Глава десятая

Постройка судна. – Второй урожай пшеницы. – Охота на куланов. – Новое растение, более приятное, чем полезное. – Кит. – Гарпун из Вайн‑ Ярда. – Разделка кита. – Оригинальное использование китового уса. – Конец мая. – Пенкрофу больше уже нечего желать.

Когда в упрямой голове Пенкрофа рождалась какая‑ нибудь идея, он не давал покоя ни себе, ни другим до тех пор, пока не исполнялось то, что он задумал. Ему захотелось побывать на острове Табор, а так как для этого требовалось судно довольно больших размеров… Так что же?.. Надо построить такое судно и больше ничего…

Вот какой проект будущего судна, точнее сказать, шлюпа был разработан инженером вместе с Пенкрофом.

Судно должно иметь тридцать пять футов длины по килю и девять футов по бимсу. При условии строгой пропорциональности всех деталей подводной части судно будет быстроходным. В воде судно должно было сидеть сравнительно неглубоко, почти на шесть футов ниже ватерлинии, такая осадка вполне достаточна, чтобы судно не сносило течением. Во всю длину судна, от кормы и до носа, шла палуба с двумя люками, один на корме, другой на носу, они вели в две каюты, разделенные непроницаемой переборкой. Оснастку судну предполагалось дать такую же, как на большом шлюпе: косой грот, фок‑ стаксель и кливер – парусность, весьма удобная для того, чтобы ее можно было моментально убрать во время бури, и в то же время позволявшая легко идти в бейдевинд. Наконец, кузов судна должен быть обшит снаружи от киля до баркоутов, и обшивные доски должны были заходить в пазы, а не накладываться одна на другую. Что касается тимберсов, то их поставят после того, как будут прикреплены к фальшбортам обшивные доски.

Теперь нужно было решить, из какого дерева всего лучше строить судно. Из ильма или из ели, которых так много на острове? Предпочтение отдали ели, хотя эта порода не так прочна, как ильм, но зато она мягче, легче поддается обработке и так же, как ильм, почти не портится от морской воды.

Так как в плавание можно будет отправиться не раньше чем через полгода, когда установится хорошая погода, то колонисты решили, что постройкой судна займутся только специалисты: Сайрес Смит, как инженер, и Пенкроф, как моряк. Гедеон Спилет и Герберт по‑ прежнему будут охотиться, а Наб и его помощник Юп останутся дома заниматься хозяйством.

Плотники, выбрав в лесу подходящие деревья, срубили их, очистили от коры, распилили на брусы и доски с искусством опытных пильщиков. Через неделю в углублении, которое существовало между Гротами и гранитной стеной, была устроена верфь и на песке уже лежали стапель и киль длиной тридцать пять футов, с ахтерштевенем сзади и форштевенем впереди.

Принимаясь за постройку судна, Сайрес Смит вовсе не был похож на человека, который брался за совершенно незнакомую ему работу. Напротив, он так же хорошо знал судостроительное дело, как и все вообще отрасли своей профессии, и предварительно сделал подробный чертеж будущего судна на бумаге. Кроме того, он имел прекрасного помощника в лице Пенкрофа, который несколько лет проработал плотником на верфи в Бруклине и на практике изучил все, что касалось постройки судов.

Пенкроф, разумеется, работал усердно, со всем пылом и не допускал даже мысли о том, чтобы бросить новое задание хотя бы на одну минуту и заняться чем‑ нибудь другим, – так хотелось ему как можно скорее видеть осуществление своей мечты.

Лишь для одного дела удалось вытащить моряка с верфи, и то только на один день. Это была уборка нового урожая, которая была произведена 15 апреля. Урожай получился такой же хороший, как и в первый раз, и дал предсказанное количество зерен.

– Пять буасо, мистер Сайрес! – объявил Пенкроф, тщательно перемерив обмолоченную и провеянную пшеницу.

– Пять буасо – отлично! – ответил инженер. – Считая, что в каждом буасо тринадцать литров или сто тридцать тысяч зерен, это составит шестьсот пятьдесят тысяч зерен…

– Теперь мы тоже оставим немного про запас, а все остальное посеем? – спросил Пенкроф.

– Хорошо! А если и третий урожай будет такой же, у нас будет уже четыре тысячи буасо.

– И можно будет уже попробовать печеного хлеба?

– Разумеется.

– Но тогда нам придется строить мельницу?

– Что ж? Будет нужно – и мельницу построим.

Под третий посев понадобилось, конечно, отвести гораздо больший участок, чем для первых двух, и тщательно обработанная земля приняла в свои недра драгоценные семена. Как только полевые работы были окончены, Пенкроф снова принялся за постройку судна.

Между тем Гедеон Спилет и Герберт охотились в окрестностях. Благодаря тому, что у них были ружья, которые они на всякий случай заряжали пулями, охотники могли проникать довольно далеко в не исследованные еще части лесов Дальнего Запада. С трудом пробирались они сквозь густую чащу, где громадные вековые деревья росли так плотно, что им не хватало даже места раскинуть свои зеленые ветви. Исследование этих зарослей было сопряжено с большими трудностями, и журналист никогда не рисковал идти туда без компаса, потому что солнце почти не проникало сквозь густую листву, и было очень легко заблудиться. Дичи здесь было мало, но охотникам все‑ таки удалось убить трех крупных травоядных животных во второй половине апреля. Это были ленивцы, которых колонисты уже встречали на северном берегу озера. Неповоротливые животные не могли спастись бегством и близко подпустили к себе охотников, безрассудно дав себя убить среди ветвей деревьев, где пытались скрыться. Мясо ленивцев считается не особенно вкусным, и потому охотники сняли с них только шкуры. Инженер с помощью серной кислоты выдубил эти шкуры, после чего они стали годны к употреблению.

Во время одной из таких экскурсий случайно удалось сделать еще одно открытие, не менее ценное, хотя так считали не все. Этим открытием колония была обязана Гедеону Спилету.

Это случилось 30 апреля. Охотники углубились в лес в юго‑ западном направлении. Гедеон Спилет, который шел впереди Герберта шагов на пятьдесят, вышел на небольшую прогалину, где деревья росли не так часто, давая свободный доступ солнечным лучам.

Спилет вдруг почувствовал странный запах, который исходил от покрывавших почти всю прогалину растений с ветвящимся цилиндрическим стеблем и метельчатыми соцветиями трубчатых цветков. Одни растения были в полном цвету, а другие уже отцветали. Журналист вырвал с корнем несколько стеблей и, показывая их Герберту, спросил:

– Посмотри‑ ка, Герберт, что это такое?

– Где нашли вы эти растения, мистер Спилет? – вместо ответа спросил Герберт.

– Вон на той поляне! Их там очень много.

– Поздравляю вас, мистер Спилет, – продолжал Герберт. – Вы сделали очень важную находку, за которую Пенкроф вам будет очень и очень благодарен!

– Неужели это табак?

– Да, хотя и не первого сорта, а все‑ таки настоящий табак!

– Это хорошо! Я очень рад! Наконец‑ то наш Пенкроф будет всем доволен! Но здесь так много табака, что ему ни за что всего не выкурить! Надеюсь, что он и нам что‑ нибудь оставит!

– Мистер Спилет! Знаете, о чем я подумал? – сказал Герберт. – Давайте ничего не рассказывать Пенкрофу, пока не приготовим как следует табачные листья, и в один прекрасный день мы преподнесем ему трубку, набитую табаком.

– Идет! Я согласен, Герберт! Надеюсь, что в этот день нашему другу Пенкрофу не на что будет жаловаться, и он нам наконец скажет, что всем доволен!

Журналист и юноша нарвали драгоценных листьев столько, сколько могли унести, и решили сразу вернуться в Гранитный дворец. Они проникли туда, как контрабандисты, стараясь не попасться на глаза Пенкрофу, словно он был самым строгим таможенным досмотрщиком.

Сайрес Смит и Наб в тот же день были посвящены в тайну, но Пенкроф так ни о чем и не подозревал в течение довольно долгого времени, которое потребовалось, чтобы высушить тонкие листья, размельчить их и немного прокалить на горячих камнях. На все это потребовалось около двух месяцев, но благодаря принятым мерам предосторожности им удалось сохранить все в тайне от Пенкрофа, который к тому же был занят постройкой судна и приходил в Гранитный дворец только на ночь.

А между тем Пенкрофу пришлось еще раз оторваться от своей любимой работы. 1 мая случилось событие, в котором приняли участие все колонисты.

Уже несколько дней в море, в двух‑ трех милях от берега, можно было видеть огромное морское животное, которое продолжало плавать у острова Линкольна. Это был кит громадных размеров, и, насколько можно было судить, он принадлежал к виду южных китов.

– Эх! Хорошо бы нам захватить его! – воскликнул моряк, увидев кита. – Будь у нас лодка и хороший гарпун, я бы первый предложил вам: «Идем на кита! », потому что кит стоит того, чтобы на него поохотиться!

– Да, Пенкроф, кит стоит того, – отозвался Гедеон Спилет, – а мне, кроме того, хотелось бы посмотреть, как вы обращаетесь с гарпуном. Это, должно быть, очень интересно!

– Очень интересно, хотя и не совсем безопасно, – заметил инженер. – Но так как, при всем нашем желании, у нас нет возможности сделаться китоловами, то бесполезно, по‑ моему, и говорить об этом.

– Удивляюсь, – сказал Спилет, – как это кит заплыл в такие широты.

– Что же здесь необыкновенного, мистер Спилет? – возразил Герберт. – Наш остров лежит как раз в той части Тихого океана, которую английские и американские китоловы называют «Китовым полем», и именно здесь, между Новой Зеландией и Южной Америкой, и встречаются, главным образом, южные киты в большом количестве.

– Совершенно верно, – вмешался Пенкроф. – Меня удивляет не то, что этот кит плавает возле острова, а то, что мы раньше китов не видели. Но сколько бы ни плавало вокруг китов, нам это решительно все равно, потому что у нас нет ни лодки, ни гарпунов.

С этими словами Пенкроф повернулся спиной к морю и, тяжело вздохнув, направился к своей лодке. Каждый моряк в душе немного рыболов, и если удовольствие от рыбной ловли зависит от величины рыбы, то можно себе представить, что чувствует китолов при виде такого громадного кита.

Если бы еще речь шла только об одном удовольствии! Наоборот – это сознавал не только Пенкроф, – такая крупная добыча была бы просто бесценна для колонии, потому что жир и китовый ус могли быть использованы с большой пользой.

Но странное явление! Кит, по‑ видимому, совсем не хотел уходить от острова. Сколько бы ни говорили себе колонисты, что им решительно все равно, а все‑ таки с вниманием следили за каждым движением огромного млекопитающего то из окон Гранитного дворца, то с плато Дальнего Вида. Если Гедеон Спилет и Герберт были дома, они с подзорной трубой уходили на плато и оттуда рассматривали кита. Когда они уходили на охоту, подзорная труба переходила в руки Наба, который с таким же любопытством следил за всеми движениями океанского великана. Кит довольно далеко заплыл в глубину бухты Союза и бороздил ее, быстро двигаясь со скоростью почти двенадцати миль в час от мыса Южной Челюсти до мыса Когтя, с силой отталкиваясь хвостовым плавником. Несколько раз он так близко подплывал к острову, что его можно было прекрасно рассмотреть даже невооруженным глазом. Это был действительно южный кит, почти совсем черный, с головой более плоской, чем у китов Северного полушария.

Колонисты видели, как кит выбрасывал через носовые отверстия на большую высоту фонтаны пара… или воды, потому что, как это ни странно, натуралисты и китоловы держатся диаметрально противоположных взглядов на этот счет. В самом деле, что же вылетает с такой силой: воздух или вода? Ученые считают, что это просто выделяющаяся при выдохе струя конденсированного пара, которая становится видной в прохладную погоду, иногда она соединяется с распыленными брызгами воды.

С каждым днем присутствие морского млекопитающего все больше и больше заинтересовывало колонистов. Но больше всех волновался Пенкроф, что даже мешало ему работать. В конце концов он начал думать только о том, как бы ему завладеть этим китом, – моряк похож был на ребенка, которому не дают игрушку. День и ночь бредил он этим китом, и, если бы у него была хоть какая‑ нибудь возможность, он, конечно, не раздумывая бросился бы за китом в погоню.

Но то, что не могли сделать колонисты, устроила сама судьба. 3 мая громкие крики Наба, который находился на своем наблюдательном посту у окна кухни, возвестили, что кита выбросило на мель около острова.

Герберт и Гедеон Спилет, собиравшиеся идти на охоту, бросили свои ружья, Пенкроф уронил топор. Сайрес Смит и Наб присоединились к товарищам, и все вместе устремились к тому месту, где лежал кит.

Кит лежал на берегу возле мыса Находки, в трех милях от Гранитного дворца. Вероятно, его выбросило сюда приливом, и затем он по какой‑ то непонятной причине не мог уже выбраться обратно в море. Во всяком случае, следовало поторопиться и постараться отрезать ему путь к отступлению. Вместо ружей колонисты захватили с собой кирки и палки с острыми железными наконечниками, быстро перебежали они по мосту на правый берег реки Милосердия и спустились к морю. Двадцать минут спустя они уже стояли возле огромного животного, над которым кружились стаи птиц.

– Какое чудовище! – воскликнул Наб.

Замечание было совершенно справедливое, потому что кит был длиной около восьмидесяти футов и должен был весить никак не меньше полутораста тысяч фунтов[19].

Между тем выброшенное на мель чудовище лежало неподвижно и не делало попыток вернуться в море, пока еще вода стояла высоко.

Вскоре начался отлив, и колонисты получили возможность осмотреть кита со всех сторон и узнать причину, почему он лежал неподвижно.

Кит был мертв, и в левом боку у него торчал гарпун.

– Значит, в наших местах промышляют китоловы! – с удивлением заметил Гедеон Спилет.

– А почему вы это говорите? – спросил моряк.

– Потому что гарпун…

– Э, мистер Спилет, это ровно ничего не доказывает, – возразил Пенкроф. – Бывали случаи, что киты проплывали тысячи миль с гарпуном в боку, и этот кит точно так же мог быть ранен где‑ нибудь на севере Атлантического океана, а сюда, на юг Тихого океана, он приплыл умирать… Это часто случается, и ничего тут нет удивительного!

– Но как же в таком случае… – попробовал возразить, в свою очередь, Гедеон Спилет, которого объяснение Пенкрофа, видимо, не удовлетворяло.

– Это возможно, – перебил журналиста Сайрес Смит. – Прежде всего надо осмотреть гарпун. Может быть, китоловы, как это они обычно делают, вырезали на нем название своего судна?

Пенкроф быстро вытащил гарпун и громким голосом прочитал вырезанную на нем надпись: «Maria Stella Vineyard».

– Корабль из Вайн‑ Ярда! Корабль с моей родины! – закричал радостно моряк. – «Maria Stella»! Хорошее китоловное судно, клянусь честью! Я его хорошо знаю! Ах, братцы! Судно из Вайн‑ Ярда, китоловное судно из Вайн‑ Ярда!.. [20] Вот это да!..

И моряк, размахивая гарпуном, с волнением повторял название дорогого ему города, где он родился.

Так как нельзя было ожидать, что «Maria Stella» когда‑ нибудь появится требовать кита, убитого ее гарпуном, колонисты решили немедленно выпотрошить его, пока он не начал разлагаться. Хищные птицы, давно уже выслеживавшие эту богатую добычу, с громкими криками слетались со всех сторон, желая сейчас же приступить к кровавому пиру, так что их пришлось разогнать выстрелами.

Убитое животное оказалось самкой кита, и из ее сосков выдоили много молока, которое, по мнению натуралиста Диффенбаха, очень похоже на коровье молоко. Действительно, китовое молоко не отличается от коровьего ни вкусом, ни цветом, ни даже консистенцией.

Пенкроф одно время служил на китоловном судне и благодаря этому мог руководить потрошением кита – операция, надо сказать правду, довольно неприятная. Эта работа продолжалась три дня, и ни один колонист не пытался уклониться от нее, даже Гедеон Спилет, который, по словам моряка, прекрасно освоился с ролью потерпевшего крушение.

Китовый жир разрезали на полосы толщиной в два с половиной фута, затем эти полосы разделили на более мелкие куски весом около тысячи фунтов каждый и растопили в больших глиняных горшках здесь же, на месте производства работ, потому что не хотели портить зловонием воздух вблизи плато Дальнего Вида. Вследствие этой операции вес жира уменьшился на одну треть. Но и при этом его оказалось очень много: из одного языка получилось около шести тысяч фунтов, а из нижней губы – четыре тысячи фунтов. Кроме топленого жира, которого должно было надолго хватить на изготовление глицерина и стеарина, приобрели еще достаточно китового уса, который, конечно, тоже пойдет в дело, хотя в Гранитном дворце не носили ни зонтиков, ни корсетов. В верхней челюсти животного справа и слева торчало восемьсот роговых пластинок, очень гибких, острых и прочных. Их было так много и они сидели так часто, что с первого взгляда казалось, будто у кита во рту два больших гребня, шестифутовые зубцы которых предназначались для того, чтобы задерживать во рту тысячи микроскопических животных, мелких рыбок и моллюсков, служащих пищей для кита.

Наконец весь жир с кита был снят, к великому удовольствию потрошителей. Остатки туши предоставили в распоряжение пернатых хищников, которые не замедлили склевать все мясо до костей. Перетащив богатую добычу домой, колонисты вернулись к своим обычным занятиям.

Однако, прежде чем снова взяться за работу по постройке судна, Сайрес Смит стал что‑ то конструировать из китового уса. Он взял дюжину пластинок китового уса, разрезал каждую на шесть равных частей и заострил на концах. Действия инженера вызвали живейшее любопытство его товарищей.

– Скажите, пожалуйста, мистер Сайрес, – спросил Герберт, когда Смит закончил работу, – зачем вы это делаете?..

– Мы будем этим убивать волков, лисиц и даже ягуаров, – ответил инженер.

– Теперь?

– Нет, зимой, когда настанут холода.

– Я ничего не понимаю… – сказал Герберт.

– Сейчас я тебе все объясню, – ответил инженер. – Честь этого изобретения, впрочем, принадлежит не мне. Подобными снарядами часто пользуются алеуты на Аляске… Видите ли, в чем тут дело, друзья мои? Вот перед нами пластины китового уса. Когда наступят морозы, я согну их и буду поливать водой до тех пор, пока они не покроются толстым слоем льда, который не позволит им разогнуться. Затем я их обмажу жиром или салом и разбросаю по снегу… Как вы думаете, что случится, если какое‑ нибудь голодное животное проглотит одну из таких приманок?.. Лед в желудке, где, как вам известно, высокая температура, растает, кусочек китового уса распрямится и проткнет ему внутренности острыми концами…

– Вот что остроумно, то остроумно, – заметил Пенкроф.

– И, кроме того, это сбережет нам пули и порох, – сказал Сайрес Смит.

– Это лучше всякой ловушки! – прибавил Наб.

– Зимой увидим!

– Да, подождем до зимы.

Между тем постройка судна быстро подвигалась вперед, и к концу месяца оно было уже наполовину обшито досками. Теперь уже можно было с уверенностью сказать, что судно выстроено по всем правилам судостроительного искусства и будет отлично держаться на воде.

Пенкроф работал с неослабевающим усердием, и только его геркулесовское сложение могло вынести такой тяжелый труд. Друзья втайне приготовили ему награду за все его труды, и 31 мая суждено было стать одним из счастливейших дней в жизни моряка.

В этот день, когда, наскоро пообедав, Пенкроф хотел подняться из‑ за стола, он вдруг почувствовал чью‑ то руку на своем плече.

Это была рука Гедеона Спилета.

– Подождите еще минуту, Пенкроф, нельзя же так быстро выходить из‑ за стола!.. Вы забыли про десерт…

– Благодарю вас, мистер Спилет, – ответил моряк, – я спешу на работу.

– Выпейте хоть чашку кофе!

– Не хочется.

– Тогда не хотите ли выкурить трубочку после обеда?

Пенкроф вскочил как ужаленный и даже побледнел, увидев, что Спилет подает ему трубку, набитую табаком, а Герберт подносит горячий уголек.

Моряк хотел что‑ то спросить, но не мог выговорить ни слова. Схватив трубку, он поднес ее ко рту, зажег и сделал пять или шесть затяжек подряд.

По комнате распространилось голубоватое облако ароматного дыма, и сквозь дым послышался восторженный голос моряка:

– Табак! Настоящий табак!

– Да, Пенкроф, – заметил Сайрес Смит, – и даже очень хороший табак!

– О господи!.. – продолжал моряк. – Теперь на нашем острове есть все, что нужно!

И Пенкроф продолжал выпускать один клуб дыма за другим.

– Кто сделал это открытие? – спросил он наконец. – Конечно, это ты, Герберт?

– Нет, Пенкроф, к сожалению, не я… Табак нашел мистер Спилет.

– Мистер Спилет!.. – вскричал моряк, обнимая журналиста, которому еще никогда не приходилось попадать в такие тиски.

– Уф, Пенкроф! – проговорил Гедеон Спилет, вздыхая полной грудью, когда ему наконец удалось освободиться из могучих объятий моряка. – Поблагодарите также Герберта, который сказал, что найденное мной растение – табак, Сайреса, который его приготовил, и Наба, которому стоило большого труда сохранить наш секрет.

– Спасибо вам всем, друзья мои!.. Постараюсь не остаться у вас в долгу! – говорил растроганный моряк. – Теперь я ваш до конца жизни!..

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒