Благодарность 2 страница

– Вы это все забираете?

Полицейские молчали. Одиль Бриаль не знала, что и думать.

В наручниках, с закрытыми глазами она сидела рядом с Дальматом на заднем сиденье «Пежо‑ 406». Дверца была заперта, так что несчастных случаев с задержанной опасаться не приходилось. Ингрид Сент‑ Роз была за рулем.

Мистраль пребывал в задумчивости.

За время пути все, кто находился в машине, не сказали друг другу ни слова. Стекла были чуть‑ чуть опущены, чтобы салон проветривался, а кондиционер работал на полную мощь. Мистраль несколько раз переговорил с Кальдроном намеками, понятными только Сент‑ Роз и Дальмату.

В криминальной полиции сыщики устроили так, чтобы сестры не знали, что другая тоже задержана: слишком велика была ставка на предстоявших допросах. Как только обе группы вернулись с задержанными, подошел и Бернар Бальм: он нутром чувствовал напряжение ключевых моментов. Чтобы определиться с линией поведения, Мистраль и Кальдрон быстро ознакомились с документами, изъятыми у сестер Бриаль.

– Как прошло задержание Вивианы Бриаль?

– Ничего особенного. Только очень возмущалась, что полиция сына отпустила, а за нее в тот же день взялась.

– Еще бы! Как выглядит ее квартира?

– Небольшая, чистая, ухоженная.

Мистраль пролистал семейную книжку Вивианы Бриаль.

– У нее есть сын Жан‑ Пьер от неизвестного отца, и родился он в том же 1965 году, через три недели после того, как родила ее сестра. Вы задавали ей вопрос на этот счет?

– Да. Она меня послала лесом, – улыбнулся в ответ Кальдрон. – А когда я взял с собой этот альбом, страшно рассердилась.

Мистраль раскрыл альбом, привезенный Кальдроном от Вивианы Бриаль, и положил рядом с альбомом, взятым при обыске у Одиль.

Альбомы были совершенно одинаковые. Одни и те же фотографии с ребенком, и расположены так же. Полицейские помолчали, пытаясь осмыслить увиденное.

– Что она говорит об альбоме? – спросил Мистраль.

– Практически ничего. Как только увидела, что я им интересуюсь, сразу рассвирепела. И еще сказала, что это фотографии ее племянника Франсуа – сына Одиль.

– Интересно, интересно. А фотографий сына она у себя не держит?

– У себя – нет. Они все у Жан‑ Пьера.

– Как она это объясняет?

– Она очень зла и отказывается говорить.

– Чует мое сердце, хорошая намечается комбинация. С матовым финалом для обеих тетенек. Сестра ее такая же.

Секретарша Колетта вошла в кабинет. Заметив, что все полицейские очень заняты, она шепнула Мистралю на ухо:

– У меня на проводе господин Тевено. Говорит, он ваш знакомый. Соединить с вами?

– Нет, я лучше пойду поговорю с ним от вас.

– Я звоню на всякий случай. – Голос у психиатра был веселый. – Сейчас я в кафе на площади Сен‑ Мишель. Можете со мной посидеть?

– Спасибо за приглашение, но сейчас не могу. – Мистраль еще две секунды подумал. Часы показывали половину пятого. – А вот если у вас найдется пара лишних минут, мне бы стоило показать вам кое‑ что, чего мы тут, признаться, не понимаем.

Психиатра убедил серьезный тон Мистраля, да ему и самому было интересно.

– Через две минуты буду, – отозвался он решительно.

Глава 33

Тот же день.

Старшина комиссариата Девятого округа вместе с двумя молодыми патрульными напряженно прислушивался, не доносятся ли какие‑ нибудь звуки из квартиры Оливье Эмери. Но было совершенно тихо. Они пошли вниз. На пороге своей квартиры их поджидал Анри Лестрад – сосед, который принес им жалобу. Его жена выглядывала из‑ за плеча.

– Я слышал, как вы звонили и стучали в дверь. – Анри Лестрад говорил шепотом, словно боялся, что внезапно откуда‑ то появится Оливье Эмери.

– А вы не видели его на лестнице? И не слышали? – спросил старшина.

– Однажды он опять принялся скакать и разбудил нас, а потом ничего не слышали.

– Что ж это такое. – Супруга сочла своим долгом вставить словечко. – Люди совершенно ни с чем не считаются. У нас ведь дом небольшой, тут все…

– Когда он вас разбудил? Вчера?

– Нет, несколько дней уже прошло, – ответил Лестрад, обернувшись к жене за подтверждением своих слов.

– А потом?

– Потом все тихо было. Но кроме того времени, когда он занимается гимнастикой по утрам, мы вообще не знаем, дома он или нет. Это очень неприметный человек.

– Вот вам моя фамилия и телефоны. Если господин Эмери объявится, немедленно известите нас. Хорошо?

Старшина дал Анри Лестраду свою визитную карточку. Тот внимательно изучил ее.

– Можете на меня положиться!

Выйдя из дома, полицейские убедились, что почтовый ящик Эмери пуст.

– Что делать будем? Ломать дверь? Вдруг он мертв?

– Если он уже несколько дней как умер, мы бы на лестнице почуяли.

– Верно. Тут дело необычное, поступим иначе.

Мистраль решил перенесли экспертизу голоса на вторник: слишком много людей было занято с задержанными сестрами Бриаль. Элизабет Марешаль пожелала ему удачи.

«Расскажи мне, что там было», – написала она.

Начали допрашивать сестер Бриаль.

«Начнем полегоньку, – определил тактику Кальдрон, – а ближе к ночи или завтра утром врежем дубиной по макушке. Вот тогда и посмотрим, какие они храбрые! »

Сестры сидели в кабинетах на разных этажах, чтобы исключить возможность их встречи. Вивиана Бриаль впилась взглядом в Жерара Гальтье, прикомандированного к расследованию офицера, превосходно владеющего искусством допроса. Гальтье, старый волк уголовного процесса, произнес мысленно: «Итак, первый раунд! »

Одиль Бриаль, совершенно протрезвевшая, но страдающая без табака и спиртного, старалась скрыть, как ей мучительно скверно, и разглядывала того, кого про себя звала по‑ прежнему семинаристом. Она очень сердилась на себя, что невольно попала в западню.

Дальмат не торопился. Он тоже внимательно изучал сидящую перед ним женщину. То была типичная психологическая схватка между задержанным и полицейским.

Криво усмехнувшись, Одиль Бриаль решила первой прервать молчание и показать, что ничего не боится.

– Ну что, семинарист, ты, что ли, будешь меня исповедовать?

– Я, – ответил Дальмат своим бесцветным голосом. – А вы каяться.

– Смотри, какой уверенный! Или гордость не смертный грех?

– Совершенно верно, смертный. Зато в исповедальне не пьют и не курят.

– Ну ты и сволочь!

– А кто же еще?

Тевено рассматривал фотографии убитых женщин, сделанные Службой криминалистики.

– Людовик, у всех этих женщин руки связаны за спиной. Вы, я надеюсь, и сами заметили.

– Конечно, заметили.

– О чем вы думаете, глядя на эти снимки?

– Кто связывает женщинам руки, тот не хочет, чтобы женщины им обладали.

– Или наоборот.

– В смысле?

– Он очень этого хотел, когда был маленьким.

Мистраль переваривал это наблюдение.

Психиатр не унимался:

– А какая у вас теория насчет осколков зеркала в лице?

– Это, признаться, сложно. Думаю, убийце не нравится, как на него глядят женщины. То, что в этих взглядах отражается, должно быть, как‑ то связано с отвращением. Тем более что он и сам не выносит своего отражения в зеркале.

– Это, пожалуй, верно. Он использует осколки зеркала как кинжалы, хочет окончательно закрыть женский взгляд. Ярость, с какой он обращался с госпожой Димитровой, весьма симптоматична для человека, желающего избавиться от внутреннего смятения. Он казнит глаза, которые смотрят, и рот, который говорит.

Тевено сосредоточился на фотоальбомах.

– Честно говоря, не очень понимаю историю с двумя одинаковыми альбомами. С матерью все ясно, но тетке какой смысл держать у себя фотографии племянника?

– Мне тоже непонятно, – согласился Мистраль.

– Думаю, дело в рождении двух детей с интервалом в три недели, причем обоих от неизвестного отца. Хотелось бы найти человека, имевшего связь с обеими сестрами, от которых случились такие близкие рождения.

– Это вариант. Но он не объясняет, почему на месте преступления в двух совершенно разных местах обнаружена идентичная ДНК – при том, что предполагаемый виновник первых убийств в момент совершения вторых был в тюрьме.

Мистраль проводил Тевено до выхода из здания полиции и передал ему ксерокопию всех страниц фотоальбома. Психиатр положил этот толстый конверт в портфель.

– Хорошенькую загадку вы мне загадали. Поломаю голову и скоро вам перезвоню.

– Завтра?

– Это уж слишком быстро…

– Дело в том, что наши задержания считаются от сегодняшнего дня и заканчиваются в среду в половине одиннадцатого утра. У нас, грубо говоря, осталось тридцать часов, считая ночные, чтобы разобраться в этой истории. Часики тикают!

Обратно к себе Людовик Мистраль поднялся озадаченный. Секретарша приклеила ему на ежедневник записку: «Звонили с ФИП, есть новости». Мистраль снял трубку и набрал номер, записанный на квадратике желтой бумаги. Его собеседник сразу приступил к делу:

– В этот уик‑ энд он как с цепи сорвался. Тридцать звонков, если не больше, за полчаса!

– Интересные записи?

– Все тот же бред, только в этот раз он был совершенно пьян, и под конец нельзя понять, что он хочет сказать.

– Посмотрим, посмотрим…

– Есть еще одна штука, может быть, вам пригодится. Последний звонок был с номера, который начинается на 06. Мобильный. У нас есть система, которая позволяет определить номер, даже если пользователь его зашифровал.

Не теряя времени, техник ФИП продиктовал Мистралю номер мобильного.

Мистраль пулей вылетел из кабинета и ворвался к Кальдрону, где сидели Жозе Фариа и Роксана Феликс.

– Дело пошло! Наш тип сделал грубую ошибку: напившись вдрызг, позвонил на ФИП с мобильного. Своего ли – надо проверить. С этого момента начинаем работать быстро и четко. Первое: идентификация номера. Второе: геолокализация телефона. Третье: детализация разговоров сестер Бриаль. Четвертое: ни на секунду не отходить от операторов, пока они не дадут нам все эти сведения.

18. 15. Мистраль залпом выпил двойной кофе и сгрыз четвертую за день таблетку витамина C, не зная толком, как то и другое подействует вместе. Хотя адреналин целый день поступал бесперебойно, он чувствовал, что энергия из него ушла. Бернар Бальм увидел Мистраля у кофейного автомата и подскочил к нему:

– Что, взял вес на грудь?

– Кофе хочешь?

– Нет, поздно уже. Так сдвинулся ты с места?

Мистраль в общих чертах рассказал, как подтолкнул дело звонок с ФИП, на что Бальм невозмутимо ответил:

– Выпей‑ ка еще чашку, пригодится. Ты уже близок к зачетному полю, но игра будет продолжаться еще больше суток, а скамейка запасных у тебя пустая.

– Хорошее сравнение, – кивнул Людовик Мистраль.

Кальдрон написал на большой доске, результаты каких экспертиз вскоре ожидаются. Одна из них была особо выделена, подчеркнута красным: «ДНК засохшей крови с платка, найденного под кроватью в комнате сына Одиль Бриаль».

19. 30. Комиссар Девятого округа запечатал конверт с рапортом старшины и двух патрульных о странной истории про некоего Оливье Эмери, который называет себя полицейским, не значится в списках личного состава и совершенно пропал из виду. Он решил, что эта история ему не подведомственна, и переслал пакет в штаб городской полиции, а оттуда его переправили в криминальную полицию, в отдел расследований.

21. 00. Оливье Эмери избавился от приступа боли и ужаса, продолжавшегося целые сутки. Он совершенно обессилел. Только долгое стояние под душем на несколько минут дало ему иллюзию улучшения, что он про себя и отметил. Он был голоден, поэтому решился выйти из дома. Подростки, сидящие на бетонных блоках, мешающих машинам парковаться на уже не существующем газоне, удивились: что это за человек смеет пройти мимо них, даже не обращая внимания. Но никто слова не рискнул сказать на его счет.

23. 00. Сестры Бриаль, каждая в своей камере для задержанных, доедали бутерброд. Вивиана была вне себя от ярости и не могла успокоиться. В том же состоянии находилась и Одиль, но по другой причине: ей не хватало выпивки и сигарет. Обе поговорили с адвокатом, который скрупулезно записал все их жалобы, и с врачом, который, осмотрев обеих, заключил, что «состояние здоровья совместимо с нахождением под кратковременным арестом».

Мистраль, Кальдрон, Поль Дальмат и Жерар Гальтье напряженно работали в кабинете у Кальдрона. Они молча заканчивали чтение протоколов допроса сестер.

– Тетки на редкость себе на уме, если не сказать больше, – подытожил Мистраль общее впечатление. – Если бы их не разделили, – продолжил он, – можно было бы подумать, что они сговорились. Особенно странно, что обе категорически отказываются называть отца, но описывают его одинаково: «Так один какой‑ то, я замуж не хотела, хотела жить одна, но иметь ребенка. Вместо искусственного оплодотворения». Это подтверждает утверждение психиатра, который только что у нас был.

– Так можно крепко на своем стоять! – заметил Жерар Гальтье. – Хватит на сегодня или еще попробуем атаковать?

– Вызовите их еще разок через час. Говорите только о трех последних убийствах. Они вам скажут, что знать ничего не знают. Но это ничего – потом до утра подумают. А завтра будем с ними говорить о том, что видела Димитрова.

Мистраль кивком утвердил план действий Кальдрона.

– Схватка еще не начиналась. И не забывайте: у нас не спринт, а шахматная партия. До мата еще далеко, хотя материться обе умеют.

Последняя фраза сняла напряжение.

Час ночи. Мистраль торопливо приводил в порядок документы. В дверном проеме кабинета появился Поль Дальмат. Их отношения немного наладились, хотя Мистраль не забывал, что перспективы Дальмата в сыскной бригаде еще не ясны.

– Я по ночам сплю плохо, – признался Дальмат. – А когда не сплю – думаю. Например, о словах из Экклезиаста. Я перечитал свои тетрадки и книжки, пережил заново десять лет жизни…

– Это всегда интересно – так вот вернуться в прошлое, – кивнул Мистраль.

– И я пришел к выводу, что эти театральные убийства с цитатами из книги Экклезиаста никакого отношения к религии не имеют. Но вот первая цитата – «И восходит солнце…», – мне кажется, может дать зацепку. Мы не даром сразу же вспомнили Хемингуэя – тогда легче понять и продолжение. Вот что он пишет: «И возненавидел я жизнь, потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все – суета и ловля ветра! » А потом: «Время искать и время терять, время сберегать и время бросать». Так вот… – Дальмат запнулся, будто сам для себя подыскивал подходящее объяснение.

– Говорите дальше, это очень интересно, – подбодрил его Мистраль.

– Так вот, роман Хемингуэя «И восходит солнце» – о потерянном поколении Первой мировой войны. Убийца писал эти слова с теми же чувствами – может быть, не о своем поколении, а о собственной молодости, о пропащей жизни. Но пока я не в состоянии сказать почему. – Дальмат резко встал: – Я поеду домой.

Мысль Дальмата пошла своим путем в голове Мистраля. Он взял фотоальбом, намереваясь внимательно изучить каждую фотографию. Через четверть часа он отказался от своего намерения. Сил не осталось никаких.

Спать он лег в три часа ночи.

Глава 34

Вторник, 26 августа 2003 года.

7. 40. Вместо завтрака Людовик Мистраль выпил стакан воды с аспирином и кофе без сахара. Клара напомнила, что у его матери день рождения: надо не забыть послать цветы. Людовик поблагодарил жену: она без всякого напряжения держала в голове все памятные даты обеих семей.

– Давай сегодня пообедаем вместе.

– Наверное, раньше вторника не получится, у нас ожидаются такие два дня…

– Обалдеть. А потом что, работы не будет? – беззлобно подшутила над супругом Клара. – А если серьезно: твое дело правда близится к концу?

– Думаю, все идет нормально. Но как оно кончится, пока не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Сейчас такое впечатление, что ты смотришь сквозь меня не видя и совсем мне не доверяешь. У тебя такие проблемы со сном и вообще со здоровьем, а ты со мной об этом говорить не хочешь. Два словечка утром, два словечка вечером – и думаешь, этого достаточно. Вот только в Онфлёре чуть‑ чуть случился просвет, а теперь опять весь в своих сражениях!

Мистраль обнял и поцеловал Клару.

– Я не умею говорить о себе, ты же знаешь. А здоровье наладится!

9. 30. Бернар Бальм, как всегда, в великолепной форме, провел утреннюю получасовую летучку. Потом все взялись за кофе, а Бальм отвел Мистраля в сторонку.

– Мне прислали из штаба рапорт от комиссара Девятого округа. Какая‑ то дичь, по‑ моему: один полицейский вдруг исчезает, занавешивает зеркало бумагой, совсем как в твоем случае. Короче, при других обстоятельствах я бы переслал эту бумагу дальше, но тут, в этом контексте…

– Верно: полицейский, который занавешивает зеркала, а потом скрывается, – это заслуживает внимания.

– Только не увязни в этом по уши, может, все фигня. Просто скажи, что ты об этом думаешь.

– Увязать не стану, но быстренько проверить – проверю. К тому же как раз в Девятом округе пакистанец нашел рюкзак с мобильниками Димитровой и реквизитом убийцы.

Мистраль взял рапорт и вернулся в свой кабинет. В кармане зажужжал телефон.

– Я вам звоню на мобильный – думаю, вам не терпится узнать результаты анализа ДН К крови с бумажного носового платка.

Мистраль узнал голос заведующего лабораторией, все такой же недружелюбный.

– Конечно, не терпится. Держу пари, ДНК та же самая, что была обнаружена на дверях квартир убитых женщин, потом у господина Лежандра, а до того в Уазе. Я выиграл?

– А я с вами и не спорил. Но ДНК действительно совпадает.

– Великолепно! А заезжайте‑ ка к нам в бригаду на чашечку кофе. Пора уже нам подружиться: работать вместе еще много придется.

– С удовольствием! Сейчас нам доставили анализы, взятые у сестер Бриаль, мы их исследуем вне очереди.

Мистраль с биологом расстались уже без прежней враждебности.

Мистраль сгрыз третью за утро таблетку аскорбинки. Кальдрон в кабинете, засучив рукава белой рубашки, заканчивал инструктаж Дальмата и Гальтье перед новой серией допросов.

– У меня на руках еще один козырь, который побьет этих дам, как сказал бы Бальм, – радостно сообщил Мистраль. – Если коротко: ДНК из засохшей крови везде одна и та же. Это значит, Одиль Бриаль придется несладко. Она должна будет объяснить, как этот платок, объединяющий все шесть убийств, совсем недавно попал к ней под кровать.

– И ко мне карта тоже пошла неплохая! – откликнулся Кальдрон. – Мобильник засекли в Восемнадцатом округе в районе ворот Ла Шапель. Но после последнего звонка на ФИП он больше не работал – должно быть, наш тип его выключил. Впрочем, остальные звонки на радио в тот вечер были из баров в том же районе. Но самое интересное, что в воскресенье с этого номера звонили Одиль Бриаль.

В кабинете Кальдрона вдруг словно сгустилось осязаемое силовое поле, стало даже трудно дышать.

– Владельца установить удалось?

– Нет. Там карточка предоплаты без абонемента. Никаких личных координат. Так делают бандиты.

– Добро, – ответил Мистраль. – Хотел бы я знать, что придумает Одиль Бриаль, чтобы выпутаться из этой истории. У нас на руках действительно все старшие карты. Но «светить» их сразу не стоит. Мы рискуем вот чем: характер у сестер сильный, они упрутся и просто не скажут ни слова, пока не кончится срок задержания. Нужно добиться, чтобы они что‑ нибудь сказали о своих сыновьях, а уже потом показывать свои тузы. Постепенно.

– Можно сказать, мы ловим крупную рыбу на тонкую леску, – заметил Гальтье.

– Хорошо подмечено. Я вижу, Бальм на всех тут влияет.

Кальдрон дал указания Дальмату и Гальтье:

– Давите на них весь день. А вечером, но только никак не раньше, сообщите каждой, что сестра тоже задержана, и тогда переходите прямо к делу с аргументами посильнее.

Мистраль добрался наконец до рапорта из Девятого округа, который передал ему Бальм. Потом протянул бумагу Кальдрону.

– Эту информацию надо как можно быстрее проверить. Проще всего поехать сейчас туда, взломать дверь и посмотреть, в чем дело. – Кальдрон взял телефон. – Вызываю четверых ребят и жду вас во дворе.

10. 30. Две машины сыскной бригады встали в начале узенькой Будапештской улицы, перегородив въезд на нее. Шестеро полицейских с шумом поднялись по лестнице. На шестом этаже Анри Лестрад, когда они проходили мимо, распахнул дверь:

– Вы к господину Эмери? А его дома нет!

Мистраль представился, чтобы Лестрад и его жена, стоявшая за спиной, не волновались.

– Буду благодарен, если вы оба пойдете сейчас с нами. Если там никого нет, будете понятыми при обыске. Не беспокойтесь, это совершенно законно, незаконно было бы как раз без вас.

Мистраль говорил достаточно любезно, но так, что отказаться супруги не посмели.

– Охота тебе лезть в такие дела, – тихонько шепнула сердитая госпожа Лестрад.

– Так из‑ за тебя и влез, ты вспомни! – ответил муж немного погромче.

Супруги пошли следом за полицией. В дверь, как положено, долго звонили, потом стучали с криками: «Господин Эмери, это полиция! » – так, чтобы все жители дома это слышали.

– Давайте, – скомандовал наконец Мистраль подчиненным, вооруженным стальным тараном.

Один из них попробовал дверь рукой и вынес приговор:

– Закрыта только на один засов, ни один замок не заперт. А дерево – не дерево, а шоколад!

Таран слегка раскачали и ударили в середину двери. Дверь крякнула и резко распахнулась.

Полицейские привычным взглядом осматривали комнату. Супруги Лестрад из осторожности держались ниже по лестнице, вытаращив глаза.

Люди с тараном отошли в сторону. Мистраль и Кальдрон с оружием в руках вошли в квартиру, за ними еще двое. Лестрады потом не отказывали себе в удовольствии во всех подробностях рассказывать об операции.

– Мы все‑ таки немножечко волновались, – делился впечатлениями Лестрад, – хоть и стояли позади, когда ломали дверь. А кончилось все очень быстро. Там никого не было, оружие они сразу убрали.

– Полицейские все надели латексные перчатки, – вторила ему супруга, – как показывают в детективных сериалах. Один стоял перед нами, прикрывал, потом, когда их главный велел, махнул нам рукой, и мы тоже поднялись. А сам главный – белый как полотно, лицо такое выразительное, глаза черные, запавшие. Как будто каждый вечер пьет и не высыпается. Прямо как лунатик!

Мистраль быстро осмотрел идеально чистую квартирку, одним пальцем открыл стенные шкафы. Пусто. Никакой одежды, никаких вещей. В ванной – тоже. Как будто здесь никто никогда и не жил.

– На внутренней стороне входной двери большое зеркало, высота метр шестьдесят сантиметров, ширина шестьдесят сантиметров, толщина три миллиметра, тщательно обернутое газетой, – наговаривал Мистраль на диктофон.

Для верности он отогнул уголок газеты, потом подозвал супругов Лестрад.

– Есть у господина Эмери машина?

– Есть. «Форд‑ сьерра» старой модели, синяя, – заявил Анри Лестрад. – Я видел пару раз, как он садился в машину или выходил из машины возле нашего дома.

– Как я вижу, вы не сомневаетесь, – заметил Мистраль.

– Тут‑ то я не ошибусь, машинки я всегда любил!

– А номер автомобиля не припомните?

– Вот уж нет, это мне совершенно неинтересно.

– Что ж, хорошо, что мы теперь знаем марку авто. А внешне как выглядит ваш сосед?

Супруги собрались заговорить одновременно. Мистраль поднял руку и остановил их. Анри Лестрад сурово взглянул на жену и взял слово сам.

– Я и видел его совсем близко, и говорил с ним.

– Так, ну и что же?

– Я узнал, что он служит в полиции. Но, честно говоря, я бы так не сказал. Он не так похож на полицейского, как ваши товарищи.

– Это тоже любопытно, – улыбнулся Мистраль. – А внешность его опишете?

– Так, так… Среднего роста, очень худой, волосы коротко стрижены, но самое главное – лицо. Вот уж испугаешься такой рожи! И щеки, и рот, и челюсть – все в глубоких‑ глубоких шрамах! Как будто он попал в автокатастрофу и вылетел через лобовое стекло. Просто потрясающе!

Мистраль вскинул глаза на Кальдрона, потом снова обратился к Лестраду:

– Так вы с ним разговаривали?

– Я‑ то говорил, но он отвечал буквально парой слов, причем очень тихо. Не могу сказать, что я на самом деле слышал его голос. Он, знаете ли, шумел по утрам, и я…

– Я в курсе, господин Лестрад, – перебил его Мистраль. – Я читал все рапорты по вашему заявлению. А теперь, господин Лестрад, вы нам нужны. Немедленно. Вы поедете с нами и поможете составить фоторобот господина Эмери. Насчет обратной дороги не беспокойтесь, мы вас отвезем.

– Что, что тебе сказал их шеф? Я плохо расслышала!

– Просит составить фоторобот нашего соседа!

– Ай, так это как в кино! Я тоже хочу поехать! Потом соседям буду рассказывать.

Мистраль позвонил в штаб, чтобы оттуда на квартиру Эмери выслали группу криминалистов.

Жан‑ Пьер Бриаль, вернувшись домой, переходил от тюремной безалаберности к привычкам свободного человека. Адвокат уехал, на прощание сказав:

– Этот бой мы выиграли, и другие тоже выиграем! Но для этого нужно драться. Вы должны мне помочь с вашим алиби, слабовато оно у вас.

Жан‑ Пьер Бриаль спустился в погреб, откинул в сторону несколько поленьев, приподнял люк над ямой, служившей некогда для угля, и вынул оттуда шкатулку. В ней лежали тетради. Все одинаковые. Все в прозрачных обложках. На обложках наклейки с датами. Он взял восемь тетрадей за два года: 1985‑ й и 1995‑ й. Усевшись в кресло, стал внимательно перечитывать записи Ж. ‑ П. Б. Посреди чтения встал и поставил рядом с собой все, что в доме годилось в рот: бутылку арманьяка и сухое печенье.

Жандармы подтвердили полицейским, что Бриаль из дома больше не выходил. Потом они позвонили следователю Тарносу.

– Мы знаем, где он находится, вечно сторожить вы его не будете. Смотря как пойдет дело у криминальной полиции, я скажу вам, как действовать в ближайшие сутки. Но оставайтесь в полной готовности.

Глава 35

Тот же день.

От дома на набережной Орфевр отъехала машина, увозящая домой совершенно обессилевших супругов Лестрад. Специалист составил фоторобот, задавая свидетелю точные вопросы, чтобы тот вспомнил лицо. Получившийся фоторобот Анри Лестрад оценил как «действительно очень похожий». Восхищенные супруги решили никуда не идти обедать, а выпить кофе с сандвичем вместе с полицейскими.

– Завтра соседи и родственники как узнают, что с нами сегодня приключилось, – трещала госпожа Лестрад, – все от зависти сдохнут!

Уходя, Анри Лестрад взял Мистраля под руку и отвел в сторонку, чтобы их никто не слышал.

– Послушайте, мне восемьдесят лет. А мне не дашь восьмидесяти, я знаю. А вы знаете почему?

Мистраль, развеселившись, покачал головой.

– Я всегда ложился спать в одно время, а выпивал только вечером в субботу! Послушайте, послушайте старика. Работа у вас тяжелая, вы, я вижу, женаты, должно быть, и детишки есть. Так вот, позвольте дать вам совет.

– Да, конечно, пожалуйста. – Мистраль слушал и улыбался.

– Перестаньте ходить по ночным кабакам. Не сегодня так завтра вы непременно расплатитесь здоровьем!

– Очень вам благодарен за добрый совет. Исполню в точности.

Людовик Мистраль и Венсан Кальдрон в недоумении разглядывали фоторобот.

– Совершенно незнакомое лицо. Я практически уверен, что в квартирах убитых его не видел. А у нас, вероятно, записи голоса именно этого человека.

Кальдрон высказал то, о чем думал и Мистраль. Они были обескуражены и уже сомневались, причастен ли к преступлениям тот, кто называет себя Оливье Эмери.

Оливье Эмери знал, что Жан‑ Пьер Бриаль на свободе, и знал, где он. Жан‑ Пьер Бриаль тоже знал, где Оливье Эмери. Но еще несколько лет они оба не шевельнутся – разве что в случае опасности. Эмери, сидя в безопасной башне, размышлял. На столе стояли консервы и лекарства. Звуковой фон – радио «Франс‑ Инфо». Аномальная жара сменялась «температурой, характерной для этого времени года», как утверждала метеослужба, но с каждым днем набирала обороты дискуссия о количестве летальных исходов и плохой организации работы в связи с этим.

Эмери слушал все выпуски новостей. Именно так он узнал об освобождении Бриаля, о громких заявлениях адвоката. Но узнал он и о подвижках в работе сыскной бригады и, по утечке информации от близкого к следствию источника, о задержании сестер Бриаль.

«Тьфу, пропасть! » – невольно подумал Эмери.

Бриаль подумал то же самое и налег на арманьяк. Четверть часа спустя Эмери корчился на кровати от боли.

16. 30. Журналисты осаждали секретариат Бернара Бальма звонками с требованием подробностей о деле Бриаля, так что в конце концов первый замдиректора пришел в ярость и категорически отказался им отвечать. Он сам позвонил Мистралю и сообщил об этом. Комиссар как раз проводил совещание, но своим людям предпочел высказывания Бальма не передавать.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 141516 17 18 Следующая ⇒