Платова Виктория 22 страница

Но до этого надо дожить.

И пока ещё существует " Бельтан". И от этого нельзя отмахнуться.

... Вход в издательство " Бельтан" оказался на удивление свободным.

Никакого тебе обрюзгшего охранника на входе, никаких рам металлоискателя, никаких пуленепробиваемых дверей. А из всех средств защиты Пацюк узрел только недоверчивый глазок видеокамеры.

Именно под прицелом этого глазка он прошел мимо стендов с планами выпуска новинок и поднялся на второй этаж. Там Пацюка встретило множество дверей с самыми разнообразными табличками. И множество снующих по коридору молодых девах в строгих костюмах бизнес-леди. Ловко обойдя их по флангу, Пацюк остановился возле обитой дорогой кожей двери с лоснящейся благополучием табличкой:

НЕЩЕРЕДОВ КИРИЛЛ ЯКОВЛЕВИЧ директор издательства

Вот ведь твою мать! И здесь Кирилл!..

" Воздух полон богов", - сказал бы философ Борода.

" Воздух смердит от количества Кириллов на один квадратный метр площади", - сказал бы битый жизнью Егор Пацюк.

И эта жизнь подсказывала ему сейчас: не суйся к директору со своим суконным рылом, найди сошку помельче и попытайся охмурить её.

" Сошка помельче" нашлась минут через семь, рядом с женским туалетом, где Пацюком была обнаружена табличка:

ЗВОННИКОВА ФАИНА АЛЕКСАНДРОВНА

Старший редактор отдела приема рукописей

Фамилия старшего редактора показалась Пацюку обнадеживающей, не говоря уж об имени Фаина, действующем на организм как успокоительные капли. Поймав себя на этом ощущении, Пацюк приободрился и толкнул дверь.

И оказался в крошечном предбаннике.

Почти весь предбанник занимала дородная мадам с халой на голове и с брошью на груди. При виде броши (ящерица, разевающая пасть в тщетном стремлении ухватить навозную муху) Пацюк откровенно струхнул.

- Вы Фаина Александровна Звонникова? - присмиревшим голосом спросил он.

" Хала" отрицательно покачала головой.

- А могу я видеть Фаину Александровну?

- Вы по какому вопросу?

- По вопросу приема рукописей.

- Фаина Александровна занята. У неё автор. - И хозяйка ящерицы кивнула головой в сторону двери в глубине предбанника. Сейчас дверь была приоткрыта, и из-за неё раздавались приглушенные голоса.

- Если вы позволите, я подожду... - Пацюк был сама вежливость.

- Ждите. - благосклонно разрешила дама. Несколько минут Пацюк и " хала" сидели молча.

- А что у вас? - она не выдержала первой.

- В каком смысле?

- Роман, повесть, сборник рассказов?

- Повесть, - соврал Пацюк. - Тематическая...

- На какую тему? - дама никак не хотела отставать от него.

- Про собаку...

- Про собаку? - Хала на макушке дамы удивленно закачалась.

- Ну да...

- Значит, это экологическая повесть?

- Почему же экологическая? - Пацюк и сам не заметил, как втянулся в разговор. - Милицейская.

- И что же здесь милицейского?

- Собака. Собака по кличке Даниил Константинович. Работает в органах.

- Не бывает собак по кличке Даниил Константинович, - отрезала дама. Видимо, в свое время она набила руку на редактуре произведений социалистического реализма.

- Даниил Константинович - это её полное имя. А сокращенно - Даня. Даня всю жизнь ловил преступников, но на старости лет потерял нюх, стал бросаться на своих и...

- Его пристрелили, - удовлетворенно закончила за Пацюка дама.

Эх, если бы!.. Стажер вздохнул:

- Не совсем. Его хотели пристрелить, но за Даню вступился молодой милиционер Егор Пацюк. Егор забрал Даню к себе домой, и пес спокойно дожил свой век.

- Спокойно? - Дама презрительно выгнула губы.

- Ну, не совсем спокойно... Иногда молодой милиционер Пацюк поднимал Даню среди ночи с подстилки, тыкал ему в нос глобус и кричал: " А-ну, покажи Колумбию! Колумбию, гад, покажи!.. "...

История про глобус с заплаткой из родины кокаина на боку не очень понравилась даме.

- Не пойдет, - отрезала она.

- Почему?

- Издевательство над животными. Ни одно уважающее себя издательство это не опубликует. А если опубликует - его по судам затаскает какой-нибудь " Гринпис"...

Крыть было нечем, и Пацюк замолк. И от нечего делать стал прислушиваться к разговору за дверью старшего редактора. Обрывки фраз не очень обнадеживали: " ходульный герой... ", " слабо прописанный второй план... ", " случайные убийства... ", " случайностей быть не должно... ", " явная творческая неудача... ", " быть может, вам лучше заняться чем-то другим?.. "

" Бедняга ты бедняга, а ведь ещё Карл Маркс говорил: " Не в свои сани не садись, " Капитала" не наживешь... ", - успел подумать Пацюк.

И тотчас же дверь, ведущая в кабинет Фаины Александровны Звонниковой, распахнулась.

И на пороге возник следователь районной прокуратуры Д. К. Забелин собственной персоной!..

Даже если бы дородная дама с халой сбросила платье и голой исполнила бы на столе танец живота, и тогда Пацюк удивился бы меньше.

А сама мысль о том, что Забелин мог оказаться писателем, выглядела гораздо более абсурдной, чем мысль о том, что Пацюк мог оказаться убийцей.

- Ты? - прошептал Забелин. На него было жалко смотреть.

- Я... - Пацюк вскочил со стула и, прикрываясь им, как щитом, бросился к двери. И, уже ухватившись за ручку, повернулся к Забелину: - Я!.. Ваш ходульный герой. Ваша творческая неудача. Спасибо, что не забываете!..

Это был явный перебор, это был откровенный вызов, после которого Забелин наверняка поднимет на ноги не только городскую, но и Генеральную прокуратуру. Но отказать себе в секундном триумфе Пацюк не мог.

- Ах ты!.. - выдохнул Забелин и бросил узкое тело в сторону стоящего у двери стажера.

Пацюк успел загородиться стулом, а потом и швырнуть его в Забелина. Запутавшись в перекладинах, тот потерял драгоценные мгновения, и Пацюк успел выскочить за дверь.

До спасительной лестницы было рукой подать, каких-нибудь жалких тридцать метров. Обставить его на прямой Забелин не сможет, к тому же у Пацюка фора во времени. И неплохое знание местности (О-ой! Совсем неплохое знание, до сих пор в боку отдается! )... Пацюк успеет выскочить в проходной двор - и ищи-свищи...

Но " ищи-свищи" не выгорело.

На лестнице Егора ждала неожиданная и потому обидная западня. Два неповоротливых, как шкафы, грузчика тащили наверх ещё один шкаф. Судя по вычурной инкрустации и обилию перламутровых вставок, шкаф предназначался кому-нибудь из издательских бонз, а возможно, и верховному главнокомандующему: Кириллу Яковлевичу Нещередову.

Но это дела не меняло.

Пацюк оказался отрезанным от спасительного выхода на улицу. А от женского туалета в конце коридора надвигалось грозное сопение пришедшего в себя Забелина.

- Эй, парни! - зычным голосом закричал следователь едва показавшимся макушкам грузчиков. - Не пускайте его!.. Задержите!..

Впрочем, и без того было ясно, что Пацюк попался. Заметавшись как мышь в мышеловке, он попытался сунуться в какие-то двери, смутно понимая, что если воткнется в любой из этих каменных мешков, то лишь продлит агонию.

Никакого выхода. Никакого.

Сзади - Забелин, снизу - представительский шкаф, а сверху...

Сверху была неизвестность, и Пацюк смело бросился ей навстречу. Он с ходу перемахнул пролет третьего этажа, вырвался на просторы четвертого, пронесся по коридору, заставленному какими-то станками, и очутился в маленьком крытом переходе. Совсем маленьком - метра три, не больше. Переход венчала узкая дверь, и Пацюк молил бога только об одном: пусть она окажется открытой!

Пусть она будет открытой! Пусть!

Дверь действительно была не заперта.

Пацюк едва не вынес - и её, и двух мрачного вида волосатых мужчин. Очевидно, писателей. Синхронно поперхнувшись окурками, " писатели посмотрели на него с ненавистью.

Как на собрата по перу.

Волосатики стояли на небольшой площадке с внешней стороны двери. Сам пятачок, судя по всему, служил курилкой, и от него шла лестница прямо вниз, в глубину двора.

Раздумывать не приходилось.

Пацюк скатился по металлической, страшно гремевшей под ним лестнице и едва не рухнул в объятия двух огромных мусорных контейнеров. Здесь, под сенью пищевых и промышленных отходов, прикрывшись пустыми картонными коробками, Пацюк и затаился. Несколько минут ушло на то, чтобы оценить ситуацию.

Хотя особой оценки не требовалось: он находился на задворках издательства " Бельтан".

Прямо перед собой Пацюк видел узкий проход. Слева и справа его подпирали стены; едва не сталкиваясь лбами, они уходили ввысь, что делало проход похожим на Большой каньон. Каньон углублялся в сторону улицы Добролюбова.

Пацюк убрал со лба обглоданный селедочный хвост, вывалившийся из какого-то пакета, и только теперь заметил Забелина. Тот - правда, с совершенно другой скоростью - повторил его собственный путь. Вот только подойти к зловонным мусорным бачкам не решился.

Постояв на перепутье между бачками и входом в каньон, старый хрыч выбрал последнее. Любой бы выбрал на его месте.

Через секунду Забелина поглотило ущелье, а Пацюк остался в обществе картонных ящиков и селедочного хвоста. Он дал хрычу десять минут на то, чтобы пройти весь путь по каньону и снова вернуться. Потом накинул ещё пятнадцать. Потом добавил ещё пять.

Потом, когда надежда на возвращение коварного шефа окончательно иссякла, Пацюк приплюсовал к контрольному времени двадцать пять минут.

Теперь уже для себя.

Но выдержал он только семнадцать с половиной, больше отсчитывать секунды не хватило сил. А к запаху рыбьего хвоста прибавился запах сгнивших помидоров и разлагающихся картофельных очисток.

Все!

Пусть лучше Забелин схватит его за руку! Пусть натравит на него ОМОН! Лучше так, чем пасть жертвой гнилого помидора и умереть от удушья на его глазах!

Пацюк вылетел из мусорных бачков, как пробка из бутылки, и...

По инерции пробежал весь каньон. И материализовался на улице Добролюбова.

Черт возьми! Вот это открытие! Между фабрикой театрального костюма и галереей " Кибела" существовал узкий проход, который был практически не виден с улицы: его закрывал огромный, не в меру разросшийся тополь.

А Забелина нигде не было.

Очевидно, шеф отдал должное пацюковскому умению бегать от опасности, а не встречать её лицом к лицу. Высоко же он ценит Егора Пацюка, нечего сказать!..

Переведя дух, Егор заглянул в правую витрину " Кибелы".

Пантеон стеклянных божков был на месте. На месте была и сумасшедшая верховная жрица пантеона - Марина. Жрица сливалась в потребительском экстазе с кем-то из покупательниц - это было явственно видно сквозь стекло. На месте Марины Пацюк не торопился бы так по-матерински прикладываться к груди какого-то сомнительного сутулого плащика и сомнительного старомодного кашне. И не менее сомнительной тирольской шапочки, вывезенной, очевидно, в качестве трофея, из замка Каринхалле.

Впрочем, Пацюк тотчас же вспомнил себя вчерашнего (шелковый Лао-цзы у кадыка, вязаные мухоморы на груди, курточка " Мама, не горюй! " на плечах) и сразу же устыдился. Он тоже зашел в " Кибелу" сирым и убогим, а вышел отягощенный лампой " Грешница".

Может быть, и этому тирольскому пугалу повезет.

Может быть, и оно принесло Марине какую-нибудь радостную весть. Например, что её ненавистника - как же его звали?.. Ага, Быков! - её ненавистника Быкова разорвало кумулятивным снарядом. Или он отравился парами таллия. Или его покусала бешеная собака...

Так что вперед, Тироль!

Но, очевидно, Быков до сих пор коптил небо и ни одна из его понедельничных девочек не пострадала. Во всяком случае, переходящей лампы Тиролю не досталось. И во внутренние покои Тироль приглашен не был.

Напротив, отделившись от Марины, покупательница двинулась к выходу.

Через несколько секунд раздался мелодичный звон колокольчиков, и входная дверь " Кибелы" распахнулась. И тирольская шапочка, только что разговаривавшая с Мариной, выпорхнула наружу. Вернее, выползла, с некоторым трудом передвигая ноги, обутые в отмотавшие не один срок сапоги-чулки.

Черт возьми, Пацюк хорошо знал эти сапоги-чулки!

И если бы он не ухватился за шершавый ствол тополя, то просто рухнул бы наземь. Как подкошенный.

Из супермодной и супердорогой " Кибелы" вышла его совсем не модная и уж никак не дорогая бывшая домработница Анна Николаевна. Приборка влажной тряпкой, легкие постирушки, легкий супчик, легкое сожаление: " Время художников безвозвратно ушло, Егорушка".

Анна Николаевна, совсем недавно отлученная от дома.

Аннет.

Собственной персоной.

* * *

Мальчик страдал аутизмом.

Он изо всех сил отталкивал от себя окружающий мир, он был глух ко всему происходящему. Он смотрел и не видел, он слушал, но не слышал, и даже едва уловимый шелест змея на ветру значил для него больше, чем все Настины сбивчивые речи, чем протяжные автомобильные гудки Кирилла № 2.

Поначалу Настя даже возненавидела мальчика. И себя заодно - уж очень ей хотелось содрать жуткую, неподвижную, хотя и изящно нарисованную маску. Только по недоразумению она может называться лицом.

Лицом ребенка.

Мордашка её собственного сына постоянно менялась, она ни минуты не могла оставаться в покое. Если уж Илико обижался - он закусывал губы до крови, если радовался - раздувал ноздри и даже мог пошевелить ушами. Тысячи выражений, тысячи эмоций сменяли друг друга, как в калейдоскопе, бегали наперегонки, падали, сбивали колени и снова поднимались. Глаза Илико были полны птиц, брызг, листьев, бабочек, мелкой гальки, оловянных солдатиков...

Лицо Владика казалось электронной схемой, инструкция к пользованию которой была безвозвратно утеряна. Мальчик и понятия не имел, зачем существуют глаза, уши, губы, даже веснушки на носу.

Старенькая пациентка медсестры Ламорт была не права: Melancolie de noire здесь и не пахло. Меланхолия - все же эмоция, все же реакция.

А Владик не реагировал.

Сжимал в руках плюшевую божью коровку и не реагировал.

Утирая внезапно подступившие слезы, Настя направилась к дому, возле которого сидел мальчик.

И через час узнала все. От его бабушки Александры Зиновьевны.

Владику совсем недавно исполнилось восемь. Родители мальчика погибли в катастрофе - то ли автомобильной, то ли авиационной, и Владик с Александрой Зиновьевной остались одни.

Нет, врачи говорят, что сделать ничего нельзя. Что это довольно редкое психическое заболевание. Или отклонение, кому как нравится.

Конечно же, она хорошо знает Кирилла. Милый молодой человек из окна напротив. Владик любит стоять у окна, к сожалению, в деревенских домах окна маленькие... Кирилл однажды даже сфотографировал Владика, потом они случайно встретились во дворе, а потом... Как-то само собой получилось, что он стал бывать у них. Нет, они никогда бы не уехали из Питера, но мальчику противопоказано такое обилие сырости и камня. Пришлось купить домик здесь, на большее не хватило денег.

Но она не жалеет.

Да, этого змея сделал для Владика Кирилл. И ей кажется, что Владик привязан к Кириллу. Кирилл помогал им переезжать сюда, о, он прекрасный человек. Странно, что в наше жестокое время встречаются такие прекрасные молодые люди.

Вы его сестра?

Очень, очень приятно! Вы передавайте ему привет, Кириллу.

Настя едва сдержалась. Сказать Александре Зиновьевне, что его уже нет в живых, она не могла. Тем более что Владик смотрит на дорогу. Невидящим взглядом.

Да, подтвердила Александра Зиновьевна. Внук часто сидит на изгороди. И каждое утро она привязывает к изгороди змея, которого соорудил Кирилл. Владик не просит её об этом, нет, но она знает, что так нужно.

Вы передавайте ему привет, Кириллу.

Он ведь приезжал сюда недели две назад. Привез кое-каких продуктов, игрушку для Владика - божью коровку. Но пробыл совсем недолго, сказал, что у него дела в городе... Она не стала его задерживать, она понимает - у молодого человека молодая жизнь. Но они так благодарны Кириллу - и сама Александра Зиновьевна, и Владик... Хотя малыш почти не говорит.

Вы передавайте Кириллу привет. Обязательно.

Она не может настаивать, но... Мальчик все время ждет своего старшего друга. Он ничего не говорит об этом, но она - бабушка, и она знает.

Кстати, как он себя чувствует? В последний приезд он выглядел неважно. Жаловался на усталость и головную боль...

Игрушка?

Нет, что вы! Владик с ней не расстается. Не выпускает из рук. А она не может отбирать игрушку у внука. Она понимает, что только посмотреть. Но это невозможно...

Невозможно.

... Почему Настя так вцепилась в эту простую, бесхитростную мысль о плюшевой божьей коровке?

Может быть, потому, что она увидела здесь то, что совсем не ожидала увидеть: ласковую, ушибленную горем пожилую женщину и мальчика, из которого слова не вытянешь.

И пожилая женщина, и мальчик не способны нести на своих хрупких плечах груз какой-либо тайны. Чьейлибо тайны. Просто потому, что они и понятия не имеют, что такое тайна. И потом, Кирилл никогда бы не стал подвергать опасности жизнь старого человека и жизнь ребенка.

А плюшевая божья коровка - она просто отбилась от своих нарисованных подруг. Или наоборот? Или все божьи коровки в квартире на Второй линии подгонялись под нее? Именно она была царицей, маткой, родоначальницей всего стада.

И именно этой маткой Насте нужно завладеть.

Ведь не зря же Кирилл приехал сюда дней за десять до смерти!..

Ей все-таки удалось уломать Александру Зиновьевну - не забрать игрушку, нет! Просто рассмотреть её. Бабушка Владика была немало удивлена такой странной просьбой, но ведь Настя - сестра Кирилла. А Кирилл - почти член семьи и почти святой.

Почти святой член почти святого семейства.

План был выработан за несколько минут: Александра Зиновьевна уложит Владика спать (он всегда безропотно спит днем, не то что другие дети! ), и...

Во всяком случае, можно будет хотя бы попытаться.

Решающую фазу операции Настя ждала больше часа.

И все потому, что очень много времени тратилось на суровые, неулыбчивые ритуалы. Ритуалы, заведенные раз и навсегда. Сначала Александра Зиновьевна отвязала змея от изгороди и пошла с ним в дом. Мальчик, ещё секунду назад казавшийся каменным изваянием, аккуратно слез с бревна и пошел за бабушкой.

Или за змеем, что, в общем-то, было одно и то же.

Вымытые над эмалированным ведром руки (малыш подставлял сначала одну ладошку, потом - другую, и все только для того, чтобы не выпустить божью коровку из рук), обед, откинутое одеяло на кровати...

Настя самым бессовестным образом подглядывала за Владиком сквозь приоткрытую дверь. Не прощала себя за хамское, болезненное любопытство и все же подглядывала. Вернее, даже не за самим мальчиком.

За его руками.

Руки Владика были вовсе не такими безжизненными, как лицо. Напротив, они были единственными проводниками воли мальчика, его скрытых в скорлупке черепа мыслей.

Он не просто держал игрушку. Он сильно сжимал её в руках. Побелевшие косточки предупреждали: нельзя касаться её, нельзя трогать, иначе произойдет что-то страшное...

Через десять минут Настя не выдержала и подошла к Александре Зиновьевне.

Мальчик спал.

Мальчик спал как самый обыкновенный маленький мальчик. Черты его лица смягчились, как будто во сне он тихонько освобождался от оков своей болезни, выскакивал из нее, как выскакивают из окна, чтобы тайком от старшей сестры и родителей искупаться в утренней речке.

Да и недетская хватка ослабла.

- Берите, - прошептала Александра Зиновьевна. - Берите, он не проснется.

Настя протянула руку и, чувствуя себя воришкой и предательницей, потянула игрушку из разжавшихся рук.

И, не выдержав, погладила кончиками своих пальцев пальцы Владика.

Все.

Плюшевая божья коровка перекочевала к ней в руки. Можно вздохнуть спокойно. Она уже готова была отойти от кровати, когда...

Когда заметила, что глаза Владика открыты. И в упор смотрят на нее.

Кровь бросилась ей в голову. Воровка. Воровка, воровка!.. Воспользовалась моментом, воровка!.. Настя даже замерла от охватившего её отчаяния. А Владик... Владик снова закрыл глаза. И ей показалось, что в их глубине промелькнуло отстраненное одобрение: я ждал, и ты пришла. И все сделала правильно. Чушь, ей только показалось!

Не успев даже отойти от кровати, Настя принялась ощупывать игрушку.

Ничего.

Но ведь не может быть, чтобы ничего!

Раздосадованная, она подошла к окну и начала просматривать на свет каждый шов, даже самый маленький.

И вскоре обнаружила то, что так смутно искала. Один из швов на подбрюшье божьей коровки был не фабричным. Его зашивали руками. Может быть, не очень аккуратно, но достаточно надежно.

- У вас есть ножницы? - спросила Настя у Александры Зиновьевны.

- Зачем вам ножницы?

- Это минутное дело... Всего лишь крошечный участок. Я буду предельно осторожна... Никто ничего не заметит. Все будет даже лучше, чем раньше.

Нельзя сказать, чтобы бабушка Владика была в восторге от подобной идеи, но ножницы все-таки дала.

Настя сделала крохотный надрез и сунула туда два пальца.

И когда это произошло, она даже не поверила своей удаче: подушечки пальцев натолкнулись на неплотное бумажное сопротивление. Настя ухватила краешек бумаги и осторожно потянула на себя.

И спустя секунду вытащила на поверхность скатанные в трубочку листы бумаги. Листов было довольно много, и, развернув их, Настя едва не вскрикнула от радости!

Пропавшие, вырванные с мясом страницы блокнота. Того самого, который начинался с " 16 июля. 21. 00. " ШТАН-ДАРТЪ". СТОЛИК НА ЧЕТВЕРЫХ. НУ, ДАЮТ! ТЕЛКА СУПЕР! ЕГО ПОНИМАЮ, ЖЕНЕ СОЧУВСТВУЮ"...

И заканчивался:

"... ОЛОСА В ГОЛОВЕ СВОДЯТ МЕНЯ С УМА... ГОСПОДИ, ВО ЧТО ТОЛЬКО Я ВВЯЗАЛСЯ, ГОСПОДИ... БЕСПОЛЕЗНО, БЕССМЫСЛЕННО, ОНИ ВСЕ РАВНО НАЙДУТ, КАК БЫ Я НИ ПРЯТАЛ... ПОТОМУ ЧТО ОНИ ВНУТРИ МЕНЯ, ОНИ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ДО ЭТОГО ДОБЕРУТСЯ... "

А между этими двумя записями свернулась вся Кирюшина жизнь. Которая привела его к такой страшной смерти.

... Настя даже не помнила толком, как зашила веселую плюшевую букашку, как сказала ничего не значащие слова благодарности Александре Зиновьевне, как выскочила из дома, как села в джип. И как Кирилл № 2 заводил машину, она тоже не помнила.

Свернутые тетрадные листы - вот что интересовало её сейчас больше всего.

Странная легкость и странная усталость ощущались во всем её теле: как будто она долго шла к поставленной цели и наконец добилась своего. Эй, Кирюша, я решила задачку, я расщелкала её, как семечки в кинотеатре на первом ряду! Ты указал только направление пути, а я прошла его почти до конца. Ты зарыл клад, а мне удалось найти его! Не такая уж я тупая деревенская баба, какой виделась тебе из этого твердокаменного, гранитнолобого убийцы-Питера!..

- Вы не сказали, что мы едем к ребенку, - бросил Кирилл, когда они преодолели первые семьдесят пять километров.

- Простите. Но вы ведь и не спрашивали, к кому мы едем...

- Приезжать к ребенку с пустыми руками... Не думаю, что это правильно. - Он покачал головой, а Настя вдруг испытала жгучий укол совести.

И странного раздражения.

Владик не нуждается в её подарках. В зайцах, мишках и гоночных машинках. У него совершенно другие отношения с миром, запертая комната его сознания пропускает в себя так мало предметов, что каждый из них становится значимым.

Нужно быть рядом с этим мальчиком, нужно приручить его, чтобы иметь право дарить ему подарки. Кирюша это право заслужил. А кто такая она? Всего лишь старшая сестра, от которой сбегают тайком, чтобы искупаться в речке.

Или умереть.

Все это она хотела высказать Кириллу № 2. Но промолчала.

Так, в полном молчании, он довез её от Поги до Васильевского. И припарковал машину напротив подъезда.

- Спасибо за поездку. - Настя вовсе не чувствовала угрызений совести из-за того, что этот человек убил на неё целый день.

Более того, она хотела побыстрее отделаться от не в меру любезного автовладельца. Дневник брата - вот что волновало её сейчас больше всего.

Она должна докопаться до истины!

- Пожалуйста, - бросил он.

- Я пойду.

- Идите.

Поразительное хладнокровие и поразительное отсутствие мотива! Зачем он таскался с ней целый день, жег бензин и чавкал по грязи, если Настя нисколько не нравится ему как женщина? А если все же нравится, тогда почему он не пытается ухаживать? Он даже упивается этим состоянием - состоянием романтического неприставания!

- И вы никуда не хотите меня пригласить? - все-таки не выдержала Настя. И на секунду забыла о бумагах в кармане куртки.

- Почему не хочу? Хочу!

- Ну так приглашайте!

- Завтра вечером вас устроит? Поедем куда-нибудь за город. Вы не против?

Она едва не ляпнула томное: " Позвоните мне, ми-и-лый". Но вовремя сдержалась.

- Я не против.

- Я заеду за вами.

Закрепить право на Кирилла № 2 стервозным лозунгом " Буду ждать" ей в голову не пришло.

А потом Настя и вовсе забыла о всяких лозунгах, и о Кирилле № 2, и о себе заодно - стоило ей только расположиться на ковре в комнате и разложить перед собой листочки Кирюши.

Но начала она вопреки логике не с первых строк.

Некоторые из листков были переложены небольшими газетными заметками. Всего заметок было три, и все три проходили под рубрикой " ПРОИСШЕСТВИЯ".

Два-три, в лучшем случае четыре абзаца, обведенные жесткой стремительной ручкой. Да, Кирюша знал, что делает, она может им гордиться.

В первой заметке речь шла о некоем Кабрине Н. С., достаточно известном в городе предпринимателе. Н. С. Кабрин погиб в результате несчастного случая: вешая гардины на окна в своей собственной квартире на улице Большая Пушкарская, он оступился и рухнул с высоты седьмого этажа. Свидетелями несчастного случая стали мать и жена пострадавшего.

Вторая повествовала ещё об одном бизнесмене: Давыдове К. С. С Давыдовым произошла сходная история: он тоже вывалился из окна собственной квартиры. В этом случае свидетельницей оказалась четырнадцатилетняя дочь Давыдова. На вопрос, что же произошло, девочка вразумительного ответа дать не могла. Лепетала что-то о котенке, который сидел на карнизе, маленький и несчастный... Отец якобы собрался достать его, но в последний момент не удержался за края подоконника.

Десятый этаж и мгновенная смерть.

А вот директора одной из крупных компьютерных фирм господина Газаряна С. П. смерть застала в ночной пижаме. Он вышел на кухню заправить в тостер бутерброды с сыром. И пал жертвой натекшей за ночь лужи под мойкой. Вода сработала как проводник, и от господина Газаряна остались только дыбом вставшие волосы... И беременная жена, которая была свидетельницей кошмарного поведения тостера.

На каждой заметке рукой Кирилла было проставлено число.

Кабрин Н. С. - 24 июля текущего года.

Давыдов К. С. - 7 августа текущего года.

Газарян С. П. - 16 августа текущего года.

Отложив газетные вырезки, Настя задумалась. Просто эпидемия несчастных случаев! Мор какой-то. Сходные обстоятельства и почти сходные цифры. А жизнь бизнесменов оборвалась в течение слишком уж небольшого временного промежутка.

Слишком небольшого, чтобы считать это случайностью.

Да и сам Кирюша - он ведь не зря собрал три сходные смерти в одном блокноте.

Вот блокнотом-то она и займется. Как бы тяжело ей ни было и каким бы ужасным ни оказался путь до последней записи: "... ОЛОСА В ГОЛОВЕ СВОДЯТ МЕНЯ С УМА... ГОСПОДИ, ВО ЧТО ТОЛЬКО Я ВВЯЗАЛСЯ, ГОСПОДИ... "

... Поначалу Кирилл и сам не понимал, во что ввязался.

Во всяком случае, первые записи были достаточно беззаботны. И отсылали Настю к взбалмошной Марине Быковой и её такой же взбалмошной просьбе: последить за мужем. Кирилл - вот кто единственный из всего агентства " Валмет" взялся за дело. И даже поначалу попытался жестко придерживаться инструкций.

" 16 июля. 21. 00. " ШТАНДАРТЪ". СТОЛИК НА ЧЕТВЕРЫХ. НУ, ДАЮТ! ТЕЛКА СУПЕР! ЕГО ПОНИМАЮ, ЖЕНЕ СОЧУВСТВУЮ".

Но все инструкции пошли к черту, стоило только Кириллу совершить самую обыкновенную пылкую мужскую глупость.

" 17 июля. 00. 05. В ЗАДНИЦУ ГАЛОГЕНА И СТО БАКСОВ. НО ЗАЧЕМ Я ДЕЛАЮ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ? ДЕВУШКА СБИВАЕТ МЕНЯ С ТОЛКУ... "

Кирилл привел к " Штандарту" одного человека (Дмитрия Быкова, проходящего в дневнике под именем Галоген), а отчалил от ресторана совсем с другим. Даже сто долларов и профессиональное реноме потеряли для него всякое значение, стоило лишь элегантному парусу Мицуко появиться на сосредоточенном горизонте Настиного брата.

Впрочем, имя Мицуко возникло где-то ближе к середине записей. А именно двадцать третьего августа, когда миновали все три смерти бизнесменов. Смерти были описаны достаточно скупо и помечены сносками " *", " **", " ***". Сноски были призваны проиллюстрировать слово " фотографировал". Но к этим же сноскам вплотную приблизились и другие слова. С гораздо более размытым смыслом: " ничего не понимаю"; " она ведь не господь бог" (сверху приписано: " НО БОГИНЯ!!! " ); " этого не может быть"; " просто сумасшествие какое-то!!! "

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 212223 24 25 Следующая ⇒