Платова Виктория 19 страница

-... О, а вот и группа захвата! - не ко времени появившийся на кухне Додик обдал Метелицу чесночным ароматом. - Только на грузина он не похож.

- К твоему сведению, настоящие грузины беловолосы и светлоглазы, - не оборачиваясь, ответил Метелица.

- Прямо как настоящие евреи. Ладно, пошел открывать.

Ушлый Додик опять перебегал Валентину дорогу. И не просто перебегал, а вооружившись его же собственным букетом. Метелица и глазом не успел моргнуть, как Сойфер вытащил трепещущие розы из банки и направился к двери.

В ту же секунду раздался глухой зуммер входного звонка.

- Отдай цветы, скотина, - угрожающе зашипел Метелица. - Отдай!.. Это мой букет!

Додик сделал вид, что его не услышал, и ускорил шаги.

Но не тут-то было!

Метелица коршуном налетел на обидчика и свалил его с ног. Конечно, грузинской борьбой чидаоба он не владел, но заехать в ухо и намять бока мог. Директор и первый заместитель директора молча тузили друг друга под аккомпанемент звонка и успокоились только тогда, когда от роз остались одни ошметки.

- Старый дурак, - бросил Метелице Сойфер, потирая ушибленный локоть.

- На два месяца моложе, чем ты, - бросил Сойферу Метелица, потирая ушибленное колено.

Звонок наконец затих.

Как и следовало ожидать, дверь открыл мудрый и совершенно нейтральный Арик.

Метелица затолкал измочаленные розы под мойку и хмуро потянулся в коридор. Додик последовал за ним.

Анастасия стояла, опершись рукой о косяк, и поджимала левую ногу.

- Привет, - сказала она Арику.

- Я проявил то, что ты просила. Сделал два экземпляра пленки.

Метелица заскрежетал зубами. И когда этот восемнадцатилетний хлюст успел перейти с ней на " ты"?! Будь он его папашей - порол бы наглеца каждый день. За вандализм и оскорбление национальных святынь!

Пока Метелица исходил завистью к прыткому Арику Дергапуту, Анастасия наконец-то заметила и его самого, и прохиндея Сойфера.

- Здравствуйте, - надменно произнесла она. - Я не думала, что вы... Так поздно...

И пока Метелица соображал, как бы половчее поздороваться с прекрасной ниндзя, из-за его спины высунулся Додик.

- А у нас ненормированный рабочий день, - с пафосом хрюкнул Сойфер. Профессия иногда подкидывает сюрпризы, знаете ли.

- Я проявил фотографии... - Арик снова начал тянуть одеяло на себя.

-... И мы были бы очень вам признательны, если бы вы снабдили их своими комментариями.

Хрюканье стало ещё громче, пафос - ещё невыносимее... Ну, что ты за тип, Додик Сойфер!..

Зато Анастасия была на высоте. Не удостоив Додика и взглядом, она обратилась к Метелице:

- Вы позволите, я промою порез?

- Вы поранились? - Глупый вопрос. Метелица сам видел, как она хромала!

- Пустяки. Царапина.

Интересно, где она умудрилась порезаться? Неужели ходила босиком по наточенным мечам? Кажется, Метелица что-то слышал о подобных трюках.

- Пять минут, не больше, - сказала девушка и скрылась за дверью ванной-туалета-фотолаборатории.

Она действительно уложилась в пять минут.

Еще двадцать минут заняла трагическая история её брата.

Зато о себе Анастасия не сказала ни слова. Никаких объяснений, хотя картина ясна и так. Во всяком случае, самому Метелице. Обыкновенный молодой человек, выросший под сенью незаурядной старшей сестры. Притяжение её личности так велико, что ему не остается ничего другого, кроме как вырваться из кольца этого притяжения. Типичная история старших и младших, любимчиков судьбы и аутсайдеров, мужчины и женщины, - самая обыкновенная гражданская война. Теперь понятно, почему Кирилл никогда не упоминал о сестре: он представляет самостоятельную ценность, а не только является братом матерой волчицы. Именно это он и пытался доказать всем. Себе - в первую очередь.

Именно потому он оказался в маленьком детективном агентстве.

Маленькое агентство - только слепок с большой, настоящей жизни, но для старта вполне годится и оно. А он способный малый, этот Кирилл! Толково отщелкал пленку. Вот только сестра забыла предупредить его, что в этой самой настоящей жизни и играют по-настоящему. И по-настоящему умирают.

Почему Метелица сразу не присмотрелся к мальчишке? И костерил его на чем свет стоит из-за жалких восьмисот двадцати трех рублей!..

Дурак ты, Валентин!

Дурак ещё и потому, что опоздал с фотографиями. Хитрый Додик выложил Анастасии соображения Метелицы по поводу отснятой пленки - и, ничуть не смущаясь, выдал их за свои. Она долго рассматривала фотографии профессионально долго. А потом сказала:

- Я знаю эту девушку. Ее звали Мицуко.

- Звали? - переспросил Додик.

- Теперь её нет в живых.

" Собаке - собачья смерть", - было написано на лице у Сойфера. Но высказать крамольные мысли вслух он не решился. А на Анастасию посмотрел с уважением: времени даром она не теряла.

- Что вы собираетесь делать? - спросил у девушки Метелица.

- Не знаю... Быть может, имеет смысл поискать улицы?

- Какие улицы?

- Улицы, которые засняты на. пленке. Это возможно? - Она с надеждой посмотрела на Метелицу.

С надеждой, господи ты боже мой!

- Может быть... Прочесать задний план. Увеличить фотографии, если нужно. Наверняка найдутся какие-то особые приметы.

- Да, - поддержал Метелицу Сойфер. - Каждая улица в Петербурге неповторима. Вы не находите, Настя?

- Нахожу...

- Мы займемся этим, - заверил Настю выскочка Додик.

Дохлый номер, друг мой Давид Маркович, дохлый номер. И вы, как уволенный из рядов доблестной израильской полиции за тупость, должны это понимать. Даже если хотя бы одна из улиц по счастливой случайности будет найдена - они никогда не двинутся дальше. Без доступа к оперативной информации, без человека в органах, который мог бы эту информацию предоставить...

Дохлый номер.

Но если бы язык Метелицы захотел произнести это вслух - он вырвал бы его. Вместе с гландами, легкими, желудком и обеими кишечниками - толстым и тонким. А о такой малозначащей детали, как сердце, и говорить не приходится...

- Если вы не возражаете, я заберу один комплект фотографий. И вещи брата...

Как они могли возражать! А юный Дергапут даже собственноручно заклеил скотчем коробку с надписью " К. Лангер".

Ох уж этот Арик! Вечно снимает сливки, вечно оказывается в нужное время в нужном месте и к тому же проворачивает самые нужные делишки!.. И получает за это по полной программе.

Вот и сейчас она поцеловала компьютерного хиляка в прыщавую щеку. На глазах у начальства!.. И даже нашла секунду, чтобы заглянуть в его компьютер.

- Покончил с Малдером и Скалли? - спросила она.

- Малдер и Скалли вечны, как Резервный банк США, так что покончить с ними нельзя. Так, отдыхаю от них... Вот нашел одну детскую игрушку... Без всяких наворотов... Забавно.

Пока Анастасия разговаривала с Дергапутом, а Метелица молча переживал этот факт, практичный Сойфер ухватился за ящик и теперь держал его наготове.

- Если позволите, я провожу вас, Настя.

- Не стоит. Меня довезут... Спасибо вам большое. До завтра?

... Проводив Анастасию, все трое прилипли к темному кухонному окну. Вот она подходит к летающей тарелке, лишь по недосмотру властей растаможенной как джип " Чероки" последнего года выпуска. Вот летающая тарелка приветливо мигает бортовыми огнями. И улетает (взмывает, взвивается свечой, берет с места). Ничего не поделаешь, против жеребца с крутой тачкой между ног у скромного агентства " Валмет" нет никаких шансов.

- Никаких шансов, - пробормотал Метелица.

- Никаких, - подтвердил Сойфер.

- А может... рискнуть? - В голосе Арика послышался совершенно неуместный щенячий оптимизм.

- Ты сначала прыщи выведи, племянничек! - Додик похлопал Дергапута по плечу. А потом обратился к Метелице: - Кстати, Валик, ты не сказал ей, что по законам жанра все самые крутые любовники оказываются самыми большими злодеями?..

* * *

... Он ни на чем не настаивал.

Даже на том, чтобы донести коробку до дверей квартиры.

Он не был любопытен. Он не спросил о коробке. И о том месте, куда она заезжала. Он просто подвез её, потому что у неё болела нога.

Собственно, он сам напомнил ей о ноге.

- У вас все в порядке? - спросил он.

И Настя обнаружила себя сидящей на все той же мокрой скамейке у дома Быкова. С поджатыми к подбородку коленями. Странно, ей казалось, что она уже дошла до метро и спустилась вниз по эскалатору.

Эскалаторы метро - вот что ей понравилось больше всего в этом обветшалом помпезном городе. Но об этом никому не скажешь - засмеют.

Можно только удивляться, как он сумел обнаружить Настю в кромешной тьме.

- У вас все в порядке?

- У меня? - Поначалу она даже не поняла сути вопроса.

- Кажется, это были вы? У Дмитрия?

Ну вот, он даже не запомнил её лица. А спросил просто из вежливости.

- Да. Это была я.

- Как ваша нога? Болит?

Это была уже не вежливость. Это была обыкновенная логика: естественно, что у неё болит нога, и поэтому она пережидает боль. Иначе зачем ей как дуре сидеть под дождем на скамейке у чужого дома? А интересно, сколько же вообще она здесь просидела?

- Терпимо, - сказала Настя, хотя никакой боли не чувствовала. Пока.

- Меня зовут Кирилл.

Он говорил совершенно спокойно и даже ласково. Совсем не похоже на то, что ещё некоторое время назад это он вусмерть ругался с Быковым из-за светильника.

- Я тоже должна представиться? - глупо спросила Настя.

- Совсем необязательно.

- Тогда...

- Просто для того, чтобы вы сказали мне: " Спасибо, Кирилл".

- За что?

- Я собираюсь подвезти раненую к её дому.

- Спасибо, Кирилл.

- Вот видите, - он рассмеялся. - Вы уже меня благодарите.

- Меня зовут Настя.

- Замечательно. Я подвезу вас.

Интересно, откуда у него такая уверенность в том, что она согласится? А что, если она вышла просто подышать свежим воздухом и через минуту вернется в мастерскую к Быкову?

- Сами дойдете?

Неужели он думает, что её раны так глубоки?

- Со мной все в порядке.

- Тогда идемте.

Она встала со скамейки и тотчас же почувствовала тупую боль в левой ноге.

- Моя машина рядом.

Его машина действительно оказалась рядом - устрашающих размеров фургон с обтекающими формами, с мощными дугами спереди и сзади и широким багажником на крыше. Именно такой она и должна быть. А если бы она была другой - Настя была бы разочарована.

- Куда вам ехать? - спросил он, заводя двигатель.

Только теперь она вспомнила, что Арик обещал проявить фотографии. И Кирюшины вещи... Она должна забрать Кирюшины вещи.

- На Бойцова.

- Это конечный пункт?

- Я живу здесь, на Васильевском. - Зачем она это говорит совершенно незнакомому человеку?

- Отлично, - почему-то обрадовался он. - Время у меня есть, так что план такой: сначала на Бойцова, а потом снова - на Ваську.

- Куда? - не поняла Настя.

- Васька и есть Васильевский. Вы не из Питера?

- Нет.

Сейчас он начнет расспрашивать, нравится ли ей Санкт-Петербург. А что она может сказать? Что она в восторге только от одной вещи - от эскалаторов в метро?

Но он не стал ни о чем расспрашивать - ни о городе, ни о ней самой. И до Бойцова они доехали в полном молчании. Да, и ещё одно: Кирилл № 2 очень хорошо водил тяжелую, неповоротливую машину. Во всяком случае, он довольно легко прошел кукольный лабиринт домов и лихо припарковался у флигелька. А потом выскочил из машины и открыл Насте дверцу.

С ума сойти!..

С такой галантностью она сталкивалась впервые и едва не потеряла сознание. А возможно, и потеряла, потому что совершенно не помнила, как пальцы Кирилла № 2 оказались на её щеке.

- У вас щека запачкана...

- Спасибо.

- Я провожу вас?

- Нет, не стоит. Я быстро.

Отделившись от Кирилла № 2, Настя пошла в сторону флигеля. В левом ботинке что-то хлюпало и чавкало, а боль в ноге усилилась.

... Дверь ей открыл Арик - с радостным известием о проявке пленки. Но по-настоящему обрадоваться она не успела: в коридоре появились грозный директор " Валмета" и его грозный помощник. Директор так посмотрел на нее, что у Насти затряслись колени. Наверняка Арик рассказал своему начальству и о Кирюше, и о ней самой. Сейчас её выгонят с позором!

Что ж, она к этому готова. Главное, чтобы ей вернули вещи брата.

- Я проявил фотографии. - Черт возьми, мальчишка сдает её с потрохами, выслуживается перед начальством.

А лица начальства не предвещают ничего хорошего. И от этих лиц никуда не спрятаться.

-... И мы были бы очень вам признательны, если бы вы снабдили их своими комментариями, - сказал помощник директора - Давид.

Интересно, что значит - " своими комментариями"? Что непонятного может быть на пленке? Наверное, Кирюша что-то напортачил, и теперь они хотят притянуть к ответственности её - как сестру?

- Вы позволите, я промою порез?

Это было первое, что пришло ей в голову.

- Вы поранились? - Наконец-то и сам директор агентства снизошел до нее. Ни капли сочувствия в голосе, сплошная подозрительность. И, как показалось Насте, ничем не прикрытая ирония. Он видел её насквозь, этот Метелица. Метелица! Замечательная фамилия - как раз для того, чтобы сбивать с ног таких провинциальных дур, как она. Даже кровь в Настином ботинке застыла от почтительного страха.

- Пустяки. Царапина, - прошептала Настя. И добавила, сама не зная почему: - Пять минут, не больше.

Она юркнула в ванную, пустила воду и расшнуровала ботинок.

В нем было полно крови.

Настя вытряхнула из носка пропитанные кровью остатки туалетной бумаги и сунула ногу под горячую струю. И решение пришло сразу же, как только обнажился розоватый, неровный порез.

Она все им расскажет.

О самоубийстве и о безумии брата. И о том, что она в это не верит. И что её появление здесь - простительно. Во всяком случае - оправданно. Что, даже мельком просмотрев записи Кирюши и оттиск последней страницы дневника, она поняла, что дело вовсе не такое простое, каким кажется.

Даже ей, далекому от профессии детектива человеку.

А что уж говорить о профессионалах!

Да. Так она и сделает.

Она извела на портянку для своей многострадальной ноги полрулона бумаги и, тихонько перекрестившись на внушительного вида фотоувеличитель, отправилась в клетку к тиграм. В пасть к матерым волкам.

... Волки выслушали её рассказ внимательно. И даже сочувственно.

А потом...

Потом они показали ей фотографии. И уже сами прокомментировали их. Да, они были профессионалами высокого класса, ничего не скажешь! А Настю потрясли не столько сами фотографии (даже от одной из них ещё неделю назад она впала бы в кому! ) и даже не выводы, которые сделал из снимков волчара-аналитик Давид.

Самым ужасным оказалось то, что на пленке была заснята Мицуко.

А сам Кирюша даже не подозревал, что, отщелкав эту пленку, не успеет заправить в фотоаппарат следующую.

Из-за своей собственной смерти.

Он просто был последним в списке неизвестных Насте умерших людей. Или не последним?..

- Я знаю эту девушку. Ее звали Мицуко, - сказала Настя.

- Звали? - переспросил Давид.

- Теперь её нет в живых.

Так ей сказал Быков. А она в который раз удивилась, насколько затянутым оказался узел, насколько близко все они подошли друг к другу. Во всяком случае, люди, с которыми она встречалась в последнее время, так или иначе соприкасались с девушкой...

Нет, самой ей в этом не разобраться.

- Что вы собираетесь делать? - спросил у Насти до сих пор молчавший Метелица.

Если бы она знала! Если бы она знала причину смерти этих людей!..

- Не знаю... Быть может, имеет смысл поискать улицы? - осторожно спросила Настя.

- Какие улицы?

- Улицы, которые засняты на пленке. Это возможно?

Слава богу, они все-таки согласились помочь ей!

- Мы займемся этим, - заверил Настю Давид, и она облегченно вздохнула.

... Но это было временное облегчение.

Настя поняла это, когда осталась наконец одна, в квартире брата.

Кирилл № 2 довез её до дома, и этот - второй - рейс был разительно похож на первый. Полное, абсолютное молчание. Непроницаемая тишина большой машины. Даже магнитолы в ней не было, что совсем уж странно.

- У вас нет музыки в машине. - Настя решилась нарушить молчание первой. В конце концов, нужно как-то выразить свою благодарность совершенно незнакомому человеку со знакомым именем Кирилл.

- Вас это смущает?

- Нет, но...

- Я просто устаю от звуков. Предпочитаю тишину. Раз ты предпочитаешь тишину, то и говорить больше не о чем. Но... неужели ты согласился подвезти меня только из чувства сострадания?

- Вы вернули свои деньги? - И зачем только она снова заговорила?

- Какие деньги? - удивился Кирилл № 2.

- За светильник...

- А-а... - Он нервно откинулся на сиденье.

И только теперь Настя поняла, почему начала этот разговор. Это был самый невинный повод для расспросов о Мицуко. Может быть, Быков соврал? И девушка жива-здорова? Соврал-соврал, теперь Настя даже не сомневалась в этом... С художниками часто такое бывает, она сама читала романтические книжки в ранней юности. Уже написанное, сделанное, созданное перестает для них существовать. То есть в каком-то смысле умирает. А этот... этот светловолосый парень, так похожий на Настю, - совсем не похож на художника. То есть он вполне адекватен реальности. И он должен сейчас сказать ей то, в чем она сама убеждена.

Мицуко жива.

Иначе это противоречит здравому смыслу. И фотографиям, которые лежат сейчас у неё в ящике. Человек, который предчувствует смерть других, и все о ней знает, и ходит смотреть на нее, как на оперу " Травиата", - разве он может не почувствовать приближение своей собственной кончины?..

- Жаль, что он разбился.

- Жаль, - односложно ответил Кирилл № 2.

- Очень красивая модель... Дмитрий говорил мне, что ему позировала реальная девушка.

- Дмитрию всегда позируют реальные девушки. - Ни один мускул не дрогнул на лице Кирилла № 2. - Это его кредо.

- А вы её знали? - Ну вот, она наконец-то решилась.

- Кого?

- Девушку.

- Я заплатил две тысячи за лампу. Девушки обычно стоят гораздо дешевле.

- А вам никогда не хотелось... познакомиться с оригиналом?

- Если бы мне захотелось познакомиться с оригиналом, я бы познакомился. Но хорошая лампа для меня сейчас важнее.

- Именно такая?

- Именно такая. Декоративная. Она стояла бы в нише и радовала глаз.

- Вы так переживали. Мне показалось, что это не только из-за разбитой лампы.

- Вам показалось, - отрезал Кирилл.

- Вы так расстроились...

- Расстроился? - Кирилл даже ударил рукой по рулю. - Я не расстроился. Я был взбешен. Я привык получать то, что хочу. И за что заплатил.

- Но теперь ярость прошла?

- Теперь прошла.

- Дмитрий сказал мне, что этой девушки уже нет в живых.

- Очень жаль. - Он даже не отвлекся от дороги. - Светильника тоже нет в живых, и второй такой лампы я не получу... Наш общий друг ненавидит делать копии.

Насте захотелось выйти из машины, и железобетонный водитель джипа это уловил. Он даже слегка сбросил скорость.

- Послушайте, Настя. Вы что, хотите, чтобы я сострадал человеку, о котором даже никогда не слышал? Это просто глупо. И нечестно. Если она ваша приятельница, тогда конечно... Вы её знали?

- Я как-то виделась с ней. У неё довольно оригинальное имя - Мицуко.

- Ничего оригинального. Это все равно что француженку звали бы Таня. Или американку - Наташа. Во Франции это было бы оригинально. Или в Америке. Вопрос географии, только и всего. Так она ваша приятельница?

- Она была подругой моего брата.

- Тогда извините. Но сказать, что сочувствую, я не могу. Кстати, как называются ваши духи?

- " Наэма".

- Вам идет этот запах. Кажется, мы приехали.

Джип затормозил у парадной Кирюшиного дома. Интересно, что он сейчас будет делать? Попросит телефон? Попросит пригласить на чашку кофе? Иначе зачем было убивать на неё полтора часа и без толку гонять машину по городу?

- Мы приехали, - снова напомнил Кирилл № 2.

Это прозвучало как: " Выметайтесь, мадам, пора и честь знать. И скажите спасибо, что денег за проезд не беру".

- Да. Спасибо, Кирилл.

- До свиданья.

- Всего хорошего.

Настя вышла из машины и, не удержавшись, хлопнула дверью. Черт возьми, универсальная формула её внешности, выведенная Мариной: " загорелая, обветренная, зубы как у ротвейлера", оказывается, действует не на всех. Оказывается, Настя уже успела позабыть, что её законное место - при законном сорокасемилетнем, без всяких изысков, муже Зазе. И при вымени козы Сосико... А этот Кирилл странный тип. Никогда никому не сочувствует и вот так, за здорово живешь угробил на неё полтора часа своего драгоценного времени. Получается - только из сочувствия к её больной ноге.

Никакой логики!

А вывода - только два. Он либо прикидывается хорошим, либо прикидывается плохим.

Либо остается таким, какой он есть на самом деле. Хороший - плохой, плохой - хороший. Диалектика, дэда, как сказал бы Илико...

Новоявленный Кирилл, которого она поначалу приняла сдуру за своего брата-близнеца, не раскошелился даже на банальное: " Было приятно с вами познакомиться".

Уже зайдя в лифт, Настя принялась смеяться. А она ещё думала всю дорогу о своем нелепом загаре и о том, как бы он её нелепый загар оценил. Идиотка!..

Впрочем, она тотчас же забыла о таинственном Кирилле. Стоило ей только закрыть дверь, устроиться на полу в комнате и раскрыть коробку.

Все было на своих местах: два блокнота, карта Питера, расписание электричек, пустой пакет из-под пленки с надписью " Привет из солнечного Крыма". Две гелевые ручки и карандаш, коробка скрепок, два смятых талончика на прием к врачу, связка ключей, тоненькая, почти самиздатовская брошюрка " Дьявол наше имя - дьявол мы сами".

Недоставало только " барбарисок" (их наверняка сожрал Арик). Зато прибавились фотографии.

Фотографии.

Для того чтобы рассмотреть их - уже в полном одиночестве, - ей нужно хорошенько подготовиться. Как необходимо готовиться к тому, чтобы вырвать зубы у гадюки.

А пока она начнет с чего-нибудь невинного. С брошюрки " Дьявол наше имя - дьявол мы сами", например.

И интересно, с каких это пор Кирюша увлекся передовыми идеями сатанизма? То, что её они не вдохновляют, Настя поняла, прочтя первые три абзаца. Странно, что, переварив всю эту ересь, Кирюша ограничился только божьими коровками. Которые перепрыгивали с листка на листок, делали в полете сальто-мортале и плевались росой в подруг-листоблошек.

Да-а, листоблошки - отвратительные насекомые, в прошлом году извели всю Настину морковь. Но при чем здесь сальто-мортале? Нарисованные Кирюшей божьи коровки были гораздо спокойнее. Настя улеглась на ковер, подложила руки под голову - и вспомнила. Ну конечно, прыгающих божьих коровок она видела не далее как сегодня, на мониторе у Арика. Он что-то сказал ей про забавную детскую игру.

Детскую игру.

Ребенок.

На фотографиях Кирюши была не только Мицуко, но и какой-то мальчик. Впрочем, она никогда не узнает, зачем её брат снимал чужого, неизвестного ей ребенка. Может быть, он скучал по Илико? Ведь когда Кирилл уехал из Вознесенского, Илико только исполнилось девять...

Прежде чем закрыть дурацкую брошюру, Настя осмотрела её со всех сторон. И только теперь заметила одну-единственную пометку. Реквизиты издательства были жирно обведены гелевой ручкой (возможно, одной из тех, которые лежали в коробке):

" БЕЛЬТАН" Санкт-Петербург - 1998 г.

Интересно, что так заинтриговало Кирюшу? Само издательство или год издания? Или книги, которые оно выпускало? Или омерзительная философия, которую эти книги проповедуют?

Об этом она тоже никогда не узнает. Можно, конечно, съездить туда, но что это даст? Пользы будет не больше, чем от гелевых ручек, карандаша и коробки скрепок. И от талончиков к врачу... И от связки ключей, которые открывают неведомо какие двери!..

И пора переходить к фотографиям. Все равно от них не отвертеться.

Вздохнув, Настя открыла пакет.

Мальчика - в одну сторону. Почетную зрительницу Мицуко - в другую. А ещё лучше расположить фотографии одну под другой, чтобы картина была яснее.

Но ясной картины не получилось. И все потому, что Настя затряслась от страха, как только увидела рядом мертвые тела и улыбающееся лицо Мицуко. В офисе " Валмета", в окружении суровых, знающих свое дело мужчин, все выглядело совсем по-другому.

Все выглядело препарированным и потому не таким страшным. А её херувим Кирюша, лучший голос в хоре музыкального училища, - он все это снимал. И ему тоже, наверное, было страшно. И эта брошюра - " Дьявол наше имя - дьявол мы сами", - может быть, она и появилась в его ящике после того, как он понаблюдал за деяниями дьявола во плоти.

Не сатана, не Люцифер, не Иблис, не Вельзевул, не Асмодей, - но Мицуко...

Настя смела все фотографии Мицуко в кучу, отодвинула их и - для верности - прикрыла видеокассетами.

Мальчик.

Смотреть на мальчика было гораздо приятнее и спокойнее. Ведь его тоже фотографировал Кирюша...

Снимков мальчика было всего пять.

Мальчик стоял в окне, мальчик сидел на скамейке в каком-то дворике, ел кашу и запускал змея. Настя даже всплакнула над ними - уж очень грустным выглядел парнишка, совсем не улыбался. Или это Кирюша был грустным и его настроение передалось ребенку? Вот если бы схватить его, прижать к себе, прошептать в маленькое ухо много хороших слов... Налить молока в кружку, надеть на него пижамку, убаюкать перед сном... А он обовьет руками Настину шею - так делал Илико, когда был совсем маленьким...

Только бы он не грустил, не стоял печально у окна!..

Настя поднесла снимок к глазам: вряд ли это первый этаж, фундамента совсем не видно. А снимок сделан метров с трех: можно разглядеть не только ссутулившуюся фигурку мальчика, но и забавного зайца у него на футболке. И само окно. Выкрашенная белой краской рама и кирпичи вокруг окна - в шахматном порядке, веселенькая такая клетка: белый кирпич, красный кирпич, белый кирпич, красный кирпич... Шашечки, как у такси... Конечно, это не совсем удачная идея - с белой краской. Она бы выбрала совсем другие: красную, синюю, немного зеленой... Тогда бы получилось замечательно: утреннее солнышко, трава и море. А так - всего лишь шашечки. Неинтересно.

Неинтересно, неин...

Хотя почему же неинтересно?! Совсем наоборот!

Где-то она уже видела эти бело-кирпичные клетки. И они даже раздражали её - всего несколько секунд, а потом она о них забыла.

А забыла только потому...

Только потому, что больше ни разу не подходила к окну!

На следующий день после приезда она смыла, надпись на стекле - и больше никогда наружу не выглядывала!

Ведь за окном Кирюшиной комнаты был не самый лучший пейзаж на свете. Глухая стена.

Каменный мешок с одним-единственным просветом - окошком с выкрашенной рамой!..

Настя вскочила с ковра и через секунду уже путалась неверными пальцами в шпингалетах. Когда створки окна с треском раскрылись и черная громада соседнего дома надвинулась на нее, то все встало на свои места...

Кирюша фотографировал окно напротив! И мальчика в этом окне! Странно, что она раньше не догадалась, когда лишь увидела фотографию.

Усевшись на подоконнике, Настя жадно вглядывалась в смутно белеющую раму. Никаких признаков жизни окно не подавало.

А ведь всего лишь половина одиннадцатого вечера!

Это у них, в маленьком Вознесенском, все засыпают вместе с землей и опущенными головками подсолнухов. А здесь, в Большом Городе, никогда не спят!

Нет, все не так. Не стоит забывать, что на фотографии в окне стоял мальчик. И эта комната - она вполне может оказаться детской. А в половине одиннадцатого дети уже видят десятый сон...

Снова не так.

Настя даже тряхнула головой - какая же она идиотка! Разве любящие родители допустят, чтобы детская их ребенка выходила на глухую стену! С единственным окном, с дурацкой надписью на нем... И Кирюша тоже хорош вместо того чтобы украсить стекла веселеньким рисунком для своего маленького друга (а в том, что мальчик был знаком её брату, Настя не сомневалась, они ведь вместе запускали змея! ), придумал совершенно бессмысленную надпись. Да ещё на английском! Да ещё обращенную к окну напротив - иначе буквы были бы написаны нормально, а не справа налево!..

Именно - обращенную к окну напротив.

Зачем ребенку смотреть на эту надпись? И что малыш восьми или девяти лет может понять в ней, если сама Настя, которой, слава богу, тридцатник, ничего не поняла?! Кроме " Good-bue", что означает - " до свидания".

" До свидания" - это значит проститься. Но проститься ненадолго.

Бедный Кирюша, знал ли он, когда краска капала с его кисточки, что навсегда?..

Он прощался с мальчиком? Или с кем-то еще, кто был по ту сторону окна?

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒