НЕВОЛЧЬЕ МЕСТО 2 страница

-О чем бишь я? – спросил дядя Федя у деда и бабушки, возвращаясь к прерванному моим появлением разговору и снимая руку с моего плеча.

-Ты про волков все своих, - напомнила бабушка любимую тему Волкодава.

Мой дед громко отхлебнул кофе из кружки и, мечтательно уставившись в потолок беседки, почесал свою полулысую голову и сказал:

-Эх, хороший все-таки был пес ваш, Метеор, статный такой.

Дедушке понравилось слово «статный» и он повторил его еще несколько раз, смакуя на языке, закусывая его вареньем и качая головой.

-У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса… - с мрачной улыбкой сказал дядя Федя. – В прошлом году задрали. – И он грубо выругался, отчего бабушка его осекла.

-Знамо мы про вашего пса, Федька, да ты не ругайся все равно.

-Извини, Клава, очень злюсь, когда вспоминаю, - сказал дядя Федя с искренним раскаянием. – Правильно, Николай, говоришь, хороший был пес, жалко его очень. Кабы не ноги эти больные, черт бы их побрал… - Он с силой похлопал себя по коленям, так что от штанов взвилась в воздух пыль. – Кабы ходил на волков еще, так узнали бы они у меня, почем фунт лиха.

Бабушка, вспомнив, вероятно, события зимы, вздохнула и глубокомысленно сказала:

-Отмстил бы за все и наши страдания тоже.

Дядя Федя понимающе закивал, а бабушка продолжила так, будто хотя бы один человек за столом не знал о происшествии.

-Оставила дочь мне на зиму пса… Не закрыла калитку, дура старая, а он и убежал по деревне. Кто ж знал, что такая напасть случится?

Она в расстроенных чувствах шумно высморкалась в белый платок, который достала из кармана. Дядя Федя сочувственно кашлянул, не переставая кивать, а дед хмуро заметил:

-И откуда вообще эти волки? Отродясь же не было.

-Да! – с жаром поддержал его дядя Федя. – Меж охотниками мы нашу деревню звали не иначе как «неволчье место»…

-Как бишь? – переспросила бабушка, снова сморкаясь, но уже тише.

-Неволчье! Слушай внимательней, - раздраженно ответил дед и, видимо, предчувствуя интересный рассказ, какими была полна речь дяди Феди, обратился к нему. – Так что дальше?

Бабушка обиженно хмыкнула и пригубила чашку кофе, а дядя Федя, не обращая на них внимания, продолжил:

-Ну, что дальше? Не ходили сюда на волков и все. Что дальше? Ничего. Неволчье место и все. Я раньше по волкам же часто, на то и Волкодав, - с удовольствием произнес свое прозвище дядя Федя. – Было дело, ездили за тридевять земель, чтобы волка добыть. А тут вот буквально под окном бродют, собаки, хоть с крыльца отстреливай. Недавно Константиныч мне говорил, видал следы на своем поле, а у него-то дом, хоть на отшибе да за рекой, все одно – деревня. – Он мрачно усмехнулся. – Но у меня годы-то уже не те. – И он не удержался от раздосадованного вздоха. – Хотел бы выйти, пострелять всех, да не могу.

-Да какие твои годы? – Махнул на него рукой дед. – Я тебя старше на 5 лет, чувствую себя молодцом. Покликай своих, нехай приезжают на облаву, пусть побегают, черти, да подальше убегут с нашей деревни.

Он говорил с жаром и вдохновенно, но, как видно, плохо представлял себе настоящую облаву. Дядя Федя, видимо, подумал так же, потому спрятал усмешку и задумчиво сказал:

-Или, правда, пойти на охоту? Что, Клава, думаешь?

Бабушка пожала плечами, еще чуть обижаясь на деда, но, довольная, что дядя Федя спросил у нее по такому важному вопросу, сначала немного подумала, набирая на ложку варенья из банки, а потом сказала:

-Иди, коли силы имеются, Федя. Почему нет? Не дело, когда волки по деревне шастают.

-Ну, не по деревне, но оченно уж близко, это да. – Кивнул дядя Федя. – Не дело-то не дело, но не знаю, дадут ли разрешение. Знаете, сейчас же как, - надо сначала получить бумагу и с нею в лес, а так - нельзя.

-А че с ней, с этой бумагой, делать? – усмехнулся дед. – Волку показывать?

-Много ты понимаешь! – сварливо сказала бабушка, очевидно, стесняясь его глупой шутки и все еще помня обиду.

Дед посмотрел на нее едким взглядом, но решил не связываться и просто пожал плечами.

-Ой, не знаю, странно это все. – Вздохнул дядя Федя и пустился в долгие размышления вслух.

Я встала, собираясь уходить, забирая с собой кружку. Бабушка увидела это и сказала, перебивая Волкодава:

-Там на столе в сенях, посмотри, я слила остатки вчерашней каши, вылей собакам на улице. У них там миски у калитки, сразу увидишь.

Я кивнула и ушла в дом. В сенях было сыро с непривычки, и я поспешила выйти во двор, неся в руках кастрюлю с помоями.

Наша улица была одной из главных в деревне, поэтому здесь было, можно сказать, даже людно. Где-то невдалеке играли дети, сидя на пеньках у чьего-то забора. По другую сторону был виден холм, по которому усиленно взбирались маленькие фигурки коров и пастуха. Напротив дома сидели три старика. Они с интересом посмотрели на меня, когда я подходила к калитке, но, увидев, что я просто выливаю помои собакам, продолжили разговор.

Пока густая масса противно пахнущей, протухшей каши пополам с рыбными костями и кислым молоком падала в большую грязную миску для дворовых собак, одна из них – серый, большой пес со впалыми боками и умной, заискивающей мордой, подошел ко мне и стал терпеливо ждать, пока я вывалю ему все, что у меня есть. Дождавшись, он принялся за еду, а я выпрямилась и огляделась.

В тот самый момент из калитки Костарёвых выкатил свой велосипед Никита. Он закрыл калитку, щурясь огляделся, легко закинул ногу на велосипед и поехал по улице в сторону меня. Пока я думала, хочу ли с ним встречаться, он уже миновал расстояние между нами, заметил меня и остановился, отставив свою крепкую ногу в светлых легких штанах и улыбаясь.

-Привет. Чего это ты Серика кормишь, он уже у нас раза два поел?

-Правда? – искренне удивилась я, забыв поздороваться и смотря на пса, который с видом оскорбленной чести изображал из себя взаправду голодающего и ел аккуратно, но с аппетитом помои. – Бабушка сказала покормить.

-Ну, он такой, хитрый. – Улыбнулся Никита, явно очень довольный и жарким днем и своим сегодняшним видом.

Он так сиял, что мне захотелось сделать ему приятное, и я спросила:

-А чего это ты сегодня такой весь «парадно-выходной»?

Никита довольно хмыкнул, даже не заметив моей иронии, и кивнул в сторону перекрестка, который виднелся вдали.

-А я в магазин, мать послала. Да и вообще… - Он будто опомнился, - просто жара сегодня не рабочая, так что сегодня я свободен, как ветер.

Он, вероятно, заметил уже после того, как сказал, что намек вышел очень уж толстым, замялся, но быстро нашел, чем исправить свое положение, хотя я даже ничего не сказала.

-Кстати, дед мой не у вас? Поди пьет опять с дядей Колей? А то мать зовет…

Я не успела ответить, за меня это сделал зычный голос Волкодава с крыльца.

-А че сразу пьет?

-А че сразу с дядей Колей? Я вообще по утрам не пью, - гордо заявил дед, выглядывая из-за обширной фигуры дяди Феди.

Они спускались с крыльца и подходили к калитке.

-Ага, знаем мы ваши «вообще не пью», дядь Коль, - усмехнулся Никита.

Дед фыркнул и что-то пробубнил, и они с Волкодавом вышли на улицу.

-Какого ляда ей опять от меня надо, матери твой? – спросил с бабской интонацией дядя Федя, направляясь вместе с дедом в обратную от своего дома сторону.

-Воды, говорит, надо натаскать в баню, - ответил Никита, зорко следя за тем, куда они направляются.

-Ну, вечером и натаскаю. – Легкомысленно отмахнулся Волкодав.

Никита покачал головой и сказал:

-Смотри, дед, сегодня бабушка возвращается с города, она тебе спуску не даст.

-Чтоб провалилась твоя бабка вместе с этим городом, - раздраженно пробубнил Волкодав, вероятно, раздумывая, идти ли дальше, куда думал, а потом решился и добавил. – Я скоро.

Никита махнул на него рукой с добродушной улыбкой и пояснил, повернувшись ко мне:

-В кафе утянулись, два сапога - пара, до вечера ищи свищи.

Я улыбнулась тому, как виртуозно он управляется с фразеологизмами, но Никита подумал, что вышло остроумно и снова пошутил в том же духе.

Тут из-за угла выехали ребята на велосипедах. Среди них опять был уже знакомый рыжий мальчик-главарь, сразу заподозривший неладное, как только увидел Никиту, а рядом с ним – Варя в коротких шортиках. Она поздно заметила нас, и чуть не пронеслась мимо, привстав на педалях, но резко затормозила и, разгоряченная от быстрой езды, запыхавшаяся и красная, с самодовольной улыбкой обратилась к Никите:

-Привет. А мы за реку. Ты с нами?

Она говорила, ставя ударение на «за», и, очевидно, была очень горда, что говорит с Никитой так, будто они близки. Он улыбнулся, посмотрел на меня и спросил:

-Поедем?

Варя нахмурилась, но в ту же секунду, быстро оценив ситуацию, заметила:

-Мы прямо сейчас едем.

Никита, конечно, понял ее выпад, но не подал виду.

-Ну, тогда езжайте, я еще в магазин. – И, обратившись, вероятно, к брату, стоящему около Вари, сказал. – Миша, к маме только заедь, отпросись, чтобы, как вчера не было. Хорошо?

Мальчик, очень похожий на Никиту, только более полный, с грустными большими глазами и, как видно, всегда с таким выражением лица, будто готов расплакаться, густо покраснел и уставился в пол.

-Я не слышу, ну? – спросил строго Никита.

-Хорошо-хорошо, - с каким-то отчаянием кинул мальчик и быстро двинулся по улице домой.

Варя поняла, что проиграла, и, чтобы скрыть досаду, повела плечиком.

-Ну, ладно. Жаль. Если что, приезжай.

Никита кивнул, и ребята уехали в сторону холма.

-Так поедем за реку? – спросил у меня Никита с хитрой усмешкой за Варю.

-Я хотела, честно говоря, порисовать, - обтекаемо ответила я.

-Если проехать чуть дальше, чем они поехали, к лесу, там вид красивый на деревню. – Пожал плечами Никита. – Или ты не любишь, когда смотрят, как ты рисуешь?

Я действительно не любила, но мысль показалась мне интересной. Это было недалеко от того места, где погиб Арчи, и это было именно то место, за рекой, куда бы я одна не хотела ехать. И да, там действительно был удивительный вид на деревню. Я, открывая калитку, кивнула Никите.

-Хорошо, поехали. Я только соберу вещи?

-Да-да, - радостно подхватил Никита. – Мне еще все равно в магазин. Я заеду за тобой минут через двадцать. Жди.

Он кинул мне довольную улыбку и быстро покатился по дороге, пригибаясь к рулю и сильно давя на педали. Я поймала на себе вопросительный взгляд Серика и погладила его.

-Извини, больше нет.

Он понял и укоризненно поднял на меня грустные, но хитрые глаза. Я улыбнулась ему и пошла в дом.

***

Дедов старенький скрипучий велосипед легко нёс меня под горку в сторону реки. Мимо неспешно проплывали чужие дворы, люди, собаки, девочка с козой на привязи. Деревня жила своей неторопливой, но четко размеренной жизнью. Никита поравнялся со мной, улыбнулся и обогнал, почти без усилий нажав на педали. Из-за пригорка показалась серая, мутная речка, выныривающая из леса, бегущая по низинке и скрывающаяся в перелеске рядом со старой мельницей.

-А мельница еще работает? – спросила я, снижая скорость перед рекой.

-Не, ты чего? – удивленно посмеялся Никита. – Уж лет десять как умер дед Егор, мельник, так никто ей и не занимается. Да и зачем нам? Теперь же магазин есть.

-А, ну, да. – Кивнула я, испытывая невольно стыд за то, что не догадалась сама хотя бы даже по виду явно заброшенной, подгнивающей мельницы.

Я остановилась, чтобы попить, у самой речки, Никита остановил велосипед около меня. Вода задорно и переливчато журчала рядом, подныривая под широкий деревянный настил-мост. Напротив нас была небольшая часовня с миниатюрным колоколом над аккуратной зеленой крышей. Сразу за ней – большое поле, вероятно, используемое для скота, а выше по холму - лес. Через реку – еще два-три последних двора деревни с большими участками почти до самого леса, а дальше, дорога резко, сужаясь, брала вправо и взбиралась по высокому холму вдоль леса, забираясь все дальше и дальше вглубь него.

-Жара, - чтобы не молчать, сказала я Никите, наблюдающему, как я достаю из рюкзака воду.

Он посмотрел на небо, загнув голову, потом перевел взгляд на изумрудный лес на холме над нами и сказал:

-Гроза будет.

-Почему это? – спросила я, засовывая бутылку обратно. – Я смотрела прогноз – не будет.

Никита пожал плечами и кивнул.

-Будет-будет. Видишь, за лесом туча?

И точно – из-за леса скромно выглядывала маленькая ватная тучка. Я улыбнулась.

-Это облачко.

-Должно быть, там за лесом она продолжается, а у нас деревня в низинке – тучи отсюда приходят и аккурат над нами застревают, - со знанием дела сказал Никита, и я пожала плечами на такую аргументацию.

-А прогноз?

Никита снисходительно улыбнулся и махнул рукой.

-Интернет не живет здесь вот уже двадцать с лишним лет, здешних порядков погоды не знает. Я ему не верю.

Я задумчиво пожала плечами, не зная, как спросить, есть ли у него вообще здесь интернет, но он озабоченно оглянулся на деревню, поежился и сказал:

-А раньше, помнишь, деревня – до самого леса огороды были?

Я не помнила, поэтому помотала головой. Никита разочарованно вздохнул.

-Ну, вот я помню. Жалко, беднеет деревня. Все уезжают.

Я кивнула, чтобы его подбодрить, хотя и не испытывала прилива ностальгической грусти. Никита еще раз тяжело вздохнул, сел на велосипед, и мы поехали через мост в гору.

Здесь было не так и круто, но ехать нужно было долго, поэтому мы, точнее я, быстро выдохлись, и пришлось идти пешком, толкая перед собой велосипед.

-А я после девятого класса в техникум пошел, - сказал вдруг Никита и отчего-то то ли грустно, то ли застенчиво улыбнулся.

-На кого? – спросила я, чтобы поддержать разговор. – В городе учился?

-Да на строителя, жил три года в городе, только на выходные приезжал да на каникулы, - подхватил Никита с жаром. – Так истосковался по деревне – жуть.

-А что, тебе город не понравился? – невольно сыронизировала я, но Никита никак не отреагировал на это.

-Да нет, не то, чтобы совсем. – Он пожал плечами. – Просто не мое это и все.

-И что, ты так все это время в деревне и живешь безвылазно? – недоверчиво вырвалось у меня.

Никита недоуменно посмотрел на меня и, чуть обидевшись, сказал:

-Ну, а чего такого?

-Нет, ничего, - поспешно ответила я. – Просто поинтересовалась.

Он, кажется, не поверил, но ответил дальше спокойным тоном.

-Ну, вот в армию сходил уже вот почти полгода.

-И… - Я замешкалась, не зная, как правильно сформулировать. – И чем ты тут занимаешься?

-Да по-разному. – Никита отмахнулся от овода, будто бы от моего незнания, что можно делать круглый год в деревне. – Матери помогаю, деду, бабке. По деревне шабашу по разным дворам.

-Шабашишь? – переспросила я, лишь догадываясь о значении этого слова.

-Ну, работаю, помогаю по дому, огороду. Что кому помочь починить, построить, кому воды натаскать, кому дров нарубить, - просто, без усмешек ответил Никита.

-И много ты за это получаешь?

Никита снисходительно улыбнулся и почесал руку, остановившись.

-Ну, эт как посмотреть. Если по городу судить, так, конечно, мало, а если по деревне, то проживем - нормально, не много, не мало. – Он снова двинулся в гору, стерев с лица пот. – Кто-то платит. Кто совсем бедный, тому за бесплатно делаю, свои же люди, сочтемся после. Кто кормит обедом – тоже плата. Но все в деревне знают, что у меня руки из того места растут, поэтому часто, если помощь нужна – ко мне обращаются. – Он довольно улыбнулся и тут же засмеялся почти по-детски. – Не думай только, что я хвалюсь. Так мне другие говорят, я только чужие слова повторяю.

-Я и не думаю, - мотаю головой я. – И как же, денег-то хватает?

Никита поморщился при упоминании о деньгах и закусил губу.

-Ну, что в деревне деньги? Бумажки. А так мать работает в школе в селе соседнем. В той же, где я учился, где сейчас Мишка мой учится. Дед и бабка пенсию получают. Ну и я вот немного. А больше и не надо.

Он нахмурился, видимо, задумавшись о чем-то, а я спросила:

-Подожди, а отец твой где?

Я запоздало поняла, что вопрос был нетактичный, но именно это, как видно, и занимало Никиту, потому что он, сдвинув брови, хмуро посмотрел вдаль и сказал, резко толкнув велосипед вперед:

-А отец мой уже лет семь как в город уехал и так и не вернулся.

-Как не вернулся? – ахнула я, от удивления даже остановившись на дороге. Мне вспомнился отец Никиты, высокий веселый мужчина с рыжими усами, который умел так ловко вклиниться в нашу детскую игру, чтобы не потревожить ее и сделать даже интереснее.

-А вот так. – Никита со злости пнул камень, и я проследила за его траекторией до самых кустов. – Уехал и не вернулся. И пишет маме, мол, все, ухожу к женщине другой, поминай, как звали. Ну, там, конечно, еще приезжал, но мать его на порог не пустила. Развелись официально и все, нет у нас теперь отца. – Сухо сказал он, сдерживая негодование, а потом, подумав, драматичным тоном добавил. – И не надо такого.

-Понятно, - выдохнула я. – Жаль.

Никита понуро кивнул и сменил тему.

-А ты расскажи про себя. Как ты живешь сейчас? Где-то учишься?

-Да, - кивнула я. – Я в академии учусь. На художника-декоратора.

-Ого, - протянул Никита, очевидно, мало себе представляя мою профессию. – Кстати… - Он остановился, обдумывая слова, а потом продолжил. – А почему ты к бабушке не ездила больше? То есть, я понимаю, были дела и все такое, но все же?

Это была больная тема, и я заставила себя улыбнуться, но, встретив его понимающий взгляд, невольно вздохнула.

-Я не… Честно говоря, я не знаю, - сдалась я. – Как-то так получалось, что лето начала проводить на пленэрах, в студии за рисованием, а в течение года не было времени, и вообще… Мама всегда говорила - лучше потратить время на работу и постоянно рисовать, чем бездумно отдыхать на даче. Я по себе знаю - на отдыхе, хоть и прекрасное настроение, но рисуется плохо. Хотя вот я пытаюсь теперь не расслабляться, раз уж приехала, но все же.

Я чувствовала, что мои слова звучат неубедительно, а аргумент с мамой вообще просто глупо, злилась на себя и стыдилась своих слов, но не знала, что можно сказать в свое оправдание еще. Никита кивнул скорее из вежливости, чем выражая согласие.

-И вот ты лет десять не приезжала, а тут взяла и приехала? Просто так? – спросил Никита без подвоха, просто интересуясь.

Я пожала плечами, смотря вперед, и спустя несколько секунд сказала:

-Ну, на самом деле… - Я кинула на Никиту быстрый проверяющий взгляд, все еще раздумывая, стоит ли говорить ему это, но, встретившись с его чистыми и внимательными глазами, решилась и продолжила. – В творчестве какой-то стопор. Было у тебя такое, что занимался делом долго, и все шло хорошо, а в один момент будто все рушится?

Никита подумал и закивал.

-Было-было. Строили с дедом баню новую. Сначала хорошо шла, а потом вроде, как что-то не то, застопорилось. Потом через неделю вернулся к работе, и пошло хорошо. И вот что за леший мешал, неизвестно.

Я ухмыльнулась и неопределенно покачала головой.

-Ну, что-то вроде того, да. – Я потерла затекшее плечо. – Просто в искусстве важно, чтобы «писалось», а у меня не «пишется». И не знаю, в чем тут дело. Наверное, я что-то упустила. Только вот что, это и загадка.

Я грустно улыбнулась, и Никита понял, серьезно кивая.

-Да, я понимаю тебя. И ты приехала, чтобы решить эту загадку здесь? На природе?

-Да, именно, что на природе. Природа, вроде как, от всего лучшее лекарство, верно? Даже от творческого кризиса.

Я постаралась широко улыбнуться, но Никита покосился на эту улыбку и ничего не сказал. Через несколько секунд он остановился и махнул на поле слева от нас.

–Можем дальше не идти. Тут и так хорошо. Уже и склон не такой сильный, да и деревню как на ладони видно.

Я обернулась. И вправду, мы стояли примерно в том месте, может быть, только чуть дальше, чем то, где зимой погиб Арчи, и отсюда открывался вид почти на всю деревню до самой трассы, по которой, если ехать дальше, за лес, можно добраться до того самого села, где работает тётя Маша и учился Никита. Деревня перед нами открывалась длинная, но не такая уж и большая. Она была зажата трассой в тиски леса и полей и теснилась в низине, с одного угла пересекаемая тоненькой, обмелевшей речкой, убегающей под трассой в соседний хутор.

Отсюда мы видели пасущихся на лугу над деревней коров, маленькую худенькую часовню и даже большое хозяйство никитиной семьи, но дом моих бабушки и деда уже не было видно за чужими домишками, садами и огородами.

-Хорошо место? – спросил Никита, не скрывая гордости за деревню, и тут же сам себе ответил. – Красотища. Родные просторы!

Он глубоко вдохнул теплый воздух пригорка и, бросив в траву велосипед и пройдя несколько шагов от дороги, лег в зеленое колышущееся море подросшей с последнего покоса травы. Я хмыкнула его щенячьему восторгу и прошла мимо, где трава была примята широкими колесами трактора. Достала из рюкзака планшет с бумагой, карандаш, акварель, кисти и баночку с водой и, вздохнув несколько раз, примеряясь и думая, с чего бы начать, стала рисовать.

Никита лежал в траве тихо, как мышка. О нем напоминала только тревожно движущаяся иногда трава, когда он менял позу. Сначала мне было неловко рисовать, когда он рядом. В любой момент он мог подойти и заглянуть через мое плечо в этюд и увидеть, какой он неказистый. От этих мыслей этюд выходил еще, пожалуй, хуже, чем мог бы. Но мало-помалу я погрузилась в работу, как это часто бывало, совершенно забыв о том, где я нахожусь, и этюды стали получаться все лучше и лучше.

Вокруг меня уже лежало, сушилось штук пять набросков и акварельных этюдов, когда Никита неслышно поднялся из травы и подошел ко мне. Он с интересом, задумавшись, осмотрел каждый рисунок, потом понаблюдал, как я работаю.

-А вот мне всегда интересно было, - тихо произнес Никита в задумчивости, - отчего это художники в пейзажах рисуют так много неба и так мало земли?

Я перевела взгляд с рисунка на Никиту. У него в волосах застряли травинки, а во рту была зажата неизвестная полевая трава с колоском. И весь он был солнечный, лесной, с пальцами в соке придорожной земляники, взъерошенный и совершенно счастливый. При взгляде на него у меня прям в животе все сжалось от желания нарисовать его портрет.

-Стой, как стоишь, Никита, - сурово сказала я, не заботясь о том, как это звучит, и, выкинув незаконченный пейзаж, принялась писать портрет Никиты, торопясь и злясь от нетерпения запечатлеть то неуловимое «мгновение», написанное сейчас так ярко и просто на его лице.

Никита покраснел от удовольствия, выпрямился и сначала пытался разглядеть, что я там рисую, а потом стал смотреть в лес, позируя, будто бы он какой-то уставший рабочий на отдыхе или что-то вроде.

-Так почему? Ты не ответила, - спросил Никита после нескольких минут молчания.

-Что «почему»? – рассеянно ответила я, совершенно забыв, о чем он, пытаясь ухватить форму его носа на фоне темнеющего леса.

-Почему рисуете так много неба? Разве оно важнее земли? – он терпеливо повторил свой вопрос.

-А, ну, небо дает воздух картине. Воздух – жизнь.

Никита задумался, а потом ответил:

-Нет, земля – жизнь. Воздух – просто воздух, небо – оно всегда небо, а земля чуть поменяется – и все, жизнь уже совсем другая будет.

-Это ты так говоришь, - невольно засмеялась я, очень довольная тем, что профиль вышел совсем уж удачным, и даже волосы получились совсем как живые и так красиво перекликались с травой, - потому что работаешь с землей. А я работаю с неуловимыми материями, с воздухом, с небом, поэтому мне небо важно, - сказала я очень уж мечтательным тоном.

-И то верно, - кивнул Никита, беззлобно посмеявшись надо мной. – Ну, что? – Он не вытерпел и подошел ко мне посмотреть на свой портрет.

Обычно я ненавижу, когда так делают, но Никита так органично вписался в местность, так удачно получилось у меня передать его характер, что мое настроение стало ужасно довольным, и я позволила ему посмотреть рисунок. Никита внимательно посмотрел на работу и принялся, засмущавшись, выбирать из волос травинки, о которых он и не подозревал.

-Нет, ты что делаешь? – Я попыталась ему помешать. – Так красиво смотрится.

-Чего красиво? – с искренним непониманием спросил Никита. – Что я как леший какой-то?

-В том и соль. Очень органично смотрится, - заверила его я, но Никита недоверчиво покосился на меня и травинки все равно убрал.

-А что ты обычно рисуешь? – спросил Никита, когда я стала рисовать его велосипед, лежащий в траве, как притаившееся животное.

-Все рисую, что придется, что красиво, - ответила я, пожимая плечами. – Природу люблю рисовать.

Никита наблюдал несколько минут за моей работой, а потом задумчиво, словно мысли вслух, сказал:

-Вот вроде то, а вроде и не то.

Я подняла на него глаза, а он даже испугался того, что сказал, и поспешно добавил:

-Я имею в виду, я не специалист, просто… Ладно, неважно.

Он отошел от меня, будто боясь, что я буду ругаться, но я бросила рисовать и обернулась к нему.

-Нет, ты скажи, что «просто»? Это важно. Как тебе кажется?

Никита отчаянно посмотрел на меня, как загнанный зверек, думая, что ступил не на ту почву, но не мог придумать, как увести разговор в другое русло.

-Да нет, я совсем ничего не понимаю в рисовании… - тихо сказал Никита, опуская глаза.

-Ну, прекрати. – Я не хотела, но получилось раздраженно, потому что я торопилась понять, о чем он, поэтому добавила быстро и более приветливо. – Я имею в виду, для художника важно мнение зрителя. Что ты хотел сказать?

Никита затравленно посмотрел на меня, но, встретив мой максимально добрый взгляд, расслабился и кивнул.

-Ну, просто, вроде - красиво, вроде - природа, а выглядит, как на фото, а не как в жизни. Не знаю, не могу сказать почему.

Это меня расстроило. Любому художнику лучше неточно, но чтоб была жизнь, чтоб картина дышала и было «как в жизни», хотя на ней может быть все вовсе не «как должно быть». Я попыталась скрыть раздражение за улыбкой, но Никита это понял и с тоской сказал:

-Ну вот, я тебя расстроил!

-Нет, нет же, все хорошо.

Я отвернулась и вернулась к рисунку, чтобы не думать про его слова, но они как-то все равно лезли в голову. Я слышала, что Никита позади напряженно сопел, вероятно, придумывая, что сказать. Я хотела ему сначала помочь, сказать что-то, но потому решила, что не хочу, нет настроения.

-Ты слишком высоко берешь, - вдруг сказал Никита так, что я даже обернулась.

-В смысле? Рисую пейзажи. Что может быть легче? Природа всегда получается хорошо, она красива всегда, как бы ее ни калечил на картине, - сказала я, стараясь, чтобы получилось без пренебрежения, вроде как, сверху говорю ему о том, чего он не может знать в силу своей профессии, но в итоге выходит именно что пренебрежительно.

Никита это заметил, но виду не подал и с жаром ответил:

-Нет, природа – как бог. Ее невозможно изобразить точно. Ее, можно сказать, вовсе всю и нельзя увидеть. – И еще подумав, сказал совсем уж крамольную вещь. – Вообще бог – есть природа.

Я улыбнулась на его слова и кивнула:

-Если бог – есть природа, то мы все – бог.

-Именно, что так, - увлеченно подхватил Никита, приняв мою иронию за реальное продолжение его мысли.

-Я атеистка, - грубовато ухмыльнулась я, чуть стыдя себя за такое отношение к Никите, он же не виноват.

Никита нахмурился, подумал и тихо и зловеще произнес:

-Вот поэтому у тебя ничего и не получается. Не веришь, а пытаешься изобразить то, во что не веришь!

Я легко рассмеялась, давая ему понять, что этот разговор для меня уже пройденный этап.

-Хочешь сказать, что мне обязательно верить в Иисуса, чтобы хорошо рисовать? Может, предложишь поставить свечку в часовенке?

Никита вспыхнул, задетый моей грубой шуткой за живое, и с болью сказал:

-Нет, ты не понимаешь. – Он развел руками. – Не обязательно ходить в часовню и верить в Иисуса. Я и сам в нее не хожу. Зачем мне часовня, когда Бог всегда со мной? Зачем мне знать и произносить имя Бога, если мне незачем его звать, если он рядом и уже слушает меня?

-Ох, избавь меня от своей христианской экзальтации. Это звучит ужасно, - неожиданно эмоционально для себя почти вскрикнула я, зная, к чему обычно приводят такие речи, и, не заботясь о том, как высокопарно звучит в разговоре с простым деревенским парнем слово «экзальтация». – Покажи мне своего Бога. Учти, сказать, что он у тебя в сердце или что его может почувствовать только тот, кто верит, не прокатит. Все вы так говорите.

Я почувствовала, что впервые за довольно долгое время злюсь. Разговоры о Боге - весьма частое явление в творческих кругах, и они настолько опостылели мне, что я знала наверняка, что ответит мне Никита. Более того, я с беспомощностью посмотрела на свой этюд, потом на те, что уже готовы, и с отчаянием в сердце поняла, что все зря, все мои работы ужасны и даже портрет Никиты на фоне леса и поля казался теперь просто корявой мазней. Меня мало что выводит из себя, но творческая беспомощность и потеря вдохновения всегда действовали на меня угнетающе. А именно в этот момент вдохновение покинуло меня и открыло моим глазам совершенную бездарность моих работ.

-Вот. – Никита встал передо мной, широко раскинув руки. – Если ты и сейчас не видишь Бога, то я не знаю, что ты вообще можешь увидеть. Бог – природа. Природа – Бог. – Голос Никиты дрожал от возбуждения, и он весь покраснел, стараясь сформулировать мысль правильно. – Я не так хорошо учился в школе и вообще я не умник, но как сказать по-другому, я не знаю. Вот он, Бог, перед тобой. В каждой травинке. – Он резко наклонился, рванул из земли целый клок травинок и эмоционально потряс перед моим носом.

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒