Ордубади Мамед Саид 21 страница

Аранцы, брошенные в тюрьму по обвинению в причастии к повстанческой организации, ни в чем не повинны. Для предотвращения конфликта следует прекратить аресты и освободить из тюрьмы заключенных.

Если уважаемый эмир удовлетворит требования съехавшихся в Гянджу представителей аранского народа, это не нанесет его престижу никакого ущерба.

Отобрав земли, присвоенные несколькими мюлькедарами, и вернув их законным хозяевам, Вы можете привлечь на свою сторону тысячи сердец. Ваша честь нисколько не пострадает оттого что Вы сместите в некоторых городах Арана с высоких постов несколько жестоких, хищных чиновников и замените их честными, преданными народу людьми.

Вы являетесь тестем атабека Мухаммеда и поэтому должны сделать все, чтобы предотвратить в стране восстание и беспорядки. Вы стягиваете в Гянджу войска, что порождает в душе народа тревогу и недоверие к Вам. Все это может в конечном итоге привести к восстанию. Мы обращаемся к уважаемому змиру с просьбой дать приказ войскам покинуть город.

Мы, в свою очередь, обещаем обеспечить неприкосновенность дворца и собственности уважаемого эмира и берем под свою защиту его жизнь, а также жизнь его близких.

Нижеподписавшиеся своими жизнями отвечают за данное обещание! "

Под письмом подписались двадцать человек, была приложена печать и один из друзей Фахреддина понес письмо во дворец.

Никто не сомневался в том, что эмир Инанч поверит гарантиям и положит конец своим коварным действиям.

Но эти надежды не оправдались. Стало известно, что посланный к эмиру человек был схвачен во дворце и обезглавлен. Арестовали и некоторых из тех, кто подписался под письмом.

Вопреки всем ожиданиям, прочитав письмо, эмир Инанч еще больше ожесточился и рассвирепел. По его приказу в городе начались повальные аресты. Арестованным рубили головы, их душили в подвалах дворца, поили отравленным шербетом.

Правительственные войска продолжали прибывать в Гянджу. Жителей ее обуял страх.

Фахреддин с товарищами, покинув город, начали возводить укрепления в районе между селениями Аксиванчай и Ям на тот случай, если из Тифлиса в Гянджу будет послано подкрепление.

Другой отряд, возглавляемый единомышленником Фахреддина Сейидом Алаэддином, взял под контроль границу с Ширванским государством, принимая меры, чтобы эмир Инанч не мог получить помощь от ширваншаха.

Фахреддин разослал во все города Северного Азербайджана своих людей, и через десять дней в район деревень Базарджук и Хорсунак собрались тысячи молодых всадников.

Итак, дороги на Грузию и Ширван были перерезаны. Эмир Инанч почувствовал опасность и по совету визиря Тохтамыша захватил в качестве заложников много аранцев из знатных и интеллигентных семей города.

Эмир решил написать Фахреддину письмо:

" Если ты вздумаешь напасть на Гянджу, все заложники будут умерщвлены".

Но он не успел его отправить. Ночью отряды Фахреддина с трех сторон атаковали город.

До самого рассвета в окрестностях Гянджи шло кровавое сражение. Когда солнце поднялось над садами деревни Ханегах, победа начала склоняться на сторону повстанческих отрядов.

Победоносные всадники Фахреддина ворвались на улицы Гянджи. Женщины с крыш домов бросали им на головы цветы. Кони восставших аранцев, перескакивая через трупы приверженцев эмира Инанча, мчались вперед.

Сражение на улицах города затянулось до вечера. В сумерках отряды Фахреддина окружили дворец, но захватить его было не так-то просто. За месяц до этого дворец по приказу эмира был укреплен и превращен в неприступную крепость.

К вечеру третьего дня аскеры эмира еще продолжали оказывать яростное сопротивление. Многие повстанцы были ранены и убиты стрелами, которые летели из осажденого дворца.

Настала ночь.

Потеряв надежду на помощь извне, эмир Инанч совсем пал духом и перестал верить в победу. Однако визирь Тохтамыш продолжал настаивать на сопротивлении.

- Во дворце имеются запасы продовольствия на несколько недель, говорил он. - К чему сдаваться? Надо дать знать и Багдад, Баджараван и другие города. Я уверен, нам пришлют подмогу.

Аскеры эмира сопротивлялись еще два дня. На шестой день осады повстанцы пробили брешь в стеке дворцового сада и ворвались на территорию дворца. В саду закипело сражение.

Положение обитателей дворца стало безнадежным.

Фахреддин получил от Низами записку:

" Прошу тебя, призови своих людей к порядку, - писал поэт. - Пусть не обижают женщин, не грабят государственную казну, щадят тех, кто сдается. Не применяйте оружия против тех, кто не оказывает сопротивления. Отнеситесь великодушно к рабам и рабыням. Ограничьтесь арестом эмира Инанча и его семьи. Старайтесь, чтобы восстание не превратилось в разбой. Не позволяйте отдельным лицам сводить личные счеты, мстить. Примите меры к тому, чтобы народное добро, попавшее во дворец эмира различными путями, оказалось в руках не маленькой кучки людей, а всего народа. Без суда не должно пролиться ни капли крови. Пусть народ соберется и сам судит обитателей дворца. Защитите жену и малолетнюю дочь эмира, не допустите произвола и насилия".

Прочитав записку Низами, Фахреддин приказал своим людям действовать только таким образом.

Однако после того, как дворец оказался в руках повстанцев, сделалось очень трудно следовать гуманным советам Низами.

Фахреддин с мечом в руке вбежал в коридор эмирского гарема и столкнулся лицом к лицу с хадже Мюфидом, который, как всегда, бродил по коридору, склонив голову на плечо.

Увидев Фахреддина, гаремный страж затрясся, как осиновый лист, и, заикаясь пролепетал приветствие.

- Чего боишься? Говори, где арестованные? - спросил Фахреддин.

Хадже Мюфид привел его в подземелье.

- Заключенные здесь, сын мой, - сказал он.

Фахреддин толкнул ногой дверь и вошел. Его едва не стошнило от страшного сладковатого запаха мертвечины.

В подземелье не оказалось ни одной живой души. Все арестованные были умерщвлены.

Фахреддин поднялся наверх и, прихватив с собой десять повстанцев, вошел в коридор дворца. Он оставил своих людей у входа и распорядился никого не впускать в дворцовые покои.

Хадже Мюфид шел впереди. Подойдя к маленькой двери, он сказал:

- Визирь здесь!

Фахреддин с двумя повстанцами выволокли Тохтамыша в коридор.

- В тюрьму! - приказал Фахреддин.

Хадже Мюфид приблизился к другой двери.

- А здесь сам эмир, - сообщил он, склонив голову на плечо.

Через несколько минут эмира и близких ему людей связали и уволокли в тюрьму.

По приказу Фахреддина хадже Мюфид вошел в комнату жены эмира и с поклоном сказал:

- Джанаб Фахреддин ждет госпожу в коридоре.

Немного погодя Сафийя-хатун вышла из комнаты с маленькой дочерью на руках. Испуганная женщина плакала.

Фахредин начал успокаивать ее:

- Не бойтесь. Ничего не поделаешь. Ваш муж сам виновен во всем.

- Прошу вас, поручите нас милосердию Низами! - взмолилась Сафийя-хатун. - У него доброе сердце, он спасет нас от смерти и насилия.

Фахредин приказал своим самым верным людям:

- Отведите их в дом нашего великого поэта Низами!

Восставших аранцев невозможно было успокоить. У одних эмир отобрал имущество, у других убил сыновей и братьев, у третьих отнял дочерей и отправил в Багдад в подарок халифу.

Народ в один голос требовал наказания эмира.

Около пятисот рабынь, служанок и наложниц эмира перевели из дворца в мечеть Султана Санджара.

Из дворца были вывезены имущество и документы, принадлежащие аранскому правительству, после чего дворец был предоставлен во власть толпы.

Служанкам и стражникам дали " вольные" и отпустили на все четыре стороны. Рабам и рабыням выдали на дорогу деньги и отправили по домам.

На площади Мелик-шаха соорудили виселицу для казни визиря Тохтамыша. Сюда пришли тысячи аранцев.

На площадь привели Тохтамыша.

Фахреддин, поднявшись на небольшой помост, обратился к толпе:

- Народ Арана! Настал час возмездия. Сейчас свершится воля тех, кого годами угнетали, оскорбляли и истязали. Человек, который будет вздернут на этой виселице, в течение сорока лет отправил на виселицу тысячи наших невинных братьев, наших дорогих соотечественников. Прикрываясь щитом религии и шариата, вероотступники, действующие от имени халифа, Аллаха и пророков, творили беззакония. К их услугам было все - деньги, богатство, жизненные блага, человеческий труд. Но и этого им было мало. Они забирали у народа последние крохи, мужчин отправляли на виселицы, а наших жен и дочерей - в свои гаремы. Девушек из Шабрана, Байлакана, Берзенда, Кештасиби и других мест отправляли в подарок халифам багдадским. Самых прекрасных дочерей Азербайджана увозили на чужбину, где они становились товаром, который можно было продать или подарить. Мы дали свободу сотням девушек, рабынь и служанок, томившихся в эмирском дворце. Эмир Инанч находится в наших руках, и мы требуем от него ответ за наших сестер и дочерей, отправленных им в Багдад. Сегодня мы имеем право свести счеты с угнетателями народа. Мы никого не боимся. Возможно, атабеки захотят наказать нас за наши действия, за наше право мстить! Что ж, пусть попробуют двинуть на нас свои войска. Азербайджанцам часто приходилось громить иноземных захватчиков. Наша борьба будет продолжаться. Азербайджанцы, мы должны действовать!..

Тохтамыш закачался на веревке.

Но народ не успокоился.

Раздались крики:

- Эмира!.. Эмира!..

Чаша народного гнева переполнилась. Толпа бросилась к тюрьме.

Через полчаса тело эмир Инанча болталось рядом с Тохтамышем.

Дома хатиба и кази были разгромлены, У них нашли много различных музыкальных инструментов, сосуды с вином, дорогие кубки и чащи.

Народ не забыл, как духовенство изгнало из города поэтессу Мехсети-ханум за ее пристрастие к музыке и пению. Аранцы проклинали хатиба и кази Гянджи.

Во дворце было найдено много секретных документов, среди них несколько писем халифа Мустаршидбиллаха к эмиру Инанчу. В одном из них, где говорилось о положении в Азербайджане, халиф писал:

" Прошло то время, когда власть халифов в странах с неарабским населением можно было поддерживать силой оружия. Сейчас бороться за влияние религии в этих странах - значит защищать власть и влияние халифов. Причины ослабления влияния халифа Вы должны искать только в ослаблении религии.

Поэтому Вы должны стараться, чтобы азербайджанцы не отказались от веры, которую арабы принесли им, и не вышли бы из повиновения шариатским законам.

Опыт истории свидетельствует о том, что ислам не смог уничтожить душу азербайджанского народа. Восстания Бабека и других показали, что азербайджанцы не в состоянии слепо подчиняться законам исламской веры. Делайте все, чтобы народ не смотрел на ислам как на чужую, силой навязанную религию.

Вы напрасно чините препятствия отдельным лицам арабской национальности, которые хотели бы проживать в Азербайджане. Это бесполезная и ненужная борьба. Вы должны понимать: сохранять в неприкосновенности веру - значит сохранять в неприкосновенности и арабов.

Вы пишете в своем письме об изгнании из Гянджи поэтессы Мехсети-ханум. Это не метод борьбы. Искоренять и уничтожать надо прежде всего среду и условия, порождающие таких людей.

Из Ваших писем явствует, что народ Арана не проявляет должного рвения к религии и религиозным догмам. Отсюда и его увлечение поэзией, музыкой и вопросами развития национальной культуры.

Именно поэтому я во всех своих письмах советовал: созовите улемов и религиозных проповедников, заразите народ религиозными спорами.

Подумайте о создании святых чудес!

Не понимаю, почему Вы не способствуете развитию мюридизма, процветающего в горных районах Северного Азербайджана? Смысл мюридизма не только в том, что он сплачивает верующих вокруг ислама. В нужный момент отряды мюридов могут быть вооружены и использованы как боевая сила".

Были письма и другого содержания. В некоторых из них халиб требовал денежную помощь, просил прислать шелка, материю, ковры и прочее.

" Отправил тебе десять чернокожих рабов, - писал он. - За них ты должен прислать мне белолицых рабынь, У нас в Багдаде очень мало красивых девушек, которых можно было бы посылать в подарок".

В другом письме халиф кратко говорил о необходимости борьбы Гатибы с Кызыл-Арсланом и советовал ей подготовить на него покушение.

Халиф наказывал также препятствовать преобразовательным реформам атабека Мухаммеда в Северном Азербайджане.

После победы восставшие извлекли из подземелья эмирского дворца трупы узников. Началось распознание их. Среди замученных было всего пять-шесть человек из повстанченской организации, остальные не имели никакого отношения к восстанию.

В последнее время суд эмира Инанча был краткий: " Аранец?!.. - Казнить! ".

Среди покойников были люди различных сословий и профессий, начиная от купцов, кончая разносчиками, которые доставляли во дворцы продукты.

Кроме того, в подземелье было найдено много полуистлевших костей и предметов личного обихода - остатки неугодных эмиру людей, которые неизвестно куда исчезали в течение минувших сорока лет.

Хадже Мюфид ходил по подземелью, ставшему своеобразной братской могилой, называя имена тех, кто встретил здесь свой смертный час.

Поиски в подвалах дворца продолжались более месяца. Со всех сторон Арана съехались люди в надежде отыскать останки своих некогда исчезнувших родных и близких.

Хадже Мюфид оказывал всем посильную помощь. Только благодаря этому ему удалось избежать возмездия.

ТРАУР

Известие о восстании в Гяндже и казни эмира Инанча и его визиря Тохтамыша повергло в глубокий траур обитателей хамаданских дворцов. Во дворце Гатибы царил черный цвет. Ме-леке щедро раздавала подаяние калекам и нищим Хамадана, чтобы они молились за упокой души ее отца и старого визиря.

Гатиба винила во всем Кызыл-Арслана и требовала, чтобы атабек наказал виновных.

- Восстание началось благодаря попустительству твоего брата, доказывала она мужу. - Он несет ответственность за гибель моего отца!

Атабек Мухаммед возражал:

- Ты глубоко ошибаешься! Эмир Инанч сам виновен во всем. Я давно предупреждал тебя, что рано или поздно это случится. Трагедия была предрешена заранее. Жители Северного Азербайджана всегда славились своим бунтарским духом. Теперь я раз и навсегда покончу с этим. Уверяю тебя, Гатиба, внновные будут сурово наказаны. Что поделаешь? От своей судьбы никто не уйдет. События, которые происходят вокруг великих

людей, так же значительны и велики, как и они сами.

Заверения мужа не утешили Гатибу. Она день и ночь думала о мести Кызыл-Арслану и строила планы, как уничтожить Фахреддина и Низами.

После того, как Сафийя-хатун и ее маленькая дочь Талиа приехали в Хамадан, стали известны подробности восстания.

Сафнйя-хатун считала виновными и мужа, и Кызыл-Арслана.

- Если бы Кызыл-Арслан хотел, он мог бы предотвратить этот бунт, говорила она. - Восстание начали назревать с того дня, как пришло известие о смерти моего отца халифа. Такое восстание невозможно было подготовить в один день. В течение двух недель бунтари стекались в Гянджу. Фахреддин посылал во все концы Арана своих людей, которые создавали повстанческие отряды. Кызыл-Арслан не мог не знать этого. Будь он ни стороне мужа, он двинул бы свои войска через Аракс на Северный Азербайджан и в течение недели разгромил бы повстанцев.

- А эмир сообщил Кызыл-Арслану об обстановке в Аране? - спросил атабек Сафийю-хатун.

- Нет, мы не поддерживали связи с Тебризом. В Хамадан были посланы два гонца, но повстанцы перехватили их в пути и отобрали наши письма.

- Оттого и произошла трагедия! Я все предвидел. Сколько раз я просил вашего мужа наладить отношения с Тебризом. Хвала Аллаху, что Сафийя-хатун и маленькая девочка спаслись!

- Этим мы обязаны поэту Низами. Он спас нас, укрыв в своем доме. Он не дал нам умереть с голоду. Я сама попросила Фахредднна поручить нас милости Низами, и Фахреддин не отказал в моей просьбе. Не думала, что этот бунтарь такой благородный человек. Жена Низами относилась к этой бедной сиротке не хуже, чем к своему родному сыну. Что касается вины моего мужа эмира, она очень велика. За несколько дней до восстания он получил письмо, в котором повстанцы просили его освободить арестованных, обещая взамен неприкосновенность дворца и всех его обитателей. Я уверена, это письмо было написано по настоянию поэта Низами. Если бы эмир принял условия повстанцев, мы могли бы спокойно уехать из Гянджи куда нам вздумается и увезти с собой все наше добро.

- Почему же вы не приняли их условий? - спросил недоуменно атабек Мухаммед.

- Это было невозможно, всех арестованных уже казнили. Подземелье было забито трупами.

Атабек сокрушенно покачал головой.

Можно ли было так управлять страной? Я накажу виновных, но не как повстанцев, - как лиц, оказавших неповиновение приказам правительства.

Атабек разослал в иракские и персидские провинции салтаната фирманы, в которых приказывал привести в боевую, готовность войска.

Одновременно он написал письмо Кызыл-Арслану:

" Дорогой брат!

Я считаю, разногласия между аранцами и эмиром Йнанчем можно было устранить без кровопролитного восстания. Однако сейчас уже поздно говорить об этом. Нельзя бросать Северный Азербайджан на произвол судьбы. Надо осадить зарвавшихся выскочек!

В Хамадан со всех сторон прибывают иракские, персидские и рейские войска. Приведи в боевую готовность войско Южного Азербайджана. В ближайшее время я выступлю из Хамадана в поход, чтобы дать взбучку непокорным аранцам".

Кызыл-Арслан, получив столь неразумное письмо брата, опечалился. Он не хотел напрасного кровопролития. Он тотчас сел и написал атабеку ответ:

" Элахазрет!

Полученное письмо не убедило меня, смиренного раба Аллаха, питающего к элахазрету искреннюю братскую любовь.

Я уверен, всякий, кому известна суть разногласий между аранцами и покойным эмиром Инанчем, не будет меня судить. В последние месяцы обстановка в Аране была крайне напряженная. Тем не менее, я считаю, кровопролитие можно было предотвратить. Однако эмир Инанч не обратился ко мне за советом и помощью, так как не желал признавать власть Тебриза. Хамадан же от Гянджи далек. Это-то и помешало мне предотвратить трагедию.

Но я спешу сказать элахазерту, что восстание в Аране не было направлено против центрального правительства. Восстание в Гяндже было поднято исключительно против эмира Инанча и его жестоких, не признающих никаких законов, подручных.

Напрасно элахазрет атабек собирает войска, намереваясь дать взбучку Северному Азербайджану. Этот поход может привести к большому кровопролитию с обеих сторон. Лично я, хекмдар Азербайджана, не могу принять участие в походе элахазрета. Кому и за что давать взбучку?! Ради кого? Имеем ли мы право взваливать на народ вину за это восстание?

Вместе с этим письмом посылаю элахазрету атабеку для ознакомления послание, полученное мной от народа Арана".

Прочитав письмо брата, атабек Мухаммед разгневался. Итак, Кызыл-Арслан поддерживает и защищает повстанцев!

Атабек развернул письмо, присланное Кызыл-Арслану народом Северного Азербайджана.

Аранцы писали:

" Элахазрет!

Желая рассеять кривотолки, возникшие вокруг событий в Гяндже, народ Арана сообщает элахазрету: восстание в Гяндже и других городах Арана не было направлено против центрального правительства.

Народ Арана не раз обращался в Хамадан к элахазрету атабеку Мухаммеду с жалобами на бесчинства и произвол эмира Инанча. Однако ни на одну из этих жалоб не было получено ответа.

Доведенный до отчаяния народ решил своими силами расправиться с врагом. В настоящий момент в Аранском государстве царят спокойствие и порядок. Весь народ с нетерпением ждет, когда элахазрет Кызыл-Арслан назначит на пост правителя Арана справедливого государственного мужа.

Все правительственные документы и ценные вещи, которые находились в эмирском дворце, в целости и сохранности. Это лишний раз свидетельствует о том, что восстание было направлено не против центрального правительства, а против определенных враждебных народу лиц.

Ждем распоряжений элахазрета".

Письмо не понравилось атабеку Мухаммеду.

" Подданных, которые бунтуют, а затем просят прошение, надо уничтожать! - подумал он. - Те, кто сегодня восстал против местного правительства, завтра могут поднять бунт против центральной власти".

В Хамадан стекались войска. Атабек Мухаммед поспешно готовился к походу на Азербайджан.

ПОКУШЕНИЕ

Гатиба была хорошо осведомлена о переписке атабека Мухаммеда с Кызыл-Арсланом и о несогласии Кызыл-Арслана с походом брата на Азербайджан.

Она не могла и мечтать о более благоприятном моменте, чтобы поссорить Кызыл-Арслана с атабеком Мухаммедом.

Поход на Азербайджан вот-вот должен был начаться. Атабек Мухаммед выехал в города Керкут, Асадабад и Сахна для смотра войск и проверки их боеспособности.

Гатиба вызвала Себу-ханум и приказала ей сходить за Хюсамеддином.

- Я посылаю тебя к нему только затем, чтобы ты пригласила его сюда, во дворец, - сказала она. - Но я не разрешаю тебе вступать с ним в близкие отношения. Отныне ты не должна утолять его чувственную, животную страсть! Это нужно твоей госпоже. Ты будешь раззадоривать и распалять его, но не смей отдаваться ему! За это я щедро награжу тебя. Но, клянусь жизнью своего сына Гютлюга, если мне станет известно, что ты, вопреки моим указаниям, отдалась ему, я не только вышвырну тебя из дворца, но и лишу жизни.

Себа-ханум не боялась угроз мелеке. Она обманывала ее сотни раз. Но сегодняшнее обещание Гатибы прозвучало в ушах Себы-ханум сладостной музыкой.

- Мелеке хорошо знает, что самая святая для меня вещь - это могила моей матери, - сказала она. - Так вот, клянусь могилой моей матери, если даже Хюсамеддин останется единственным мужчиной на земле, я не взгляну на него без позволения моей госпожи. Что мне Хюсамеддин?! Скажите на милость!.. Неужели я настолько падшая женщина, что не смогу устоять перед каким-то воякой?! Неужели он будет брать меня всегда, когда захочет?! Ради своей госпожи мне не жалко расстаться с жизнью, - так неужели я не смогу принести ей в жертву свои чувственные утехи?! Я не настолько глупа, чтобы ради пятиминутного удовольствия навеки потерять райскую жизнь. Мелеке должна знать, какова я!

Гатиба расцеловала Себу-ханум и подарила ей сто золотых.

- Я задумала такое дело, которое поможет тебе и другим моим друзьям стать сказочно богатыми! Теперь ступай к Хюсамеддину, пусть придет во дворец.

Отправляясь выполнять поручение Гатибы, Себа-ханум чувствовала себя на седьмом небе от радости. Она не шла, а, казалось, летела по воздуху. Ясно, мелеке замышляет какую-то грандиозную авантюру! А Себа-ханум не могла жить без интриг и приключений.

Подойдя к дому Хюсамеддина, Себа-ханум откинула чаршаб и показала караульному свое лицо. Тот, узнав любовницу своего господина, беспрекословно впустил ее во двор.

Себа-ханум поднялась на веранду и тихонько постучала в дверь рабочей комнаты Хюсамеддикп.

Отворив дверь и увидев Себу-ханум, Хюсамеддин обрадовался и пригласил ее войти в комнату:

- Добро пожаловать, жизнь моя!

Он хотел обнять ее, но Себа-ханум изобразив на лице неподдельное возмущение, отпрянула назад.

- Возьми себя в руки! К тебе пришла не какая-нибудь уличная девица, а доверенный и уважаемый человек нашей мелеке!

Хюсамеддин сделал шаг назад и, всплеснув руками, залился смехом. Затем он подошел к своей любовнице и, положив ей руку на плечо, спросил:

- Разве ты не та самая Себа, которая всегда бросалась ко мне на грудь со словами любви?!

- Да, я та самая Себа, но тебе следует знать, что сердце молодой женщины не обязано соблюдать постоянство. Нельзя обижаться на девушку, которая вчера молилась на тебя и бро

салась к тебе на грудь, а сегодня не желает тебя видеть. Таков уж характер красавиц.

- Разве мы философствовали с тобой, как сейчас, когда сливались воедино, забывая обо всем на свете?

- Сливаться воедино молча - это тоже своеобразная философия. Пусть природа решает эти загадки. У меня нет времени заниматься философией и бесплодными размышлениями. От этого моя красота может преждевременно увянуть. Могу лишь сказать одно: мелеке приглашает тебя к себе.

Себа-ханум направилась к выходу.

- Погоди, постой! Выслушай меня! - воскликнул изумленный Хюсамеддин.

Себа-ханум обернулась.

- Умные девушки должны верить не сладострастным мужчинам, а только своему сердцу. Сегодня я не желаю никого слушать. Уши мои хотят новых слов, глаза - новых лиц!

Хюсамеддин сделал попытку заключить Себу-ханум в свои объятия и поцеловать, но Себа-ханум, достав из-за корсажа пузырек с ядом, воскликнула:

- Насилие для меня - хуже смерти! Остановись, если хочешь, чтобы я была жива! Твои оскорбительные действия вызывают во мне только ненависть к тебе.

Хюсамеддин растерялся.

- Умоляю тебя, спрячь яд, - попросил он. - Если ты отравишься, это погубит меня. Неужели я обидел тебя чем-нибудь или оскорбил? Мне сдается, кто-то оклеветал меня. Только вчера ты говорила, что будешь жить лишь для меня, уверяла, что я буду твоим единственным мужчиной. Что же случилось с тобой сегодня?! Подойди, сядь рядом, жизнь моя! Или, может, тебя обидели во дворце? Тогда зачем срывать на мне зло? Ведь ты знаешь, я живу в Хамадане только из-за тебя. Лишь любовь к тебе удерживает меня на чужбине. К чему ты подписываешь мой смертный яриговор? Ты же знаешь, я не смогу жить без Себы...

Себа-ханум, пряча флакончик с ядом, коварно усмехнулась.

- Ступай, пой свои любовные газели глупеньким девушкам, которые не знают мужчин и лишь начинают прозревать! Меня ты не обманешь. Довольно! Девушки постигают жизнь через ложь мужчин. Я уже окончила эту школу.

- Но скажи, почему ты вдруг переменилась ко мне? - спросил Хюсамеддин.

- Только безнадежно глупая женщина может отдать ключ от своего сердца такому ветреному сластолюбцу. Пойми, в жизни ничего не происходит без причин, но люди не обязаны говорить о них друг другу.

- Я ничего не требую от тебя, Себа-ханум, дай лишь на мгновение твои губы.

-- Губы - двери сердца. Знай, пока они закрыты для тебя. Понятно? Я не могу задерживаться больше, счастливо оставаться.

Себа-ханум ушла.

Хюсамеддин понял, что за столь внезапным превращением Себы-ханум кроется какое-то значительное происшествие.

В сердце его закралась тревога. Что будет дальше? Ведь он действительно увлекся Себой-ханум. Его чувство к ней было одной из причин, державших его в Хамадане.

Себа-ханум впорхнула в комнату Гатибы сияющая и довольная собой.

- Я выполнила поручение моей мелеке. Сейчас Хюсамеддин явится к вам. Когда я выходила от него, он схватился за голову и упал в кресло. Хюсамеддин ждал меня сегодня. Я должна была прийти к нему вечером. Увидев во мне внезапную перемену, бедняга чуть не лишился рассудка.

Появилась рабыня и доложила о приходе Хюсамеддина. Себа-ханум, поклонившись, удалилась.

Хюсамеддин вошел и поприветствовал Гатибу.

Она пытливо смотрела на него, желая угадать, сдержала ли Себа-ханум свое слово.

Весь вид Хюсамеддина говорил о том, что он находится во власти животной страсти и едва владеет собой. Гатиба поняла: Себа-ханум не обманула ее.

- Садись, мой верный друг, - сказала она грустно. Хюсамеддин опустился в кресло.

- Что с тобой сегодня? - спросила Гатиба - Я вижу, ты чем-то огорчен, взволнован?..

Хюсамеддин изобразил на лице беспредельную печаль.

- Ах, великая мелеке, чему же мне радоваться?! Могу ли я веселиться в тот момент, когда моя прекрасная мелеке, дарящая мне радость и счастье, с головы до ног облачена в траур? Или мелеке думает, что я не опечален бедой, которая произошла с ее отцом эмиром?.. Неужели мелеке считает, что я не вижу, как скорбит ее сердце?!

- Верю тебе, душа моя, - сказала Гатиба серьезно. - Теперь-то уж мы навеки связаны с тобой. Я никогда не переменю своих чувств к тебе, ибо они подкреплены нашей многолетней

дружбой. Из-за ошибок моего отца мы долгое время страдали в разлуке, томились неопределенностью. Но отца уже нет, а мать моя - несчастная женщина, убитая горем и стремящаяся к одиночеству - не станет мешать нам. В этом дворце нас, близких, осталось двое, остальные его обитатели, в том числе и сам хозяин, наши враги. Мы должны заботиться друг о друге. Думаешь, я не вижу как ты, совсем еще молодой мужчина, имеющий все права на житейские радости мучаешься из-за своего неопределенного положения? Но что я пока могу поделать? Или, думаешь, Гатиба не хочет жить с любимым человеком под одной крышей, одними чувствами?! Думаешь, для меня это не адская пытка - видеть ежедневно атабека и принимать его мерзкие ласки?! Думаешь, я не мечтаю о блаженстве в объятиях любимого человека, о семейном счастье, о тихой радости? Ах, но что можно поделать?.. Принадлежать одновременно двум - это мерзко, бесчестно! Уверена, ты и сам не пожелал бы делить меня с атабеками. Будь я простая смертная женщина, я могла бы пойти на любой грех... Но ведь я мелеке большой империи! Меня страшат людской суд и гнев атабека. Пока Кызыл-Арслан владеет помыслами своего брата, нашему счастью не бывать. Нечего и думать о блаженстве. Пока Кызыл-Арслан и атабек не поссорятся, пока Кызыл-Арслан не будет смещен с поста правителя Азербайджана, можешь и не мечтать о нашем соединении. Если ты хочешь овладеть Гатибой, подумай хорошо обо всем этом. Пока не случится того, о чем я сказала, нечего и помышлять о сладостных днях. Не видать тебе их!.. Знай, твоя Гатиба не полюбит другого. Потому я и ревную к Себе-ханум. Хочешь иметь Гатибу - расстанься с этой порочной рабыней. Твое легкомыслие оскорбляет меня. Так ты рискуешь потерять Гатибу навеки.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒