|
|||
Благодарность 1 страницаГлава 31
Понедельник, 25 августа 2003 года.
8. 00. Старшина утренней смены в комиссариате Девятого округа дочитывал рапорты за ночь. Ничего интересного. Он зашел в электронную базу данных полицейского персонала в связи с тем делом, о котором говорила стажерка: ей, возможно, повстречался полицейский‑ шизофреник. Старшина установил, где именно служит Оливье Эмери, и позвонил в канцелярию. Коллега ответил, что сержанта по имени Оливье Эмери в списках не значится. Заинтригованный старшина позвонил в отдел кадров префектуры полиции, где находились личные дела всех парижских полицейских. Ответ был получен на редкость быстро: кадровик запросил на компьютере список личного состава и получил ответ: «Неизвестен». Старшина попросил подтвердить эту информацию и получил в ответ нечто язвительное: нечем, дескать, больше заняться, как просматривать списки всех столичных полицейских служб, чтобы убедиться в очевидном. Старшина был очень добросовестный полицейский. Он вызвал двух молодых патрульных, чтобы проверить, не вкралась ли ошибка. – Никакой ошибки быть не может. Он говорил нам о своем графике работы в окружном отделении, чем он там занимается. И совершенно точно – это в Париже! – удивленно заявила девушка. Старшина обратился к ее напарнику, который опрашивал Оливье Эмери: – А ты проверил, что написано на обороте картонки, которую он предъявил? Молодой патрульный покраснел. – Э… вообще‑ то нет. Я записал, что он говорил, видел полицейскую картонку в обложке, вот и все – это же коллега. – Грубая ошибка, мальчик мой. Надо его поскорей изловить. Я сам поеду с вами на Будапештскую, а если там никого нет, заскочим к нему в отделение, там вы опишете его внешность. От этой истории за версту несет неладным.
8. 30. Мистраль и Кальдрон читали отчет Дальмата. Он нашел интернет‑ провайдера Димитровой и после споров, закончившихся предъявлением требования по всей форме, получил доступ к ее аккаунту. Там у нее имелась личная папка, где можно было хранить всю работу помимо компьютера, флешек и других дисковых носителей. Такая мера безопасности. Никакого труда найти то, что интересовало полицию, для Поля Дальмата не составило. Внутри личной папки была создана папка «Бриаль». Там лежали три видео. Первое, продолжительностью минуты полторы, – арест Жан‑ Пьера Бриаля в Уазе, заснятый каналом «Франс‑ 3». Второй, такой же продолжительности и взятый оттуда же, – съемка Бриаля в суде Сержи перед отправкой в тюрьму. На третьем, всего несколько секунд, было две женщины. Дальмат отправил эти три видео почтой Мистралю и Кальдрону. Лора Димитрова написала также короткую заметку под заглавием «Дело», которую Дальмат просто распечатал. Заметка оказалась не без юмора. Кальдрон прочел ее вслух.
«Дело. Если не получу за этот репортаж Пулитцеровскую премию – куплю грузовик и поеду на Лазурный берег торговать бутербродами. Чтоб тепло и всегда было что поесть. Я услышала об этом тройном убийстве от одного журналиста с третьего канала (видео № 1). Жан‑ Пьер Бриаль, которого засняли как убийцу, произвел на меня странное впечатление. Он вел себя как посторонний, будто ошибся дверью, и отказывался от покрывала, которым жандармы хотели закрыть его лицо. Я выяснила, в какое точно время его доставят из жандармерии в суд, и мне удалось туда попасть. Там точно та же странность. „Я тут ни при чем“, – твердил Бриаль, но не глядел в камеру, как обычно делают люди, призывающие в свидетели миллионы телезрителей. Он эти слова повторял двум женщинам где‑ то вдалеке. Одна из них плакала, но – поразительно! – обе смотрели хоть и в его сторону, но не прямо на него самого. Их взгляд был направлен дальше, еще на одного человека, который, похоже, не хотел, чтобы его видели. На видео № 2, которое показали по ТВ, не видны ни эти женщины, ни человек вдалеке. Пользуясь общей суматохой, тот загадочный тип растворился в безвестности. Я проследила за ним взглядом и увидела, что он садится в старый „форд‑ сьерра“ синего цвета. Сама не знаю почему, я поскакала к своей машине (как обычно, неправильно припаркованной) и поехала за г‑ ном Неизвестным до самого Парижа. Классно получилось! С этого все и началось. И уж потом я тысячью шпионских хитростей выведала, как его зовут, где он работает и в чем вообще дело. Между прочим, я ничего не спрашивала у знакомых полицейских. Как чуяла. Как уезжали те женщины, в том числе г‑ жа Плакса, я прозевала, но это фигня, потому что я добыла несколько секунд с пленки, где они обе видны (видео № 3). Одну из них я опознала тут же: это его мать, Вивиана Бриаль – та, которая как раз не плачет (занятно, да? ). Вторую я тоже установила без труда и тоже по обрезкам пленки. Оператор снимал здание суда снаружи, чтобы были общие планы. Там я и увидела, как вторая женщина садится в такси. Тут я уже не думала: обратилась к приятелю из СОИ, и он мне сказал, где это такси зарегистрировано. Такси – вещь нейтральная, не то что личная машина. Потом по телефону я узнала, что оно проехало через весь Иль‑ де‑ Франс и высадило пассажирку в одной деревушке в Сена‑ и‑ Марне. Эта тетенька с испитой рожей, плакавшая навзрыд, меня заинтересовала. На другой день я уже была в деревне по тому адресу, что мне дали в таксопарке. (До чего же хлипкий народ мужчины: стоит женщине о чем‑ то спросить ласковым голосом – они готовы выдать хоть пин‑ код своей кредитки. ) На почтовом ящике было написано: „Одиль Бриаль“. Я пошла назад и стала думать. Это не дело, а авоська спутанная, и мне понадобилось пять месяцев, чтобы все распутать. Скоро я перейду к съемкам – сперва скрытой камерой, – а потом ой что будет! »
Дальмат молча вошел в кабинет и слушал, как Кальдрон читает заметку Димитровой. Закончив чтение, Кальдрон посмотрел на Дальмата. – Что такое «авоська спутанная»? – Не знаю. Я только смотрел видео и читал текст. – Еще что‑ нибудь в ее папке было? – Да. Фотоснимки. Дальмат вывалил на стол с десяток черно‑ белых и цветных фотографий. – Я ездил в Службу криминалистики попросить скопировать файлы и посмотреть, можно ли сделать лучше качество. Дальмат разложил снимки на столе совещаний Мистраля, а тот вызвал остальных членов отряда. Все шестеро внимательно изучали фото. Дальмат указывал на них пальцем: – Это Жан‑ Пьер Бриаль. Фотографии на документ, взятые с водительских прав или удостоверения личности. – Как же она получила эти документы? – удивился Фариа. – Они же официальные! – Она очень ловкая, и у нее много знакомых на моей прежней службе, – пояснил Дальмат. – Но не в том дело. – Но он совершенно не похож на того, которого арестовали жандармы! – заметил Кальдрон. – Я об этом немало думал, – кивнул Дальмат. – По‑ моему, это тот же человек, но с другой прической, на несколько лет моложе и килограмм на тридцать меньше весом. – А другой – тот, кто виден то со спины, то в профиль, но очень далеко, – это кто? У вас есть идеи? – спросил Мистраль. – Вот это, мне кажется, и есть та «спутанная авоська», как выразилась Лора Димитрова, – ответил Дальмат. – Служба криминалистики попыталась увеличить снимки, но они сделаны слишком с далекого расстояния и наверняка на мобильник. Димитрова очень не хотела, чтобы ее заметили, потому‑ то они такого плохого качества. Мистраль соображал моментально. – Сегодня перед обедом следователь освободит Жан‑ Пьера Бриаля. Тут мы бессильны, а может, он и вправду невиновен. Венсан, позвоните жандармам, попросите установить за ним негласное наблюдение, когда он выйдет из тюрьмы. Интересно знать, куда парень двинется. Мы разделимся на две группы. Венсан, вы с Жозе и Роксаной поезжайте к его матери. Попытайтесь узнать, не у нее ли Бриаль, но не проявляйте себя, задерживать ее не надо. Мы с Ингрид и Полем поедем к Одиль Бриаль. Во дворе здания полиции Мистраль с лукавой улыбкой протянул ключи от машины Дальмату: – Давайте, Поль, садитесь за руль, вы ведь дорогу знаете. Дальмат не отозвался на этот намек, тем более что к ним уже подходила Ингрид. Мистраль уселся на переднее сиденье и подключил свой телефон к устройству, позволяющему разговаривать со свободными руками и в случае надобности писать. Пока Дальмат ехал по Парижу (движение стало плотнее, и это значило, что сезон отпусков подходит к концу) и выезжал на автотрассу А6, Мистраль нажал на кнопку памяти телефона. Через несколько секунд в машине раздался голос Бернара Бальма. Чтобы первый зам не слишком давал волю словам, Мистраль предупредил, что включен спикерфон. Он доложил ему последние сведения по делу Димитровой и сообщил, что папка с этими документами лежит у него в секретариате. «Пежо‑ 406» быстро ехал по совершенно свободной трассе А6 в сторону провинции. Мистралю позвонила секретарша. Она только что получила сообщение с ФИП. Человек, пытавшийся поговорить с дикторшей, накануне звонил за три часа тридцать семь раз и был, очевидно, пьян. Мистраль попросил секретаршу послать сотрудника дежурного отряда забрать диск с этой записью. Комиссару хотелось спать. Хотя два дня в Онфлёре были похожи на отпускные, этой ночью бессонница вновь его догнала. Кондиционер поддерживал в салоне машины приятную температуру. Мистраль уже собрался закрыть глаза, но тут зазвонил телефон. Он узнал номер, высветившийся на дисплее. – Это лаборатория. Держу пари, прибывают хорошие новости. Я теперь ожидаю чего угодно: например, что готовы анализы и мы стартуем уже не с нуля. Мистраль нажал на кнопку ответа. Дальмат и Сент‑ Роз слушали разговор, звучащий в салоне. После краткого и холодного обмена дежурными приветствиями заведующий лабораторией сразу перешел к делу. – Я слышу, вы сейчас в машине, не буду вам долго мешать. – Вы нисколько не мешаете. – Я обработал отпечатки ушей и следы, оставленные на двери. Тот, кто их снимал, сделал очень хорошую работу. – Спасибо, я ему передам. Что это дает? – Очень забавные результаты. Отпечаток ушной раковины на одной из дверей великолепный, я легко мог его сопоставить с отпечатком подозреваемого. – Действительно хорошая новость. А что тут забавного? Эти несколько слов Мистраль пытался произнести как можно дружелюбнее. – Мне удалось установить состав ДНК на основании контакта уха с дверьми, и я сравнил ее с теми, что есть у вас в деле. Тут жара работает на вас. Человеку было жарко, поры раскрыты широко, это очень хорошо: материала получается много. А «забавно» я говорю потому, что состав ДНК совпадает с арестантом из Уазы. Мистраль, Дальмат и Сент‑ Роз разом вздрогнули: этого не могло быть. У всех троих адреналин зашкалил в крови. – Невозможно! Ошибки быть не может? – Нет, ни в коем случае. Надеюсь, вы не ставите под сомнение мою квалификацию как биолога? Заведующий лабораторией отбил эту подачу… – Конечно, нет. Но с научной точки зрения какова вероятность совпадения ДНК двух людей? – Я вам отвечу. Вероятность совпадения состава ДНК практически равна нулю, потому что люди все разные. Если брать строго статистически, можно сказать – один шанс на миллиард. – Я понял. Но в данном случае я у вас вижу совсем другое. Можно ли предположить, что кто‑ то каким‑ то образом, например с потом, получил ДНК арестанта и потом нанес на дверь? – Абсолютно невозможно просто потому, что ухо было приложено к дверной панели целиком, а не частично. ДНК, которой я располагаю, была получена от полноценного контакта, причем со всеми тремя дверьми. У нас достаточно полноценного материала, чтобы установить состав. Если только у заключенного не отрезали ухо, чтобы потом приложить к дверям, а это маловероятно, ваше предположение не выдерживает критики. – И что это значит? – Что есть другой человек с такой же ДНК. – Но вы утверждаете, что это невозможно! – Еще я хотел бы сообщить вам результаты анализов образцов, взятых в квартире Леонса Лежандра. Мистраля раздражал самодовольный тон биолога, который вдобавок еще вел разговор, как было угодно ему, а не отвечал на вопросы. Дальмат и Сент‑ Роз переглянулись через зеркальце в кабине. – На кухне были обнаружены следы крови, смытые моющим средством. Там было всего несколько капель, но этого достаточно, чтобы установить состав ДНК. – И вы мне сейчас скажете, что он совпадает с ДНК, оставленной ухом на двери, то есть мы опять возвращаемся к нашему арестанту. Так? – Да, именно так. Вы, кажется, не удивлены? – Теперь уже меньше. Я полагаю, у вас есть объяснение? Мистраль не показывал своего энтузиазма, чтобы не давать заведующему повода важничать. Тот продолжал рассказывать тем же менторским тоном: – Несомненно. Абсолютно тождественную ДНК могут иметь только монозиготные, то есть зародившиеся в одном яйце, близнецы. Их еще называют истинными близнецами или, в обиходе, просто близнецами, в отличие от двойняшек. Они составляют полпроцента от всех родившихся и имеют совершенно идентичный генотип. – Последний вопрос. А отпечатки пальцев у таких близнецов тоже одинаковые? – Нет. Отпечатки пальцев формируются в результате движений зародыша в околоплодной жидкости. Отсюда и получаются уникальные извилистые линии, которые у каждого из нас есть на пальцах. Удовлетворяет вас мой ответ? – С научной точки зрения мне ничего не остается, как вам поверить, но как полицейский я должен проверить эти выводы, тем более что арестант из Лианкура – единственный сын. У него нет ни братьев, ни сестер. – Благодарю вас, я знаю определение понятия «единственный сын». Оба, не прощаясь, одновременно прервали разговор. Мистраль потер руки и лицо его осветилось широкой улыбкой. – Так это же совсем другое дело! Он позвонил следователю Тарносу и сообщил о новом повороте событий. Реакция следователя не заставила себя ждать. – Я сейчас же позвоню в Лианкур, узнаю, что у них там с освобождением заключенного. За четверть часа до этого Жан‑ Пьер Бриаль поставил все подписи в журнале освобождаемых и забрал личные вещи. Их было мало, все они, в том числе тетради, были сложены в пластиковой дорожной сумке. Медленным шагом он миновал в сопровождении надзирателя несколько тюремных дворов. Когда ворота тюрьмы открылись, он вышел не оборачиваясь. Адвокат ждал его в такси. Замаскированная машина жандармерии отпустила такси метров на двести и поехала следом. Мистраль рассказал Кальдрону про результаты анализа ДНК, полученной от прикосновения уха к двери, и о том, какие следы отсюда могут вести. Следователь Тарнос перезвонил Мистралю в тот момент, когда «Пежо‑ 406» на малой скорости въезжал в деревню. – Жан‑ Пьер Бриаль, – сообщил следователь, – покинул тюрьму. Дальмат направил машину прямо к дому Одиль Бриаль. – У тебя прямо дорожная карта в голове! – с восхищением воскликнула Ингрид Сент‑ Роз. – Ты уже изучал эту дорогу? – Изучал. Да тут несложно. Мистраль промолчал. Он несколько раз позвонил в дверь. В доме никто не откликнулся. Полицейские немного забеспокоились. – Поль, мы с Ингрид пойдем что‑ нибудь разузнать вон в тот дом, наискосок отсюда, там окна открыты. А вы идите на розыск в деревню. Может, кто‑ то ее сегодня видел: в магазине на площади или еще где‑ нибудь. Не успел Мистраль позвонить у садовой калитки, как пожилой господин поторопился открыть ему. Несмотря на жару, на нем были суконное кепи и байковая рубашка. – Вы из полиции? Так ведь? Я видел, вы звонили в дверь к Пересе… к Одиль Бриаль. Что она натворила? Мистраль тут же понял всю меру неприязни, которой была окружена в деревне Одиль Бриаль даже через тридцать пять лет после переезда. Он предпочел не отвечать на вопрос. – Госпожа Бриаль дома? – Дома, дома. Опять, должно быть, пьяная валяется. Вы знаете, как она пьет? Ни один мужчина так не пьет, и давно уже! Сосед увел Мистраля и Сент‑ Роз на задний двор: там они могли разговаривать так, чтобы Одиль Бриаль не видела полицейских. Он был очень огорчен, что по поводу пьянства госпожи Бриаль стражи порядка не задавали вопросов. – Кто‑ нибудь бывает у нее? – спросила Ингрид. Старик был не против помочь, но осторожничал. Ветер ведь мог и перемениться. – Я у окна не все время торчу. Мне больше нравится тут, во дворе, в сторонке. Видите вон эту стенку? Я сижу и смотрю, как ящерицы на солнышке ловят мух. Знаете, до чего интересно! Тут две ящерицы, и у каждой своя территория. До того похожи – я их иногда путаю. И охотятся одинаково, и убивают. Из дома стремглав выскочил щенок. Он носился и скакал, радуя хозяина, и не забывал обнюхивать Мистраля и Сент‑ Роз. С минуту они молча смотрели на щенка. Под крышей ласточки свили гнездо. Птицы летали туда и обратно, кружили над двориком. Щенок бегал за тенью от ласточек на земле и тявкал. – Тихо, Раки, тихо, не трудись так. Ты же за тенью носишься, а ласточки в небе! Все равно не поймаешь! Щенок еще раз тявкнул и отправился восвояси. – Вернемся к Одиль Бриаль. Есть у нее сын? Навещает ее? – Есть сын, есть, шпана непотребная. Много лет уж его тут не видали, и слава Богу! – А других детей у нее нет? – Одного такого на деревню с лихвой хватит. А он еще к себе приятелей водил таких же – совсем неприличные. – Не припомните, как его звали? – Нет, не помню. Ее спросите. – А не останавливались около ее дома в последнее время легковые автомобили? Старик поглядел в направлении дома Одиль Бриаль и задумался. – Кажется, было дело. «Форд» старой модели, темного цвета. В то воскресенье, часов в восемь, остановился на несколько минут. Оттуда вышел человек, стоял ко мне спиной и разговаривал с ней. – Вы не знаете, кто это мог быть? – Спросите у нее сами. А мне уже пора, надо лекарство принять, не пропустить. Сосед повернулся и пошел в дом. Обескураженные краткостью беседы, полицейские вернулись к двери дома Одиль Бриаль. Ингрид без особой надежды еще раз позвонила. К своему удивлению, они услышали за дверью шаги и осипший голос: – Кто там? – К вам полиция, – ответила Ингрид. – Правда? А чего полиции от меня нужно? – Откройте, тогда узнаете. Наступила тишина. Через несколько минут, потеряв терпение, Мистраль со всей силы хлопнул по двери ладонью. Одиль Бриаль, ворча, повернула ключ в двери и явилась перед полицейскими: грязная, всклокоченная, растерзанная, воняющая перегаром. На ней было нестираное черное платье с короткими рукавами, волосы немытые, седые, блеклые. – Заходите. Я сейчас на кухню, кофе сварю. Пойдемте со мной, а дверь пусть открытая постоит, проветрится. Какого ж бояться воров, когда полиция в доме! – Одиль Бриаль хрипло рассмеялась, потом закашлялась. На ходу она шаркала ногами в разлохмаченных тапках. Дом был такой же, как и хозяйка, – неприбранный и вонючий. Одиль Бриаль пошатывалась: действие привычного литра водки еще сказывалось. Проходя мимо диванчика, Мистраль взглядом указал Ингрид на пустую бутыль. Кухня была отвратная, в тарелках лежали объедки. Рядом с мойкой стояли батареи разнокалиберных бутылок, тут же – кусок протухшего камамбера, который так и не добрался обратно до холодильника. Одиль Бриаль с явным удовольствием закурила и предложила полицейским кофе, но когда те увидели, в каком состоянии чашки, то отклонили предложение. Кухонный стол, накрытый кружевной скатертью, которая была белой с четверть века тому назад, был завален лекарствами. Над чашкой с полусгнившими фруктами кружили маленькие мушки. Облокотившись обеими руками на стол, Одиль Бриаль держала в руках большую чашку кофе. Глядя на Мистраля, она рассмеялась: – Вам бы сейчас кальвадосику выпить, а еще лучше коньячку. У меня хороший есть. Потому что, с вашего позволения, физиономия у вас такая, что вам полезно будет! – Нет, спасибо, мне и так неплохо. – Вы уж извините, только коньячок у меня хороший, а он же успокаивает! Давно я в таком виде не была. Иногда коньячок помогает. Так чего же от меня нужно полиции? Я ничего не боюсь! Я все налоги плачу, и за дом, и за телевизор, и все, что хотите! И тачки у меня нет, страховать ее не надо. Я тихо живу. Так в чем дело? Не успел Мистраль сообразить, как попроще объяснить, чтоб было понятно женщине, витающей в алкогольном тумане, как в доме послышались шаги. Мистраль отвел глаза от Одиль Бриаль и увидел, что на пороге кухни стоит Поль Дальмат. Одиль Бриаль посмотрела в ту же сторону и воскликнула: – А, и семинарист здесь! Его сюда как занесло?
Глава 32
Тот же день.
Сказать, что Мистраль, Дальмат и Сент‑ Роз были ошеломлены, – не то слово. Повисла тяжелая тишина. Все трое полицейских уставились на хозяйку дома. Она прервала молчание первой: – Я что, ерунду спорола? Ни Дальмат, все так же неподвижно стоящий на пороге, ни Сент‑ Роз, все никак не решавшаяся положить свой блокнот на грязный стол, ничего не ответили. Мистраль нарочито улыбнулся Одиль Бриаль, чтобы ее не отпугнуть. – Почему вы назвали его семинаристом? Полицейский улыбался, но Одиль Бриаль поняла, что разговор пошел совсем другой. Голос у гостя был суровый, совершенно не соответствующий выражению лица. Да и улыбался он одними губами, а глаза были мрачные, хмурые, под глазами мешки. – Почем я знаю! – Откуда вы знаете, что он семинарист? – Что я там знаю? Нечего тут звенеть и глядеть на меня зверем. Мне насрать, кто он – семинарист или космонавт! Вы зачем пришли? Мистраль не стал отвечать на вопрос Одиль. – Вы этого семинариста уже видели? – Нашли что спросить! Я ж его узнала. – Когда видели? Одиль Бриаль, все больше путаясь, крутилась на стуле и запускала пятерню в немытые волосы, словно причесывалась. – Да почем я знаю? Может, с неделю. Вы, легавые, с чем явились‑ то? – Кто вам сказал, что его зовут семинаристом? Одиль Бриаль понимала, что падает в волчью яму. Она ответила как можно грубее, чтобы попытаться отвлечь полицейских: вдруг отстанут. – Не помню кто! Что, годится ответ? – Да, вполне. Мистраль повернулся к Ингрид Сент‑ Роз: – Который час? – Без десяти одиннадцать. – А когда мы вошли в дом? – Без двадцати одиннадцать. Мистраль поглядел прямо на Одиль Бриаль. Та слышала, о чем говорят полицейские, но не понимала, к чему это. – Госпожа Бриаль, – Мистраль заговорил сдержанно, не повышая голоса, – вы задержаны на двадцать четыре часа, считая с десяти часов сорока минут сегодняшнего дня, с возможностью продления задержания еще на двадцать четыре часа с санкции судебного следователя. Ингрид Сент‑ Роз разъяснила ошеломленной Одиль ее права. – Это я‑ то задержана! Как воровка! Пускай все смотрят! – Закон дает вам возможность уведомить любого члена семьи о вашем задержании. Кому бы вы просили нас позвонить? – Позвоните… – Одиль Бриаль осеклась и посмотрела прямо в глаза Мистралю: – Никому не звоните! А теперь вы чем займетесь? – Обыском, – ответил Поль Дальмат. – Чего? И семинарист туда же? Вот что, мальчик, послушай меня: я знать не знаю, кто ты такой, только послушай: беги поскорей из этого дурдома! – Он не семинарист, – повысил голос Мистраль. – Он полицейский. Раньше Одиль Бриаль не понимала, как она попалась, теперь поняла. Мистраль вышел в сад позвонить. Прежде всего он рассказал Кальдрону обо всем, что у них тут случилось, и велел задержать и доставить в криминальную полицию Вивиану Бриаль, сестру Одиль. Затем поговорил с двумя судебными следователями: понтуазским и парижским. Кристиан Бодуэн обрадовался больше, чем сам Мистраль. Долго длился разговор с Бернаром Бальмом, который хотел знать обо всех оперативных действиях раньше, чем они состоялись. Старик с собачкой Раки на поводке прошелся перед домом, но ничего не услышал. Он повернулся и двинулся на деревенскую площадь рассказать, как ему пришлось пообщаться с полицией. Одиль Бриаль смотрела на обыск в своем доме. От кофе и переживаний она немного протрезвела. Дом был совсем маленький. Крошечная прихожая, узкий коридор, налево одна спальня без двери, другая за дверью, в конце коридора ванная и туалет, направо столовая и кухня. Все грязное и обшарпанное. Дальмат в латексных перчатках перебирал все предметы в комнате без двери, оклеенной рваными бумажными обоями, обставленной кое‑ как дрянной мебелью. Односпальная койка, стул, стол, полки с десятком рваных книжек, пустой платяной шкаф с погнутыми вешалками. Офицер спросил Одиль Бриаль: – Кто живет в этой комнате? – Сын жил. Только он уже много лет не приезжал. – Как зовут вашего сына? Одиль сверлила Дальмата взглядом, но его лицо оставалось непроницаемым. – Франсуа. Дальмат полистал книжки, поставил их на место, приподнял одеяло, матрас – все это совершенно бесстрастно. Он открыл чемоданчик, достал оттуда электрический фонарик и посветил. Засунув руку под кровать, вытащил бумажный носовой платок с запекшейся кровью. – А это что такое, госпожа Бриаль? – Мне почем знать. – Это кровь. И не говорите, что платок провалялся тут много лет. А с анализом ДНК сейчас, знаете ли, чудеса делают. Одиль Бриаль сочла за благо промолчать и обойтись без лишних вопросов. Дальмат положил окровавленную бумажку в пакет. В комнате Одиль Бриаль воздух был спертый, пахло спиртным и, как описывала потом этот обыск Себастьену Морену Ингрид Сент‑ Роз, «уж так воняло нечистым телом! Хорошо еще, мы перчатки захватили». Кровать здесь была двуспальная, продавленная и смятая, шкаф двухстворчатый, причем одна дверца неумело починена. Еще из мебели стояли комод с треснувшей мраморной столешницей, на которой горой высилась наваленная всякая всячина, и ветхий стул. Дальмат и Сент‑ Роз осмотрели шкаф и комод. – Вот только не пойму никак, чего вы тут ищете! Нет у меня ничего! Оружия нет, наркотиков нет, денег тоже нет. Ничего нет. Только время теряете с бедной женщиной. Нет бы настоящих преступников ловить! Мистраль, опершись о дверной косяк, внимательно смотрел на черно‑ белую фотографию в рамке над кроватью. На снимке хорошенькая черненькая молодая женщина, очень стройная и с озабоченным лицом, держала за руку паренька лет шести‑ семи, тоже черного и худого. Одиль Бриаль, глядя на Мистраля, смутно заподозрила неладное. – А фотография вам на что сдалась? – накинулась она на комиссара. – С ней‑ то что не так? – Это вы и ваш сын, – сказал Мистраль. – А вы почему спрашиваете? – Я не спрашиваю. Одиль Бриаль стало совсем не по себе. От созерцания и размышлений Мистраля оторвало жужжание мобильника. Пришла эсэмэска от Кальдрона: «Жан‑ Пьер Бриаль приехал домой вместе с адвокатом, адвокат только что укатил. Жандармы продолжают наблюдение». Ингрид Сент‑ Роз заметила в одном из ящиков комода семейную книжку[19] в запечатанном прозрачном пластиковом конверте. Под мрачным взглядом хозяйки дома она вскрыла конверт и прочла документ. – Итак, в 1965 году у вас от неизвестного отца родился сын по имени Франсуа. Что с ним теперь? – Знать не знаю. – Как это отец может быть неизвестен? – спросил Поль Дальмат. – Отстаньте вы наконец со своими вопросами! Вы сюда вообще что делать приехали? Так ведь и не сказали! Мистраль, стоя у двери, прервал молчание: – Мы расследуем убийство. Не одно, а по меньшей мере три. Возможно, больше. – Я тут при чем? Я никого не убивала! – Нам нужно видеть вашего сына. – Да я сто лет уже не знаю, что с ним! – Как вы с ним связываетесь? – Никак не связываюсь. – Он вам звонит? – Не звонит. – Где‑ то работает? – Почем мне знать. – Маловато вы знаете. Пытаясь отвести беду, Одиль Бриаль отвечала грубо. Она курила сигарету за сигаретой и не могла унять дрожь в руках. Сейчас ее подкрепила бы рюмка коньяка. Из другого ящика комода Ингрид Сент‑ Роз достала большой семейный альбом, обернутый в тряпицу. Одиль Бриаль взвилась: – Вы не имеете права трогать эти вещи! Это моя собственность, а не сына моего! Вы его ищете, а не мое добро! – Она закашлялась. Ингрид подала альбом Мистралю, тот пролистал его. Около сотни фотографий – цветных. На всех один и тот же мальчик в возрасте от полугода до пятнадцати, все сняты на улице. После 1980 года фотографий не было. – Это кто? – Тот же, кто на стене – Франсуа, сын мой! Вам‑ то какое, на хрен, дело? А? Вы отвечайте! Ищете‑ то что? Я так и не поняла! Мистраль игнорировал вопросы Одиль Бриаль, а ее это явно расстраивало. – А почему более поздних фотографий нет? – Потому что большим пацаном он не любил сниматься. Почему то, почему это… Не нравится мне, как вы тут возитесь, а людям ничего не отвечаете. Больно вы противные! Мистраль и этот выпад пропустил мимо ушей. «Тетенька очень нервничает, когда я смотрю альбом, – размышлял он. – Неспроста это». Через полчаса обыск закончился, Одиль Бриаль побросала в сумку кое‑ какие вещи, Мистраль снял со стены фотографию над кроватью и присовокупил ее к фотоальбому, семейной книжке и пакету с окровавленным бумажным платком.
|
|||
|