Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Конец второй книги. 5 страница



Ей представилась комната на той вилле, где проживала Суровцева. Ее мать стояла на коленях и молилась перед об­разом Богоматери, но Мэри не могла рассмотреть самой иконы, ее застилало густое черное облако, а за этой про­зрачной завесой она видела себя лежащей в постели и спав­шей. От скрытого дымкой образа исходили широкие лучи света, которые наталкивались на черную пелену, тем не ме­нее светлые лучи пронизывали ее и достигали постели Мэри. Вдруг она увидела, что вокруг нее кишит стая бесенят, ее служителей. Адское полчище, по-видимому, чувствовало себя прескверно, а на их рожах отражались уныние и ярость. Каждый раз, как пробивавшийся сквозь завесу луч света касался крошечных демонов, одни падали навзничь, другие словно сгорали в этом золотистом свете, а иные изрыгали зеленоватую пену и с бешенством накидывались на Мэри, словно саранча, кусали и щипали ее, но не покидали своего поста, как бы не смея отойти от своей владычицы. Мэри невыразимо страдала и задыхалась, а все тело каза­лось сплошной раной. Между тем хаое вокруг нее все уси­ливался: беспорядочный и гулкий вой бесенят покрывал теперь отдаленное церковное пение и звон колоколов.

Мэри понимала, что за нее молились, но сама не могла ни шевельнуться, ни сосредоточиться на какой-либо опреде­ленный мысли, и, наконец, лишилась сознания...

Проснулась она поздно, но чувствовала себя настолько разбитой, слабой и апатичной, что не могла встать: голова ее была пуста и даже думать ей было больно. Однако вос­поминание о мучившем ее кошмаре сохранилось.

Мэрджит, пришедшая одеть ее, подозрительно оглядела Мэри, а потом заставила выкупаться в ванне и принесла пол­ную чашу парной крови, которую настойчиво принудила вы­пить, а та не посмела ослушаться.

Весь день Мэри ничего не делала, но обошла незнако­мую еще ей часть замка. Комнаты казались необитаемыми, но в них было много любопытного и ряд портретов, некото­рые из которых принадлежали кисти великих мастеров. По­сле обеда она гуляла по саду, но вчерашний незнакомец не показывался. Взамен того, к великому ее удивлению, она встретила несколько католических патеров, бродивших ут­кнувшись в молитвенники. Все они были тощи, мертвенно- бледны и проходили мимо не кланяясь, а Мэри очень хотела знать: что могли делать здесь эти «служители церкви» и как вообще могли они жить в этом сатанинском притоне.

На следующие сутки она чувствовала себя уже хорошо и усердно принялась за работу. Изучение темной науки начи­нало увлекать Мэри, а власть, которую та давала в ее руки, пленяла ее гордую и страстную душу. Хладнокровно взве­сив и всесторонне обсудив свое положение, она с прису­щим ей мужеством решила, что глупо было бы бороться с неизбежным и следовало, по крайней мере, извлечь из на­стоящего всю выгоду, которую оно могло дать. Вследствие этих рассуждений она решила, что как только ей разрешат вернуться в свет, она создаст себе там положение, будет пользоваться роскошью и богатством, добытыми столь до­рогой ценой, но попутно и отомстит всем, кто оскорблял и унижал ее во время бедности.

Мысль о мщении особенно сильно возбудило в ней пись­мо матери, с которой она постоянно переписывалась.

Суровцева считала, что Мэри в Лондоне, где та, по ее мнению, будто бы должна была получать из разных банков огромные, завещанные ей мужем капиталы, и перевести их в Россию. При посредстве одного из люцифериан письма Суровцевой доставлялись в Комнор-Кэстль через Лондон и шли обратно тем же путем.

В последнем письме Анна Петровна рассказала дочери, что случайно встретила в Канне Бахвалову, ту самую даму, которая отказалась вернуть долг в триста рублей, сопро­вождая свой отказ наглым обвинением в шантаже и бессо­вестности за вторичное, будто бы, истребование погашенного долга. Суровцева сделала вид, что не замети­ла сию противную особу, но ту обуяло любопытство, уз­нать, каким образом Анна Петровна очутилась заграницей, да еще окруженная, по-видимому, комфортом. Со свойст­венной невоспитанным людям развязностью подлетела Бах- валова, словно между ними ничего не было, и принялась допытываться, какая перемена произошла в их положении и что с Мэри, отсутствие которой очень удивляло ее. Узнав, что Мэри вышла замуж за очень богатого человека и уже овдовела, а в настоящее время приводит в порядок дела по оставшемуся наследству в Англии, Бахвалова ехидно захохо­тала, а у Анны Петровны кровь бросилась в голову и она ушла, не простившись с назойливой собеседницей, но дав себе слово никогда впредь не разговаривать с этой злой, дерзкой и бесчестной бабой.

— Погоди, негодная тварь, придет время, когда я погово­рю с тобой, и эта наша беседа дорого тебе обойдется, — прошептала Мэри, и злой огонек вспыхнул в ее черных гла­зах.

ГЛАВА 6.

Прошло около трех недель. Мэри продолжала работать в одиночестве.

Уриель еще не возвращался, да и таинственный незнако­мец больше не показывался.

Как-то вечером Мэри только кончила работу, но остава­лась еще в библиотеке и мечтала, полулежа в большом кресле около стола, где лежали исправно доставлявшиеся в Комнор-Кэстпь газеты и иллюстрированные журналы, кото­рые она иногда просматривала.

Сегодня Мэри было грустно. Утром она получила пись­мо от матери, вызвавшее страстное желание увидеть своих и тоску по прежней жизни, когда еще был жив ее отец. Она пробовала отогнать назойливые думы и сосредоточить мысли на том, что изучала в течение дня: на удивительных ритуалах и формулах, служивших языком того страшного, неведомого царства тьмы, над которым обычно глумится невежественная толпа, уподобляясь шалунам, которые за­бавляются порохом или динамитом, не имея представления ни о их силе, ни об опасности. В эту минуту ей припомнился разговор с Ван-дер-Хольмом в самом начале ее вступления в лабиринт темной науки. Она тогда с трудом произносила непонятные ей слова и не то смеясь, не то досадуя спроси­ла у него, какой смысл в этих нелепых, по-видимому, фор­мулах и странных заклинаниях. Ван-дер-Хольм покачал головой и серьезно ответил:

— Отправляясь в чужие края нужно знать язык, чтобы сноситься с местными жителями. Так вот, магические фор­мулы и служат тем языком, который понимают и на кото­рый отвечают обитатели потустороннего мира...

Мэри тяжело вздохнула и закрыла лицо руками: теперь она знала, что эти обитатели потустороннего мира оказа­лись грозными служителями зла. Ах! Зачем все так сложи­лось, а роковая случайность и людская злоба толкнули ее в этот мир! Если бы нужда не принудила ее тогда идти прода­вать полотенца, она не встретила бы Ван-дер-Хольма, а ро­ковое сплетение обстоятельств не кинуло бы ее в эту жизнь, которая, тем не менее, внушала ей смутную трево­гу с тех пор, как она стала сознавать опасность и темную, зиявшую под ее ногами бездну.

— К чему предаваться мрачным думам, дорогая ученица и наследница? Оплакивать невозвратное — непростительная слабость для такой, как ваша, энергичной души, — прогово­рил в эту минуту чей-то глубокий голос.

Мэри вздрогнула, выпрямилась и вскрикнула.

На кресле около нее сидел Ван-дер-Хольм, осененный слабым пурпурным ореолом. Помолодевшее и похорошев­шее лицо осталось тем же, и вместе с тем оно значительно изменилось: кожа была черная, как у негра, и покрыта бле­стевшей шерстью, губы кроваво-красные, длинные и тонкие ногти на руках походили на изогнутые когти, а из пышных волос высовывалась пара красных, фосфоресцирующих ро­гов, некогда черные глаза теперь приняли темно-зеленый, изумрудный отлив, и в них глядела жестокая насмешка.

— Но, милая сестра Ральда, не пугайтесь. Мне передали ваше желание видеть меня, и я явился!

— На что вы похожи, Ван-дер-Хольм! Разве вы обрати­лись в демона или, выражаясь вульгарным языком, в рога­того черта с копытами и хвостом? — спросила ошеломленная Мэри.

—Вот именно, милый друг. У нас, как и у вас, свои отли­чия, и я могу, если пожелаю, украсить себя этими атрибу­тами обыкновенного черта.

Он встал и расправил свой высокий, гибкий стан, до того гибкий, что он, будто вовсе не имел костей. Его ноги приня­ли форму копыт, а из спины мгновенно появился пушистый хвост.

Увидев, что Мэри побледнела и отшатнулась, он дико за­хохотал.

— Клянусь бородой козла вы, кажется, испугались старо­го приятеля, Ральда! А между тем вы должны знать, что бояться весьма опасно в вашем положении, и ваш испуг от­дает вас, беззащитную, в мою власть. Но я не желаю при­чинять вам зла. Никогда не забывайте, что вы — живая женщина, прекрасная, как мечта, как олицетворенное иску­шение. Всегда помните, что находитесь среди диких зверей, и что если укротительница утратит свою силу господства — она погибла. Ваш единственный щит — бесстрашие.

Он вдруг подошел к ней, крепко обнял ее и прижал к се­бе. Но объятия демона произвели на Мэри впечатление, точно ее коснулись раскаленным железом: из всего его су­щества лились словно потоки огня, в изумрудных глазах го­рело сладострастие, а усмешка и оскаленные зубы, блестевшие между кроваво-красных губ, были по истине ужасающи. Но близость опасности мгновенно вернула Мэри ее хладнокровие и мужество. Оттолкнув демоническое су­щество, она произнесла заклинание и сделала знак, который вырисовался в воздухе фосфоресцирующим треугольником.

— Прочь, демон! Я не боюсь тебя и запрещаю прика­саться ко мне! — повелительно произнесла она и сняв с гру­ди эмалированную пентаграмму на цепочке подняла ее перед собой.

— Браво, Ральда! — воскликнул Ван-дер-Хольм отсту­пая. — Вы начинаете владеть своим ремеслом.

Мэри презрительно засмеялась. К ней вернулось ее бес­страшное спокойствие, а охватившие в первую минуту ужас и нервная дрожь исчезли.

— Это просто незначительные, нападающие иногда на меня приступы прежней слабости духа, но, я надеюсь, ско­ро они совершенно исчезнут. Все-таки требуется некоторое время, чтобы окончательно сбросить с себя «простую смертную», которая подчас пугается любезных кавалеров из потустороннего мира. Надеюсь также, брат Бифру, что мы по-прежнему останемся добрыми друзьями, и вы помо­жете мне разобраться в вашем наследстве, весьма запу­танном. Согласны?

— Помогать вам будет для меня истинным удовольстви­ем. Я только что преподал вам первый урок осторожности, а теперь прибавлю к нему один совет. Вы пренебрегаете бывшими моими, а теперь вашими, служителями, и не дае­те им работы. В настоящее время я начальствую над не­сколько более развитой умственной ватагой, но сохранил добрые отношения и со своими прежними подданными.

В эту минуту Мэри увидела, что на рукоятке кресла, где сидел Ван-дер-Хольм, сидел крошечный демон, ростом с уистити. Его тельце было черное и покрыто шерстью, за спиной грациозно извивался хвостик, а хитрую, умную мор­дочку освещала пара больших, круглых глаз. Он казался огорченным, с обожанием смотрел на Ван-дер-Хольма и что-то шептал ему на ухо, а его бывший хозяин с отеческой нежностью гладил его спинку. Мэри узнала маленького де­мона, распоряжавшегося ее демонами.

— Дорогая сестра, Кокото жалуется, что его подчинен­ные ропщут: им нечего делать и, кроме того, они голодны. Ведь программа, указанная Уриелем, давным-давно исчер­пана.

Заметив, что Мэри задумалась и казалась озабоченной, он прибавил:

— Необходимо давать работу вашему маленькому воин­ству. Неужели у вас нет в свете врагов, людей, причинив­ших вам зло и которым вы желали бы отомстить?

Лицо Мэри вспыхнуло: она вспомнила Бахвалову и ее подлое письмо, послужившее тем решительным ударом, который принудил ее — голодную и обнищавшую — идти продавать полотенца в тот злополучный день, когда она по­пала во власть Ван-дер-Хольма. Как это раньше не пришло ей в голову отомстить негоднице и заставить ее кровавыми слезами расплатиться за бесчестность и двусмысленные улыбки? Следивший за ней Ван-дер-Хольм, очевидно читав­ший ее мысли, скорчил гримасу.

— Кажется, милая Ральда, вы считаете большим для себя несчастьем знакомство со мной? Но, видите ли, в нем есть хоть то хорошее, что вы можете отомстить за себя. Кокото здесь, произнесите заклинание, отдайте приказ, и ваши под­данные в точности исполнят все. Только раньше надо успо­коить их: смотрите, как они возбуждены.

Сзади Кокото появилась стая крошечных существ, уже знакомых Мэри: они был не больше мыши, со злыми мор­дочками и, по-видимому, только присутствие бывшего хозя­ина мешало им броситься на Мэри.

— Смотрите, бедняжки голодны, и надо накормить их прежде, чем отправить на работу!..

— Но что же я могу дать им сейчас? Я не знаю, найдется ли сухая кровь...

—Да, да, в этом резном шкафчике. Уриель виноват, что не указал вам это, а вы, сестра, не справились о необходи­мом.

Мэри проворно открыла шкафчик и достала оттуда боль­шую, указанную Ван-дер-Хольмом, круглую коробку с красновато-бурым порошком. Взяв полную горсть порошка она бросила его в воздух, и он разлетелся облаком пыли.

В одно мгновение все, до последней пылинки, исчезло, и мордочки ее слуг просияли.

Затем Мэри встала посреди комнаты, подняла висевшую на шее под платьем узловатую палочку и произнесла не­сколько заклинаний, сопровождая из кабалистическими зна­ками, а маленькое воинство тотчас выстроилось в круг, во главе с Кокото, стоявшим в почтительном ожидании.

— Кокото, повелеваю тебе напасть со всеми твоими на семью Бахваловых и терзать их без устали и пощады. Посе­литесь в их доме и чините им всевозможное зло. Путь у них водворятся смерть, самоубийство, раздор и взаимная враж­да, а разорение да низложит их во прах, как была я. Пусть испытают они все то унижение, какое перенесли мои близ­кие и я. Ступайте, дела вам хватит надолго, а противодейст­вия вам бояться нечего. Они либералы, пропитанные совре­менными идеями, неверующие, а потому, никакая враждебная сила не преградит вам путь. О каждом успехе, Кокото, ты будешь сообщать мне.

Пока она говорила, лицо ее приняло выражение неумо­лимой жестокости, а глаза горели враждой и жаждой мести.

Кокото низко поклонился Ван-дер-Хольму, менее почти­тельно Мэри, которую, очевидно, не так уважал, как своего прежнего хозяина, и минуту спустя исчез со своей ватагой.

- Дело идет на лад, вы делаете успехи, дорогая сестра: думаю даже, что вы сделаете честь нашему братству. По­заботьтесь только окончательно изгнать всякое воспомина­ние о прежних предрассудках, притом это в ваших же интересах: пока вы еще уязвимы, и вас будут мучить зло­вредные флюиды противного лагеря, хотя бы, например, письма вашей матери. Когда же вы окрепнете, все это бу­дет скользить мимо, а ваша внутренняя броня защитит вас, исключая, разумеется, случаи прямых нападений, которые весьма мучительны.

- Спасибо, Бифру, за добрые советы. Я понимаю их справедливость и постараюсь согласовываться с ними. Кста­ти, - прибавила она, улыбаясь, - раз уж мы разговорились, то мне хотелось бы задать один вопрос, который пока не помогла мне выяснить наша темная наука. Где вы пребывае­те? Где обитают все эти лярвы, вампиры и демоны? Уриель уже водил меня в сатанинский город, да и Сведенборг обоз­ревал в своих видениях области потустороннего мира, но все это очень туманно...

- А вы желали бы видеть мое местожительство? Поста­раюсь показать вам его. Правда, там лучше чувствуешь се­бя без тела, но ведь при случае устроиться можно всегда. Однако, вам предварительно надо побывать на некоторых наших торжествах. Дело в том, что такие празднества при­дают телу особые способности, а также необыкновенную гибкость астралу. Не могу пока точно указать вам, когда именно, но вскоре здесь состоится собрание, на котором вы увидите много для себя интересного. Это будет, так на­зываемая, бешеная охота, и когда вы услышите звук охот­ничьего рога, то должны быть наготове. Как видите, у нас тоже есть свои развлечения. Но что это вас удивляет?

- Я читала рассказы про чертову охоту, черного охотни­ка в лесу Фонтенебло и другие приключения в том же ро­де, пугавшие обитателей этих одержимых местностей, только я не думала, что это правда!

— Нет дыма без огня, Ральда! — засмеялся Ван-дер- Хольм.

— А в общем, Бифру, вы знаете, что я повинуюсь прика­заниям начальства. Если меня вовремя предупредят, я буду готова как только раздастся сигнал охотничьего рога.

— Отлично! Однако скажите, как вам нравится хозяин замка?

— Недурен. Он даже красив и очень любезен, но не сим­патичен. Странно, что когда я говорила с ним, мне каза­лось, что я его уже видела где-то.

— Возможно, что и видели, да забыли, — ехидно рассме­ялся Ван-дер-Хольм. — Однако мне пора уходить. Но если я вам понадоблюсь, постучите металлическим молотком, на­ходящимся здесь, в библиотеке, по металлическому кругу, висящему на стене. Надо выстукать буквы моего имени, и я появлюсь не пугая вас.

Минуту спустя фигура призрака потускнела, расплылась в сероватый пар и исчезла.

Несколько дней спустя Мэри проснулась поздно и услы­шала, как в стекла хлестал дождь. Очевидно, погода была ненастная, и при том она чувствовала такую усталость и слабость, что, позвонив Мэрджит, приказала подать себе кофе в постель.

— Лучше не вставайте, миледи: погода ужасная, идет дождь с градом, и вам следует хорошенько отдохнуть. Се­годня в полночь назначена охота, и вы должны быть вовремя готовы, потому что обергермейстер не любит ждать. Я по­дам теплой крови и чего-нибудь посытнее.

Спустя четверть часа камеристка принесла поднос с чаш­кой парной крови и несколькими хлебцами, тоже замешан­ными на крови.

Мэри начала свыкаться с этой пищей, а потому, осушила чашку и съела хлебцы. Затем Мэрджит налила в маленький стаканчик густой, как мед, очень пряной жидкости, которую Мэри выпила, после чего мгновенно заснула тяжелым, крепким сном.

Прикосновение к лицу чего-то холодного и мокрого сра­зу пробудило Мэри. Над ней стояла Мэрджит, в одной руке держа мокрое полотенце, а в другой — стакан.

— Выпейте лимонаду, он освежит вас, а потом надо при­ниматься за туалет. Времени терять нельзя.

Горьковатое, ароматическое питье действительно осве­жило ее и придало силы.

Прежде всего я должна натереть вас особой мазью и промассировать. Только не бойтесь — я полью вас розовым маслом,

— Скажите, Мэрджит, а вы присутствовали на таких ноч­ных празднествах? — полюбопытствовала Мэри, пока каме­ристка открывала большую фарфоровую банку с мазью и доставала флакон с маслом.

— Да, миледи, уже несколько раз, — поспешила ответить та. — Только не на первом месте, конечно. Вы сядете на ко­ня, а мы — как попало: на баранов, козлов, свиней и т. д. - потому что не на всякое животное сядешь верхом.

Пока она массировала и натирала тело Мэри мазью, той казалось, что ее терли огнем: у нее даже при этом кружи­лась голова, и она точно витала в воздухе. Но болезненные ощущения исчезли, когда дело дошло до розового масла, а затем ощущалось лишь легкое покалывание. Когда же Мэ­ри встала, ей показалось, что она вдруг стала легка, словно пушинка, тело сделалось гибким, как каучук, и будто утра­тило свой вес, так что минутами пол будто уходил из-под ног. Вместе с тем она чувствовала себя отлично и по жилам разливалась приятная теплота. Мерджит одела ей серое пу­шистое трико, до того тонкое, что оно облепило все тело, как вторая кожа, а голову украсила шапочкой в виде лету­чей мыши с двумя зелеными лампочками на месте фосфо­ресцировавших глаз. На шею она накинула медальон на стальной цепи в виде кошачьей головы с бриллиантовыми глазами. Наконец, Мэрджит опоясала ее серебряным куша­ком с висевшим на цепочке охотничьим рогом, подала се­рый плащ и такие же перчатки.

— Какая ужасная погода, — заметила Мэри, прислушива­ясь к свисту вихря, треску вековых деревьев и отдаленным раскатам грома.

Град бил в стекла, а в старом камине и трубах ветер выл и стонал словно человеческим голосом.

— Это всегда так бывает, миледи, и стихии бушуют, ког­да оберегермейстер выходит на охоту. Но не бойтесь, с ва­ми ничего не случится. А я буду одеваться. Через четверть часа вы услышите сигнал.

Оставшись одна Мэри подошла к окну и, прислонясь ли­цом к стеклу, выглянула наружу. Бушевала буря, гремел гром и временами молнии озаряли все зловещим, диким светом, а в воздухе кружились смутные тени, которые ле­тели и бежали, собираясь у замка.

«Начинается шабаш», — подумала Мэри и невольно со­дрогнулась.

В эту минуту она почувствовала, что в плечо ей впились когти, а со стороны двора к стеклу прилипла отвратительная голова: не то человека, не то животного. Вдруг послышался голос Ван-дер-Хольма, крикнувшего:

— Не бояться!

Мэри мужественно выпрямилась и подняла руку с закли­нанием: к ней вернулись обычные смелость и бесстрашие. Противная рожа снаружи исчезла.

Вслед за этим поднялся хаос криков и беспорядочных го­лосов, рычавших: «Хар! Хар! Шабаш! » Одновременно раз­дался и звонкий протяжный звук охотничьего рога.

— Скорее, скорее, миледи! — кричала Мэрджит, влетая в комнату и, схватив Мэри за руку, понеслась с нею к боль­шой лестнице.

Двор замка был залит точно красным заревом пожара, а внизу, у крыльца, какой-то человек держал под уздцы воро­ную лошадь, которая взвивалась на дыбы, а из ноздрей ее вырывался красный пар. Конь был великолепен, с длинной гривой, развевавшимся по ветру хвостом и искрившимися глазами. Человек подхватил Мэри, посадил верхом и вло­жил ей в руку поводья, а скакун, почувствовав свободу, по­несся вперед и догнал голову кавалькады.

Там, на таком же вороном, как и у Мэри, коне гарцевал Азрафил и не переставая отчаянно трубил в охотничий рог. Словно во сне мелькнули мимо Мэри на конях Ван-дер- Хольм и таинственный владелец замка, потом она почувст­вовала, что земля словно уплыла из-под копыт ее лошади и началась бешеная скачка. Адские охотники точно летали среди беспорядочных звуков пения и охотничьего рога, впе­ремешку с дикими криками: «Хар! Хар! Шабаш! »

Мэри не могла бы сказать, сколько времени длилась эта головокружительная скачка. Словно туча зла неслись они над долинами и лесами, направляясь к горам.

Наконец, они очутились в узкой, окруженной остроко­нечными скалами лощине, около полуразрушенных стен, по- видимому, монастыря, судя по развалинам церкви, стоявшей без крыши, но еще с остроконечными окнами и осыпавшимся каменным престолом. Подле раскинулось, на­до полагать, прежнее монастырское кладбище, потому что вокруг белели кресты, плиты и другие надгробные памятни­ки. Внутренность церкви была освещена, словно там-то и готовились справлять шабаш.

Между тем буря стихла, тучи расплылись по небу и бледный лунный свет озарил мрачную картину.

Незнакомец из Комнор-Кэстля подошел к Мэри и помог ей сойти с седла, а потом повел ее за Азрафилом, который встал посреди кладбища на высоком памятнике. Возможно, что это были развалины надгробной часовни, но Мэри не могла разобрать, а заметила только, что у оберегермей- стера, или Азрафила, из-под черного плаща виднелось воло­сатое трико, если, впрочем, это не была его собственная кожа.

Прижав к устам серебряный рог, тот принялся снова трубить, и по мере того, как резкие, несогласные звуки ре­зали воздух, со всех сторон стали появляться блуждающие огоньки, витавшие вокруг него: надгробные памятники и пли­ты качались и точно заволоклись черной дымкой, а затем появились какие-то странные образы, одни в сутанах, другие в старинных одеяниях минувших веков. Лица их были блед­ны, худы, отвратительны и точно искажены страданием, а при каждом их движении слышался зловещий лязг костей. Совершенно непонятно почему, но Мэри не ощущала страха и с живейшим интересом следила за дальнейшим развитием страшной сцены. Вдруг незнакомец из замка, очевидно, счи­тавший себя кавалером Мэри, взял ее за руку и повел.

— Не стоит смотреть всю эту могильную тлю: они будут и на празднике, — презрительно проворчал он.

Когда они вошли в бывшую церковь, Мэри увидела, что там горели костры, а вокруг них толпились мужчины и жен­щины, на лицах которых запечатлелись всевозможные не­чистые страсти. В два ряда по стенам были расставлены длинные низкие столы, уставленные разными яствами, вина­ми и серебряной посудой. Очевидно, готовился пир.

Азрафил вскочил на жертвенник, и Мэри онемела от изумления, увидев, что вместо него появился огромный и страшный длиннорогий черный козел. Это чудовище — получеловек, полузверь — с красными, как горящие угли глазами, держало в руке пылавший факел и скаля зубы глумливо смотрело на голую, рычавшую толпу, которая на­чинала вокруг разнузданную и невероятно бесстыдную пля­ску. А оргия все росла и столы быстро опустошались: кубки с парной кровью или вином обходили присутствовав­ших, из которых одни вопили дикие песни, а другие забавля­лись тем, что рвали на части живых жаб, ворон и других животных.

Таинственный незнакомец неотступно ухаживал за Мэри, усердно угощая ее кровью и вином.

Дикая оргия дошла до неописуемого неистовства, как вдруг кавалер Мэри схватил ее за руку, потащил к трону козлища и звонко крикнул, так, что его голос покрыл общий гам:

— Азрафил, князь адских полчищ, владей Ральдой, своей красавицей-невестой, а потом подари ее мне. Ты ведь зна­ешь мои права на нее.

Смертельная тоска сжала сердце Мэри и ей казалось, что от ужаса волосы поднялись на голове. Несмотря на ви­но, приправленное возбудительными снадобьями, несмотря на почти утраченную способность свободно думать и кипев­ший в жилах огонь страсти, мысль принадлежать этому чу­довищу наполняла ее душу отвращением и безумным ужасом. Но острые когти уже вонзились в ее тело, разры­вая в клочья одежду, а затем чьи-то руки подхватили ее и опрокинули навзничь у ног козла.

Словно сквозь туман видела она, как над нею склонялась голова чудовища, огненные глаза его насмешливо смотрели на нее, а бородатая пасть складывалась в гримасу, служив­шую улыбкой. Но тут голова у нее закружилась и ей пока­залось, что она падает в пропасть.

Вдруг дрожащий звон привел ее в себя.

Все яснее и громче разливались в воздухе звуки церков­ных колоколов, затем донесся отдаленный хор, певший: «Да воскреснет Бог! », и стройное пение становилось все сильнее и могучее. Вверху заблестел широкий, голубоватый луч и в самой глубине его, словно отдаленное видение, как будто открылось широкое окно, а там, подняв в руках лучезарный крест, стоял коленопреклоненный человек в белом. Ярко освещенное лицо его походило на лицо доктора Заторского, а около него, с протянутыми вперед руками и осененной лучами головой, был виден человек высокого роста, тоже в белом, но осыпанном точно алмазами, одеянии.

Один лишь миг любовалась Мэри этим светлым видени­ем, затем она почувствовала, что жертвенник рушится и ог­ненные языки окружают опрокинутого козла. Смутно видела она, как омерзительная, нагая, опьяненная кровью и похотью толпа каталась в судорогах среди опрокинутых сто­лов. После этого послышались раскаты грома вперемежку с кощунствами и стонами, а сверкавшие молнии освещали эту адскую сцену. Наконец, земля заколебалась, стены за­трещали, и Мэри потеряла сознание.

Придя в себя, она увидела, что лежит на своей постели, слабая и разбитая, точно ей переломали кости. Все ее тело болело, но о ночном пире у нее оставалось весьма смутное воспоминание.

С трудом, так как малейшее движение доставляло ей боль, она позвонила. После довольно долгого ожидания, на­конец, пришла Мэрджит: одна рука ее была на перевязи, голова забинтована, правый глаз подбит.

Ее сопровождал горбатый человек в черном, со злым, угрюмым лицом и гнусавым голосом. Он предписал Мэри лежать в постели, потому что бывшие по всему ее телу ожоги еще не зажили. Он сменил ей пластыри и мази, напо­ил каким-то лекарством, и она почти мгновенно уснула.

Когда Мэри стало лучше, она спросила у Мэрджит, что произошло? Собственные ее воспоминания были смутны и ясно было только сознание, что она избежала какой-то не­минуемой опасности.

— Ах, миледи, как ужасно закончился наш чудный пона­чалу, но злополучный праздник! — со слезами в голосе рас­сказывала камеристка. — Все наши братья ранены и больны, и сам оберегермейстер был обожжен, точно молнией.

Медленно поправлялась Мэри, и только усилием воли, от­гоняла она докучные мысли, осаждавшие ее при воспомина­нии о величавом звоне колоколов и дивном далеком пении.

Наконец, выдался день, когда она получила злостное удовлетворение своей мести, примирившее ее с судьбой и на время совершенно рассеявшее мрачные мысли. Она чи­тала вечером в библиотеке, как вдруг услышала слабый треск и невольно подняла голову от чьего-то прикосновения.

На спинке кресла сидел Кокото. Его хитрая рожица выра­жала удовольствие, хвостик весело болтался, а глаза смот­рели лукаво.

— Я пришел с отчетом о нашей работе, хозяйка, так как ты сама не призывала меня, а ведь мы уже порядком пора­ботали.

— Я была больна, Кокото. Благодарю, что пришел. Ну, рассказывай скорее, что вы-сделали из заданной програм­мы.

— Как ты и сказала, никто не помешал нам вторгнуться в дом, и вообще, там всех очень легко направлять по-своему. Сама барыня отсутствовала. Сын — игрок, и с тех пор, как мы принялись за него и везде сопутствовали ему, он посто­янно проигрывал. Нуждаясь в деньгах, он взломал стол от­ца, но в тот же вечер проиграл украденную весьма крупную сумму. Теперь он застрелился, и мать нашла его уже мертвым по возвращении домой, а сама с испугу забы­ла на столе ридикюль с драгоценными' вещами, который в суматохе украли. Хи, хи, хи! — оскалился Кокото.

Мэри погладила его пушистую спинку.

—Я довольна тобою и твоими. Продолжайте старательно работать. Тебя я сейчас угощу.

Она подала ему хлебец, замешанный на крови, и ма­ленькое чудовище с наслаждением съело его, после чего исчезло.

Ван-дер-Хольм частенько навещал ее и помогал в заняти­ях. Когда она рассказала ему об отчете Кокото, он презри­тельно рассмеялся и сказал:



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.