Дмитрий Дашко Сергей Лобанов 6 страница

А чуть позже проклинал себя за тот поступок.

Но даже трусливый заяц иногда способен яростно броситься на гнавшегося за ним волка, прекрасно зная, что эта драка будет последней.

В голове старосты что‑ то щелкнуло. Хоть он и стоял среди тех счастливчиков, кому сегодня повезло – его порядковый номер был первым, – Никодимов вдруг выяснил для себя очень простой момент. Смерть перестала быть жупелом, который заставлял старосту лебезить перед бородачами, едва ли не целовать им ноги, униженно просить и умолять.

Волна ярости подхватила его и понесла вперед, прямо под кинжальный огонь автоматов и пулеметов. И он бежал на него, яростно вопя: «Будьте вы прокляты, гады! » – пока сразу несколько очередей не прошили его насквозь.

Бывший трус умирал почти героем. Человеком, которого так и не удалось сломить.

Когда упали последние из несчастных, собранных на пятачке, стрельба стихла. От пулеметных стволов струился легкий дымок, тишина была бы оглушительной, если бы не стоны многочисленных раненых. Бандиты застыли, находясь под впечатлением содеянного, осознавая последствия того, что только что произошло. Сжавшись в плотную толпу, боязливо стояли «счастливчики», на кого в этот раз не пал выбор беспощадной Судьбы.

Первым опомнился Меджидов. Он быстро подошел к лежащим вповалку мертвым и раненым и выстрелил в голову громко стонавшей женщины. Та дернулась и затихла.

– Что стоите?! – крикнул Вали своим. – Добивайте остальных! Тут еще многие шевелятся.

Его голос словно подтолкнул бандитов. Они принялись выполнять приказ Меджидова. Защелкали выстрелы. Кое‑ кто нарочито изгалялся, стараясь угодить либо ровно в середину лба, либо в одну из глазниц, шумно комментируя свои действия.

Все закончилось быстро. И теперь действительно наступила тишина.

Меджидов опять заставил своих подручных действовать.

– Отправьте этих за тачками! – распорядился он.

Пара бородачей подошла к отпрянувшей от них толпе рабов. Люди в ужасе сжались, пытались закрыться руками, прятались за соседями. Невольники снова ожидали чего‑ то страшного.

– Ты! – крикнул один из кавказцев, обращаясь к пленнику, дернув его за отворот грязного пиджака. – Бегом за тачкой! Бегом, я сказал! Ты и ты! Бегом за ним!

К этой троице присоединились еще несколько невольников, побежавших туда, где велись работы по возведению укреплений.

Возвращались рабы тоже бегом, толкая перед собой деревянные тачки с одним колесом и двумя рукоятками. Люди торопились, тяжело дыша, тачки подпрыгивали на ямках и выбоинах.

– Загружайте трупы! – вразнобой командовали бандиты. – Везите их к тому ангару! Бегом! Назад тоже бегом!

Свои приказы они подкрепляли выстрелами в воздух и тычками прикладами автоматов.

Началась беготня с тачками, загруженными телами убитых. Их руки и ноги торчали в разные стороны и колыхались в такт движению. И было во всем этом нечто жуткое, когда душа пугливо сжимается от понимания чудовищности происходящего, от собственной беспомощности и… трусости.

– Остальные, кто не работает, – на землю! На землю, я вашу маму имел! – заорал кто‑ то из бородачей.

Вид у него был как у вконец обдолбанного наркомана.

Не задействованные в жуткой суете пленные попадали на холодную землю, закрыв головы руками, ужами пытаясь ввинтиться в лужи и грязь.

К ангару свезли половину расстрелянных. Другую партию было велено возить за периметр фермы, открыв для этой цели ворота. Туда же выгнали оставшихся в живых рабов с лопатами, заставив копать одну большую яму.

С пасмурного неба зарядил промозглый дождь. Частые капли сыпались на людей, на вывороченную кучу глины и в углубляющуюся яму. Вскоре все раскисло. Намокшие люди продолжали работать, не останавливаясь. Когда их голов не стало видно из ямы, стоящие полукругом бородачи закричали:

– Эй! А ну вылазь, давай, да! Хватит!

Помогая друг другу, пленные выбрались наверх.

После этого они начали сбрасывать тела расстрелянных – кого просто сталкивали в могилу, а кого брали за руки и ноги и, раскачав, бросали.

Один из рабов поскользнулся на раскисшей глине и свалился в яму. Он отчаянно пытался выбраться, но раз за разом съезжал обратно, прямиком на трупы.

– Сиди уже там! – хохотнул кто‑ то из бандитов.

– Закапывайте его! – подхватили другие – А то сами окажетесь там же!

Приказывать дважды не пришлось. Замелькали лопаты.

Несчастный, видимо, решил выбираться по мере засыпания ямы. Наблюдавшим за ним боевикам, это не понравилось. Здоровенный лохматый кавказец вырвал лопату у раба и с размаху рубанул ею по голове попавшего в страшную западню. Тот упал и больше не показывался, но его отчаянный плач, прерываемый болезненными стонами и криками о пощаде, слышался, пока несчастного не закидали комками раскисшей глины.

На месте ямы быстро вырос могильный холм.

Грязные и промокшие люди испуганно сбились в кучу, надеясь, что на сегодня их мучения закончились.

– В лагерь, бегом! – истерично крикнул Меджидов.

Его крик оборвался кашлем. Вали схватился за грудную клетку и что‑ то прошипел, словно гусь.

– Вы что – не слышали?! В лагерь! Бегом! – перехватил инициативу лохматый боевик и для убедительности пальнул очередью поверх голов.

Рабы испуганной толпой ломанулись в сторону освещенной прожекторами фермы. Оттуда доносились отзвуки нескольких дизельных генераторов, обеспечивавших лагерь электроэнергией.

Промокшие ничуть не менее невольников боевики двинулись следом, подгоняя пинками и прикладами самых медлительных.

Дождь продолжал долбить многострадальную землю и безымянную братскую могилу. Мутные многочисленные струйки стекали с бесформенного бугра, проделывая на его поверхности извилистые бороздки.

После расстрела и последовавших за ними похорон Вали Меджидов ощутил дикое желание уединиться, забиться в такую нору, чтобы его никто не видел.

Для этой цели он давно устроил себе что‑ то вроде каптерки, где можно побыть одному, что в условиях постоянной скученности вещь просто неоценимая. Каждому порой необходимо остаться в одиночестве.

Личный дом в лагере был только у Магомедова. Меджидов, хоть и считался его заместителем, такой привилегии не имел. Для Вали в казарме боевиков отгородили угол с отдельным выходом. В этом закутке он ел, спал, туда приводил женщин.

Меджидов еще в зоне осознал, как выгодно иметь личное помещение. Там он пристроился на непыльную работенку – библиотекарем, но на самом деле за него работали два «мужика». Мужиками они были не только в физиологическом смысле. В условиях зоны и ее извращенных законов это являлось принадлежностью к определенной касте.

Сам Меджидов считался блатным. До высшей иерархической ступени – вора в законе – это так же далеко, как пешком от Махачкалы до Москвы, но статус блатного позволял ему не работать. Поэтому «мужики» делали все необходимое по приемке‑ выдаче книг, учету, заполнению карточек, приведению в порядок потрепанных в руках неаккуратных зеков томиков.

Меджидов пребывал в праздном безделье, изнывал от него, но принципиально не выполнял никакой работы. Правда, он запоем читал. Других развлечений на зоне было немного. Разве что пара кружков – шахматно‑ шашечный и пластилиновой лепки. Последний казался не просто абсурдом, а настоящей насмешкой со стороны администрации колонии: пластилиновая лепка для взрослых мужиков! Надо еще постараться, чтобы придумать такое. Но самое удивительное было в том, что находилось немало желающих вылепить что‑ нибудь из пластилина. Порой у некоторых получались настоящие шедевры. Например, у «хозяина» в кабинете стояла искусно вылепленная маленькая копия собора Василия Блаженного, что на Красной площади в Москве.

За годы неволи Меджидов прочитал столько, сколько вряд ли прочел бы на свободе. Это наложило определенный отпечаток на его кругозор. Незаметно для себя Меджидов пришел к выводу, что находится на другом, более высоком уровне по сравнению с другими заключенными, которые хоть и пребывали в одном с ним статусе блатных, но не могли похвастать ни багажом знаний, ни отличающейся от лагерных понятий жизненной философией.

Вали притворил за собой дверь, закрыл на щеколду. Скинул набухшую влагой камуфляжную куртку, энергично протер мокрые волосы вафельным полотенцем и повесил его обратно на гвоздик. Подошел к небольшому прямоугольному зеркалу, висящему на стене, и всмотрелся в свое отражение, пригладив короткие волосы.

Вроде все как обычно. То же лицо. Те же глаза.

И все же ему показалось, будто что‑ то незримое и тяжелое легло на него темным саваном недавних содеянных дел. Он невольно содрогнулся, попытался прогнать наваждение.

Из‑ за перегородки доносились возбужденные голоса «братьев». Они никак не могли угомониться. Гортанно обсуждали свои и чужие «подвиги», хвастались. Перед кем?!

Что бы сказали их матери?! Какими бы проклятиями они осыпали головы своих сыновей?!

Оставшись в одиночестве, Меджидов дал волю чувствам. Его забило в нервной лихорадке. Заклацали зубы, норовя больно прикусить непослушный язык.

Знакомое ощущение – сначала эмоциональный накал, затем отходняк.

Он достал из шкафчика едва початую пол‑ литровую бутылку водки «Экстра» с высоким коньячным горлышком. Меджидов не злоупотреблял алкоголем, считая это уделом примитивного быдла, упорно называющего себя людьми. Однако он точно знал: до войны «Экстра» стоила четыре рубля двенадцать копеек. И это, в общем‑ то, считалось недешево по сравнению с просто водкой по три рубля шестьдесят две копейки. Впрочем, ему было все равно, сколько она стоила до войны и стоит сейчас: водку он не покупал – ее с Большой земли доставляли помощники тех самых таинственных незнакомцев, проявляющих большую заинтересованность в выращивании монстров.

Сейчас Вали чувствовал физическую потребность не просто выпить, а нажраться, как говорят кяфиры. Выдернув из горлышка тугую газетную затычку, он налил доверху двухсотграммовый граненый стакан. Резко выдохнул и начал пить большими быстрыми глотками, чувствуя горечь и бьющий в нос резкий запах «огненной воды». Выпив до конца, сильно поморщился, восстанавливая дыхание, проворчал:

– Сколько ни пей, а все равно дрянь. Коньяк «Дербент» лучше.

Придя к столь нехитрому выводу, воткнул газетную затычку и убрал бутылку со стаканом в шкафчик, подальше от чужих глаз.

Снова застучали зубы, теперь от холода. Вали по‑ прежнему оставался в мокрой одежде, а водка еще не начала действовать. Он скинул грязные, измазанные глиной берцы и сырые штаны. В выцветших застиранных трусах‑ семейниках и такой же невзрачной майке завалился на заправленную синим одеялом армейскую шконку.

Постепенно пришло успокоение, тело уже не сотрясалось, а в голове все приятно «поплыло». Появились хорошие, легкие мысли.

«Аллах не станет наказывать меня за этих неверных», – успокаивал себя Вали.

Вскоре он погрузился в глубокий сон, не обращая внимания на раздающиеся за перегородкой возбужденные голоса «братьев».

А неподалеку совсем еще молодой парнишка Мансур Махадов вставил в рот пропахший смазкой и порохом ствол пистолета Макарова и трясущейся рукой нажал на спусковой крючок.

Всему на свете бывает свой предел.

Мужчине не пристало задерживаться в женской половине, особенно если его гложет тревога и ждут дела. Прелести трех наложниц были соблазнительными, а их умения и старания – выше всяких похвал, однако сегодня Магомедов не смог насладиться в полной мере.

Внутри росло давно забытое чувство опасности. Что‑ то пошло не так.

Мага не был экстрасенсом, он даже слова такого никогда не слышал. В этой реальности не существовало Чумака и Кашпировского, народ по телевизору если и «лечили», то совершенно иными средствами.

Не обладая особыми способностями, главарь просто ЗНАЛ: его люди мертвы.

Даже если живы – гонятся за беглецом, наступают ему на пятки, загоняют, как охотники зайца, – тем не менее скоро они умрут от руки того, кого считают жертвой.

Он вообще был какой‑ то другой, этот молодой беглец. Совсем не похож на прочих рабов. И прославившее его на весь лагерь прозвище в действительности ему не подходило.

Мага успел насмотреться на тех, кого обычно называли мажорами. Не раз и не два они попадали ему в руки, что называется, с пылу с жару. Война бывает щедрой на неожиданные встречи.

Сынки высокопоставленных аппаратчиков или тех, кто имел доступ к кормушке: директоров ГУМа, ЦУМа, валютных «Березок», автомастерских, мясокомбинатов, чиновников МИДа.

Избалованные с малых лет, быстро ломающиеся под гнетом обстоятельств…

Они носили красивые иностранные тряпки, слушали модную музыку на японской аппаратуре, ездили на иномарках. Но мужчинами не были и никогда бы ими не стали.

Беглецу к красивой жизни было не привыкать, это чувствовалось по одежде, манерам, холеному облику. Да, за неделю пребывания в рабстве лоск потускнел. Но Мага, превосходно разбиравшийся в людской породе, умел видеть истинную сущность человека.

Мажор не сдался, не опустил руки. Чтобы это понять, Магомедову хватило одного, мельком брошенного взгляда.

Наверное, через месяц‑ другой странного раба удалось бы сломать. Система, выстроенная Магой и его головорезами, перемалывала всех, кто проходил через ее жернова.

Бандит с удовольствием посмотрел бы на потерявшего человеческий облик и достоинство Мажора, однако теперь было поздно об этом думать. Невольник убежал, убив охранника. Неважно, что это был Ахмед, чьи склонности не могли вызывать ничего, кроме отвращения. Имущество не должно поднимать руку на хозяина и его людей.

Магомедов не на шутку разозлился. В такие минуты он становился страшен.

Кто‑ то другой сорвал бы гнев на подчиненных. Мага, при всем его восточном темпераменте и вспыльчивости, никогда так не поступал. Глупо бить своих, когда вокруг так много непуганых чужих.

Горячая кавказская кровь требовала одного – мести, и незачем оставлять это блюдо холодным. Гораздо приятней, когда холодеет и цепенеет труп беглеца.

Час пробил, решил про себя Мага. При таких обстоятельствах любые меры хороши.

Он накинул камуфлированный бушлат, вышел в коридор. Отчаянно зевавший телохранитель моментально стер с лица сонное выражение, привстал с табурета.

– Сиди, – повелительно сказал главарь.

Телохранитель уже по тону догадался, что хозяин не в духе, и перечить не стал. Если Хаким‑ бею приспичило прогуляться в одиночестве, так тому и быть.

В тщательно охраняемом периметре базы главарю банды ничего не грозило. Желавшие занять его место давно перевелись, вернее, если быть точным, Магомедов устранил их собственноручно при первых же подозрениях. Других, столь же честолюбивых смельчаков не осталось.

Рядовых боевиков персона Маги устраивала полностью. Он был удачлив, умен и щедр, чего еще желать от главаря? Если кому‑ то не нравится, это его проблемы, которые Магомедов умел решать быстро и эффективно.

Ноги сами привели его в место, в котором он старался бывать в редких случаях. Главарь вооруженной до зубов банды всякий раз испытывал здесь странное чувство, близкое к мистическому.

Прямо в середине почти готового укрепрайона находилась оснащенная по последнему слову техники научная лаборатория. Там исчезали трупы рабов, оттуда раздавались леденящие душу звуки.

Во внешнем облике здания, к которому Мага подошел через несколько минут, угадывались черты типового колхозного коровника. Зато внутри все было иначе. Пугающе иначе.

Единственный проход тщательно охранялся. Попасть сюда было непросто. Даже Вали требовался допуск, что уж говорить о бандитах рангом пониже! Лишь Магомедов мог попасть сюда беспрепятственно. Это право он выхлопотал в долгих переговорах.

Внешнюю охрану несли его люди. Для этой цели Хаким‑ бей выделил самых дисциплинированных боевиков. Тех, кто не бросит пост, чтобы напиться, курнуть травки или принять участие в групповушке, когда рейдеры привезут из города свежую партию женского «мяса».

Таких в банде было немного. Преимущественно дезертиры со славянской внешностью. На «братьев» особой надежды не было. Личная преданность в них удивительным образом совмещалась с редкостным разгильдяйством, если не сказать хуже.

Командовал отборным отрядом Маркелов, или попросту Маркел. Хаким‑ бей подозревал, что раньше тот был офицером, как минимум старлеем или капитаном, но по каким‑ то обстоятельствам (Мага, если люди не желали делиться с ним биографией, не больно‑ то на этом настаивал) бросил службу. Подчиненных держал в кулаке, и маркеловцы больше походили на регулярное подразделение, нежели на бандитский сброд.

Увидев Хаким‑ бея, они удивленно расступились, освобождая дорогу.

– Молодцы! – похвалил бойцов Мага.

Караул те несли исправно, никогда не вызывая нареканий. Жаль, нельзя «приподнять» Маркела, земляки не поймут. С их мнением приходилось считаться.

За дверями власть Магомедова заканчивалась. Тут стояли крепкие парни в камуфляжах, лишенных опознавательных знаков. По каменным выражениям на лицах и повадкам – спецназовцы.

Мага дорого бы заплатил, чтобы переманить их к себе, и даже переходил от слов к делу, забрасывая при удобном случае удочки и щедрые предложения. Но они лишь презрительно усмехались на любые посулы. Должно быть, платили им ничуть не меньше. А может, спецназовцы брезговали. Такого варианта исключить было нельзя.

Мага в какой‑ то степени и сам разделял их чувства. Иногда даже сожалел о крутом повороте в своей жизни. Но теперь уже ничего не изменишь и не исправишь.

Со стороны официальных властей и Центра, и Регионов его могло ждать только одно – пуля в лоб, без суда и следствия. Не помогут даже высокие покровители, которым, собственно, и принадлежала эта лаборатория. Они при любом раскладе останутся чистенькими, зато на Магу выльется столько дерьма, сколько, наверное, не производит за год мегаполис вроде Москвы.

Со стороны настороженных спецназовцев никаких препятствий не было. Пропустили как обычно, лишь бегло досмотрев. Посторонним вход с оружием был запрещен, и, хотя лаборатория находилась на территории боевиков, правила тут устанавливали не они. Иногда это жутко бесило Магу, но ничего изменить он пока не мог.

У спецназовцев был свой командир. Хаким‑ бей даже знал его фамилию – Абраменко. Этим секретом настоящий хозяин лаборатории с ним поделился. Даже сказал, что это один из лучших специалистов своего профиля.

Видеть его в настоящем деле Магомедову пока не довелось, однако он не сомневался в том, что все услышанное было правдой.

Внешне Абраменко казался вполне рядовым человеком: и рост средний, и телосложение обычное, совсем не похож на богатыря. Но Мага видел его истинный облик и явственно ощущал исходящую от него угрозу.

С Абраменко они столкнулись в коридоре. Тот не стал расспрашивать о причинах визита, лишь поздоровался и пошел к своим людям.

Сотрудников в лаборатории было немного. Они практически не покидали рабочих мест, видя дневной свет разве что по праздникам.

Боевики снабжали их горючим, водой, провиантом и материалом для опытов. Остальное доставлялось сюда вертолетами.

Освещение было тусклым. Генератор требовал замены или хорошего ремонта. Ни того ни другого Мага обеспечить не мог. Ждали очередного завоза.

Во время появления Хаким‑ бея или кого‑ то из его людей лаборанты держались в отдалении – бледными тенями в белых халатах корпели над своими мензурками и микроскопами. Казалось, будто их тут и нет вовсе.

Контактировал с бандитами только один, самый главный, – профессор Петров.

С таким же успехом он мог называть себя Ивановым или Сидоровым. Даже дураку было ясно, что фамилия эта ненастоящая.

Держался профессор подчеркнуто вежливо, никогда не срывался, говорил ровным, доброжелательным тоном, даже если его что‑ то не устраивало (а такое случалось, и довольно часто).

Выше среднего роста, поджарый, с благородной сединой в густых волосах. Порой близоруко щурился, но очки почему‑ то не надевал. Белый халат сидел на профессорской фигуре не хуже военной формы.

Охрана уже успела предупредить его, и Петров спешил навстречу с протянутой для пожатия рукой:

– Чем обязаны, Хаким‑ бей?

По восточным обычаям, прежде чем перейти к делу, требовалось выполнить долгий и сложный церемониал, но Мага настолько спешил, что решил пожертвовать старой традицией:

– Проблемы, уважаемый профессор. Большие проблемы.

Петров улыбаться не перестал:

– У меня или у вас?

– У нас, – сокрушенно покачал головой Мага. – Если бы проблемы были только моими, разве стал бы я беспокоить столь важного человека?!

– Пройдемте ко мне, – предложил профессор. – Там и поговорим.

В его распоряжении имелся крохотный закуток, отделенный лишь тонкими, почти прозрачным стенками от тесного мирка лаборатории, но в нем Мага почувствовал себя гораздо спокойней.

Петров, играя роль радушного хозяина, предложил гостю кофе из маленькой турки. Хаким‑ бей вежливо отказался. Угощение пахло цикорием и кофезаменителем, которые он искренне ненавидел.

– Некогда, дорогой. Времени в обрез. Выдастся свободная минутка – ко мне приходи. У меня такой кофе есть – на всю жизнь запомнишь! – Он причмокнул.

– А вот я, с вашего позволения, все же выпью. – Профессор налил себе небольшую чашку и сделал глоток. – Дрянь, конечно, но за неимением лучшего…

– Что же ты раньше мне не сказал?! – изобразил удивление Мага. – Такую дрянь пить – себя не уважать. Вернусь к себе, прикажу, чтобы тебе самого лучшего доставили.

– Буду очень признателен, – кивнул Петров. – Итак, что стряслось, Хаким‑ бей?

– Случилось нехорошее. Беглец у меня.

– Что с того? На моей памяти беглецов у вас хватало. Не он первый.

– Твоя правда, не первый. Только раньше мне их удавалось поймать. Ни один не ушел.

– Значит, и этот не уйдет, – спокойно протянул Петров.

– Если ты не поможешь, уйдет.

– Даже так?

– Именно. Перед тем как удрать, он убил моего человека. Я отправил за ним погоню. Но она вернется с пустыми руками, даже если вообще вернется. Я не ученый и знаю мало умных слов, но этот беглец непростой.

– Насколько непростой, Хаким‑ бей?

Боевик усмехнулся. Минуту назад в голову ему пришла хорошая идея, которая заставит профессора действовать. Жаль, что его приказам тот не подчиняется, вот и приходится придумывать повод едва ли не на ходу. Но мысль и вправду удачная. Ученого можно зацепить только одним…

Хаким‑ бей доверительно склонился к ученому и тихо произнес:

– Думаю, он человек Центра, уважаемый.

Профессор воспринял известие на удивление спокойно. Не встал со стула, не забегал по кабинету, лишь немного нахмурил тронутые сединой, будто запорошенные снегом брови.

Мага мысленно одобрил такое поведение. Ему нравились выдержанные, умеющие держать в себя в руках люди.

– Что же, – ученый пожевал губами, – чего‑ то примерно в этом духе следовало ожидать. Рано или поздно объектом и образцами обязательно заинтересовались бы. Я надеялся, что это произойдет не так скоро. Мой начальник тоже. Если дело зашло достаточно далеко, вероятно, мне придется сворачиваться. Жаль.

Его собеседник слегка вздрогнул. Упускать лабораторию, и уж тем более ее питомцев ему было не с руки. Разговор следовало направить в иное русло.

– Конечно, жаль. Сколько трудов было вложено, сколько денег! – всплеснул руками Мага. – И что, теперь все коту под хвост?

– А что мне еще остается делать? – удивился Петров. – Если в Москве получат детальную информацию, в лучшем случае сюда сбросят десантную дивизию, в худшем – разбомбят с воздуха.

– Да ты не волнуйся, дорогой. Я ведь почему к тебе пришел: мне этого беглеца не поймать, а вот твои зверушки сделают это без особого труда. Передатчика с собой у него нет, в город ему не попасть, да и ничего хорошего его там не ждет. Прямой путь туда для него слишком опасен. Если он не дурак, а он не дурак, вероятней всего, рванул в лес. Там никто твои образцы не увидит, а если случайно на них наткнется, примет за лесных зверей.

– Не успеет принять, – буркнул профессор. – Специально для таких случаев у образцов задействована установка на уничтожение.

– Так это еще лучше! – всплеснул руками Хаким‑ бей. – Значит, свидетелей не останется. Можно не переживать за конспирацию и прочие штучки‑ дрючки. Пустим образцы за беглецом, перехватим его в дороге, и все – больше никаких проблем. К тому же я не говорил, что знаю точно, будто он из Центра. Я лишь думаю, что он может им быть. Ты ведь понимаешь разницу, уважаемый?

– Я все прекрасно понимаю, Хаким‑ бей. Мне понадобится разрешение, чтобы пустить образцы по следу.

Боевик рассерженно хлопнул ладонью по крышке стола:

– Тогда свяжись со своим начальником, объясни ему.

– Так и сделаю, Хаким‑ бей, так и сделаю. Но это еще не все.

– Что тебе нужно, дорогой? Говори. В лепешку разобьюсь, но сделаю.

– Мне нужно что‑ то из его вещей, желательно из одежды. Мои подопечные тогда найдут его по запаху.

– Э, дорогой! Какая вещь, какой запах! Сбежал он в том, что на нем было. А его старая одежда…

Хаким‑ бей примолк, вспомнив, что кто‑ то из боевиков хвастался тем, что раздел Мажора. Даже предлагал Маге какие‑ то тряпки в качестве подношения. Мага, едва взглянув на это явно иностранное непотребство, разозлился и прогнал дарителя. А сейчас даже забыл, как того зовут.

«Ну да ничего – вспомню», – подумал он и немедленно озадачился следующим вопросом.

Смогут ли зверушки своим волшебным обонянием отыскать Мажора, ничего не перепутав? Конечно, эти твари куда умнее ищеек, однако имелся один важный нюанс: от большинства бойцов в банде воняло хуже, чем от горных козлов. Наверняка запахи перемешались. Но попытаться все равно стоит.

– Звони своему начальнику, – сказал Мага. – А вещи беглеца я для тебя обязательно раздобуду.

– Договорились, Хаким‑ бей. Жду вас.

Чтобы вспомнить личность дарителя, главарю пришлось крепко поднапрячь память. Но старания были вознаграждены, и Мага уверенной походкой направился в казарму, которую занимали его джигиты.

Те были взбудоражены недавними расстрелами. Показательная акция, в ходе которой убили каждого пятого раба, лишь раззадорила боевиков. Некоторые сожалели, что «Хаким‑ бей, да продлит Аллах его годы» был слишком милостив к гяурам и не велел казнить всех.

Трупов оказалось так много, что в лаборатории смогли принять только часть. Пришлось устроить в порядочном отдалении от лагеря братскую могилу, которую копали оставшиеся в живых невольники, размазывая по лицам свою и чужую кровь вперемешку со слезами и грязью.

Ночка оказалась воистину горячей!

Боевики, так и не ложившиеся сегодня спать, приветствовали командира радостными криками.

Глядя на их красные, довольные, будто после приличной дозы, рожи, Мага с трудом подавлял в себе желание опустошить по ним рожок‑ другой автомата.

Он убивал, потому что так было надо, они – потому что им нравилось.

С сожалением выбросив из головы картинку, в которой он водит извергающим пламя стволом направо и налево, Хаким‑ бей обратился к бойцам. На устах его красовалась натянутая улыбка.

Без этих скотов его власть была ничто. Приходилось считаться с их низменными страстями и потребностями. Хаким‑ бей не забывал этого ни на секунду и потому говорил слова, ласкающие слух тех, кто тут собрался.

В душной комнате со спертым воздухом разило самогоном, давно не мытыми телами и чем‑ то кислым. Хотелось схватить предмет потяжелей, запустить им в окно, разбив мутные стекла.

Свиньи! Какие свиньи!

Кроме мужчин, тут были несколько женщин. Они испуганно жались по углам, кутаясь в грязные одеяла. Каждая успела не по разу пропустить через себя похотливых самцов и таким образом хотя бы на время избавилась от угрозы смерти.

С приходом «командыра» боевики перестали обращать на рабынь внимание. Не часто Мага жаловал их визитами, не часто.

Перекинувшись парой слов с теми, кто больше всех жаждал общения, Мага сел на табурет возле кровати Ильяса:

– Шмотки Мажора у тебя?

Тот осклабился в улыбке:

– У меня, Хаким‑ бей. Передумали?

– Передумал. Только мне нужно все, Ильяс.

– Все так все. – Боевик ни капли не удивился. – Один момент!

Он вытащил из‑ под кровати настоящий сейф, довольно тяжелый, однако Ильяс ворочал его, будто пушинку. Набрав комбинацию (при этом стараясь, чтобы цифры не попадали в поле зрения окружающих), открыл толстую дверцу.

– От своих прячешь, Ильяс, – недовольно поцокал языком Мага, хотя прекрасно знал, что крысятничество среди его бойцов не приветствуется только на словах. По факту боевики часто воровали друг у друга то, что считали мало‑ мальски ценным.

– Не от хорошей жизни, Хаким‑ бей, – деланно вздохнул собеседник.

Он извлек из сейфа вещи Мажора.

– Извини, хотел заставить кяфирок постирать и погладить, но не успел. Работы было много. Бери, уважаемый. От всего сердца дарю!

– Это все?

– Все, Хаким‑ бей. Ничего себе не оставил. Мне ведь не жалко. Как чувствовал, что тебе пригодится!

Мага мысленно возблагодарил Создателя за то, что тот не позволил Ильясу постирать вещи Мажора.

Не удержавшись от любопытства, главарь разложил одежду на незаправленной кровати боевика. Его внимание привлек оттопыривающийся карман джинсов. Похоже, Ильяс не только постирать не успел, но даже толком не обчистил карманы.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒