Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





 Глава седьмая



 

Осуществление проектов. – Мост на реке Милосердия. – Превращение плато Дальнего Вида в остров. – Подъемный мост. – Сбор урожая. – Ручей. – Мостики. – Птичник. – Голубятня. – Онагги. – Телега. – Поездка в гавань Воздушного Шара.

Итак, колонистам острова Линкольна удалось попасть к себе домой, не прибегая к разрушению стены, загораживающей наружное отверстие старого водостока, который потом пришлось бы опять заделывать кирпичами. Действительно, для них было большим счастьем, что именно в то время, когда они уже направлялись к водостоку, обезьяны внезапно чего‑ то испугались и в паническом страхе бежали из Гранитного дворца. Может быть, они как‑ то почувствовали, что на них готовится нападение с другой стороны, и решили заранее очистить поле битвы? Все это было маловероятным, но почти единственным объяснением непонятного отступления обезьян.

 Прежде всего колонисты убрали трупы убитых обезьян, они оттащили их в лес и там зарыли. И только после этого принялись приводить в порядок комнаты, где похозяйничали обезьяны, не причинившие, впрочем, большого ущерба колонии. В кладовую обезьяны почему‑ то не заглянули, и все ограничилось тем, что они перевернули мебель в комнатах, но, к счастью, ничего не сломали и не разбили. Закончив уборку, Наб развел огонь в плите и приготовил из домашних запасов роскошный ужин, которому оказали честь проголодавшиеся колонисты.

 Юп тоже не был забыт. Он с аппетитом ел орехи и различные коренья, которые ему предоставили для угощения. Пенкроф развязал орангутангу руки, но оставил путы на ногах и решил не снимать их до тех пор, пока животное не станет ручным.

 После ужина колонисты, несмотря на усталость, не пошли сразу спать, а обсудили некоторые проекты, осуществление которых выдвигалось на первый план.

 Самым важным и неотложным делом было строительство моста через реку Милосердия, чтобы установить легкое и безопасное сообщение Гранитного дворца с южной частью острова. Потом, не откладывая дела в долгий ящик, нужно было устроить скотный двор для муфлонов и других длинношерстных животных, которых удастся поймать живыми и приручить.

 Выполнение этих двух проектов должно было помочь решить вопрос о снабжении колонистов бельем и одеждой, в чем они сильно нуждались. Устройство моста значительно облегчит переноску оболочки шара, из которой можно будет сшить белье, а обитатели скотного двора обеспечат запас шерсти, которая пойдет на приготовление зимней одежды.

 Сайрес Смит предполагал отвести под скотный двор место у самых истоков Красного ручья, потому что там жвачные животные в течение всего теплого времени года имели бы в изобилии подножный корм, и, кроме того, там можно было заготовлять корма на зиму. От плато Дальнего Вида к верховьям ручья дорога была частично уже проложена, и продукты со скотного двора сначала можно было бы доставлять без особого труда на ручной тачке, а если им удастся поймать и приручить какое‑ нибудь упряжное животное, то и на большой тележке.

 Но если можно было устроить скотный двор вдали от Гранитного дворца, совсем иначе дело обстояло с выбором места для птичника, на что Наб и обратил внимание своих товарищей. И в самом деле, необходимо было устроить птичник как можно ближе к дому, чтобы пернатые обитатели птичьего двора находились всегда под рукой у главного повара. Самым подходящим для птичника было выбрано место на правом берегу озера, в той его части, которая примыкала к старому водостоку, то есть на плато Дальнего Вида. Там должно быть одинаково хорошо и привольно как водоплавающим, так и сухопутным птицам, а самец и самка тинаму, пойманные во время последней экспедиции, будут первыми обитателями птичника.

 На следующий день, 3 ноября, колонисты приступили к строительству моста на реке Милосердия, и, конечно, все приняли участие в этом важном деле. Захватив с собой топоры, пилы, молотки и другие инструменты, колонисты, превратившись в плотников, вышли из своего жилища и спустились на берег.

 – А что, если во время нашего отсутствия мастеру Юпу придет в голову фантазия поднять лестницу, которую он так любезно сбросил нам вчера? – заметил Пенкроф.

 – Да, это может случиться… Надо закрепить ее внизу, – ответил Сайрес Смит.

 Так и сделали – вбили в песчаный грунт два кола и к ним привязали лестницу. Затем колонисты поднялись по левому берегу реки Милосердия и вскоре достигли того места, где река поворачивала на юго‑ запад.

 Здесь плотники остановились и стали совещаться, не лучше ли построить мост на этом месте. С первого взгляда место казалось вполне подходящим. Отсюда было не более трех с половиной миль по прямому направлению до гавани Воздушного Шара, открытой накануне на южном берегу, и колонисты без особого труда могли проложить в том направлении проезжую дорогу и установить удобное сообщение между Гранитным дворцом и южной частью острова.

 Но тут Сайрес Смит предложил своим товарищам новый проект, который он давно успел обдумать. Осуществить его было нетрудно, а вместе с тем он представлял громадные выгоды. Инженер предлагал совершенно изолировать плато Дальнего Вида и таким образом навсегда защитить его от возможного нападения четвероногих или четвероруких. Если его проект будет принят, тогда Гранитный дворец, Гроты, птичник и вся верхняя часть плато, предназначавшаяся для сельскохозяйственного использования, были бы совершенно защищены от хищнических набегов.

 Проект инженера был очень простой, и вот в чем он заключался.

 Плато Дальнего Вида было и так уже защищено с трех сторон водой, частично благодаря своему естественному положению, а частично искусственно.

 На северо‑ западе – от угла, где находилось отверстие старого водостока, до того места, где колонисты пробили отверстие для устройства нового водостока, – его защищало озеро Гранта. На севере – начиная от этого места и до самого моря – новый ручей, который, пробегая через плато, водопадом низвергался вниз и дальше быстрым потоком стремился по берегу моря. Стоило только немного углубить ложе этого искусственного потока, и ни одно животное не рискнет переправиться через него даже вплавь.

 На востоке, от устья ручья и до устья реки Милосердия, преградой четвероногим служило море, из которого могли выйти на берег только земноводные, а они не могли взобраться на плато Дальнего Вида.

 На юге – от устья реки до ее излучины, где предполагалось построить мост, – преградой была сама река.

 Таким образом, незащищенной оставалась только западная часть плато между поворотом реки и южной оконечностью озера на расстоянии почти одной мили. Но было совсем нетрудно вырыть достаточно широкий и глубокий ров и наполнить его водой из озера Гранта, то есть устроить второй водосток к реке Милосердия, куда вода стекала бы водопадом. Устройство нового водостока, разумеется, приведет к понижению уровня воды в озере, но Сайрес Смит установил, что этого не следует опасаться, потому что, по его исследованиям, приток воды из Красного ручья настолько значителен, что понижение уровня озера будет почти незаметно.

 – Таким образом, – сказал инженер в заключение, – плато Дальнего Вида станет настоящим островом, окруженным со всех сторон водой, причем попасть на него можно будет только по мосту, который мы построим через реку Милосердия, по мостикам, уже устроенным выше и ниже водопада, и, наконец, еще по двум мостикам, которые непременно нужно будет построить. Один мостик мы перекинем вверху, а другой внизу через ров, который я предлагаю вам выкопать от озера до реки… Если все мосты и мостики сделать подъемными, то плато Дальнего Вида окажется защищенным от любых неожиданностей.

 Для большей наглядности Сайрес Смит начертил план местности. Колонисты собственными глазами убедились, насколько важно осуществление нового проекта инженера, и единогласно его одобрили. Пылкий Пенкроф не хотел слушать больше никаких объяснений и, размахивая топором, кричал:

 – Ну, чего стоите?.. Лучше все равно ничего не придумаете!.. Идем строить мост!

 Строительство моста и в самом деле нельзя было откладывать. Колонисты под руководством инженера выбрали подходящие деревья, срубили их, очистили от веток, сняли кору и затем одни из них обстругали на брусья, а другие распилили на доски различной толщины. По проекту инженера часть моста, примыкающая к правому берегу реки Милосердия, должна была строиться на сваях, неподвижной, а его левая часть должна была быть устроена таким образом, чтобы ее можно было по желанию поднимать с помощью противовесов, как пороги на шлюзах.

 

 

Конечно, эта значительная работа, несмотря на знания и опыт инженера, руководившего строительством, требовала немало времени, потому что ширина реки Милосердия в этом месте была около восьмидесяти футов. Прежде всего нужно было в дно реки забить сваи – они должны были поддерживать неподвижную часть моста, – а для этого понадобился копер. Сваи должны были образовать две арки и придать мосту вместе с устойчивостью способность выдерживать большую нагрузку.

 К счастью, у колонистов было достаточно инструментов для обработки дерева и железных полос для креплений. Изобретательность инженера, прекрасного специалиста, и усердие помогавших ему товарищей, успевших за семь месяцев пребывания на острове приобрести и необходимые знания, и навык, обеспечивали полный успех. Следует сказать, что Гедеон Спилет оказался неплохим плотником и в умении владеть инструментами соперничал даже с самим Пенкрофом, который с удивлением говорил, что «никогда не ожидал ничего подобного от простого журналиста»!

 Постройка моста через реку Милосердия продолжалась три недели, и колонисты все это время работали с утра до ночи. Обедали они здесь же, на месте работ, а так как погода стояла прекрасная, то плотники приходили домой в Гранитный дворец только вечером, к ужину.

 Возвращаясь домой, колонисты с удовольствием замечали, что орангутанг привыкает к своим хозяевам и, видимо, осваивается с новыми для него условиями жизни. Несмотря на это, Пенкроф из осторожности все еще не давал ему полной свободы и не освободил его от пут, отложив это до того времени, пока плато не будет совершенно изолировано. Но мастер Юп не особенно скучал и развлекался тем, что ел с утра до ночи, а когда плотники возвращались домой, он бросал еду и начинал играть с Топом, с которым находился в дружеских отношениях.

 20 ноября строительство моста было окончено. Его подвижная часть, уравновешенная противовесами, двигалась очень легко на шарнирах, и требовалось лишь небольшое усилие, чтобы ее поднять. Когда подвижную часть моста поднимали, между рекой и балками моста получался просвет приблизительно футов двадцать, а это было даже больше, чем нужно для того, чтобы никакое животное не могло перебраться на левый берег.

 Устройство моста теперь позволяло отправиться за оболочкой воздушного шара и привезти ее на тачке в Гранитный дворец. Колонисты хотели как можно скорее спрятать шар в одной из кладовых, где он находился бы в полной сохранности. Однако нужно было сначала проложить дорогу сквозь густую чащу лесов Дальнего Запада, что тоже требовало немало времени. Поэтому, прежде чем на что‑ нибудь решиться, Наб и Пенкроф отправились предварительно на рекогносцировку к гавани Воздушного Шара. Они выяснили, что полотно нисколько не пострадало от пребывания в пещере. Поскольку все оказалось в полном порядке, колонисты решили отложить пока перевозку шара и закончить запланированные работы по изоляции плато Дальнего Вида.

 – Это будет самое лучшее, – заметил Пенкроф. – Тогда нам, по крайней мере, не надо будет бояться за птичник… Ни лисицы, ни другие вредные животные не доберутся до него!..

 – И, кроме того, – добавил Наб, – тогда мы сможем вскопать часть плато и пересадить разные дикие растения…

 – И подготовить землю для нового посева! – воскликнул моряк с торжествующим видом.

 Пенкроф имел все основания беспокоиться о подготовке места для будущего посева, потому что благодаря его заботам посаженное в землю одно‑ единственное пшеничное зернышко принесло отличный урожай. Как и предсказывал инженер, оно дало десять колосьев, и в каждом колосе было по восемьдесят зерен, так что колонисты ровно через шесть месяцев оказались обладателями восьмисот зерен. В будущем они также надеялись получать обильный урожай два раза в год благодаря умеренному климату острова.

 Все эти восемьсот зерен, за исключением пятидесяти, отложенных про запас на всякий случай, решено было немедленно посеять на новом поле и ухаживать за ними так же тщательно, как и за первым, единственным, зерном.

 Предназначенное для посева место сначала тщательно очистили от сорняков, вскопали и огородили высоким и прочным забором из заостренных досок и кольев, так что животные не могли через него перескочить. Урожаю могли навредить только птицы, но, чтобы держать птиц на приличном расстоянии от пашни, Пенкроф расставил по всему участку вертящиеся трещотки и страшные пугала. Наб с восторгом любовался этими произведениями богатой фантазии моряка. Затем провели рядами борозды и посадили драгоценные семьсот пятьдесят зерен, а остальное должна была доделать уже природа.

 Едва только колонисты успели достроить мост, как уже на другой день, 21 ноября, Сайрес Смит приступил к работам по прорытию нового канала, но сначала начертил его план на местности на всем протяжении от южного угла озера Гранта до поворота реки Милосердия. Сверху фута на два‑ три лежал рыхлый слой перегноя, а ниже – гранит. Поэтому пришлось снова готовить нитроглицерин, и он произвел обычное действие. Меньше чем за две недели в гранитной массе плато Дальнего Вида был вырыт ров шириной двенадцать и глубиной шесть футов. Точно так же с помощью нитроглицерина было сделано отверстие для стока воды в гранитном берегу озера. Вода с шумом устремилась в новое русло и образовала небольшой, но многоводный поток, ставший притоком реки Милосердия. Колонисты назвали его Глицериновым ручьем. Как и предупреждал инженер, уровень воды в озере понизился, но очень незначительно. Наконец, чтобы сделать плато Дальнего Вида совсем недоступным, значительно расширили русло прибрежного ручья на севере. Для того чтобы не осыпался песок, по обоим берегам забили двойной ряд небольших свай и загородили пространство между ними досками.

 

 

В первой половине декабря все эти работы были закончены, и плато Дальнего Вида, имевшее вид неправильного пятиугольника периметром около пяти миль, окруженное со всех сторон водой, могло считаться совершенно защищенным от нападения хищных животных.

 Весь декабрь, соответствующий июню Северного полушария, стояла очень сильная жара. Несмотря на это, колонисты не хотели откладывать осуществление своих планов и принялись за устройство птичника.

 Нечего, конечно, и говорить, что, как только плато Дальнего Вида было окончательно загорожено, мастер Юп получил свободу. Он успел привыкнуть к своим хозяевам и не проявлял никакого желания убежать. Это было ловкое и очень сильное животное, отличавшееся кротким нравом. Никто не мог взобраться по лестнице в Гранитный дворец быстрее и лучше обезьяны. Колонисты понемногу начали приучать Юпа к труду: он собирал и носил дрова, возил в тележке камни, валявшиеся на берегу Глицеринового ручья, которые ему поручено было убрать.

 – Это еще не настоящий каменщик, а пока только «обезьяна»! – шутил Герберт, намекая на прозвище, которое каменщики дают своим подмастерьям. Действительно, трудно было придумать какое‑ нибудь более подходящее прозвище.

 Под птичник отвели на юго‑ восточном берегу озера площадку в двести квадратных ярдов. Местечко огородили и застроили хижинами и навесами. Хижины, сплетенные из ветвей, были разделены на несколько отделений. Теперь дело было только за жильцами.

 Первыми обитателями птичьего двора, как известно, стала пара тинаму, которая вскоре обзавелась многочисленным потомством. Потом к ним присоединились полдюжины уток, пойманных в силки на берегу озера. Некоторые из них принадлежали к довольно редкому виду китайских уток, у которых развернутые крылья очень похожи на веер и которые по красоте и яркости оперения нисколько не уступают золотистым фазанам. Еще через несколько дней Герберту удалось поймать пару птиц из отряда куриных с закрученным хвостом из длинных перьев, которые быстро освоились в неволе и сделались совсем ручными. А пеликаны, зимородки и водяные курочки без всяких хлопот со стороны колонистов сами пришли на птичий двор. И весь этот маленький пернатый мирок, воркуя, пища и кудахтая, после нескольких первых ссор удобно устроился в птичнике и стал интенсивно размножаться, выполняя свое призвание и в то же время увеличивая запасы колонии.

 Сайрес Смит решил закончить работы по организации птичника строительством довольно большой голубятни в одном из углов птичьего двора. На первое время туда поместили дюжину горных голубей, водившихся на скалистом гребне плато. Голуби быстро привыкли каждый вечер возвращаться на ночь в свое новое жилище и вообще проявили гораздо более склонности к приручению, чем их близкие родичи – вяхири, которые к тому же плодятся только на воле.

 Наконец все неотложные работы были окончены, и колонисты могли подумать лично о себе и воспользоваться оболочкой шара для шитья белья, в котором они так нуждались. Они решили не хранить и не ремонтировать шар, потому что не имели намерения подняться на нем над безбрежной водной пустыней и отдать себя на произвол стихии. На такое крайне рискованное путешествие могли осмелиться только люди, находящиеся в безвыходном положении, а Сайрес Смит не считал положение колонии отчаянным и, конечно, не мог и мысли допустить ни о чем подобном.

 Шар вместе со всеми принадлежностями все еще хранился в пещере на берегу гавани Воздушного Шара. Предстояло доставить его в Гранитный дворец, и колонисты занялись переделкой своей тяжелой тележки, чтобы сделать ее более удобной и легкой. Но если тележка у них была, то двигателя не было. Неужели на острове не было никакого жвачного животного, которое могло бы заменить лошадь, осла, быка или корову? Это надо было выяснить.

 – Сказать правду, – говорил Пенкроф, – упряжное животное было бы нам очень полезно, особенно теперь, пока еще мистер Сайрес не сделал нам тележку с паровым двигателем или даже локомотив, потому что в один прекрасный день у нас наверняка будет железная дорога от гавани Воздушного Шара до Гранитного дворца с веткой до горы Франклина!

 Простодушный моряк был искренно убежден в возможности осуществления того, что создавала его пылкая фантазия.

 Но пока самое невзрачное четвероногое животное, годное в упряжку, вполне удовлетворило бы Пенкрофа. А так как судьба до сих пор покровительствовала нашему моряку, то и в этом случае ему не пришлось томиться долгим ожиданием.

 Однажды, 23 декабря, послышались громкие крики Наба, заглушаемые громким лаем Топа. Остальные колонисты, работавшие в это время в Гротах, тотчас же побежали на помощь к Набу, думая, что произошло какое‑ нибудь несчастье.

 Что же они увидели? Двух красивых, довольно высоких животных, неосторожно рискнувших пробраться на плато по мостику, который не был поднят. С первого взгляда казалось, что это лошади или большие ослы, и, судя по росту, это были самец и самка. Однако от обыкновенных ослов они резко отличались пропорциональностью и изяществом форм. Как самец, так и самка были буланой масти с черными поперечными полосами на голове, шее и туловище, с белыми ногами и хвостом. Животные легкой рысцой двигались вперед, не проявляя никаких признаков беспокойства, и с любопытством смотрели на людей, которых не считали еще своими хозяевами.

 – Это онагги! – объявил Герберт. – Они занимают среднее положение между зеброй и кваггой.

 – А разве это не ослы? – спросил Наб.

 – Нет. У них уши не такие длинные, и они гораздо стройнее!

 – Не все ли равно, кто они? – возразил Пенкроф. – Я, со своей стороны, совершенно согласен с Гербертом, что это и не лошади, и не ослы… Это «двигатели», говоря ученым языком мистера Смита, и поэтому их надо во что бы то ни стало поймать!

 С этими словами моряк, стараясь не испугать животных, чуть ли не ползком пробрался по траве к мостику на Глицериновом ручье, поднял его, и онагги очутились в плену.

 Теперь возник вопрос, как поступить с пленниками? Нужно ли сейчас ловить и насильно укрощать их или нет? Конечно, нет. Колонисты решили не трогать онагги в течение нескольких дней и позволить им свободно разгуливать по всему плато, где не было недостатка в подножном корме. Тем временем инженер хотел построить возле птичника конюшню, где онагги могли найти мягкую подстилку и приют на ночь или в случае ненастья.

 Таким образом, зашедшая случайно на плато пара великолепных онагги была оставлена на свободе, и колонисты старались даже не подходить к ним близко, чтобы меньше их пугать. Несмотря на это, онагги, казалось, было слишком тесно на плато, и они, привыкнув к обширным пространствам и дремучим лесам, не раз пытались уйти. С громким тревожным ржаньем онагги рысью пробегали вдоль водной границы плато, представлявшей для них непроходимую преграду, и, не находя выхода из этого заколдованного круга, начинали прыгать и метаться. Когда это возбужденное состояние проходило, животные подходили к Глицериновому ручью и целыми часами стояли и смотрели на другую сторону, на густой лес, в который они не могли попасть.

 Между тем колонисты сделали из растительных волокон сбрую и вожжи, а через несколько дней после поимки онагги была готова повозка и даже проложена проезжая дорога или, лучше сказать, сделана широкая просека через лес Дальнего Запада от первого поворота реки Милосердия до гавани Воздушного Шара. Как ни плоха была эта дорога, но по ней можно было все‑ таки проехать. Так что в конце декабря попробовали в первый раз запрячь онагги.

 Пенкроф все свое свободное время посвящал онагги, и они настолько привыкли к нему, что безбоязненно подпускали его к себе и даже ели с руки. Однако, как только их запрягли, онагги взвились на дыбы, и колонистам едва удалось сдержать взбесившихся животных. Непокорность онагги не обескуражила колонистов, они были уверены, что животные скоро привыкнут к новой работе, потому что онагги гораздо легче поддаются приручению, чем зебры, и на них с давних пор ездят в упряжи не только в Южной Африке, где эти животные встречаются чаще всего, но даже и в Европе.

 В этот день все колонисты, кроме Пенкрофа, который шел впереди и вел онагги в поводу, уселись в повозку и направились в гавань Воздушного Шара. Само собой разумеется, по дороге им пришлось пересчитать все пеньки и порядочно потрястись, но все‑ таки они благополучно добрались до места назначения и сразу же принялись грузить в нее оболочку аэростата, сетку и прочие принадлежности.

 В восемь часов вечера повозка, переехав через мост на реке Милосердия, спустилась по левому берегу реки и остановилась перед Гранитным дворцом. Онагги распрягли и отвели в конюшню, а затем колонисты, поужинав, отправились по своим комнатам.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.