|
|||
Благодарности 9 страницаМы шли молча. В лесу стояла тишина, которую нарушали только стук дятла и птичьи трели. Лучи света – был ли это тот же самый день? – оседали рябью на листьях и ветках; я никогда раньше не видел столько оттенков зеленого и коричневого. Мы продирались сквозь пятнистые папоротники выше нас ростом, их стебли смыкались у нас за спиной, скрывая дорогу. Под ногами у нас хрустели устилавшие землю листья величиной с тарелку. Мы шли, пока свет между деревьями не померк, указывая на приближение вечера. Боль в виске, куда пришелся удар прикладом, начала ослабевать, и я уже не так страдал от головокружения. Каждый раз, когда шедший впереди разведчик поднимал руку, мы останавливались. Один раз нам пришлось нырнуть в мокрые заросли, чтобы не нарваться на двигавшийся через джунгли японский патруль. Я был уверен, что мы направлялись к известняковым скалам, потому что растительность понемногу редела и тропинка пошла на подъем. Я промок насквозь и тяжело дышал. Мы шли уже около трех часов, но у меня не было возможности это проверить. Тропинка круто поднялась и нырнула в долину. Ветви деревьев сходились у нас над головами, образуя естественный навес, который давал надежную защиту от пролетавших самолетов. Наш вожатый‑ разведчик поджал губы, и с них сорвался птичий крик. Мы остановились на просеке, и из кустов вокруг поднялись партизаны. Мы подошли к внешним границам лагеря Белого Тигра. В сопровождении партизан мы пошли быстрее. Спустившись в долину, тропа снова начала подниматься, выведя нас к утесам, где и закончилась. – И что теперь? – пробормотал я, отгоняя от лица мух. Кон возник прямо из твердого камня. Вход в пещеру был замаскирован изгибом скалы, похожим на завиток панциря морской улитки. Увидев меня, он улыбнулся, но, когда я начал было поклон, быстро замотал головой. – Здесь нельзя вести себя по‑ японски, – предупредил он шепотом на ухо. Мне вернули меч, и, увидев его, Кон усмехнулся: – Ты хорошо подготовился. Согласно прочитанным мною отчетам разведки, лагерь Белого Тигра первоначально возглавлял Йонг Кван, но прославился лагерь благодаря впечатляющему мастерству Кона в партизанском деле. – Почему у этого лагеря твое имя? – спросил я. Он пожал плечами, и я с болью отметил, насколько исхудал мой друг. – Так получилось после одной из первых вылазок. Мы сожгли военную базу и отступали бегом целую ночь. К рассвету мы выдохлись и вырыли яму, чтобы спрятаться. И тут появился тигр‑ альбинос. Зрелище было просто поразительное, никто из нас даже не думал, что такие бывают. Тигр просто стоял и смотрел на нас, а потом исчез в деревьях, как привидение. Один из наших людей когда‑ то слышал мое прозвище и рассказал остальным. Они решили, что это хороший знак, и назвали отряд «Белым Тигром». Мы вошли в пещеру. Внутри было холодно, и по стенам текла влага. Эхо капели делало темноту еще глубже. Узкий коридор расширился, и внутри скалы открылась небольшая круглая площадка, похожая на пещеру моего деда, но меньше. – Мы готовим еду внутри, чтобы дым не выходил из расселины. Сквозь отверстие в листве над скалой падал свет, и, когда лица сидевших в круге повернулись нам навстречу, мне показалось, что я выхожу на сцену, сопровождаемый верными огнями рампы. Запах готовившейся еды сопровождался сильным запахом помета летучих мышей. Они висели целыми гроздьями высоко в тени, похожие на странные волосатые шевелящиеся фрукты. Время от времени одна из мышей срывалась вниз и с писком взмывала вверх, перед тем как выпорхнуть в отверстие наверху. Я насчитал человек тридцать, но в пещере было тихо. Все хранили молчание. Среди партизан были китайцы, поровну мужчин и женщин – и женщины в большинстве выглядели так же свирепо, как и мужчины, – и несколько индийцев и малайцев. – Где Йонг Кван? – На вылазке, убивает японцев. Мы встретимся с ним вечером. – Здесь есть где вымыться? Кон вывел меня из пещеры к месту, где изгиб реки образовал мелкую заводь. Я с наслаждением погрузился в воду. – Меня послал твой отец. Он кивнул: – Я догадался. Как он? – Неплохо, – солгал я. Он недоверчиво поднял бровь. Я почувствовал печаль дорог, которыми пошли наши судьбы. Отец Кона был прав: мы оба были слишком молоды. Мне хотелось бы знать, сумеем ли мы восстановиться после войны. Или пережитый опыт искорежил нас на всю оставшуюся жизнь? – Серьезно, что ты здесь делаешь? – спросил Кон. – Япошки закинут вам наживку, чтобы выманить из леса. Ты слышал о Саотомэ? Он упреждающе поднял руку: – Расскажешь Йонг Квану сегодня вечером. – Что он собой представляет? – Когда‑ то преподавал математику в китайской школе. Возможно, прошел подготовку в Китае. Меня бы не удивило, если он и учеников пытался обратить в свою веру. Странно, что мы говорили о собственном народе, подчеркивая непринадлежность к нему. Разве мы с Коном не были китайцами? Но общались друг с другом только на английском. – И он полный мерзавец. Коварный и безжалостный. У меня такое чувство, будто он ввязался во все это ради чего‑ то еще, а не только во славу коммунизма. Я окунулся в воду с головой и вынырнул, чувствуя себя лучше и чище. Потом вылез из реки, обсох и оделся. – Как дела на Пенанге? – После того как вы взорвали радарную установку, японцы казнили несколько сот человек, – сказал я, чтобы он узнал цену, заплаченную за его действия. Но тут же об этом пожалел. Вина лежала и на мне. – Я сказал, не подумав. Прошу прощения. Кон покачал головой: – Я это заслужил. Тебе не нужно было приходить. Я же сказал, что мы с тобой квиты. – Между друзьями разговоры о долгах и расплате неуместны. Я рассказал про Танаку и роль, которая ему отводилась в ловушке, спланированной Саотомэ. – Он и есть та наживка, на которую Саотомэ хочет тебя выманить. Его лицо напряглось. – Когда мы в последний раз виделись, я тебе не сказал… Уильям погиб, утонул вместе со своим кораблем. Эдвард – в трудовом лагере, а Изабель… Я рассказал ему про Изабель, прерываясь на каждом слове, а он молча слушал. – Знаешь, твоя тетя была права. Англичане строят планы отбить Малайю. У нас в отряде есть солдаты, которых забросили к нам на парашютах. Все готово к наступлению. – Ты еще доверяешь англичанам после того, как они предали нас, оставив японцам? Я прочитал столько документов, которые они бросили, в спешке эвакуируясь. Вся оборона страны была в хаосе. Были даже приказы европейскому населению ночью тайно покинуть город, сесть на корабли и уплыть. – А на кого еще нам надеяться? – спросил он с горечью в голосе. Позади раздался шорох, и Кон схватился за нож. Я узнал Суянь, партизанку, с которой познакомился в доме Танаки. – Я тебя искала, – сказала она Кону. – Мы могли тебя убить, – откликнулся он. Она подошла к нему и поцеловала. Он оттолкнул ее. – Хватит, мы же решили, что продолжать слишком опасно. Она пожала плечами. – Йонг Кван не вернется до вечера, а твой друг всегда может найти себе другое развлечение. Она бегло взглянула на меня, и в ее глазах я увидел предостережение: не стоять у нее на пути. Но Кон непреклонно отослал ее прочь. – Ребенок? Он едва заметно кивнул. – Всю дорогу обратно она истекала кровью. И она так изменилась. Теперь она ненавидит всех и вся. Думаю, после действий акушерки Суянь потеряла больше, чем просто ребенка. Я правда не хотел больше об этом слышать. Мне нестерпимо хотелось выбраться из леса. Он пугал меня, этот огромный, бесконечный, но ограниченный ландшафт, где было не за что зацепиться взгляду. Мне бы не удалось долго здесь продержаться, и мое уважение к Кону выросло еще больше. До нас донеслись голоса и смех. – Должно быть, это Йонг Кван. Пошли, пора возвращаться, – сказал Кон и тут же остановил меня, тронув за плечо: – Никому не говори, что Танака‑ сан – мой сэнсэй. Йонг Кван использует это против меня. – Не скажу. Йонг Кван оказался лысеющим мужчиной под сорок, коренастым, с холодным взглядом. Как и у всех остальных, его форма ААНМ видела лучшие дни. Я подробно рассказал ему о западне. – Саотомэ поедет по автостраде между Ипохом и Камерон‑ Хайлендс, солдаты будут ехать за ним на небольшом расстоянии. Его план – выманить вас из леса, и ему особенно нужен Кон. Я заметил, что Йонг Кван был явно недоволен тем, что Саотомэ не счел его достаточно важной птицей. – Возможно, о том, когда и где проедет Саотомэ, вам сообщит его крот. Среди вас есть предатель, и вы сможете поймать его только тогда, когда он поведает вам эти новости. Теперь мне пора возвращаться на Пенанг. Пожалуйста, прикажите кому‑ нибудь из ваших людей проводить меня обратно. Йорг Кван покачал головой и дал знак двум партизанам. Они подошли ко мне сзади и схватили за руки. Один из них вытащил свернутую веревку и связал меня. – Ты – известный коллаборационист. Мы не позволим тебе уйти, пока не убедимся, что ты сказал правду. Я выругался на него. Он шагнул вперед и залепил мне ладонью в лицо. От удара я крутанулся и упал на землю. – Прекратите! – рявкнул Кон. – Его послал мой отец. – Твой отец, – ухмыльнулся Йонг. – Бессильный старик, подсевший на опиум, держатель борделей? Послал его нас предупредить? Я отвечаю за безопасность всего лагеря. Он останется связанным, пока мы не схватим Саотомэ. Когда я попытался встать, он меня пнул. Кон сделал движение в сторону Йонг Квана, но я тихо сказал по‑ японски: – Оставь его. Я говорю правду. Эти слова, бессмысленные для Йонг Квана, привели его в ярость. – Что тебе сказал этот японский шпион? Ты что, тоже японский прихвостень? Кон неторопливо обвел взглядом людей, собравшихся вокруг Йонга Квана, и вышел из пещеры. Я пролежал связанным всю ночь. К рассвету все тело затекло, я окоченел. Запястья саднило, а лодыжки, которые мне тоже связали на ночь, начали кровоточить, пачкая веревку. Мне нестерпимо хотелось освободиться. Оставаться было нельзя, потому что Йонг Кван убил бы меня. Но если бы я вернулся, меня бы убил Фудзихара. Меня не было на Пенанге уже слишком долго, и мое отсутствие наверняка заметили. Я лежал и думал о последствиях связи с Эндо‑ саном. И у меня не было ни малейшего сомнения, что если мне была уготована смерть, то я бы предпочел, чтобы мою жизнь оборвал именно он. Кон принес мне плошку горячей каши, присел рядом на корточки и накормил. Потом отослал часового. – Мы получили сообщение. Конвой будет на дороге завтра в полдень. Йонг Кван схватил человека, который принес донесение. – Кто это? – Крестьянин с рисовой плантации из деревушки в миле отсюда. Там нам дают еду и медикаменты. Он признался, что работал на японцев за деньги. – Он открыл свой нож и перерезал мои путы. – Нам потребуется вся помощь, на которую мы можем рассчитывать. Ты видел Саотомэ вблизи, поэтому ты его нам опознаешь. Я встал, разминая затекшее тело. Когда мы вышли из пещеры, солнце поднялось уже высоко. Йонга Квана, стоявшего перед картой, окружила группа партизан. Он нас увидел, но не стал прерывать инструктаж. Я заметил, что большинство явно признавало авторитет Кона: они поглядывали на него, чтобы понять, одобрил ли он план Йонга Квана. Но, по‑ моему, план был простым и действенным, и Кон думал так же. – Мы разделимся на две группы. Одна захватит машину, в которой едет Саотомэ, а другая разберется с грузовиком с солдатами. И ты, – он указал на меня, – будешь в группе, которая пойдет за Саотомэ. Он нужен мне живым. – А как же солдаты из его конвоя? – спросил Кон. – Солдаты? – Йонг Кван рассмеялся. – Нет никакой необходимости тащить их сюда. – Я тоже буду в той группе, – твердо заявил Кон. Мы оба считали, что, скорее всего, Саотомэ посадит Танаку в одну машину с собой. В каждой из групп было по четыре человека. Йонг Кван шел первым, а мы с Коном и еще один партизан – следом. Во вторую группу, отделившуюся от нас после часа пути, входило трое китайцев из ААНМ и один малаец. Они должны были расположиться выше по автостраде. Мы пробирались по джунглям, и наше продвижение затруднялось полным отсутствием всяких троп. Вокруг высились сплошные заросли, сочившиеся водой. Моя рубашка и ремень винтовки пропитались потом. Меч я брать не стал, что облегчило ходьбу. Москиты изводили нас, с наслаждением танцуя вокруг лиц. Один раз мы спугнули птицу‑ носорога; улетая, она раздраженно вскрикнула и захлопала широкими крыльями со звуком, похожим на тот, с которым женщины отбивают мокрую одежду на речных камнях при стирке. Вскоре мы выбрались из джунглей, и сквозь нависшие ветви деревьев стало просматриваться черное полотно гудронной дороги. До войны это шоссе было популярно у тех, кто ездил в Камерон‑ Хайлендс на отдых. Йонг Кван решил устроить засаду на перекрестке с дорогой на Хайлендс. Машины всегда тормозили там перед поворотом. Отцу очень нравились эти места, потому что местный климат давал передышку от бесконечной жары, а Изабель любила бродить по земляничным фермам, огородам и окутанным дымкой холмистым чайным плантациям. Я знал, что за поворотом имелось укромное место, где вода из водопада собиралась в скалистый водоем. Мы часто устраивали там пикники, плавали в холодной чистой воде, сдирая с себя пиявок после купания, и гонялись за бабочками и прочими насекомыми. От нахлынувшего чувства утраты я сник, и Кон спросил: – Что‑ то не так? – Ничего, просто воспоминания. Он понял. – Дорога на Камерон‑ Хайлендс. Вы, англичане, неплохо здесь веселились, – сказал он ироничным тоном. Мы скатились вниз на дорогу и перебежали в канаву на противоположной стороне. Я посмотрел на часы. Была половина двенадцатого. По нашим расчетам, Саотомэ должен был выехать из Ипоха через несколько минут, и ему потребовалось бы три четверти часа, чтобы доехать до перекрестка. Мы сидели в тени лаланга, вслушиваясь в приближавшийся шум двигателей. Мимо дважды проезжали машины, но они оказались маленькими грузовиками, в которых сидело по несколько солдат. Проверив их, я отрицательно качал головой, делая знак Йонгу Квану. Послышался тихий гул, и я поднял голову, но это были всего лишь грозовые тучи в небе. – Будем надеяться, что дождя не будет. Снова начинаются муссоны, – сказал Кон, изучая небо. – Ты вчера говорил, что война скоро кончится? – спросил я с надеждой, но и со страхом перед тем, что принесет мне окончание войны. – Думаю, да. Мы сотрудничаем с другими отрядами, которые встречают британские войска, высаживающиеся из подводных лодок в Малаккском проливе. До прихода японцев некоторые дальновидные люди устроили в джунглях склады оружия и боеприпасов. Как ты думаешь, нам удается сражаться так долго? Мы приведем англичан к этому оружию и, когда получим приказ от малайского командования в Индии, уничтожим все основные японские базы и военные объекты. Я посмотрел на часы. Был полдень, хотелось есть. Я уже собирался открыть фляжку с водой, но тут на крутом подъеме завыли двигатели. Саотомэ позаботился, чтобы у партизан не осталось сомнений в его важности, потому что машину украшали два флажка – свидетельство статуса пассажиров. Когда машина притормозила на перекрестке, я подал Йонгу Квану сигнал, и мы встали из канавы, наставив на нее дула, и окружили ее. Саотомэ открыл дверцу и вышел, очень элегантный в парадной форме. К его бедру прильнул меч, а сапоги были начищены до блеска. Увидев меня, он удивился: – Надо же, юный Филип! Не ожидал тебя здесь встретить. Зная о приближавшемся подкреплении, он не волновался. В этот миг раздались выстрелы, и мы оглянулись на дорогу. Практически сразу же показался первый из партизан‑ китайцев, потрясая в воздухе кулаком. Саотомэ понял, что произошло, и его рука потянулась к мечу. Кон нацелил на него дуло винтовки и сказал по‑ японски: «Не двигаться». – Белый Тигр! Посмотри, что я тебе приготовил. – Пожалуйста, выходите, Танака‑ сэнсэй, – сказал Кон. Дверца с противоположной стороны открылась, и я увидел выбритую голову Танаки‑ сана. Я не стал ему кланяться, как и Кон. Нас остановил неожиданный гул ехавших в гору грузовиков. – Еще машины? – спросил Кон. Саотомэ улыбнулся. И тут дорога наполнилась японскими солдатами, во главе их я увидел Горо. Тот бросился прямо ко мне. Саотомэ предугадал наш план. Я выстрелил в Горо, но промахнулся. Саотомэ снова потянулся за мечом, но я пнул его в голень. Он пошатнулся, сделав шаг назад, и я воспользовался этой возможностью, чтобы вытащить его меч. Повернувшись, я оказался лицом к лицу с Горо. Йонг Кван пристрелил троих солдат, и китайские партизаны, услышав выстрелы, выбежали у нас из‑ за спин. Все принялись стрелять. Кон встал рядом и сказал: – Отведи Саотомэ и Танаку‑ сэнсэя обратно в лагерь. Живее! Я наставил кончик меча Саотомэ на его горло. – Пойдем. Танака уже карабкался по насыпи в джунгли. Я подтолкнул Саотомэ в ту же сторону, и мы заспотыкались по скользким зарослям. Я ослабил захват меча, и Саотомэ выбил его у меня из рук. Расстегнув пуговицу кобуры, он поднял пистолет, но в этот миг Танака ущипнул нерв у него на шее. Глаза у Саотомэ закатились, веки опустились, и он потерял сознание. Я поднял меч и попытался определить, в какую сторону идти. Подняв Саотомэ, мы направились в джунгли. Выстрелы позади нас становились все тише, и вдруг наступила полная тишина, потому что обезьян и птиц распугал шум. – Ты знаешь, в каком направлении нам двигаться? – спросил Танака. – Понятия не имею, – ответил я, пытаясь найти ориентиры, которые я запомнил. Кон дотронулся до меня сзади, и я подпрыгнул. – Я ранил того офицера, но нам надо поторопиться. Подъезжает еще больше солдат. – Его зовут Горо, и он меня знает. – Тогда тебе нельзя возвращаться на Пенанг. – Я должен. Отец остался там совсем один.
Двое партизан погибли, но Йонг Кван широко улыбался. Захват Саотомэ добавил ему огромное количество лица. Мы вошли в лагерь, и все бросились прятаться, по опыту зная, что скоро японские войска станут прочесывать местность. – Это место они не найдут, – уверил меня Кон. – А что с тем шпионом, крестьянином с рисовой плантации? – Он мертв. Йонг Кван убил его перед нашим уходом. Саотомэ пришел в себя, и Йонг Кван ударил его по лицу. Он покачнулся на стуле, не имея возможности стереть боль со щеки связанными руками. Оглянувшись по сторонам, он увидел меня. – Похоже, Горо‑ сана среди нас нет. Если он не погиб, твое положение становится очень шатким. Я не стал отвечать и подошел ко входу в пещеру. – Где Танака‑ сан? – спросил я Кона. Тот обвел нас взглядом и сказал: – Пойдем со мной. Я последовал за ним на просеку, где стояла маленькая, вся в заплатах, палатка. Кон махнул часовому, откинул полог и нырнул внутрь. Танака, как и Саотомэ, был привязан к стулу, грубо сколоченному из нескольких досок. – Сэнсэй, – позвал Кон. – Танака‑ сан, – присоединился я к приветствию. Мы развязали ему руки, и он с благодарностью принялся их разминать. В отличие от Эндо‑ сана, за прошедшие годы он внешне почти не изменился. Мне хотелось узнать, что с ним случилось, потому что с нашего расставания ничего о нем не слышал. – Так вы уехали тогда в Горы Черных Ручьев, как собирались? Он кивнул: – Да, уехал в горы и остановился у монахов. Я бы никогда не спустился оттуда, пока все это безумие не закончится. Но Саотомэ‑ сан меня нашел. Не знаю, как ему это удалось. – Это моя вина. Я рассказал Эндо‑ сану, куда вы уехали. – Неважно. – Но Эндо‑ сан хотел, чтобы я предупредил Кона и спас вас. Я не понимаю… На миг лицо Танаки осветилось позабытой радостью, и я понял, что ему вспомнилась молодость, проведенная с Эндо‑ саном. – После стольких лет тебе уже пора знать своего сэнсэя. – Он связан долгом своего положения, – сказал я, обдумывая сказанное Танакой. – Но долг дружбы и принципы его учителя тянут его в другую сторону. – И вот через тебя он нашел способ привести свои жизненные противоречия в согласие. Когда снова его увидишь, скажи ему, что я по нему скучал. Скучал по нашим вечерам за выпивкой и беседой. Когда война закончится, – тут на его лице появилось тоска, – когда война закончится, нам всем нужно будет собраться снова и пить и беседовать, как будто мы снова стали молоды. – Я передам ему, Танака‑ сан. Он улыбнулся Кону стариковской улыбкой. – А у тебя как дела? Вижу, ты сделал то, что собирался. Хорошо. От лица моего народа я приношу вам извинения за те ужасные вещи, которые здесь творились. – Он с трудом поклонился. – Сэнсэй, прошу вас, – страдальчески произнес Кон. Танака вздохнул и спросил: – Что со мной сейчас будет? – Я поговорю с начальником лагеря, и вас отпустят. Танака печально посмотрел на Кона. – Не будь так уверен. В такие времена, как сейчас, все желают нам смерти. – Даю слово, что вытащу вас отсюда, – сказал Кон. Мне было интересно, что он задумал. Потому что, сколько я его знал, он никогда не разбрасывался обещаниями.
Тем же вечером, когда над нами уже час кружили японские самолеты‑ корректировщики, между Коном и Йонгом Кваном разгорелся спор. В тот вечер решил начаться сезон муссонов, и пошел дождь, сначала накрапывая, а потом все сильнее и сильнее, пока не повис в темноте непроглядной пеленой. Сквозь буйство стихии до нас долетали их голоса. Партизаны смущенно поглядывали друг на друга, и я вспомнил малайскую поговорку, которой меня научил отец: «Когда в джунглях дерутся слоны, страдает оленек». Кон вышел из спального помещения Йонга Квана. Я накинул потрепанный дождевик, который пропускал больше воды, чем отталкивал, и побежал ему навстречу. – Что случилось? – Йонг Кван хочет допросить их сегодня вечером. – И Танаку‑ сана тоже? Но ты же сказал ему, что он невиновен? – Ему это безразлично. Йонг Кван – как те японцы, на которых он любит охотиться. К тому же он узнал о моей связи с Танакой‑ саном от Суянь. Кон замолчал, и я видел, что он собирается с силами, чтобы что‑ то у меня попросить. Я прервал его прежде, чем он заговорил: – Тебе не нужно просить. Я это сделаю. Я заберу Танаку‑ сана с собой, когда буду уходить. – Тогда я буду перед тобой в долгу. Ты не представляешь, насколько Йонгу Квану нравится издеваться над своими жертвами. Я не могу позволить, чтобы Танака‑ сан пострадал. Возьми его обратно на Пенанг, когда будешь возвращаться. Спрячь его в горах. Мы сидели перед холодным ужином из ямса и жилистого мяса дикого кабана. В лагере уже было несколько британских солдат, часть авангарда, не так давно высаженного с подводных лодок вдоль Малаккского пролива. Обгорелые лица выдавали в них новичков; бывалые партизаны‑ европейцы все как один отличались светящейся бледностью, словно духи джунглей, от слишком долгого пребывания в полутьме деревьев. – Мне нужно уйти как можно быстрее, – сказал я Кону. Я беспокоился за отца. То, что Горо спасся, означало, что он уже в пути на Пенанг. Он меня видел, и, чтобы меня наказать, Хироси с Фудзихарой используют его показания по полной. – Тогда пойдем сейчас и подготовим Танаку‑ сана. Я покажу тебе путь к автостраде. Мы пробрались к палатке, где держали Танаку. Земля насыщалась водой, превращаясь в грязь. Часового не было, палатка опустела. Мы опоздали. Мы бросились обратно в пещеру, и Кон стал грубо расталкивать толпу. У входа в коридор нас остановил один из партизан: «Вам сюда нельзя. Приказ командира Йонга». Мы остались ждать, вздрагивая от криков, эхом разносившихся по пещере. Через час пленников вывели наружу. У Саотомэ была сломана челюсть, и из носа и рта шла кровь. Он был в сознании, как и Танака, который не мог идти, потому что Йонг Кван переломал ему ноги. Их вытащили под дождь и привязали к молодому дереву. Дождь усилился, смывая с них кровь. – Оставьте их на ночь там, – распорядился Йонг Кван. – Завтра продолжим. Мы остались под дождем, а он вернулся в пещеру. Кон снял плащ и накинул его на Танаку. – Осталось недолго, сэнсэй. Пожалуйста, мужайтесь. Он медленно побрел в свою палатку и начал паковать вещи. – Что ты делаешь? – Ты видел, в каком он состоянии. С одним тобой ему отсюда не выбраться. Думаю, мне пора вернуться на Пенанг. Я хочу снова пройти по отцовскому саду, по улицам Джорджтауна, – в его голосе звучала тоска, как у маленького мальчика, который очень соскучился по дому и по своей кровати. – Мне просто хочется домой. Кроме того, – Кон поднял взгляд на скаты палатки, – я сыт по горло этим бесконечным дождем. Мы прождали всю ночь, но дождь и не думал заканчиваться. Ближе к рассвету мой друг сказал: – Пора идти. Он нашел еще один кусок брезента и превратил его в плащ. Мы опять вышли под дождь, и Кон захватил меч Саотомэ. Я разрезал веревки на Танаке своим мечом, и мы осторожно его подняли. Я увидел, что у него сильно шла кровь из раны, которую раньше не заметил. Оторвав рукав рубашки, я попытался остановить кровь. Он открыл глаза и слабо кивнул. – С ним что делать? – Я указал на Саотомэ. – Оставим его Йонгу Квану. Но Танака прошептал: «Нет». Он дотронулся до моей руки и сказал: – Ты знаешь, что надо сделать. Я покачал головой: – Он получает только то, что часто учинял сам. – Это не Путь, – возразил Танака. – Ты же теперь последователь айки‑ дзюцу, и у тебя есть обязательства. Прояви милосердие. Я заглянул Саотомэ в глаза, но увидел Изабель, бегущую по бесконечному пляжу. Я увидел Питера Макаллистера и Эдварда – и понял, что мой брат никогда не вернется домой на Пенанг. Саотомэ не мог двигать челюстью, но я знал, чего он от меня хотел. – Нет, я этого не сделаю. Я вложил свой меч в ножны, и он закрыл глаза, признав поражение. – Куда мы пойдем? – Мы дойдем до реки и пойдем вдоль нее до Ипоха. Это недалеко. Мы вдвоем подняли Танаку и направились прочь из лагеря. Несмотря на свои страшные раны, Танака ни разу не вскрикнул. Мы почти добрались до реки, когда поняли, что нас преследуют. – Стой, – сказал я. – Слышишь? Река гремела течением, и нам было трудно расслышать хоть что‑ нибудь. – Я вернусь обратно и выясню, – сказал Кон. – Продолжай идти к реке. Танака обхватил меня за плечи, и мы продолжили путь к речному берегу, естественной насыпи, которая оканчивалась крутым обрывом. Десятью футами ниже бурлящая вода размывала берег, неся с высокогорий стволы поваленных деревьев, ветки которых высовывались из неумолимого потока, словно руки утопающих. Река гремела, растягиваясь и перекручиваясь бесконечным выбросом чистой энергии. За спиной раздался шорох, но под весом Танаки поворачиваться было сложно. – Это я, – сказал Кон. – Ты был прав. За нами идут Йонг Кван с Суянь и еще несколько. Они очень близко. Наверное, Саотомэ поднял тревогу. – Опусти меня, – попросил Танака. Я осторожно спустил его на землю, и он едва не застонал от боли. – Я больше не могу. Вам нужно идти. Особенно тебе. – Он обратился ко мне. – Ты должен вернуться к отцу. – Мы не можем вас здесь оставить, – возразил Кон. – Йонг Кван будет вас мучить так долго, как только возможно. Между учителем и учеником промелькнул миг полного понимания, и наконец Кон сказал: – Я сделаю это, сэнсэй. Танака снял с шеи круглый амулет. Это был мон, его семейный герб. – Это тебе. Кон протянул руку, и я заметил, как она задрожала, сжимая подарок в ладони. Он обнажил меч Саотомэ, и под дождевыми каплями блестящая поверхность тут же превратилась в бурлящий расплавленный металл, словно клинок разогревался перед использованием. С помощью Кона Танака встал на колени. Испытываемые им муки приводили меня в ужас, но ему удалось удержаться прямо и неподвижно. – Ты не можешь этого сделать, – сказал я Кону голосом, глухим от гнева и горя. – У нас еще есть большой шанс скрыться. Не будь дураком! Танака покачал головой: – Я хочу, чтобы он это сделал. Не суди друга так строго. Возможно, настанет день, когда ты поймешь, насколько я ему благодарен. Мне больше нечего было сказать, поэтому я поклонился и прошептал: – Сайонара[99], Танака‑ сан. Знакомство с вами – честь для меня. Ему удалось выдавить кривую улыбку. – Кто знает, может быть, мы встретимся снова? – Надеюсь на это, – сказал я и уступил место рядом с Танакой Кону. – Ты встал правильно? – Да, сэнсэй, – ответил Кон, и я услышал, что у него такой же сдавленный голос, как был у меня. – Перенеси еще немного веса на правую ногу. Следи за дыханием. Ослабь захват рукояти – да, отлично. Я смотрел, как Кон успокаивается, закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, в точности выполняя инструкции Танаки. В этот миг ничто не имело значения, кроме выполнения поставленной перед ним задачи. Он отдавал прощальный долг Танаке и был намерен выполнить его так, как нужно. Он поднял меч в исходную позицию. У меня за спиной зашуршала листва. Смахнув воду с глаз, я увидел вышедшую из джунглей Суянь. Она навела на Кона пистолет.
|
|||
|