Ордубади Мамед Саид 20 страница

Гатиба зло усмехнулась:

- Если бы все мужчины были так глупы, как он, я бы в один миг прибрала их к своим рукам!

После ухода Себы-ханум Гатиба отбросила полог шатра и залюбовалась круглоликой матово-оранжевой луной, которая время от времени скрывалась за бегущими по небу темными облаками.

Ветерок, налетая то со стороны горы Алванд, то от городка Султанийе, ворошил копну черных пышных волос Гатибы и целовал ее лицо, более светлое, чем лик луны.

В этот вечер Гатиба воспользовалась всеми средствами для того чтобы подчеркнуть свою красоту. Увидев приближающегося Хюсамеддина, она отбросила за спину волосы, чтобы они не закрывали ее лица. Так она стояла в изящном вечернем наряде, не по-земному прекрасная, залитая лунным светом.

В сердце Хюсамеддина с новой силой вспыхнула былая страсть, пробудилось влечение к этой редкой красавице. " Господи, какое волшебство! - подумал он. - Одна луна на небе, хочет спрятаться за тучку, а здесь, на земле, вторая - сияет в темном облаке волос, освещая убранство шатра".

Поглядывая украдкой на Хюсамеддина, Гатиба читала его мысли. Она видела, что страсть владеет всем его существом.

Лицо ее выражало грусть и недовольство. Хюсамеддин поздоровался и вошел в шатер. Гатиба сейчас же превратилась в терзаемую любовью и ревностью женщину, обрушив на него поток жалоб.

-Никогда больше не пошлю к тебе эту презренную рабыню Себу-ханум, которая предает меня на каждом шагу! - воскликнула она. - Клянусь тебе в этом. Пора положить конец жестоким оскорблениям! Я знаю, ты любишь ее. Сколько тебе надо времени, чтобы пройти несколько шагов до моего шатра?

Гатиба зарыдала.

Хюсамеддин стоял перед ней, стараясь понять, игра это, или мелеке плачет искренне? Видя, что слезы текут из глаз Гатибы гораздо обильнее, чем совсем недавно текли у Себы-ханум, он

подумал в душе: " Счастливый я человек! Дышу целебным воздухом имения Эльдегеза. Я видный, уважаемый военачальник атабека. Молод, богат. В меня влюблены две самые красивые женщины Востока. Мне кажется, эти слезы действительно текут из самой глубины сердца, переполненного любовью. И Себа-ханум, и мелеке сходят по мне с ума. Себа!.. Когда я вдыхаю аромат ее груди, мне чудится, будто утренний ветерок доносит до меня запах цветов гвоздики. Прикасаясь губами к ее губам, я чувствую, как кровь зажигается во мне волшебным пламенем. Сжимая ее в своих объятиях, я испытываю блаженство властелина, владеющего целым миром. А Гатиба!.. Когда я стою перед ней, мне кажется, я вижу чудо, божество, сошедшее со страниц священных книг. Я не верю своим глазам: кто это передо мной - ангел? Неужели это гордая Гатиба рыдает, добиваясь моей любви?! " Некому было сказать Хюсамеддину, что он на крыльях тщеславных грез взлетел на вершину недосягаемой глупости. Он думал о мелеке и о Себе-ханум как о женщинах, потерявших ум из-за любви к нему, но сам был не властен знать, о чем думают они и что они замышляют.

- Проходи, садись, - сказала Гатиба грустно. - Ты должен дать мне слово, что с этого дня порвешь любовную связь с Себой. Ты должен поклясться, что не ввергнешь меня в пучину

самоубийства.

Обалдевший от восторга Хюсамеддин не сразу нашелся, что ответить.

- О чем ты говоришь, прекрасная мелеке?! Неужели я так низко пал, чтобы любить Себу-ханум? Какую-то рабыню!.. Или дивная мелеке забыла, как я горд и самолюбив?!

- Ты же знаешь меня, Хюсамеддин! Тебе известно, что любовь превращает меня в безумную тигрицу. Что я могла поделать? Мы оба ни в чем не виноваты - ни ты, ни я. Девушки из знатных семей не имеют права распоряжаться своим сердцем и своими чувствами. Клянусь жизнью, разочаровавшись в Низами, я мечтала о тебе. Но интересы родины и заботы о будущем моих родителей вынудили меня залететь в эту золотую клетку, обрекли меня на жизнь затворницы. И ты тоже виновен в этом! Узнав о твоих заигрываниях с Махтаб-ханум, я вычеркнула тебя из своего сердца. Однако сейчас, оставшись в одиночестве, я стараюсь сблизиться со своими старыми друзьями и людьми, любовь к которым еще живет в моем сердце. Не знаю, почувствовал ли ты это? Поверь, Хюсамеддин, всякий раз, получая доказательства твоей гадкой связи с Себой-ханум, я терзаюсь. Можно ли так оскорблять самолюбие женщины?! Отвечай, когда кончатся эти издевательства? Мы оба не видели в жизни радости. Я обездолила тебя, но судьба не подарила счастья и мне. А тебя я не забыла. Замужество не лишило меня прежних нежных чувств к тебе!

Мысли Хюсамеддина унеслись к прошлому, в родную Гянджу. Он вспоминал, как каждый вечер любовался юной красавицей, сидящей на поваленном стволе ивы в роще на берегу Гянд

жачая. ,

Из груди Хюсамеддина вырвался невольный вздох:

- Ах, родина!..

Гатиба грустно кивнула головой:

- Да, родина!.. Поверишь ли, дорогой друг, если бы я не боялась насмешек, я велела бы привезти в Хамадан тот самый ивовый ствол, на котором я когда-то сидела, ибо с ним у меня связаны самые прекрасные и светлые воспоминания в жизни. Скажи мне, счастливо ли живет поэт Низами со своей Реной?

- Да, они счастливы. У них есть сын по имени Мухаммед. Гатиба опять заплакала.

- Ты ранил мое сердце!

В шатре под большими колпаками, обтянутыми шелком, горели десятки свечей, вставленных в золотые подсвечники. Это освещение делало лицо Гатибы красивым уже какой-то другой, особой, красотой.

Хюсамеддину казалось, будто полные слез глаза Гатибы сохраняют былую девичью чистоту. Ее взгляд заставил его забыть о чувстве мести, в его сердце пробудился прежний пыл.

Мелеке по глазам Хюсамеддина читала все, что происходит в его душе.

- Да, мой дорогой друг, - сказала она, - я никогда не забываю твоих слов: " Ты не будешь моей, но ты не достанешься и другому! " Как ты оказался прав! Я никогда не смогу полюбить атабека, - клянусь тебе в этом. Но до определенного дня наши отношения будут только такими, как сейчас. Ты должен помогать мне устранять преграды на моем пути.

- Ах, мелеке! Клянусь тобой и могилой моей матери, я до конца моих дней буду верно служить тебе! - с жаром воскликнул Хюсамеддин. - Ты хорошо знаешь, что я преданный человек и у меня железная воля!

- Но ты не должен оскорблять меня в угоду каждой смазливой рабыни!

Хюсамеддин снова принялся клясться жизнью Гатибы, уверяя ее в своей вечной верности и преданности.

- Клянусь тебе, мелеке, я даже не прикасался к Себе-ханум! Я буду жить лишь для тебя одной. Я буду жить только для того, чтобы устранять преграды на твоем пути. И наградой мне будет одно твое слово: " Люблю! " Этого для меня достаточно!..

Гатиба пригласила Хюсамеддина разделить с ней вечернюю трапезу.

Когда подошло время расставаться, она сказала:

- Хюсамеддин, верь мне, я люблю тебя!.. - И, оторвав свои губы от его губ, добавила: - Остальное потом!..

Хюсамеддин ушел.

Вскоре в шатер вошла Себа-ханум и увидела, что мелеке весело смеется.

Нетрудно было угадать причину ее веселья.

- Вот они каковы - мужчины! - сказала Себа-ханум. - Греша, они клянутся в своей невинности. Такова их натура!.. Их сердца находятся целиком во власти впечатления. Они готовы любить всех, кого увидят.

- Продолжай услаждать его! - приказала Гатиба. - Иначе он может бросить все и вернуться в Гянджу. Хюсамеддин нужен мне здесь!

ШИРВАНШАХ

Волна народного недовольства прокатилась по Ширванскому государству. Хаган Абульмузаффер, заподозрив придворного поэта Хагани в связи с бунтарями, отдал приказ тайно следить за ним.

Бежавшие из Ширвана в Гянджу опальные люди принесли известие о том, что над жизнью великого поэта нависла угроза.

Чтобы известить Хагани об опасности и дать ему повод покинуть Ширван, теща поэта Джахан-бану отправила ему с гонцом письмо следующего содержания:

" Махтаб сильно больна. Немедленно приезжай в Гянджу.

Джахан-бану".

Получив письмо, Хагани не мешкая собрался и в полночь выехал со своим слугой. Но перебраться через границу Ширванского государства беглецам не удалось. По приказу Абульмузаффера Хагани был схвачен и брошен в тюрьму.

Через несколько недель после этого события Низами закончил поэму " Лейли и Меджнун", которую он писал по заказу ширваншаха. Поэт решил лично отвезти поэму в Шемаху и добиться у Абульмузаффера освобождения великого Хагани. Сказано - сделано, - вместе со своим маленьким сыном Мухамддом он отправился в Шемаху - столицу Ширванского государства.

Поэты и просвещенные люди Ширвана, прослышав о приезде в Шемаху Низами, устроили ему торжественную встречу недалеко от города.

Все дивились бесстрашию Низами, который не побоялся приехать в Ширванское государство в столь мрачное время.

Отдохнув один день и побывав в бане, Низами надел праздничную одежду и вместе с сыном отправился во дворец хагана.

Придворные Абульмузаффера встретили его без всяких почестей. Поэт около часа прождал, сидя на веранде дворца, - ему сказали, будто хаган отдыхает после трапезы.

Видя такое невнимание, Низами начал сожалеть о своем приезде в Шемаху. А ведь не так давно хаган Абульмузаффер приглашал его на жительство к себе во дворец и даже прислал в Гянджу специальных послов.

Под мышкой у Низами была его только что завершенная поэма " Лейли и Меджнун".

Наконец его пригласили к хагану.

Владыка Ширвана сидел в окружении визирей и придворных. Низами поздоровался.

Абульмузаффер ответил на приветствие, не вставая с места:

- Добро пожаловать, уважаемый поэт, рады тебя видеть! - Хаган деланно улыбнулся и продолжал: - Удивительно, как ты не испугался ширваншаха и пересек нашу границу в столь беспокойное время?! Но раз ты уже здесь, садись!

Низами, поклонившись, сел.

- Скажи мне, закончил ли ты поэму " Лейли и Меджнун", которую я тебе заказал? - спросил ширваншах.

- Да, закончил и привез. Если поэма понравится хагану, я уеду из Шемахи преисполненный гордости.

Низами развернул большой шелковый платок, в который была завернута поэма, и приподнес ее Абульмузафферу.

Ширваншах открыл изящно переплетенную книгу и начал вслух читать предисловие:

Мне просторечье низкое претит,

Твое наречье тюркское претит,

Поскольку я - монарх, мой сан высок,

Да усладит мой слух высокий слог.

Прочитав эти строки, он метнул на поэта грозный взгляд.

- Что это значит?! Ты решил в своей поэме ответить мне на мои мысли, которые я высказал, делая тебе этот заказ?! Зачем это тебе понадобилось? Или ты хотел этими строчками подчеркнуть мою враждебность к азербайджанскому народу и его языку? Очевидно, получив мой заказ, ты воспылал ко мне враждой, которая потом из сердца перекинулась в твой мозг. Я вижу, тебе неприятно писать стихи по-фарсидски. Не так ли?

- Работая над поэмой, я старался быть искренним, - ответил Низами. - Я вижу, хаган сердится, - точно так же был рассержен и я, когда получил от него заказ. Для каждого человека родной язык, родная литература и родной народ - святы!

Абульмузаффер изумленно смотрел на Низами.

- Вот ты каков?! Выходит, и твоя кровь тоже заражена бунтарской проказой?.. Забирай свою книгу, и ступай вон! Подобные творения не достойны моей награды. Напрасно ты затратил столько труда!

Низами взял поэму и поднялся.

- Я написал это не для того, чтобы получить награду, - сказал он. - Я написал поэму по-фарсидски затем, чтобы хазрет хаган еще раз убедился в высокой культуре, талантливости и способности азербайджанского народа, который им презираем, чтобы хаган понял: такой народ никогда не примет ярма иноземного господства.

Поклонившись, Низами покинул дворец Ширваншаха.

Наследный сын ширваншаха Абульмузаффера возвращался из Багдада в Ширван. На пути его был Тебриз.

Как раз в эти дни Кызыл-Арслан получил от Низами письмо. Поэт писал:

" Великий хекмдар!

В Аранском государстве продолжают царить произвол и бесправие; по-прежнему нет связи с центральным правительством, Хамадан и Багдад далеки от Северного Азербайджана. Все это позволяет ширваншаху заниматься самоуправством. Сейчас в его тюрьме томятся тысячи безвинных азербайджанцев.

Совсем недавно был брошен в тюрьму поэт Хагани. Желая спасти его, я поехал в Шемаху, повез ширваншаху свою поэму " Лейли и Меджнун", написанную по его заказу. Предисловие к поэме не понравилось хагану, он оскорбил меня и вернул мне мой труд.

Таким образом, мне не удалось помочь поэту Хагани. Ширваншах считает его причастным к заговорщикам, которые подготавливали покушение на его особу.

Эмир Инанч не желает защищать права жителей Северного Азербайджана, временно проживающих в Ширванском государстве, называя их всех приверженцами Кызыл-Арслана... "

Через два дня после получения этого письма Кызыл-Арслан встречал наследного сына ширваншаха. Владыка Азербайджана решил продемонстрировать гостю военную мощь своего государства и приказал войскам собраться в районе между Яныгом, Сардари и Тебризом.

Дорога от Яныга до Тебриза, по которой предстояло ехать наследнику ширваншаха, была устлана дорогими коврами. У яныгского источника были разбиты сотни шатров. Здесь высокий гость должен был обедать.

Над шатром из красного шелка, который предназначался наследному сыну ширваншаха, был сооружен золотой купол. С обеих сторон у входа выстроилось несколько десятков рабоз, опоясанных широкими позолоченными поясами, с позолоченными палицами на плечах.

Сто тысяч молодых всадников, прибывшие из Урмии, Хоя, Маранда, Карадага и Хамсы, сопровождали наследного царевича от города Ковкана до Яныга.

В Яныге сына Абульмузаффера встретил визирь Кызыл-Арс-лана Шамсаддин и передал ему привет от владыки Азербайджана.

Отдохнув несколько часов в своем шатре, наследный царевич перешел в другой большой шатер, где все уже было готово к трапезе.

Гостю прислуживали десятки рабынь, разодетых в шелка, с изумрудными браслетами на щиколотках.

После еды наследный сын хагана снова двинулся в путь к Тебризу. Желая лучше ознакомиться с окрестностями столицы Азербайджана, он вышел из тахтревана и попросил подать коня. К нему подвели карабахского иноходца.

Лошади молодого царевича и сопровождающей его свиты ступали по дорогим коврам, разостланным на дороге.

Кызыл-Арслан встретил наследника ширваншаха возле города, поцеловал его в лоб и повез в свой дворец.

Кызыл-Арслан принял решение оставить у себя в гостях наследного царевича на две недели. В Шемаху хагану Абульмузафферу было послано письмо:

" Элахазрет!

Враждебные действия эмира Йнанча привели к тому, что в управлении Северным Азербайджаном были допущены большие ошибки. В результате этого элахазрету хагану пришлось арестовать многих аранцев. Желая положить конец самоуправству эмира Йнанча, я принял решение лично заняться делами Арана и устранить разногласия, существующие между Ширваном и его соседом, аранским народом.

Вам известно, что столицей Азербайджана официально считается Тебриз. Если бы элахазрет хаган при каждом спорном вопросе обращался непосредственно в Тебриз, минуя эмира Йнанча, между нашими государствами не сложилось бы таких натянутых отношений и наши народы не чувствовали бы такой неприязни друг к другу.

Я надеюсь, элахаарет хаган, учитывая интересы обоих государств, соизволит принять меры для решения некоторых проблем, о которых речь пойдет ниже.

Во первых, пока элахазрет наследный принц гостит у нас в Тебризе, просим Вас прислать делегацию, правомочную разрешить все существующие между нами разногласия, дабы Ваш уважаемый сын также мог принять участие в решении спорных вопросов.

Во-вторых, посланная Вами делегация должна обладать всеми полномочиями для обсуждения вопросов по поводу земельных и пограничных конфликтов между Ширваном и Азербайджаном.

В-третьих, Вы. должны издать фирман об освобождении всех заключенных аранцев, а также поручить своим доверенным лицам провести расследование относительно степени их виновности и определения размеров нанесенного им ущерба.

В-четвертых, убедительно просим элахазрета хагана поскорее снарядить в дорогу поэта Хагани и, обеспечив его безопасность, отправить в Тебриз".

Получив это письмо, ширваншах Абульмузаффер понял маневр Кызыл-Арслана. Его наследный сын был в Тебризе не столько гостем, сколько заложником.

Ни с кем не советуясь, он тотчас распорядился освободить всех арестованных азербайджанцев. Поэт Хагани также был выпущен из тюрьмы и щедро одарен ширваншахом; ему дали все необходимое на дорогу и с почестями отправили в Тебриз к Кызыл-Арслану.

Хаган Абульмузаффер направил в Тебриз делегацию из десяти человек для мирных переговоров и решения спорных земельных и пограничных вопросов.

Еще до отъезда делегации из Шемахи гонец наследного царевича доставил хагану Абульмузафферу такое письмо:

" Элахазрет!

Вот уже четыре дня я гощу в Тебризе. Торжественная встреча и почести, которых я был удостоен, являются, по-моему, беспримерными в истории Востока. Можно подумать, политическим центром салтаната является не Хамадан, а Тебриз. Я не видел в Хамадане столько войск, пышности, богатства и роскоши, как здесь.

В моем услужении находятся сто рабов с золотыми поясами и сотни рабынь в алмазных ожерельях, с изумрудными браслетами на щиколотках.

В день моего прибытия в Тебриз Кызыл-Арслан щедрой рукой черпал деньги из своей казны, одаривая бедняков и нищих города с тем, чтобы они молились за элахазрета хагана и меня, его наследного сына. Не было ни одного бедняка, который бы не получил подаяния.

Я въезжал в Тебриз в сумерках. В мою честь город был освещен тысячами факелов и фонарей. Жители высыпали на улицы встречать меня. У всех в руках были зажженные свечи, вставленные в серебряные подсвечники.

Я еще не встречал хекмдара более сердечного, мудрого, приветливого, образованного и знающего, чем Кызыл-Арслан.

На второй день после моего приезда в Тебриз сюда пожаловал знаменитый восточный поэт и ученый Захир Ибн-Тахир-Ибн-Мухаммед Фаряби. Он приехал в гости к Кызыл-Арслану и был встречен во дворце как встречают только великих хекмдаров.

Сегодня наш обед прошел в обществе ученых, философов и поэтов, среди которых были Мюджирюддин Вайлаканлы, Хадже Джалал Даракани, Хаким Сузени Самарканди, Хадже Махмуд Шахсанджан, Рашидуддин Ветват и другие. За трапезой в одной стороне сидели политические деятели, в другой - философы, в третьей - ученые и поэты. Дело в том, что сам Кызыл-Арслан пользуется славой и политика, и философа, и ученого, а также поклонника поэзии и литературы.

С разрешения элахазрета я хотел бы задержаться во дворце Кызыл-Арслана еще на несколько дней, дабы насладиться этой богатой духовной жизнью. Не думаю, что есть на свете человек, который бы, поговорив с Кызыл-Арсланом около часу, не полюбил его.

Ко мне он относится как к родному сыну и лично следит за моим покоем и удобствами. Он неоднократно просил меня передать в этом письме искренние приветы элахазрету Хагану".

Прочитав письмо сына, хаган Абульмузаффер принял решение в корне изменить свое отношение к Кызыл-Арслану. Он также обратился к Низами с письмом, в котором извинялся и просил вторично привезти в Шемаху поэму " Лейли и Меджнун".

Поэт ответил ему, что не может покинуть Гянджу из-за болезни и отправил в Шемаху поэму " Лейли и Меджнун" со своим сыном Мухаммедом.

ГАТИБА И КЫЗЫЛ-АРСЛАН

Азербайджанцы, освобожденные из шемахинской тюрьмы, разнесли по всему Арану весть о том, что они получили свободу в результате настойчивых требований Кызыл-Арслана.

В деревнях и городах Северного Азербайджана превозносили Кызыл-Арслана и проклинали эмира Инанча. На улицах Гянджи и даже у самого эмирского дворца можно было услышать брань по адресу правителя города.

Более всего эмир Инанч был встревожен тем, что ширваншах Абульмузаффер послал делегацию в Тебриз.

Эмиру Инанчу не оставалось ничего другого, как опять обратиться с письмом к дочери в Хамадан. Так он и сделал. Прежде, обращаясь к ней, он писал: " Моя дорогая дочь Гатиба! " -теперь же письмо начиналось иначе: " Великая мелеке! ".

Дальше эмир Инанч писал:

" Как только получишь это письмо, сейчас же поговори с элахэзретом атабеком о новой беде, которая обрушилась на Северный Азербайджан.

Кызыл-Арслан не дает мне возможности бороться за процветание страны. Он созвал в Тебризе мюшавирэ для разрешения спорных вопросов между Ширванским государством и Араном. Сейчас из Шемахи в Тебриз едет делегация ширваншаха.

Если действия Кызыл-Арслана увенчаются успехом, мое пребывание в Азербайджане сделается невозможным. Если элахазрет атабек не примет никаких мер, немедленно выезжай в Багдад и расскажи обо всем своему деду светлейшему повелителю правоверных.

Ты должна заставить элахазрета атабека поверить в то, что все выпушенные по настоянию Кызыл-Арслана из ширванской тюрьмы узники - его враги. Если бы элахазрет позволил, мы бы сейчас вновь схватили и бросили за решетку тех, кто был выпущен из ширванской тюрьмы, - ведь они все бунтари и изменники.

После разговора с элахазретом атабеком сейчас же напиши мне, что он тебе ответил".

После обеда атабек Мухаммед был пьян. В последнее время он сильно пристрастился к вину.

Хекмдар спал, прижавшись головой к обнаженной груди Гатибы.

В комнату на цыпочках вошла Себа-ханум и, передав мелеке доставленное от эмира Инанча письмо, так же тихо удалилась.

Прочитав письмо, в котором отец писал, что Кызыл-Арслан вершит делами в Азербайджане, не считаясь ни с Багдадом, ни с Хамаданом, Гатиба залилась горькими слезами. Ее душил гнев, сердце взволнованно билось. Но это не нарушило сна лежащегося на ее нежной белой груди атабека.

Наконец, он проснулся и уставился на жену затуманенным взором. В нем опять пробудилась животная страсть. Желая распалить молодую женщину, атабек, как маленький ребенок, припал губами к ее груди. Однако, почувствовав, что жене не до нежных услад, сел на тахте, потянулся и протер заспанные глаза.

- Что с тобой, прекрасная Гатиба? - удивленно спросил он - нашла время плакать!..

Гатиба зарыдала еще сильнее.

-- Ты скрыл от меня одну горькую истину!..

- Какую истину?

- Ответь мне, кто правит салтанатом, ты или Кызыл-Арслан? Кто владыка салтаната?

Гатиба допустила большую оплошность, - ей не следовало задавать подобные вопросы, пребывающему во хмелю мужу. Вино делало атабека упрямым и несговорчивым.

Хекмдар был хорошо осведомлен о событиях в Северном Азербайджане. Кызыл-Арслан своевременно сообщал ему обо всем. Знал атабек и о начавшихся в Тебризе переговорах между представителями ширваншаха и Кызыл-Арслапом. Ему было также известно, что наследный сын Абульмузаффера является в Тебризе по существу не гостем, а заложником. Кроме того, Кызыл-Арслан прислал брату список азербайджанцев, которые были освобождены из ширванской тюрьмы.

Кызыл-Арслан разоблачил в своем письме атабеку Мухаммеду лживую, двуличную политику эмира Инанча и доказал, что он, спасая свою голову, предал интересы государства и народа.

- Мелеке должна знать, что владыки салтаната - сыны Эльдегеза, ответил атабек жене. - Они и вершат всеми делами в салтанате. Все же остальные - их слуги, подручные, их

подданные.

- А я кто? - спросила Гатиба, утирая слезы.

- Ты моя жена, близкий мне человек. Я полюбил тебя и женился на тебе. Но отдать за это взамен твоему отцу часть империи я не могу. Тебя никто не отстраняет от дел. Мы - и я, и Кызыл-Арслан - поддержим любое твое разумное предложение, направленное на счастье и благополучие нашего народа, нашего салтаната. Однако ты не должна забывать, что в Азербайджане правит одна династия - династия Эльдегезов. Твой сын тоже дитя этой династии. В Азербайджане не существует династии эмира Инанча. У меня в салтанате есть сотни таких правителей, как твой отец. Достоинство его лишь в том, что он отец Гатибы. Но если он вздумает позариться на трон атабека, я, атабек Мухаммед, раздавлю его, как раздавил правителя Рея, О чем ты хочешь спросить меня еще?

Гатиба печально покачала головой.

- Увы, не одна я такая несчастная! Нас, бедных женщин постоянно обманывают. А все потому, что мы судим о мужчинах по их внешности, не зная, что у них на сердце. Свое истинное лицо мужчина начинает показывать лишь после женитьбы. Если ты утверждаешь, что я тоже имею право участвовать в управлении государством, то вот мое мнение: твой брат проводит в Азербайджане неправильную политику. Игра, которую он затеял с ширваншахом, чревата бедой для Азербайджана. Люди, освобожденные по настоянию Кызыл-Арслана из ширванской тюрьмы, опасные вольнодумцы и бунтари. Они ведут борьбу не только против хекмдаров Ширвана и Азербайджана, но вообще против всех владык.

- Кызыл-Арслан поступил мудро, - возразил атабек жене. - Враги моего брата, противники его действий - недруги моих подданных. Ты, Гатиба, должна благодарить Кызыл-Арслана за то, что он продолжает держать на посту правителя Гянджи твоего отца, несмотря на его явно предательские действия. Смотри на вещи разумно! Подумай хорошо, кто посмеет осудить Кызыл-Арслана, если он в один прекрасный день вздернет на виселицу эмира Инанча за его враждебные дела?! Кто посмеет наказать за это моего брата? Ты считаешь себя законной мелеке нашей империи, - так неужели тебе не стыдно упоминать имя своего отца?! Кто еще принес столько бед своей родине?! Он сдирает семь шкур с азербайджанского народа. И, несмотря на это, Кызыл-Арслан держит его на посту правителя Гянджи из уважения к тебе. Отдать на произвол одного самодура несколько миллионов людей - это с нашей стороны непростительное преступление по отношению к азербайджанскому народу. Стоит нам с Кызыл-Арсланом на неделю лишить твоего отца нашего покровительства, и азербайджанцы вышвырнут его из Гянджи. Я считаю, пора положить конец этому безобразию. Отец твой уже стар, все, что можно было сделать в жизни, он уже сделал. Пора старику на покой. Я подарю ему имение в красивом уголке страны, назначу щедрое жалованье. А захочет жить в Багдаде - велю воздвигнуть для него роскошный дворец!

Гатиба вздрогнула, услышав предложение мужа о смещении ее отца с поста правителя Гянджи. Она вспомнила о полученном сегодня письме и опять заплакала.

- Прошу вас, не обижайте моего старого отца! - воскликнула она, хватая мужа за руку. - Пусть он пока занимает своп пост. Если же он сам пожелает уйти от дел, тогда вы назначите нового правителя в Гянджу.

- Действия твоего отца грозят ему большой бедой. Ты знаешь об этом?

Атабек рассердился на жену, вскочил с тахты и, негодуя, заходил по комнате.

Гатиба же, думая о судьбе отца, продолжала заливаться слезами, затем опять принялась умолять мужа оставить отца на посту правителя Северного Азербайджана.

Но атабек не хотел давать согласия.

Себа-ханум, стоя за дверью, слышала весь их разговор. Чувствуя, что дело принимает скверный оборот и надо что-то предпринимать, она быстро побежала в комнату маленького сына Гатибы Гютлюга.

Обычно, когда атабек Мухаммед и мелеке не могли о чем-либо договориться, хитрая рабыня приводила к ним маленького Гютлюга. Себа-ханум знала о привязанности атабека к сыну.

И вот, подняв занавес, малыш вбежал в комнату. Он увидел отца, бросился к нему, нежно поцеловал.

Атабек Мухаммед обернулся к жене и сказал:

- Хорошо, Гатиба, я согласен.

ВОССТАНИЕ

Весть о смерти халифа Мустаршидбиллаха была скрыта от народа Арана.

Эмир Инанч, опасаясь восстания аранцев, которые были настроены против него, принял все меры, чтобы утаить от жителей Гянджи известие о кончине тестя. Того же требовала в письме к отцу и Гатиба.

Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Азербайджанцы, освобожденные из ширванской тюрьмы, разнесли по всему Арану известие о том, что дворец ширваншаха пребывает в трауре по умершему повелителю правоверных.

В Гянджу отовсюду начали стекаться противники эмира Инанча. Охваченный страхом правитель стянул со всего Арана в город конные отряды.

По Гяндже начали ходить слухи, будто дворец эмира в скором времени будет подвергнут нападению. Эти слухи распускали люди эмира. Правителю Гянджи нужен был повод для массовых арестов.

И аресты начались. Известие об этом взволновало весь город. На улицах и базарах народ открыто говорил о необходимости восстания и изгнания эмира Инанча из Гянджи.

Слух о том, что Фахреддин и его товарищи собираются поднять народ против эмира, дошел до Низами. Он вызвал к себе этих смельчаков.

- Если все дело заключается в том, чтобы изгнать из Гянджи эмира Инанча, для этого незачем поднимать восстание, - сказал он, - Надо от имени народа направить к Кызыл-Арслану делегацию, которая передаст ему волю аранцев. Мне известно, что Кызыл-Арслан сам против пребывания эмира Инанча на посту правителя Гянджи. Если Кызыл-Арслан отвергнет наше требование, тогда у нас будет основание прибегнуть к восстанию.

Фахреддин не согласился с предложением Низами:

- Пока наша делегация поедет в Тебриз и вернется, эмир Инанч успеет бросить в тюрьму пол-Арана, в том числе тебя и меня!

- В таком случае, надо одновременно послать письмо эмиру Инанчу с требованием прекратить аресты.

- Послушает ли он нас?

- Мы заверим его в том, что его дворцу не угрожает нападение.

Все одобрили идею Низами. Эмиру Инанчу написали письмо:

" Уважаемый эмир!

Слухи, которые начали ходить в Гяндже после смерти халифа багдадского, абсолютно необоснованы. Гянджинцы не собираются нападать на дворец.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒