лёд и пламень            Не столь различны меж собой… (А. Пушкин)   Чаще всего на антитезах строится либо целое стихотворение, либо его законченная часть, объединённая общей идеей.     Наиболее распространённым и эффективным средством художественного украшения является, безусловно, метафора. На поиске грамотных метафор я остановлюсь чуть подробнее. Метафора — это, по сути, переносное значение слова, употребляемое вместо основного понятия. И запомните: заменить метафорой можно всё, без исключений! Но при этом есть золотое правило: не затемняйте смысл настолько, что он становится совершенно непонятным никому, кроме вас!!! Метафор должно быть в меру. А то у вас получится, как у Бориса Гребенщикова — красиво сказанный тотальный бред, заметафоренный до такой степени, что ни фига никому не понятно. Метафора должна чередоваться со сказанным напрямую словом. И вот ещё: метафора — это не синоним. Метафора может соответствовать не просто слову, но целому выражению, действию, чему угодно, и может являться целой системой выражений, фразой, строфой! Как блестящий пример использования метафор приведу последнее стихотворение Марины Цветаевой:              О, чёрная гора,            Затмившая весь свет!            Пора — пора — пора            Творцу вернуть билет.            Отказываюсь — быть.            В Бедламе нелюдей            Отказываюсь — жить.            С волками площадей            Отказываюсь — выть.            С акулами равнин            Отказываюсь плыть —            Вниз — по теченью спин.            Не надо мне ни дыр            Ушных, ни вещих глаз.            На твой безумный мир            Ответ один — отказ.   Нам многого не понять здесь. Что Цветаева видела под Чёрной горой, затмевающей свет? Чьи вещие глаза смотрели на неё? Но какие потрясающие метафорические переливы мы видим здесь: люди — это акулы равнин! Волки площадей! Плыть — вниз, по теченью спин. Каждая фраза, каждый стих — это уникальная по своей поэтической силе метафора. Метафора призвана в первую очередь захватить читателя, поймать его и не отпустить, передать следующей метафоре. И при этом всё должно быть понятно. Не каждое слово, но общая канва, смысл, суть. В этом стихотворении чувствуется нота последнего отчаяния. Сама по себе метафора — это разновидность тропа. Троп — это общий термин, обозначающий замену понятий. К тропу также относится метонимия (замена слова другим, но сходным, смежным, подобным, по сути, синонимом, а не образом), сравнение, гипербола (преувеличение) и так далее. Но ни один из видов тропа не является столь сильным стилистическим средством, как метафора. Поиск красивой метафоры не так и сложен. Просто он зависит от того, что именно вы хотите подчеркнуть этой заменой. Например «созвездие Девы» можно красиво заменить на «созвездие женщины, не знавшей мужчин» — это хорошая метафора (хотя похоже на метонимию), которая пытается завуалировать истинное значение. У Гумилёва, к примеру, в замечательном «Укротителе зверей» всё стихотворение, по сути, — метафора.              Снова заученно-смелой походкой            Я приближаюсь к заветным дверям.            Звери меня дожидаются там,            Пёстрые звери за крепкой решёткой.            Будут рычать и бояться бича,            Будут сегодня ещё вероломней            Или покорней — не всё ли равно мне,            Если я молод, и кровь горяча.   Первые две строфы вводят нас в обстановку, мы вплываем в стихотворение, видим молодого смелого укротителя, привычно демонстрирующего публике своё искусство. Всё, кажется, вполне конкретно. Но…              Только я вижу всё чаще и чаще,            Вижу и знаю, что это лишь бред,            Странного зверя, которого нет,            Он — золотой, шестикрылый, молчащий.            Долго и зорко следит он за мной            И за движеньями всеми моими.            Он никогда не играет с другими            И никогда не придёт за едой..   Вот и метафора. Пока нам непонятно, что это за волшебный зверь в грёзах укротителя. А Гумилёв развивает метафорический оборот дальше.              Если мне смерть суждена на арене,            Смерть укротителя — знаю теперь —            Этот, невидный для публики, зверь            Первым мои перекусит колени.   Это вершина стихотворения, самый накал страстей и страшный обрыв. Зверь несёт укротителю смерть. Но что за зверь?              Фанни, завял вами данный цветок.            Вы, как всегда, веселы на канате.            Зверь мой, он дремлет у Вашей кровати,            Смотрит в глаза Вам, как преданный дог.   Потрясающая метафора. До последней строфы в голову даже не приходит мысли о том, что стихотворение — о любви. А оно — именно о любви и ни о чём более. Сильные метафоры «населяют» стихи Олега Медведева. Например, смерть он изящно вуалирует, как поезд, идущий в небо на Сурхарбан (народный татарский праздник). «Ты засыпал под напев турбин, просыпался под храп коней…»              Что ж ей тебя ждать, если не жизнь — мёд,            Ей позвонят в пять, скажут, что ты мёртв,            В пять тридцать пять ты сядешь в свой поезд.   Тут присутствует и элемент метонимии: звонок девушке даёт знать о смерти ещё до того, как слушатель доходит до слова «мёртв». Итак, метафора и метонимия являются разновидностями тропа. Троп — это оборот речи или слово в иносказательном значении. Просто я так сильно вдался в метафоры, потому как они наиболее распространены и наиболее эффектны из всех других разновидностей. К тропам также относятся: гипербола (преувеличение: «реки крови», «море смеха»), литота (противоположность гиперболе; намеренное преуменьшение: «мужичок с ноготок»), перифраза (замена одного слова описательным выражением, передающим смысл: «царь зверей» вместо «лев»), олицетворение (прозопопея, персонификация, вид метафоры; перенесение свойств одушевленных предметов на неодушевленные: душа поёт, река играет…), синекдоха (вид метонимии, название части вместо целого или наоборот — Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, Французу отдана? ) Поэты широко пользуются такими стилистическими фигурами, как сравнение (слово или выражение, содержащее уподобление одного предмета другому, одной ситуации — другой: «сильный, как лев»), аллегория (образное изображение отвлеченной мысли, идеи или понятия посредством сходного образа: лев — сила, власть; правосудие — женщина с весами), гротеск (изображение людей и явлений в фантастическом, уродливо-комическом виде и основанное на резких контрастах и преувеличениях), ирония (выражение насмешки или лукавства посредством иносказания), сарказм (презрительная, язвительная насмешка; высшая степень иронии), аллюзия (намёк посредством сходнозвучащего слова или упоминания общеизвестного реального факта, исторического события, литературного произведения: «слава Герострата»), антитеза (сопоставление или противопоставление контрастных понятий или образов: «Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок... »), антифраз (употребление слова в противоположном смысле: «герой», «орёл», «мудрец»), бессоюзие (асиндетон, предложение с отсутствием союзов между однородными словами или частями целого:              Ночь, улица, фонарь, аптека,            Бессмысленный и тусклый свет.            Живи ещё хоть четверть века —            Всё будет так. Исхода нет. (А. Блок),   многосоюзие (полисиндетон, избыточное повторение союзов, создающее дополнительную интонационную окраску), градация (последовательное нагнетание или, наоборот, ослабление силы однородных выразительных средств художественной речи), инвектива (резкое обличение, осмеяние реального лица или группы лиц; разновидность сатиры), апофазия (автор меняет или опровергает высказанную им ранее мысль), метатеза (перестановка звуков или слогов в слове или фразе, комический приём: обветрится – обвертится, перепёлка – пеперёлка, в траве кузнел сидечик…), катахреза (сочетание несовместимых по значению слов, тем не менее, образующих смысловое целое: когда рак свиснет, поедать глазами... ), оксиморон (сочетание контрастных, противоположных по значению слов: живой труп, гигантский карлик), параллелизм (тождественное или сходное расположение элементов речи в смежных частях текста, создающих единый поэтический образ), хиазм (вид параллелизма, расположение двух частей в обратном порядке: «Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы есть»), парцелляция (экспрессивный синтаксический прием интонационного деления предложения на самостоятельные отрезки, графически выделенные как самостоятельные предложения: «И снова. Гулливер. Стоит. Сутулясь»), силлепс (объединение неоднородных членов в общем смысловом или синтаксическом подчинении: «У кумушки глаза и зубы разгорелись»), симплока (повторение начальных и конечных слов в смежных стихах или фразах при разной середине или середины при разных начале и конце: «И я сижу, печали полный, один сижу на берегу»), эвфемизм (замена неприличных, грубых, деликатных слов или выражений более неопределёнными и мягкими: вместо «беременная» — «готовится стать матерью», вместо «толстый» — «полный»), эллипсис (пропуск в речи подразумеваемого слова, которое можно восстановить из контекста), акромонограмма (повторение конца стиха в начале следующего стиха). Выделю в отдельный абзац такую интересную фигуру, как аппликация. Аппликация — это вмонтирование в текст литературного произведения общеизвестного выражения (пословицы, поговорки, прозаического или поэтического отрывка и т. п. ) в качестве прямой цитаты — ссылки или в ином, деформированном виде, например:              Дохлая рыбка            плывет одна.            Висят плавнички            как подбитые крылышки.            Плывет недели,            и нет ей ни дна,            ни покрышки. (В. Маяковский)              По-чешски чешет, по-польски плачет,            Казачьим свистом по степи скачет            И строем бьёт из московских дверей            От самой тайги до британских морей. (В. Луговской)   Аппликациями следует пользоваться аккуратно, чтобы заимствование не казалось просто банальным плагиатом. То есть цитата должна быть достаточно известна, чтобы её авторство не приписали вам; плюс к тому, её авторская принадлежность должна давать какую-то пищу для размышлений, должна быть причина, по который вы решились процитировать именно эту строку именно этого автора. Что ж, про стилистические фигуры, кажется, выговорился. Не забывайте, что это пособие — не литературоведческий словарь. Большей части стилистических фигур, существующих в русском языке, я вовсе не упомянул, чтобы не перегружать вас информацией. Теперь постараюсь доступно рассказать про неклассические способы украшения стихотворений, можно сказать, новомодные.     4. 3. Нестандартные украшения стихотворений.     В этом разделе будет немало повторений, потому что часть этой информации я уже изложил в разделе, посвящённом рифме. В частности, я рассказывал про муфтолингвы, имена собственные и иностранные слова. Но теперь я остановлюсь на каждой из этих тем гораздо подробнее.     Словообразование (неологизмы). Итак, изобретайте новые слова, не стесняйтесь. Главное, чтобы был понятен их смысл. Новообразованные слова мы можем найти и у Бродского:              Тихотворение моё, моё немое,            Однако, тяглое — на страх поводьям…   И хотя в русском языке слова «тихотворение» нет, мы инстинктивно понимаем, что оно означает. У Цветаевой новообразование имеет целью стать рифмой:              Есть час на те слова.            Из слуховых глушизн            Высокие права            Выстукивает жизнь.   Глушизна — это нечто страшнее глухоты. Это пропасть, где исчезает звук. Точно также у Цветаевой встречаются изобретённые ей вершизны. Окончание «зн» тут придаёт элемент удивительного величия. Уже поминавшийся мной Вилли Мельников, конечно, превзошёл всех, кто пытался заниматься словообразованием до него. Муфтолингвы Мельникова уникальны и по построению, и по смысловой нагрузке.              Шприцешпилем пророс            Немоскрёб            в небосредство от гроз            и от злоб,            не доставши до стаи            взлетайн,            не прося: не растай,            claud nine!   Немоскрёб — огромное молчаливое здание, небосредство, взлетайна — тайна полёта, шприцешпиль… Мельников изобретает такие глубинные, удивительные слова, причём в этом словобезумии ни на йоту не отходит от канонов классического русского словообразования. Отмечу, что тут мастерски вставлено рифмующееся английское словосочетание «cloud nine» (девятое облако).   Или вот ещё примеры муфтолингвы, выдранные из разных стихотворений Мельникова:              В китах кипит адреналим:            там хороводолаз без шлема,            и досказательство своим            считает предопредилемма.                Пергамент цвёл Кумранскою отвагой;            страдал бесплотно плотник Назаредкий...           ... Прости Скандинаивному варягу            камней друидеальную расцветку.              Попробуйте на мне пронзённо выпасать            Безглазерных прицелов наготочья:            Их ствольно-нарезную гипоснасть            Принять, как краснотворное не прочь я.   В общем, муфтолингвы являются частным случаем контаминации, которой пользовались и поэты-классики:              В Академии поэзии — в озерзамке беломраморном,            Ежегодно мая первого фиолетовый концерт. (И. Северянин)   Общий случай контаминации может включать не только словообразование из привычных нам слов, но и фразообразование из фразеологизмов и цитат: «Чем дальше в лес, тем третий лишний», например. Мельников, конечно, максималист. Не стоит пытаться в подражание ему перенасыщать стихотворение муфтолингвами и новыми словами. Но порой к месту, как у Цветаевой или Бродского, придуманные вами термины будут смотреться замечательно красиво. Экспериментируйте на здоровье! Умелый пример использования словообразования применяет Олег Медведев:              То, в чьих лучах ни свет ни заря,            А звонче, чем динамит,            Песня Скитайского словаря            По всем вокзалам гремит.   Скитайский — это помесь китайского (такой словарь, конечно, есть) и скитальского (такого словаря нет, но почему бы и нет? ). Смысл вкладывается двойной, и очень даже красивый. Другой разновидностью неологизмов (собственно, новообразованных слов) является так называемая заумь. Вещь специфическая и лишённая во многом смысловой нагрузки, заумь не может быть рекомендована к частому использованию. Но в юморных стихах она очень даже уместна. Заумь отрицает в литературе русский язык как средство общения и декларирует поэтический язык, непонятный даже самим его сочинителям.              Лельга, оньга, эхамчи!            Ричи чичи чичичи!            Лени нули эли али!            Бочикако никако.            Никакоко кукаке!            Кукарики кикику!            Папа пупи пигиги!            Мород, мород, миучали            Капа, капа, кап!            Эмч, амч, умч!            Думчи, дальчи, дольчи! (В. Хлебников)   Вот образец близкой к зауми прозы конструктивиста А. Чичерина:   Кремль мерк. Крем вер мрел изо рва морем рваного рёва; кремнёвое, кроме мозгового мора — орало роем ёмких рокотов, безтравых травм, орав пролеточных боровов и трамвайных Варавв. Соборов лококольные тики икали и калеными грецкими китонами грели грехи хилых — в 7 всем всеношня. Веисённия сени, веисёлыя, лысыя, яркия, учуявшия кующаго ярь ярилу, ликовали о лицах весенних все; рыскали, жиреюще рея ярились, прокураты, к поюшкам сердечников и ниц.   Элементы зауми, как игрового начала в поэзии, имеются в фольклоре, в детских считалках и дразнилках. Элемент стилистического разнообразия стихотворения метатеза также является методом словообразования. Это перемещение в словах слоговых частей, меняющее звуковой, а иногда и смысловой облик слова. Например: леригиозный вместо религиозный; шуточные, например «порочный малосёнок», «бронетёмкин Поносец» и так далее. На принципе метатезы построены известные строки в стихотворении С. Маршака «Вот какой рассеянный»:              Глубокоуважаемый            Вагоноуважатый!            Вагоноуважаемый            Глубокоуважатый!            Во что бы то ни стало            Мне надо выходить            Нельзя ли у трамвала            Вокзай остановить.   Иностранные слова (варваризмы). Об этом я уже писал много подробнее, чем о муфтолингвах. Тем не менее, повторюсь и расскажу о всякой иностранщине ещё подробней. Чемпионом в подобной практике, как ни удивительно, является всё тот же Мельников. Правда, не рекомендую заниматься подражанием, потому как его творчество — вещь весьма специфическая и несколько аномальная.              Я заплутал в деепричаще —            в лесу dream`учем-трехсосновом.            Кетцальпинист молчит кричаще,            с Wehr`шин сорвавшийся к основам.   Немецкое и английское слова, вписанные в муфтолингвы, выглядят весьма интересно. Но Мельников — полиглот, он пишет свои сумасшедшие стихи на девяносто восьми языках. Не все столь способны. Приведу пример грамотного использования иностранного слова в целях получения правильного слога:              И в преддверие выстрела в тощий живот            Улыбается древний старик Моисей,            Не расстрельная рота, и даже не взвод,            Просто zoldat, отъевшийся на колбасе,            Безусловно, баварской.   Как вписать в размер двусложное слово с ударением на первый слог, да так, чтобы оно подчёркивало единоличие убийцы? Солдат было бы хорошим словом, но вот ударение не туда падает. И мы вставляем немецкое zoldat, которое имеет нужное нам ударение (во-первых) и замечательно вписывается в «немецкую» тему песни (стихотворения).              Забудь меня, Фоскальзи, забудь похотливый норов,            И музыку в стиле «love», и белое «Chevalier»…            Ведь где-то тебя в толпе глазами ищет фотограф,            И «Лейка» в его руке достойна всех королев.   В этом примере слова уже не просто иностранные, но, в принципе, общеупотребительные именно в иностранном своём написании. Музыка в стиле «love» — это вроде как соул; слово «Chevalier» эффектно заменяет банальное слово «вино». А «Лейка» заменяет слово «фотоаппарат», никак не вписывающееся в стихотворение. Вообще, иностранные слова придают поэзии современный вид, позволяют умело использовать темы, которые не приняты в русской классической поэзии. Например, вот так:              И в доме уютном над дверью при входе,            Свои вспоминая грехи, —            Повесь рукодельную вывеску, вроде            «Welcome to Silent Hill»!   Вы смотрели фильм «Сайлент Хилл»? Теперь придётся посмотреть. Это были примеры, в основном, из моего собственного творчества. Тем не менее, этим приёмом широко пользуются и другие современные поэты.              Но все в этом мире живо репитом,            Все возвратится вновь —            Сталь под плащом, медь под копытом,            Шляпа на бровь. (О. Медведев)              Ты не гляди, не гляди назад,            Покидая сей хмурый край.            Утро встает, ты его солдат,            Твое дело — «Drum links, zwei, drei». (О. Медведев)   Вот два подобных примера. Слово «репит» (повторение) красиво вписывается в стихотворную строку первого стихотворения. Во втором немецкий отсчёт подчёркивает чеканный солдатский шаг. Игра слов тоже очень эффектно иногда вплетается в иностранную речь русской поэзии.              Я-то буду за Стиксом не в первый раз —            Я знаю, что стану там            Железной собакою дальних трасс —            Бездомным Грейхаундом… (О. Медведев)   Грейхаунд здесь — это «Grayhound», английская марка автобуса. Но в то же время это порода собак — вот и получается «железная собака дальних трасс».     Вульгаризмы. Вот об этом я ещё не писал. А нужно, потому как вульгаризмы тоже порой замечательным образом применимы в поэзии. Конечно, можно под вульгаризмами понимать банальный русский мат, который широко использовал в своей поэзии, например, Барков. Но это не показатель. Барков был не поэтом, а хулиганом. Грубые, разговорные, порой неправильные слова и выражения должны применяться в первую очередь для усиления выражаемой мысли, для более эмоциональной характеристики персонажей. В знаменитых «Стихах о советском паспорте» Маяковского есть строки:              К любым                        чертям с матерями                                    катись            Любая бумажка.   Это классический вульгаризм, подчёркивающий резкое отношение автора к раскрываемой теме.      Ты навернёшься, как герой, с собой забрав тяжёлый танк,    По меньшей мере, чёрный дым увидишь вскользь сквозь щелку глаз.    Тебя случайно подберёт усталый старый маркитант,    Не даст исчезнуть в тишине и успокоиться не даст.   Здесь вульгаризм «навернёшься» подчёркивает бытовое, тупое отношение к смерти, «будто-это-так-и-надо». Иногда вульгаризмы призваны не подчеркнуть какое-то отношение, а просто «заткнуть» дырку в стихотворном размере. Я уже рассказывал про вредность словечек типа «уж», вульгаризмы порой смотрятся в подобной роли несколько лучше.              Я Лаокоон, блин, в серых узлах дорог,            А я выпью еще, блин, — сделаюсь сыт и пьян,            Так молния с неба ёкнула в бугорок,            Так кончились песни — можно порвать баян. (О. Медведев)   Здесь вульгаризм «блин» не только служит художественным средством, наравне со словом «ёкнула» подчёркивающим народный оттенок песни, но заодно затыкает брешь, нехватающий слог в размере (до цезуры — амфибрахий, после цезуры — дактиль, очень умело смешано, кстати). И напоследок ещё несколько слов о мате. Мат неприемлем. Это совершенно однозначное мнение, которое не должно вызывать никаких нареканий. Многие современные поэты и писатели (последние чаще) начинают с гордостью говорить, что мат — это неотъемлемая часть языка, без которой они обойтись, конечно же, не могут. А вот Толстой как-то обходился. И Гоголь. И Некрасов. Мнение о нормальности использования мата в поэзии является тупым оправданием собственной пошлости. Всего пару в жизни я встречал случаи, когда мат в стихотворении был к месту, хотя и здесь можно было его избежать. Мат — это не вульгаризм. Мат — это очень специфический и сложный элемент языка. Если человек не способен выразить свои чувства без мата, он просто не владеет языком. Мат применим только в особых, узкоспециализированных случаях. Так что, прошу, поэты, пишите красиво. Без мата и пошлятины. Дополнительным материалом по этой теме может послужить моя статья-приложение к «Учебнику» «Мат в поэзии: к месту и не только». В ней подробно и развёрнуто рассмотрено, в каких случаях мы можем себе позволить употребить нецензурную лексику и не выйти при этом за грань. Обходясь без мата, тем не менее, иногда можно поймать ту тонкую грань, которая разделяет пошлость и иронию. Примером тому может служить замечательный поэт Марк Фрейдкин, который мастерски и чуть похабно юморит почти в каждой песне, но не теряет своего очарования. Знаменитую песню «Тонкий шрам на любимой попе» в исполнении А. Макаревича вы, наверное, слышали. А чего стоит чудесная «Песня о всеобщей утрате девственности»!              Света М.            Слишком много прочла поэм,            И с катушек слетел совсем            Слабый девичий мозг.            В мыслях блажь:            Мол, придёт к ней прекрасный паж,            И невинный её корсаж            Тронет, тая, как воск.              Игорь К.            Под пажа закосил слегка,            И встречала она рассвет            Уж не девушкой, нет.              Смешно, и не без вульгаризмов. Но — не пошло.   Малоупотребимые слова. Ещё одним средством украшения стихотворения являются малоупотребимые, редкие слова и выражения, которые, быть может, заставят читателя полезть в энциклопедию, посмотреть их значение, таким образом, имея образовательную функцию. К этой же категории я, в принципе, отношу и имена собственные, нечасто употребляющиеся нами в обиходе.              Странник, взнуздай своего буцефала,            Кнопку нажми, за сиденье держись.            Улочки Ура в шумерских кварталах,            Смуглые женщины, новая жизнь.            Первые княжества, первые страны —            Даже Египта — и то ещё нет…            Если же будешь ты в будущем, странник,            Милым элоям привет.   Читатель, незнакомый с тем, кто же такой буцефал (здесь — как имя нарицательное, то есть просто могучий конь), поинтересуется этим. Точно так же он заинтересуется, где располагался Ур (Месопотамия), кто такие шумеры и, конечно, кто такие элои. Человеку же эрудированному, знакомому с этими понятиями будет приятно осознать свою эрудицию, проверить её в деле.              И потекли по венам потоки красных рек,            Удавы, сколопендры, дипсады и киты,            А графу Сен-Жермену пошёл двадцатый век,            И набожные венгры нарекли его святым.   Тут мы эффектно «ловим» читателя на имени Сен-Жермена, а также на сколопендрах и особенно на дипсадах. Точно помню, что нигде, кроме всемирной сети, я значения этого понятия не нашёл, и то лишь в паре мест одно и то же списанное друг у друга определение. На всякий случай, дипсады — это породы фантастических змей, которые якобы (по Фассалии) водились в пустынях Ливии.              Пусть оно спит алым на белом —            Мой антидот,            Будет надежней, чем парабеллум —            Не подведет. (О. Медведев)   Не считая двух блестящих рифм (особенно «белым — парабеллум»), в этом четверостишии мастерски переплетаются современный медицинский термин «антидот» (противоядие), несколько устаревшее и замененное ныне словом «красныйraquo слово «алый», а также название пистолета. Особым видом использования имени собственного в стихотворении является сфрагида — упоминание в стихотворении имени поэта, автора данных стихов. В античном мире был известен поэт-эпиграмматист Фокилид, который во многие эпиграммы вставлял строку: «И это сказал Фокилид». Вот газель узбекского поэта 15 в. Алишера Навои, в последний бейт включено имя автора:              Робко пальцами коснулся нежных губ ее слегка,            Будто соловей крылами — алой розы лепестка.            Озерцо в пушинках ивы — нежное её лицо,            Будто зеркало в рябинках легкой ржавчины — щека,            Позолоченные хною дуги царственных бровей —            Два блистательных павлина в нежных тенях цветника.            В море зла лишь злым отрада, а иным не место в нём.            Не цвести царице сада в пустыре меж сорняка.            Ты от кубка в час похмелья жадных губ не отрывай:            Только в нём найдёт забвенье тот, чья жажда велика.            Так прими же неизбежность мир покинуть, Навои,            Выведи любовь и верность из мирского тупика.                (Пер. Т. Спендиаровой)   Не буду приводить более примеров, потому как полагаю, что всё с этим понятно. Развивайте свою эрудицию и передавайте её читателю.   Современные и устаревшие (архаизмы) слова. Язык, как я уже говорил, не стоит на месте. Следовательно, появляются новые общеупотребительные слова, порой сленговые, но не являющиеся вульгаризмами. Почему бы не использовать их в поэзии, раз мы используем их в нашей ежедневное речи? Как писал Александр Васильев:              Тинэйджер ты или пейджер,            Диггер ты или ниггер,            Рейвер ты или плеер,            Мне давным-давно параллельно.   Это, конечно, не лучший образец, но в него «натолкано» столько новомодных словечек, что я не смог удержаться.              Но девушка на башне раскрыла гримуар,            Из праха вызывая мифических химер.            Лилось вино из чаши на предков Валуа —            Своеобразный флаер, пославший на хрен смерть.   Модное и современное слово «флаер» каким-то диковинным образом сочетается с фамилией французской королевской династии и названием чёрной книги заклинаний… Бывает же такое.              Диод мерцает, касания ловит сенсор,            По самописцам змеится вязь,            В стальной кювете твои полсердца            Остывают, сочась. (О. Медведев)   Лабораторные термины тоже относятся к современным: диод, сенсор, кювета. При этом тут присутствует и устаревшее слово «вязь». Ещё пример:              Но увидевший свет на востоке            К телескопу прижмётся лицом:            Там проносится Люк Скайуокер            С электронным своим кладенцом. (А. Алексеев)   Во-первых, тут классная рифма со словом «востоке», во-вторых, тут замечательно использовано сочетание «электронный кладенец», очень удачно для характеристики оружия из «Звёздных войн». Современные слова гораздо проще использовать, чем устаревшие, потому что первые довольно легко и естественно вписываются в нашу ежедневную речь. Последние же употребить грамотно и к месту не очень-то и легко. Архаизмы хорошо получается употреблять, к примеру, в традиционных цитатах. То есть если мы цитируем Библию, то правильнее, конечно, старорусское «не убий», чем новое «не убей». Цитировать можно и из «Слова о полку Игоревом», и из откровений Иоанна Богослова, не важно. Просто же впихивать в стихотворения устаревшие слова — это неправильно. Ну разве можно сказать: «я глядел ей в очи и пил пиво»? Вряд ли. Очи, ланиты и выя должны сочетаться со смыслом стихотворения, с его сюжетом и временными рамками, ограничивающими этот сюжет. Блестяще использовала устаревшие слова, искусно, по-русски, Марина Цветаева. Посмотрите, как гармонично:               Не отстать тебе. Я — острожник.            Ты — конвойный. Судьба одна.            И одна в пустоте порожней            Подорожная нам дана. Или            Удержать — перстом не двину.            Перст — не шест, а лес велик.            Уноси свои седины,            Бог с тобою, брат мой клык!   Острожник воспринимается нами именно как заключённый того времени, конца XIX века, не позже. Кроме того, в первом примере мы видим отличный пример аллитерации с буквосочетанием «ож». Подводные камни в использовании архаизмов следующие. Прошу вас, уважаемые поэты, не забивайте «нехватку» слогов частицами вроде «уж»! Это архаизм, который категорически не вписывается в современную поэзию, лишь загрязняя язык! Кроме того, не заменяйте в целях получения правильного слога слова «эти» на «се», «этот» на «сей» и так далее. Это тоже неоправданное и глупое использование архаизмов. Собственно, вообще, чем меньше в тексте частиц и других вспомогательных частей речи, тем лучше! Аккуратно пользуйтесь современными и устаревшими словами: если между ними нет гармонии, стихотворение не стоит и выеденного яйца.   Иллитераты. Это речевые звуки, не передаваемые буквами или обозначаемые ими условно, — призыв к тишине, свист, отплевывание, хрип, храп, всхлип и т. д. Так, например, произносимые кучером звуки, при которых лошадь останавливается, записывают условно «тпру! », свист записывается как «фью! », чихание — «апчхи! ». Примеры:              Порой дождливою намедни            Я завернул на скотный двор...            Тьфу! Прозаические бредни,            Фламандской школы пёстрый вздор. (А. Пушкин)              За плугом плуг проходит вслед,            Вдоль — из конца в конец.            — Тпру, конь!.. Колхозники, ай нет?..            — Колхозники, отец... (А. Твардовский)   Игра слов. Одним из наиболее интересных спецэффектов является игра слов. Для того, чтобы «поймать» красивую игру слов, нужно иметь очень развитое чувство языка и большой словарный запас. Блестящая игра слов часто встречается в поэзии Константина Арбенина. Например,              Мой Боливар двоих не переварит,            За перевалом будет передышка…   Боливар — переварит. Смыл кристально ясен, а форма изложения совершенно замечательная. Другая цитата из Арбенина, даже несколько из одной песни:              Ложь я видел не раз…            Ложь я видел не раз…            Ложь я видел, не разоблачая… Или            Уповаю на вас,            Уповаю на вас,            Уповаю на воспоминания… Или            Повинуется бес,            Повинуется бес,            Повинуется беспрекословно.   Кроме Арбенина, очень многие мастерски использовали игру слов, чтобы подчеркнуть что-либо. Кстати, мельниковские муфтолингвы — это тоже разновидность игры слов. Разновидностью игры слов, связанной с рифмой, являются омограммы, о которых можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение». Здесь же приведу лишь один пример омограммы:              О туман! — и куда? —            от ума — никуда.            С ума тошно мне,            суматошно мне.            Пост уже. Поп. Русь.            По стуже попрусь,            по этапу тьмой            поэта путь мой… (Д. Авалиани)   Как видим, в омограммах соседние (иногда перекрёстные) строки пишутся освершенно одинаково, разный смысл достигается различным разбиением на слова и расстановкой знаков препинания. Кстати, прекрасным упражнением для тренировки игры слов являются так называемые волноходы, о которых можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение».   Часто для придания стихотворению эффектности перед ним ставится так называемое мотто, то есть краткое изречение, которое определяет основной тон произведения или общее его настроение. Мотто — нечто вроде эпиграфа, часто оно является цитатой из классики или латинским афоризмом, иногда является посвящением кому-либо. Мотто обязательно должно соответствовать стихотворению, его употребление должно быть обосновано. Подведу итог этому разделу. Самое главное правило украшения стихотворений: никогда не перебирайте с украшением! Иностранные и сленговые слова, муфтолингвы, имена собственные и энциклопедические термины ни в коем случае не должны затемнять собой смысл стихотворения, его суть. Всего должно быть в меру! Используйте украшения только там, где они и в самом деле помогут что-то выделить. Не пихайте их во все щели! Помните это, и всё будет просто замечательно.     4. 4. Построение предложений.     Одним из важнейших способов создания красивого стихотворения является грамотное и красивое построение стихотворной фразы. Наиболее простым способом построения является случай, когда каждая строка является законченным предложением, либо одно предложение объединяет две строки и завершается в конце второй.              Поднялась стезёю млечной,            Осиянная — плывёт.            Красный шлем остроконечный            Бороздит небесный свод. (А. Блок)   Именно так начинают писать большинство поэтов. Но это уж слишком просто. Гораздо эффектнее разбивать строкою фразу посередине, стараясь и в стихотворной речи составлять сложноподчинённые предложения, какими мы обыкновенно пользуемся в прозаической речи. Абсолютного совершенства в этом достиг, как я считаю, Иосиф Бродский.              Имяреку, тебе — потому что не станет за труд            Из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима,            Как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,            Так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,            Чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса —            На эзоповой фене в отечестве белых головок,            Где наощупь и слух наколол ты свои полюса            В мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;            Имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от            То ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,            Похитителю книг, сочинителю лучшей из од            На паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,            Слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,            Обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,              Белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,            Одинокому сердцу и телу бессчётных постелей —            Да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,            В нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,            Понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке            И замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.            Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.            Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,            Вниз по тёмной реке уплывая в бесцветном пальто,            Чьи застёжки одни и спасали тебя от распада.            Тщетно драхму во рту твоём ищет угрюмый Харон,            Тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.            Посылаю тебе безымянный прощальный поклон            С берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.   Это стихотворение я привёл здесь полностью по очень простой причине. На его примере можно разобрать больше половины всех поэтических приёмов, описанных в этом трактате. Но посмотрите, в первую очередь, на построение. Гигантское первое предложение, сложное, наполненное не только перечислением, но и сложнейшими речевыми оборотами, переносами и предложными рифмами! Смогли бы вы написать так? Вторая часть заметно отличается от первой — потому она и заметна. Несколько недлинных предложений в двух строфах. И самое коротенькое — последнее, завершающее. По сути, мораль. Кроме потрясающего построения стихотворения, тут можно видеть почти все помянутые мной приёмы, стилистические фигуры, имена собственные и даже инициалы, энциклопедические слова, вульгаризмы и слова устаревшие, всё, что угодно. Такой маленький учебник поэзии в одном стихотворении. В общем, такой перенос части фразы из одного стиха в другой, из одной строфы в другую не имеет полноценного русского названия. Я. Зунделович в словаре поэтических терминов 1925 года издания применяет к нему французский термин enjambement. Иосиф Бродский не раз ещё обращается к сложным, длинным, перегруженным информацией фразам.              Белые стены комнаты делаются белей            От брошенного на них якобы для острастки            Взгляда, скорей привыкшего не к ширине полей,            Но к отсутствию в спектре их отрешённой краски.            Многое можно простить вещи — тем паче, там,            Где эта вещь кончается. В конечном счёте, чувство            Любопытства к этим пустым местам,            К их беспредметным ландшафтам и есть искусство.   Если в первом стихотворении («На смерть друга») замечательные построения фраз вписаны в чёткий пятистопный анапест, то во втором размер практически не соблюдается, что, тем не менее, не мешает стихотворению быть очень даже красивым. Замечательные построения можно встретить у Цветаевой:              Всё перебрав и всё отбросив            (В особенности — семафор! )            Дичайшей из разноголосиц            Школ, оттепелей… (целый хор           На помощь! ) Рукава как стяги            Выбрасывая… — Без стыда! —            Гудят моей высокой тяги            Лирические провода.   Не могу не отметить, что скобки и тире являются довольно простым способом продлить фразу, вставить в её середину что-либо, не имеющего прямого отношения к сути. И Бродский, и Цветаева широко пользуются этим приёмом. Стремитесь к длинным, сложным предложениям. Разбивайте их на строки. Режьте, кромсайте, всё, что угодно. Пишите красиво!   Да, постскриптум: о том, как строить предложения не следует, можно прочитать в статье «Замечательная стилистика или поэтические Серёжи Зверевы» этого учебника.     4. 5. Стилистический мусор.     У молодых поэтов есть одна хроническая болезнь. Им с завидной регулярностью то не хватает слогов, чтобы попасть в размер, то этих самых слогов слишком много. Иногда просто не хватает слов, чтобы выразить мысль, иногда, наоборот, мысль так запутывается лишними словами, что где суть, уже никак не понять. В результате в стихотворениях появляется огромное количество всяческого словесного мусора, который портит стихи, мешая адекватному их восприятию. Самым вредным стилистическим мусором являются частицы. Например, частица «уж». Я уже упоминал её раньше. Если вам не хватает слов, вставьте какое-нибудь слово, несущее смысловую нагрузку, но никак не архаичную частицу, чаще всего неприменимую в контексте. Все слова вроде «тот», «тут», «уж», «се», «он» относятся именно к такой категории. «Взял тут Коля пылесос и убрал ту кучу роз». В этой строфе совершенно лишнее «тут» и ещё более ненужное «ту». Лучше переиначьте всё фразу, используйте другие речевые обороты, слова, но избавьтесь от словесных тараканов. Запомните: длинные красивые слова смотрятся гораздо лучше. Не раз помянутую частицу «уж» допустимо использовать в наше время разве что в устоявшихся словообразованиях: «Ну, что уж теперь вспоминать…» или «Куда уж тебе! », «Вы уж постарайтесь! ». Но никак не в значении «уже». «Уже» и «уж» — это два разных слова с разной смысловой нагрузкой. Опять же, ранее шла речь об архаичных местоимениях «сей», «сия», «се». Они употребимы, подчёркиваю, только в стихотворениях в стиле ретро, стилистически имитирующих манеру стихосложения двухвековой давности. Заменять «этот» на «сей» в современном стихотворении нельзя. Да и вовсе, использовать чрезмерно больше количество местоимений (особенно «тот», «этот») — дело вредное. Следует стараться избавить ваше произведение от изобилия вспомогательных частей речи. Повторяюсь: чем меньше предлогов, союзов, частиц и местоимений, тем лучше. Слово «тут» в литературной речи предназначено исключительно для обозначения географического местоположения какого-то предмета. Применительно ко времени слово «тут», я считаю, недопустимо. Разве что в фольклорно-юморной теме. Кстати, слово «здесь» — это более литературный вариант, чем «тут». Ещё есть такая мода. Упомянул в первой строке героя по имени Пётр Петрович Петушков. И далее в каждой строке будет тупо повторяться местоимение «он». Принадлежность какой-либо вещи этому самому Петру Петровичу будет по десять раз обозначаться местоимением «его». Зачем? Это словесный мусор. Если эти повторения не несут на себе какой-то ударной нагрузки, то они не имеют смысла, потому как и без них прекрасно понятно, кто и что делает в стихотворении. И чего не делает.     Полагаю, что нет смысла рассказывать что-то на эту тему ещё. Пишите так, как вам пишется. Главное, чтобы ваши стихи пережили вас. Это — главное для любого поэта.     ГЛАВА 5. ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ СТИХОСЛОЖЕНИЕ   В этом разделе я использовал несколько замечательных идей из книги «Занимательное стихосложение» Николая Шульговского (М. 1926). Не могу сказать, что Шульговский был гениальным поэтом. Но он был великолепным учёным-литературоведом; его книги о стихосложении могут послужить учебниками, которые помогут как начинающему поэту, так и сложившемуся автору. Раздел «Занимательное стихосложение» посвящён стихотворениям, которые не имеют высокой художественной ценности, но зато представляют собой интереснейшие образчики поэтических развлечений. Стихи загадочной формы. К таким стихотворениям относятся акростих, месостих, телестих и тавтограмма. Акростих (краестишие, краегранесие, краестрочие, началестрочие, иместишие) — это стихотворение, в котором начальные буквы каждой строки, читаемые сверху вниз, образуют какое-нибудь слово или выражение. Если они образуют имя, то акростих называется номограммой. Чаще всего именно имена зашифрованы в акростихах: то есть подобные поэтические экзерсисы являются посвящениями. Вот пример акростиха-номограммы, в котором зашифровано имя и фамилия девушки:              А вам, божественная леди,            Никто перечить не посмеет!            Актёрствует весёлый ветер,            Сбивая в гроздь воздушных змеев,            Тревожит шумные вершины.            Алеют флаги над скалою,            Сурово щурятся мужчины,            Искатели ковчега Ноя.            Я — не искатель, я — алхимик,            Глиссандо алчущий на струнах.            О, как прекрасно Ваше имя,            Рисуемое новой руной,            Ещё никем не повторённой,            Лишь мною брошенной на ветер            И незаметно принесённой            К ногам моей прекрасной леди.   Естественно, содержание стихотворения должно соответствовать образу того, кому оно посвящено. Акростихи писать непросто. Но, с другой стороны, они имеют жёсткие ограничения по начальным буквам, которые несколько успокаивают полёт фантазии. Вот пример более простого акростиха, посвящённого поэзии:              Пишу о чем-то вдохновенно,            О Боже! снова в раж вошёл —            Экстаз творения нетленный            Зачем-то вновь меня нашёл.            И что б там ни было вокруг,            Я весь во власти дивных мук! (А. Бердников)   Бывает акростих и пословным (Герману Лукомникову):              Готическая Ересь: Розенкранц,            Минхерц — Авторитет Немецкий Узок.            Ликует Ум! Как Обухом, Миманс            На Исповеди, Как Охотник В Уток!.. (Г. Седельников)   Не увлекайтесь акростихами. Всего должно быть в меру. Месостих (мезостих) — это стихотворение, в котором буквы, образующие «загадочное» слово, располагаются не в начале, а выстроены посередине стихотворения. Оригинальной формой является так называемый стих-лабиринт, в котором буквы «шифра» образуют какую-нибудь фигуру, расположены по диагонали или ещё по какому-либо закону. Попробуем зашифровать, к примеру, слово «любовь»:              Лишённые последнего приюта,            Поющие величественно гимны,            Параболой мы движемся на юг, но            На юге холода, и иже с ними.            Вершится Валтассаров скорый пир…            …Осудит нас львиноголовый мир.   По содержанию получается дурь дурью (потому как экспромт), но зато наискось читается слово «любовь». Оно составлено из 1-ой буквы 1-ой строки, 3-ей буквы 2-ой строки, далее 5, 7, 9, 11 буквы соответственно. В некоторых месостихах буквами считаются и пробелы. Кроме того, слова можно шифровать лесенкой, просто линией (например, 3-я буква каждой строки), и так далее. Кстати, разные источники по-разному трактуют понятие месостиха. Классический словарь Квятковского трактует месостих, как стихотворение, в котором буквы, образующие «загадочное слово», могут располагаться только вертикально, то есть оно образовано только вторыми, или третьими, или десятыми буквами каждой строки. Стихи же, написанные, как вышеприведённый, называются в такой трактовке именно стихами-лабиринтами. Пример более классического месостиха можно прочитать ниже («Алеет закат... ») Телестих — это стих, в котором последние буквы каждой строки образуют слово или фразу. Разновидность акростихов.              Произнося чудесный чистый звуК,            Вишу на колокольне. ВысокО!            Неоднократно сам звенеть хотеЛ,            Разлиться песней сердца далекО,            Но мой язык во власти чьих-то руК.            Вздохнул бы я свободно и легкО,            Когда бы сам, не по заказу, пеЛ. (И. Чудасов, «Колокол»)   Смешивая месостихи и акростихи, можно получить, к примеру, такую форму (сонет, кстати):              Алеет Закат. КрасоТою пленён:            Колор, ОтблеСк, линИи, тени.            Рисую С сомнЕнием Вечное тленье:            ОткрыТо ли зНанье Античных времён?              СравнИтся лИ с жизНью моё рисованье?            Такие ШтрихИ ль? А гАрмония есть?            ИспачКаны хОлст в Чём попало и честь.            ХандрА. На риСунке — Убожество. Дрянь я.              ИспраВить нЕльзя Дурака — и опять            Творю: Очень Надо. ЗАкатов штук пять               РазмеТил и сНова иСтратил.              Играю Всё… КсЕния, мОжешь, прости,            Мне с дЕтскоЙ любоВью сплести мезостих,            (ЕстесТвеннО, не о зАкате)? (И. Чудасов)   Собственно, вариантов зашифровки различных слов и имён множество. Бывают стихи-лабиринты, в которых наискось как справа-налево-сверху-вниз, так и слева-направо-сверху вниз читается одна и та же фраза; зашифрованные слова выстраиваются лесенками, квадратами, треугольниками, звёздами в середине стихотворения, в общем, как угодно. Например, четырёхкратный акросонет Седельникова, посвящённый Марине Цветаевой:              Медовым эхом, золочёным сноМ            АгАтовая даль, без дна трАвА...            РаспРавлено крыло напеРекоР...            ИзвестИю о пагубностИ жизнИ!            Невесты Неземные сНы и стоН —            Ангар концА, поэмА без поэтА!..            Целующее блиЦ Церковных ниЦ,            Воюющих дароВ Воздушный зоВ,            ЕжеминутноЕ бровЕй броженьЕ!..            Течёт арТерии отвеТный свеТ —            АртистА вызывает векА веткА:            Ещё, Ещё, евангельское сЕрдцЕ,            В Венке терновом, эру заяВиВ,            Аорты от Христова РождествА!..   А бывают и шестикратные, и десятикратные! Ещё встречаются акростихи, где первыми словами, а не буквами каждой строки образуется какая-либо фраза. Своеобразной разновидностью акростиха является абецедарий (алфавитный стих). В нём первые буквы всех слов или строк последовательно составляют алфавит в обычном или обратном порядке.              Азъ словом симь молюся Богу            Боже вьсея твари и зиждителю            Видимыимъ и невидимыимъ!            Господа духа посъли живущаго            Да въдъхнетъ въ сьрдце ми слово            Еже будетъ на успехъ вьсемъ... (азбучная молитва, X в. )   Абецедарий может быть как построчный (приведен выше), так и пословный:              Архангельск. Бури Воют Глухи.            Деревья Еле Живы. Зло            Их Крутят Ледяные Мухи.            На Окнах Пятна. Рассвело.              Сердито Тучи Улетели.            Февраль — Холодная Цена.            Чердачные Шуршите Щели!             Эскадра Южная Ясна. (А. Котов)   Очень редко встречается обратный абецедарий, в котором первые буквы представляют собой алфавит не от А до Я, а наоборот, от Я до А:              Я Ящерка Ютящейся Эпохи,            Щемящий Шелест Чувственных Цикад,            Хлопушка Фокусов Убогих,            Тревожный Свист, Рывок Поверх Оград.            Наитие, Минута Ликованья,            Келейника Исповедальня.            Земная Жизнь Ещё Дарит, Горя,            Высокое Блаженство Алтаря. (Д. Авалиани)   Более подробно о буквенных и слоговых акростихах, телестихах, месостихах, стихах-лабиринтах, построчных, пословных и обратных абецедариях можно прочитать в лекции №7 Т. Б. Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии «Последовательности. Буквенные последовательности: абецедарии и акростихи. Мезостихи и телестихи. Фонетические последовательности. Усложненные и множественные акростихи. Лабиринты», а также в статьях Ивана Чудасова «Акростих в русской поэзии конца XX века» и «Акростих в творчестве В. Хлебникова». Тавтограмма — это стихотворение, где все слова начинаются с одной и той же буквы. Например:              Ленивых лет легко ласканье,            Луга лиловые люблю,            Ловлю левкоев ликованье,            Легенды ломкие ловлю.            Лучистый лён любовно лепит            Лазурь ласкающих лесов.            Люблю лукавых лилий лепет,            Летящий ладан лепестков. (В. Смиренский)   Российский поэт Иван Чудасов написал целый цикл тавтограмм почти на каждую букву алфавита, тем самым доказав, что это вполне возможно. Одной из самых монументальных тавтограмм считается грандиозная латинская поэма монаха-доминиканца Плацениуса «Pugna porcorum» («Битва свиней»), все слова в которой начинались на букву «p» (1530-й год). Тавтограммы также бывают концевые (все слова заканчиваются на одну букву) и начально-концевые (все слова и начинаются, и заканчиваются на одну букву). Вот пример начально-концевой тавтограммы:              Мельчаем мельком, мудрствуем, мудрим.            Моргаем мозгом, мыслим — мягким местом.            Мычим мессиям, мимоходом — месим.            Мстим мастерам, мешаем молодым.              Манкируем миром, мытарствуем, мучим...            Маразм маскируем молчаньем могучим. (Б. Гринберг)   Ещё одним видом трюковой поэзии является липограмма — стихотворение, в котором начисто отсутствует один или несколько звуков (например, «Соловей» Г. Н. Державина написан без звука «р»). Наиболее сложным типом липограмм является гиперлипограмма или моновокализм — стихотворение, в котором употребляются только определённые гласные. Например, гипрерлипограмма «О»:              Молодость — словно сон:            Только вот рос, рос —            Скоро срок похорон,            Скоро погост, снос.              Плохо, хоть волком вой.            Но, поборов боль,            Вновь той дорогой в свой            Город, хоть он — ноль.              Молодость – столько снов!:            В космос!, в поход в ночь!,            Бодрой тропой слонов            Гордо точь-в-точь мочь!..              Долог сон? Скромно стон,            Скорбно-больной вздох…            Короток… Что потом?            Только Господь Бог… (И. Чудасов)   В другой разновидности гиперлипограммы (моноконсантизм) автор оставляет только одну согласную (Л).              Алла, алло! Аллеи            Алое лили еле.            Лилии ли алели?            Или алели ели?              Оле ли еле-еле            Лили елеи ало?            Лиле ли? Лии? Леле?            Алое лило Алле! (И. Чудасов)   В конце концов, разные типы можно и смешивать. Вот, к примеру, тавтограммная гиперлипограмма:              Сто сорок солнц. Сплошь соль со склонов.            Ссох скос. СволОчь с соломой стог?            Со сгонов скот сполз сворой сонной,            Сполз скопом, сольно — сколько смог…              Смолк сбор со стоголосой склокой,            Сноровкой спорой, скоростной…            Со стоном сдох совхоз стоокой            Совой. Совковость — смог сплошной.              Совхоз – с Содомом стойко сродство,            Со смоквой. Соткой слободской            (Собор со стойлом) — спорно сходство —            Со скользкой сошкой, со скобой. (И. Чудасов)   Потрясающим опытом комбинаторной поэзии являются так называемые анагрифы. Анагриф — это стихотворение, полностью составленное из определённых букв, взятых из какого-либо слова или фразы. Прекрасным примером подобного стихотворения является анагриф «Харитонову», написанный Борисом Гринбергом (посвящение поэту Евгению Харитонову):                ХАРИТОНОВУ              НОВАТОР:            Утро — ворота в аорту Харона.            Ворон у трона, ворона — на трон.            Ворон хранит, а ворона хоронит...            В ухо отраву. Тиару, хитон            и на траву. Ни вина, ни овина.            Тихо. Но варит оторва отвар,            хвори, вину, рану, норов отринув...            Воину — урна, а вору — товар...              ТИРАН:            Хоти, но в тон,            А-то... урон!              ХОР:            Трохи рун, а хитов — вороха.            Ох и врун, а руно-то труха!   Как видим, Гринберг использует исключительно буквы, содержащиеся в заглавии «Харитонову».   Вообще, Гринберг является одним из ведущих поэтов, пишущих в жанре комбинаторики; он является изобретателем нескольких новых форм комбинаторной поэзии. Например, меня лично просто потряс такой опыт, как метаметаграмма. Сам Гринберг признался, что это один из наиболее сложных его стихотворных опытов.              ИГРА              ГОРОД ДОРОГ              Обрети ветра гора,            розы загоритесь...            Сиры правила. Игра            жарит — покоритесь!              — Город нагреет! —            Дрань ржёт,            Рясами зреет            Храм, врёт!              Среди руна крестов ворчат,            Грянут утро рая...            Руки жаркие врача,            кроны вырезают.              Морить?            Обречь?            Мерь прыть.            Вправь речь!   ИГЛА   ГОЛОД ДОЛОГ   Облети ветла гола, лозы заголитесь... Силы плавила игла, Жалит — поколитесь!   Голод наглеет Длань лжёт, Лясами злеет Хлам влёт.   Следи луна клестов, волчат… Глянут, утло лая — Луки жалкие влача, клоны вылезают.   Молить? Облечь? Мель — плыть. Вплавь — лечь.       Два стихотворения, образующиеся одно из другого путём замены буквы «р» на «л», причём данные буквы встречаются в каждом слове стихотворения. Если вы сумеете написать что-то подобное, я попрошусь к вам в ученики. Своеобразный метод липограммного ограничения — это так называемое ограничение узника. Оно состоит в том, что в стихотворении нельзя использовать слова с «хвостиками», выбивающиеся из ровного ряда строки (то есть у, щ, ф, р, д, б) Это чисто визуальное ограничение, так как в разных шрифтах «хвостики» приобретают разные буквы. Более подробно о тавтограммах, липограммах, панграммах и других алфавитных ограничениях можно прочитать в лекции №12 Т. Б. Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Пределы: ограничения алфавита. Тавтограммы, липограмма. Панграмма и липограмматическая панграмма. Гетерограмматические и изограмматические стихотворения Ж. Перека». Есть и более сложные формы загадочных стихов. Например, крипты. Крипта — это стихотворение, имеющее в каждой строке точно посередине цезуру. Причём его можно читать и справа налево, и сверху вниз. К примеру:     Хранить любовно «да» Могу ли я теперь Не буду никогда Любить тебя, поверь — я обещала вечно, на свете жить одна? кокеткой бессердечной, веселье пить до дна  Я обещала вечно На свете жить одна Кокеткой бессердечной Веселье пить до дна     Такое стихотворение, когда оно читается справа налево, обязательно требует сквозных рифм перед цезурой. Заметьте, что смысл стихотворения, в зависимости от того, как его читаешь, совершенно противоположный! Сходным с криптой типом игрового стихосложения является эпомонион. Он является чем-то средним между криптами и визуальной поэзией, воспринимаемой лишь на бумаге.   Эфирный траву и истребляет.  огонь палит  Твоих уст сердце и оживляет.   Далее эпомонион продолжается и вертикально вниз, и горизонтально по схеме:   1 3 5 7...  2 4 6 8  1 3 5 7...  10 12 14 16  9 11 13 15...  ... ... ... ...     Ещё одна трюковая форма стихосложения — палиндром. Палиндромы читаются одинаково с одним и тем же смыслом с обеих сторон.              ... Кони, топот, инок,            Но не речь, а черен он.            Идем молод, долом меди.            Чин зван мечем навзничь... (В. Хлебников)   По сути, палиндром — это, что называется, глупость, нелепица, что и видно из вышеприведённого примера. Потому что он имеет только прикладное значение. Если вы написали стихотворение-палиндром, вы можете гордиться этим, но поверьте — я ни разу не встречал стихов-палиндромов, наполненных смыслом. Это упражнение, и не более того. Это не высокая поэзия. Некоторые источники называют разновидностью палиндрома палиндромон — стихотворение, составленное из отдельных слов-палиндромов. Я не встречал подобных примеров в литературе и склонен считать, что палиндромон — это, по сути, то же, что и палиндром. Близки по принципу к палиндрому, но, конечно, много проще анаграммы, то есть стихи, строки которых представляют собой перестановки букв в соседней строке (или слове, или двустишии). Конечно, аналогично словам и фразам-палиндромам существуют слова и фразы-анаграммы. Стихи-анаграммы встречаются не так часто. Вот, к примеру, двустишие-анаграмма Валерия Брюсова              Что нам весна или за ней дано?            Одна мечта: знай сон и лей вино!   Существует также понятие омограммы. Омограмма — это каламбурное стихотворение, в котором соседние строки пишутся совершенно одинаково, и разнообразие смысла достигается различным разбиением на слова и расстановкой знаков препинания. Чаще всего омограммные строки являются парными, но бывают и перекрестными. Первым в истории стихотворением с элементом омограммы стало каноническое державинское:              О, как велик, велик На-поле-он!            Он хитр, и быстр, и твёрд во брани;            Но дрогнул, как к нему простёр в бой длани            С штыком Бог-рати-он.   В основной своей массе омограммы двустрочны и представляют собой строгое побуквенное переразложение какой-либо фразы или слова, отчего получается новое прочтение исходного текста. Сталкиваясь, эти прочтения дают поразительный эффект.              Небеса ликуют —            Не беса ли куют? (С. Н. Федин)              У сына колки            усы, наколки. (С. Н. Федин)   Иногда омограмму превращают в своеобразный вид загадки: выбирается любая из двух строк, буквы записываются без пунктуации и пробелов, и в этом случае должны быть угаданы оба варианта прочтения, что придаёт ей выразительную двусмысленность. Например: НЕТУЖИВЫХОДНАМЕСТЬ (Нету живых, одна месть. / Не тужи! Выход нам есть. Д. Авалиани). К концу XX века омограммы достигли небывалого уровня сложности, к примеру:              Пойду, шаман, долиною —            пой, душа, мандолиною!            Верти, кали, искри, жаль            вертикали и скрижаль.            Горда ль            гор даль?            Ниц, шея гнись.            Ницше, ягнись.            Получу, человечек,            получучел-овечек.            О труп, о раб,            о ум, о тать! —            от рупора б            о, умотать —            иди, кто ранен адом алым…            И диктора не надо малым. (Д. Авалиани)   Более подробно об омограммах можно прочитать в статье Ивана Чудасова «Несколько наблюдений над омограммами».   Оригинальным анаграммоподобным опытом комбинаторного стихосложения являются встрои. Обыкновенно это одностишия или двустишия, иначе говоря, небольшие стихи. В качестве примера несколько встроев Бориса Гринберга:              СкромНЫе            весны            (скромные сны, кроме весны)              ПОсетиТЕЛИ            (потели сети посетители)   К встроям близки также волноходы (или волноломы). Волноходы основаны на игре слов, когда сливающиеся при быстром произношении слова образуют что-то новое, не всегда видимое на бумаге. Например:       эротикараэротИкараэротикараэротикаРа эротикараэротикараэротикараэротикараэ ротикараэротикараэротикараэротикараэро эрот Икара – эротика Ра – аэротика Ра – эротика Икара Ра Икара                      (Е. В. Харитоновъ)              невритеневритеневритеневРите не врите Рите            вритеневритевритеневрите врите не врите            дело невритеневритеневритеневрите не в Рите            вритевритевритевритевритеврите в Рите! в Рите! (Е. В. Харитоновъ) Первое из этих двух стихотворений («Икар») относится не к «чистым» волноходам, а к так называемым змеевикам. Змеевики, в отличие от волноходов, могут включать в себя несколько других поджанров комбинаторики, в том числе омограмму и логогриф (в данном случае). Лично я не отношу волноходы к поэзии, тем более к высокой. Но это, опять же, отличное упражнение для тренировки. Особенно волноходы полезны для практики в игре слов. Интересным примером трюкового стихосложения является анацикл — стихотворение, написанное таким образом, что его можно одинаково читать как сверху вниз слева направо, так и снизу вверх справа налево. Анацикл читается в обоих направлениях не по буквам (как в палиндроме), а по словам. В отличие от стихотворения-реверса, порядок изложения, рифмы и рифмовка сохраняются. Анациклические стихи — крайне редкое явление даже для экспериментальной поэзии.              Laus tua, non tua fraus, virtus, non copia rerum            Scandere te fecit hoc decus eximum.            Eximum decus hoc fecit te scandere rerum            Copia non, virtus, fraus tuf nou, tua laus.   В переводе этот латинский анацикл значит: «Подвиг твой, а не преступление, добродетель, а не богатство позволяют тебе возвыситься о этой исключительной славы. До этой исключительной славы позволяют тебе возвыситься не богатство, а добродетель, не преступление, а твой подвиг». В русском языке анациклы встречаются крайне редко, к примеру:              Жестоко — раздумье. Ночное молчанье            Качает виденья былого,            Мерцанье встречает улыбки сурово.            Страданье —            Глубоко — глубоко!            Страданье сурово улыбки встречает...            Мерцанье былого — виденье качает...            Молчанье, ночное раздумье, — жестоко! (В. Брюсов)   Более подробно о буквенных, слоговых, словесных и фразовых палиндромах, а также об оборотнях и кругооборотнях можно прочитать в лекции №4 Т. Б. Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Одиночные перестановки элементов текста меньшего порядка в текстах большего порядка. Палиндромы. Буквенные палиндромы. Оборотни. Палиндромы имен собственных. Нестандартные палиндромы: круговертни и кругооборотни. Слоговые, словесные и фразовые палиндромы. Палиндромы Голенищева-Кутузова, Брюсова. Палиндромы Минаева, Н. Полевого», а также в статье Ивана Чудасова «Несколько наблюдений над палиндромами». Об анаграммах, спунеризмах и тому подобном можно прочитать в лекции №3 Т. Б. Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Анаграммы. Буквенные анаграммы слов и фраз. История анаграммы и каббала. Анаграммы имен собственных и их значение. Экзотические анаграммы: антиграммы, миниграммы, контпетри и спунеризмы». В целом, все акростихи, месостихи, телестихи, тавтограммы и липограммы, палиндромы и анаграммы относятся к комбинаторной поэзии. В комбинаторной поэзии смысл на 90% подчинён сложнейшим техническим формам стихотворения. Комбинаторная поэзия хороша в качестве упражнения и позволяет увеличить, к примеру, словарный запас и умение играть словами. Высокой поэзией я подобный жанр – хоть убейте – назвать не могу. Тем не менее, если вас интересует эта тема, воспользуйтесь ссылками на лекции о комбинаторной поэзии в заключительной части учебника. Нельзя обойти вниманием так называемый логогриф — стих, основанный на убывании начальных звуков. В поэзии логогрифические стихи встречаются довольно редко в виде фрагментов              На фабрике «Победа»            Во время обеда            Случилась беда —            Пропала еда!            Ты съел? — Да!   Подобной игрой со словами отличается ропалический стих — древняя игровая форма стиха, в котором слова постепенно увеличиваются в своем слоговом объеме; первое — односложное, второе — двусложное, третье — трехсложное, четвертое — четырехсложное. Таким образом, стих как бы расширяется в виде палицы.              Жизнь — игра желаний мимолетных,            Есть — пора мечтаний безотчетных,            Есть, потом, — свершений горделивых,            Скук, истом, томлений прозорливых;            Есть года жестоких испытаний,            Дни суда глубоких ожиданий... (В. Брюсов)   Оригинальным трюковым жанром является фигурный стих — стихотворение, строки которого визуально образуют какую-либо фигуру или предмет — звезду, конус, сердце, крест, пирамиду, ромб и пр. Фигурный стих был в ходу в европейской поэзии барокко, а также не был обделён вниманием и русскими поэтами: первые фигурные стихи в России составляли виршеписцы ещё на заре русской поэзии — в XVII веке, когда стихотворная «алхимия» была в большой моде. В 18 веке в этом жанре написал несколько образцов (в виде лабиринта, креста, сердца) и один из крупнейших стихотворцев того времени Симеон Полоцкий. В XVIII-XIX вв. к фигурным стихам обращаются Державин, Сумароков, Ржевский, Апухтин, Рукавишников и некоторые другие поэты. В целом, фигурные стихи — не более чем стихотворная забава, в которой форма преобладает над содержанием. По этой причине высокохудожественных образцов создано крайне мало. Как пример, стихотворение-треугольник Апухтина:        О, где же те мечты? Где радости печали, Светившие нам столько долгих лет? От их огней в туманной дали Чуть виден слабый свет… И те пропали, Их нет. Более подробно о фигурных стихотворениях, снежных комах, ропалических стихах и других визуально-поэтических опытах можно прочитать в лекции №8 Т. Б. Бонч-Осмоловской по курсу комбинаторной поэзии: «Последовательности количества элементов текста меньшего порядка в элементе текста большего порядка. Ропалические тексты: буквенный ком, слоговой ком (Авсоний, Брюсов), словесный ком. Лавина. Фигурные стихотворения». В целом, если вам интересна комбинаторика и визуальная поэзия, вы можете обратиться не только к лекциям и учебникам, но также к блогам ведущих поэтов комбинаторного жанра: Бориса Гринберга, Павла Байкова, Евгения Харитонова. Ещё пара слов о центоне. Центон — род литературной игры, стихотворение, составленное из известных читателю стихов какого-либо одного или нескольких поэтов; строки должны быть подобраны таким образом, чтобы все стихотворение было объединено каким-то общим смыслом или, по крайней мере, стройностью синтаксического построения, придающего ему вид законченного произведения. Являясь стихотворной шуткой, центоны всегда бывают тем комичней, чем лучше знаком читатель со стихотворениями, из которых взяты нужные строки. Вот анонимный центон, составленный из стихов разных басен Крылова:              В июне, в самый зной, в полуденную пору,            Сыпучими песками в гору, («Обоз»)            Из дальних странствий возвратясь, («Лжец»)            По улицам слона водили,            Как видно, напоказ, —            Известно, что слоны в диковинку у нас, —            Так за слоном толпы зевак ходили; («Слон и Моська»)            Какой-то повар-грамотей            С поварни побежал своей, («Кот и повар»)            Со всех дворов собак сбежалося с полсотни,            Как вдруг из подворотни («Прохожие и собаки»)            Проказница мартышка,                        Осёл,                        Козёл            Да косолапый Мишка            Затеяли сыграть квартет. («Квартет»)            Когда в товарищах согласья нет,            На лад их дело не пойдёт,            И выйдет из него не дело, только мука.            Однажды лебедь, рак да щука... («Лебедь, рак и щука»)   Весёлым и подобным центону типом стихосложения является макароническая поэзия — сатирическая или шуточная поэзия, в которой комизм достигается смешением слов и форм из разных языков. Название возникло в Италии. Хорошим примером является текст известной песни «Stop narcotix» Доктора Александрова:              Curante parafini daravento primavera,            j'ai suis a la del country — Pedro Tarantas.            garanto damages furtuapai caballero,            jujaga amgaziga j'ai vrai smoking Ganjibas.   Сродни центону такой игровой жанр, как буриме — стихотворение, написанное на заранее данные рифмы. Буриме существует как род салонной игры. Благодаря этому, буриме, по большей части, бывает экспромтом и обладает всеми его художественными особенностями. Художественные приемы, проявляемые в процессе создания буриме, — в использовании заданных рифм, — могут быть обнаружены и при создании обыкновенных стихотворений, ибо во многих случаях, поэтическое вдохновение идет от найденной рифмы. При восприятии буриме, когда рифмы известны заранее, эффект построен на неожиданности, — и, вместе, естественности замысла по отношению к заданным рифмам. Черты буриме могут быть обнаружены в обычной поэтической речи. Это относится к стихотворениям, где использованы банальные рифмы. Как и при восприятии буриме, рифма в этом случае заранее угадывается. Использование банальной рифмы может быть удачным только тогда, когда оно являет черты внутренней необходимости, а не принудительности формальной. Осуществляется это так же, как и при создании буриме: в неожиданности и вместе естественности замысла по отношению к банальной рифме. Пример банальной рифмы (горе — море, печаль — даль), внутренно оправданной всем замыслом художника, находим у Валерия Брюсова:              Когда встречалось в детстве горе            Иль безграничная печаль, —            Все успокаивало море            И моря ласковая даль.   Блестящее использование банальной рифмы (морозы — розы) встречаем у А. Пушкина: он нарочито подчеркивает ее банальность и тем самым дает ей совершенно неожиданное применение, — а неожиданностью применения самая банальность уже преодолевается:              И вот уже трещат морозы            И серебрятся средь полей...            Читатель ждет уж рифмы «розы»,            На, вот, возьми ее скорей.   Не так давно я столкнулся с ещё одним интересным экспериментом, который однозначно подходит под определение «занимательное стихосложение». Я даже не знаю, как назвать этот жанр, и потому придумал для него специальный термин полусловник. Полусловник — это стихотворение, слова в котором не полные, а оборванные, но при этом сохраняется как суть стихотворения (причём не нужно лезть в словарь для понимания отдельных слов), так и его технические параметры, такие, как рифма и размер. Единственным найденным мной примером в данном жанре стали стихотворения Андрея Болкунова:              — Я тя лю!            — Я тя то!            — В гу целю!            — Да ты что!            — Ты мне ла!            — И ты мне!            — Само гла,            Что мы вме!              — На века            Лю дру дру!            — И пуска            Быва гру.            Я не хлю,            Помню, что            Я тя лю...            — Я тя то!   Помимо Болкунова, элементы полусловников можно встретить у многих поэтов, но стихотворения, полностью написанные таким оригинальным методом, я встретил только у него.     ГЛАВА 6. ОСОБЕННОСТИ АРТИКУЛЯЦИИ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ   А бывает так: поэт написал замечательное стихотворение, совершенное технически, читает его с выражением, а все вокруг покатываются со смеху. Дело в том, что можно совершенно неосознанно допустить артикуляционные ошибки. Артикуляция — это, по сути, произношение. Какое же отношение оно имеет к написанию? Иногда поэт пишет так, что как ни читай, получается либо пошлость, либо бред. А на бумаге выглядит красиво. Каноническим считается пример известной советской поэтессы Веры Инбер, которая в поэме про Степана Разина (изданной!!! ) написала следующее: «Отруби лихую голову…». Полагаю, понятно, что получается при прочтении. В ответ на это замечательный поэт N ответил эпиграммой:              Ах, у Веры, ах, у Инбер, ах, такой высокий лоб,            И смотрел бы, и смотрел бы, и смотрел бы на неё б.   Прочитайте быстро. Тоже весело получается. Приведу сейчас ещё несколько примеров подобных ошибок, которых стоит избегать. Замечательный бард Александр Карпов рассказывал, что, сидя в жюри на одном фестивале авторской песни, он слушал девочку, которая проблему женского одиночества выразила словами «И цел к утру мой чёрный хлеб…» Все остальные недоумевали, почему Карпов покатывался со смеху. Не менее замечательный бард Алексей Нежевец как-то исполнял со сцены песню Виктора Третьякова «Тюбик». В песне есть строка: «Люблю — и баста! ». Нетрудно догадаться, как спелась эта строка у Нежевца, и после концерта к нему подошёл гомельский исполнитель Игорь Сильченко, подколов его этим моментом. На следующий день на концерте закрытия сам Сильченко пел песню, в которой встречается строка «Когда любови с нами нет…» У Сильченко вышло «Когда любовь, весна, минет…», чем его, в свою очередь, впоследствии огорошил Нежевец. Отмечу, что тут ошибка не только исполнителя (хотя его в первую очередь), но и автора, который пишет строки, в которых можно допустить такую оговорку. Совсем недавно рассказали замечательную фразу, встреченную как-то в песне одной девушки на очередном фестивале: «Искала, выбирала я тебя…» Из чего, из чего выбирала? … Наконец, на фестивале в Орше некий молодой человек довольно высоким голосом спел в своей песне строку: «Он с оргазмом смотрел на меня…» Все, кто стоял у него за спиной, сложились от хохота. А жюри недоумевало, почему все смеются. Мы у него потом спросили. Оказалось, что строка звучит: «Он с сарказмом смотрел на меня», а распространение звука по помещению искажает его, и получается вот такая штука. Бывает и иначе. Порой получается не пошлость, а просто какое-нибудь прикольное слово, вызывающее смех. Например, у Иващенко и Васильева в песне «Пескарики» есть строки: «плывут у бережка реки…». Но при исполнении бережок и река сливаются, и сами авторы признались, что после концертов к ним частенько подходили люди и спрашивали, кто такие бережкарики. И даже записки присылают: «Спойте песню про бережкариков». Другим примером может быть известная поп-композиция «Вены-реки» в исполнении Анастасии Стоцкой. К словам-то в поп-музыке прислушиваешься редко, они не слишком важны. Но всё же… Стоцкая сильно сливает слова в строке «Реки любовь от меня прочь умчали». Получается странный глагол «прочумчать». Что такое чумчать? В общем, чтобы в ваших стихах не чумчали бережкарики, необходимо после написания несколько раз себе с выражением это прочитать. Или кому-нибудь другому. Чтобы понять, как это слушается. Ещё общая рекомендация: мнение ваших родственников и друзей о ваших стихах предвзято и не имеет никакой ценности. Правду вам скажет только малознакомый человек. Теперь о стилистических ошибках. Наиболее часто встречается в поэзии так называемая амфиболия — двусмысленность; фраза или предложение, которое вследствие некорректного построения может быть понято неверно или двояко. «Как только с трибуны сошла доярка, на неё тут же залез председатель»; «Дубровский убил медведя, и Троекуров приказал снять с него шкуру». Старайтесь избегать подобных оборотов по понятной причине. Поэтическим примером амфиболии может служить следующее:              Брега Арагвы и Куры            Узрели русские шатры. (А. Пушкин)   Возникает невольный вопрос: кто кого узрел? Молодые поэты частенько допускают более грубую стилистическую ошибку — анаколуф. Это синтаксическая несогласованность членов предложения, допущенная автором по небрежности, либо задуманная как стилистический (часто — комический) приём. «Мне совестно, как честный офицер» (А. С. Грибоедов). Анаколуф может позволить применить как приём только очень грамотный человек в целях имитации неграмотности. Следите за падежами и родами в стихотворении. Отговорки, что это написано от души и иначе нельзя, — это бред сивой кобылы. Писать и говорить надо в первую очередь грамотно. Частенько поэты неоправданно используют солецизмы — неправильные языковые обороты, тем не менее, не нарушающие смысла высказывания (например, «Сколько время? » — это неграмотно, хотя мы так частенько говорим). Солецизмы допустимы в поэзии только для создания какого-то стилистического эффекта, может быть, разговорной речи. Ещё одной распространённой стилистической ошибкой является какология (да, смешное слово, но что поделаешь! ). Какология — это неправильное сочетание слов в предложении («одержать успех» вместо «одержать победу» и т. п. ). Не менее часто говорят «поднять тост». Запомните, прошу: поднять можно бокал, а тост можно только произнести! Довольно часто поэты перенасыщают свои стихи всяческими клише. Например, «золотая осень», «мама — самый родной человек». Это всё, конечно, верно, но настолько уже избито — до умопомрачения. Рифмы вроде «любовь — кровь», в общем-то, из той же серии. Призываю: ищите новые, не использованные до вас образы, новые темы, новые вариации старых тем. Ведь мир, по сути, бесконечен, бесконечно и количество образов. Приведу, как пример, невероятно красивые строки о женщине:              Я позабыл честь            Ради твоих ног…            Бог, в сущности, есть.            Ты, например, Бог. (А. Алексеев)   Каково, а? При банальной фразе «Бог есть» мы думаем совершенно о другом. А тут, обыкновенно, будто для случайного примера: «ты, например, Бог». Кстати, о Боге. Я вас искренне прошу: лучше не пишите на эту тему, тем более, если не уверены в своих силах. О Боге написано столько отвратительных стихов, сколько не написано даже о любви. И каждый бумагомаратель считает своим долгом написать о Боге. И в стихах их много нового и прекрасного, только вот новое не прекрасно, а прекрасное не ново. В качестве противопоставления можно привести блестящее и невероятно сильное стихотворение о Боге, пожалуй, самое сильное, что я встречал — «Давайте придумаем нового Бога» Дмитрия Растаева.              …Он будет распят на обычной берёзе,            У тысячи Родин без срока отобран.            На самом суровом славянском морозе            Стеклянными станут священные рёбра…   В стихотворении Растаева — не банальный пересказ Библии или своего отношения к религии. Тут — взгляд со стороны. Случайного прохожего. И потому — необычайно страшный и верный. Более подробно о поэзии с религиозным уклоном и её особенностях можно прочитать в этом учебнике в статье «Поэзия с религиозным уклоном». Наконец, одной из наиболее распространённых ошибок является авторская глухота — явные стилистические и смысловые ошибки в художественном произведении, не замеченные автором. Причины этих ошибок объясняются по-разному: результат небрежности или неряшливости писателя, порой они возникают непроизвольно, когда увлечение главной задачей вытесняет из поля внимания отдельные детали. Вот несколько примеров: у М. Лермонтова:              И Терек, прыгая, как львица            С косматой гривой на хребте...   (грива растет только у льва и не на хребте, а на шее);   у А. Фета:            О первый ландыш! из-под снега            Ты просишь солнечных лучей.   (из-под снега вырастает подснежник, а не ландыш, который появляется уже в разгар весны);   у И. Уткина:            Не твоим ли пышным бюстом            Перекоп мы защищали?   (советские войска в гражданскую войну не «защищали», а штурмовали перекоп). Иначе говоря, если вы о чём-то пишете, постарайтесь как можно более досконально разобраться в объекте ваших поэтических исследований и не допускайте подобных ляпов.     ГЛАВА 7. ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД   7. 1. Вступление 7. 2. Размеры и схемы рифмовки 7. 3. Разные советы: как я перевожу   7. 1. Вступление.   Однажды я вспомнил, что знаю английский язык. Я учил его в школе целых одиннадцать лет — имею ли я право его забыть? Нет, конечно. Но отсутствие практики превратило мой английский из языка в воспоминание. Нужно было как-то восстанавливать навыки. Конечно, первой попыткой стало чтение неадаптированной литературы на английском языке. Но что я запоминал из этого? Лезть в словарь за каждым незнакомым словом было лень, а слов таких встречалось множество. Но, как писал кто-то из классиков, существовал другой путь. Задолго до вышеописанных событий ко мне в руки попала замечательная книга «Американская поэзия в русских переводах», Москва, «Радуга», 1983. О, какие там были стихи! Эдгар По, Генри Лонгфелло, Уистен Хью Оден, Уолт Уитмен, Эдвин Робинсон. А уж о переводах я просто молчу: Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Михаил Зенкевич, Виктор Топоров, Корней Чуковский, Бунин, Анненский, Михайловский… И я сравнивал переводы с оригиналами, тем более, что в книге было приведено несколько вариантов каждого перевода. Спустя многие годы, когда я сам решил заняться переводами, я вспомнил эту книгу. Мой опыт поэтического перевода не столь велик, зато оригинален: я перевожу не с других языков на русский, а с русского — на английский и чуть-чуть на французский. Это сложнее, поверьте мне. Но гораздо интереснее. По крайней мере, словарный запас чужого языка растёт не по дням, а по часам. Позволю себе в качестве вступления привести свой собственный перевод с русского на английский стихотворения Даны Сидерос «Мультяшки».        Dana Sideros. " Cartoons"        I'm lazybone and my name is Tom, unlucky cat, a discordant tone,      The greatest talent to catch a stone with my unsuccessful head.      Your name is Jerry, a little trash, you have a skill to contrive a crash      Upon my head, you are vile and brash, and sometimes a little mad.        We’ve settled down in Texas state, somewhere on Houston tectonic plate,      And viewers make us a perfect rate from five then to six o’clock.      You tear my moustache out and I entice your nose with a poisoned pie,      We’re bored with it, but we are to vie: spectators don’t think it’s mock.        The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines,      But we are friends, cause we only mime this enmity, hatred, spite.      So each of us gets a weekly cheque, though a scriptwriter forgot to check      That Jerry’s a very short-lived chap, for him it’s a flying kite.       So hope’s concealed in a droll grimace, in every jump, the eternal race,      Without pathos in random phrase, in this everlasting fun.      You make a snare with a machine press, we turn a house in junk and mess,      We run: it seems that there is no death we are therefore we run        Дана Сидерос. «Мультяшки».        Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов,      Умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.      Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь      И изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.        Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас,      И зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.      Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр,      И каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.        Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,      Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.      Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть,      Что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.        Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз,     В отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...      Ты сбрасываешь на меня буфет кричу от боли кидаюсь вслед      бегу и вроде бы смерти нет а есть только бег бег бег   В последней строке можно было сделать «We are so we run run run», что было бы ближе к оригиналу, но мне понравилась аллюзия на известную фразу Декарта «I think, therefore I am» («Я мыслю, следовательно, я существую»), и я изменил концовку.   Но вопрос не в этом. Вопрос — в правилах поэтического перевода, которые я сам для себя вывел и призываю вас тоже им следовать, потому что это позволит вам переводить с одного языка на другой красиво, адекватно и правильно.   7. 2. Размеры и схемы рифмовки.   На самом-то деле, правил поэтического перевода совсем немного, как бы страшно не звучало слово «правила». Но это жёсткие правила. Если их не соблюдать — ничего путного не выйдет. Итак, самое важное: соблюдение размеров и схем рифмовки. Размер и рифмовка в стихотворном переводе должны жёстко соответствовать размеру и схеме рифмовки автора. Есть в оригинале пятистопный ямб — и в переводе должен быть пятистопный ямб. Если в оригинале схема abab, то и в переводе должна быть такая схема. Сонет можно переводить только как сонет, а оду — только как оду. Больше всего от неумелых переводчиков, вольно трактовавших авторскую задумку, настрадался знаменитый «Ворон» Эдгара По. У «Ворона» очень чёткий музыкальный ритм и рифмовка. Напомню:            Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary,          Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,          While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,          As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.          " Tis some visitor, " — I muttered, — " tapping at my chamber door —          Only this, and nothing more. "                    (E. A. Poe)   …и так далее, всего 18 куплетов. Так вот, переводили его раз 15-20, точно сказать не берусь. Но многие из этих переводов поражают своей непродуманностью. Например, С. А. Андреевский в 1878 году опубликовал в «Вестнике Европы» перевод «Ворона», выполненный четырёхстопным ямбом! Андреевский оправдывал это необходимостью сохранить в первую очередь атмосферу стихотворения, жертвуя техникой. Последующие переводы — Пальмина, Кондратьева, Оболенского — тоже выполнялись четырёхстопным ямбом. В 1885 году был опубликован даже прозаический «перевод» неизвестного автора. В целом, от этого страдали многие англоязычные стихи практически до конца XIX века. Первым адекватный и хороший перевод «Ворона» сделал Бальмонт:            Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,          Над старинными томами я склонялся в полусне,          Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,          Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.          «Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,          Гость стучится в дверь ко мне». (1894)   Впрочем, ещё в 1890 Мережковский также создал перевод с соблюдением размера оригинала, но тот перевод не отличается качеством с поэтической точки зрения. Самый лучший, с моей точки зрения, перевод осуществил Михаил Зенкевич:            Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,          Задремал я над страницей фолианта одного,          И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,          Будто глухо так затукал в двери дома моего.          «Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,          Гость — и больше ничего».   Полный вариант оригинала можно прочесть, например, на lib. ru. Там же можно найти и множество вариантов перевода, как хорошие, так и плохие. С переводом Зенкевича рекомендую ознакомиться особо. Как мы можем заметить, в стихотворении должен быть сохранён размер (четырёхстопный пэон III или — кто-то считает и так — восьмистопный хорей с цезурой после 4-ой стопы) и схема рифмовки:                aa              bc              dd              dc              ec              c   В этой схеме я учёл и сквозные рифмы в середине строки. На самом деле, не во всех столбцах «Ворона» схема рифмовки такова. Например, уже во втором столбце:                   aa              ac              dd              dc              ec              c   Отличие крошечное — нет одной сквозной рифмочки, но я считаю, что даже такие нюансы нужно обязательно учитывать. Приведу ещё один пример — стихотворение Генри Уодсворта Лонгфелло «Excelsior! »:            The shades of night were falling fast,          As through an Alpine village passed          A youth, who bore, mid snow and ice,          A banner with the strange device,          Excelsior!            His brow was sad; his eye beneath,          Flashed like a falchion from its sheath,          And like a silver clarion rung          The accents of that unknown tongue,            Excelsior!   …и так далее. В переводе Вильгельма Левика это стихотворение звучит так:            Тропой альпийской в снег и мрак          Шёл юноша, державший стяг.          И стяг в ночи сиял, как днём,          И странный был девиз на нём:          Excelsior!            Был грустен взор его и строг,          Глаза сверкали, как клинок,          И, как серебряный гобой,          Звучал язык для всех чужой:          Excelsior!   Левик достаточно сильно отклоняется от полного словарного соответствия оригиналу, зато великолепно передаёт настроение и, что крайне важно, полностью сохраняет ритм стихотворения Лонгфелло.   Иногда возникают сложности. Например, стихотворения, построенные на каких-либо эффектах звукоподражания или комбинаторных конструкциях, практически никогда не удаётся перевести адекватно. Так, например, палиндромическая или анаграмматическая поэзия, по сути, непереводима. В 1969 году французский поэт-экспериментатор Жорж Перек написал своё величайшее произведение — роман «Утрата» («Исчезновение», «La Disparation»). В огромном произведении, написанном на французском языке, полностью отсутствует самая распространённая в нём буква — «е». Этим безумным приёмом Перек зашифровал в романе тот факт, что его родители погибли во время войны, отец — на фронте, а мать — в Освенциме. Таким образом, в его романе язык теряет самую дорогую свою букву, как он потерял самое дорогое для себя — родителей. Роман был переведен на русский язык и издан в 2004 году, но, конечно, без липограмматической составляющей, потому что адекватный перевод даже прозаического текста, соблюдая комбинаторный приём, не просто невероятно сложен, но невозможен. В качестве примера приведу более простой вариант — стихотворение всё того же Эдгара По «The Bells» («Колокола»).   Hear the sledges with the bells — Silver bells! What a world of merriment their melody foretells! How they tinkle, tinkle, tinkle, In the icy air of night! While the stars, that oversprinkle All the heavens, seem to twinkle With a crystalline delight; Keeping time, time, time, In a sort of Runic rhyme, To the tintinnabulation that so musically wells From the bells, bells, bells, bells, Bells, bells, bells — From the jingling and the tinkling of the bells. Заканчивается стихотворение и вовсе игровой феерией:   …keeping time, time, time, In a sort of Runic rhyme, To the throbbing of the bells, Of the bells, bells, bells — To the sobbing of the bells; Keeping time, time, time, As he knells, knells, knells, In a happy Runic rhyme, To the rolling of the bells, Of the bells, bells, bells: To the tolling of the bells, Of the bells, bells, bells, bells, Bells, bells, bells — To the moaning and the groaning of the bells. Переводя это стихотворение, Бальмонт не смог передать элементы звукописи. Многократно повторяемые слова «bells», «time», «rolls», «tinkle» призваны вовлечь читателя в колокольный перезвон на разные голоса. А вот Валерий Брюсов в своём переводе всё же попытался сымитировать хотя бы настроение, которое хотел передать По:   Вопит, пляшет в ритме верном, Словно строфы саг размерном, В лад сердцам колоколов, Под их стоны, под их звон, Звон, звон, звон; Вопит, пляшет в ритме верном, Звон бросая похорон Старых саг стихом размерным; Колокол бросая в звон, В звон, звон, звон, Под рыданья, стоны, звон, Звон, звон, звон, звон, звон, Звон, звон, звон Под стенящий, под гудящий похоронный звон, Эффект звукописи Брюсов передаёт «звонким» словом «звон». Впрочем, существуют и очень смелые опыты перевода комбинаторных стихотворений. Например, ниже следует перевод моновокализма «The Russo-Turkish War» К. Ч. Бомбо в переводе Ивана Чудасова. В этом стихотворении — как в английском, так и в русском — употребляется только одна гласная — «a».            Wars harm all ranks, all arts, all crafts appall:          At Mars’ harsh blast, arch, rampart, altar, fall!          Ah! Hard as adamant, a braggart Czar          Arms vassal swarms, and fans a fatal war!          Rampant at that bad call, a Vandal band          Harass, and harm, and ransack Wallach-land.          A Tartar phalanx Balkan’s scarp hath past,          And Allah’s standard falls, alas! At last. (C. C. Bombo)            Вражда, как лава: запах, жар распада.          Атака Марса — арка в прах, алтарь.          Ах, слава враз зажгла — встал к массам Царь,          Вассала звал: «Вам та страна — награда! ».          Гналась вандала шайка (жажда праха! ),          Рвалась ватага всласть к захватам стран.          Татар фаланга шла за грань Балкан —          Да (ах, расплата! ) пал штандарт Аллаха. (И. Чудасов)   При переводе белых стихов достаточно соблюдать размер. Отмечу одно: если в оригинале стихотворение — белое, не рифмуйте его. Это тоже будет нарушением авторского замысла. Верлибры переводить и того проще. По сути, можно пользоваться любыми словами и ничего не соблюдать. То есть переводить стихи точно так же, как переводят прозу. Единственно, что замечу: при переводе жёстких слоговых форм (например, хокку — трёхстишие, 5+7+5 слогов) количество слогов и в самом деле нужно обязательно соблюдать.   Подведу итог: авторский размер и схему рифмовки при переводе соблюдать нужно обязательно.   7. 3. Разные советы: как я перевожу.   Конечно, за исключением комбинаторных произведений, в поэзии содержание главенствует над формой. Поэтому задача переводчика — передать не только и не столько форму, сколько настроение и содержание стихотворения-оригинала. Поэтому при переводе важно отталкиваться от исходного текста. Существует несколько методов перевода. Чаще всего перевод осуществляется следующим образом: сначала переводчик при помощи словаря делает подстрочник стихотворения. Иногда словарь не требуется — при достаточном знании языка. Иногда подстрочник делает совершенно другой человек. Например, либретто к культовому мюзиклу «Собор Парижской богоматери» бард Юлий Ким писал по лежащему перед ним дословному подстрочнику, сделанному профессиональным переводчиком с французского. Итак вариант первый: делаете подстрочник, потом занимаетесь технической рифмовкой. Дело малоувлекательное, потому что напоминает написание стихов по заданному шаблону. Собственно, это оно родимое и есть. Можно не писать подстрочник, а при достаточном знании иностранного языка переводить с ходу. И тут есть замечательное правило: чем точнее ваш перевод, его лексика и построение фраз соответствует оригиналу, тем лучше. В прозаическом переводе это сделать достаточно легко, а вот в поэтическом, требующем соблюдения размера и рифмы — достаточно сложно. Тем не менее, не относитесь к переводу халатно. Перевод должен не только отражать то, что хотел сказать автор, но также быть совершенным с точки зрения языка стихотворением, которое можно прочесть, не зная, что это перевод, и восхититься.   А теперь я расскажу вам, как перевожу сам. С русского — на английский, будучи от природы носителем русского языка. Это сложнее, но гораздо увлекательнее, утверждаю я. Конечно, в моих англоязычных переводах много допущений, позволительных разве что в поэтических текстах, но эти допущения не столь страшны, как могли бы быть. Я стремлюсь к максимальной передаче мироощущения автора и к чёткому соответствию авторскому тексту.   1. Сначала я обязательно разделяю исходное русскоязычное стихотворение на катрены (куплеты, столбцы, шестистишия — нужное подчеркнуть). Особенно это имеет значение, если исходное стихотворение написано не в столбец, а в строку. В качестве примера приведу свой перевод стихотворения Оксаны Белецкой «Елена»:   Дан приказ, извините за пафос, веком: здесь нельзя отбояриться — «не по мне». А за эту б Елену сражаться грекам, но Елена сейчас на другой войне. Здесь не «если б да кабы», а только «надо», не бывает поблажек и полумер, а Елена записана в Илиаду — «полевой подвижной», вот и весь Гомер.   That's the order of epoch — excuse my pathos — there’s no way to escape, saying “Stop! No more! ” Though her war must be Trojan, but — holy Jesus — Helen spends spare time at another war. There is no “if” or “when”, only “do it faster”, that’s no time for indulgence: you don’t forget: she is placed to the “Iliad” by honest Master as a unit mobile, an idle splat.   …и далее. Суть в том, что сначала я разбил стихотворение на катрены:        Дан приказ, извините за пафос, веком:      здесь нельзя отбояриться — «не по мне».      А за эту б Елену сражаться грекам,      но Елена сейчас на другой войне…     Затем я переводил покатренно. Это и в самом деле удобно. Перевёл первый куплет — сверился с оригиналом, прочёл вслух, поправил что-нибудь.   2. Далее я приступаю собственно к переводу. Конечно, для полноценного перевода на английский мне не хватает словарного запаса. Тем не менее, я не пишу подстрочника: я смотрю в словаре только те слова, которых не знаю, причём не все подряд, а только значимые и характерные. Возвращаясь к Дане Сидерос и её «Мультяшкам»:        …Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,      Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета…   Здесь есть явные значимые слова, к сохранению которых в переводном тексте следует стремиться: двор, растяжка, язва, яма, бросать, рояль, подтекст, друг, суета. Совершенно не обязательно получится сохранить их все, но к этому стоит стремиться.   3. Весьма непросто соблюсти рифму. Очень непросто. Размер и ритм — довольно легко, а вот рифму… И здесь вступает… «Яндекс-словарь». Впрочем, можно взять и большой словарь английского языка, но это сложнее. Всё очень просто. Например, нам нужна рифма на слово «mines» (мины), а ничего адекватного на английском и соответствующего смыслу стихотворения мы придумать не можем. Тогда я захожу в онлайновый словарь и вбиваю заведомо несуществующее слово с подобным окончанием: к примеру, «qine». В ответ «Яндекс» выдаёт мне огромное количество слов, сходных по написанию: bine, cine, dine, fine, line, nine, pine, sine, tine, vine, wine, множественно число от которых (если добавить –s) будет рифмоваться с «mines». Можно подумать, какие ещё написания могут служить рифмой: например, вбитое наугад «lyne», дало мне слова «dyne» и «syne», которые тоже во множественном числе рифмуются с исходным словом. Можно искать и более длинные вариации типа «define» и так далее. Вообще, стоит искать красивые словосочетания, демонстрирующие богатство вашего словарного запаса: «…The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines…», что буквально переводится как «…двор усеян минами-лягушками, кошачьими ловушками с огромными зубьями и плотоядными лозами…». В оригинале — «…весь двор в растяжках и язвах ям…».   4. Есть ещё несколько мелких «заковырок», которые стоит учитывать при переводах. Например, английские кавычки выглядят так: “”, а русские — так: «». Но при этом если в русский текст идёт вставка одной маленькой английской цитаты или слова, употребляются кавычки, соответствующие большей части текста, то есть русские. Соответственно, в английском тексте нельзя забывать о соблюдении правил не только орфографии, но и синтаксиса. И типографики — тоже. Помимо того, тщательно следите за именами собственными и географическими названиями, чтобы у вас не вышла «Ромео и Юлия» вместо «Ромео и Джульетты». Суть в том, что многие имена и названия в русском языке имеют традиционное написание (как и в английском). Так, к примеру, известный путешественник XIX века Ричард Бартон в неграмотных переводах превращается в Рихарда Бёртона, а меж тем переводчику стоило просто заглянуть в БСЭ и удостовериться в точности своей транскрипции. Много казусов подобного плана происходило с классическим стихотворением Эдгара По «Ulalum». Константин Бальмонт назвал свой перевод «Улялюм», как и Виктор Топоров, а вот Валерий Брюсов — «Юлалюм». Последняя — брюсовская — транскрипция наиболее верна, так как в истории есть указания, что сам автор произносил это выдуманное им имя как «Юлалум». Поэтому если вы переводите стихи живущего ныне поэта и у вас возникают какие-то сомнения, найдите время и силы с ним связаться и выяснить все вопросы напрямую.   И всё равно, главное — не уйти от оригинала слишком далеко, сохранить его дух — весёлый, печальный или в какой-то мере философский. Стихотворение всё же — это крик не разума, а души, и сохранить именно чувства автора — важнее.   Вот, наверное, и всё о переводах. Если мне что-то ещё придёт в голову, я обязательно об этом напишу. Переводите на здоровье — и на свой родной, и на чужие языки. Если это и не даст ничего мировой литературе, то это многое даст как минимум вам.   Кстати, если вам интересны мои переводы, то вы можете почитать их на моей страничке переводов.     ЗАКЛЮЧЕНИЕ   ВАРИАНТ СТИХОТВОРНОГО АНАЛИЗА   Напоследок попробуем взять какое-нибудь стихотворение и разобрать его по косточкам. То есть так, как обыкновенно разбирают стихи члены жюри различных фестивалей, литературоведы и критики. Я намеренно взял малоизвестное произведение, чтобы: а) избежать предвзятости, и б) не наткнуться где-нибудь в интернете на аналогичный разбор этого стихотворения кем-нибудь другим. В данном стихотворении есть как свои плюсы, так и свои минусы; именно потому на подобном примере можно научиться и тому, как нужно писать, и тому, как этого делать не следует. Итак, начнём.                Всё засохнет, что ныне течёт — и слеза, и река,            Из надежды не выйдет штандарта — не те времена.            И из выдумки каши не сваришь сегодня, пока            Не подсыплешь крупы в заржавевшую пасть казана.            И дорога не выйдет навстречу, чтоб нам угодить,            А в пыли не начертаны знаки, чтоб нас поддержать,            Наши письма к друзьям навсегда остаются в пути,            И для злости мы мясо едим непременно с ножа.              Но для вас горизонт ограничен лишь тройкою вёрст,            Да и то, если нечему скрыть тесноту перспектив.            А у нас вообще ничего — только тысячи звёзд,            Как чернильные капли, отброшенные в негатив.            Мы привыкли к тому, что ночами бывает темно,            Что зимою бывают морозы и летом — жара,            А для вас катастрофа, когда не закрыто окно            И на свет ночника кровожадно летит мошкара...                Но немало у нас одного и того же в крови —            Ни для вас, ни для нас не придумано честных имён.            И старуха с косою едва ли прошепчет: «Живи»,            Отвечая на ужас в глазах и горячечный стон.            Мы и сами друг друга узнать не способны пока,            Мы разбросаны пёстро по множеству судеб и стран.            Все засохнет, что ныне течет — и слеза, и река,            И прокисшею кашей наутро воняет казан. (В. Пинаев)     1) Рифмовка. Стихотворение состоит из трёх обособленных восьмистиший со схемой рифмовки ababcdcd, то есть каждое восьмистишие можно разделить на два катрена с перекрёстной рифмовкой abab. Никаких нарушений или чего-то необычного тут нет, потому перехожу к следующему пункту. 2) Размер. Стихотворение написано правильным пятистопным анапестом. Практически во всём произведении слог выдержан идеально, но, тем не менее, есть некоторые моменты, на которые следует обратить внимание. В строках            А у нас вообще ничего — только тысячи звёзд,            Как чернильные капли, отброшенные в негатив. заключены сразу две мелких размерных неточности, которых следует избегать. Во-первых, слово «вообще» в русском языке при произношении не растягивается на два «о». То есть «оо» мы читаем, как «о». Графически слог соблюдён, но акустически в строке не хватает одного слога. Дабы избежать такого, старайтесь аккуратно употреблять слова, которые пишутся и читаются по-разному. Во-вторых, если расставить ударения во второй строке, окажется, что на слово «отброшенные» мы вынуждены ставить два ударения: на букву «о» (верное) и на букву «е» (вынужденное). Тут мы вынуждены пропускать ударения интонационно; получается пиррихий. Необходимо стремиться к избавлению от подобных мелочей. 3) Рифмы. Большая часть рифм в стихотворении просто замечательна. Во всём стихотворении выдержаны мужские рифмы, без исключений. «Река — пока», «времена — казана», «перспектив — негатив», «темно — окно», «крови — живи» — это разнородные богатые точные рифмы, к которым невозможно предъявить никаких претензий. «Угодить — пути», «поддержать — ножа» — сильные разнородные богатые усечённые рифмы, эффектные и неожиданные. «Вёрст — звёзд» — отличная рифма с выпадением, правда, однородная, но это не столь важно в данном случае. «Жара — мошкара» — однородная богатая рифма, причём, заметьте — шипящей соответствует ответная шипящая. Присутствуют в стихотворении две рифмы, к которым можно придраться. Правда, совсем чуть-чуть. Во-первых, «имён — стон». Ударные согласные «м» и «т» никак не созвучны (для «т» больше подходит «д», для «м» — «н»), причём это не очень хорошо подчёркнуто тем, что одна гласная («ё») — смягчающая, а вторая («о») — нет. То есть вместо того, чтобы скрыть один из мелких недостатков, автор, напротив, перекрещивает их, получая довольно примитивную рифму. Вторая рифма низкого качества, правда, в гораздо меньшей степени, чем в первом случае, — это «стран — казан». Тут работает правило, которое я не раз поминал: свистящая требует ответной свистящей, иначе рифма кажется бедной. 4) Стилистика. У этой медали есть две стороны. В стихотворении есть как блестящие стилистические ходы и находки, так и серьёзные пробелы, требующие некоторой редакции. Стилистически эффектными элементами является использование и переплетение терминологии из различных областей жизни и хронологических периодов: штандарт, перспектива, негатив, казан. Также использование гиперболы (кровожадно летит мошкара), метафоричность всего стихотворения. Но ладно о плюсах. Гораздо важнее найти минусы. Первым и самым главным минусом является переизбыток вспомогательных частей речи. Обратите внимание: практически каждая строка начинается с предлога или частицы (а, но, как, мы…), что засоряет язык и слог. Особенно вреден неуместно употребляемый союз «и». Начинать строку с союза «и» является плохим поэтическим тоном и отдаёт примитивизмом. Кроме того, в строке «И из выдумки каши не сваришь сегодня, пока…» присутствует ошибка автора, которая будет заметна при декламации и станет артикуляционной: две буквы «и» подряд в начале строки, которые нельзя сливать в одну. Читать это попросту неудобно. P. S. Собственно, из 24 строк стихотворения только одна начинается не с вспомогательной части речи («отвечая»)… Избегайте таких крайностей. 5) Содержание. Ну, это личное дело каждого. Я считаю стихотворение Владимира Пинаева содержательно насыщенным и интересным, при этом не вдаваясь в анализ и разбор. Если вам не нравится — напишите лучше. Для того и создавался данный трактат.     Это, пожалуй, всё. Нет, конечно, о поэзии можно говорить ещё часами, днями, неделями. Можно приводить тысячи примеров, можно ввести в текст ещё несколько сотен специфических терминов, можно построить сложные классификации и так далее. Но я ограничусь тем, что уже написал. Я очень надеюсь, что написал я несложно, как и стремился, без лишней зауми. В этом пособии есть «официальные» данные, то есть общепринятые нормы, которые признаны литературоведением, которые излагаются в ВУЗах или пишутся в учебниках. Есть тут вещи, которые я придумал сам, потому что мне кажется, что так правильнее. В заключение приведу ещё литературу, которую стоит почитать для того, чтобы окончательно почувствовать себя умелым поэтом. Рекомендуемая к прочтению литература. 1. Леонид Каганов «Вредные советы поэтам. Как не надо писать стихи», эссе. Эссе можно найти на сайте http: //lleo. aha. ru. В этом эссе Каганов подметил множество ошибок, которые допускают молодые поэты в своём творчестве — от того, в каком виде посылаются стихи на конкурсы, до тематических штампов. Очень рекомендую ознакомиться. 2. Николай Шульговский «Занимательное стихосложение» (М. 1926). Эту книгу можно найти в библиотеке. 3. Николай Шульговский «Теорiя и практiка поэтическаго творчества. Техническiе начала стихосложенiя» (М. «Вольфъ», 1914). Эту книгу можно найти в библиотеке. Подробнее про неё можно прочитать здесь. 4. Можете почитать учебник стихосложения с примерами на сайте www. rifma. com. ru. Очень полезный сайт, и стихи там в большей степени выложены вполне достойные. 5. Александр Квятковский. «Поэтический словарь». Наиболее полный и серъёзный словарь поэтических терминов, который когда-либо издавался. Его полностью можно найти на сайте http: //feb-web. ru/feb/kps/kps-abc. Там же можно найти замечательный двухтомный словарь литературных терминов под редакцией Н. Л. Бродского: http: //feb-web. ru/feb/slt/abc. Тоже могу рекомендовать. 6. И, конечно, стихи. Много, много хороших стихов. Читайте всех авторов, которые приведены в качестве примеров в этом пособии. Не пожалеете! Помимо них, обязательно обратите внимание на молодых поэтов, популярных ныне в Живом Журнале. Многих из них я не побоюсь назвать гениальными и поставить в один ряд с Пушкиным, Тютчевым и Цветаевой. Это izubr (Аля Кудряшева), vero4ka (Вера Полозкова), lllytnik (Дана Сидерос) и другие. Ссылки на хороших сетевых поэтов можно найти здесь. P. S. Наконец, для интересующихся комбинаторной поэзией могу порекомендовать курс лекций Т. Б. Бонч-Осмоловской, который можно найти здесь: http: //www. ashtray. ru/main/texts/experlit/expind. htm, а также статьи Ивана Чудасова на сайте http: //yarus. aspu. ru. И, конечно, книгу Татьяны Бонч-Осмоловской «Введение в литературу формальных ограничений», изданную в 2009 году в Самаре. Есть вещи, на которых учиться молодым поэтам категорически нельзя. Нерекомендуемые вещи. 1. Стихира (www. stihi. ru). Это самая большая интернетная свалка стихов. Да, и в этой горе есть золотые зёрна, но, поверьте, выловить их — это великое искусство, доступное даже не всем мастерам. И не читайте «стихирный» «учебник стихосложения». Более позорного и убогого пособия я, пожалуй, нигде не видел. 2. Не слушайте мнение о собственных произведениях своих друзей и родственников! Они никогда не скажут вам правды. Они будут судить вас только предвзято. Единственный человек, могущий оценить ваше творчество, — это совершенно посторонний для вас человек. 3. Не пишите в стол! Выносите свои стихи на публику! Принимайте участие в фестивалях и конкурсах! Стол вам не судья! 4. И ещё одно, наверное, обидное. Если вы написали стихотворение — будьте уверены в том, что вы написали плохое стихотворение. Убогое и бездарное. Если вы думаете, что написали что-либо достойное, то вам никогда не написать лучше.     Вот теперь точно всё. Good luck, mister Bond!   ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА   1. Краткий словарь литературоведческих терминов; Тимофеев, Л. И.; Тураев, С. В.; Изд-во: М.: Просвещение, 1978 г. 2. Квятковский А. П. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М.: Сов. Энцикл., 1966. — 376 с. 3. Шульговский, Н. Н. Занимательное стихосложение. — Л.: Время, 1926. - 136 с. - Указ. авт. стихотворений, помещ. в кн.: с. 134. — Тираж 4150 экз. — Рекл. соч. 4. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. Т. 1. А-П. — II, 576 стб. Т. 2. П-Я. — Cтб. 577-1198. 5. Бонч-Осмоловская Т. Б. Введение в литературу формальных ограничений. — Самара: Бахрах-М, 2009. — 560 с. 6. Каганов Л. Статья «Как не надо писать стихи», сайт http: //lleo. aha. ru.   В пособии использованы стихи, тексты песен, проза и ссылки на следующих авторов: Дмитрий Авалиани, Денис Александров, Алексей Алексеев, Алексей Апухтин, Константин Арбенин, Архилох, Николай Асеев, Белла Ахмадулина, Анна Ахматова, Александр Баль, Константин Бальмонт, Мацуо Басё, Оксана Белецкая, Владимир Бенедиктов, Александр Бердников, Александр Блок, Андрей Болкунов, Иосиф Бродский, Валерий Брюсов, Иван Бунин, Александр Васильев, Владимир Вишневский, Игорь Вишняков, Сергей Вольский, Лина Воробьёва, Александр Востоков, Владимир Высоцкий, Александр Габриэль, Александр Галич, Генрих Гейне, Гиппонакт, Гомер, Гораций, Борис Гринберг, Игорь Губерман, Николай Гумилёв, Данте Алигьери, Гаврила Державин, Янка Дягилева, Евгений Евтушенко, Сергей Есенин, Геннадий Жуков, Василий Жуковский, Николай Заболоцкий, Георгий Иванов, Михаил Исаковский, Леонид Каганов, Римма Казакова, Антиох Кантемир, Николай Карамзин, Александр Карпов, Александр Квятковский, Яков Козловский, Алексей Кольцов, Григорий Конисский, Борис Корнилов, Андрей Котов, Иван Крылов, Аля Кудряшева, Михаил Кузьмин, Кирилл Левич, Михаил Лермонтов, Михаил Ломоносов, Генри Уодсворт Лонгфелло, Уильям Лоуэнфелс, Владимир Луговской, Евгений Лукин, Аполлон Майков, Осип Мандельштам, Хорхе Манрике, Манъесю, Анна Маркина, Самуил Маршак, Михаил Матусовский, Владимир Маяковский, Олег Медведев, Лев Мей, Вилли Мельников, Наталья Моисеева, Видади Молла, Александр Морозов, Алишер Навои, Алексей Недогонов, Николай Некрасов, Мола Непес, Елена Никитаева, Иван Никитин, Жан Пассора, Виктор Пелевин, Владимир Пинаев, Эдгар Аллан По, Вера Полозкова, Симеон Полоцкий, Александр Пушкин, Дмитрий Растаев, Роберт Рождественский, Николай Рубцов, Иван Рукавишников, Шота Руставели, Кондратий Рылеев, Сафо, Михаил Светлов, Игорь Северянин, Глеб Седельников, Дана Сидерос, Тим Скоренко, Владимир Смиренский, Фёдор Сологуб, Эдмунд Спенсер, Александр Сумароков, Александр Твардовский, Николай Тихонов, Алексей Конст. Толстой, Иван Тургенев, Павло Тычина, Фёдор Тютчев, Уолт Уитмен, Иосиф Уткин, Афанасий Фет, Марк Фрейдкин, Омар Хайям, Евгений В. Харитоновъ, Хафиз, Велимир Хлебников, Марина Цветаева, Николай Цыганов, Алексей Чичерин, Джеффри Чосер, Иван Чудасов, Василий Чуевский, Корней Чуковский, Уильям Шекспир, Георгий Шенгели, Михаил Щербаков, Александр Щербина, Кристина Эбауэр.   В пособии использованы стихи иностранных поэтов в переводах: Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Викентия Вересаева, Юрия Верховского, Анны Глускиной, Василия Жуковского, Михаила Зенкевича, Ивана Кашкина, Натальи Коровенко, Вильгельма Левика, Михаила Лозинского, Веры Марковой, Сергея Маршака, Шалвы Нуцубидзе, Сергея Протасьева, Владимира Рогова, Осипа Румера, Ильи Сельвинского, Константина Симонова, Татьяны Спендиаровой, Арсения Тарковского, Николая Ушакова, Ивана Чудасова, Корнея Чуковского.  



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.