СТАРОЕ ПЕНИНО 3 страница

Король назначает ревизию завоеванных земель. Кроме того, король отдал все необходимые распоряжения о содержании войска и крепостей и назначил ревизорами в Ивангород, Ям, Копорье и Гдов с их областями и в Сумерскую волость господина Филиппа Шединга, государственного советника Швеции, камергера Андерса Нильссона, русского переводчика Ханса Флореска, Федора Аминева (Fadec Aminoff), гдовского наместника и других. Ревизорам было поручено исследовать и досконально разузнать во всех упомянутых областях и городах и во всех поселениях (hakelwarck) и погостах, какие доходы давали эти земли и что могут давать теперь, а также что могут собрать с населения этих земель начальники и офицеры.

Указ о торговле в Нарве. 20 ноября его величество издал указ, предлагавший всем купцам в Нарве, как горожанам, так и приезжим, местным и иноземным, вести правильную торговлю»[20].

Сумерская волость в 1616 г.

В 1616 г. в Сумерской волости отмечен шведский острог, о котором в архивах есть кое-какие документы. Об этом пишет известный специалист по Пскову и Гдову – Я. Н. Рабинович[21]:

«Известно успешное нападение казаков из Пскова в мае 1616 г. на шведский острожек в Сумерской волости. Сведения об этом Д. И. Мезецкий получил через три дня после своего прибытия в Тихвин. Со слов перебежчиков, псковичи изгоном сумели захватить это укрепление[22].

Крупный гарнизон в 400 человек был разгромлен. Это нападение происходило в «Николин день», т. е. 9 мая. Сведения об этом набеге имеются и у Юхана Видекинда[23].

О нападениях псковских казаков на крупный шведский отряд («четыре знамени») где-то на «Иванегородской дороге» сообщил один из лазутчиков, отправленный московскими послами из Тихвина к Ладоге и Орешку. Причем лазутчик говорит о двух нападениях, первое из которых закончилось поражением казаков, а в ходе второго нападения «немецких людей побили наголову»[24]. Подобные набеги в глубокий тыл врага можно признать формой партизанской борьбы.

Доказательством тому, что в районе Пскова в «перемирное время» происходили столкновения между шведами и русскими, служит переписка шведских наместников Гдова и Порхова с псковичами о прекращении враждебных действий[25]. Эти письма находятся в настоящее время в архиве Делагарди в Тарту. Некоторые из этих документов были опубликованы еще в конце XIX в. В. А. Кордтом (1894) и Г. Саблером (1896)[26]. Данные документы не только подтверждают правильность показаний псковских посадских людей о переписке между шведами и русскими о перемирии, но и содержат некоторые новые данные о враждебных действиях между сторонами.

Воевода Пскова И. Д. Плещеев писал Сванте Банеру о пиратских действиях шведов на Псковском озере: шведы не позволяли жителям Дерпта привозить в Псков товары, нападали на охранявшие купеческие караваны русские суда, грабили русских купцов по дороге в Дерпт, уводили их суда в Гдов и Нарву[27].

Переписка, которую начал Сванте Банер, имела задачей усыпить бдительность псковских воевод. В то время, когда шла эта переписка между Сванте Банером и И. Д. Плещеевым, фельдмаршал Гюлленгельм с войском находился уже в Нарве: 28 июля шведское войско двинулось через Гдов к Пскову. Для Пскова вновь настали трудные времена.

Псков в 1616 г. не был готов к новой осаде. Боевые действия в 1615 г. не прошли бесследно для города. О голоде и страшной дороговизне в Пскове рассказали в Разрядном приказе прибывшие в Москву в июне 1616 г. Матвей Блаженков и трое посадских людей. В результате жители, в том числе служилые люди, стали уезжать в другие места. В городе осталась лишь половина жителей»[28].

Столбовский мирный договор 1617 года

В январе 1616, после прекращения военных действий между Русским царством и Шведским королевством, в Старой Руссе съехались делегации Швеции и России для проведения мирных переговоров. Посредниками выступали англичанин Джон Мерик и голландские послы. Но через два месяца из-за выявившихся глубоких разногласий переговоры были сорваны, и в феврале члены делегаций разъехались по своим странам. Однако необходимость в их возобновлении была ясна, и почти через год, в декабре 1616, по инициативе шведской стороны, они были возобновлены в деревне Столбово, близ Тихвина, в 53 км от современной Новой Ладоги, на реке Сясь. В этот раз посредником выступал один Джон Мерик.

После двух месяцев бурных дебатов переговоры были завершены в январе 1617, а 27 февраля того года был подписан мирный трактат, получивший название Столбовского мира.

Согласно тексту договора, новгородские земли разделялись между двумя государствами: Русскому царству возвращали захваченные в годы Смуты Великий Новгород и всю Новгородскую вотчину, в том числе Старую Руссу, Ладогу, Порхов, Гдов с уездами, а также Сумерскую волость (район озера Самро, ныне Сланцевский район Ленинградской области) и всё захваченное шведами на этой территории казённое и церковное имущество; Шведскому королевству отходили русские города Ивангород, Ям, Копорье, Корела, вся Нева и Орешек с уездом. Кроме того, Москва обязалась уплатить шведской короне 20 000 серебряных рублей – огромную сумму с учётом курса рубля начала XVII века (в начале XVII века один рубль содержал 49 грамм серебра, соответственно, 20 000 серебряных рублей равнялись 980 кг серебра). Москва отказывалась от претензий на Ливонию и Карельскую землю.

Было утверждено право свободной торговли для торговых людей двух сторон. Но шведским купцам не дозволялось ездить с товарами через Московское государство в Персию, Турцию и Крым, а московским – через Швецию в Англию, Францию и другие западноевропейские страны.

Обе договаривающиеся страны обязывались не переманивать перебежчиков из-за рубежа и передавать тех, кто уже перешёл границу.

Столбовский мир совершенно отрезал Россию от Балтийского моря, что позволило королю Густаву Адольфу считать договор крупной победой шведской армии и дипломатии.

…

Король щедро наградил всех членов шведской делегации на трудных переговорах, подписавших текст договора.

Московские власти также были довольны заключением мира, хотя и на тяжёлых условиях. Во-первых, они добились возвращения Великого Новгорода с его землями, отказавшимися присягнуть шведской короне. Во-вторых, Москва, обеспечив тыл, получила возможность беспрепятственно продолжать войну с Польшей за возвращение захваченных русских территорий на западных рубежах. Руководитель русской делегации на переговорах князь Мезецко́ й и дьяк Зюзин были награждены – первый получил чин боярский, а второй – окольничий[29].

Сумерская волость в 1618 – 1619 гг.

В РГАДА имеются дела, которые касаются жизни в Сумерской волости после заключения Столбовского договора в 1617 г., в частности – по поводу учреждения в Дворцовой Сумерской волости Царева кабака. Причем, одно из дел повествует о том, что местным жителям деятельность откупщика по каким-то причинам не устраивала:

1. 11. 1618. Отписка об открытии государева кабака в Сумерской волости Старорусского у[езда][30].

2. 4. 05. 1619. Челобитная крестьян дворцовой Сумерской вол[ости] Старорусского у[езда]. Ивана Иванова с товарищами с просьбой о запрещении Ивану Драчеву держать в волости на откупе кабак, [и] о разрешении откупные и таможенные деньги платить самим крестьянам и присылать их в Москву с другими таможенными сборами[31].

Так же в собрании РГАДА имеются другие дела, относящиеся к Сумерской волости:

1. 1619. Дело по челобитной дворцовых крестьян Сумерского погоста Старорусского у[езда] Петра Неклюдова с товарищами, разоренных во время нападения литовских людей, с просьбой о невзимании с них приказчиком Иваном Тырским всего выдельного хлеба и о выдаче им яровых семян и денег на корм лошадям[32].

2. 05. 1619. Дело по челобитной дворцовых крестьян Сумерского погоста Старорусского у[езда] Парфена Константинова с товарищами с жалобой на сына боярского Ивана Степанова Боборыкина с товарищами о неправильном взыскании с их пустых вытей выдельного хлеба[33].

Псков, Гдов

и Сумерская волость в 1650 г.

В 1650 г. в Пскове вспыхнуло народное восстание, которое затем перекинулось в Новгород. Восставших поддержали так же во всех пригордах Пскова, кр. Острова. Гдовичи так же откликнулись на призыв и письма восставших. Вот, что писал по этому поводу местный историк из крестьян Выскатской волости Ефим Андреев:

«В 1650 г. во время смятения во Псковской области, гдовичи, с солдатами Сомерской волости, пристали к мятежникам, и в уезде многие помещики пострадали, в том числе – Елагины: отец сожжен, а сын убит; и Нагин убит. С ними участвовал даже поп Георгиевского погоста [в Черно] Фирс»[34].

Ефим Андреев дал так же прекрасную аналитику о границе России в пог. Черно:

«Прямо на полдень от Монастырька, в 2-х верстах, и в 3-х верстах от [пог. ] Черного к северовостоку, на правом берегу р. Площанки, впадающей в [р. ] Черную, у деревни Вороновой [Вороново], при шереметевской дороге, была, в прежние времена, большая деревня, ныне разоренная, известная по генеральному плану под названием: «деревня Плоская – Буб-ква – Васильево сиженье», принадлежавшая бывшему в здешнем крае старинному помещику Елагину[35]. Название деревни «Васильеве сиженье» объясняется следующим образом: «Царь И. Вас. Грозный, в 1583 г., для обережения границ со стороны Лифляндии, послал князя Феодора Васильевича Елецкого, с 2000 человек детей боярских и с многочисленными служилыми вольными людьми. Из сих лиц, посаженных на разных постах в «засадах», образовались впоследствии многие помещики. Князья Елецкие, в виде оклада, получили земли в Вотской и Шелонской пятинах. Вероятно кто-либо – Василий Елагин тогда занимал свой пост при деревне Плоской, по наречию своих жителей «Буб-ква», и, от занимаемого Василием поста, известный под прибавочным названием «Васильево сиженье», подобно, как некто Яков Нагин занимал в Сиженском приходе свой пост – «Большое Сижно», известный также под названием Нагиньщины. Хвостов занимал «Малую Сижну», где теперь погост Сижно. Яков Нагин был при Петре Великом фискалом в городе Гдове, а предок его убит, но время псковского мятежа в 1650 году»[36].

Известные события в связи с восстанием происходили в Сумерской волости, о чем есть сообщение в книге М. Н. Тихомирова «Псковское восстание 1650 года» [37].

«Первым из пригородов, примкнувших к восстанию, был Гдов, важная крепость на Псковском озере. В конце мая помещик Квашнин, владевший имением под Гдовом, донес Хованскому, что псковичи написали в Гдов письмо с призывом присоединиться к ним. Гдовский воевода Семен Крекшин будто бы ответил в Псков, «что город худ, сидеть не в чем, а хлеба де во Гдове много и о том, что ему псковичи укажут». Всегородная изба известила Гдов, что пришлет за хлебом.

В этом известии, прежде всего, поражает роль воеводы, якобы присодинившегося к восставшим псковичам. В Москве были крайне обеспокоены поведением Крекшина и предписали Хованскому послать в Гдов дворянина с тем, чтобы вызвать Крекшина в полк и учинить ему допрос.

Московское правительство беспокоилось совершенно напрасно. От имени Крекшина в Псков писали восставшие стрельцы и посадские люди, предлагавшие свои услуги псковичам. Воевода Семен Крекшин находился под арестом и «живот свой мучил, на дворе был завален колодьем и з женою и з детьми». Всяких чинов люди, т. е. стрельцы, пушкари и посадские, отняли у воеводы городовые ключи и держали воеводу под стражей до конца восстания»[38].

«Еще более опасной для московского правительства была попытка псковичей расширить сферу восстания за пределы Псковской земли, в первую очередь на Олонец и Сумерский погост. Уже в начале апреля Хованский доносит в Москву, что псковичи послали в Олонец к драгунам с призывом притти к ним в Псков. Это известие вызвало крайнюю тревогу в кругах московского правительства, которое было испугано возможностью волнений на Олонце, где стояли крупные военные силы. Царская грамота предписывала воеводам Чоглокову и Степану Елагину призвать начальных людей и, обнадеживая государевым милостивым жалованием, предложить им тотчас же объявлять «где объявятца новгородцы или псковичи воры худые люди и учнут какие мятежные речи говорить и к своему воровскому заводу и мятежу учнут ково призывать». Воеводы, согласно царской грамоте, призывали начальных людей и солдат для чтения царского указа и удовлетворенно добавляли, что «по ся мест (т. е. до 8 мая) в Заонежских погостех никакова воровского заводу и мятежу не объявливалось».

…

Более определенные вести шли о сношениях псковичей с сумерскими солдатами. Сумерский погост находился по близости от Гдова и, таким образом, почти в непосредственной сфере восстания. Еще в начале апреля идет слух, что псковские земские люди посылали к солдатам в Сумерскую волость отставленного [отставного] стрельца «неведомо для каких целей». Сумерские солдаты будто бы в свою очередь отписали в Псков и просили взять их в город, донося о каких-то сборах ратных людей за рубежом. В июне из Гдова пришел во всегородную избу стрелецкий пятидесятник и говорил по поручению сумерских солдат, «будет им оне надобны, и они солдаты к ним во Псков будут тотчас». Об этом нам сообщают известные уже Ульян Фадеев и Сава Семин, прекрасно осведомленные в делах всегородской избы.

Сумерские солдаты так и не появились в Пскове, но слухи о них не были простой выдумкой. Сохранился ряд подлинных отписок начальника сумерских солдат Ивана Кайсарова, в которых он пишет о событиях в погосте в июле и августе 1650 г. 21 июля на границе Сумерской волости у села Песье, в поместье боярских детей Брыковых, появился партизанский отряд гдовцев. Кайсаров выслал против них солдат, после чего партизаны разбежались. Отряд псковичей, как выясняется дальше, состоял из стрельцов.

Временная победа не устранила опасности. Восставшие держали себя чрезвычайно уверенно. После дела у села Песье произошел такой случай. В Сумерскую волость явились двое посадских людей из Гдова, желая взять с собой тело одного из убитых во время нападения стрельцов приходившегося им родственником. Кайсаров ограничился лишь тем, что выслал их из приделов Сумерской волости. После этого разоренный боярский сын Брыков вместе с семьей выпросил разрешения остаться в Сумерской волости для избавления «от воровских людей».

Нападения на Сумерскую волость продолжались и позже, даже после замирения Пскова. Из отписок Кайсарова остается неясным, были ли в Сумерской волости случаи открытого сопротивления московскому правительству. Но в одной отписке, уже в сентябре он так говорит об этом: «а которые, государь, показались в мятежное время люди, плутишки и непристойные слова передо мною, холопом твоим, говорили и меж себя вмещали слова ссорные, и я тех имена в книги записывал и чинил им наказанье, в кнута место бил батогами». Наказанье кнутом и батогами относится ко временам поздним, к сентябрю, когда Псков уже подчинился московскому правительству, до этого же времени Кайсаров только копил злобу, записывая имена недовольных в книгу»[39].

Встреча шведских послов и русского пристава

на границе у заставы Муравейно на р. Луге. 18. 11. 1673.

Отчет Эрика Пальмквиста о дипломатической

миссии в Россию 1673 года[40].

Сомерский рубеж в 1657 г.

Материалы С. С. Гадзяцкого

После подписания в 1617 г. Столбовского мира Сомерская волость Гдовского уезда оказалась на границе с враждебной Швецией. Здесь за р. Лугой простиралась Ингерманландия, откуда одна за другой следовали провокации и разного рода вылазки неприятеля.

В ходе Русско-Шведской войны 1656 – 1658 гг. власти Новгорода дополнительно усилили в Самро воинский контингент и учредили на границе заставы.

Из приведенных здесь исторических текстов в 1657 г. известны конкретно заставы на территории совр. Сланцевскрго р-на, в бывш. д. Сторонье, на р. Луге, пог. Ложголово, 10 верст от села, в бывш. д. Лычно, на р. Луге, пог. Ложголово, 17 верст от села, и в бывш. д. М. Сабск, так же на р. Луге.

Упоминается так же застава в д. Корино, на р. Долгой, пог. Старополье. От этой заставы через большие болота шла дорога в дд. Дворище, Родино, Тихвинка, пог. Черный, и далее через д. Сухонос и Пятницкое болото в Нарву. Очевидно, что по этой дороге в случае надобности стлали по болотам лежневки и укрепляли в иных местах фашинами, вязанками хвороста:

«(3. 05. 1657) Шведский отряд из Ивангорода, насчитывавший, по русским сведениям, 500 пехотинцев и 200 всадников, подступил к Коринской заставе [Корино]. Отряд шел зимней дорогой [cо стороны Пятницкого и пог. Черно] и из-за [растаявших] болот не смог проникнуть в Сомерскую волость. Тогда он обошел заставу сухой дорогой и напал на Гдовский уезд»[41].

Уникальным представляется изображение заставы в бывш. д. Муравейно, которая так же располагалась на р. Луге, невдалеке от пог. Ложголово. Сделал его в 1673 г. член шведского посольства, талантливый картограф и художник – Эрик Пальмквист, который исполнял в посольстве секретную миссию. Ему было поручено фиксировать все, что имело отношение к обороне государства.

Так в его отчете появились зарисовки стрельцов и всадников, карты рек и Каспийского моря, карты Новгорода, Твери Торжка, Москвы и Пскова, рисунки флагов и пушек. Несомненный интерес представляют зарисовки монастыря, солеварни, подъема колокола и выезда богатой горожанки в большой карете на 6 парах коней. Пальмквист запечатлел так же в одном из рисунков царский прием.

Посольство под водительством губернатора Эстляндии Густава Оксеншерны следовало из Стокгольма в Ревель, Нарву, Ям, Муравейно и Самро, а оттуда – в Новгород, Тверь и Москву.

Собственно, изображение называется «Муравейно. Встреча шведских послов и русского пристава на границе». Считается, что справа на гравюре изображен русский берег, застава Муравейно, а слева – шведский, где сегодня расположена д. Поречье и далее – пог. Ивановский:

«По возвращении в Швецию инженер-капитан [Пальмквист] представит королю Карлу XI рукописный отчет о проделанной работе – «Заметки о России, ее коммуникациях с укреплениями и границах, сделанные Эриком Пальмквистом во время последнего королевского посольства к московскому царю в 1674 году». Этот огромный том – рукопись in folio (52 на 41 сантиметр) – содержит 53 рисунка разного формата, 16 географических карт и планов городов, а также заметки и пояснения к ним на 48 листах. Бесценные сведения!

…

Как раз в сторону Новгорода из Ревеля, как тогда назывался Таллин, направилось посольство Оксеншерны – более пятидесяти человек: помощники посла, канцеляристы, переводчики, врач, проповедник, повара, слуги, музыканты – и военный разведчик [Пальмквист]»[42].

Самым значительным событием на с. -з. театре Русско-Шведской войны 1656 – 1658 гг. было сражение под Гдовом (16. 09. 1657), в ходе которого русские преследовали шведов по Сыренской дороге от р. Чермы – в строну д. Скамьи и Сыренца 15 верст.

После этого последовал победоносный рейд воеводы Хованского в левобережье р. Наровы, в ходе которого русские прошли победным маршем по землям противника:

«Разбив [под Гдовом] войска генерал-губернатора графа Делагарди, князь Хованский вернул инициативу русским войскам. Не мешкая, воевода перешёл в наступление. Скрытно переправившись через реку Нарву, князь Иван Андреевич вновь обрушился на графа Делагарди, у которого оставалось около 2 000 человек. Внезапное появление русских посеяло панику, граф не принял боя и поспешно отступил к Ревелю. Немного не доходя до моря, князь Хованский прекратил преследование, дальше лежали земли подверженные эпидемии чумы.

В руках Хованского оказались Сыренский и Нарвский уезды. Повернув к Нарве, русские войска захватили и сожгли посад. Собрав флотилию, князь переправился на правый берег Нарвы, опустошив Ивангородский и Ямский уезды. Нанеся ещё несколько поражений шведским войскам, князь вернулся в Псков»[43].

Это сражение широко представлено в интернете и, как известно, в нем принимали участие и части из Самро. Возвращаясь к теме Самро, заметим, что:

«У [сомерского воеводы] Данилы Неплюева к 1657 г. в Сомерской волости на заставах были построены четыре крепостцы, «поставлены острошки и в острошках бои изготовлены и рвы покопаны и засеки засечены»[44].

Исследователь С. С. Гадзяцкий писал о тревожном положении на шведской границе в Гдовском уезде:

«Русские воеводы внимательно следили за тем, что делается у шведов. Опрашивая перебежчиков и посылая лазутчиков, они получали в общем правильные сведения о положении дел у шведов, хотя некоторые из этих сведений преувеличивали возможности противника. Важные сведения были получены от упоминавшегося нами псковича Латышева. Он рассказал, что 19 мая в Нарву к генерал-губернатору прискакал королевский гонец. По наблюдениям Латышева, генерал-губернатор, получив депешу, в тот же день выехал в Орехов и Корелу для сбора солдат. Приехавший в это время в Нарву из Москвы «любской немчин Яган Фангорн», видимо рассказал о приготовлениях русских к войне, так как после его приезда жители Нарвы стали укреплять город – рыть ров и делать вал. Вместе с тем угнетение и преследование русских подданных короля возросло еще больше: «иванегородцов лутчих руских людей Якова Павлова сына Белоусова, да Петра Китаева посадили в Ругодиве в тюрьму». Местные власти собирались, по словам Латышева, посадить в тюрьму и других наиболее богатых ивангородцев и, разоряя их, правили на них «многия деньги солдатом на жалованье»[45]. Сведения Латышева о гонениях подтверждали и cами ивангородцы, бежавшие за рубеж в русскую сторону. По их, показаниям, в тюрьму было заключёно до 50 русских купцов из Иван-города, причем в городе было объявлено, что каждый ивангородец, который станет сноситься с русскими, будет казнен[46]. Репрессии беспрерывно нарастали, и другие перебежчики, несколько позже, в конце июля, сообщили, что число посаженных в тюрьму ивангородцев превышает 100 человек[47].

О недоверии к русскому населению Ижорской земли, о его сношениях с соотечественниками за рубежом и о репрессиях по отношению к нему говорят и шведские источники[48].

Результаты не замедлили сказаться. Уже в начале июля ивангородские перебежчики показывали, что из Нарвы и из Ивангорода «середние и молотчие русские люди разбежались... в Новгородской и Гдовской уезд и в розные места», так что «в Ругодиве остались немногия русския молотчие люди»[49].

После того как разрыв со шведами стал явным, воеводы порубежных городов получили приказ снять заставы и отменить все меры, препятствовавшие переходу в русские земли. Эго значительно способствовало увеличению числа бежавших. Перебежчики могли теперь переходить русский рубеж, не опасаясь выдачи; более того, они встречали радушный прием. Начальнику отряда, посланного к рубежу, было предписано крестьян, которые «из Иванегородцкого, Ругодивского и иных свейских городов и уездов» станут переходить в Гдовскйй уезд и Сомерскую волость, принимать «з жонами и з детьми и со всеми их животы», обнадеживая льготою. Вообще начальник порубежного отряда должен был по отношению к перебежчикам «держать ласку и привет» и отпускать дальше туда, где кто захочет жить, не допуская, под страхом смертной казни, ограбления и насилий над ними[50]. Следует подчеркнуть, что все это относилось не только к русским, но и к перебежчикам-латышам»[51].

В РГАДА сохранились «отписки» гдовских воевод к царю Алексею Михайловичу на счет положения в Гдове и Гдовском уезде, где кратко поминается и положение в Самро.

Самое интересное в историческом плане сообщение о Сомерской волости относится к лету 1657 г. В нем рассказывается о том, что сомерский воевода Данила Неплюев не желал, да и не мог, видимо, выделить людей для охраны Гдова, ибо у него самого в людях была нехватка.

В нижеприведенном материале С. С. Гадзяцкого «Борьба русских людей Ижорской земли в XVII веке против иноземного владычества», упоминается «стан Дретня», т. е. – Дретно, где находилась в то время ставка сомерских воевод. – В Дретне, за воротами и частоколом, хранился «припас», оружие, порох, пули и ядра, а так же фураж и продукты. Здесь были оборудованы избы под проживание, конюшни и бани:

«Начало 1657 г. не принесло существенных изменений в положение дел. Из-за рубежа[52] продолжали идти выходцы[53] [беженцы]. Из некоторой части их формировались отряды. «Вольные люди ямляне[54] Осипко Усольской с товарыщи» будучи посланы на службу в Сомерскую волость, прибрали [присоединили] себе еще 100 человек. 6 марта им были посланы из Новгорода мушкеты[55]. Из сметных книг по Новгороду мы знаем, что выходцы, организовавшиеся в отряды, не только были снабжены оружием, но и получали деньги. Так, в одной записи об оплате закупленных мушкетов читаем: «Отданы те мушкеты и порох вольным казаком Осипку Сольекому с товарыщи да ему ж дано 20 рублев, а велено ему раздать те деньги вольным, которые писались в казаки». Ниже находим другую запись: «Ямским и копорским казаком, которые на государеве службе в Сомерской волости атаману Осипку Сольекому с товарыщи 125 человеком в зачет на 166-й год государева жалованья, дано 125 рублев по рублю человеку»[56].

Следует отметить, что отряды копорских казаков служили во время войны 1656 – 1658 гг. и в других местах. Так, например, копоряне[57], вышедшие из-за рубежа в 1656 г., – в то время, когда Петр Потемкин стоял под Ореховом, – записались у этого воеводы «на вечную службу» на имя царя. Отряд их в 150 человек, во главе с атаманом Денисом Леонтьевым, был «на многих боех и на приступех под немецкими и под литовскими городами»[58]. Копорских казаков встречаем так же в полку Александра Потемкина на Лавуе и у его преемника Федора Ладыженского, причем численность их возрастала за счет вновь записывавшихся на службу[59].

Отряд атамана Сольского, несмотря на относительно небольшую численность, принес большую пользу. Ямляне несли сторожевую пограничную службу в Сомерской волости именно тогда, когда в этом районе почти совсем не осталось вооруженных сил. 21 апреля [1657] воевода Сомерской волости Данила Неплюев, сменивший к этому времени Нащекина, писал в Новгород, что с ним находится всего лишь человек сорок новгородских конных казаков, да с десяток дворян и детей боярских обеих половин Шелонской пятины. Остальные дворяне и дети боярские[60] разбежались по домам, а многие и вовсе не приезжали. Что касается сомерских солдат [из местных крестьян], то они были поставлены по заставам [Корино, Лычно, Сабск и проч. ]. Солдатские начальные люди [очевидно, тоже из местных крестьян] отпускали их по домам и не повиновались приказаниям [воеводы] Неплюева. Одновременно с Неплюевым из Тесова доносил о безлюдье воевода князь Богдан Елецкий. У него было всего двадцать три стрельца и четыре солдата; дворян и детей боярских у него также было мало, так как они разъехались по домам[61].

Между тем из-за рубежа беспрерывно поступали сведения о приготовлениях противника. 14 марта Данило Неплюев послал для собирания вестей за рубеж десять человек вольных казаков под командой есаула и десятника. На территории противника казаки встретили несколько перебежчиков, которые шли к русским. Перебежчики сообщили сведения о размещении шведских. отрядов и рассказали, что в Яме готовится восстание: «которые де... русские зарубежные люди сидят ныне в Яме городе и те де... меж собою говорят и ожидают де к себе... государевых, ратных служилых людей под Яму город. А как бы де служилые ратные люди под Яму город пришли и они де зарубежские люди хотят промышлять над немецкими людьми с... государевыми ратными людьми вместе за одно»[62].

14 апреля капитан пешего солдатского строя Борис Шулепников донес Даниле Неплюеву с заставы на рубеже, что он со своей ротой «перенял шлях немецких людей подле Луги реки под Сумерскою волостью под деревнею Наклом многих конных и пеших людей»[63]. В тот же день, 14 апреля, под Сомерскую волость подъезжали значительные конные и пешие отряды из Ивангорода и Ямы. Они были всего в десяти верстах от стана Дретня [Дретно][64]. Через два дня, 16 апреля, вольный казак, ходивший тайно с тремя своими товарищами за рубеж, сообщил, что за рубежом ими обнаружено большое количество поваленного лесу, заготовленного либо для постройки острога, либо для наведения моста через реку Лугу.

…

С русской стороны также готовились: в течение осени и зимы были построены остроги и заставы, тянувшиеся цепью вдоль границы. Находясь в расстоянии 15 – 20 верст один от другого, острожки преграждали дороги, шедшие из шведских владений в новгородские и псковские земли, и охраняли переправы через порубежные реки. У Данилы Неплюева в Сомерской волости на заставах были построены четыре крепостцы, «поставлены острошки и в острошках бои изготовлены и рвы покопаны и засеки засечены». Однако сильно донимало безлюдье. Многие броды на реках Луге и Долгой оставались без охраны[65].

Получая донесения о шведских приготовлениях к военным действиям, новгородский воевода князь Г. С. Куракин смог послать в Сомерскую волость в подкрепление к ратным людям всего лишь 20 конных новгородских казаков[66]. Между тем у Неплюева, кроме казаков, беспрерывно ездивших за рубеж «в подъезды» для собирания вестей и наблюдения за сбором и передвижением сил противника, на «стану» у казны, т. е. в штабе и центральной базе его отряда [в Дретно], где хранились боевые и продовольственные припасы, имелась всего лишь рота «солдат да с три десятка новгородских стрельцов»[67]. Несмотря на многие меры, принимавшиеся для сбора дворян и детей боярских, и приказ бить беглецов батогами, они съезжались медленно. К 17 мая в Новгород явилось всего 120 человек служилых людей Бежецкой пятины да 25 отставных. Это было все, что новгородский воевода мог расписать по острожкам хотя шведы уже начали военные действия[68].

⇐ Предыдущая 1 234 5 Следующая ⇒