Дмитрий Дашко Сергей Лобанов 5 страница

– Прогони ее, – сказал Вали равнодушно.

Проницательный Магомед лукаво прищурил правый глаз:

– Я вижу, куда ты клонишь, Вали. Эта девчонка пока побудет со мной. Слишком хороша она в постели, как и две другие. Они стараются. Понимают, что с ними будет, если наскучат мне. Но эта – пока лучшая из всех, что были. Найду еще лучше, тогда эту отдам тебе, так и быть. Научишь ее заваривать и подавать чай.

– От тебя ничего нельзя скрыть, Магомед. – Меджидов улыбнулся уголками тонких синюшных губ. – У нас на зоне ты был бы в большом авторитете.

– Я уж лучше здесь в авторитете побуду, – тоже с улыбкой ответил Магомедов. – А за девчонку камень на сердце не держи.

– Конечно, Магомед, – легко согласился Вали. – Я себе всегда найду хорошенькую девку. Наши братья нередко таких из города привозят.

– Братья… – хмыкнул Хаким‑ бей и добавил после некоторого молчания: – Они мне такие же братья, как и тебе. Толпа моральных уродов и извращенцев. Один золотые коронки ножом ковыряет, второй норовит за щеку какому‑ нибудь мужику сунуть, будто баб мало. Да они ему, наверное, и не нужны: всю жизнь в горах коз трахал.

Произнеся это, Магомедов скривился. Многие земляки доставляли ему головную боль.

Вали понимающе покачал головой.

– Есть садисты, насильники, все до одного мародеры… – продолжил Хаким‑ бей. – Кадры как на подбор. А что ты хочешь, они ж действительно полудикие, большая часть жизни любого из них высоко в горах прошла. Это мы с тобой на равнине жизнь прожили, я в армии служил, ты… ты до отсидки председателем колхоза был. Так что нам такие братья – как собаке пятая нога нужны. Но других взять негде, хотя я многое отдал бы, чтобы вместо них оказался мой последний взвод – парни как на подбор все были, хоть и разных национальностей. Я тебе даже больше скажу, Вали: те русские, что прибились к нам, мне больше симпатичны, чем мои земляки, хоть и не подарок все эти кяфиры – тоже за каждым по обозу трупов. Но они – солдаты, я армейскую косточку чувствую сразу. Поэтому и разрешил им остаться: они воевать толково могут, чего не скажешь о наших братьях. – Последнее слово Магомедов произнес с соответствующей интонацией.

– Ты, как всегда, прав, Магомед, – все так же размеренно ответил Меджидов. – В коровнике, в том, который частично переделали под казарму, в уголке русских гораздо чище, чем у наших земляков. Мне даже стыдно за них. Вот уж действительно полудикие. А ведь по таким, как они, люди получают представление о нашем народе и считают потом, что мы все такие. Стыдно, Аллахом клянусь!

– Давай поговорим о нашем деле, Вали, – предложил Магомед, чтобы уйти от неприятной темы.

Меджидов кивнул.

– Процесс выращивания практически закончен, – сказал Хаким‑ бей. – Приезжавшие в последний раз ученые остались довольны результатом. Вскоре первую партию экземпляров заберут, а мы начнем выращивать следующую. Существам нужна еда, много еды. А рацион у них… ты ведь знаешь, что им нужно. Поток рабов не должен ослабевать. Иначе, хоть меня и убеждают в обратном, твари могут взяться за нас.

Вали вздрогнул. Такая мысль ему в голову не приходила.

– Не волнуйся, Хаким‑ бей. Еды у этих тварей будет вдосталь.

– Я знаю, что на тебя всегда можно положиться, – одобрительно сказал собеседник. – Скоро мы закончим укрепления и тогда будем чувствовать себя увереннее в случае возможного нападения Асмолова и его банды. Если вторая партия получится так же хорошо, как и первая, то я возьму парочку существ на время, чтобы разделаться с асмоловцами. Тогда мы станем полновластными хозяевами всего района. Городские банды в расчет не беру, их слишком много, некоторые состоят из четырех‑ пяти человек. Поэтому всех не выловишь и не изведешь. На их место все равно придут другие.

– А дадут ли тебе эту парочку? – с сомнением спросил Вали.

Магомедов пристально посмотрел на собеседника и сказал:

– Мы с тобой давно и хорошо знаем друг друга, поэтому я не стану скрывать от тебя своих планов. Просить я ничего не буду, товар все равно находится у меня. Скажи, зачем мне отдавать кому‑ то такой товар? Первых я отдам, ладно. Потому что это опытные образцы, экспериментальные, так сказать. Мне самому интересно было, что это такое и что, собственно, должно выйти из этой затеи. Теперь вижу: получилось. И доложу тебе – я шокирован тем, ЧТО получилось. С НИМИ я смогу такие дела проворачивать, что мои теперешние боссы, – Магомедов произнес слово «боссы» с нескрываемым презрением, – мне будут не нужны.

– Я знал, что ты заглядываешь гораздо дальше, чем думают другие, – серьезно произнес Меджидов. – В нынешнем бардаке только ленивый и глупый станет подчиняться кому‑ то, тем более кяфирам. Признаться, в самом начале я засомневался в тебе, когда ты замутил дела с этими учеными и вояками. Я подумал: «Зачем он делает это, зачем заводит дружбу с неверными? » Но быстро понял: Магомед не так прост: сейчас он делает вид, что подчиняется русским, но потом свое возьмет. Я не ошибся.

– Да, Вали, ты не ошибся. Эти земли не в силах подмять под себя ни Блок Регионов, ни Центр. Им разобраться бы с тем, что они имеют. Эта земля считается ничейной, но так не бывает и быть не должно. Я заберу ее себе, уничтожу всех конкурентов и стану полновластным хозяином. Тогда и город полностью приберу к рукам, ведь, когда я стану снабжать его продуктами, я смогу назначать такую цену, какую захочу. Они все у меня будут вот где. – Магомедов сжал крепкий кулак и, помолчав значительно, добавил: – Мне понадобятся помощники, Вали. Толковые помощники, потому что дел будет больше в разы. Ты согласен помогать мне?

– Какие могут быть сомнения, Хаким‑ бей? Я согласен, – спокойно и уверенно произнес Меджидов.

Вдруг с улицы донеслось несколько одиночных выстрелов.

Собеседники одновременно посмотрели в окно, за которым уже стемнело и светили прожектора.

Вали резко поднялся, поморщившись оттого, что тело затекло. Прихрамывая, подошел к двери, приоткрыл ее и сказал стоящему за ней охраннику:

– Узнай, что там.

Когда Исмаил Исрафилов увидел, как старый Ахмед повел Мажора за штабель досок, он игриво подмигнул Мансуру Махадову:

– Смотри, Ахмед повел Мажора. Сейчас любить его будет прямо в рот много‑ много раз. – Исмаил многозначительно почмокал.

Махадов презрительно сплюнул:

– Этот старый гомосек вообще на баб не смотрит. А вот мне даже представить противно, что я даю в рот какому‑ то мужику. То ли дело – бабе. Это я понимаю. Да и многим бабам это нравится.

– Чужие слабости надо уважать, Мансур, – насмешливо произнес Мурад Гамидов. – Ахмед уже старый, у него свои радости в жизни. Смотри, его аж трясет.

Махадов опять с досадой сплюнул:

– О чем вы говорите? Вам это интересно? Мне лично блевать хочется.

– Да брось, Мансур, – усмехнулся Исрафилов. – Никто не говорит, что интересно. Ну хоть поржем, а то скука же смертная.

– Идите, смотрите, – проворчал Махадов, поправляя ремень висящего на правом плече автомата.

Исрафилов и Гамидов переглянулись. Они понимали, что это недостойно мужчин – смотреть на такое непотребство, да не просто смотреть, а подглядывать. Но, с другой стороны, это же не всерьез. Так, чтобы не скучно было.

Можно будет напугать Ахмеда, вдруг у него от неожиданности упадет? Он разозлится, начнет ругаться. А они поприкалываются над ним. А если Мажор от испуга прикусит конец Ахмеду – вот смеху‑ то будет!

– Ну что, пойдем? – весело спросил Исрафилов.

Гамидов в раздумье пожал плечами:

– Да пошли! Что ты как целка ломаешься!

– Э! Не скажи больше так, да! – возмущенно воскликнул Мурад.

– Не скажи больше так, да! – передразнил его Исмаил и, изловчившись, слегка пнул товарища в ягодицу.

– Э! Ты! Ишак беременный! Я тебе за это обе булки распинаю! – воскликнул Мурад.

На самом деле его возмущение было наигранным, и приятели это знали.

Все трое были молодыми парнями, энергия била через край. Они часто боролись, дурачились, нередко устраивали друг другу мелкие пакости вроде таких вот пинков или подзатыльников. Никто не воспринимал подобное как оскорбление.

– Сам ты ишак беременный, – засмеялся Исрафилов. – Пошли уже, а то пропустим самое интересное.

– Ладно, – проворчал Гамидов. – Мансур, пойдешь?

– Нет. Идите без меня, – решительно ответил Махадов и добавил многозначительно: – Извращенцы!

– Смотри‑ ка, порядочный выискался, – в тон ему ответил Исрафилов.

Он по‑ дружески приобнял Гамидова и с подтекстом спросил:

– Болит булка? Хочешь по второй пну? Для равновесия.

– Отвали, – беззлобно отозвался Мурад.

Он сбросил с плеча руку товарища, поправил ремень автомата.

Приятели крадучись подошли к штабелю досок. Еще более осторожно обогнули его, вытянув шеи, с озорными выражениями лиц, приготовившись увидеть непотребство.

Однако то, что предстало их взглядам, сбило друзей с толку. Шутливость разом слетела.

– Не понял… – тревожно произнес Гамидов. – Ахмед… Аллахом клянусь!!! У него головы нет!!!

– Мажор! – грозно позвал Исрафилов. – Мажор, свинья рюсскый! Ты где?! Ты собственные кишки жрать будешь!

– Убежал он! Оружие у Ахмеда забрал! – отчаянно выдохнул Мурад и сдернул с плеча автомат.

Несколько одиночных выстрелов разорвали вечернюю тишину.

Мага и его заместитель недолго ждали возвращения охранника. В коридоре послышались голоса, быстрые шаги, тяжелое дыхание. Широко распахнулась дверь в комнату.

Запыхавшийся охранник произнес с порога:

– Побег. Убежал один. Но на всякий случай объявили всеобщую поверку.

– Все? – спокойно отреагировал Хаким‑ бей.

– Нет.

Магомедов вопросительно посмотрел на охранника. Тот поежился под его взглядом.

– Говори! – велел Хаким‑ бей, предчувствуя, что плохое только начинается.

– Удравший гаденыш убил старого Ахмеда и забрал его автомат, – сказал охранник.

– Какого Ахмеда? Извращенца? – уточнил Магомед.

Охранник кивнул и добавил:

– Говорят, у Ахмеда головы нет.

– Отрезал? – нахмурился Хаким‑ бей.

– Нет, разбил всю. Прикладом, – глухо ответил охранник.

– Понял. Ступай.

Когда охранник закрыл дверь, Магомед с досадой произнес:

– Вот видишь, Вали, какие у нас с тобой «братья»! Этот старый гомосек получил по заслугам. Я его терпеть не мог, но – «брат» же, куда денешься?

– Каким бы ни был Ахмед, но с рук его убийство рабу сойти не должно! – хмуро произнес Вали.

– Конечно. Ты этим и займешься, – объявил Мага.

Вали привстал, но Хаким‑ бей знаком остановил его:

– Не сейчас, на рассвете. В такое время искать беглеца бесполезно: ночью в лесу – хоть глаз выколи. Беглец может за соседним деревом спрятаться, в жизни не найдешь! Утром будет лучше. За ночь он далеко не уйдет, устанет, так что найдете вы его быстро.

– Можешь в этом не сомневаться, друг! – горячо воскликнул собеседник.

– Действуй как обычно: снаряди несколько групп, пусть ищут по своим секторам. Не мне тебя учить, Вали!

Тот сдержанно кивнул.

Мага многозначительно добавил:

– И вот еще что: расстреляй каждого пятого из рабов, включая женщин. Объясни, за что, и расстреляй. Чтобы другим неповадно было. Прямо сейчас. С трупами тебе известно что делать.

– Мы раньше не расстреливали за побеги невиновных, тем более каждого пятого. Только палками забивали насмерть пойманных, – осторожно возразил Меджидов.

– Раньше и оружие никто не забирал, и охранников не убивал, – повысил голос Хаким‑ бей.

– Да, ты прав, Магомед, – покорно согласился Меджидов.

– Иди, Вали, и сделай, как я сказал.

Меджидов ушел.

Оставшись один, Хаким‑ бей прислушался к своим ощущениям, сладко потянулся, хрустнув суставами и направился в женскую половину дома.

Андрей перекинул ремень автомата через голову и повесил оружие на грудь. Выставив перед собой руки, он ощупью пробирался густым подлеском.

Липатов весь превратился в зрение, однако почти ничего не различал в темноте. Ветки то и дело тыкались в лицо и в сощуренные до щелок, – чтобы, не дай Бог, не ткнула какая колючка, – глаза. Одежда цеплялась так часто, что казалось, будто сами деревья против его побега.

Какое‑ то время Липатов тревожно вслушивался, ожидая погони, криков, топота множества ног, выстрелов наугад в темную чащу – авось попадут. Но позади стояла оглушающая тишина, а вот он сам ломился по лесу, словно раненый медведь. Треск сучьев под ногами был слышен на всю округу.

Бешено стучащее сердце постепенно успокоилось, сумбурный поток обрывочных мыслей стих, пришла способность рассуждать логически. Получалось, что при таком раскладе сами боевики в чащу не сунутся до утра – тут сам черт ногу сломит. Кстати, надо идти осторожнее, а то, не ровен час, свалишься в ка кой‑ нибудь овраг, хорошо, если шею свернешь. Тогда, считай, повезло. А если сломаешь ногу или хотя бы руку? Все, о побеге можно забыть. Лучше сразу застрелиться, потому как убитого Ахмеда бандиты не простят. Они за обычный побег забивают насмерть, а за убийство товарища порежут на ремни.

Андрею удалось выбраться на небольшую полянку. Он перевел дух, глянул на затянутое тучами небо. Положительно, сегодня все было против него! Долго стоявшая дотоле хорошая погода начала портиться. Не успеют убрать картофель.

Липатов чертыхнулся: далась ему эта картошка! Он свободен! Все! Больше не раб!

Есть оружие, и живым он не дастся. Реальный страх смерти еще не давил неотвратимостью, поэтому и не было по‑ настоящему страшно. Только подкрепленная адреналином решимость живым не сдаваться.

Андрей решил, что идти дальше пока не стоит. Он отошел достаточно далеко, поэтому некоторая фора у него есть. Нужно отдохнуть, чтобы утром бежать с новыми силами.

Вот только куда?..

Кругом – проклятая чужая реальность.

К кому обращаться за помощью? Что делать дальше? Как вернуться в свой мир?

Чувствуя, что теряет самообладание от такой безнадеги, Липатов глубоко вздохнул, прогоняя внезапную слабость. Не раскисать! Как‑ нибудь разберемся. Сейчас главное – вырваться из лап преследователей, а там будет видно.

Андрей сел на землю, чувствуя ее стылость, затем поднялся на корточки, привалился спиной к дереву, понимая, что долго так не просидит – затекут ноги. Решил подложить под себя автомат, но вспомнил, что делал им с головой Ахмеда. Собрал охапку жухлой листвы и принялся оттирать оружие. Аккуратно потрогал. Вроде пальцы не липнут. После этого уже спокойно сел на приклад, опять откинулся спиной на ствол дерева, вытянул ноги, сложил на груди руки, напрягся до дрожи в мышцах, пытаясь сохранить тепло.

Надо поспать. Немного. Как только начнет светать, нужно залезть на дерево повыше, сориентироваться и вперед, подальше отсюда.

Что там Илья говорил? Ничейная земля?

Плохо, очень плохо. Были бы официальные власти, с ними можно как‑ то договориться, разойтись нормально. А с бандитами какой разговор? Особенно в свете недавних событий. Нет, смерть этого похотливого козла ему точно не простят.

Липатов усмехнулся. Он и сам не ожидал от себя такого поступка. Прикончил вонючего ублюдка, сбежал из рабства. Теперь уйти бы от погони, а она точно будет, вне всяких сомнений. Боевики землю носом рыть станут, лишь бы найти его.

Насколько большую территорию контролирует Мага? Куда в первую очередь направится погоня?

В сторону города? Наверняка.

Скорее всего, будет несколько групп преследователей. Они эту местность знают хорошо, а вот он не знает вообще.

Что делать? Прятаться в лесу? Но скоро зима. Без знаний и умения выживания в зимнем лесу он сдохнет от голода и холода с наступлением первых морозов.

Возвращаться в город? Но это чужой город. Он весь разрушен войной. Другие пленники по вечерам скупо делились впечатлениями. Почти все говорили, что в городе полный беспредел и анархия. Сплошные банды, и никакой более‑ менее вразумительной власти. Некоторые кварталы пытаются организовать нечто вроде отрядов самообороны, но там и вояки еще те, и с оружием проблемы. Бандиты кроют их, как баран овцу.

Как там люди живут?

Но ведь живут же – жить где‑ то надо. Если туда возвращаться, то к кому идти за защитой?

Только бы не поймали… Живым он все равно не сдастся…

Разделить участь Ильи? Нет уж! Лучше смерть – быстрая и легкая.

Умирать страшно… Где взять силы, чтобы самому нажать на спусковой крючок, судорожно сжавшись от страха близкой смерти? Но принять те же муки, что и Илья… Нет…

Так. Все, спать. Спать. Утро вечера мудренее.

Холодно… Холодно…

Ночь была почти бессонной. Короткая, не приносящая облегчения дрема бесконечно прерывалась продолжительным тревожным вслушиванием в молчащий темный лес.

Тихо‑ то как!

Только вездесущие комары зудели, жаждая крови. Обезумев от ее близости, они бесстрашно садились на лицо и голову, впивались через ткань куртки в напряженную спину. Приходилось бесконечно отмахиваться от этих маленьких вампиров.

Тоже мне, «Сумерки», твою мать! И репеллентов никаких! Хотя эти гады ничего не боятся. Любая химия бесполезна.

Который час? Когда начнет светать? Тело стало окоченевшим.

Сидеть на прикладе автомата уже не осталось сил. В конце концов Липатов натянул на голову куртку, лег на бок, поджав ноги, и почувствовал, как сволочные насекомые немедленно атаковали заголившуюся поясницу.

Тихо взвыв от безысходности ситуации и беспримерного упорства комаров, Андрей закидал себя старыми листьями и опять лег, ощущая стылость земли и прелый запах старой листвы. Затем закрыл голову курткой в твердом намерении уснуть.

Предрассветные серые сумерки долго не покидали лес, словно зацепившись за густой кустарник. Но вот робко пискнула первая, самая ранняя птица. Затем еще и еще. К ним присоединились другие, все больше и больше.

Лес постепенно оживал, наполняясь звуками.

Липатов почти не спал, лишь изредка проваливался в туманное забытье, то и дело выныривая и пропадая вновь в липких объятиях поверхностной дремы.

Наконец Андрей решил для себя, что пора. Теперь он пошел, лавируя в кустах, не продираясь сквозь них, как ночью. По пути выискивал дерево повыше. Но таких, как назло, не попадалось. Все примерно одной высоты, а верхушки и вовсе хилые. Забраться на самый верх без риска упасть – нечего и помышлять.

Помимо раздумий о неизбежной погоне донимали мысли о собственном неумении ориентироваться в лесу. Вспоминалось что‑ то про муравейники, про мох на деревьях, растущий с северной стороны, про те же ветки, которых с той стороны должно быть меньше. Еще что‑ то приходило на память. Но толку с этого никакого не было, потому как не существовало понимания направления движения.

Куда идти? Где спасение? Где найти этот чертов переход в свою реальность?

Солнце уже было в зените, когда Андрей набрел на заросли малинника. Уже подвядающие, кусты гнулись от крупных темно‑ красных ягод.

Липатов внезапно почувствовал жажду и голод. Горстями запихивая мягкие сладкие ягоды в рот, он никак не мог насытиться. И лишь мысли о преследователях заставили его идти дальше.

Высоких деревьев по‑ прежнему на пути не попадалось. Не было ни холмов, ни возвышенностей, ни хотя бы кочек, чтобы как‑ то с них осмотреться и наметить дальнейший маршрут. Только раскрашенный осенними красками частокол деревьев с подлеском и кустарником, а вверху барашки облаков на синем небе – погода опять разгулялась.

Ближе к вечеру краски потускнели, тени сгустились.

Андрей начал настраиваться на очередную ночь в лесу, кишащем голодными комарами. В этот раз он решил присмотреть ночлег загодя, наломать веток, подстелить их под себя, чтобы не чувствовать холод от земли, набрать листьев, чтобы зарыться в них и спокойно поспать.

Очень хотелось пить и есть.

Кроме малинника, за весь день попадались кусты каких‑ то незнакомых Липатову ягод. Он, сугубо городской житель, почти не разбирался ни в грибах, ни в ягодах, поэтому попробовать не рискнул. Только под самый вечер набрел на дикую смородину и набросился на нее, набирая полные горсти ягод и громко чавкая. Но смородина не заглушила жажду и голод, который только усилился.

Потом до Андрея дошло, какими проблемами это чревато. Вдруг прихватит живот, да так, что и шагу ступить не удастся. Его же тогда в два счета изловят.

Он дожевал остаток «ужина» и с тоской отошел от смородины.

Возле этих кустов Андрей решил устроить ночлег. Идти дальше было бессмысленно. Ноги от усталости гудели, темнело все сильней, а нужно еще позаботиться о «постели».

Староста Никодимов спал отдельно от остальных рабов, за деревянной перегородкой, выстроенной с личного разрешения Маги. На этом почти все его привилегии исчерпывались. Питался он из общего котла, разве что зачерпывал баланду погуще да работы получал сравнительно легкие. Потому и остался одним из немногочисленных старожилов. Редко кто мог протянуть в рабстве больше года. Никодимов превысил этот срок в три раза.

Вымоленный кусок личного пространства был его единственной отрадой в жизни. Бандиты неохотно шли на послабления даже для тех, кому они доверяли.

Старостой он стал совершенно случайно – предшественник чем‑ то провинился, и выбор Маги пал на Никодимова, сохранившего ясность ума и твердость характера, несмотря на все испытания. Главарь боевиков умел подбирать людей.

Обязанностей у старосты было немного: вводить новичков в курс дела, следить за числом невольников, доносить, если кто‑ то готовился к побегу. Поначалу было противно, потом Никодимов втянулся. Его отношения с другими невольниками совсем не походили на отношения пастыря и паствы. Он скорее был тем вожаком, который с гордо вскинутой головой ведет стадо на убой.

Его неоднократно пытались убить. Душили ночью, устраивали темную, едва не проткнули вилами. Но он все равно выживал, а раны на теле затягивались как на собаке. Если сегодня казалось, будто староста отходил в мир иной, то на следующий день Никодимов уже бегал как ни в чем не бывало.

На заре его разбудил грубый толчок в спину.

– Вставай! – грозно велел кто‑ то.

Староста соскочил с грубо сколоченной из досок лежанки, покрытой набитым соломой матрасом.

В его закутке стояло двое бородачей во главе с Меджидовым. Выглядели они странно, можно даже сказать пугающе странно. На лицах одновременно отражалось сразу несколько желаний, и одно из них Никодимов безошибочно угадал. Боевики пришли убивать.

Нельзя сказать, чтобы это было впервые. Бандиты и раньше устраивали себе подобные развлечения, отбирая пару‑ тройку рабов, которых либо расстреливали, как в тире, либо зверски избивали до смерти. Однажды среди невольников устроили что‑ то вроде гладиаторских боев с обещанным призом в виде свободы. На самом деле (Никодимов знал это из рассказов устроителей) победителя отвезли подальше от фермы и там задушили.

– Поднимай всех, – приказал Меджидов.

Его ноздри хищно раздувались.

– Женщин тоже? – спросил Никодимов, надеясь услышать отрицательный ответ.

– Я же сказал: всех! – с кривой ухмылкой прорычал Вали и ударил старосту в живот.

Староста согнулся в три погибели, двое других бородачей со смешками пнули его в тощий зад.

– Шевелись, – велел Меджидов.

Содрогаясь от страха, Никодимов принялся будить людей. Многие и без того уже успели проснуться, ибо сон рабов чуток и появление в бараке боевиков не прошло незамеченным.

– Чего они хотят? – спрашивали у Никодимова.

С надеждой, со страхом, иногда с отрешенностью обреченных.

Староста только кривился и зло покрикивал в ответ.

Ему нечего было сказать, тяжелые предчувствия укреплялись в нем все сильнее. Сердце сжималось от невыносимой тоски.

Через несколько минут невольники стояли на улице, поеживаясь на пронизывающем ветру. Осеннее утро обещало быть прохладным. После относительно теплых бараков многих на свежем воздухе пробила дрожь.

Их выстроили в три шеренги, будто на армейском плацу. Напротив расположилась жиденькая цепочка боевиков, вооруженных автоматами. По центру и с боков на пленников глядели стволы сразу трех станковых пулеметов, установленных на вращающихся турелях. «Дирижировал» всем этим оркестром Вали Меджидов.

От него явственно попахивало спиртным. Даже матерому уголовнику и убийце было нелегко решиться на то, что должно было произойти в ближайшие минуты. Спасала распитая с особо приближенными «братьями» огромная бутыль мутного деревенского самогона, ударявшего по башке круче любой дури. Тем не менее чем ближе был час «икс», тем трезвее становился Вали. Он с ужасом понимал, что кураж покидает его, сменяясь на состояние, близкое к помешательству. Хотелось бросить все, убежать как можно дальше, забиться в нору, спрятать голову, подобно страусу, в песок. Такой поступок его «братья» могли расценить только как слабость, а слабых уважать не принято. Меджидов особенно прочувствовал правоту этого принципа в зоне. Но там он показал себя мужчиной, остался в авторитете.

Однако среди молодых и борзых щенков всегда найдутся ниспровергатели авторитетов. И уж им‑ то давать спуску нельзя. Вмиг растерзают.

«Маге хорошо, – думал он. – Отдал приказ, а другие за него отдуваются. Самого‑ то его даже не видно. Наверняка не придет. Жаль, что я так не могу. Не поймет Мага. И другие не поймут. Скажут, что струсил».

Среди рабов сделали перекличку. Не было только одного – новичка по прозвищу Мажор, и это не стало ни для кого новостью.

О том, что он сбежал, бандиты узнали раньше старосты. В узком кругу новости распространяются быстро. Никодимов, до которого дошли все подробности дерзкого побега, был доволен, что Мажору удалось ускользнуть по вине охранников, и спрашивать со старосты было нечего.

По распоряжению Меджидова люди стали рассчитываться от одного до пяти. Каждого пятого заставили выйти из шеренги. Их отводили на пятачок, где постепенно накапливались встревоженные, ничего не понимающие мужчины и женщины.

Никодимова, который был в школе круглым отличником и из всех предметов весьма жаловал историю, развернувшееся перед глазами действо вдруг навело на мысли о принятой в римской армии «децимации» – когда в провинившихся легионах казнили каждого десятого солдата. Он не догадывался, что древние римляне были в два раза гуманнее Маги и его приспешников.

Некоторые боевики зачем‑ то принялись вглядываться в отобранных для казни рабов.

– Ты, – схватил за руку девушку, почти ребенка, боевик, в котором Вали признал Мансура Махадова, – возвращайся к остальным.

– Зачем она тебе? – спросил, ухмыляясь, кто‑ то из его молодых приятелей.

– Не хочу становиться таким же, как Ахмед, и трахать мужиков, – ответил Мансур. – Эта бабенка еще ничего. Можно попользоваться.

– Э, Мансур, я ее имел, Исмаил имел, Гога имел. Все, кто хотел, отымели. После нас у нее там теперь ведро со свистом пролетает. Куда ты сунешься со своим стручком?

Шутка удалась. Боевики дружно загоготали. Но на покрасневшего Махадова издевки товарищей подействовали слабо. Он упрямо тащил перепуганную женщину к тем, кто вытянул более счастливый жребий.

– Прекрати! Верни ее обратно, – накинулся на него Меджидов.

Он вдруг понял, что́ поможет ему разрядиться и отдать непростой приказ.

Молодой человек замер, с полумольбой‑ полупросьбой обратился к начальнику на своем, непонятном для рабов, чужестранном наречии:

– Вали, что тебе стоит? Зачем ее убивать?! Посмотри на нее. Она еще красивая. Может много работать и в постели пригодится. Пусть живет.

– Я же сказал: верни ее обратно, – сквозь зубы процедил Вали почему‑ то на русском.

Мансур упрямо дернул плечом, снова взмолился:

– Вали…

Но договорить не успел. Меджидов рывком выдернул из кобуры пистолет и выстрелил в голову невольницы, даже не целясь. Та рухнула как подкошенная.

Мансур вскинул налитые кровью глаза.

Люди испуганно закричали, кто‑ то стал биться в истерике. Строй начал рассыпаться. Но грозный вид наставленных пулеметов быстро всех усмирил.

Подобные сцены одиночных расправ были не редкостью. Невольники успели свыкнуться с ними. Слишком часто их жизнь зависела от чужого каприза.

На короткое мгновение, когда все успокоились, наступила тягостная тишина.

Часы многих отбивали последние секунды столь бренного существования.

– Хватить столбом стоять! Все, мочите их! – рявкнул на боевиков Вали и столкнул мешавшего ему стрелять Махадова с дистанции огня.

Теперь Рубикон перейден, моральные препоны отброшены и растоптаны.

Меджидов снова почувствовал себя человеком, который может все. Голова была восхитительно пустой, а люди казались просто мишенями. И он с наслаждением принялся их убивать, не осознавая, что с каждым выстрелом все больше превращается в нелюдя, которому нет места ни на этом, ни на любом другом свете.

Никодимов никогда не был храбрецом. По правде говоря, скорее с точностью до наоборот: праздновал труса чаще положенного. Когда‑ то это его спасало. Собственно, и в плен к Маге он угодил по трусости. Была возможность отстреливаться до последнего патрона, однако Никодимов ею не воспользовался. Испугался того неведанного, на пороге которого очутился. Покорно поднял руки и бросил «калаш» на холодную землю.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒