Глава 8. 23 августа

Глава 8

2 июля

Я наблюдал, как она разбирала свою холщовую сумку, выкладывая перед собой ингредиенты для нашего ужина.

— Позволь мне заплатить за что-нибудь, — сказал я, когда она положила на стойку темно-фиолетовую гроздь винограда.

— Ни за что, — она взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Дрю. Серьезно.

Внутри меня что-то перевернулось от того, как прекрасна она была. Гладкая кожа с красивым оттенком, зацелованная солнцем.

— Нора, ты готовила для меня ужин двадцать вечеров подряд. Пожалуйста, позволь мне заплатить тебе за это, — умолял я ее глазами, желая дать ей понять, как сильно я этого хотел, как много ее простая доброта значила для меня. Питание для меня было больше, чем поддержание энергии и здоровья. С ней это становилось тем, что оно собой представляло — ее заботой и уходом, неким совместным занятием.

Я привык заботиться сам и получать заботу в ответ. В деревнях я навещал и помогал тем, кто не мог помочь себе сам. Я охотно отдавал свою энергию, а мои пациенты, как правило, принимали ее. В свою очередь, женщины во время моих командировок заботились обо мне. Они благодарили меня плодами и блюдами своей земли и своих столов. Я с благодарностью принимал все это.

Но здесь все было по-другому. Что я давал Норе? Что она получала от нашего совместно проведенного времени?

— Готовить для двоих легче, чем для одного, — объяснила она просто, сложив сумку и убрав ее на противоположную стойку. — Мне не хватает кого-то, для кого я могла бы готовить.

На этом разговор о долге и деньгах был окончен. Она с легкостью перемещалась вокруг меня, снова принявшись разбирать и распаковывать покупки. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но у нее была та легкая улыбка, к которой он так привык.

Движения ее рук приостановились, она повернулась ко мне и спросила с легким беспокойством:

— У тебя ведь есть гриль?

— Гриль? Да, конечно. Он вон там.

Я повел ее через свою маленькую кухню к задней площадке, указав на забытую темно-серый гриль, который находился как раз за площадкой.

— Так себе, конечно, — признал я, пожав плечами и почесав затылок. — Вообще-то я его не так часто использую.

Когда она усмехнулась мне, я добавил:

— В смысле, вообще не использую.

Она прошмыгнула мимо меня и осторожно приподняла крышку, заглянув внутрь, где все было покрыто паутиной.

— Он идеален.

Ее глаза пробежались по всему двору, словно ища чего-то.

— Можешь очистить его от паутины, а я пока пробегусь по улице, подберу пару брусков?

— Да, мэм, — ответил я, довольный тем, что мне поручили какое-то дело. В последнее время наблюдение за тем, как она готовит, сводило меня с ума. Мне приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы не преследовать ее по всей кухне, обхватив ее бедра.

— Я скоро.

Я смотрел на удаляющийся силуэт, который вышел через дверь и скрылся с поля зрения. Мой взгляд задержался на ее длинных, загорелых ногах.

К ее возвращению с другой холщовой сумкой в руках гриль был вычищен и готов. Я улыбнулся, услышав, как открылась и закрылась дверца. Мне так нравилось та легкость, с которой она перемещалась по моему дому. Я встретил ее внизу лестницы, взяв у нее сумку.

— Принесешь сюда еще какое-нибудь добро, и можно выделить в ванной местечко для твоей зубной щетки.

Она улыбнулась и прервала зрительный контакт, когда ее щеки зарделись.

— Прости, — пробормотала она, убрав за ухо непослушную прядь. — Я в последнее время вроде как оккупировала твою кухню, да?

— Нора, — сказал я, повернув ее лицо к себе и подняв ее подбородок. — Я пошутил. Мне нравится видеть твои девчачьи цветастые миски в своей раковине.

Она хлопнула меня по плечу и вручила мне пакет с древесным углем.

— Ну ладно, мужицкий мужик. Разведи для женщины огонь.

Мы сидели вдвоем на шероховатых деревянных ступеньках с бокалами вина в руках. Ее бедра были так близко от меня. Я чувствовал ее жар даже на позднем послеобеденном солнце. Тунцовые стейки, которые она принесла на обед, мариновались в холодильнике, а мы наблюдали, как угли меняют цвет от черного к серому и почти белому.

— Вон там, – сказала она шепотом, перемещая взгляд от тлеющих брусков к моему жалкому — но чистому — двору. — Ты действительно над многим здесь поработал.

Она повернулась ко мне с довольной улыбкой.

— Тебе не все равно. Это заметно.

— Я прибрался, — сказал я, пытаясь посмотреть на свой двор ее глазами. — Предыдущие жители реально запустили его.

Она кивнула, соглашаясь с ним, и продолжила созерцать пустынное пространство.

Я не мог не почувствовать себя каким-то профаном, когда представил разницу между воображаемым мной видом ее дворика и моего. Мое уважение к ней окрепло, когда я прикинул, сколько времени и сил должно было отнять у женщины самостоятельное проживание и содержание хозяйства.

— Немного сумасшедшая соседка… — проговорил я, продолжая изучать глазами бокал. — Мне нравятся наши ужины.

Я схожу по тебе с ума, не сказал я.

Она кивнула и сделала еще один глоток вина. Солнце отражалось от хрустальной ножки бокала и от рыжих и золотых отсветов ее волос. Раньше я не замечал их: они были похожи на пламя. Внезапно я осознал значения всех метафор о поглощении пламенем, и каждая из них подходила.

— Мне тоже.

Потом она вдруг тихо усмехнулась, и я ждал, что она скажет еще что-то.

— Вообще, это очень мило, — начала она, толкая маленький камешек по потрескавшемуся цементу носком своего ботинка. — Мне не хватает этих мелочей.

Я внимал тону ее голоса, отрешенному и мягкому. Интересно, чего еще ей не хватало.

— Ты имеешь в виду готовить для кого-то? — уточнил я.

— Конечно, — кивнула она. — Или просто компании. С бывшим мне было… хорошо. Это единственное, что я могу сказать. Но нам не было восхитительно.

Настал мой черед кивать. Я понимал, о чем она, — получать удовольствие от общения с человеком, но не ощущать принадлежности друг другу.

— Мне не хватает именно глупостей, — начала она, качая головой. — Чтобы кто-то косил траву на лужайке, доставал с полки что-то тяжелое… — Она улыбнулась, и я слегка подтолкнул ее локтем. Тогда она продолжила самым нежным голосом.

— Мне бы не помешало дружеское плечо… — она замолкла, а затем облизнула губы и подняла бровь. — Хотя с некоторыми вещами я и сама могу справиться.

Румянец исчез, и она сделала большой глоток. Моей коже было слишком жарко, а рукам — слишком пусто.

— А сейчас сможешь? — поддразнил я ее.

— Определенно.

Ее губы преобразились в хитрой улыбке, и затем она отвернулась, но я успел ее увидеть.

— Я был бы не против услышать об этом больше.

Нора взглянула на меня изучающим взглядом.

— Думаю, это будет проблематично.

— Да?

Только тогда я осознал, как близко мы были друг к другу. Мне нужно было только чуть-чуть наклониться, и я мог поцеловать ее.

— Да, — прошептала она, улыбаясь загадочной легкой улыбкой. — Думаю, пора достать рыбу.

Она встала и пошла в дом, вернувшись через пару мгновений с большой тарелкой с тунцовыми стейками и нарезанными овощами.

Когда она разложила рыбу на раскаленной металлической сетке, та зашипела, и богатый аромат дыма и кунжута напомнил о многих прошлых ужинах — ужинах, которые были менее интимными, менее домашними, менее… всякими.

В этот вечер я не хотел о них думать.

Ужин приготовился быстро, и мы снова сидели друг напротив друга за моим избитым кофейным столиком. Я откусил большой кусочек и закрыл глаза от того, как рыба таяла во рту. Я мурлыкал, продолжая жевать, и совсем не удивился, когда увидел, что она смотрит на меня.

— Сколько у тебя татуировок? — спросила она, рассматривая мои руки, плечи и шею.

Я перестал жевать, обдумывая ответ, не в силах отвести взгляд от ее глаз, молчаливо оценивающих мое тело.

— Много, — ответил я с улыбкой. Она подняла на меня почти удивленный взгляд, как будто настолько увлеклась своими мыслями, что забыла собственный вопрос.

— Это не очень вежливо, — упрекнула она меня, напоминая о предыдущем разговоре. Она спросила, почему я не хотел, чтобы она узнала меня лучше. Я был ошарашен, потому что настолько погряз в своей рутине, что мне никогда не приходило в голову, что ей захочется узнать меня таким образом.

Я понимающе кивнул.

— Я начинал с большего количества. И добавлял к ним еще, пока они не растворились друг в друге. Так что, отвечая на твой вопрос, сейчас у меня их меньше, просто они покрывают большую площадь моей кожи.

Она положила в рот горошек, жуя и размышляя о моем ответе. Ее язык выскользнул, чтобы слизнуть каплю соуса с палочки для еды.

Мне пришлось отвести взгляд.

— Сколько пирсингов?

— Шесть, — ответил я, сделав большой глоток вина. – Кстати, вкусно.

— Шесть, — мягко повторила она, больше для себя, чем в качестве ответа.

Ее голос был тихим, взгляд перемещался вдоль и поперек, будто она пыталась насчитать те серьги, которые видела – и те, которых не видела. Я опустил голову, чтобы взять еще один кусочек в попытке спрятать улыбку.

Тихонько подвинувшись, она вытянула ногу вдоль края стола, и ее обнаженная ступня оказалась на моем бедре. Руку обожгло желание дотянуться и прикоснуться к гладкой коже.

— Ты не тот, кем кажешься.

Я встретился с ней глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Снаружи. Ты не тот, каким кажешься снаружи.

Тогда я широко улыбнулся.

— Ты тоже, — многозначительно сказал я, вспомнив о ее маленьком секрете, который она мне показала.

Она выдержала мой пристальный взгляд, и на ее губах возникла понимающая улыбка.

— Я знаю.

挂念

23 августа

Все, что он чувствовал — это огрубелые руки и сырость. Воздух был полон странной постоянной тихой музыкой абсолютной тишины.

В деревне было так тихо. Где была суета, которой Дрю приехал сюда служить? Где был хаос?

— Я нужен был Томми, — пробормотал Дрю, объясняя воздуху, почему он находился в тысячах миль от Норы. — Не только люди важны, нужны именно мелочи.

— Выпей.

Воду осторожно влили ему в горло. Он попытался сесть, взять бутылку сам, но его руки сильно тряслись. Вода пролилась ему на шею, на грудь.

— Не двигайся так много. Ты такой деятельный человек. Зачем тебе постоянно нужно что-то делать?

За этим последовал теплый бульон из миски, заботливо прижатой к его губам.

Он закашлял, слабо отстраняя его.

— Не хочу.

— Ш-ш-ш… — успокаивал его голос Лин. — Тебе нужно что-нибудь кроме воды.

Большую часть времени он проспал. Дрю не знал, сколько циклов тьмы и света сменились в его комнате. Солнце появлялось и исчезало, оставляя после себя облегчающую темноту и прохладу. Ночь была тяжелее — именно тогда приходила Нора, и ему почти удавалось убедить себя, что она была здесь, лежала рядом с ним, но когда он протягивал к ней руки, то не ощущал ничего, кроме воздуха. Но для его кожи ночь была и уютнее.

— Из-за тебя мне хочется здесь остаться, — эти слова были произнесены на английском, и словно его собственным голосом.

— Тише. Береги свои силы, Xiao huo tou.

— Я не знаю, как сказать тебе это так, как хотел бы, - объяснил он с умоляющими закрытыми глазами. — Я уезжаю в Китай.

— Поспи.

挂念

…Соседка…

挂念

… банановые ноги…

挂念

… мне нравятся твои девчачьи цветастые миски…

挂念

… не тот, кем кажешься…

挂念

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒