СТАРОЕ ПЕНИНО 2 страница

В награду за эту услугу новгородцы, смирившись с утратой Корелы, обещали передать шведам также три Заневских погоста (скорее всего, это Келтушский, Карбосельский и Куйвошский погосты). Упоминание в документе Яма и Копорья свидетельствовало о том, что эти города к тому времени признали власть Лжедмитрия III. В этом проекте ничего не говорится о походе шведов к Пскову, что может служить свидетельством о временном смягчении отношений между Новгородом и Псковом.

О появлении 23 марта 1611 г. («марта 23 в Великую суботу») очередного Лжедмитрия в Ивангороде хорошо известно. В письме Карла IX от 1 мая 1611 г. уточняется время прибытия самозванца в Ивангород: «вечером в первый день Пасхи». Источники называют Лжедмитрия III Сидоркой или Матюшкой. В грамоте князя Пожарского от 7 апреля 1612 г. он назван Сидоркой (сведения из далекого Ивангорода до Ярославля дошли менее чем за две недели! ), а в повести «О смятении и междоусобии» и во второй грамоте князя Пожарского от 26 июля 1612 г. – «дьяконом Матюшкой», «ведомым псковским вором раздьяконом Матюшкой», «ложным царем и вором Матюшкой» и т. д. Новый летописец называет этого самозванца одновременно двумя именами. В названии главы читаем: «О Сидорке, псковском воре», а в тексте этой главы он уже назван «дьякон из Москвы из-за Яузы Матюшка». Псковский летописец называет этого самозванца просто «вор из Новгорода», или «большой вор» [1, с. 115; 12, с. 68, 71; 13, с. 228; 21, с. 288; 22].

Самозванца вначале признали в Ивангороде служилые люди, в т. ч. казаки, которых ранее отправили псковичи для защиты Ивангорода от шведов. В апреле 1611 г. из Пскова были отправлены новые станицы казаков против Лисовского, грабившего южные районы Псковской земли, но эти казаки повернули на север и прибыли в Ивангород, что еще больше укрепило положение Матюшки («за своего приняв»). В Псковской летописи записано: «Апреля в 15 день казаки Псковские поидоша на Олисовского, сказаша, а пошли на Ивангород к вору Князю». Также «стрелцы Псковстии к нему собрашася». Говоря, что к самозванцу начали собираться «такие же воры и убийцы», летописец упоминает о прибытии в Ивангород также казаков из Новгорода, которые «к нему придоша» [12, с. 71; 13, с. 228].

Фраза «к вору Князю» может означать, что здесь речь идет о самозванце и князе И. Ф. Хованском. По-видимому, с этого момента воевода князь И. Ф. Хованский вынужден был добровольно передать самозванцу власть в Ивангороде. При этом сам князь Хованский продолжал числиться воеводой города. Воевода Ивангорода князь И. Ф. Хованский, хорошо знавший первого самозванца, признав Лжедмитрия за государя, обеспечил ему поддержку.

В одном из своих обращений Сидорка указывал, что когда он прибыл в Ивангород, к нему стали стекаться из многих крепостей и городов дворяне, дети боярские, атаманы, казаки и всякие ратные люди. Далее Лжедмитрий писал, что шведский король Карл послал к нему своего секретаря Петра Петрея с товарищами, предлагая в помощь своего сына Густава Адольфа с войском, но он отказался принимать помощь от врагов – шведов.

В отличие от первых двух самозванцев, поддерживаемых чужеземцами (поляками), Лжедмитрий III борется с иностранными оккупантами, призывая всех объединиться вокруг него для защиты страны и православной веры от чужеземных захватчиков [3, с. 270].

…

Находясь в Ивангороде, Лжедмитрий сумел перетянуть на свою сторону не только Ям и Копорье, но и псковский пригород Гдов. Еще в апреле 1611 г. самозванец подтвердил привилегии Никольского Гдовского монастыря. Союз с влиятельным Никольским монастырем Лжедмитрий III представлял себе как средство укрепления своей власти и авторитета в Гдове [26].

По-видимому, еще в апреле псковичи отправили под Москву, руководителю ополчения Прокопию Ляпунову просьбу о помощи. Вероятно, такой шаг сделали «большие люди» в Пскове. Часть «меньших людей» потянулась к самозванцу в Ивангород. Не случайно именно в это время из Пскова прибыли в Ивангород казаки и некоторые стрельцы.

Псковичи писали руководителям ополчения, что «Лисовской с немцами, а Хотков под Печерами стоит… а от Иванягорода Вор наряжается подо Псков на осад, многие напасти ото всюду сходятся, а помощи ниоткуду нет». 4 июля 1611 г. псковские челобитчики вернулись из-под Москвы с грамотами от П. Ляпунова и И. Заруцкого [13, с. 228 – 229].

О формировании земского ополчения под Москвой псковичи могли узнать из разных источников, в т. ч. из новгородских грамот. Новгородцы, примкнувшие в марте 1611 г. к ополчению Ляпунова, отправили от себя в Псков, Ивангород, Ям, Копорье и другие города (перечислены 18 городов и добав- лено: «в иные городы») грамоты, в которых призывали жителей выступить против польских и литовских людей и прислать ратных людей на помощь Московскому государству [27, с. 314].

Причины присоединения четырех городов к самозванцу (Ивангорода, Яма, Копорья и Гдова) не ясны. Как отмечал Г. А. Замятин в своей рукописи о борьбе Пскова со шведами, характеризуя общую обстановку, сложившуюся на Северо-Западе весной 1611 г., (этот вариант рукописи не опубликован, хранится в НИОР РГБ), «…не следует все же забывать о борьбе за русские города со шведами, окончившейся под Ладогой успешнотдля русских, а под Корелой – в пользу шведов. Продвижение шведского войска к Новгороду также не составляло тайны. Известно было и о стоянии Ходкевича с войском под Печорами. По-видимому, с целью защиты от внешних врагов помянутые города (Ям, Ивангород, Копорье, Гдов) объединились вокруг Лжедмитрия III. Надежды на помощь из-под Москвы перечисленные города, повидимому, не питали. Как указывалось выше, псковские челобитчики вернулись из-под Москвы только 4 июля». Конечно, следовало бы ждать решения по этому вопросу руководителей ополчения, ведь еще в апреле псковичи направили Ляпунову своих представителей с просьбой о помощи, «но видимо дело обороны не терпело отлагательств» [28].

Таким образом, уже к июню 1611 г. Лжедмитрия III признали, кроме Ивангорода, также Ям, Копорье, Гдов.

…

Фактически Делагарди спасли сами новгородцы. Они обеспечивали шведскую армию всем необходимым, новгородские служилые люди участвовали совместно со шведами в боевых действиях против Лжедмитрия III, способствовали присоединению к шведско-новгородскому альянсу Копорья, Яма и Ивангорода. Участие новгородцев в захвате данных крепостей и подробности этих событий лета – осени 1612 г. – сюжет отдельного рассказа. В декабре 1612 г. в Новгородской земле установился хрупкий мир.

Ополченцы Трубецкого и Пожарского, занятые освобождением Москвы и выборами нового царя, не обратили особого внимания на события на Северо-Западе. В результате шведского наступления 1611 – 1612 гг. власть нового правительства Делагарди – Одоевского была установлена на обширной территории Северо-Запада: от пригородов Пскова до Заонежья»[12].

Юхан Видекинд о новом Димитрии

Видекинд приводит занимательные сведения о Лжедмитрии III, авантюристе, который объявил себя царевичем Дмитрием, спасшимся чудесным образом при покушении на него в годы правления Иоанна IV. Уже тогда, новгородцы относились к нему с пренебрежением, а ивангородцы приняли его «по незнанию» «с трехдневной пальбой из пушек».

В дальнейшем самозванец начнет военные действия против шведов, которые знали, что он самозванец, но так или иначе пытались привлечь его для нужд государственного правления своего государства.

Военные демарши самозванца, между тем, происходили в районе Ивангорода, Гдова, Пскова и Сумерской волости, которая запирала Ивангородскую дорогу на Новгород:

«Появление нового Димитрия. В то самое время, когда все это происходит, в добавление к остальным смутам и заблуждениям, в южной части Московии снова появляется Димитрий, будто вставший из свежей могилы как феникс из рокового пепла, чтобы сделать Димитриев вечными для своих московитов (так что представлялось, что Димитрий будет бессмертен). Новгородцы относятся к нему с пренебрежением. Бежав из какого-то монастыря города Москвы, он (был не лучше бродяги) впервые открылся новгородцам, но так как они в нем узнали бродячего торговца ножами, недавно там просившего милостыню, то он с сотней конных, товарищей по беспутству (таких же, как сам, разбойников и проходимцев), ушел к Ивангороду, надеясь с большим успехом использовать сказку о князе среди незнающих. Ивангородцы признают его. Те 23 марта принимают его, как будто с неба сошедшего, с великим восторгом и с трехдневной пальбой из пушек, а затем он с большими хитросплетениями рассказывает, как он избежал смертельных опасностей (причем странным образом счастливо спасся), сначала в Угличе, потом в Москве и наконец (наконец от предателей-заговорщиков) в Калуге. Он объявляет себя истинным сыном и отпрыском великого [Ивана] Васильевича. Не так радуются птицы весне и цикады лету, как радовались жители города, принимая этого феникса: ради него они готовы были пожертвовать имуществом, жизнью, кровью (Нет) и чуть не душой. Он сносится с Филиппом Шедингом о получении вспомогательных войск. Он, человек скрытный, но смелый по характеру и находчивый краснобай, каждому предлагал свое содействие, а на третий день пригласил нарвского наместника Филиппа Шединга на переговоры в нейтральном месте. Тот, желая узнать новости, вышел в сопровождении нескольких дворян. Димитрий, в тайне добиваясь царских почестей, послал (но, не решаясь показаться сам, посылает) уполномоченных изложить содержание придуманной легенды, расписать обман, вероломство и жестокость поляков, покинувших его, и умолять о присылке шведским королем отряда, чтобы помочь ему вновь овладеть дедовским (отцовским) скипетром; искусно подбирая слова, чтобы внушить сострадание, он жаловался на лишение власти сначала из-за предательства вельмож, потом из-за неблагодарности поляков.

Тот пишет обо всем сделанном королю. Филипп Шединг посылал к королю Христофора Вульфсторпа и живыми красками описал все это театральное действие (для обстоятельного сообщения о событиях). Король посылает Петра Петрея. Король, бывший тогда на риксдаге в Эребро, долго не без тревоги раздумывал, что делать, и наконец послал Петра Петрея, уже ранее познакомившегося с московитско-польскими делами и нравами и не раз видевшего в лицо убитого Димитрия, проверить основательность басни и отвезти письмо Димитрию»[13].

«Безуспешная осада Печер. Поэтому они со своей стороны стали осаждать Печеры, имея командирами Лисовского и Йоханна Фаренсбаха, но, проломив первые ворота, встретили препятствие в виде заграждения из частых рядов бревен и ушли без всякого успеха.

Этот монастырь, находящийся приблизительно в миле от Пскова, у дороги на Ливонию и Ригу, славен почитанием и изображением Богоматери, там чтится ее образ, появившийся с дерева. Поэтому русские отдали ему некоторые земли, отнятые у Новгорода. Псковичи ввели в монастырь довольно сильный гарнизон, что потом, при осаде нашими Пскова, создало нам немалое затруднение. Горожане, боясь, как бы монастырь не был взят, перенесли к себе статую богородицы и приставили большую стражу. Дело в том, что они мало доверяли своему Димитрию: помимо того, что горожане им тяготились из-за податей, его начинали ненавидеть за распутство и грабежи, да сверх того стали презирать за неудачи. Незадолго до того он выслал несколько конных отрядов против Лисовского, который стоял настороже, заняв на окраине несколько укрепленных мест. Они сражались неудачно, были разбиты и, вернувшись со срамом, все больше и больше позорили своего Димитрия. Московские казаки разузнают о его положении. Кроме того, и казаки, стоявшие под Москвой, послав к нему (Знатнейшие бояре и полковники, которые имели вес среди собравшихся под Москвой, снарядили к вышеназванному Димитрию) 300 человек, старались дознаться, действительно ли он сын Ивана Васильевича, и утверждали, что в таком случае они никакого другого не возьмут в князья, так как уже ранее присягали Димитрию; в противном же случае не желают иметь с ним ничего общего. Так как, однако, увидели они кругом ложь, а в ответ ничего не получили, кроме несвязных и робких слов, то Лжедимитрий сам себя предал. Поэтому он всячески искал случая невредимым бежать из Пскова и, найдя удобным для своих целей убежищем Порховскую крепость, защитники которой незадолго до того примкнули к новгородцам, посылает сотню воинов занять ее. Они овладели ею к концу мая месяца и стали звать к себе Димитрия, но псковичи, узнав об этом, отрезали ему всякую возможность уехать торжественно, по-великокняжески, со скарбом и глухою ночью ворвались к нему в дом. Димитрий уходит из Пскова. Он бросился бежать и, едва успев выскочить дверь, в одном плаще и без шапки, в сопровождении немногих казаков понесся (прорвался через городские ворота) на коне без седла и убранства неведомо куда.

Московские казаки думали, что он поедет к Москве, но обманулись в своих предположениях и, увидев, что он направляется в Порхов, последовали за ним не без подозрений. Не зная дороги, не владея собой и не соображая, куда повернуть, он миновал Порхов и бросился прямо к Гдову, но там был покинут своими, схвачен псковской конницей, привязан к коню железными путами и, являя позорное зрелище, был отведен обратно. Несколько дней спустя его отдали одному казаку, по имени Плещеев (Pelserovio), и, пообещав тому определенную сумму денег, поручили отвезти Димитрия в Москву. На пути московские казаки отделились от остальных и покинули его, а его казаки, увидев это, пали духом и долго спорили, что делать. Тут, когда Димитрий, соскочив с коня, велел укрепить седло и снова сел, стоявший рядом боярин, а за ним вслед и другой ранят его в бок быстрым ударом копья. Накинув петлю на шею, его стаскивают с коня, и он умирает. Казаки, подняв крик, требуют, чтобы тут же были перебиты и его польские приспешники, но те, услышав, скрываются в лесу, бегут и, добравшись наконец невредимыми в Порхов и Новгород, приносят известие об этой трагедии (Один казак, по имени Pеlskroff, за некоторую сумму денег взялся сопровождать Димитрия и отвез его к русским, стоявшим под Москвой. Там на Димитрия со всех сторон глазели и не замедлили убить его).

После убийства вождя его сторонники стали расходиться разными дорогами. Некоторые задумали захватить Старую Русу, но ее начальник Поплер, о смерти которого в бою только что прошел ложный слух, встретил их в 10 милях от города и перебил 800 человек, многие утонули в топких болотах, а остальные люди разбежались (разбежались, считая за лучшее скрыться). Взято было семь (шесть) знамен и множество коней. Таков был конец четвертого самозванца.

Эпитафия Димитрия. Он также стремился добыть роду Димитрия великокняжескую судьбу и власть и долго, хозяйничая в южной части Московии, портил дело шведам. Это был человек темного или во всяком случае неизвестного происхождения, ибо то, что он будто бы, как некоторые писали, был побочным сыном Ходкевича, я считаю сомнительным. До того как он надел личину, многие видели его за грязным занятием торговца ножами, потом он был известен грубостью, скупостью, развратом, похотливостью и вообще ни по способностям, ни по духу не подходил для участи, какой искал»[14].

Карта боевых действий на с. -з.

в 1615 – 1616 гг.

Накануне Столбовского мира

В преддверии заключения мирного договора между Россией и Швецией в Столбово участники переговоров обсуждали в ряду общих проблем, проблему Сумерской волости, которая на весах истории представляла определенную ценность.

Шведский историк Юхан Видекинд, работавший в Стокгольме с документами Русско-Шведской войны 1610 – 1617 гг. и личным архивом Делагарди, приводит реальные документы того времни: «…если же великий князь [в Москве] не захочет отдавать Сумерскую волость, … то пусть он уплатит не 200 000, а 300 000 рублей в придачу к перечисленным выше крепостям».

Суммы, указанные в первоначальных требованииях шведов, были нереальны, а потому Россия заплатила Швеции 20000 руб., большие деньги для того времени. На том шведы и успокоились.

Дело было не из разряда легких. – В ряду «невозможных требований», напр., было требование шведов о «срытии Ивангорода».

Окончательное решение в документах, скопированных Видекиндом, звучало следующим образом: «…шведские послы ответили, что согласны на уплату [Швеции русскими] 100 000 рублей в придачу к упомянутым крепостям вместе с Сумерской волостью или 200 000 рублей без Сумерской волости».

При этом: «Банер [шведский начальник] приказал выстроить укрепление в Сумерской волости…», а «В Псков явились из Сумерской волости 700 человек татар и 300 бояр…» [все конные].

Так же король шведский назначил в Гдов, и в принадлежащую ему Сумерскую волость «ревизию», которая должна была оценить грядущие доходы с крестьян.

По сведениям Ефима Андреева, которым вполне можно верить, Гдов не был отдан России согласно условиям Столбовского мира в 1617 г. По его сведениям, он был отдан России в 1622 г., и вот как это историк объясняет: «Мир в 1617 г. возвратил Гдов России, но шведы, еще до 1622 г., удерживали его, в обозначение исполнения русскими пунктов, постановленных при заключении мира»[15].

Это же подтверждает и нижеприведенный текст: «Ладогу же и Гдов его величество [король шведский] удержит в залог, пока [русскими] не будет выплачена [шведам] вторая половина денег [по договору] и проведены новые границы [меж государствами]».

Есть и другой текст того же содержания: «Поражение Густава Адольфа в 1615 г. под Псковом способствовало началу мирных переговоров в Дедерино, в результате которых шведская сторона согласилась на уступки Новгорода, Старой Руссы и Порхова. При этом шведы пытались удержать в своих руках Ладогу и Гдов в качестве городов-заложников, пока русская сторона не выплатит большую контрибуцию 200 – 300тыс. рублей и не выполнит другие формальности (затем шведы снизили сумму до 100 тыс. )»[16].

В Гдовском уезде в итоге границы были проведены по рр. Луга и Пята. – Сумерская волость отошла России, и становилась с 1617 г. уже – пограничной Дворцовой волостью, в которой по прежнему был острог и заставы на дорогах и бродах, а в 1618 г. в волости и вовсе выстроили кабак[17].

Административно с этого времени Сумерская волость стала подчиняться Старорусскому уезду, конкретно – воеводе Я. М. Боборыкину [18]:

«Господин Эверт Горн некоторое время находился в Нарве и Ивангороде, чтобы позаботиться о крепостях, которые были совершенно не защищены от наводнения, и по пути попытался ударить на Гдов. Но ивангородские русские, как только узнали о его прибытии, не преминули написать во Гдов и предупредить тамошних. Глубокий снег тоже чрезвычайно мешал выполнению этого плана; дорога была непроезжая, и надо было идти на Нейшлот. Кроме того, крепость имела пять ворот и довольно сильный гарнизон. План Эверта Горна в отношении Гдова не удался. В Нейшлоте он отрядил 60 конных следить за гдовцами, которые делали туда набеги. Остальных конных он разместил в Сумерской волости, чтобы при случае добыть там хлеб для выручки обеих крепостей. В то же время в Нарву прибыли Энгельбрехт Тихенгузен и Клас Вактместер со своими рейтарами и известное число солдат, которые были завербованы и тотчас направлены в Новгород на подкрепление полков главнокомандующего.

В Нарве Эверт Горн узнал, что русские несколько раз побывали в Лифляндии и спалили там несколько деревень. Предупредить это было невозможно из-за нехватки сена для конницы, а на пехоту нельзя было положиться, так как пехотинцы под Гдовом заявили, что, хотя там и есть брешь в стене в 20 сажен, но они, все-таки не имеют ни малейшего желания идти на приступ. Кроме того, они ежедневно дезертировали. Некоторые из них готовы были свернуть шеи рейтарам, если бы могли это сделать.

…

Тогда посредники внесли четвертое предложение: великий князь заплатит за выдачу всех крепостей сорок бочек золота; десять из них будет выплачено сейчас же в обмен на Новгород, Старую Русу и Порхов; по прошествии одного года будет выдано еще десять бочек, в обмен на что русским будут переданы Ладога и Гдов; на следующий год – то же самое: уступлены будут Нотебург и Копорье; на третий год выплачивается остаток, и русские получают Ивангород, Ям и Сумерскую волость. Однако и это предложение шведские послы по указанным выше причинам решительно отклонили.

Ответ шведам. Тогда посредники сделали пятое предложение: великий князь откажется в пользу его королевского величества от всех своих прав на Ивангород, Копорье, Ям и Нотебург со всеми их землями, кроме Сумерской волости; кроме того, он уплатит 100 000 рублей, из них – половину немедленно: по уплате этой первой половины великому князю будут сразу же переданы Новгород, Порхов и Старая Руса; вторая половина суммы будет уплачена через полгода, а до тех пор его величество удержит в залог Ладогу и Гдов; или шведы могут получать все вышеперечисленные крепости вместе с Сумерской волостью, но без денег.

О Ладоге и Гдове. На это шведские послы ответили посредникам, что согласиться на предложенные условия не могут, ибо имеют от его королевского величества следующие инструкции: 1 – потребовать, кроме вышеперечисленных крепостей, еще уступки Ладоги, Гдова, Колы и Сумы, а сверх того двадцать или по меньшей мере десять бочек золота; или – уплаты семидесяти бочек золота, уступки Тявзина и срытия Ивангорода; или – уступки Нотебурга и уплаты шестидесяти бочек золота.

Тут посредники обратились к шведским послам с увещеванием не препятствовать добрым переговорам предъявлением невозможных требований. Они сказали, что даже государству в мирном и цветущем состоянии было бы трудно выплатить такую сумму, тем менее возможно это для русских при тяжелом положении их страны. К тому же Ладогу никак нельзя отделить от Новгорода, а Гдов от Пскова. Еще менее разумно требовать, чтобы великий князь уступил шведам крепости, находящиеся сейчас в его руках. Кроме того, английский посол указал, что в своем первом предложении его королевское величество за все занятые им в России крепости требовал только семьдесят бочек золота без всяких дополнительных условий.

На это шведские представители отвечали, что его королевское величество делал ему такое предложение, без сомнения, на тех же условиях, что указаны в их инструкциях, на что посол, вероятно, не обратил на это внимания. Кроме того, его величество говорил об этом с послом предположительно, а вовсе не для того, чтобы предложение было передано русским.

Затем по этому вопросу в течение нескольких дней шли обсуждения и споры. Посредники уже не могли выдвигать дальнейших предложений от имени великого князя. Окончательное заявление и ответ шведов. Тогда, наконец, уступая их настоятельной просьбе, представители Швеции сделали 24 января окончательное заявление от своего имени, заручившись обещанием поддержки со стороны посредников для защиты этих условий перед его королевским величеством.

Оно было таково: если великий князь откажется в пользу его королевского величества от своих прав на Нотебург, Ивангород, Ям, Копорье и Гдов со всеми землями, а также на Сумерскую волость без уплаты какой-либо денежной суммы, то они удовлетворятся этим и заключат с русскими договор от имени его величества.

Посредники продолжали настаивать на том, что великий князь не может или не хочет отделить Гдов от Пскова, но шведские представители, сославшись на уже предложенные ими условия, заявили, что считают их вполне честными и приемлемыми, а в силу этого позволяющими им во всяком случае чувствовать себя оправданными в глазах всего света. Если же другая сторона не пожелает их принять, то этим обнаружит, кто на самом деле хочет срыва переговоров.

Посредники довели до сведения шведских послов, что у них в этот же день побывали русские представители и сделали им совершенно определенное заявление такого рода: если шведы не внесут какого-либо предложения, отличного от всех предыдущих, и не пойдут на уступки для достижения мира и согласия, то их великий князь будет вынужден соединиться с поляками, которые, как представители узнали из письма великого князя, только и ждут сейчас решительного ответа от него, дело в том, что их положение не дает возможности противостоять одновременно двум столь могущественным противникам. В подтверждение истинности всего сказанного русские поклялись послам своими богами.

Шведские представители ответили, что их это вообще не очень трогает, а если бы посредники вместе с русскими хорошенько подумали, то увидели бы, что такой выход грозит русским вшестеро большей потерей земли и крепостей, нежели требует у них его величество. Поэтому, говорили они, для русских было бы гораздо выгоднее заключить мир со шведским королем на предложенных его величеством условиях. И уж во всяком случае этот мир был бы более надежным, чем мир с поляками. Русские на собственном опыте убедились, как можно полагаться на мирные заверения поляков. Кроме того, если бы даже они и заключили мир с крестным целованием, все равно папа мог бы распоряжаться делом по своему усмотрению. Однако, добавили шведские представители, им хорошо известна манера русских: сообщая сейчас такие вещи шведам, они одновременно, должно быть, уверяют поляков, что собираются заключить мир с его величеством королем Швеции.

И все же, так как посредники хотели возможно скорее покончить с делом, не желая тратить понапрасну время, шведские послы выразили свое согласие принять условия посредников в следующем виде: великий князь отказывается от всех своих прав на Ивангород, Ям, Копорье и Нотебург со всеми землями и на Сумерскую волость, уплачивая дополнительно сразу же 200 000 рублей, или в два срока с рассрочкой на год. За это ему будет передан Новгород с Порховом и Старой Русой; Ладогу же и Гдов его величество удержит в залог, пока не будет выплачена вторая половина денег и проведены новые границы; если же великий князь не захочет отдавать Сумерскую волость, как этого опасались посредники, указывавшие, что волость, собственно, принадлежит не Ивангороду, от которого она расположена на расстоянии 8 миль, а Гдову, то пусть он уплатит не 200 000, а 300 000 рублей в придачу к перечисленным выше крепостям.

Посредники нашли, что требования эти чрезмерно велики, и сказали, что ни в коем случае не решатся передать великому князю требование об уплате столь высокой денежной суммы наряду с передачей важных крепостей. Они сказали, что условий этих великий князь ни в коем случае не примет, а их будет подозревать в пристрастии к шведскому королю, и таким образом переговоры будут сорваны. Тогда шведские послы ответили, что согласны на уплату 100 000 рублей в придачу к упомянутым крепостям вместе с Сумерской волостью или 200 000 рублей без Сумерской волости. Послы прибавили, что дальше ни на какие уступки не пойдут.

Однако посредники заявили, что считают вполне до статочной уплату предложенных великим князем 150000 (halfftannattusend! ) рублей без Сумерской волости или передачу Сумерской волости с перечисленными выше крепостями без всякой дополнительной уплаты денег. Они выразили уверенность, что король Швеции не захочет из-за одной или двух бочек золота отказываться от мира, на подготовку которого потрачено уже столько сил, тем более что в мирное время подобный убыток легко может быть возмещен. Они сказали, кроме того, что еще не знают, согласится ли великий князь на их предложения, хотя и убеждали его весьма настойчиво.

…

Вторжение в Копорскую область. … В сентябре и октябре под Гдовом разбойничали 300 казаков. Они же напали на Аллентакен (Allentacken)[19] [в Эстонии] и не только причинили большие убытки, но и перебили много людей, так что от трех лежащих под Гдовом погостов (pogaster) не осталось никакого воспоминания.

В Ливонии. Кроме того, в декабре неприятель вторгся в Ливонию, и, прорвавшись до польской границы, прошел вдоль нее по территории, принадлежащей его королевскому величеству, что было сделано, как говорили сообщения, с ведома и одобрения поляков. Это причинило областям его величества большой ущерб, а крестьяне из деревень разбежались по лесам. Полковник Сванте Банер, вместе с Класом Христерсоном Горном и Хансом Врангелем, собрались их прогнать, но неприятелю удалось отступить через Дерпт, прежде чем конница из Сумерской волости подоспела ко Гдову; между тем с пехотой вести преследование было невозможно, так как неприятель угнал всех крестьянских лошадей, так что нельзя было достать даже нескольких подвод для пехоты.

Жители Пскова и Дерпта заключили между собой соглашение о свободной торговле между городами. Чтобы воспрепятствовать этому, Банер приказал выстроить укрепление в Сумерской волости, при помощи которого можно было бы также держать в повиновении недоброжелательно настроенных крестьян.

В Псков явились из Сумерской волости 700 человек татар и 300 бояр – все конные; там их приняли на службу, а затем разместили по окрестностям, так как очень надеялись на заключение мира.

Итак, весь 1615 г. прошел в бесполезных и почти детских попытках [переговоров], уступая просьбе английского посла и всеподданнейшим советам своих представителей, король Густав прекратил осаду Пскова и тем самым упустил из рук выгодные условия, понадеявшись, что это, как обещал посол, приведет к ускорению хода переговоров с русскими. Теперь, в конце года, король увидел, что все эти надежды были напрасны и все осталось по-прежнему.

Король Густав издает указ о созыве риксдага в Гельсингфорсе. Поэтому 1 ноября в Нарве король издал указ о созыве риксдага из представителей сословий Финляндии на 13 января 1616 г. в Гельсингфорсе. Риксдаг должен был обсудить вопрос о дальнейшем ведении войны, а также о безопасности Ливонии и Финляндии.

Перед своим отъездом из Нарвы его величество сообщил свое окончательное решение по пунктам, о которых писали шведские представители из Романова.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒