НЕВОЛЧЬЕ МЕСТО 1 страница

Рассказ

На режущей глаз белизне снега, на синих глубоких тенях, на взбитом борьбою месиве мерзлой земли, на коричневых ошметках шерсти и светло-серого мягкого подшерстка – везде была кровь. Горячая, кое-где она, прежде чем угрожающе застыть, впитавшись в кристаллы снега, чуть провалилась и темнела теперь в тени страшным и неоспоримым свидетельством смерти.

-Следы борьбы, - выдохнул с важным видом дед, жуя губы и понимая запоздало всю бессмысленность своего комментария.

Тетя Рита в огромной охотничьей куртке мужа, из-под которой нелепо торчали ее тонкие и маленькие, будто подростковые, ножки, зарыв лицо в меховой воротник и согнувшись, как от физической боли, беззвучно плакала. Она нагнулась и подняла перекушенный в нескольких местах, коричневый от засохшей крови ошейник.

-Господи, - шептала бабушка, вся бледная. Она старалась изобразить на своем живом, мягком лице скорбь, но было все равно видно, что ее мысли уже были не об очевидно произошедшем на этом месте минувшей ночью, а о том, как успокоить дочь и что делать дальше.

Я хмыкнула, кутаясь в старый плешивый полушубок, который вовсе меня и не грел, и подумала о том, как это цинично, но ничего не сказала. Бабушка была очень доброй, и обвинить ее в недостаточном сострадании к судьбе собаки было совсем не к месту.

Дед встал с корточек, на которых осматривал «следы борьбы» и, потирая озябшие красные руки с черными ногтями, сказал, придавая своему голосу значительности:

-Загрызли прямо здесь.

Он неопределенно махнул в сторону переплетенных цепей следов, голубых на утреннем снегу, ведущих к лесу. Мне вновь захотелось хмыкнуть от того, как дед глупо, но с умным видом констатировал, но Рита выпрямилась и, с болью оглядев нас, будто бы даже завидуя, что это была не наша собака, громко сказала:

-А я не верю! Где его тело? Где мой Арчи? Нет его! И шкуры нет, значит, живой, отбился, значит… - Она не смогла договорить из-за сковавших ее грудь рыданий и, обернувшись на мужа, уткнулась в его объятья и жалобно заплакала.

-Утащили с собой, собаки. – Дед пожал плечами и плюнул на снег, зачем-то растерев валенком.

Эта реплика была уже почти комичной в сложившейся ситуации.

Я отвернулась от них, делая вид, что рассматриваю лес. Мне было сложно видеть, как эти люди думали каждый о себе. Кроме, пожалуй, дяди Левы. Я посмотрела на него, чтобы скрыть свое раздражение на тетю, бабушку и деда. На его обычно спокойном и уверенном лице сейчас было написано сострадание жене, но глаза его поверх ее головы шарили по месту борьбы, и он, вероятно, сейчас думал о том, что здесь было ночью.

Эта мысль в его глазах мне понравилась, и я тоже перевела взгляд на распотрошенную снежную землю, капли и целые засохшие лужицы крови, на шерсть, которая была повсюду.

Было очевидно, что Арчи мертв. Не нужно было видеть его тела, чтобы это понять, и озлобленное недоверие Риты мне стало удивительным. Но я не стала смотреть на нее, мне было неприятно вообще от всего, что происходило на этой заснеженной поляне между людьми, и мои мысли все больше обращались в сторону леса. Что там сейчас творится с бедными останками нашего смелого, верного Арчи?

-Николай, а что делать? Надо же, пожалуй, и заявить, - вдруг сказала бабушка деду звонким и сильным голосом, от звука которого Рита болезненно оскалилась.

-О чем заявить, мама? «Здравствуйте, я не умею запирать на ночь двор, поэтому мою собаку этой ночью разодрали волки»? Так ты скажешь, мама?

Рита больше не плакала, и я даже поежилась от того, как сильно мне хотелось обратного. Я знала, как эта маленькая, худенькая женщина со злыми глазами умеет быть жесткой, когда ей больно. Так уж лучше бы плакала. Бабушка тоже это знала и тоже недовольно поежилась, вероятно, испытывая похожее чувство, как и я.

-Заявить, что у нас по деревни волки шастают, - пробубнила бабушка, зная, что бы она сейчас ни сказала, это не остановит Риту.

Та поджала губы и начала выплевывать злые, выболевшие слова, чтобы освободить свое сердце. Я поморщилась так открыто, что, если бы хоть кто-то обратил на меня внимание, они бы оскорбились. Я, даже не пытаясь слушать Риту, снова посмотрела на нахмурившийся, синеющий на пригорке лес.

Люди решают проблемы, люди думают, как быть, люди думают о других людях и о себе. А всего несколько часов назад Арчи еще был жив, когда нос к носу столкнулся со стаей животных, так похожих на него, но воспринимающих его как легкую добычу. Что он чувствовал, большой и сильный охранный пес из беспородных, деревенских барбосов, выросший на мясных харчах в любви, труде и достатке? Что он чувствовал, столкнувшись с голодными, привыкшими жить своим умом волками?

Страх? Или недоверие тому, что он вот так просто может умереть, за несколько метров от дома?

Ответов у меня не было, поэтому я лишь снова неопределенно хмыкнула, покрепче натянула на уши шапку, пытаясь защититься от налетевшего ледяного ветра. Испытывая неожиданный, неловкий страх перед ветром, как перед тем, что относилось к той же враждебной природе, что и те самые волки, я повернулась к нему и к родным спиной и медленно пошла к дороге, чтобы вернуться на дачу.

***

Чепрачный щенок, непрямо ставя большие светлые львиные лапки, приседая на свой узкий черный овчарочий зад и расправив большие желтые нелепые ушки-лепестки, бегал по крыльцу, скатывался со ступенек, пробегался по двору и снова забирался по лестнице к веранде, смешно подтягиваясь на невысоких крепких лапах.

На светлой, просторной летней веранде с большими окнами сидели мы с бабушкой и счастливая, посвежевшая Рита. Она с гордостью смотрела на щенка, изредка подзывала его и подкармливала хлебушком со стола, несмотря на то, что бабушка была против. Бабушка хоть и ругалась, но не могла сдержать радости смотреть на свою счастливую дочь.

Я сидела за столом ближе всех к выходу, одну ногу подогнув под себя, другую вытянув, чтобы, подбегая к хозяйке, Рекс несколько раз обтерся о мою ногу своей пока еще мягкой щенячьей шерсткой. Она была теплой, солнечной и, каждый раз, когда он пробегал мимо, в нос мне ударял едва различимый запах бабушкиного сада. Я не знала, из чего состоит этот запах. Наверное, можно было бы разобраться, но мне было лениво. И я просто смотрела на пол, где должен был появиться щенок, на свою загорелую ногу и вдыхала запах лета.

-Лёва говорит, что из Рекса вырастет настоящий охранный пес, - с гордостью сказала Рита и, по привычке криво улыбаясь, положила подбородок на худую ладонь. – Ему и полгода нет, а знает уже почти все команды.

Бабушка громко и будто бы искренне удивилась этому факту, чтобы порадовать дочь, и сказала:

-Конечно, вырастет. А как иначе? Порода же. Как без этого?

Я не сдержалась и хмыкнула. Не могу отделать от этой привычки.

-Ты чего? – Неприятно сощурилась на меня Рита, и ее тонкие сухие губы превратились в угрожающе сомкнутую щелку.

-Ничего. – Я помотала головой и облизнула губы, зацепившись глазами за этот ее некрасивый, будто бы уже даже старческий рот.

Рита быстро бросила смотреть на меня, чтобы не портить себе настроение, но я чувствовала ее раздражение по тому, как она начала барабанить худыми пальцами по столу. Это противно резануло мне слух и глаз, и я перевела взгляд на пол. Рекс подбежал ко мне и, весело заглядывая карими умными звездочками-глазами с черной окантовкой и светлой шерстью вокруг, ткнулся в руку мокрым носом и лизнул. Я улыбнулась и потрепала щенка за темно-коричневую теплую холку.

-Живет теперь в старой конуре Арчи. Помнишь ее? - сказала Рита, рассеянно улыбаясь, так что непонятно, жалела она Арчи или радовалась тому, что теперь, спустя полтора года, там живет Рекс.

Я подняла глаза и встретилась с ее взглядом. Не ожидая ничего хорошего увидеть в нем, я быстро отвлеклась на собаку, делая вид, что играть с псом для меня интереснейшее из занятий.

За забором со стороны соседей заработала резко громкая газонокосилка. Бабушка сначала вздрогнула, а потом засмеялась, махнув рукой в сторону соседей, и пошла наливать себе еще чаю.

-Ой, Костарёвы за работу принялись, а я от неожиданности испугалась.

-О, - Рита почему-то хитро улыбнулась мне, будто забыв тотчас свое раздражение. – А Никитка там же?

-Ну, а где ему быть? Он с матерью, с дедом, с бабкой тут живет. Был вот в армии недавно, вернулся, - простодушно ответила бабушка. – Ты бы почаще приезжала, знала бы.

-Помню, водилась с ними с Алиской. – Рита продублировала взгляд, и мне стало противно от него, так что я опустила глаза на пол, где как раз пробегал щенок. – Он мне, помню, было ему лет пять, говорит: «Рита, а ты знаешь, что я женюсь на Алисе, когда вырасту? », а я ему на это – «Ну, женись, Никитка, женись». Довольный потом, помню, весь день ходил.

Она говорила деланно вспоминающим тоном, деревенским говором так, будто жила тут с бабушкой и дедом круглый год. Мне было неприятно, что она говорит обо мне с такими намеками, более того, явно преувеличивая желание этого Никиты, которого я помню лишь очень смутно, на мне жениться. Я ничего не сказала, только подняла на нее взгляд, чтобы она поняла, что мне это не нравится. Но она проигнорировала или не поняла его и стала больше рассказывать о Никите. Я вздохнула и принялась, спустившись на пол, играть со щенком.

-Алиса, а ты вообще Никиту помнишь? – спросила бабушка, проходя мимо меня и садясь за стол с кружкой чая.

-Нет, - устало ответила я, давая понять, что эта тема глупа и неинтересна.

-Ну, Никитка Костарёв, сын Волкодава, помнишь? – переспросила бабушка, явно не уловив в моем ответе ничего, кроме прямого смысла. – Волкодав еще к нам приходил деда на охоту звать. Хороший он охотник был, на то его Волкодавом и прозвали, да и сейчас есть, что уж там говорить.

Я покачала головой, хотя и смутно помнила Волкодава – большого, улыбчивого мужчину в камуфляжной куртке. Когда они наперебой стали закидывать меня какими-то вовсе ненужными фактами, вроде, какого цвета у Никиты глаза или какая у него была игрушка в пять лет, я перебила их и, недовольная тем, что приходится говорить повышенным тоном, сказала:

-Я приезжала сюда последний раз с мамой той зимой на день, когда Арчи погиб, а до этого я последний раз жила на даче, наверное, классе в четвертом. Я не помню его.

Бабушка неловко посмеялась, чувствуя потребность сгладить углы, а Рита фыркнула, посмотрев на меня, как на ребенка. Я ненавидела этот ее взгляд с самого детства.

-Ну, вот, что бывает, когда мать считает, что ребенку лучше проводить лето в городе.

Логической связи не было никакой, я сразу это поняла, поэтому только хмыкнула, не пытаясь ее найти, так как Рита использовала любые поводы, чтобы уколоть старшую сестру, мою мать. После их ссоры в тот день, когда случилось несчастье с Арчи, мы с мамой уехали домой, не дождавшись ни бани, ни логического конца нашего поспешного прибытия в деревню. С тех пор наши семьи не виделись, и теперь я чувствовала повышающийся градус напряжения, находясь рядом с Ритой, хотя я лично с ней не ссорилась. Но разве имеет это какое-то значение?

-Ну, Наташка тоже не виновата, что дочь занялась рисованием и все лето проводила в мастерских да в пленерах, - сказала бабушка, обижаясь за другую свою дочь и неправильно употребляя слово «пленэр».

Рита снисходительно посмотрела на меня и сказала так, будто меня здесь и вовсе нет.

-Дело не в этом, а в том, что почти все лето я всегда здесь жила и живу, и Наташа никогда не хотела отправлять дочь ко мне. Она никогда меня не любила. И все мы в этом убедились в прошлую зиму.

Я поморщилась от того, как она непрозрачно высказала свою претензию, не пытаясь логично ее обосновать.

-Ох, началось! – всплеснула руками бабушка, а я поднялась с пола с намерением уйти.

-Да что началось, мам? – обиженно вскрикнула Рита, как видно, сама себя растравливая. – Если это так и есть, я что сделаю?

-Не так это, - отрезала я, встречаясь с колючим взглядом Риты и заставляя ее отвести глаза.

Я не ненавидела тетю, но она была слишком агрессивно и неоправданно обижена на мою мать, чтобы можно было нормально к ней относиться. К тому же мне глубоко претило ее постоянное отвращение ко всему и недовольство всем, хоть оно и шло, я понимала, от неудовлетворенности, но сочувствия к ней, даже после смерти ее любимого пса, я никак не могла найти в своем сердце.

И хоть несколько лет уже у них с мужем была по соседству своя дача, Рита, чувствуя потребность в материнском сочувствии, все равно много времени проводила здесь. Я знала это, когда ехала сюда, хотя и не была здесь уже полтора года и вот уже больше десяти лет не гостила у бабушки в деревне. Но, несмотря на мою готовность встретить здесь тетю, сейчас я понимала, что вряд ли получится преодолеть эту неприязнь.

-А в этот раз чего приехала? – съязвила Рита, не зная уже и чем ответить.

-Работать, - ответила я, пожимая плечами и злясь на себя за эти плечи, ведь со стороны это выглядело так, будто я извиняюсь за это или стесняюсь.

-Ох, какова работа! Кисть держать, - ухмыльнулась Рита своим неприятным ртом, явно желая задеть меня за живое, и, вероятно, заметив мою скованность и эти «плечи».

-Не ругайтесь! – испуганно и невпопад, но чуя, что назревает конфликт, - сказала бабушка. – Наташа и Рита сами разберутся, Алиса. А ты, Рита, прекрати говорить глупости, Алиса просто была очень талантливым ребенком, учителя не разрешали ей прекращать уроки, а не то можно было упустить время. Неужто сама не помнишь? И нечего сейчас ее задирать, это уж совсем ни к чему.

Рита фыркнула и посмотрела на меня со злорадством, вероятно, желая подшутить над бабушкиной формулировкой «была талантливым ребенком», вроде как «была», но не «есть». Я вложила в свой взгляд все равнодушие, что было у меня, и двинулась к выходу из веранды.

***

Когда я возвращалась на велосипеде с реки, где рисовала этюды, и проезжала мимо дома Костарёвых, я невольно стала разглядывать его. Красивый, старый, но очень крепкий дом был такой большой, что невозможно было за передним фасадом разобрать, где там жилые помещения, а где складские и для скота. Я знала, что у них большое хозяйство и что соседи живут здесь не как на даче, но все равно размах приятно удивил меня. Из окон нашего дома было видно хорошо сад, огород и совсем немного дом, но о масштабах хозяйства по этому судить было нельзя.

Когда я остановилась передохнуть и, честно говоря, изучить поближе их дом, чуть проехав подальше от соседской калитки, находясь уже около своего забора, я заметила на себе взгляд и увидела на картофельном поле соседей фигуру молодого парня. Он находился достаточно далеко, чтобы я не могла разглядеть черты его лица и фигуры, но он был высоким и, как видно, достаточно крепким в плечах. Он наблюдал за мной несколько секунд, потом поправил кепку, переводя взгляд на свою работу, подтянул перчатки и продолжил окучивать картошку. Наверное, он просто отдыхал от работы, заметил меня, но особого интереса у него ко мне не появилось. Вероятно, это и был тот самый Никита, но, порывшись несколько секунд в своей памяти, я так почти ничего и не смогла о нем вспомнить, кроме, пожалуй, смеющихся карих глаз. Я вздохнула и, толкнувшись ногой, поехала дальше.

Зайдя в дом, я столкнулась с бабушкой, которая собиралась печь пирог с садовой земляникой в честь моего приезда. Она тут же всунула мне в руки ведерко земляники и поручила помыть её в огороде. Дело было нетрудным, к тому же, позволяло подумать, и я с радостью вышла в огород.

Лавируя между грядками, запинаясь о кочки, которых, казалось, здесь раньше не было, я все-таки дошла до большой бочки и, подставив ведерко под кран, открыла его и выпрямилась. По дороге мимо забора проехали на велосипедах несколько деревенских и дачных ребят. Всем им было на вид не больше пятнадцати лет, но все были мне абсолютно не знакомы, будто родились и выросли уже после того, как я перестала здесь появляться. В одной тоненькой девочке с некрасивым, большим ртом и длинными руками и ногами, сидевшей, вальяжно развалившись, на велосипеде с мужской рамой, я не сразу узнала Варю – свою двоюродную сестру, дочь Риты. Последний раз я мельком видела ее зимой. Тогда она показалось мне бойкой девочкой, а теперь это была уже почти что девушка в коротком джинсовом платье и с распущенными волосами. Вероятно, она и сама понимала, что она «девушка», но то, что еще пока «почти что», она не знала, и в этом было ее счастье.

Она увидела меня через забор, смерила оценивающим взглядом, узнала и чуть улыбнулась для приличия, но вызывающего взгляда не спустила.

-Привет, Алиса. Мама сказала, что ты, наконец, приехала погостить. Круто. Что делаешь?

Варя оскалилась, как мать, но потом, чуть не упав с велосипеда, засмеялась живо и весело, так что во мне даже что-то шевельнулось – может, не вырастет такой же злой.

-Ягоды мою, Варя, - сказала я, улыбнувшись ей, забыв поздороваться.

Варя хотела было продолжить разговор, но ее отвлекло что-то за моей спиной, там, где соседский огород. Она резко и густо покраснела, красиво улыбнулась и проехала дальше по дороге. Я выключила воду и начала мыть ягоды, чувствуя спиной, как что-то решается позади меня, но специально не оборачивалась, догадываясь уже наверняка, что именно.

Домыв ягоды, я с чувством исполненного долга обернулась. Никита в джинсовой рабочей куртке, заляпанной грязью, трениках с лампасами, в мягкой камуфляжной кепке и сапогах подошел к месту, где кончался наш забор и начинался их, и облокотился на стык. Он явно ощущал мое присутствие, потому что старательно избегал взгляда в мою сторону так, будто разговор с Варей был лучшим, о чем он мог мечтать, окучивая картошку.

-Варь, Мишаня где? Мать кушать звала, докричаться его не могла. Вы где были? – спросил Никита, и звук его голоса покрыл собою шум веселой ребячей толпы.

Ребята заметили, что Варя остановилась напротив Никиты, и вернулись. Рыжий, плотный и высокий мальчик, как видно, главный у них, поджав губы, смотрел на Никиту, и думал, что ему предпринять. Противник был явно ему не по зубам.

Это чувствовала и Варя, вся растаявшая от обращения к себе и от того, что все взоры, включая даже мой, прикованы теперь к ней. Она привстала на педалях, откинула назад жидкие, но светлые и длинные волосы и, спокойно, как взрослая, улыбаясь, сказала:

-А Миша с Вовкой уехали на речку. Мы без них гуляем.

-О, как! – ухмыльнулся Никита, и я видела, что он спрятал улыбку, следя, как жеманничает перед ним маленькая Варя. – Ну, передай ему, что дома его ждет ремень, что не спросился – мать спуску не даст.

Варя красиво засмеялась, приковывая к себе взгляды, хотела что-то сказать, но Никита вдруг резко повернулся ко мне. Варя нахмурилась и уставилась на меня, еще раньше, чем он успел сказать:

-О, привет, Алиса. Я не ожидал тебя здесь увидеть.

Теперь, когда он повернулся ко мне, я увидела в нем того самого мальчика Никиту, с которым когда-то мы бегали в лес в тайне от родителей. Черты его лица стали жестче, волосы темнее и уже не вились так, как раньше, но взгляд остался все тот же – скромный, улыбчивый и простой, как смотрят лабрадоры. Лицо у него было загорелое рабочим загаром, и, когда он положил руки на забор, обращаясь ко мне, я увидела его широкие ладони, грязные и сильные, все в мозолях.

Он, вероятно, застеснялся своих ладоней и быстро спрятал их в карманы, смущенно улыбнувшись. Я кивнула ему и сказала, стараясь искренне и естественно улыбаться:

-Привет, Никита. Да, я здесь уже очень давно не была.

-Расскажешь, как дела? Зайдешь к нам? – просто предложил Никита, даже не стесняясь, что это может звучать странно или нелепо, и не переживая о том, что после этой реплики становится ясна причина всех его действий. – У нас все по-старому.

Я, стараясь, чтобы он не увидел, что я совсем и не помню, как это «по-старому», помотала головой и сказала, замечая, что Варя, презрительно фыркнув в мою сторону, уехала вместе со своими друзьями:

-Сейчас у меня дела, Никит. Может, позже.

-Да, конечно, приходи, когда хочешь. Я матери скажу, она тебя любила, так что сама придет попроведывать, - сказал Никита, употребляя странное, но интуитивно понятное «попроведывать».

Я кивнула и, развернувшись, взяла ведро и скрылась поскорее в доме, не думая о том, насколько это было невежливо. Мне не слишком нравится наведываться кому-то в гости, рассказывать о своей жизни и кивать с улыбкой. Мне казалось это всегда таким глупым, и теперь хотелось этого избежать.

Но, когда я зашла на кухню, я поняла, что избежать расспросов соседей мне не удастся, потому что с порога бабушка объявила, что у нее не хватает муки, и нужно сходить к Костарёвым, чтобы взять муку у них.

-Маша недавно у меня брала сахар, так что не откажет, - заверила бабушка и всучила мне в руки пакет, чтобы насыпать туда муку.

Мне открыл Никита. Он, вероятно, не видел, что я подхожу к дому, поэтому был удивлен, но в следующую секунду улыбнулся.

-О, проходи, пожалуйста, - произнес он, искренне радуясь и пропуская меня в просторные темные сени.

В сенях после яркого света улицы я не сразу заметила двух собак. Они, виляя всем телом, перегоняя друг друга, подбежали ко мне и, поскуливая, терлись об ноги. Одна рыжая – поменьше, другая серая со светленькими лапками и умной мордой – покрупнее, и обе – с аккуратными ушками и идеальными колечками пушистых хвостов.

-Эх, охранницы, - посмеялся Никита, впрочем, не без гордости, сверкнув в темноте улыбкой и подставив лицо яркому свету из маленького окошка, но тут же опомнился и прикрикнул на собак. – На место!

Они не послушались, но чуть отошли от меня. Никита проводил меня к большой двери в дом и открыл ее. Здесь было очень просторно. Посередине - большая беленая печь, повсюду – плетеные разноцветные половики на полу, а на стенах белые нежные занавесочки.

-У нас дома все, как раньше. Помнишь? – заглядывая в глаза, спросил радостно Никита.

Я коротко улыбнулась, не говоря, что на самом деле совсем тут как впервые.

Из-за печи вышла высокая, полная женщина с красными большими руками в простом халате и фартуке. Она вытирала руки огромным полотенцем и, как видно, была в задумчивости, нахмурив свое немолодое, но приятное лицо с легким пушком над губами.

-Мама, а к нам Алиса пришла! – сказал Никита с такой восторженностью в голосе, что я невольно посмотрела на него и увидела в его глазах именно тот детский задорный огонек, который был у него тогда, давно. Этот огонек, хоть и был очень теплым, но неприятно отозвался у меня в сердце, будто упрекая меня в том, что я вспоминаю о нем только сейчас.

Женщина перевела взгляд на нас и мгновенно просияла. Она всплеснула руками и, широко улыбаясь и причитая, подошла ко мне и обняла меня. От нее пахло луком и кислым молоком, но отчего-то это не казалось неприятным.

Весь их дом был чересчур наполнен деталями, хотя пол был какой-то неровный, кое-где с провалившимися досками, закрытыми половиками. Зато всяческих рюшей, занавесок и картинок было так много, что глаза разбегались. Во всем доме стоял душный и крепкий запах коровьего молока и травы. Но вместе с тем мне не было здесь некомфортно, напротив здесь хотелось остаться и полежать на железных кроватях со взбитыми, высокими уголочками белых подушек, которые выглядывали из-за угла комнаты. Неожиданно я вспомнила, как валялась на таких кроватях ногами прямо на подушке, но не успела погрузиться в воспоминания, как тетя Маша выпустила меня из объятий и, похлопав по щекам, сказала:

-Ой, ну и красавица выросла, Алиска, вся в мать.

Никита неловко заерзал на стуле, и мать, заметив это, улыбнулась, сморщив нос и кожу около уголков глаз.

-Здравствуйте. Я, тетя Маша, к вам по делу. Бабушка попросила муки взять у вас в долг, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал приветливо, а не так, будто я хочу поскорее от них избавиться и убежать.

Тетя Маша кивнула и, говоря что-то о моей маме и том, как они играли вместе в детстве, когда та приезжала на лето, ушла за печку нагребать муки. Никита виновато посмотрел на меня снизу и улыбнулся. Он сидел, как настоящий деревенский мужик, широко расставив ноги и положив одну руку на колено, а вторую локтем на стол, а глядел на меня такими чистыми и светлыми глазами, так неловко улыбался, как мальчишка. Мать крикнула ему что-то из-за печки, он нахмурился, ответил и снова перевел взгляд на меня.

-Приятно снова встретиться после стольких лет. Я тебя очень хорошо помню, - сказал он, зачем-то кивая. – Ты надолго?

Он смотрел на меня с интересом. Я видела, что ему хотелось со мной все обсудить, но я была еще не совсем уверена, что знаю, о чем можно говорить с этим молодым мужчиной с глазами моего детского дачного друга Никитки.

-Нет. – Я помотала головой, вспомнив про Риту и Варю. – Бабушка попросила помочь с юбилеем, и в этом году у меня есть немного времени, но я ненадолго.

Никита кивнул и, поймав мой взгляд на своей грязной рабочей футболке, не смущаясь, а даже с некоторой скрываемой гордостью сказал:

-Ты не думай, что я тут главный работник, мужик. – Он ухмыльнулся, ему понравилась эта мысль. – У нас тут дед главный. Он за дровами просто уехал, а я так, на подмогу только иногда.

Я кивнула. Мне стало неловко стоять перед ним в городских джинсах, в рубашке, испачканной красками. Тетя Маша, вынырнув из-за печки, притащила полный пакет муки.

-Ох, куда вы так много… - удивилась я.

-Ой. – Тетя Маша будто бы раздраженно махнула рукой. – Мы с твоей бабкой сочтемся. – Она перевела глаза на Никиту, и взгляд ее стал недовольным. – А ты чего расселся, джентмэн? – Я кинула на Никиту насмешливый взгляд, надеясь, что он оценит мою улыбку по поводу забавного «джентмэна», но он не смотрел на меня, вскакивая. – Девушка стоит, значит, а он сидит. Устал что ли сильно?

Никита виновато посмотрел на меня и, отходя к двери, пожал плечами.

-Ой.

-«Ой», - передразнила его с досадой мать. – Вот тебе и «ой»!

-Спасибо, тёть Маш, - сказала я, неожиданно вспомнив интонацию, с которой я раньше ее звала.

Она тоже вспомнила это, улыбнулась растроганно и еще раз обняла меня.

-Ну, напечетесь, так приходите. У меня самой вот тесто на пирожки стоит. – Она махнула за печку. – Поговорим, вспомним, что, как, за чашечкой чая.

-Да, конечно, - кивала я. – Я пойду. Спасибо еще раз.

-Ой, да не за что. – Эмоционально отмахнулась тетя Маша, и я развернулась к Никите, который уже приоткрывал для меня дверь.

-И еще! – крикнула вдруг тетя Маша так, что я обернулась. – Ритка - та еще хабалка, господи ее прости, так что передавай маме, что я полностью на ее стороне.

Она хотела еще что-то сказать, но Никита прервал ее:

-Мам, не надо.

Она поджала губы, закивала и запричитала:

-Ладно, иди, иди.

Мы вышли в сени, и Никита, наклонившись ко мне, чтобы мать не слышала, сказал:

-Она недавно с Ритой на ключике сцепилась, так теперь постоянно твоей бабке говорит о том, какая она плохая. Но ты в голову не бери. Мама у нас добрая, но очень уж… - Он задумался. – Эмоциональная слишком.

Я кивнула, хотя это было и не обязательно. Собаки вновь обступили меня со всех сторон.

-Чайка, Гайда, на место! – гаркнул Никита так, что я даже вздрогнула, и, извиняясь, добавил. – По-другому не понимают, собаки.

Мы вышли из сеней во двор, и он проводил меня до калитки.

-У нас тут моего-то возраста мало кто есть, - сказал Никита, грустно улыбаясь и потирая щеку. – Так что я очень рад, что ты приехала. Ты все рисуешь? – Он кивнул на пятна краски на моей рабочей рубашке.

-Да, - тихо ответила я, ругая себя за тот как бы стыдливый тон, каким я всегда признавалась людям, что я художник.

-Это хорошо, - закивал Никита и посмотрел на улицу.

Ему, вероятно, хотелось поговорить, но он не знал, что еще сказать, и потому мучительно думал, нахмурившись и жуя губы.

-Я пойду, бабушка ждет, - сказала я, открывая калитку.

-А, да, хорошо, иди. – Никита поспешно, даже слишком, закрыл за мной калитку, понял это, смутился и закусил губу в досаде.

-Встретимся, - выдохнула я то, что он хотел услышать, сделав вид, что не заметила его неловкости, и он, довольный, поддакнул и пошел к дому.

***

Из сада доносились голоса, когда я вышла на следующее утро с заднего крыльца дома. Утро выдалось солнечным и, несмотря на то, что было еще часов 10, солнце сильно пекло, и мне пришлось даже сощуриться, чтобы привыкнуть к яркому свету и осмотреться.

-Доброе утро, Алиса. У нас тут кофей. Будешь?

Дед махал мне худой рукой, выглянув из беседки, в которой сидела бабушка и еще один мужчина. Когда я подошла ближе, узнала в нем деда Никиты – дядю Федю Волкодава, как все его звали. Из всей их семьи его я помнила лучше всех. И немудрено. Он выглядел очень оригинально. Это был широкоплечий, крепкий и высокий мужчина с чуть сгорбленной и тяжелой поступью. Он уже тогда, когда я его помню, плешивел, а теперь от его седых волос остались только виски и белый затылок, но это нисколько не умоляло его сурового вида – густых нависших светлых бровей, мясистого носа и колючих маленьких острых глаз. Одет он всегда был, вне зависимости от погоды, в камуфляжную зеленую ветровку и сапоги, и вид производил в целом если не устрашающий, то очень серьезный. Но на самом деле даже сейчас, когда я подходила к беседке, он шутил и смеялся громче всех, так как характер имел самый добродушный и очень веселый.

-Ох, Алиска, подросла ты, конечно! – Бодро похлопал меня по спине дядя Федя, когда я с ним поздоровалась.

Бабушка налила мне из кофейника кофе и подвинула тарелку с булочками с вареньем и бутербродами. В это время дядя Федя, не убирая волосатой руки с моего плеча, усадил меня на скамейку и начал рассказывать, как я залезла к ним в конюшню во время пряток, и как Никита плакал, что не может меня найти. Эту историю слышала даже я раз пять, хотя я не любительница домашних застолий, однако дядя Федя в таких красках рассказал ее, что я все-таки улыбнулась.

12 3 4 Следующая ⇒