Оглавление 2 страница

Он издает смешок.

— Ага, точно.

— Эй, я вообще-то рассчитываю, что в следующем году ты выиграешь эту золотую медаль! — дразнит Лола. — А то с чего бы еще я стала с тобой встречаться?

Он одаривает ее злобной усмешкой.

— Нам пора двигать отсюда. Сегодня же Оранжевая среда^{^[3]}, — напоминает она ему.

Вечера по средам у Лолы посвящены кино. Каждую неделю, в обязательном порядке, отец отводит ее в кинотеатр. Будучи любителями кино, они завели одну из своих забавных традиций, когда Лола еще ходила в детский сад и потеряла маму из-за рака. В самом начале их с Матео отношений она пыталась убедить его, чтобы он тоже пошел с ними, но тот, несмотря на столь лестное приглашение, все время решительно отказывался, не желая посягать на ее совместное время с отцом.

Пока Лола собирает вещи, он поднимается на ноги и, перекинув ручку своей сумки через плечо, засовывает влажные ступни в ботинки.

— Эй, ребята! — кричит им Хьюго со своего места на солнышке, рядом с Изабель. — Вы уже уходите?

— Да, в отличие от вас, лентяев, у нас есть более важные дела, — дразня, кричит им в ответ Лола. — Увидимся завтра.

Из кухонной двери дома Бауманнов, открытой во внутренний двор, долетает аромат печеных яблок. Собака Лолы, Рокки, бегает кругами по траве, гоняясь за листочком, который подбрасывает вечерний бриз.

— Входи и поздоровайся с папой — он спрашивал о тебе.

Когда они подходят к воротам, Матео уже может разглядеть у плиты Джерри Бауманна: его любимый фартук с «Ганс-энд-Роузес» повязан под слегка отвисшим животом, и он с удовольствием гремит кастрюлей под рев «Куинн» по радио.

— Пап, у тебя опять будут проблемы с соседями! – вместо приветствия кричит ему Лола.

Джерри с лязгом опускает кастрюлю на плиту, разворачивается с широкой улыбкой и в своей обычной манере заключает дочь в медвежьи объятья, как только та заходит в дверь.

— Ай, я не могу дышать. Почему ты уже готовишь?

Игнорируя ее возражения, Джерри поворачивается к Матео и сердечно хлопает того по спине.

— Как поживает мой любимый прыгун?

— Единственный известный вам прыгун, — машинально отвечает Матео, игриво отмахиваясь от Джерри и огибая стол, чтобы повозиться с Рокки. Матео всегда любил этот дом. Он настолько теплый и уютный. Настолько маленький, суматошный и небрежный. Настолько отличающийся от его собственного.

— Садись, садись, — призывает его Джерри, когда Лола исчезает наверху, чтобы переодеться. — Я пришел с работы пораньше, так что решил побыть хорошим отцом и что-нибудь испечь.

— Спасибо, пахнет очень вкусно, но я не голоден. — Матео протягивает руку, сдерживая попытку Джерри передать ему кусок яблочного пирога.

— Ты как обычно выглядишь недокормленным, — возражает Джерри, не обращая внимания и пододвигая к нему тарелку. — Для тренировок тебе нужно топливо!

— Вряд ли. — Но он все равно садится, отламывает небольшой кусочек горелой корочки и тайком скармливает его Рокки, который выжидательно пускает слюни под столом.

— Пап, начало через десять минут! — На кухню влетает с сумочкой Лола, едва не задев тарелку Матео, когда бесцеремонно врезается в стол. — Уверена, твой пирог просто божественен, но я хочу хотя бы раз занять хорошие места, так что давай уже пойдем. — Она подлетает к духовке и выключает ее. — Па-а-ап! Когда-нибудь ты спалишь весь дом.

Джерри перехватывает ее у холодильника и протягивает ложку.

— Просто попробуй. Я приготовил его по рецепту из новой кулинарной книги, которую ты мне подарила.

Лола бросает на Матео многострадальный взгляд и неохотно открывает рот.

— Тебя тоже силком кормят, Мэтти? — с набитым ртом невнятно восклицает она. — А-а-а, пап, я обожгла язык! — Она кидается к раковине и, склонившись над ней, запивает прямо из-под крана.

— Думаешь, я его немного передержал? — беспечно продолжает Джерри, игнорируя выходку своей дочери. — Боюсь, я держал его в духовке слишком долго. — Теперь он откусывает сам.

— Думаю, он очень вкусный, — заверяет его Матео.

— Мэтти, хватит быть вежливым! Почему бы тебе не сказать моему отцу, чтобы он уже убирался отсюда? — умоляет Лола.

Но Матео с легким смешком быстро вскидывает руки.

— Эй, ты же знаешь, что я никогда не принимаю ничью сторону.

— Трус, — сердито бросает она.

С помощью Рокки Матео удается доесть свой кусок, с привычным весельем наблюдая за общением отца и дочери. Таких отношений, как у Лолы и Джерри, он ни у кого раньше не видел. Они — помощники, товарищи по оружию. Собственные родители Матео все время отмечают, что Джерри постоянно позволяет своей дочери делать все, что ей вздумается — расти без присмотра и иметь все, что ни пожелает, — потому что так он пытается восполнить потерю матери. Но Матео с этим не согласен. По большому счету в жизни Лолы есть только они вдвоем, поэтому у них сформировалась такая сильная связь, которая отделяет их от всего остального мира.

Родители Матео склонны считать Джерри хиппи – и, без сомнения, он когда-то им был, — но он, скорее, рокер средних лет. Бывший солист довольно известной группы, Джерри, похоже, передал свой талант дочери. Они оба страстно увлечены музыкой — в частности, роком семидесятых: Дэвид Боуи, Брюс Спрингстин, Лу Рид, «Куинн», «Лед Зеппелин», «Роллинг Стоунс»... У Джерри с Лолой даже есть своя небольшая группа: Джерри сочиняет и играет на ударных, а Лола играет на гитаре и поет.

Но сильнее их общей страсти к музыке Матео всегда изумляет то, как они общаются. Джерри ничем не прошибешь, а Лола не славится бурной чертой характера, но между ними царит такой дух товарищества, который обычно характерен только для лучших друзей. Порой кажется, что взрослая тут Лола, которая выговаривает отцу, что тот разбросал свои принадлежности от фотоаппарата или купил готовую еду. Финансово они не сильно обеспечены: у Лолы в Грейстоуне музыкальная стипендия, а Джерри, насколько ему известно, пытается оплатить ипотеку зарплатой внештатного фотографа. Но с другой стороны, когда Джерри получает задания, ему приходится путешествовать по всему миру, поэтому обычно он на несколько дней забирает Лолу из школы. Так что практически каждая стена этого маленького, но уютного домика покрыта снимками Лолы разных возрастов во всевозможных экзотических местах. Когда Джерри работает здесь, то все время оказывается дома, чтобы встретить свою дочь после школы: в мельчайших подробностях поболтать о проведенном дне, заваливая ее всяческими закусками и напитками. Он всегда готов ей помочь с домашней работой, а вечером они вместе выводят Рокки в парк. После ужина они могут посмотреть телевизор, или скачать какой-нибудь фильм, или, если Лола не слишком устала, отправиться в оборудованную в сарае студию, в конце сада, и поработать над сочинениями Джерри...

Спустя две недели, когда они только начали встречаться, Лола впервые привела его знакомиться с отцом, и тогда Матео нервничал. Он ожидал, что Джерри будет слишком опекать свою единственную дочь. По сути, так оно и было. Но Матео видел, что он одобрил первого серьезного молодого человека своей дочери. Джерри вел себя дружелюбно и с самого начала выказывал интерес к прыжкам в воду. Даже сейчас, несмотря на то, что его тренировки обычно мешают им, они всегда находят возможность позвать и его. Матео не должен бы завидовать. Но порой при виде них вместе, его изнутри пронзает боль.

Распрощавшись с Лолой и Джерри в конце их улицы, Матео буквально за десять минут проходит девять кварталов до своего дома. Хоторн-авеню, еще известная как Дорога Миллионеров, всегда казалась особенно строгой после уютной улочки с маленькими домиками и террасами, где живет Лола. На авеню все кажется в два раза больше: широкая жилая дорога заставлена многофункциональными грузовиками, чередующимися со странными спортивными автомобилями или мотоциклами. Деревья здесь тонкие и высокие, самые верхние ветви располагаются на одном уровне с крышами одинаковых четырехэтажных домов с выкрашенными белым фасадами и блестящими черными дверьми. Минуя соседние дома, где хрустальные люстры ловят за окнами дневные лучи, он поворачивает между колоннами у номера двадцать девять, взбирается по пяти ступеням и тянется за ключами к заднему карману джинсов. Открыв тяжелую дверь, он входит в тихий коридор. Фактически все внутри дома белого или кремового цвета, начиная с тяжелой мраморной плитки внизу и заканчивая толстыми коврами, заглушающими каждый шаг на трех верхних этажах. Все комнаты выкрашены в белый цвет, из-за чего через некоторое время начинают болеть глаза. Первый этаж имеет свободную планировку: холл ведет в гостиную, которая в свою очередь переходит в столовую, а потом — в кухню. Размер всех комнат увеличивается сильнее за счет редко расставленной мебели, в основном, черного и серебристого цветов — даже осветительная арматура выполнена из шлифованного алюминия. На кухне имеется только самое необходимое: белые поверхности, серебристый мощный холодильник с морозильником, шкафчики на уровне глаз и длинная барная стойка, отделяющая ее от гостиной. В ней располагаются черный кожаный диван с такими же креслами, стеклянный кофейный столик, подсвеченный пол, встроенная в стену звуковая система и встроенный в другую стену плоский телевизор. Справа от коридора спиральная лестница, также из белого мрамора, ведет на первый этаж: редко используемая вторая гостиная, гостевая комната и ванная. Второй этаж принадлежит родителям: спальня, конечно же, смежная, кабинет отца и свободная комната, с которой, похоже, никто не знает, что делать — пустая, за исключением сломанного велотренажера и штанг. Верхний этаж родители до сих пор называют «детским этажом». Во-первых, там находится просторная ванная, а рядом с ней большая комната, которая до недавнего времени была детской Лоика. Сейчас это скорее игровая комната с телевизором, компьютером, различными игровыми приставками, столом для футбола и мини-бильярда. На другой стороне лестничной площадки располагаются две более-менее одинаковые спальни: кровати «королевского» размера, встроенные шкафы, двустворчатые окна до пола, выходящие на балконы с видом на сад. По лондонским меркам довольно большой, размером с бассейн; состоит он из небольшого внутреннего дворика, за которым тянется длинная полоса тщательно подстригаемого каждую неделю садовником газона. В саду можно встретить несколько растений и цветов — на кирпичных стенах нет сорняков и лоз. Матео не мог вспомнить, когда в последний раз проводил здесь время. Даже летом сад по большей части не используется, кроме вечеринок. Двери оранжереи открываются прямо в него, а в дальнем конце лужайки маленькая черная дверца выводит на узкую тропинку, тянущуюся вдоль задней части сада и выходящую на улицу — полезный кратчайший путь или маршрут побега, пока его родители развлекаются.

Что касается верхнего этажа, то там строго запрещено вешать любые плакаты. Уборщица каждый день заправляет кровати и убирает за ними. А каждый вечер по возвращении домой Матео обнаруживает свои разбросанные книги аккуратно сложенными у стены, ноутбук — закрытым, а на столе виднеются явные разводы от полировки. Сваленные вещи убраны с пола, смятая простыня заменена на новую. Но как бы ни пытался Матео сделать свою комнату неряшливой и обжитой, к его приходу та всегда приобретает свою обычную больничную опрятность. Раньше его никогда это не беспокоило, наоборот он считал это совершенно нормальным. Это единственный известный ему дом, к тому же дома друзей точно такие же — пускай, наверно, и не такие большие. До встречи с Лолой. До знакомства с Джерри и того, как начал с ними общаться и все больше бывать у них. Сначала его поразил беспорядок, отсутствие посудомоечной машины. Когда они возвращались со школы, посуда после завтрака так же небрежно лежала в раковине. Мозаика из фотографий, рисунков и открыток на дверце холодильника. Собачья шерсть повсюду, крошки на кухонном столе. А вскоре он узнал, что этот беспорядок и чувство обжитости делают это место одним из немногих, где он может чувствовать себя свободно. Одно из немногих мест, где он может расслабиться, закинуть ноги на мебель, заснуть на диване.

Заглядывая на свою собственную кухню, Матео замечает, что грязные тарелки, миски, кружки с недопитым кофе исчезли со стола, как будто завтрак был только плодом его воображения. Лоик за столом в столовой делает домашнюю работу в компании своей новой няни Консуэлы. Она моложе предыдущих: миниатюрная и жилистая, с заостренными чертами лица и нервной энергией.

Похоже, Лоику все наскучило и надоело, светлая голова лежит на вытянутой руке, которая теребит кончик карандаша, пока Консуэла на своем ломаном английском пытается объяснить ему содержание вопроса. Он с надеждой оборачивается, когда входная дверь хлопает, и Матео видит в его глазах разочарование.

— Во сколько придет домой маман?

— И тебе привет. Не знаю. Консуэла, здравствуй.

— Матео, я пытаюсь дозвониться тебе. Твоя мама, она просить меня приготовить курица, но сегодня утром, когда я пришла, там только стейк, поэтому я разморозила стейк, но сейчас думаю, может, нужно купить курица? — Она говорит очень громко, а слова с сильным португальским акцентом вылетают со скоростью пули, отчего их трудно понять.

— Нет, не надо, уверен, стейк будет замечательно...

— Но что насчет курица? Мне купить курица?

О, Боже. Всего второй день здесь, а уже устраивает панику.

— Нет, я уверен, что маме подойдет и стейк, — пытается он ее убедить. — Хочешь, чтобы я поставил его готовиться? Ты уже начала делать ужин?

— Нет, нет, я начинаю ужин.

Он медлит, смущенный ее употреблением времен.

— Хочешь, я помогу Лоику, пока ты разбираешься с ужином?

От этого предложения она, похоже, приходит в ужас.

— Нет, нет! Матео, ты делать сейчас домашнюю работу?

— У меня завтра последний экзамен. Мне не нужно делать домашнюю работу.

— Тогда у тебя тренировка? Ты сейчас тренироваться?

— Да. — Ее манера говорить, произнося все как вопрос, уже действует ему на нервы, поэтому он разворачивается к лестнице в подвал. — Я просто хочу сказать: если тебе понадобится моя помощь, просто позови меня.

— Ты сейчас переодеваться для тренировки, да?

— Да, — устало отвечает он, даже не оборачиваясь и уже спускаясь по лестнице.

— Мэтти? — голос Лоика звучит тихо, но жалобно.

Матео спускается еще на несколько ступенек, останавливается и оборачивается к нему. Кажется, Лоик хочет, чтобы он остался, но... Скоро вернутся родители и примутся спорить, чей день отличился большим стрессом; Консуэла будет паниковать, когда мама станет ее расспрашивать о домашней работе Лоика; а отец потребует обсудить тренировку Матео к соревнованиям в эти выходные.

— Ты можешь мне помочь? — Лоик уныло смотрит на него. — Консуэла не понимает английский.

Матео чувствует раздражение.

— Лоик, не будь таким грубым, конечно, Консуэла...

— Я понимаю, понимаю! — визжит она на него. — Лоик, твой брат должен сейчас тренироваться. Я еще раз тебе объясню. Слушай...

— Но во сколько возвращается мамочка? — Пытаясь игнорировать няню, Лоик по-прежнему смотрит на него разочарованно-жалобным взглядом. Матео никогда не знает, чего от него хочет его восьмилетний брат — только лишь то, что он не может этого выполнить.

— Очень скоро. И поэтому тебе нужно доделывать задания. Сегодня вечером мы будем ужинать вместе. — Он одаривает Лоика ободряющей улыбкой.

— Она будет сегодня укладывать меня спать? — на миг Лоика переполняет надежда.

— Да! — с энтузиазмом кивает он.

— И почитает мне сказку?

— Да! Но только если ты сейчас же доделаешь домашнюю работу, ладно?

Секунду в глазах Лоика читается сомнение, словно он пытается оценить: Матео говорит правду или то, что он хочет услышать, лишь бы поскорее уйти.

— Ты идешь в бассейн?

— Нет. В тренажерный зал.

— А ты придешь на кухню, когда закончишь?

— Да, — отвечает Матео, пребывая в уверенности, что к тому моменту его родители уже вернутся домой.

В подвальном этаже их дома находится тренажерный зал, который обустроил отец, когда Матео начал завоевывать медали на национальном уровне. Им пользуется только он — родители предпочитают заниматься спортом в загородном клубе, — так что зал спроектирован в соответствии с его нуждами в прыжках в воду: размер всего подвала с зеркалами от стены до стены, настил из пружинящей подложки, ремни для прыжков на акробатической дорожке, огромный трамплин для отработки различных видов сальто, беговая дорожка, гребной тренажер, а также различное оборудование для растяжки или укрепления мышц. Всем этим он должен пользоваться один час в день, когда у него тренировка по прыжкам или в спортзале, и два часа — если он выздоравливает после травмы, восстанавливается после ошибки. Воскресенье — единственный выходной. Обычно у него хорошо выходит придерживаться расписания, но поскольку родители никогда не спускаются сюда, а у него есть собственный выход в сад, это место стало полезным предлогом для того, чтобы уединиться, а потом сбежать к Лоле.

Когда он входит, свет включается автоматически, кондиционер начинает гудеть. Матео подходит к музыкальному проигрывателю и, разбираясь с пультом управления, скидывает ботинки и свою форму, после чего достает из шкафа с тренировочной одеждой, которую хранит здесь, серые штаны для бега и голубую футболку. После обязательного часа растяжки, разновесов и кувырков на полу под речетатив Эминема Матео стягивает кроссовки и носки и забирается на трамплин. Тот имеет олимпийский размер и расположен у главного спортзала в специально обустроенном пространстве, который тянется вдоль дома, так что его потолок высотой почти в четыре этажа. Он начинает подпрыгивать, глядя сквозь стеклянные панели на сгущающиеся сумерки в саду, где огни освещают лужайку, и позволяет силе тяжести делать большую часть работы, встряхивая свои уставшие мышцы и наклоняя голову из стороны в сторону. Он медленно набирает высоту, пока не достает до отметки на противоположной стене, а потом начинает переворот. Сальто вперед в положении группировки, дважды подпрыгнуть и повтор. Он выполняет серию из десяти прыжков, затем переключается на сальто вперед в прямом положении, тело натянуто как доска и перекручивается в воздухе. Снова серия прыжков, а потом сальто в согнутом положении: ноги выпрямлены, носки натянуты, руки удерживают щиколотки, голова почти касается коленей. Как только он слегка теряет позицию в воздухе или приземляется в нескольких сантиметрах от креста в центре трамплина, то снова повторяет всю серию. Только идеальная серия — нет смысла мошенничать: иначе придется расплачиваться, когда надо будет выполнять те же самые винты и обороты, ныряя с десятиметровой вышки, и плохой заход головой в воду с такой высоты намного болезненнее, чем непопадание в крест в центре трамплина. Он повторяет серии в том же порядке, в тех же позициях, но на этот раз делает сальто назад, прежде чем закончить череду комбинаций: двойные обороты и винты. Отталкиваясь все выше и выше, он начинает совершать ошибки: приземляется на ребро стопы, вообще промахивается и падает на плечо, — поэтому останавливается и возвращается к разминочным прыжкам, перенаправляет сознание, успокаивает дыхание... чтобы потом снова вернуться к тренировкам. Он уже пересек двухчасовую отметку и понимает, что ему пора остановиться, а потому переходит к последней цели — пять прыжков назад в два оборота с поворотом на 360 градусов во втором обороте, и на этом хватит. Пять, но подряд. Он может это сделать. Просто нужно верить, что он может...

Выйдя из обжигающего душа в верхней части дома, Матео со все еще мокрыми волосами входит в тишину своей белой комнаты, надевает джинсы и футболку и падает на кровать, глядя на непрозрачное стекло свисающего с потолка светильника. В комнате необычайно ярко; у него в груди зарождается неприятное ощущение от перспективы предстоящего вечера. Ужин с родителями — всегда тяжелое испытание, и ему вдруг хочется спать. Как и в большинство дней он встает в пять утра, ныряет в Аква-Центре с шести до восьми, а потом садится в автобус, следующий прямиком в школу. Последние пару недель выдались тяжелыми: экзамены второго уровня сложности почти каждый день и зубрежка в последние минуты выходных, поэтому теперь он измотан. До официального окончания семестра остается еще две недели, а пока школа — скорее формальность. Для подготовки докладов им дали несколько громких имен из наиболее популярных областей: право, медицина, политика, наука. Проводится множество уроков профориентации, а также другие мероприятия, характерные для конца года. Устраиваемый Хьюго большой турнир по крикету, который Матео по глупости согласился помочь организовать и судить, несмотря на отсутствие у него возможности принять в нем участие из страха получить травму. Мюзикл для первых четырех классов, который мазохистски ставит Лола. День Спорта, который должны организовывать шестиклассники; подписывание ежегодников; аукцион для организации «Спасем детей». И, конечно же, субботний бал выпускников, который он, без сомнения, должен готовить, поскольку Лола состоит в комитете, но который совершенно точно пропустит, так как тот совпадает с Национальным чемпионатом в Брайтоне. Какая скукота.

Перевернувшись на бок, он достает из кармана мобильный телефон и устраивается поудобнее, когда рядом с ним на одеяло выпадает знакомый журавлик-оригами, сложенный из тетрадного листа. Снова откинувшись на подушки, он берет его и с улыбкой разворачивает крылья. Лола и ее журавлики... Она всегда каким-то образом умудряется тайком подложить их ему в карман, в школьную сумку, однажды даже в ботинок. Она стала так делать вскоре после того, как они в первый раз встретились, когда ему пришлось всю неделю не ходить в школу из-за чемпионата мира в Гонконге. Она спрятала у него в сумке семь журавликов с четкими инструкциями открывать только по одному в день. Все это немного напоминало Рождественский календарь; уставший после перелета и нервный, он даже вдали от дома чувствовал себя странно спокойным.

Надпись на этом журавлике гласила: «Удачи на сегодняшнем ужине. Надеюсь, твой папа видит целесообразность в отдыхе. Но не беспокойся, если нет — мы все равно найдем способ похитить тебя! P. S. Очень по тебе скучаю. Целую».

Матео с улыбкой снова складывает крылья птицы и засовывает ее под подушку. Лола редко приходит к ним домой, потому что его родители не скрывают, что не одобряют ее. Отчасти потому что они снобы, отчасти потому, что считают, будто она мешает его тренировкам. Поэтому, когда он возвращается в свой стерильный дом и обнаруживает одного из журавликов Лолы, ему всегда кажется, словно он принес с собой небольшой кусочек нее — маленькую частичку ее существа.

Должно быть, он задремал: когда он слышит призывающий к ужину гонг, время как будто ускользает от него. Изумленный, все еще пребывающий в флюоресцентных снах, он открывает глаза и обнаруживает, что свет в комнате изменился. Вечерние цвета оседают на его постели словно пыль, а голубоватая дымка заполняет тихую комнату как вода. За окном садовые деревья растворяются в полумраке. В прохладном воздухе пахнет соснами — сквозь щель, оставленную застекленной дверью, в комнату проникает легкий ветерок, заставляя занавески исполнять неотрепетированный танец. Он проводит языком по обветренным губам и медленно садится, в голове расползается тяжелый туман. За окнами зажигается свет гостиных, где собираются такие же семьи, как у него: они умещают свой день в один час ужина, после чего каждый уединяется в своей комнате, оставляя за собой ворох недосказанного.

Матео тянется к выключателю у кровати, и комната ярко вспыхивает, стирая мир за окном. Он встает, пересекает лестничный пролет в сторону ванной, скользя носками по полированному полу, чьи плитки охлаждают подошвы. Сходив в туалет, смачивает лицо холодной водой. В окно залетает мушка и врезается в зеркало. Следя взглядом за ее траекторией, он рассматривает свое отражение: лицо все еще красное ото сна, отпечаток подушки по-прежнему виднеется на щеке. Лохматые светлые волосы отчаянно нуждаются в стрижке. Цвет глаз, голубой, Матео унаследовал от отца, хотя у него самого они большего размера, отчего он выглядит немного испуганным. Кожа почти прозрачная — на висках заметны бледно-голубые прожилки. Он тянется рукой к свежим вмятинам на коже. По словам Лолы, самые главные его достоинства — это кривая улыбка и ямочки на щеках. А что касается худобы, то годы интенсивных тренировок подарили ему хорошо сложенное тело.

Он безрезультатно оттирает чернильное пятно на кромке футболки, когда гонг снова возвещает о том, что он лишь откладывает неизбежное. Их семья довольно редко собирается за ужином. Во время пасхальных каникул он почти каждый вечер ел у Бауманнов, а в те дни, когда родители должны были вернуться рано, умудрялся сохранить мир, ужиная с Лоиком и его няней. Предыдущая няня была старше и спокойнее, она работала на его родителей последние три года, поэтому ничего не боялась и была готова его покрывать. А насчет Консуэлы складывалось впечатление, что она не будет столь любезна, и ему придется ее уговаривать.

Торопливо спускаясь по лестнице, он чувствует присутствие родителей раньше, чем видит их. Чует аромат маминых духов, папин лосьон после бритья. Пиджаки висят в коридоре в ожидании, когда их уберут. Слышит на кухне мамин голос — та уже распекает Консуэлу. Мама у него высокая, стройная, светловолосая, и за долгие годы проживания в Англии ей так и не удалось скрыть свой сильный парижский акцент. Она всегда безукоризненно одета и никогда не выходит из дома без полноценного макияжа, поэтому ей регулярно говорят, что она слишком молода, чтобы быть матерью сына-подростка. Сегодня вечером на ней по-прежнему офисная одежда: шелковая блузка и обтягивающая юбка-карандаш с разрезом на боку, туфли на высоких каблуках, увеличивающие ее рост на целых восемь сантиметров, благодаря чему она решительно возвышается над крохотной Консуэлой. Вокруг них кружит Лоик, похожий на кота, пытающегося своим мяуканьем привлечь внимание: он хочет показать маме какой-то деревянный предмет, который смастерил в школе. Отец уже сидит во главе стола в своем обычном кресле, попивает виски и листает «Спортс Иллюстрейтед», его галстук перекинут через подлокотник. Он очень высокого роста, с широкими плечами и атлетического телосложения, заядлый гольфист с круглогодичным загаром и коротко стриженными волосами с проседью.

— Лоик, arrê te^{^[4]}! — по-французски рявкает мама. — Иди и покажи пап̀ а. А мне нужно доготовить ужин. Консуэла, пожалуйста, накрой на стол и позволь мне самой закончить. — Краем глаза она замечает Матео, идущего достать из шкафчика тарелки. — Матео, уведи своего брата из кухни. Иначе такими темпами мы никогда не сядем ужинать.

Матео быстро вручает измученной Консуэле тарелки и берет Лоика за руку, аккуратно направляя его к отцу.

— Эй, пап, посмотри, что Лоик смастерил в школе.

Отец мельком бросает взгляд на волчок, который Лоик удрученно держит в руке.

— Хорошо, Лоик. Что это, мяч? — Не успевает Лоик ответить, как взгляд отца переключается на старшего сына. — Доктор Харрингтон-Стоуи уже сообщил, что будет давать тебе индивидуальные уроки дважды в неделю, начиная с сентября?

— Да, — отвечает Матео. — Я удивился. Думал, мы договорились, что я спрошу у мисс Белл. Она же была моей учительницей последние два года...

— Сегодня утром я перед работой позвонил в школу. Мне не хотелось, чтобы ты терял еще один день с этой глупой канадкой.

Он вздрагивает.

— Вообще-то она довольно милая, пап. Она помогла мне получить Британский сертификат о среднем образовании, а в этом году — экзамены второго уровня, по крайней мере, я на это надеюсь...

— Довольно милая? — Отец тихонько смеется, как если бы Матео отмочил хорошую шутку. — У этой женщины всего одна половина мозга — вряд ли я когда-либо встречал на родительском собрании столь невнятно говорящего учителя. Мистер Харрингтон-Стоуи — солидный парень, у него образование в Оксфорде, и ходят слухи, что он действительно подтягивает своих учеников...

«А также самый ненавистный учитель в школе», — думает про себя Матео.

— Дважды в неделю по два часа?

— Следующий год для тебя не перерыв! — уже в сотый раз восклицает отец. — Только потому, что ты откладываешь учебу в университете на год, чтобы принять участие в Олимпиаде, не значит, что можно забросить уроки. Если ты серьезно намерен изучать экономику в Кембридже, то тебе требуется лучшее обучение. Очень плохо, что ты тратишь время на этот экзамен по английскому. Не знаю, почему ты настоял...

«Это именно ты подбил меня взять экономику в Кембридже, чтобы я в конечном итоге отправился работать в Сити, как ты», — Матео перестает обращать внимание на продолжающуюся хвалебную речь и тайком выравнивает бокалы с тарелками, когда Консуэла накрывает на стол. Мать нарезает морковку с энергией, граничащей с манией, и шагает к обеденному столу, чтобы бросить в салатник, будто конфетти, пучок петрушки, нарезанные помидоры, перец и морковь.

— Ох, миссис Уолш, я делаю это... — отчаянно возражает Консуэла.

— Все под контролем, Консуэла. Усади, пожалуйста, мальчиков за стол, ладно? — Раздраженно щелкнув пальцами, мама уходит мыть руки и возвращается к столу, занимая свое обычное место в дальнем конце, ближе всего к кухне, напротив мужа. — Митчелл, пожалуйста, отложи газету. Мы собираемся ужинать.

— А почему тогда никого нет за столом?

Лоик, посасывая средний палец, быстро проскальзывает на свое место. Матео приносит с кухни тяжелое блюдо со стейками и присоединяется к ним. В конце концов, Консуэла занимает свое место рядом с Лоиком. На время повисает тишина, пока все ждут отца. Сделав еще один глоток виски, он мгновение оглядывает их, будто проверяет, все ли на месте, потом складывает руки на коленях и опускает взгляд.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒