«Думаю о тебе». 6 страница

Люди хотят то, что не могут иметь: история моей жизни.

Без единого слова Поппи развернулась и ушла, шлёпая своими сандалиями по ступенькам лестницы. Я попытался сделать несколько глубоких вдохов и понять, что, блядь, это было.

ГЛАВА 9.

Тук.

Тишина.

Тук-тук-тук.

— Прекрати, — пробурчал я, скатываясь с кровати, сон сделал меня медлительным и неуклюжим. — Иду, иду.

Тук-тук-БУМ.

Оглушительный грохот и последующая вспышка света не сделали ничего, чтобы облегчить мою дезориентацию, в результате чего я наткнулся на стол, а его острый угол впился в моё бедро. Я выругался, слепо протягивая руку к футболке (я был лишь в свободных тренировочных штанах), и наощупь проложил свой путь вниз по коридору в гостиную к входной двери. Я как раз достаточно проснулся, чтобы начать осознавать, что кто-то действительно был у моей двери в три часа утра, и это либо офицер полиции, пришедший сказать мне, что Райан в конечном итогепротаранил своей машиной дерево, пока писал сообщение, либо очередной прихожанин, нуждающийся в соборовании (прим.: таинство православной и католической церквей, заключающееся в помазании тела освящённым елеем, одно из семи таинств, служащее по учению православной и католической церквей духовным врачеванием от телесных недугов). По какой-то причине кто-то пришёл к домику пастора, что, вероятно, не очень хорошо, и я подготовился к трагедии, открывая дверь и всё ещё неловко пытаясь натянуть футболку через голову.

Это была Поппи, промокшая до ниточки, с бутылкой скотча в руке.

Я моргнул как идиот. С одной стороны, после нашего боя этим утром яв буквальном смысле этого слова никак не ожидал среди ночи увидеть у моей двери Поппи, приносящую дары. С другой стороны, она была одета, как я понял, в пижаму —танцевальные шорты и лёгкая футболка с логотипом «Walking Dead» — и дождь её изрядно намочил. На ней не было бюстгальтера, и дождь сделал тонкую футболку почти прозрачной, а её тёмные соски затвердели, их было очень хорошо видно под этой тканью. Как только я это заметил, стало сложно думать о чём-то другом, кроме этой влажной груди, вероятно, с мурашками, а также о том, как хорошо эта прохладная плоть будет чувствоваться под моим горячим языком.

А затем я очнулся, понимая всю сложность ситуации, потому как разрывался между двумя порывами: оттолкнуть её обратно под дождь или поставить на колени, заставляя принять мой член.

«Бегите от юношеского соблазна, — говорилось в Библии, которую мы изучали накануне вечером. — Держитесь праведности». Мне следует закрыть дверь и вернуться в свою постель. Но затем Поппи задрожала, и моя целая жизнь внимательности и вежливости вступила в дело. Я заставил себя шагнуть в сторону, приглашая её этим жестом внутрь.

«Держись праведности», — сказал Тимофей. Но разве эта праведность должна нести бутылку Macallan 12 (прим.: шотландский бренд виски региона Speyside. Является ярким представителем элитного виски в категории single malt выдержанного в хересных бочках; в данном случае выдержка 12 лет) в своей руке? Потому что Поппи это сделала.

— Не могла уснуть, — сказала она, заходя в гостиную, а затем развернулась лицом ко мне.

Я закрыл дверь.

—Я понял, — мой голос был хриплым из-за сна и чего-то в меньшей степени невинного. Как и следовало ожидать, мой член начал твердеть; несмотря на всё, что уже произошло, я ещё не видел её грудь полностью, и сейчас онабыла намного соблазнительней под этой промокшей футболкой.

Блядь. Я не имел в виду «ещё». Я имел в виду «никогда». Я никогда не собираюсь видеть её грудь. «Прими это», — мысленно отчитал я свой член, отказывающийся успокоиться, вместо этого болезненные и пылкие воспоминания продолжали посылать сигналы моему мозгу о том, как хорошо ощущалась грудь Поппи, когда она изгибалась над церковным роялем.

Её глаза опустились к моим бёдрам, и я знал, что тренировочные штаны не скрывали моих помыслов. Прочистив горло, я отвернулся от неё, направляясь в сторону кухни.

— Не знал, что тебе нравятся «Ходячие Мертвецы», — упомянул я беспечно, скользя рукой по выключателю. Бледно-жёлтые лучи света рассеялись от люстры послевоенного периода, отбрасывая угловатые тени в гостиную.

— Это моё любимое шоу, — ответила Поппи. — Не понимаю, почему ты так удивлён тому, что не знал этого. Мы с тобой знакомы не так давно, и большинство наших беседзаставляли меня рассказывать тебе о моих тёмных секретах, а не о моих предпочтения в Netflix.

Она подошла ко мне и протянула бутылку скотча, которую я взял, двигаясь по кухне в поисках стаканов и пытаясь подобрать ответ — какой бы то ни было — нов буквальном смысле не мог придумать ни слова.

— Это искупительная жертва, — произнесла она, кивая в сторону Macallan. — Я не могла уснуть и захотела попросить прощения за сегодняшнюю стычку, и мне пришла в голову мысль, что, возможно, виски… — она сделала глубокий вдох, и впервые мой всё ещё затуманенный сном мозг понял, что она нервничала. — Мне очень жаль, что я тебя разбудила, — сказал Поппи тихо. — Я пойду.

— Нет, — на автомате вылетело у меня, мой рот сработал инстинктивно, прежде чем разум смог прервать его. Радостный румянец разлился на её щеках, и что-то щёлкнуло в моей голове, так что теперь я полностью и всецело проснулся. — Иди в гостиную, — скомандовал я. — Зажги газовый камин и садись возле него. Жди меня.

Она без вопросов выполнила приказ, и такой простой жест послушания пробудил старого меня: того, который был известен в кампусе определённым опытом в спальне. Я не мог ничего поделать, потому что это такое прекрасное чувство иметь сговорчивую к своим требованиям женщину, видеть, что такая умная и независимая девушка, как Поппи, позволяет заботиться о ней, доверяет мне выбор правильного для неё направления. А затем я почувствовал себя идиотом. Я вцепился в столешницу, вспоминая свои женские курсы в колледже, монахиню-феминистку в семинарии, обрисовавшую каждый болезненный пример женоненавистничествав истории церкви. Я был свиньёй по многим причинам. Мне нужно было вернуть свой контроль, выйти и сказать, что после выпивки ей придётся уйти. Я буду честен в своей борьбе и надеюсь, она поймёт.

Даже если возненавидит меня за это.

Потому что я заслужил её ненависть.

Но для начала напитки. Если я наслаждался виски, то обычно делал это в одиночестве или со своими братьями, поэтому у меня не было правильных стаканов. В действительности у меня вообще не было никаких стаканов для напитков. Так что я принёс скотч в двух облупившихся кофейных чашках.

«Веди себя хорошо, веди себя хорошо, веди себя хорошо, — повторял я себе, пока шёл к ней. — Не пытайся её трахнуть. Не фантазируй о её чёртовых сиськах. Будь хорошим пастором».

Я преподнёс ей виски:

— Прости, что в кофейных чашках.

Она ухмыльнулась:

— Но они такие шикарные.

Я закатил глаза, сев в кресло рядом с огнём, и это было плохой идеей, ибо означало, что она будет сидеть у моих ног, лишь усиливая дурные мысли.

«Сейчас или никогда, — приказал я себе. — Ты должен ей сказать».

— Поппи… — начал я, но она перебила.

— Нет, я единственная, кому необходимо извиниться, — ответила она. — Вот почему после всего я сюда пришла, — Поппи склонила голову, встречаясь со мной глазами; огонь переливался на еёволосах, показывая, где они высохли небрежными локонами. — Днём я чувствовала себя ужасно. Я облажалась из-за того, что случилось со Стерлингом, и по какой-то причине, когда ты показал свои защитные инстинкты сегодня, меня охватила паника.

«Мы оказались в похожих ситуациях».

— И буду честной, в конце концов, всё-такия разговариваю сейчас с пастором. Это осложняется тем фактом, что я не могу перестать думать о тебе всё проклятое время, и это убивает меня.

Внутри меня всёохватило огнём, потому что это были первые и последние слова, которые мне хотелось услышать, и от этого я дрогнул.

Она уязвимо опустила глаза, и меня полоснуло словно ножом по рёбрам. Поппи думала, что я отвергал её влечение, отвергал её. Дерьмо, истина была совсем рядом, но не было никакого способа объяснить это, не делая обстоятельства ещё более запутанными, чем они уже были.

— В любом случае, — продолжила она тихим голосом, — мне жаль, что я сорвалась на тебя днём. И ещё прости за то, что случилось в прошлый понедельник. Я воспользовалась тобой. У меня слишком много дерьма в жизни, а теперь я привнесла его и в твою, потому что ты оказался здесь и был добр ко мне.

Я наклонился вперёд, пытаясь найти в себе силы, чтобы сказать то, что должно быть сказано.

— Я очень рад, что ты пришла сюда и попросила прощения, но не то чтобы ты должна была, ибо вина за то, что произошло после твоей последней исповеди, лежит полностью на моих плечах. Но я рад, потому что это значит, что ты понимаешь, почему это не может произойти снова. Я дал обет защищать и уважать Бога, почитая его детей, его агнцев. Ты пришла ко мне за помощью, и вместо этого… — я запнулся не в силах вымолвить и слова. Но жар всё равно продолжал приливать к моему паху, в то время как слова из того дня пронзали мой мозг словно пули баллистический гель. Киска. Клитор. Член. Освобождение. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, насколько мои тренировочные штаны были в опасной близости к раскрытию этих мыслей, — …я воспользовался тобой, — закончил я вместо этого.

Она сжала свои губы вместе:

— Ты не воспользовался мной. Да, моя жизнь полна дерьма, происходящего и по сей день, но я личность и способна делать собственный выбор. Я не испорчена, не росла в нелюбви. Я не пустышка для мужчин, имеющих влияние. Я решилапереспать со Стерлингом. Решила позволить тебе вылизать меня. Я хотела это всё, и ты не мог мне запретить. Ты не имеешь права заявлять, что я была не больше, чем сторонний наблюдатель, — Поппи встала, румянец на её щеках появился не только от огня. — Не волнуйся. Я не буду беспокоить тебя своим телом снова. Я буду уважать твой обет и твоё устаревшее рыцарство вместе с ним.

А это больно. На самом деле эточертовски больно, так как я только что пытался призвать все свои постмодернистские, союзнические и феминистические мысли, стараясь подавить ту часть моего разума, которая фантазировала о том, как сделать так, чтобы Поппиползала голой по полу с чашкой виски на спине.

И вот почему — думаю — я схватил её за запястья и притянул к себе между ног. Она ахнула, но не сопротивлялась. У меня была идеальная высота кресла, чтобы лизнуть её сосок через футболку, что я и сделал. Её руки зарылись в мои волосы, как только она застонала.

— Я думала… Ты сказал… — Поппи извивалась, в то время как я нежно прикусил ниже, а затем снова принялся сосать.

— Ты права, — ответил я, отстраняясь. — Я не должен этого делать.

Она едва заметно опустила своё лицо, но всё-таки кивнула, отступая, но я не мог позволить ей этого сделать, поэтому схватил её за бока и потянул вниз так, чтобы она оседлала моё бедро, её киска тут же начала тереться об меня, прося об освобождении.

— Мне не следовало быкласть тебя поперёк моих коленей и отшлёпать твою попку за то, чтобесстыжая маленькая шлюшка пришла сюда без лифчика, — прорычал я ей на ушко. — Мне не следовало бы связывать верёвкой твои запястья и лодыжки, чтобы твоя киска стала полностью открытой, а затем трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь больше ходить. Мне не следовало бы переворачивать тебя задницей вверх и трахать её, пока из твоих глаз не потекут слёзы. Мне не следовало бы отвозить тебя в клуб и трахать в приват-комнате так, что ты нахрен забудешь о Стерлинге, а затем начнёшь выкрикивать только моё имя, — я снова укусил её сосок. — Или имя Бога.

Я засунул два пальца за пояс её шортиков и приспустил их, резинка растянулась и позволила мне увидеть то, о чём я уже подозревал. С возвышения её лобковой кости клитор выглядел как крошечный, мягкий бутон плоти, и он просто нуждался в прикосновении.

— Почему ты пришла сюда ночью, Поппи? — спросил я, обхватив её грудь и тихо простонав от ощущения неподдерживаемого веса в руке. Свою вторую ладонь я по-прежнему держал там, где она была до этого, а сам смотрел на её выбритую киску. — Ты пришла сюда только потому, что хотела извиниться? Или ты пришла посреди ночи без лифчика и трусиков, чтобы соблазнить меня? Это же грех, знаешь. Умышленно ведущий другого человека к неправедным действиям или мыслям. Нет, не убегай от меня сейчас.

Она попыталась вывернуться, и я знал, что посылал смешанные сигналы, которые сбивали с толку, запутывали, вводили в заблуждение, но затем я пробормотал:

— Ещё раз. Дай мне ещё раз.

«Ещё раз что? » — я задался этим вопросом, как только произнёс его. Ещё один оргазм? Для неё? Для себя? Ещё один шанс? Ещёодин намёк, ещё немного, ещё одну минуту, чтобысделать вид, что ничего не произошло между нами?

А потом я побледнел. Было глупо назвать это так — происходящее между нами — как будто моё влечение к Поппи Дэнфорс значительнее трёх лет обета безбрачия, внезапно столкнувшегося с самой сексуальной женщиной, какую я когда-либо встречал. Словно была какая-то тайная часть меня, которая хотела большего, чем просто трахнуть её: она желала пригласить на ужин, готовить ей завтрак и засыпать с ней в моих руках.

Она смотрела на меня всё то время, что я думал, её ореховые глаза выражали такой же голод, как и её рот, а эти торчащие груди были такими мягкими под её футболкой.

— Эта ночь, — сказал ей. — У нас есть она. А затем мы остановимся.

Поппи кивнула, затем сглотнула, будто у неё пересохло во рту. Я наблюдал за движением её горла.

— Встань на колени, — прохрипел я. Она слезла, подчиняясь, вставая на колени между моих ног и смотря на меня из-под своих длинных тёмных ресниц, которые преследовали мои мысли. — Сними свою футболку.

Она стянула хлопковую футболку через голову и бросила её на пол, а мне пришлось сжать свои находящиеся в штанах руки в кулаки, чтобы не взять её прямо там, потому что, блядь, эти груди были идеальными. Бледно-кремовые с тёмно-розовыми сосками, достаточно маленькими в сравнении с кончиком пальца, но достаточно большие для того, чтобы с лёгкостью я мог взять их в рот. Мне захотелось увидеть, как мой член скользит между этими сиськами, хотелось излить на них своё семя, хотелось почувствовать, как они прижимаются к моей груди, когда я растянусь на ней.

Но не было конца тому, что мне хотелось делать с этим маленьким ягнёнком, всё равно сколько раз или сколькими способами я бы обладал ей. Она создала эту ненасытную яму во мне, зияющую пропасть необходимости, и даже сквозь туман в моей голове я мог увидеть, насколько всё будет разрушительно, если это не остановить.

И мы остановимся в ближайшее время… Но не прямо сейчас.

Я спустил пояс моих штанов, чтобы лишь освободить член, и также оставил футболку. Мне нравилось быть одетым, когда я трахался, что всегда и делал. Ничто так не заводило, как голая женщина, мурлычущая у твоих ног или пронзительно кричащая на твоих коленях, когда в то же время ты был одет. (И да, признаю, что облажался с точки зрения феминизма и прочего. Мне жаль).

Её рука переместилась к тонкой ткани между ножек, и сейчас Поппи извивалась, лаская себя.

— Ты оставила мокрое пятнышко на моей ноге, ягнёнок, — сказал я, глядя на своё бедро, где её возбуждение пропиталось свозь ткань шортиков и моих штанов. — Ты чего-то хочешь?

— Хочу кончить, — прошептала она.

— Но ты можешь заставить себя кончить в любое время. Ты пришла сюда этой ночью, потому что хотела кое-что другое. Что же это?

Она заколебалась, но потом ответила:

— Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить.

— Но ты же знаешь, что неправильно просить об этом.

— Я знаю, что неправильно просить о таком… Или хотеть.

Я вздохнул. Это было ошибкой. Всё это такая большая ошибка.

И да поможет мне Иисус, по какой-то причине это выглядело ещё слаще.

— Лизни, — сказал я, указывая на свой член.

Мои руки всё ещё лежали на бёдрах; я не потрудился удержать себя от неё. Вместо этого я сидел и смотрел, как одним длинным движением язычком она провела от основания члена до его кончика. Мои пальцы впились в кресло, я зашипел, когда она сделала то же снова. Я уже и забыл, как слишком хорошо это было, какой скользкий, мягкий и гладкий язык может быть у женщины, как идеально он ощущается, когда следует вдоль чувствительной нижней части моего члена и выводит тонкие круги вокруг короны (прим.: окружность в основе головки полового члена).

Послушный ягнёнок, она не делала ничего больше, просто лизала, её рукавсё ещё была между ног, а её глаза смотрели в моив тусклом освещении.

— Теперь соси, — приказал ей я.

Быстрая вспышка улыбки — улыбки, кричащей о Лиге Плюща, финансовом анализе и вкусе к хорошему шампанскому — а затем её голова стала не чем иным, как копной тёмных волос, подпрыгивающих между моих ног.

Я действительно стонал прямой сейчас. Было ли какое-либо ещё такое зрелище, которое я пропустил? Голова, нетерпеливо двигающаяся между моих ног? Но затем я подумал о том понедельнике в церкви: о ней, склонённой над роялем, и о её киске, единственной в моём поле зрения. О ней, сидящей на мне и потирающей свой клитор о мой член.

Было много представлений, которые я пропустил.

Мои бёдра и ноги практически дрожали от необходимости начать вколачиваться в её рот, и я немного себе это позволил, запустив руки в её волосы и таким образом удерживая её; регулируя движения по своему члену, я начал толкаться вверх бёдрами, пока не достиг задней стенки её горла, содрогаясь, когда скользнул обратно, ведь её губы, зубы, язык и нёбо ласкали меня, доводя до дальнейшего воспламенения. Мой член никогда ещё не был таким твёрдым до этого, уверен в этом, и когда я отстранился от её губ, то от основания до кончика мог увидеть каждую вену на нём, мог почувствовать болезненно припухшую головку.

Вот тогда я и ощутил потребность в её киске. Если это в последний раз, если это действительно так, то я должен действовать. Я имею в виду, что уже и так совершил смертный грех, позволив ей отсосать мне. Разве станет ещё хуже от того, если я ещё раз потрусь об её киску?

Или если я скользну внутрь частично? Это всё ещё не реальный секс, не реальный-реальный, а затем я бы сразу вынул его обратно. Мне просто хотелось почувствовать это один раз. Только однажды.

Дерьмо, я как подросток. И ещё в тот момент я не волновался — с твердейшим членом в мире и с самой красивой женщиной, которую когда-либо видел, стоящей передо мной на коленях с приоткрытым ртом и жаждущей киской.

— Подними свою попку и сядь на стойку, — приказал я. Она поднялась, сняла свои шорты, последовала на кухню (где, к счастью, были закрыты все жалюзи) и запрыгнула на кухонную стойку.

Я медленно приблизился к ней, моя кровь кипела, потому что я знал, что был на самом краю, в точке невозврата, но мне хотелось, хотелось броситься в эту неизвестность, если ею являлась Поппи. Было трудно волноваться о чём-либо ещё.

Я учуял её, как толькошагнул к стойке, смесь её возбуждения и чистого мыла с намёком на лаванду. Развёл её ноги в стороны настолько широко, насколько позволяла поверхность, подошёл к ней ещё ближе и притянул Поппи к самому краю так, что, когда я прижался к ней, мой член упирался в её складочки.

Она облизала свои красные губы, когда встретилась с моим взглядом. Облизала их, словно была хищницей, собиравшейся проглотить меня, но это действовало не так, не на всех, и внезапно я стал одержим мыслью размазать эту красную помаду, по-прежнему остававшуюся идеальной в три часа утра, будто она повторно нанесла её, прежде чем пришла сюда. Да, когда я с ней закончу, этот тщательно нанесённый оттенок будет повсюду, а Поппи будет чувствовать себя отмеченной, взятой.

Я наклонился и поцеловал её в первый раз.

Её губы были мягкими, как я и ожидал — даже намного мягче — но они также были и непреклонными, чего я не ждал, не сразу поддались мне. Если бы у меня не было жизни до обета, я бы, наверное, не понял её неуступчивость. Но у меня был опыт, поэтому я спросил.

— Ты надумала со мной посоревноваться, ягнёнок? — пробормотал в её губы. Она кивнула, затаив дыхание. — Ты хочешь, чтобы я взял это силой от тебя? — ещё один кивок. — Значит, тебе нравится грубость?

Рваный выдох. И затем наконец-то другой кивок. Мой маленький ягнёнок хочет грубо, и что вы думаете, мне хотелось дать ей это.

Мои губы стали безжалостной силой, актом первобытности — актом Бога — я обхватил её затылок так сильно, как только мог, прижав её лицо к своему. Я вдавливал свои бедра в её, потираясьоб неё, и использовал свою свободную руку, чтобы заявить права на её грудь, сжав и захватив ту так сильно, что — я знал — она могла чувствовать кончик каждого моего пальца как яркую точку боли. Медленно, ох, как медленно, еёрот открылся навстречу мне, и впервые наши языки заскользили вместе, сплетаясь шёлковой нитью и обещанием, я чуть не потерялся в этом прямо там и тогда.

Её рот был жадным, но мой был жаднее, мы боролись друг с другом, кто кого поглотит быстрее, кто возьмёт то, что другой хотел первым, кто возьмёт больше, и вскоре она стала извивающейся фигурой из гладких мускулов и мягких изгибов, её бёдра тёрлись об мои, а её руки сжимали мои волосы и царапали мне спину.

Когданаконец — наконец-то — прервался наш поцелуй, я был удовлетворён тем, что её помада в самом деле размазалась. Что соответствовало еёпотёкшей подводке для глаз и беспорядку на голове, а также соответствовало тому, что Поппи сжимала руками мою задницу как две горячих головешки.

— Мне нужно быть внутри тебя, — сказал я. — Частично. Только чтобы почувствовать это.

— О Боже, — выдохнула она. — Пожалуйста. Это то, о чём я всё время думаю с нашей первой встречи.

— Ты должна сидетьдействительно неподвижно, — предупредил я её. — Сможешь сделать это?

Она прикусила свою губу и кивнула, а я взял себя в руки. Не мог поверить в то, что делаю это на кухне своего грёбаного домика священника, не то чтобы это намного хуже пола в церкви. Но с её разведёнными ножками, с ней, практически хныкающей от поцелуя, я не мог себя удержать, даже если бы и попытался. И я определённо не хотел пытаться.

Продолжая поглаживатьсебя, я прижался головкой члена к её клитору, опускаясь вниз мимо её входа к попке. Она задрожала, давая мне понять, что не имела никаких возражений насчёт этого, и я должен добавить это к тем вещам, о которых точно буду сожалеть, никогда их не имея. Я снова поднялся вверх, потираясь об её киску и клитор. Она отчаянно посмотрела на меня, и мне захотелось поцеловать её прямо в лицо или кончить на него — что-нибудь из этого. После ещё нескольких движений я не мог больше ждать, мне нужно было это сделать, или же я мог бы умереть на месте.

Я прислонился своим лбом к её, мы смотрели вниз на кончик моего члена, который, прижимаясь к ней, медленно скользнул внутрь. Я остановился, когда головка вошла в неё, а затем замер, мышцы дрожали.

Мы просто смотрели на невероятное зрелище, происходящее внизу: я внутри неё, пастор, вкусивший запретный плод и едва сдерживающий себя от полного его поглощения.

— Какие ощущения? — прошептала она.

— Это чувствуется… — в этот момент мой голос был скорее вздохом. — Это чувствуется словно небеса.

Она была такой тугой, её щёлка сжимала кончик моего члена, и не было никаких слов, чтобы описать, насколько она была влажной, что еёскользкая кожа делала со мной, потому что всё это перевернуло моё сознание и мою душу, моё будущее и мою жизнь. Это было ощущение первобытности и примитивности, такое восхитительное, что я был готов убить ради него и убил бы любого прямо сейчас, если бы это означало, что мой член будет внутри этой женщины снова.

Полтора дюйма (прим.: 3, 8 см)проклятья, и всё, о чём я мог думать, так это о том, как погрузиться глубже в этот ад.

Она немного подалась навстречу, наверное, не в силах сдержать себя, жадный ягнёнок, и я схватил её за шею, мои ноги дрожали от усилий, чтобы не кончить из-за такого лёгкого движения.

— Оставайся, мать твою, неподвижной, или я кончу раньше, чем хотелось бы, и если это произойдёт, я буду вынужден разложить тебя на своих коленях и шлёпать твою попку, пока ты не научишься слушаться, — сказал я строго.

Моя команда имела предсказуемый эффект, послав мурашки по её рукам. Дыхание Поппи зазвучало громко и резко в небольшой кухне.

— Блядь, — прошептала она. — Блядь. Я… Это… Это самое горячее, что я когда-либо делала.

Возможно, это было самое горячее, чтои я когда-либо делал тоже, ведь моя жизнь когда-то была наполнена множеством сексуальных поступков возбуждённых женщин, но ни одна из них не была похожа на Поппи.

Красные губы и голубая кровь. И чёрт, это самая развратная женщина, которую я когда-либо встречал в своей жизни.

— Я хочу почувствовать, как ты кончишьвокруг моего члена, — сказал я, мой лоб до сих пор был напротив её, наши глаза были прикованы к тому месту, где мы соединялись. Я никогда в жизни не забуду этого и хочу, чтобы она тоже не забывала.

— Это не займёт много времени, — ответила она, а затем немного хрипло рассмеялась, что заставило её сжаться вокруг меня. Я зашипел, хватаясь за столешницу, чтобы сдержать себя от извержения. — Прости, — прошептала она, а я скользнул рукой между её ножек к клитору и начал тереть его.

— Не шевелись, — напомнил ей, пока мы наблюдализа моей большой рукой, загорелой и мозолистой от всей той работы, которую я делал вокруг церкви; я нажал на её мягкую розовую плоть, пока мысмотрели, как она дрожала вокруг головки моего члена.

— Я пытаюсь не шевелиться, — пробормотала она, и я мог сказать, что Поппидействительно это делала, и также мог сказать, что она хотела увидеть себя кончающей столько раз, сколько я мог ей это дать. Я увеличил силу и темп движения своих пальцев.

— Грязная девчонка, — прошептал я. — Настолько грязная, что позволила мне вставить свой член. Тебе нравится это, быть полностью открытой и действовать вот так? Держу пари, тебе нравятся грязные имена тоже.

— П-пожалуйста, — простонала она.

— Пожалуйста, что, ягнёнок?

Она едва могла говорить прямо сейчас, её голова упиралась в шкафчики позади, её выгнутая спина толкала ко мне её грудь.

— Имена, — выдохнула она. — Мне нравятся… Имена…

Чёрт. Она действительно меня погубит. Смерть от перевозбуждения. Смерть от бесконечной эрекции.

— Ты шлюха, Поппи? — я наклонил голову и взял в рот её сосок, люблю этоперекатываниена своём языке, когда сосу его. — Ты точно ведёшь себя как шлюха, заставляя действовать меня таким образом. Ты заставляешь меня нарушать все правила, а я чертовски ненавижу так делать, — направился к её шее, целуя и покусывая ту. — Ты готова принимать его где угодно, не так ли?

— Я…— вздохнула она не в силах закончить, ей и не нужно было, потому что она кончала прямо тогда, её тело извивалось, словно через него проходили волны удовольствия. Снова и снова её киска сжималась вокруг головки моего члена, сжималась и пульсировала; понимание того, что я смог заставить её кончить без глубокого проникновения, сделало меня почти диким.

Она упала в мои руки, как только кончила, положив свою голову мне на плечо.

— Твоя очередь, — прошептала она в мою кожу. Я начал выходить из неё, но она схватила меня за бёдра, останавливая. — Нет. В меня.

— Поппи, — начал я.

— Я на таблетках, — её челюсть сжалась, когда она посмотрела на меня. — Я хочу видеть, как сперма вытекает вокруг тебя. Хочу её в том месте, которому она принадлежит: во мне. Пожалуйста, Тайлер. Если это в последний раз, выполни для меня эту простую просьбу.

Тайлер. Она никогда не называла меня так раньше. И именно там, у основания моего позвоночника, прямо сейчас её грязные слова разожгли это —какая женщина умоляла об этом? Какую женщину это заводило?

Но, честно говоря, я бы согласился на что угодно, не переживая, насколько это было опасно, поэтому кивнул, сжав челюсти.

Она прислонилась к шкафчикам, упёршись пятками в столешницу. От изменения её положения я не вошёл ещё глубже, но от этого она сильнее сжалась вокруг меня, и мойоргазм был на подходе. Она скользнула руками по своей груди, пробежавшись пальчиками по всё ещё твёрдым соскам, сжимая свои груди вместе и потирая их друг о дружку, подчёркивая, какими же, блядь, сочными они были, и почти в тоже время ослепляя меня похотью.

Боже, мне необходимо кончить.

Необходимо толкнуться в неё.

Необходимо трахать.

Затем её пальчики переместились к клитору, и она начала поглаживать себя, пальчики другой руки скользили в её ротике туда-сюда, и я, чёрт побери, был парализован, так как эти губы, этот грешный ротик — ротик, который так и просил оттрахать его жёстко, намного жёстче, чем там, у камина. А затем — непослушная девчонка — она начала чуть-чуть двигать своими бёдрами, чтобы подтолкнуть меня к действиям; так мокро, так узко, и вот оно, пронзившее мои яйцаи поднимающееся к члену, мы оба наблюдали за тем, как это произошло: мои бёдра дёрнулись, мышцы живота свело, и затем я кончил. Ноги едва выдерживали мой вес, и я практически не мог дышать, когда оргазм проносился сквозь меня, моё первое извержение в женщину за годы, но я заставил себя стоять неподвижно, потому что хотел запомнить этот момент навсегда. Сперма капала, её киска была очень мокрой, а ноги, разведённые в стороны, так и кричали «добро пожаловать». Пульсация наконец — наконец-то — замедлилась, и Поппи положила голову мне на грудь, сделав довольный вздох, в то время как моё сердце забилось быстрее в груди, требуя всё, что оно хотело теперь, надеясь, что будет услышано в моей безудержной похоти.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒