|
|||
26 октября 3 страница2 Жан Никола Бийо-Варрен (1756-1819), французский революционер, член Комитета общественного спасения, родился в Ла-Рошели. йх втянуть, но, наоборот, извлекут из нее выгоду с наименьшими издержками. Но есть кое-что посерьезнее. Нейтральные державы (за исключением Соединенных Штатов, ну ясно) рассчитывают, как и Германия, на ослабление Франции и Англии. Не говоря уже о фашистском злопыхательстве. В какой мере все это может быть компенсировано страхом перед Россией? А если России уже и не надо бояться? Нельзя ли нам подтолкнуть Италию к расчленению России, прежде чем до этого додумаются немцы. Но они должны были им пообещать Африку и часть Ближнего Востока. Сможет ли Англия подарить Сибирь Японии? Японцы не могут там жить и хотят заполучить Китай. Их тянет на юг, - На каких женщинах я должен был бы жениться по здравому размышлению? На Мане Хайльбронн? Она была красивой, богатой и серьезной. Но в ней была бестолковость богатых евреев, отиравшихся в высшем свете, закосневших в страхах, злопыхательстве, вечной левизне и в бессильных поползновениях на ассимиляцию. Меня бы замучила совесть. А дети, что бы со мной сталось, если бы меня снова обуял антисемитизм. Во всяком случае я не смог бы воспротивиться зову из Германии. Самым мудрым было бы жениться на малышке Виб-рей, которую я бросил на Римском дворе. Но она не могла иметь детей, мне бы надоело спать с ней, и она была беспросветной дурой. Что за идиота она взяла себе в мужья? Какого-нибудь многоопытного любителя опиума. Николь? Но я ее и не любил по-настоящему. Мне не нРавились ни ее шероховатая кожа, ни эта восторженная простота, отличавшая ее ум. Я уже писал, я слишком любил красоту. Конни Уош была, конечно, лучше всех. Это была УАача всей моей жизни. Мы с ней были одной крови, она бы открыла мне Америку, мы бы терзались и муча-лись настоящей драмой. Все, о чем только можно мечтать в браке. Но у нее не могло быть детей. Мне следовало сделать ребенка Николь. Тем самым я бы спас ее и свою душу. Но <... ). * Будь я уверен в своей неотразимости, я мог бы приударить за многими другими, которых едва знал. Меня также останавливала невозможность зарабатывать на жизнь. Я был обречен остаться холостяком или жениться на деньгах. Я не испытываю сожаления, что не стал писакой-тружеником, который корпит над каждой строчкой, чтобы купить платье жене или штанишки сыну. Могла ли нужда открыть в моем таланте источник более здоровых сил? Как знать? Может, я слишком заигрался со своей ленью. Но я ее так любил. 5 января Позавчера ужинал с Рене Лапортом, 2 сыном весьма влиятельного у масонов человека, посредственным писателем, окопавшимся у Жироду. С помощью отца он получил освобождение от призыва. Его жена была довольно мила, но теперь подурнела от ужасной скудости их жизни. Все эти прихлебатели нынешнего режима испытывают какой-то стыд и беспокойство, в той мере, в которой их воображение может им приоткрыть замаячившую на горизонте опасность. Их незнание мира таково, что их воображение простирается не дальше собственного носа. Эти буржуа, всей душой принявшие Народный фронт, если и отрицают коммунистов, то с большой 1 В этом месте в дневнике вычеркнуто две строчки. 2 Рене Лалорт - французский литератор, романист, поэт и АРа-матург. неохотой, и никак не могут поверить в недружелюбие русских. Он лицемерно рассуждал о цензуре и уверял меня, что Жироду любят и понимают в стране. Когда я говорю, что обычный человек не в состоянии понять выступление Жироду, его блистательные, но темные за этим блеском фразы, он смотрит на меня искоса. Впрочем, он готов говорить пакости о многом. Эти люди не хотят отвечать ни за что конкретное, что же касается ответственности за все происходящее, они и думать о ней не желают. - Странный телефонный звонок. Мужской голос настойчиво интересуется, не у меня ли Белу. Я сначала не понял и повесил трубку. Опять звонит. Кто? Муж? Или кто-то другой? Может, она на фронте, как обещала. А если это был другой? Еще один ревнивец? Или муж любовницы ее мужа, грязный шантажист. Или просто какой-нибудь шутник. Тягостное чувство. Но я больше не ревную. Не испытываю ни малейшего любопытства, только очень грустно. Еще три года назад я сошел бы с ума от ревности и тревоги. Очень грустно, и больше ничего. Стало быть, ее муж все еще ревнует ко мне? Или просто хочет знать? Но в голосе была взволнованность, ярость. Что же заставило его думать, что она в Париже, а не на фронте? У нее появилось новое увлечение? Тем лучше для нее. Но ведь она будет страдать. Выходит, все ее разговоры о том, как она скучает по сыну, скрывали что-то другое. Или тут все вместе. Так что же, мне всегда в ней сомневаться... Но как один человек может не сомневаться в дру-Гом <... ). 1 1 В этом месте в дневнике вырезано около двух третей страницы. 12 января От Белу никаких новостей. Она меня больше не любит. Потому ли, что думает, что я больше не люблю ее? Или потому что сама меня больше не любит? Она мне когда-то говорила, что просто перестанет меня любить, увидев или почувствовав, что я больше ее не люблю. К сожалению, ее нынешнее запланированное отсутствие так похоже на то, как если бы она меня оставила навсегда. Она в конце концов осознала, что она никогда ничего не значила в моей жизни, даже во времена, когда она каждый день проводила несколько часов в моей постели. Я пока еще не отчаиваюсь, но чувствую, как во мне растет какое-то непонятное отчаяние. Но какое именно? Станет ли оно смертельным. Если любовь уйдет из моей жизни, я, вероятно, и в самом деле начну умирать. Белу единственная женщина, которую я любил так долго (пять лет. Я встретил ее у Клодин Лост в январе 1935. В следующий раз я увиделся с нею в марте, она сразу отдалась мне). Однако все это долгое время мне так и не хватило времени, чтобы ее полюбить. Как можно любить женщину, которую видишь только в постели, с которой никогда не бывает времени просто помолчать, забыться, забыть о ней, хотя она рядом. Ненавижу адюльтер. Я был тем уморительным героем, любовником сорока пяти лет. Смогли ли бы мы жить вместе, никогда не разлучаясь? Как бы она, такая живая, активная, практичная я чувственная, стала выносить мои слабости, мои бредни, мою полную бесполезность, мою отрешенность от всего? Меня интересуют только живопись, дома и сады Парижа, книги, международная политика, женское тело, примитивные религии. Она любит охоту, спорь когда ей звонят, все, что касается дома и семьи, сына! легенду своего мужа, половой акт. Неужели она думает теперь о смерти? Смерть одного любовника уже разрушила то невероятное ощущение счастья, в котором она так долго пребывала. Это счастье состояло в ее восхитительном здоровье (которому теперь грозит опасность), в ее аппетите, в ее красоте, в ее чувственности, в ее богатстве, в мудрости ее мужа, приветливости сына, в общественном спокойствии. Она никогда не думала о Боге. А я о нем думаю? Уже нет, но он незримо присутствует в моих мыслях, обращенных на другой предмет. Я не имею ни малейшего понятия о том, чем она занимается. Мне кажется, она непременно должна с кем-то спать, я не мыслю ее вне этого занятия. Но может, я все это придумал. В конце концов, она многое выстрадала, и ей стал отвратителен мой чудовищный эгоцентризм. То, что она меня бросит, было бы вполне справедливым: я так и не сумел с ней преодолеть это ужасное препятствие, коим является одиночество. - Люди привыкли к этой войне, которая и не война вовсе. Окунувшись в эту войну, они с гораздо большим трудом вступят в войну настоящую. От этого у них у всех разовьется болезнь сердца, от которой никто не оправится. Упадок, должно быть, неотвратим, поскольку люди все с большим трудом переносят обычный ход вещей. Старику труднее оправиться от бронхита, чем молодому. Европа выйдет из этой войны в полном упадке. Но что такое упадок без варваров на границах? 22 января Полное однообразие зимней кампании. Ничего нового. Мы свыклись с финскими событиями и с их последствиями: слабость русских, зависимость русских от Германии. Во Франции по-прежнему есть русская партия, и вокруг этой партии много людей, которые боятся разрыва с Россией. Я был прав, говоря, что русские надолго сохранят возможность давления на Францию и Англию. Мы продолжаем терять время и не хотим предотвратить скорое наступление немцев на Востоке, в Италии. Мы так и будем торчать на линии Зигфрида, а они мало-помалу вторгнутся и изменят Россию. Может, однако, они попытаются напасть на таких же недочеловеков голландцев. Но разве они недочеловеки? Там тоже есть немецкая партия? Не думаю. Есть какая-то партия мира. - " Жиль" пользуется успехом. Полагаю, люди признают эту книгу значительной. Письмо от Мориака, который говорит, что это главная, основная книга. Письмо от Шардонна. Резкое неприятие Жераром Бауэром1 и евреями. Но я уже далек от этой книги, и она меня больше не волнует. Я слишком быстро отрешаюсь от своих писаний, к тому же полностью. Я слишком быстро закончил " Шарлотту", чего я и боялся. Пока читал ее Николь, понял, что пьеса скомкана, не закончена. Сомневаюсь, что ее можно поставить, во всяком случае сейчас. Теперь я ничем не занят. Напишу ли я роман о фантастических приключениях в Южной Америке? Пьесу о крахе? Мои размышления о духе XX века. Перечитываю " Вопрошание". Разочарован. Слабость, присущая любому стихотворению в прозе. Говорил же мне тогда Моррас, что это несуществующий жанр. А я ведь сразу выразил всю суть своей мысли. Что с тех пор прибавилось? Исправления. 1 Жерар Бауэр (1887-1967) - французский литератор и обозреватель " Фигаро", где 16 января 1940 г. опубликовал довольно недоброжелательный отклик на роман " Жиль". Конечно, оно того стоило. Как и само блуждание этой мысли. - Живу у своего очага, согревая себя мыслью, что мне не грозит ни холод, ни назойливое соседство других людей. Радуюсь также своей импотенции, которая наполовину избавляет меня от женщин. По-прежнему нежно люблю Белу, но как она далека от меня. Может, воздержание убивает ее любовь? Вопрос, который я задаю себе со спокойным и несколько отчаянным любопытством. От меня ее отдаляет семья и все ее привычные склонности. Не приблизит ли ее ко мне старость? Чтобы убить время, вижусь с Николь, с которой меня связывает старая дружба, что для меня как бальзам на душу, и этой малышкой из Уругвая Сюзанной Сока, 1 чье откровенное уродство как бы воплощает мою половую немощь. Я могу встречаться с таким страшилищем лишь потому, что у меня не стоит. Не могу не думать о женской груди, которую так любил, так желал, так тщетно искал. Это становится метафизическим мотивом моего воображения. 24 января В " Фигаро" Бриссон, 2 похоже, вне себя от скандала, который устроил Бауэр, написав две записки Герман-тов (скорее, две записки Сванов), направленных против моей статьи об отсутствии Барреса. 3 Кажется, он 1 Сюзанна Сока - уругвайская поэтесса, принимавшее активное участие в литературной жизни Франции, была близкой знако-мой Анри Мишо, Роже Кайуа, Жюля Сюпервьеля. Пьер Бриссон (1896^-1964) - французский журналист и лите-РатУрный критик, член редколлегии " Фигаро". Имеется в виду статья Дриё " Добродетель молчания", опубликованная в " Фигаро" 11 января 1940 г., в которой писатель пытался " Деть Жерара Бауэра; последний продолжил полемику, опублико-ав 16 января еще более неприязненный разбор " Жиля". боится, что я не захочу больше писать в " Фигаро". Мои статьи, по-видимому, имеют успех, что меня удивляет. Я всегда ожидаю самого худшего. Я пришел к нему с мыслью, что он принял сторону Бауэра и настроен против меня. Я все время себя мучаю, ощущаю собственную неполноценность, черную меланхолию. Чем дальше, тем хуже. Все происходит так, словно я сам ищу повода, чтобы лишить себя покоя, напугать, унизить. Сокровенная наклонность моего характера с отчаянием, с необычайным инстинктивным неистовством бьется против нечаянного успеха, осаждающих меня удач. Я скорблю, будто вот-вот потеряю свое привычное ощущение, что я изгой, презренный, законченный тип. Двадцать лет неудач тут ни при чем, я был таким еще в двенадцать лет в коллеже. 2 февраля Не думаю больше об этом дневнике, вообще ни о чем. Я ноль без палочки. Сплошные разочарования и напасти. Не было ни одной одобрительной статьи о " Жиле". Никто не признает меня как романиста. Я хотел бы верить всем этим ничтожествам от критики, но они так часто ошибаются. Ну и что? Тем не менее мне кажется, что я не буду больше писать романов. Довольно рассказывать свою историю, а больше мне рассказывать нечего. Сотни раз я пытался найти сюжеты вне собственной жизни, но меня это мало интересует, и ничего не выходит. Вместе с тем " Жиль" понемногу раскупается, но не больше чем другие, 6000 экземпляров. " Шарлотта Корде" в руках Бурде, он отвергнет эту пьесу. Дениз Бурде, прочитавшая ее первой, отзывается о ней с отвращением. " Героиня слишком прямолинейна". Как же! " Слишком коротко", возможно и так. Я работаю над сборником своих первых литературных опытов (стихи и малая проза. " Вопрошание", " Дно ящика", " Последовательность в идеях" ). Как мало изменились мои идеи: любовь к войне и ненависть к декадансу; меланхолия разврата. Вот и все. Я прекрасно вижу свои недостатки и причины собственного провала. Я всегда соскальзывал в несуществующий жанр или пытался оседлать сразу два: прозу и поэзию, эссе и мечтания, обозрение частное и обозрение политическое. Я редко доводил свой стиль до совершенства, или же напрочь лишал его жизни. Во всем этом сквозит какая-то сухость или излишняя сдержанность. И это надо было бы издать небольшим тиражом, что тоже не очень хорошо. Не получится ли так, что, пытаясь оживить, я окончательно все испорчу. - Ужинал у Бурде с четой Мориаков и Водуайе. 1 С Мориаком не виделся целую вечность. Успех не пошел ему на пользу. Он много говорил о деньгах, рассуждая обо всем с каким-то гнусным напускным цинизмом. Вечное стремление сказать какую-нибудь гадость и одновременно выказать свое дружелюбие. Его хриплый голос лишь подчеркивает всю эту деградацию. Относительную, конечно, поскольку он всегда был светским человеком. В силу своей странной предвзятости этот буржуа рассуждает словно заправский коммунист. И все это под отупевшим взором Бурде, тогда как Дениз только и думает о своих маленьких педерастах. Мадам Мориак все еще хороша собой, но ее красота увядает. Губы сухо очерчены. Она по уши увязла в Успехах своего мужа. А чего они стоят? Его поэма об Аттисе и Кибеле1 довольно хороша, весьма сильна, 1 Судя по всему, имеется в виду Жан-Луи Водуайе (1883-1963), ФранцуЗСКИй романист и публицист, который во время оккупации ^администратором " Комеди Франсез". вся пронизана чувственностью и написана твердым пером, хотя и несколько обезличена. Я больше не читаю его романов. Бернанос намного его превосходит, хотя и не так мастеровит. Но разве лучшие всегда мастеровиты? Так же и с художниками. Значит, " Жиль" может быть хорошим романом?! - Послал статью Бриссону, похоже, тот не хочет ее публиковать. А все из-за Бауэра. Станут ли чинить препятствия евреи из " Фигаро"? Характерно, что это светское издание находится в руках сутенера-еврея румынского происхождения, который женился на этой госпоже Коти, бывшей прислуге, вероятно. " Агентство Хавас" тоже, как мне сказали, в руках какого-то еврея (г-н Штерн). А Бюно-Варийа2 в " Матен" еврей? Но, в конце концов, они не так прочно завладели прессой, как в Германии до Гитлера. Однако же вся редакция " Пари-Суар" состоит из евреев (Лазарефф, 3 Миль, 4 Гомбо, и т. д. ... ); много евреев в " Марианне" и в " Энтран". Они заправляют делами во всех крупных ведомствах (Гюисман, Кэн, Ролан-Марсель), Изящных искусств, Труда, Госсовете (Каен-Сальвадор), Сорбонне, медицине. Впрочем, там, где их нет, ничуть не лучше. Евреи предпочитают все сохранять в целости, когда могут извлечь из этого выгоду. Они отдают предпочтение условностям в театре и везде (Галеви, Бернштейн, Тристан Бернар, Порто-Риш, Блюм). Они не привносят 1 Имеется в виду поэма Ф. Мориака " Кровь Аттиса", опубликованная в " НРФ" в январе 1940 г., в апреле 1941 г. на страницах этого журнала, которым в то время руководил Дриё, появился весьма критический отклик на сочинение Мориака. 2 Морис Бюно-Варийа (1856-1944) - французский предприниматель, в 1886 г. стал владельцем газеты " Ле Матен", во время оккупации поддерживал политику коллаборационизма. 3 Пьер Лазарефф (1907-1972) - французский журналист и издатель, главный редактор " Пари-Суар" с 1937 г. 4 Пьер Миль (1864- 1941) - французский журналист и писатель. никакого мощного, творческого начала. Во Франции нет великого еврейского писателя (Моруа! Бенда = педанты, Сюарес = дутый талант). Однако есть Бергсон. Полуеврей, как Пруст? Они не являются истинными революционерами. В России они наставили палок во все колеса. Долгие годы Троцкий был против Ленина, затем против Сталина. Остальные - Зиновьев, Каменев, Каганович - ни на что не годятся. В социал-демократии - гнусные консерваторы, ревнители того, что совпало с их пришествием, некая интеллигенция Второй Империи. 4 февраля Перечитываю в растерянности несколько страниц " Гражданского состояния". Обнаруживаю, что не помню ничего из того, что я там писал о своем детстве. Выходит, что большие куски моей памяти, моей жизни уже омертвели. Я подозревал об этом, но лишнее подтверждение просто ошеломляет. Неплохо написано, проще, непринужденнее, чем то, что написано позже. Но плохо построено вокруг нескольких основополагающих идей. Идеи есть, но они ужасно разбросаны. К тому же, в целом излишне строго. И, как всегда, метания между политикой и частной жизнью. Это мой главный бич. - Ненавижу мир Мориака, этот мир прогнившей буржуазии, где автор только и делает, что любуется собой. Как далека моя бабушка от этой грязной и доморощенной мистики. В конце концов им завладевает отвращение, и он того и гляди выбросит за борт доставшуюся ему по наследству религию. Удивительно то, что успех способен освободить, изучить его от предрассудков, а может быть, и от лжи. Став академиком, он близок к тому, чтобы отречься от своего духовного сана. Но тогда он окажется во власти левых предрассудков, что не может быть освобождением возвышенным. - Видел в ресторане Белу с сыном. Выглядит молодой и веселой, у меня - скованной и постаревшей. Она меня больше не любит. Она больше не может любить мертвого любовника. Ее страсть к сыну-солдату правдива и восхитительна. Для нее это, должно быть, также и убежище, если только она не нашла мне замены. Она разделяет самые банальные и самые куцые идеи своего круга, но она вкладывает в них такую страсть, что они перестают быть заурядными. Не многие матери страшатся нынешней весны с таким прозорливым беспокойством. Может, я, бывалый любовник, был бы на фронте лучше, чем он? Но эта война мне осточертела. Буду ли я испытывать тот же страх, что и раньше? Мне кажется, возраст притупляет страх, как и все остальное, но я в этом не уверен. Ибо вижу, что если что не так, я впадаю в старческую истерию. 5 февраля Весной Муссолини будет против нас Возможно, он лишь сделает вид, предпримет отвлекающий маневр на Средиземном море, но и этого будет довольно, чтобы нам навредить. Мы будем отрезаны от Востока, и немцам откроется путь для наступления на западе. Конечно же, он не хочет отдать Балканы немцам, еще меньше - русским. Но России можно не бояться, а ему нужно англо-французское поражение, чтобы отхватить себе по крайней мере половину Средиземного моря, по крайней мере один из проливов. Ему было выгодно ждать целый год, пока мы не окрепнем и не станем противовесом Германии. Он не хочет, чтобы мы были разбиты, он хочет чтобы мы и Германия предельно ослабли в противостоянии. Крупное сражение на западном фронте сыграет ему на руку- И все же у него есть слабое место: Абиссиния, которую могут захватить индийские и южноафриканские войска. Другое слабое место: Киренаики. Вот почему он только объявит мобилизацию, без объявления войны. Как никогда уверен, что в сентябре мы должны были бы его заставить принять чью-либо сторону, а в случае необходимости - и напасть на него. Это было возможно, он не был готов. Из-за нашего тогдашнего бездействия мы проиграем войну. - В Финляндии происходит что-то серьезное. Собираются формировать иностранный легион и готовят европейскую, а то и американскую интервенцию антико-минтерновского духа. Все это идет на пользу Германии, укрепляет ее в противостоянии с Россией, оправдывает ее давние притязания на роль защитницы от коммунизма и облегчает ее последующие операции против нас. Не прийти на помощь Финляндии означает подставить Германию под удары России, обратить внимание на провал политики Риббентропа означает затеять опасную, но дерзкую игру. Мы служим Германии в Финляндии и в Румынии, предоставляя ей наши нефтепродукты. Повсюду страх перед коммунизмом по-прежнему бросает нас в лапы Германии. Но если мы не придем на помощь Финляндии, нейтральные страны полностью утратят к нам доверие. Отсутствие английской пехоты продолжает давить на нашу политику. В первый год войны нам требовался миллион англичан на Ближнем Востоке. Но у нас, похоже, нет армии на Востоке. Индийские войска парализованы русской и итальянской угрозой. Итальянская авиация будет исключительно опасна весной. Не говоря уже об испанцах. На этот раз американцы опоздают. Разве что им Удастся перебросить свою авиацию до наступления ненастья. Каковы же истинные результаты воздушной и морской кампании в Северном море? - Мое творчество мало чего стоит, ибо мне не хватило смелости. Я не пошел за главной своей мыслью, которая звала меня разоблачать и нагнетать всевозможное разрушение. Я не поверил, к примеру, что время наций ушло. Теперь я изменяю этой идее, сочиняя лицемерные и умильные статьи о Франции. Но время Франции ушло, как и Германии. В Европе за господство над всем континентом сражаются уже не идеологии - разного рода банды сбегаются, разбегаются и снова сбегаются, повинуясь тайным силам взаимного притяжения. Нет уже никакой демократии, коммунизма, фашизма, все так перемешалось, что одно не отличишь от другого. Два или три кесаря сражаются между собой, и непонятно, кто из них станет Августом. Битва идет между Сталиным, Муссолини и Гитлером. Западные страны - всего лишь мусор у них под ногами. Америка все поняла и не хочет помочь нам выжить. Какие к черту финны демократы, это молодой народ, который избежал коммунистического разложения, северный либеральный народ, мужественный либерализм которого окреп вдали от Лондона и Парижа, ведомый феодалом XVII века, является камнем преткновения. 13 февраля Самая большая ошибка Англии в том, что она давила на Муссолини во время событий в Абиссинии. Надо было уступить, как Марокко Франции. Англия тогда должна была отказаться от Средиземного моря, чтобы сохранить Индию и Южную Африку (Индийский океан, через который она могла бы контролировать Ближний Восток? ) или же сразу объявить всеобщую мобилизацию. Настроив против себя Италию, мы должны были напасть на нее в начале войны, чтобы стереть следы наших ошибок. По-прежнему думаю, что все это оказывает существенное влияние на ход войны. - Получил заметку Петижана1 о психологии бойца (" Мы выйдем из войны", она должна появиться в его очерках). Чувствуется, что он уже проникся и напуган разложением, живым свидетелем которого является. Он негодует, но во всем этом чувствуется отчаяние. Бедняга. Он просто умрет от стыда, который поломал мою жизнь, когда я был так молод. Исправляю свои ранние работы (" Вопрошание", " Дно ящика", " Юный европеец", " Последовательность в идеях" ). Вижу, что сразу же сказал все, что хотел. Я в отчаянии от того, что это одновременно и хорошо, и плохо, но даже если самое лучшее смешалось с самым худшим, окружающее меня молчание было глубокой несправедливостью. Но не от меня ли самого исходила главная несправедливость. Может, стоило прибегнуть к самым низменным средствам - блефу, скандалу, интригам, чтобы мой уверенный пророческий голос был услышан. Сразу, уже в 18-м, мне открылся полный упадок Франции и Европы, угроза последних дней. Но в своих мыслях я уже отдалялся от Франции. Мне надо было бы вознестись над Европой, оказаться в каком-нибудь Сильс Мария. 2 Я был бесконечно не прав, что не пошел до конца, отдался всецело пессимизму. Но в особенности в том, что прикрыл свой европейский пессимизм пессимизмом французским. Мне следовало бы писать памфле 1 Лрман Петажан - французский литератор, критик и перевод-ЧИк с английского и немецкого, участник военных действий, в КОТОРЫХ в июне 1940 г. потерял руку; автор многочисленных статей в < (НРф" в период руководства журналом Дриё. Сильс Мария - местечко в Швейцарии, где любил проводить вРемя Фридрих Ницше. ты и эссе, а не мараться описанием зла во всех этих мелких вещах. - Водевилист Бурде отказался ставить мою " Шар-лотту Корде" во Французском театре. Весьма любезно он объяснил мне, что моя " Шарлотта" слишком прямолинейна. Как же. А после пошел курить опиум со своей хорошенькой глупой женой... 17 февраля Финляндия трещит по швам, а я чувствую, как трещат мои буржуазные кости. Чувствую также, как трещат кости старой демократической, капиталистической и рационалистической Европы; что является для меня большим утешением. Очевидно, что все расслабились от декабрьской передышки в Финляндии и приостановки военных действий на Западе. Все это скоро кончится. Гибель богов. Теперь мы увидим, каковы истинные отношения между русскими и немцами. Не помогли ли немцы русским в эти дни на линии Маннергейма? Не собираются ли они захватить часть добычи и обеспечить себе Швецию и Норвегию? Или же будут осторожничать? Коммунисты здесь воспрянут духом, а режим, который упустил случай в эти последние недели, будет кусать локти, так как их уже ничем не возьмешь. Позиция шведов, отказывающих в помощи финнам, столь же отвратительна, что и позиция французов и англичан в отношении Чехословакии, Австрии или берегов Рейна. Они будут за это жестоко наказаны. Вот от Европы отвалился еще один кусок. А сколько было до него и сколько будет после. Все снова будут считать, что были обмануты прессой. Нейтральные страны погрязнут в беспомощности. И на этот раз нам, по-видимому, не хватит решимости. - Белу в зоне военных действий. Мертво ли ее тело, как мое, или же она отдает его какому-нибудь офицеру в доме свиданий? Тем лучше для нее, если 0на вновь обрела радость, для которой была создана. - Я хотел бы уехать репортером на Восток. Наступает весна, и пора вылезать из берлоги. И я устал писать. 23 февраля Так я и думал. Белу изменяет мне вот уже несколько недель. Она мне призналась позавчера вечером. Мы оба разрыдались. Но это было неизбежно. Я не спал с ней уже шесть месяцев. А что ей оставалось делать, ведь у нее такой темперамент, да и привычки, к тому же я сам разжег в ней по мере возможности сладострастие? Почему она призналась? Хочется думать, потому что я сам умолял ее не лгать и не пятнать нашу любовь такой глупостью и мелочностью, как ложь. А может, она хотела вернуться? Или, наоборот, совсем отделаться от меня? Продираясь сквозь темь поступков, инстинкт идет своей дорогой, на которой множество взаимоисключающих, на первый взгляд, этапов. Ее признание причинило мне страшное страдание, но этому кричащему, острому страданию не оставалось ничего другого, как провалиться в бездну боли, что накопилась во мне из-за нее. Я так страдал из-за отсутствия согласия, духовной общности. Да, мы сходились по мироощущению, но ей не удалось раскрыть-ся в духовном плане. Я же терпел ее благодаря нечеловеческому напряжению сил. Когда я с ней познако-Мился, я был так измотан, мне так хотелось забыть свое потасканное, нездоровое тело. Но мог ли я забыть его? Смогу ли я когда-нибудь его забыть? Увы, оно живет страшной воображаемой Жизнью, которая питается, не зная насыщения, моим Духом. Мой дух просто истерзан каким-то тяжким вожделением. Как мог бы я забыть тело женщины, которое вплелось в ткань всех моих мечтаний и размышлений. Ее груди просто изводят меня. Мне следовало физически отказаться от нее, ведь чтобы ее удовлетворить, мне нужно было пожертвовать здоровьем, загонять себя. К тому же женщина нужна мне всего лишь на несколько минут. Мне скучно часами нежиться на диване, я ругаю себя за это. Любоваться красивой женской грудью каждый день, минут пятнадцать, - вот все что мне нужно. Она уверяет, что все так же любит меня, жить без меня не может. Наверное, это правда. За пять лет мы оплели себя сетью ласковых мыслей и сладостных привычек. Да кто, кроме меня, будет относиться к ней с такой задушевностью, с таким пониманием, добротой, лестью, мудростью? Как я был прав, что не воспользовался первыми порывами ее страсти и не позволил ей совершить непоправимое. Меня волновала ее жизнь, дружба с мужем, любовь к сыну. Я прекрасно понимал, что никогда не смогу удовлетворить ее ненасытную натуру. Как и она мою.
|
|||
|