Андрей Круз 25 страница

— Видал? Узнаешь? Прихватили их где-то, со «Смелым» под конвоем сюда пришла. Как, а?

— Радуешься? — спросил я его.

— Отлились кошке мышкины слезки, — засмеялся Иван. — Вилась веревочка, да конец пришел.

— Это ты еще всего не знаешь, — преисполняясь гордости от своего великого подвига, заявил я, хотел было похвастаться, но потом спохватился, подождать решил — а вдруг передумают и не отдадут? А я уже наболтал… нехорошо получится.

На судне уже все окружили, посыпались вопросы. Как-то отболтался, ответил наскоро, уковылял вниз, где привел себя в порядок, переоделся, морщась и шипя от боли в изрезанной ноге, потом похромал на палубу и оттуда обратно на причал.

— Ты куда? — подхватилась Вера. — Давай я с тобой, а?

— Да я к инквизиторам вашим иду, — усмехнулся я.

— К кому? — не поняла она.

— К брату Иоанну, что из особого отдела церковной канцелярии, — пояснил я.

— И что, мне нельзя?

Я подумал и решил, что Вера точно не помешает. Во-первых, даже соскучился по ней, а во-вторых… а пусть будет рядом. И ей полезно, и мне поможет, случись чего. Так и пошли вдвоем. Прямо на пирсе столкнулись с торговцем орехами, который толкал перед собой тележку под зонтиком, и купили у него два кулька лесных, убрав их Вере в сумку. Василь ждал меня на двуколке, запряженной коренастой серой кобылкой, у самого въезда на пирс. Увидев Веру, не удивился — лишь шляпу приподнял и поздоровался вежливо:

— Здравствуйте, барышня.

— И вам здравствовать, — ответила девочка, втискиваясь третьей на двухместное сиденье.

Василь разобрал вожжи, слегка хлопнул ими лошадь по крупу, закрутились колеса. В порту было шумно, из знакомой закусочной на пирсе, той самой, в которой мы с Верой ели тогда, когда вдвоем пришли в город из джунглей, тянуло жареной рыбой, и все та же крупная тетка вываливала на деревянные дощечки порции зажаренной картошки. Ничто здесь не изменилось. Ни с моего последнего визита, ни за последние лет сто. Или даже двести. С другой стороны, это даже радует — знаешь, чего ожидать.

Дорога выбралась с набережной на некрутой подъем, потянулась к форту, сейчас покинутому ополчением и опять выглядящему чуть ли не брошенным. Хотя нет, у ворот на этот раз двое часовых с винтовками — все же показатель повышенной боеготовности. У дверей открытых сейчас казарм стояли под грибками дневальные, так что тоже намек на то, что война продолжается. Коляска въехала в ворота, остановилась. Вера дернулась было мне помочь, но я увернулся, сказав:

— Ну ты вообще уж за калеку меня не держи.

Соскочил на одну ногу, малость неловко, но все же удачно, перехватил трость да и похромал за Василем следом, который повел нас как раз в ту дверь, в какую мы с Верой тогда заходили, когда к полковнику шли. К нему в кабинет, собственно говоря, Василь нас привел и сейчас. Сначала через караулку, где объездчики опять чай с калачами пили, а потом и в кабинет, тесноватый и с низким потолком.

К удивлению моему, вместо одного полковника обнаружил там сразу четырех человек: брата Иоанна, полковника Кузнецова, какого-то толстяка с короткой седой бородой, загорелого и хорошо, добротно одетого, и преподобного Симона, которого я здесь почему-то совсем не ожидал застать. Обернувшись к нам, они почти хором ответили на наше с Верой дружное приветствие, после чего нам предложили садиться.

Да, точно ничто не изменилось. Все та же гора бумаг на столе, все те же винтовки на стене.

— Вот так, на ловца и зверь бежит, — удовлетворенно сказал брат Иоанн.

Я насторожился: вступление не обрадовало. Сейчас точно попытаются чем-то озадачить, а этого делать нельзя — я раненый. Ну покусанный в смысле. Поэтому сразу заявил:

— Я на минутку, в общем, насчет яхты справиться — вдруг уже все готово.

— А с яхтой еще следствие провести надо и судом ее отчуждать, так что время займет, — ответил он. — Как дальше — ты сам решай: или совсем на будущее переноси, когда в следующий рейс сюда придешь, или оставайся здесь жить, пока все формальности не уладятся.

— А сколько ждать?

— Не меньше недели, — сказал толстяк.

— Это Христофор Дюжев, городской голова, — отрекомендовал его брат Иоанн. — Так что знает, что говорит.

— Это ты, значит, на яхту забрался и там турок пострелял, так? — уточнил голова.

— Вроде так выходит, — кивнул я.

— У нас по имущественным делам суд по пятницам заседает, так что вот… жди, как сказали тебе. Пока судно опечатано будет и под охраной.

— Да ему что, он там золота взял столько, что всю гостиницу может снять, — усмехнулся брат Иоанн. — Что решаешь, в общем?

Вера, немного обалдев от содержания неожиданного для нее разговора, хлопала глазами и сидела с открытым ртом.

— Надо подумать, — откровенно затруднился я с ответом. — У нас ведь с Верой комиссия по совершеннолетию, — кивнул я на девочку. — Как раз по возвращении должна была состояться…

— Без вас все равно не состоится: закон запрещает, — сказал преподобный Симон. — Должны быть все, кто официально с девочкой связан и кто готов свидетельствовать в ту или иную сторону. Я телеграмму дам на Большой Скат, преподобный Савва поймет. К тому же вы ранены, как я вижу? — указал он на трость, которую я поставил меж колен и крутил в ладонях.

— Змея укусила, зазевался.

— Невелика разница, — хмыкнул он. — Если решите остаться, то вам только на пользу.

— А если суд передаст яхту мне, то я один тут в полной растерянности буду, — сказал я честно. — Я даже перегонный экипаж не сумею нанять.

— А у нас бы жить и оставались, — усмехнулся Христофор. — Это нетрудно, научим.

— Мне бы как-нибудь решение вопроса поближе перенести, — решил я слишком не прогибаться. — «Чайка» идет с ополченцами обратно, из них матросов половина, проблему перегонного экипажа решить проще некуда. Вам пара дней туда-сюда, а мне — минус месяц сплошной головной боли. Неужели так трудно?

Сидящие напротив переглянулись, Христофор пожал тучными плечами, сказал, адресуясь к преподобному:

— Ну особых возражений у меня нет, как решите.

Преподобный Симон обратился уже к брату Иоанну:

— Ты следствие как быстро провести сможешь?

— По тому, что контрабанды и продажи оружия племенам касается, там и проводить нечего. Груз ружей в трюме, турки среди убитых негров, у негров ружья из трюма — в общем, все как бусы на нитку. По пиратству же… надо экипаж «Чайки» допросить, тогда точнее скажу.

— А когда допросишь? — уточнил священник.

— Сегодня я бандой Фомы планировал заниматься… — начал он, но его перебил полковник:

— Фома под замком сидит, никуда не денется. Помоги человеку — зря он головой рисковал, что ли?

Брат Иоанн подумал недолго, кивнул, сказал:

— Ладно. Сейчас на «Чайку» и отправлюсь. Да, деньги свои забери, — выложил он увесистый как гиря кошель на стол, достав его откуда-то снизу. — Для этого тебе решения ждать не надо. Если хочешь трофейные винтовки взять, то тебя сопроводить на яхту могут.

— Нет, спасибо, пусть пока там полежат, — отказался я, перекладывая кошель в висящую на боку сумку.

На этом вся аудиенция и закончилась. Вышли из форта — и я сразу Вере предложил:

— До Торговой площади?

— А ты дойдешь? — немного удивилась она. — Тебе же нельзя, наверное.

— Если аккуратно, то можно, — отмахнулся я.

Если честно, нога болела сильно, но одновременно с этим меня от всяких изменений в моей жизни «несло», так что на месте я бы все равно не усидел, унесся куда-нибудь.

— А ты мне обратно все дотащить поможешь, — добавил я.

— А куда ты вообще?

— К букинисту. Совсем читать нечего, до дома уже не дотерплю.

— Дома и магазин хуже, — добавила она и явно вдохновилась предложением. — Только мы извозчика возьмем — вон как раз едет, — обратила она внимание на коляску с одним возницей, едущую из порта, и махнула ему рукой, еще и лихо, оглушительно свистнув в два пальца, так, что стая купавшихся в пыли воробьев дружно снялась с места.

Извозчик оказался из негров — тех, что решили «обращением в христианство» не заморачиваться и татуировки не сводить, так что, скорее всего, не на себя работает, а по найму. Интересно, а этого сюда откуда привезли? Или сам приехал, как многие? Тех, кто из Племени Горы выжил, тоже ведь отправят кого куда, на разные острова, везде понемногу, так, чтобы друг с другом связь потеряли, а были вынуждены общаться с другими обитателями черных кварталов. Там их наймут на работу, и если все будет хорошо, то дети этих негров станут уже совсем «цивилизованными людьми», пополнив население христианской территории.

Лошадка откровенно крестьянского вида неторопливо катила скрипучую коляску, а мы с Верой глазели по сторонам и хрупали поджаренные орехи из бумажных кульков. Вот и знакомый рынок, знакомый шум, знакомые даже запахи. Я отсыпал негру монет, попросив его нас подождать, на что он с великой готовностью согласился, а мы пошли дальше, в толпу, никуда не торопясь и откровенно наслаждаясь бездельем. А что, до решения комиссии меня на «Лейлу» даже не пустят, насколько я понимаю, разве что трофеи помельче оттуда вынести, — так чем мне еще заниматься? Лечиться разве что да отдыхать заслуженно после ратных подвигов.

Хорошо бы все выгорело. Пусть из меня мореход и никакой, но яхта — это актив, лишней точно не будет. Мне еще Василь по дороге успел рассказать, что такая яхта как хорошая шхуна стоит, можно просто одно на другое сменить да в купцы податься. Правда, у меня не получится. Нет, не потому что тупой, а потому что все это надо знать чуть не с рождения, а я так даже перечня привычных местных товаров не знаю. Не смогу, вляпаюсь. С другой стороны, я вижу, что брат Иоанн меня явно к чему-то подталкивает. Не к чему-то, это я неправильно сказал, а конкретно — к приватирской лицензии, но вот зачем ему это? Почему так важно? А может, и не шибко важно, просто ему кажется, что я там на своем месте буду? Мне ведь, откровенно говоря, тоже так кажется. Я же сам вижу. Что мое место здесь — к войне поближе.

И кстати, к чему он тогда Тортугу помянул? Что-то планируется? Надо будет у него подробней выспросить, когда увидимся. Вот это он точно неспроста сказал, как мне видится, просто наверняка.

Орехи в кулечках закончились почти одновременно, и мы остановились у торговца соками, который с помощью своего блестящего, похожего на мясорубку агрегата надавил Вере полный стакан желтого апельсинового, а мне красноватого грейпфрутового.

Дошли и до букиниста — того самого, у которого и в прошлый раз были. И на этот раз он тоже копался где-то на полках на верхнем полуэтаже, так что увидели его не сразу. Тот самый похожий на нетрезвого гнома дядек с лысиной, красным носом и неожиданно яркими голубыми глазами вновь спустился по лестнице, поинтересовался, чем может помочь.

Вера здесь была как рыба в воде — рванула к полкам с книгами про приключения. А я задумался. Нет, «на просто почитать» я тоже что-то возьму сейчас, без сомнения, но вот вспомнившийся разговор с братом Иоанном немного сбил с толку. И я спросил:

— Мне бы лоции района Тортуги, если есть. И карты максимально подробные.

«Гном» лишь удивленно поднял мохнатые брови, хмыкнул алкогольным выхлопом, но ничего не сказал, а, сдвинув стремянку по протянутой под самым потолком трубе, полез куда-то на верхние полки.

* * *

Вечер встретил в «Золотом тунце». Не один, естественно, а с компанией. С Иваном-мотористом, взводным Петром Байкиным, объездчиком Василем, боцманом с «Чайки» Глебом и Федькой, моим помощником в канонирском деле. Хозяин «Золотого тунца» Сергий, похожий на поседевшего от избытка мудрости и разъевшегося за написанием «Капитала» Карла Маркса, тоже к нам присоединился и на удивление быстро вливал кружки «красного» пива в свою объемистую утробу.

Было весело, шумно, болтали обо всем, играли на бильярде, разве что дев гулящих негритянских не было — район приличный, но больше всего присутствующих озадачивала моя такая неожиданная удача. Так вот раз — и уже судовладелец. Нет, тот же Василь сам вздохнул пару раз на тему: «Вот самому бы, дураку, сообразить, что там делать надо, — так нет, ума не хватило». В то, что судно мне не отдадут, не верил никто. Брат Иоанн сегодня половину дня просидел у нас на «Чайке», пока мы с Верой в городе гуляли, и честно взял показания со всего экипажа. «Лейлу» не только я один хорошо запомнил, пока турки за нами гнались, — все наглядеться успели.

— Знаешь что, — подсел ко мне ближе Иван, когда все опять пошли к бильярду. — Если тебе яхту отдадут, я к тебе перешел бы в мотористы.

— А что так? — удивился я.

— А я догадываюсь, что ты в приватиры пойдешь, — сказал он, глядя мне в глаза.

— Отчего так?

О планах своих я пока еще никому не говорил. Я даже сам с собой их пока не очень обсуждал — не хотелось сглазить.

— А человек ты такой, — ответил Иван осторожно. — Из тех, кому спокойствие надоедает быстро.

— А тебе уже надоело? — усмехнулся я.

— А почему и нет? — Иван поднес кружку ко рту, сделан два больших глотка, выдохнул удовлетворенно: пиво здесь было вкусное. — Я тебе про жизнь свою рассказывал, я и сам в приватирах походил. А так что — дети выросли, живу один, но пока еще хоть в силах. Почему жизнь интересней не сделать? Я на «Чайке» все же не так — груз, торговля, то се…

— Если Веру этим не подставлю, то возражать не буду, — подумав, ответил я.

Иван ведь и вправду многое для меня упростить может. Он человек морской, все это дело вдоль и поперек знает, где мне неделю думать надо, ему пяти минут хватит. Да и моторист он знающий, об этом все говорят.

— А если и так, то за пиратами пока гоняться не собираюсь, — сказал я. — Мне другое предложили.

— Уже предложили? — удивился он. — И что же?

— Острова пустые разведывать. И покуда этим жить.

— А что, хорошая работа, — оживился Иван. — Только как тебе ее предложили, непонятно. Это не приватир, к слову, это экспедицией называется, — добавил он, заставив меня с трудом удержать смех, потому что вспомнился старый анекдот про чукчу и экспедицию. — На подряд к церковникам попасть трудно, а случайных людей на такой работе они не любят, — продолжил просвещать меня Иван, попутно набирая горсточки рыбки-«шелухи» из большой миски. — Обманут в карте острова, например, не разведают как следует, а сразу ведь никто проверять не будет.

— А мы что, обмануть не сможем? — удивился я.

— А они к нам своего человека подсаживать будут, географа. Вот он все и подтвердит.

— Вот оно что… — протянул я.

Ну так все намного понятней. Я так и полагал, что меня с поводка теперь не спустят, потому как в местной системе ценностей я не та фигура, чтобы гулять самостоятельно, без хозяйского пригляда. Хотя если это будет окупаться и позволять платить экипажу, то почему и нет? Надо быть реалистом: можно ведь оказаться и «невыездным» в Кузнецке или Благовещенске. А уж это мне точно не с руки.

В кабак завалилась толпа местных ополченцев, уже безоружных, но повязок еще не снявших. Явно вернувшихся из похода, но до жен, которые могли бы пресечь пьянство, еще не добравшихся. Стало очень шумно, кабатчик с подавальщицей из негритянок забегали в два раза быстрее, не успевая наполнять кружки.

Все, война закончилась, можно им и по домам. Сколько, дня три-четыре они на службе провели? Действительно, вопрос про Тортугу становится еще интересней. Если ополчение здесь вот такое, а всерьез с пиратами воюют только «лицензированные приватиры», то Тортуга может быть вечной. Нет серьезных сил, которых следовало бы опасаться. А если глубже вдуматься, то… когда она окрепнет чуть больше, то начнутся набеги на острова, если уже не начались. Если даже рассказы про Большой Скат вспомнить, то из них выходит, что случались набеги скорее турецких «хулиганов», таких же вот ополчений, на недельку-другую пошедших за добычей. А кто всерьез из таких биться захочет? Наткнутся на сопротивление да и обратно повернут. А если в набег пойдет толпа настоящих, озлобленных и хорошо вооруженных отщепенцев? Вот тогда оно станет страшным по-настоящему.

Сможет такому набегу ополчение противостоять? Если успеет собраться, то сможет, народ здесь не изнеженный и лихой вполне. Недооценивать не надо — я их в бою видел и теперь со всем уважением отношусь. Да и образование на Детском острове сродни военному училищу. Но ополчение надо успеть собрать. Вот здесь, в Новой Фактории, на весь город пара взводов объездчиков, это считая выходных и отпускных. Да и в самом форте их человек пять-шесть обычно одновременно, остальные в разных местах службу несут. Сумеют противостоять? Очень, очень сомневаюсь.

Опять непонятна позиция Церкви. Я видел их солдат, видел их суда. Пушки там, кстати, не чета нашему переносному Гочкису, а калибром покрупнее и стволом подлиннее. И солдаты вполне всерьез выглядят, не призывники восемнадцатилетние, отнюдь. Они с Тортугой повоевать никак? Или я все же чего-то здесь пока не понял? Похоже, так и есть, где-то у меня дыра в знаниях, отчего и выводы у меня получаются не слишком обоснованными, построенными на песке. Надо… надо с братом Иоанном опять поговорить — не думаю, что он откажется что-то растолковать. Все же он знает, кто я и откуда взялся, — раз уж рассчитывает на меня в чем-то, то пусть информацией снабжает, чтобы я не накосячил с первого же шага.

Гудели до закрытия кабака, а тот закрылся только тогда, когда часы на башне городского совета пробили три раза. Три ночи. Или три утра, это уж как кому угодно. Только тогда мы вывалили на улицу и неторопливо пошли к порту. Я еще отметил, что быть хромым и пьяным не труднее, чем хромым и трезвым. С ногой аккуратно не очень получается, зато общая анестезия сказывается, не так и больно.

Город уже спал, только в районе Торговой площади и в известном мне уже Моряцком закоулке было шумно. В Моряцком шумно круглосуточно, такие места поэтому на отшибе всегда и строились, а в центре города гуляли все больше местные — так обычно тут куда тише, если верить тем же самым ополченцам.

Ну и кроме ополченцев веселились многие, у купцов, например, праздник: Племени Горы больше не существует. Мужчины его истреблены почти под корень, а какие спаслись, то попадутся другим племенам, это уж точно. Детей и женщин помоложе распродадут купцам «с лицензией», а те, в свою очередь, перепродадут их разным островным общинам, пополнив их, так сказать, «кандидатами в граждане», а заодно и рабочей силой на те работы, на которые местных не хватает. Развезут подальше, туда, откуда домой дорогу не найдешь, да и все, там они и успокоятся. Обнаружат, что жить лучше там, где нет проблемы добыть еду и где при болезни придет врач, и успокоятся. А дети их станут… да кем угодно.

* * *

С утра на «Чайку» зашел Василь, разбудил меня, малость похмельного, сказал:

— Пошли, суд собирается через час, по яхте судить-рядить будут.

Я как наскипидаренный подорвался с койки, задел раной ее край, взвыл от боли, попрыгал на одной ноге, вращаясь волчком, а потом, чуть продышавшись и разогнав искры перед глазами, понесся умываться, забыв трость и ковыляя по палубе какими-то нелепыми кривыми шагами. Рана стянулась, и напрягать бедро стало проблематично.

Василь, к счастью, не пешком пришел, а приехал на давешней двуколке, на коей меня и подвез до места. Суд заседал не в форте, а в здании городского совета, на Центральной площади, что была в сотне метров от площади Торговой. В отличие от той, Центральная была тихой, солидной, со сквером в середине. Мы вошли в добротное трехэтажное здание под металлической крышей, с башней, в башне куранты, так что все как у людей.

Внутри оказалось неожиданно прохладно, спасибо толстым массивным стенам и небольшим окнам. Карабкаться по лестницам, к счастью, не пришлось — судебный зал был на первом этаже, почти у самого входа, за что им душевное спасибо, а то для меня сейчас даже короткий судовой трап проблема: нога начисто гнуться отказывается.

В зале, довольно большом, гулком, ни души зрителей не было, только за столом сидели Христофор с полковником, о чем-то тихо разговаривали.

— Ага, пришел, гроза турок? — сказал, увидев меня входящего, полковник. — Садись, сейчас начнем уже.

Я уселся на скамью для зрителей, рядом Василь пристроился, который сейчас, похоже, был при исполнении — кем-то вроде судебного пристава. Или маршала, если по-американски. Минут через пять тяжелые двери в зал распахнулись вновь, вошли преподобный с братом Иоанном и молодая симпатичная девушка в кокетливом соломенном канотье, которая сразу уселась за конторку с пишущей машинкой. Похоже, протокол вести будет.

Преподобный сел на председательское место, Христофор с полковником по бокам пристроились, а брат Иоанн, как не имеющий полномочий, уселся рядом со мной, заодно и поздоровавшись за руку.

— Как дела? — осведомился он.

— Перебрал вчера малость, а так хорошо, — честно сознался я.

К моему удивлению, он сказал:

— Видел вас вчера в «Золотом тунце», проходил мимо, да времени не было присоединиться: дела.

Ну да, он, как я понял, даже не духовное лицо — почему ему нельзя? Звание «брат» разве что смущает.

— Приглашу с удовольствием сегодня, — шепнул я. — Вопросов множество, поговорить бы хотелось.

— Ну раз приглашаешь… — усмехнулся тот. — Договорились.

— Тише там, пожалуйста, — поднял голову преподобный, раскладывающий бумаги. — Встать, суд идет.

Суд оказался понятным и для непосвященного. Полковник вслух зачитывал показания матросов с «Чайки», перечислял улики, в том числе и «несомненные следы попадания снаряда в рулевую рубку яхты „Лейла“ с направления „от носа“», и так все подряд, подробно и детально. Стучала машинка, время от времени покашливал в кулак Христофор. Затем начали допрашивать меня полковник с преподобным, тоже очень детально, по каждому шагу и нашего боя с «Лейлой» в море, и по ее захвату. Потом так же мотали душу брату Иоанну, стойко отвечавшему на все вопросы. Потом «суд удалился на совещание», оставив нас в зале под присмотром девушки в канотье.

Когда все трое вернулись, преподобный огласил приговор:

— …и признать судно «Лейла», находящееся под надзором властей города Новая Фактория, призом и законным трофеем Алексия Александровича Богданова. Решение вступает в силу немедленно с его оглашения, охрана судна отзывается, а оно должно до истечения рабочего дня быть переведено на платное место в гавани города. Обжаловать данное решение можно в церковном суде Благовещенска.

Иоанн хлопнул меня по левому плечу, а Василь по правому, одновременно, да так крепко, что я чуть не свалился, а звук от этих хлопков вызвал полноценное эхо в полупустом зале. На этом суд и закончился. На выходе Василь сказал:

— Давай уж подвезу.

Я согласился, естественно. А брат Иоанн добавил:

— В два часа давай в «Медузе» — знаешь, где это?

— Таверна маленькая по пути в порт, так? — уточнил я.

— Именно.

— Буду.

Василь довез меня до «Чайки», а вот уже там началось светопреставление. Достаточно сказать, что и весь экипаж, и половина ополченцев дожидались решения суда. Случай был не рядовой, так что даже тем, кого, казалось бы, данное событие никак не задевало, было очень интересно.

В общем, до «Лейлы» шли толпой, с шумом, свистом. Дошли, встали. Встали и стоят, никто на палубу не идет, хоть сходни и переброшены, и часовой, увидев меня, просто попрощался и ушел.

— Хозяин, ты первый заходи и остальных приглашай, — сказал Игнатий. — Нам пока нельзя: удачи не будет.

— Вот как.

Прошел по мосткам, чуть пружинящим под ногами, встал на палубе. Да, вот теперь чувствую, кажется, что это уже моя. Все тридцать метров мои — во всяком случае, по документам вот такой размер получился. Большая, с просторной палубой, с двумя высоченными мачтами… она так и не меньше «Чайки», если присмотреться, просто та усадистей, с грузовым трюмом, а «Лейла» полегче, трюм только под припасы.

— Что встали? — обернулся я к стоящим у сходней друзьям, наблюдающим за мной. — Заходите.

Второй раз приглашать не потребовалось: все загомонили и радостно повалили на палубу. А я спустился в хозяйскую каюту — освоиться.

Небольшая, метра три в длину и метра два с половиной в ширину, но в ней места и для койки хватило, поднятой высоко над багажными ящиками, и для шкафов, и для книжных полок, и даже маленького стола с креслом перед ним. Мореное дерево, парусина, бамбуковые жалюзи на иллюминаторе. На стене фотографии тучного бородатого турка в феске — того самого, что я первым свалил на броде. Это на фиг, собираем — и за борт, он мне здесь не нужен.

Так, а под койкой вовсе и не ящики, а дополнительная койка. Вытаскивается, приподнимается и — опа — становится двуспальной. Хорошо, глядишь, и пригодится. Верно, на кой черт мне багажные ящики, когда все имущество несешь на шхуну в рюкзаке и сундучке?

К удивлению своему, обнаружил в каюте все трофейные карабины и револьверы: никто ничего не взял. Даже брат Иоанн оставил здесь то, что взял тогда для обороны, когда мы вдвоем на яхте сидели и ждали нападения вернувшихся турок. Ладно, пусть будут — экипаж вооружать пригодятся. Оружие, кстати, все хорошее, из дорогого, и не старое. Теперь на все вкусы, тут даже два дробовика есть помповых — длинный и короткий, а еще двустволка.

Заинтересовавшись, я взял со стола неожиданно большой двуствольный «дерринджер», открыл замок, откинул стволы… а интересно, стволы-то гладкие. И рассчитан он на охотничий патрон, что-то вроде калибра «. 410». Хм… это зачем такой? На костяной рукоятке гравировка змеи. Что-то мне это все напоминает, что-то подобное я уже видел… Ну да, точно, snake slayer, проще перевести как «змеебой». Поглядел на свою ногу и спрятал двуствольный пистолет в стол. Пусть будет: со змеями мы уже знакомы.

Вера заглянула, огляделась, сказала:

— Здорово здесь у тебя! Только надо все лишнее выбросить и новое белье купить.

— Сделаем, — кивнул я, соглашаясь. — Держи… — Взяв со стола короткий и легкий карабин-левер под револьверный патрон, протянул его девочке. — Он тебе по росту удобней будет — видишь, какой короткий? И приклад, похоже, больше под тебя… примерь… ну точно, лучше и не бывает.

— Возьмешь меня куда-нибудь с собой? — неожиданно спросила Вера.

— Это куда?

— Ну в экспедицию.

Блин, Иван уже все всем растрепал. Не, не секрет вообще-то, но как-то я привык информацию придерживать, а тут такая милая открытость.

— А у тебя что, работы нет? — удивился я.

— Ну разок хотя бы, — явно собралась она заканючить.

— Если только разок, — хмыкнул я, продолжая перебирать стволы. — Пока других забот хватает. Яхте ремонт нужен, да и переименовать ее надо, я никакой Лейлы не знаю и дел с ней не имел.

— А как назовешь? — спросила Вера, усаживаясь в кресло.

— Как надо, так и назову, — усмехнулся я. — Гляди, какая любопытная. Всему свое время.

— «Аглая»? — задала она вроде как наводящий вопрос.

— Оставлю без комментариев, — не стал я колоться даже ввиду откровенной провокации. — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

— Так то Варваре, — отмахнулась девочка.

Заглянул Игнатий, огляделся, хмыкнул, затем сказал:

— Выходи на палубу. Вроде пять человек экипажа тебе набралось, до Бухты дойдешь. Но надо по оплате решить, сам понимаешь.

— Понял, пошли, — кивнул я, двустволку с короткими стволами кидая на койку и подхватывая трость.

Едва поднялся в рубку, меня сразу Марьян остановил:

— Алексий, я до гарпунщика рулевым был, так что если хочешь…

— Погоди, не лящи, — оборвал его Игнатий. — Всему свое время. Эй, кто наняться на рейс готов, выходи сюда, обсудим. Вон за стол садитесь… а остальные пока брысь на палубу, нечего тут мешать. — Затем ко мне обернулся: — Глеб с тобой за шкипера пойдет, он согласился. А дальше уже искать придется. А команда — вот эти, — указал он на рассаживающихся за столом.

— Моторист-то есть?

— Вон он, Фаддей, — указал он на молодого крепыша из другого, не байкинского взвода, сидевшего напротив меня. — Он мотористом на лихтере четыре года ходит, так что знает дело. Ладно, давай наем обсуждать.

Ожидал ожесточенного торга, но его не было. Расценки были традиционны и освящены, можно сказать, веками, так что согласие хозяина требовалось почти формальное. Запросили недешево, все же работа разовая, но и не заломили. Я, говоря честно, даже худшего ожидал. Половину оплаты авансом, половину после рейса. Так что мне только кошель открыть пришлось, а договор в половинку листа написал уже опытный в таких делах Игнатий, дав поочередно подписаться нанимающимся.

Дальше все в свои руки взял Глеб, решительный и рычащий как тигр, тут же приставивший новый экипаж к работе. Раз аванс выплачен, то и требовать с них теперь можно по полной. Заодно он у меня денег истребовал на закупку продуктов для камбуза, еще чего-то и еще чего-то нужного, после чего сам, наняв тележку, отправился в город. А я все как потерянный бродил по яхте, не в силах умом охватить мысль «и это все мне? ».

Между тем время намекало на близость обеда. Посмотрел на часы и понял, что если я не хочу опоздать на встречу с братом Иоанном, то лучше поторопиться: скорость пешего марша у меня так себе, пока дохромаю — как раз время и будет.

Заглянул к себе в каюту, без какого-то повода, лишь для того, чтобы лишний раз убедиться, что она у меня есть, после чего сообщил распоряжавшемуся на палубе Марьяну о своей отлучке и сошел на берег.

Ух, что-то мне волнительно сегодня как-то. Не, я понимаю, что быть владельцем — это не шкипером, облажаться труднее, но все равно ведь можно, это даже я понимаю. От этого нервишки гуляют. И одновременно гуляют от неожиданно открывшихся перспектив. Нет, «быть судовладельцем» — это хорошо, но оно не главное. Главное — совсем другое, то, что ждет впереди. Путешествия. Походы. Новые земли. Пусть даже и бои — выдюжим, ничего страшного. Но это для авантюрной части моей натуры как грузовик эклеров для сластены. Вот так, немного удачи, немного решительности в нужный момент, полезть к противнику самому, пока другие не решились, — и настоящая свобода. Свобода — она ведь не в том, чтобы «говорю что хочу и веду себя как хочу, потому что я — Личность! ». Это неверно. Свобода — в выборе пути. Ты выбираешь его сам, ты осознанно принимаешь его правила — а дальше никакой свободы не будет. Да ее и не надо, если ты сам выбрал себе путь.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 23 242526 27 28 Следующая ⇒