Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Пьер Леметр 7 страница



Теперь Камиль твердо знает, что однажды прикончит этого мерзавца. Рано или поздно, но он его убьет. Своими собственными руками.

Судья повернулся к Ле‑ Гуэну, словно актер, совершающий заключительный эффектный жест перед тем, как уйти за кулисы.

– Разумеется, господин комиссар, – произнес он уже более деловым и даже строгим тоном, – вы будете постоянно держать меня в курсе дела.

 

– На данный момент у нас две первоочередные задачи, – произнес Камиль, обращаясь к подчиненным. – Первая: составить психологический портрет Трарье, понять его жизнь. Именно в его жизни мы найдем след этой женщины и, возможно, установим ее личность. А это главная проблема – мы все еще ничего о ней не знаем: ни кто она, ни тем более почему он ее похитил. Отсюда переходим ко второй задаче: единственная ниточка, за которую мы сейчас можем потянуть, – это личные контакты Трарье, хранящиеся в его телефоне и в компьютере его сына, которым пользовался и он сам. Понятно, что все они довольно старые – многонедельной давности, но это все, что у нас есть. Этого мало, разумеется. Те факты, которыми мы располагаем, весьма тревожны. Никто не может сказать наверняка, что именно Трарье собирался сделать с этой женщиной, зачем запер ее в этой висячей клетке, но теперь, когда он мертв, ясно, что ей осталось жить считаные дни. Даже если явных опасностей нет, ей угрожают обезвоживание и истощение – а это медленная мучительная смерть. Не говоря уже о крысах…

Первым заговорил Марсан – криминалист, служивший посредником между бригадой Верховена и экспертами, которые сейчас работали по «делу Трарье».

– Даже если ее найдут живой, – сказал он, – дегидратация может привести к необратимым неврологическим осложнениям. Иными словами, есть шанс, что вы найдете овощ.

Он не церемонится. И правильно, подумал Камиль. Я не решаюсь назвать вещи своими именами, потому что я боюсь. А страх в этом деле не помощник.

Стряхнув оцепенение, он спросил:

– Что с фургоном?

– Его досконально исследовали прошлой ночью, – ответил Марсан, сверяясь со своими записями. – Обнаружили волосы и следы крови, так что у нас имеются образцы ДНК жертвы, но поскольку ее данных нет в полицейской картотеке, мы по‑ прежнему не знаем, кто она.

– А фоторобот жертвы?

Во внутреннем кармане куртки Трарье нашли фотографию его сына, сделанную на деревенской ярмарке. Он обнимал какую‑ то девушку, но снимок сильно запачкан кровью – лица не разглядеть. Так или иначе, снимок сделан, судя по всему, довольно давно. Девушка на нем скорее полная, поэтому нельзя утверждать, что речь идет о той же, чьи фотографии хранились в мобильном телефоне. Вот из них должно выйти больше толку.

– Да, думаю, тут мы кое‑ чего добьемся – говорит Марсан. – Даром что мобильник из самых дешевых – снимки четкие, хорошо видно лицо в разных ракурсах. Завтра фоторобот будет у вас.

По фотографиям также можно сделать кое‑ какие предположения о месте, в котором находится жертва. Правда, разглядеть удавалось не слишком много, поскольку снимки сделаны с близкого расстояния и, кроме самой женщины, на них почти ничего не видно. Однако эксперты тщательно просканировали все детали и указали в заключении все свои выводы, предположения, направления поисков…

– Тип здания по‑ прежнему остается неизвестным, – продолжал Марсан. – Учитывая время, когда сделаны снимки, и степень освещенности, мы сделали вывод, что окна выходят на северо‑ восток. Хотя стопроцентной уверенности у нас нет. На снимках нет глубины и перспективы, поэтому невозможно точно определить размеры помещения. Свет направлен сверху вниз, высота потолка предположительно около четырех метров. Может быть, больше. Пол бетонный, кое‑ где лужи воды. Все фотографии сделаны при естественном освещении. Возможно, электричество вообще отсутствует. Что касается подручных средств, которыми пользовался похититель, в них, насколько можно судить по фотографиям, нет ничего примечательного. Клетка сколочена из необструганных досок, крышка завинчена стандартными болтами, вделанное в нее стальное кольцо – также стандартное, держится она на обычной пеньковой веревке. Из этого ничего не вытянешь. Крысы, предположительно, – постоянные обитатели этого места. Скорее всего, речь идет о заброшенном нежилом здании.

– Время и даты на фотографиях указывают на то, что похититель навещал свою жертву по меньшей мере два раза в день, – сказал Камиль. – Значит, это здание находится в границах парижских предместий.

Остальные закивали. По их лицам Камиль догадался, что они и без него уже об этом знают. На секунду он представил себя дома, рядом с Душечкой. Ему больше не хотелось здесь оставаться. Он уже собирался проститься и уехать, когда вошел Морель. Камиль устало прикрыл глаза. Сейчас опять начнется говорильня…

Луи предложил Арману составить сводное описание места, где находится жертва, – с упоминанием всех сообщенных экспертом подробностей, – и срочно разослать его по всем полицейским участкам Иль‑ де‑ Франс. Камиль машинально согласился с ним, хотя и не питал особых иллюзий на этот счет. Под такое расплывчатое описание наверняка подойдут три здания из пяти. По уже имеющимся данным, которые собрал тот же Арман, в окрестностях Парижа существует шестьдесят четыре микрорайона, классифицируемые как «промзоны», – и это не считая отдельно стоящих заброшенных зданий.

– Прессе пока ни слова? – спросил Камиль Ле‑ Гуэна.

– Ты что, издеваешься?!

 

Луи дошел уже до середины коридора, ведущего к выходу, как вдруг повернул обратно. На его лице читалась озабоченность.

– И все‑ таки, – сказал он Камилю, – это ведь довольно хитроумная идея, насчет клетки средневекового образца. Как‑ то она не вяжется с таким типом, как Трарье… Слишком сложна для него…

– Да нет, Луи, это ты сам слишком хитроумен для Трарье! Он не изготавливал средневековую клетку – это ты про нее вспомнил. Тебе пришла в голову такая параллель, потому что ты хорошо знаешь историю. Вот ты и решил, что это клетка, которая называлась – как там ее? – «девчонка». А Трарье не копировал никакую «девчонку», он сколотил простую клетку. Только очень маленькую.

 

Ле‑ Гуэн слушал Камиля, развалившись в своем огромном кресле и закрыв глаза. По виду он ничем не отличался от спящего, но Камиль знал, что таков его способ сконцентрироваться.

– Жан‑ Пьер Трарье, – говорил Камиль, – родился одиннадцатого октября пятьдесят третьего года, так что ему было пятьдесят три. Профессия – слесарь‑ наладчик, двадцать семь лет проработал в мастерских, связанных с авиацией (начал в компании «Южная авиация» в семидесятом). Уволен по сокращению штатов в девяносто седьмом, два года был безработным, затем устроился уборщиком в больницу Рене Понтибье, через два года снова был уволен по сокращению и остался без работы. В две тысячи втором году нашел место сторожа в промзоне. Туда же и переселился.

– Как его характеризовали? Склонен к насилию?

– Вроде того. Вечно лез в драку. Легко выходил из себя. По крайней мере, об этом свидетельствовала его жена, Розелина. Они поженились в семидесятом, и в этом же году у них родился сын, Паскаль. Вот отсюда уже интереснее. Я к нему еще вернусь.

– Нет, давай уж сразу, – потребовал Ле‑ Гуэн.

– Сын исчез. В июле прошлого года.

– Вот отсюда поподробнее.

– Я пока еще не знаю всех деталей, но в общих чертах можно сказать так: Паскаль был абсолютным неудачником. У него не ладилось с учебой в школе, коллеже, техническом лицее, потом со стажировкой, потом с работой… Словом, никаких побед, одни поражения. Он пытался что‑ то менять – работу, жилье, – но все бесполезно. Отец сумел устроить его на работу в больницу, в которой работал сам, – взял его себе в подручные. Это было в двухтысячном году. Став коллегами, они еще теснее сблизились – к родственным чувствам прибавилась рабочая солидарность. Но всего через год обоих уволили. Когда отец нашел место сторожа в две тысячи втором году, сын перебрался к нему в его новое жилье. К тому времени, между прочим, Паскалю стукнуло ни много ни мало тридцать шесть годков! Но я видел его комнату – игровая приставка, постеры с футболистами, компьютер с выходом в Интернет, где его интересовали исключительно порносайты… Если не считать груды пустых пивных банок под кроватью, точь‑ в‑ точь комната подростка. Психологи в таких случаях обычно говорят об «инфантилизме», но если по‑ простому – Паскаль был типичный недоросль. И вот – гром среди ясного неба: в июле две тысячи шестого года он исчезает! Трарье‑ старший заявляет в полицию о его пропаже.

– Расследование назначили?

– Можно сказать, Трарье в одиночку занимался расследованием. Что касается полицейских, они действовали спустя рукава. Сын Трарье сбежал с какой‑ то девицей, захватив свою одежду, личные вещи, а также все деньги с банковского счета отца – там было негусто, шестьсот двадцать три евро. Самого Трарье направили в местную префектуру. Расследование не слишком афишировали – все же семейное дело… Поиски по региону не увенчались успехом. В марте был объявлен общенациональный розыск. Опять безрезультатно. Трарье пришел в ярость. Он требовал хоть какого‑ то результата. И вот в начале августа – то есть год спустя после исчезновения Паскаля, – ему выдали заключение о том, что поиски не увенчались успехом. Молодой человек так и не объявился. Но, полагаю, когда он узнает о смерти отца, у нас будут шансы его увидеть.

– А что с матерью?

– Трарье развелся в восемьдесят четвертом году. Точнее, инициатива исходила от жены – из‑ за постоянного грубого обращения и пьянства мужа. Сын остался с ним. Они вроде бы неплохо ладили. По крайней мере, до того момента, как Паскаль решил сбежать. Мать повторно вышла замуж, сейчас живет со вторым мужем в Орлеане. Ее фамилия… – Камиль полистал блокнот, не нашел нужной записи и махнул рукой: – Ладно, не важно, ее быстро отыщут и вызовут сюда.

– Еще что‑ нибудь?

– Да. Мобильный телефон Трарье – служебный. Его предоставил работодатель, чтобы иметь возможность связываться со своим подчиненным в любое время, даже если тот не на работе. Список вызовов указывает на то, что Трарье поначалу очень редко пользовался этим телефоном – и в основном звонил, что называется, по служебной необходимости. Но потом он вдруг принялся звонить гораздо чаще. Не то чтобы слишком часто, но разница заметна. В списке сохранилось примерно с десяток номеров, по которым он звонил два, три и более раз.

– И что?

– А то, что эта внезапная активность началась примерно две недели спустя после того, как в полиции выдали заключение об отсутствии результатов поисков. И прекратилась за три недели до похищения женщины.

Ле‑ Гуэн нахмурился. Камиль добавил:

– Очевидно, когда Трарье убедился, что полиция ничего не делает, он решил действовать сам.

– Ты хочешь сказать, похищенная женщина – та самая, с которой сбежал его сынок?

– Думаю, да.

– Ты говорил, на фотографии, найденной в кармане Трарье, его сын с какой‑ то толстушкой. А та, что в клетке, – совсем не толстая.

– Ну мало ли… Она могла похудеть за то время, что сидела взаперти. Не знаю… Но мне кажется, это она. Теперь узнать бы еще, где этот Паскаль…

 

 

Алекс и до этого момента страдала от холода, пусть не так сильно, как от всего остального. Хотя сентябрь был довольно теплый, она мерзла оттого, что почти не двигалась и к тому же была сильно истощена. Но внезапно холод стал гораздо ощутимее – как будто резко наступила зима. Теперь она мерзла не только от неподвижности и истощения, но и оттого, что температура упала градусов на десять. Судя по дневному освещению, небо снаружи потемнело. Затем на крышу обрушились резкие порывы ветра – он выл и свистел, и порой эти звуки казались воплями отчаяния.

Крысы тоже забеспокоились – они то и дело поднимали головы, встревоженно поводя усами. И вдруг в одно мгновение на крышу здания обрушились потоки ливня, отчего оно заскрипело и застонало, словно корабль, попавший в бурю. Алекс даже не успела заметить, как все крысы вылезли из укрытия – а они уже спускались вниз по стенам, чтобы напиться дождевой воды из стремительно разрастающихся луж на бетонном полу. Теперь она насчитала их девять – хотя не была уверена, что все они те же, что и раньше. Вот, например, эта здоровенная тварь, черная с рыжими подпалинами, – кажется, она появилась недавно, и остальные ее побаивались. Она спустилась раньше всех и начала пить из лужи, к которой никто больше не подошел. И первой же поднялась обратно по веревке. Казалось, остальные всегда следуют ее примеру.

Намокнув под дождем, эта крыса стала выглядеть еще омерзительнее. Ее шерсть казалась грязной и слипшейся, взгляд стал более пристальным, словно теперь она постоянно держалась настороже. Намокший длинный хвост вызывал даже не отвращение, а страх – как будто это была какая‑ то другая тварь, существовавшая отдельно от крысы, кто‑ то вроде змеи.

За проливным дождем началась гроза, к сырости добавился холод. Алекс совсем закоченела – теперь она вовсе не могла пошевелиться. Лишь чувствовала, как по ее телу прокатываются волны озноба – не просто дрожь, а настоящие судороги. Она лихорадочно стучала зубами. Ветер проносился по огромным пустым помещениям с такой силой, что ее клетка раскачивалась и вращалась вокруг своей оси.

Черно‑ рыжая крыса, единственная поднявшаяся по веревке, вначале расхаживала взад‑ вперед по крышке клетки, затем остановилась и высоко поднялась на задних лапках, почти встав на цыпочки. Судя по всему, она подала некий сигнал всеобщего сбора, потому что буквально через несколько секунд все остальные крысы присоединились к ней. Они были повсюду – справа, слева, на крышке, в корзине…

На мгновение весь зал осветился вспышкой молнии. Все крысы одновременно подняли головы, а затем стали носиться туда‑ сюда. Однако эти перемещения не были хаотическими – скорее они напоминали какой‑ то ритуальный танец. Крысы дергались, словно гальванизированные.

Только огромная черная крыса продолжала неподвижно стоять на доске, ближайшей к лицу Алекс. Затем тварь наклонилась и вытянула шею, еще ближе придвигаясь к пленнице и пристально глядя на нее расширенными глазами. Наконец снова выпрямилась и встала на задние лапки. Ее живот с рыжими подпалинами выглядел неправдоподобно огромным, раздутым. Она резко запищала, размахивая передними лапками во все стороны. Подушечки лапок были розовыми. Но Алекс видела только когти.

Она поняла, что крысы невероятно умны. Они догадались, что к голоду, жажде и холоду, которые она испытывала, нужно добавить страх – и устроили свой адский концерт. Чтобы окончательно ее сломить. Ей удалось выпить несколько капель дождевой воды, которую швыряли ей в лицо порывы ветра. Она больше не плакала, она дрожала. Она уже думала о смерти как об освобождении, но не осмеливалась представить себе, каково это – быть сожранной крысами…

Сколько дней они будут ею питаться?..

Не выдержав, Алекс уже собиралась завопить.

Но впервые за все время из ее горла не вырвалось ни единого звука.

Ее истощение достигло предела.

 

 

Ле‑ Гуэн встал с места, потянулся и сделал несколько шагов по кабинету, продолжая слушать отчет Камиля. Затем снова сел, положил обе ладони на стол и слегка прикрыл глаза, отчего стал похож на задумчивого грузного сфинкса. У Камиля появилось ощущение, что шефа осенила какая‑ то внезапная догадка, но он пока предпочел оставить ее при себе. А может, просто наслаждался своей небольшой разминкой, которую традиционно совершал три раза в день – вставал, доходил до двери и возвращался обратно. Иногда даже четыре раза. Спортивная дисциплина у него железная.

– Семь‑ восемь контактов, найденных в мобильнике Трарье, представляют некоторый интерес, – продолжал Камиль. – Этим людям он звонил по многу раз. И всегда задавал одни и те же вопросы – о своем пропавшем сыне. Когда он приезжал к ним, показывал ту фотографию, где Паскаль с какой‑ то девицей на сельской ярмарке.

Камиль побеседовал только с двумя из этих свидетелей – с другими встречались Луи и Арман. Он мимоходом зашел к Ле‑ Гуэну, чтобы сообщить ему об этом, но вообще‑ то в комиссариат он вернулся по другой причине – бывшая жена Трарье недавно прибыла из Орлеана и вот‑ вот появится здесь. Транспортные расходы любезно взяла на себя тамошняя жандармерия.

– Наверняка Трарье нашел их координаты в электронной почте сына. Их там и было‑ то всего ничего.

Камиль мельком глянул в свои записи.

– Некая Валери Туке, тридцать пять лет, бывшая одноклассница Паскаля, которую он на протяжении пятнадцати лет безнадежно пытался затащить в постель.

– В упорстве ему не откажешь.

– Его отец звонил ей множество раз, чтобы спросить, нет ли у нее каких известий о его отпрыске. По ее словам, Паскаль – совершенно жалкий тип. Полный неудачник. «Чурбан», как она выразилась. И еще… если у тебя найдется пара лишних минут, сейчас найду… а, вот: «Полное ничтожество. Ради эпатажа вечно рассказывал какие‑ то дурацкие истории…» В общем, судя по отзывам, то еще чудило. Хотя в целом безобидный. Но, во всяком случае, эта Валери понятия не имеет о том, что с ним стало.

– А другие свидетели?

– Некто Патрик Жюпьен, водитель, работающий в службе доставки на дом в химчистке‑ прачечной. Знакомый Паскаля Трарье по парижскому тотализатору. У него тоже не оказалось никаких известий от Паскаля. Девушку с фотографии он не знает. Еще один, Тома Вассер, приятель по коллежу, коммивояжер… Бывший коллега по работе – Дидье Коттар, грузчик, с которым они вместе работали в фирме, торгующей товарами на заказ по каталогам… В общем, каждый раз одна и та же история – звонит папаша Трарье, ставит всех на уши, но никто не может ему помочь – никто не общался с Паскалем уже очень давно. Все, что они могут сказать, – в деле замешана какая‑ то девица. Его приятель Вассер в открытую хохотал: «Ну, наконец‑ то он хоть кого‑ то подцепил! » Другой приятель, шофер из службы доставки, тоже говорил, что Паскаль всем уши прожужжал про свою Натали, но что за Натали – он понятия не имеет, никто никогда ее не видел. Получается, что Паскаль ее никому не показывал.

– Хм…

– В принципе это само по себе не слишком удивительно. Они познакомились в середине июня, а сбежал он с ней всего месяц спустя. То есть у него было не так много времени, чтобы познакомить ее с друзьями.

Наступила пауза. Камиль, слегка нахмурившись, листал свои записи. Время от времени он машинально поворачивал голову и смотрел в окно, словно надеясь увидеть там ответ на один из своих вопросов. Затем снова погружался в чтение. Ле‑ Гуэн хорошо знал эту манеру своего подчиненного и не торопил его. Лишь по истечении нескольких минут он наконец сказал:

– Ну давай выкладывай.

Он с удивлением заметил, что Камиль пребывает в некотором замешательстве, – такое случалось нечасто.

– Даже не знаю, как сказать… в общем, если начистоту – эта девушка… мне не очень‑ то нравится.

И тут же, не давая комиссару произнести ни слова, вскинул обе ладони вверх, словно защищаясь:

– Я знаю, знаю! Я знаю, Жан! Она жертва, а жертву мы не можем обвинять! Но если тебя интересует мое мнение – ну что поделать, оно вот такое.

Ле‑ Гуэн подался вперед и положил локти на стол.

– Камиль, но это полный идиотизм!

– Я знаю.

– Эту девушку посадили в клетку, как воробья, подвесили в двух метрах над землей, и она сидит там уже неделю…

– Я знаю, Жан…

– …и по фотографиям ясно видно, что она запросто может помереть со дня на день!..

– Да…

– Тип, который так с ней поступил, – законченный мерзавец, грубый скот, пьяница…

На сей раз Камиль только вздохнул.

– …который запер ее вместе с крысами…

Камиль кивнул, морщась, как от зубной боли.

– …который предпочел покончить с собой, лишь бы не сказать нам, где она…

Камиль закрыл глаза, как человек, который не хочет видеть катастрофу, виновником которой стал.

– …а тебе, значит, она «не очень‑ то нравится»? Ты уже говорил об этом кому‑ нибудь? Или приберег такую сенсацию персонально для меня?

Но, поскольку Камиль ничего не отвечал, не протестовал, хуже того – даже не делал попытки защититься, Ле‑ Гуэн понял, что в этом деле и впрямь что‑ то не так. Какое‑ то отклонение, аномалия… Наконец Камиль медленно произнес:

– Я не понимаю, почему никто не заявил об исчезновении этой девушки.

– О‑ ля‑ ля! Да таких случаев сотни, если не тыся…

– …тысячи, я знаю, Жан. Тысячи людей пропадают без вести, и никто не заявляет об этом в полицию. Но согласись – ведь этот тип, Трарье… он ведь, скажем так, не семи пядей во лбу, согласен?

– Ну допустим.

– И не самая утонченная натура.

– Да не тяни! К чему ты клонишь?

– Вот объясни мне, пожалуйста: с чего вдруг он так разгневался на эту девушку? И почему решил ее наказать таким… не вполне обычным способом?

Ле‑ Гуэн закатил глаза к потолку.

– Он ведь, можно сказать, провел частное расследование в связи с исчезновением своего сына. А потом купил доски, сколотил клетку, нашел уединенное место, где можно держать пленницу долгое время, после чего похитил свою жертву, запер и устроил ей пытку, сходную с поджариванием на медленном огне. И каждый день фотографировал ее ради наглядного подтверждения того, что она все ближе к могиле. И что, ты будешь утверждать, что это – примитивная выдумка?

– Я этого не говорил.

– Да уж конечно! Именно это ты и говорил – ну или, во всяком случае, такой вывод напрашивается из того, что ты говорил. То есть в его мозгу, примитивном мозгу обычного наладчика, возникает идея: а что, если я найду ту девицу, с которой сбежал мой сын, и посажу ее в деревянную клетку, – так? И по какой‑ то невероятной случайности личность этой девицы никому не удается установить. То есть этот человек, глупый как пробка, без труда находит женщину, которую мы с тобой не можем найти до сих пор!

 

 

Она почти не спала – ей было слишком страшно. Сильнее, чем когда‑ либо с момента заточения, ее тело сводили судороги, сильнее, чем когда‑ либо, она страдала оттого, что не может как следует выпрямиться, нормально поесть, нормально поспать, вытянуть руки и ноги хотя бы на несколько минут… а теперь еще эти крысы! Ее рассудок все больше угасал, порой на протяжении целых часов окружающий мир казался ей размытым, текучим, все звуки доходили до нее словно сквозь вату, как будто они были только эхом, отголосками каких‑ то других, настоящих, раздававшихся где‑ то очень далеко отсюда, – хотя на самом деле она слышала собственные стоны, рыдания и глухие утробные вопли, поднимавшиеся откуда‑ то из глубины ее тела. Она слабела ужасающе быстро, буквально с каждой минутой.

Ее голова то и дело падала на грудь, рывком поднималась, снова падала. От усталости, бессонницы, боли она впала в полубессознательное состояние. У нее совсем помутился рассудок от ужаса перед крысами – теперь они мерещились ей буквально повсюду.

И вдруг, сама не зная почему, она ощутила твердую уверенность, что Трарье больше не вернется, что он оставил ее насовсем. Если он вернется, она все ему скажет. Она повторяла раз за разом, словно заклинание: пусть он вернется, и я ему все скажу, чтобы покончить с этим. Она на все согласна – лишь бы он побыстрее ее убил. Все лучше, чем крысы…

Они спускались по веревке друг за другом каждый день, как только начинало светать. Они возбужденно попискивали. Они знали – она принадлежит им.

Они даже не хотели дождаться, пока она умрет. Они были слишком возбуждены. Никогда еще они не дрались между собой так ожесточенно, как сегодня утром. Они подвигались все ближе и ближе, тянули к ней свои мерзкие усатые морды, обнюхивали ее… Они еще ждали, пока она потеряет последние силы, но все сильнее проявляли нетерпение, все больше нервничали. Когда они решат, что уже пора?.. Кто подаст им знак?

Неожиданно для себя она вдруг вынырнула из своего оцепенения, и на короткое время ее рассудок прояснился.

Фраза, которую он произнес… «Я хочу посмотреть, как ты сдохнешь». Именно так он сказал в самом начале. Позже она никак не могла вспомнить точно, ей казалось, что он сказал: «Я хочу посмотреть, как ты будешь подыхать». Но нет. Он хотел увидеть ее уже мертвой. Значит, до тех пор пока она не умрет, он больше не появится.

Черная крыса с рыжими подпалинами сидела на задних лапках прямо у нее над головой, возбужденно попискивая. Иногда она топорщила усы, вздергивая верхнюю губу, и тогда становились видны ее зубы.

Алекс оставалось только одно… Она вытянула дрожащую руку и просунула кончики пальцев в узкую щель между двумя досками. Раньше она старалась не задевать эти доски, потому что край одной из них неровный, и о него можно занозиться, – но, несмотря на все предосторожности, несколько раз оцарапалась. Она просовывала пальцы в щель, миллиметр за миллиметром, дерево слегка поскрипывало, она продвинулась еще немного, сконцентрировалась, собрала все силы, которые у нее еще оставались, и надавила на доску. Задуманное удалось ей не сразу, несколько раз она возобновляла попытки, но наконец дерево хрустнуло. В пальцах Алекс оказалась длинная, сантиметров в пятнадцать, и острая щепка. Она посмотрела вверх, в щель на дощатой крышке, сквозь которую виднелось брюхо крысы, сидевшей рядом с железным кольцом и тянувшейся от него к потолку веревкой. В следующий миг она резким движением просунула свое оружие в щель и изо всех сил ткнула им в крысу. Та заверещала, пытаясь уцепиться когтями за дерево, но, не удержавшись, полетела вниз с двухметровой высоты. Почти сразу вслед за этим Алекс вонзила щепку в собственную руку и, словно нож, повернула ее в ране. Она закричала от боли.

Из раны заструилась кровь.

 

 

Розелина Брюно не испытывала ни малейшего желания говорить о своем бывшем муже; все, чего она хотела, – хоть что‑ то узнать о сыне, исчезнувшем больше года назад.

– Четырнадцатого июля! – трагически произнесла она, словно исчезновение в день национального праздника имело для нее какое‑ то особое значение.

Камиль встал из‑ за своего рабочего стола и сел рядом с ней.

Раньше у него было два стула для посетителей – один с удлиненными ножками, другой – с укороченными. В зависимости от обстоятельств беседы он выбирал тот или другой. Психологический эффект в обоих случаях оказывался разным, но весьма впечатляющим. Однако Ирэн не нравились эти полицейские штучки, поэтому он от них отказался. Какое‑ то время эти стулья оставались в участке, служа в основном для розыгрышей новичков. Розыгрыши, правда, получались не особенно смешными, и в один прекрасный день оба стула куда‑ то исчезли. Камиль подозревал, что их утащил к себе домой Арман. Он словно воочию видел эту картину: Арман и его супруга сидят за обеденным столом, кто‑ то на чересчур высоком стуле, кто‑ то на слишком низком…

И вот, глядя на мадам Брюно, Камиль снова вспомнил об этих стульях, поскольку в данной ситуации они могли бы помочь ему создать атмосферу доброжелательности – а сейчас это крайне важно. Тем более что время поджимает. Камиль решил сосредоточиться на допросе, потому что, как только он задумывался о похищенной женщине, – его сознание тут же заполнялось хаотичным мельканием образов, мешающих рассуждать, поскольку они пробуждали воспоминания, от которых он терял почву под ногами.

К несчастью, с Розелиной Брюно они, что называется, не на одной волне. Она – маленькая хрупкая женщина, скорее всего, обычно весьма живая и подвижная, но сейчас – очень сдержанная, хотя явно встревоженная. Постоянно держится начеку и лишь сухо кивает в ответ на предварительные вопросы. Кажется, она уверена, что ее вызвали затем, чтобы сообщить о смерти сына. Такое предчувствие возникло у нее в тот самый момент, когда жандармы явились за ней в автошколу, где она работала.

– Ваш бывший муж покончил с собой прошлой ночью, мадам Брюно, – наконец произнес Камиль.

Даже несмотря на то, что она развелась с первым мужем почти двадцать лет назад, это известие ее потрясло. Она взглянула Камилю прямо в глаза. Чувство, пробивавшееся в ее взгляде, было неопределенным – в диапазоне от горечи («Отмучился! ») до цинизма («Невелика потеря! »), но все же преобладало в нем сострадание. Какое‑ то время она молчала. Камиль заметил, что она похожа на птицу: острый нос, острый взгляд, угловатые плечи, остроконечные груди. Он очень хорошо представлял, как мог бы ее нарисовать.

– Как он умер? – наконец спросила женщина.

Учитывая обстоятельства развода, она, конечно, не слишком сожалела о покойном супруге; скорее уж, сказал себе Камиль, первый вопрос, которого следовало от нее ждать, – нет ли известий о пропавшем сыне. Но раз она его не задала, значит, на то есть какая‑ то причина.

– Дело в том, что его преследовала полиция.

Разумеется, мадам Брюно, памятуя о грубом обращении с ней бывшего супруга, понимала, что это за тип, но такая новость по идее могла бы стать для нее неожиданной. Гангстером‑ то он уж точно не был. Слова «преследовала полиция» должны вызвать у нее как минимум удивление – но этого не произошло. Она просто в очередной раз быстро, по‑ птичьи кивнула, но не выразила никаких эмоций.

– Мадам Брюно… – Камиль проявлял максимум терпения именно потому, что следовало действовать быстро, – я и мои коллеги считаем, что исчезновение Паскаля и недавняя смерть его отца связаны между собой. Точнее, мы в этом убеждены. Чем скорее вы ответите на наши вопросы, тем больше у нас будет шансов отыскать вашего сына в ближайшее время.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.