|
|||
Annotation 15 страницаЯ привык приходить на службу рано, около половины восьмого, но вовсе не потому, что перегружен работой или день мой плотно расписан судебными заседаниями и встречами с клиентами, а по той лишь причине, что люблю посидеть и выпить чашку кофе в одиночестве. Не меньше часа в день я трачу на дело Блейков — размышляю, изучаю документы. Мы с Деком стараемся без надобности друг друга не отвлекать, но порой это неизбежно. Телефон начинает звонить все чаще и чаще. И все же до начала рабочего дня я наслаждаюсь покоем. В понедельник Дек заявляется поздно, почти в десять. Несколько минут мы болтаем о том, о сем. Дек хочет сегодня пообедать пораньше, уверяет, что это важно. Уже в одиннадцать мы покидаем контору и проходим два квартала до вегетарианской продуктовой лавки, в тыльной части которой разместился крохотный ресторанчик. Мы заказываем пиццу без мяса и апельсиновый чай. Дек явно нервничает, тик его заметен больше обычного, при малейшем шуме голова его дергается, как у марионетки. — Дельце есть, — шепчет он. Мы сидим в кабинке. Остальные шесть столов в столь ранний час пустуют. — Здесь нас никто не подслушивает, Дек, — ободряю я его. — Что там у тебя? — В субботу, сразу после допроса, я поехал в аэропорт. В Даллас слетал, а оттуда махнул в Лас-Вегас и снял номере в отеле «Пасифик». Понятно, опять запил, значит. Прокутил все деньги, вот и сидит теперь без гроша. — А вчера утром пообщался по телефону с Брюзером, и он велел, чтобы я срочно сматывался. Дескать, фэбээровцы следили за мной от самого Мемфиса, и мне нужно рвать когти. Кто-то все время сидит у меня на хвосте, и я должен немедленно возвращаться в Мемфис. Брюзер велел передать тебе, что и ты у федиков на крючке, поскольку ты единственный адвокат, который работал и на него и на Принца. Я отхлебнул чай, чтобы промочить внезапно пересохшее горло. — Так ты знаешь, где… Брюзер? — Я говорю громче, чем следует, но нас никто не слышит. — Нет, — отвечает он, нервно шаря глазами по залу. — Не знаю. — Но он хоть в Вегасе? — Сомневаюсь. Думаю, что он специально отрядил меня туда, чтобы сбить с толку федеральных ищеек. Слишком уж логично было бы искать Брюзера в Вегасе, а коль так, то его там нет. Перед моими глазами пелена, в мозгу лихорадочно роятся мысли. На ум приходят тысячи вопросов, но задать их все сразу я не могу. Многое, ох, многое, мне хотелось бы знать, но ещё больше знать мне вовсе не следует. С минуту мы молча таращимся друг на друга. А я то думал, что Брюзер с Принцем схоронились в Сингапуре или в Австралии, канули бесследно. — А почему он с тобой связался? — спрашиваю я, осторожно подбирая слова. Дек закусывает губу, словно собирается заплакать. Видны кончики его здоровенных, как у бобра, резцов. Он молча скребет в затылке. Время, кажется, остановило свой бег. — Ну, — говорит он наконец, — похоже, тут у них кое-какие бабки остались. Теперь они хотят их вызволить. — Они? — Да, похоже, они держатся вместе. — Понятно. И что они от нас хотят? — В детали мы пока не вдавались, — уклончиво отвечает Дек. — Но, судя по всему, они всерьез ждут от нас помощи. — От нас? — снова переспрашиваю я. — Ну да. — В смысле — от тебя и от меня? — Угу. — И сколько там денег? — Об этом пока речь не шла, но, должно быть, целая куча, иначе Брюзер вряд ли пошел бы на такой риск. — И где эти деньги? — В подробности он вдаваться не стал. Сказал только, что это наличняк, который спрятан в надежном месте. — И он хочет, чтобы деньги взяли мы? — Вот именно. Думаю так: денежки спрятаны где-то в городе, возможно, в нескольких шагах от нас. Поскольку фэбээровцы их до сих пор не нашли, то, скорее всего, уже и не найдут. Нам Брюзер и Принц доверяют, вдобавок мы с тобой теперь вполне легальная фирма, а не пара уличных проходимцев, которые, наложив лапу на их деньги, тотчас дали бы деру. По плану Брюзера, мы погрузим бабки в грузовичок, отвезем им, и — все будут счастливы. Мне трудно судить, сколько на самом деле сказал Деку Брюзер, а сколько он домысливает. Да я и знать этого не хочу. Но меня гложет любопытство. — И что мы получим за всю эту головную боль? — Об этом мы не условились. Но куш будет изрядный, это как пить дать. К тому же свою часть мы можем вперед взять. Дек уже все рассчитал. — Нет, Дек. Выкинь эту затею из головы. — Да, я и сам понимаю, — уныло говорит он, сразу смиряясь с поражением. — Слишком рискованно. — Угу. — Выглядит, конечно, заманчиво, но недолго и в тюрягу угодить. — Да, ты прав, но не предложить я не мог, — отвечает Дек с таким видом, точно он изначально не помышлял склонить меня на свою сторону. Перед нами ставят тарелку с кукурузными чипсами и оливковым хуммусом. Каждый из нас терпеливо проводит взглядом удаляющегося официанта. Да, мне и самому приходило в голову, что я единственный человек, который в свое время работал на обоих беглецов, но я и думать не смел, что федеральные агенты устроят за мной слежку. Аппетита мигом как не бывало. Во рту по-прежнему полная сушь. При малейшем звуке я вздрагиваю. Мы оба погружаемся в невеселые мысли и невидящим взором пялимся перед собой на стол. Приносят пиццу, а мы все не разговариваем и сосредоточенно жуем в полном молчании. Меня интересуют подробности. Каким образом Брюзер связался с Деком? Кто оплатил его поездку в Лас-Вегас? Первый ли это был их контакт после бегства Брюзера и Принца? Собираются ли они общаться и впредь? И почему наконец Брюзер до сих пор не утратил интереса к моей персоне? Туман в мозгах рассеялся, и в голове моей родились две мысли. Во-первых, раз уж Брюзеру по силам было выяснить, что за Деком следили по пути в Вегас, то ему тем более не составит труда найти людей, способных извлечь денежки из тайника в Мемфисе. Зачем тогда мы ему сдались? А вот зачем — ему наплевать, если нас схватят! Во-вторых, фэбээровцы до сих пор не удосужились допросить меня лишь по той простой причине, что не хотели спугнуть добычу. Куда проще наблюдать за жертвой, которая ничего не подозревает. И еще. Я ничуть не сомневаюсь, что мой плюгавый приятель собирался вовлечь меня в более подробный разговор о спрятанных деньжищах. Дек, конечно же, знает куда больше, нежели рассказывает, да и позвал он меня сюда, уже разработав план действий. И я не настолько глуп, чтобы не понимать: легко он от своего не отступится. * * * Я уже начинаю понемногу опасаться дневной почты. Дек, как всегда, забирает её после ланча и приносит в контору. Среди множества прочих почтовых отправлений мое внимание сразу привлекает здоровенный пухлый конверт от нашей славной компании из «Трень-Брень», и я вскрываю его, затаив дыхание. Это официальные запросы от Драммонда. Чего тут только нет — и перечень вопросов, письменные запросы на все документы, известные истцу или его адвокату, а также целая коллекция вопросов, требующих признания или опровержения. Последнее — хитроумный способ вынудить противную сторону в течение тридцати дней в письменной форме признать либо опровергнуть определенные факты. Не опровергнутые факты автоматически считаются признанными. Кроме того, в пакете содержится требование о проведении допроса Дот и Бадди Блейков в моей конторе через две недели. Насколько мне известно, обычно адвокаты договариваются о дате, месте и времени проведения подобных допросов по телефону. Профессиональная вежливость, так это называется в наших кругах. Беседа занимает не больше пяти минут и существенно упрощает процедуру. Драммонд же, судя по всему, либо позабыл об учтивости, либо решил, что пора закручивать гайки. В любом случае я преисполнен решимости перенести и дату и место. Не из вредности, но из принципа. Удивительно, но никаких ходатайств в пакете нет. Что ж, подождем до завтра. Срок ответа на письменные запросы — один месяц, причем подавать запрос обе стороны могут одновременно. Работа над моим запросом уже близится к завершению, и драммондовское послание меня подстегивает. Мистер Большая Шишка увидит, что и мне правила бумажной войны знакомы не понаслышке. Либо это произведет на него должное впечатление, либо он лишний раз убедится, что связался с адвокатом, которому больше нечем заняться. * * * Когда я тихо подкатываю к нашему подъезду, уже почти темно. Рядом с «кадиллаком» мисс Берди припаркованы два незнакомых автомобиля — сверкающие «понтиаки» с наклейками фирмы «Авис», сдающей машины напрокат, на задних бамперах. Пока я на цыпочках огибаю дом, надеясь пробраться в свой курятник незамеченным, изнутри доносятся голоса. А ведь я задержался в конторе допоздна специально для того, чтобы избежать встречи с Делбертом и Верой. И надо же быть такому свинству — супруги сидят с мисс Берди во внутреннем дворике и распивают чай. И не только супруги. — Вот он! — громко провозглашает Делберт, как только я выползаю из тени. Я останавливаюсь, смотрю в их сторону. — Подойдите сюда, Руди! — Это скорее требование, нежели приглашение. При моем приближении Делберт медленно приподнимается. Встает и второй мужчина. Делберт представляет его. — Руди, познакомьтесь с моим братом Рэндолфом. Мы с Рэндолфом обмениваемся рукопожатием. — А это моя жена Джун, — представляет Рэндолф, указывая на ещё одну перезрелую потаскуху в стиле Веры; у этой, правда, волосы вытравлены перекисью. Я киваю. Она угощает меня испепеляющим взглядом. — Добрый вечер, мисс Берди, — вежливо здороваюсь я со своей домовладелицей. — Привет, Руди, — отвечает она с милой улыбкой. Мисс Берди сидит с Делбертом на плетеной софе. — Присаживайтесь, — приглашает Рэндолф, жестом указывая на свободный стул. — Нет, спасибо, — отказываюсь я. — Мне нужно подняться в свои апартаменты — проверить, все ли вещи целы. — И я многозначительно смотрю на Веру. Она сидит в стороне от остальных, стараясь быть как можно дальше от Джун. Джун лет сорок-сорок пять. Ее мужу, насколько я могу вспомнить, под шестьдесят. И только теперь я припоминаю, что именно Джун мисс Берди назвала шлюхой. Третью жену Рэндолфа. Вечно тянет из него деньги. — Мы к вам не заходили, — раздраженно цедит Делберт. В отличие от своего кичливого братца, Рэндолф встречает старость с достоинством. Он подтянутый, волосы не красит и не завивает, не обвешивается золотыми побрякушками. На нем спортивная рубашка, бермуды, белые носки и парусиновые туфли. Кожа, как и у остальных, бронзовая от загара. Он может запросто сойти за какого-нибудь ушедшего на покой босса, награжденного за достижения пластиковой куклой по имени Джун. — Долго вы намеревались здесь прожить, Руди? — любопытствует он. — А я и не знал, что съезжаю. — Я этого не говорил. Мне просто интересно. Мама говорит, что договора о сдаче квартиры внаем у вас нет, вот я и спрашиваю. — А почему вас это интересует? — Все слишком быстро меняется. Еще накануне мисс Берди и слышать не хотела ни о каких договорах. — Потому что с этого дня я помогаю маме вести дела. Она берет с вас слишком мало. — Совершенно верно, — поддакивает Джун. — Вас разве что-то не устраивает, мисс Берди? — спрашиваю я. — Нет, отчего же, — загадочно отвечает она, словно собиралась высказать мне какие-то претензии, но не успела. Я бы мог напомнить про каторгу с удобрениями, малярные работы и прополку сорняков, но не хочу метать бисер перед свиньями. — Ну вот, — говорю. — Домовладелица всем довольна, так что и вам беспокоиться не о чем. — Мы не хотим, чтобы маму обманывали, — вставляет Делберт. — Делберт! — укоризненно говорит Рэндолф. — Это кто же её обманывает? — вопрошаю я. — Ну, пока никто, но… — Он хочет сказать, — вмешивается Рэндолф, — что отныне дела будут обстоять иначе. Мы собрались, чтобы все обсудить, и хотим помочь маме. Только и всего. Пока Рэндолф разглагольствует, я пристально слежу за мисс Берди — лицо её сияет. Сыновья приехали, переживают за нее, интересуются житьем-бытьем, наконец права качают, защищая мамочку. Одним словом, хотя обеих невесток мисс Берди на дух не выносит, выглядит она сейчас счастливой и умиротворенной. — Чудесно, — говорю я. — Но меня, пожалуйста, оставьте в покое. И держитесь подальше от моего жилья. — С этими словами я поворачиваюсь и испаряюсь, оставляя за спиной кучу невысказанных слов, а заодно и вопросов, которые мне не успели задать. Я запираюсь в своем логове, уписываю сандвич и, сидя в темноте, слышу их голоса, доносящиеся со двора. В течение нескольких минут я пытаюсь восстановить картину. Вчера из Флориды нежданно-негаданно нагрянули Делберт и Вера. Каким-то образом в руки им попал последний вариант завещания мисс Берди и, увидев, что старушка стоит двадцать миллионов баксов, они всерьез озаботились её благосостоянием. Потом они прознали, что мисс Берди сдает курятник неведомому адвокату, и это озаботило их ещё сильнее. Делберт позвонил во Флориду Рэндолфу, и тот во всю прыть кинулся сюда, волоча за собой свою упакованную в пластик потаскушку. Весь сегодняшний день они пытали мамашу и наконец пришли к выводу, что отныне и впредь будут с неё пылинки сдувать. Лично мне на все это наплевать. Хотя в глубине души даже немного забавно. Интересно, что случится, когда они выяснят правду? Но пока мисс Берди счастлива. И мне остается только порадоваться за нее. Глава 30 Доктор Уолтер Корд назначил мне встречу на девять утра, но я приезжаю раньше. А мог бы и не торопиться. Битый час я жду, листая медицинскую карту Донни Рэя, которую давно уже выучил наизусть. Постепенно приемная заполняется онкологическими больными. Я стараюсь не смотреть на них. В десять за мной приходит медсестра. Я следую за ней по лабиринту коридоров в строгий, без единого окна, смотровой кабинет. И почему из всех медицинских профессий Корду понадобилось выбрать именно онкологию? Впрочем, должен же кто-то потчевать этих страдальцев. Да и почему, например, кто-то юриспруденцию выбирает? Я усаживаюсь на стул с папкой в руках и терпеливо жду ещё четверть часа. Снаружи слышатся голоса, потом дверь распахивается. В кабинет стремительно входит молодой человек лет тридцати пяти. — Мистер Бейлор? — спрашивает он, протягивая руку. Я встаю, и мы обмениваемся рукопожатием. — Да. — Уолтер Корд. Я очень спешу. За пять минут уложимся? — Надеюсь. — Тогда давайте сразу к делу, — торопит он, выдавливая улыбку. — Меня пациенты ждут. — Я прекрасно знаю, что врачи адвокатов терпеть не могут, но почему-то не виню его. — Спасибо за вашу справку. Она очень пригодилась. Мы уже взяли показания у Донни Рэя. — Замечательно. — Корд выше меня дюйма на четыре, и взирает сверху вниз, как на остолопа. Стиснув зубы, я цежу: — Я бы хотел, чтобы вы выступили свидетелем. Он реагирует на мои слова, как и все врачи. Они ненавидят судебные процессы лютой ненавистью. И даже иногда соглашаются принести под присягой письменные показания, лишь бы не выступать в суде. Впрочем, согласия у них можно и не спрашивать. В случае отказа, адвокаты порой прибегают к убийственному оружию — повестке. Во власти адвоката вызвать повесткой кого угодно, и в том числе врачей. Так что, в определенном смысле, юристы имеют над врачевателями власть. Отчего те ещё больше ненавидят нашего брата. — Мне некогда, — сухо говорит Корд. — Я знаю. Но это не мне нужно, а Донни Рэю. Он хмурит брови и напряженно сопит. Потом бурчит: — За дачу свидетельских показаний моя такса — пятьсот долларов в час. Я к этому готов, поэтому в обморок не падаю. На лекциях нам рассказывали, что некоторые эскулапы берут и больше. Но я здесь с протянутой рукой. — Мне это не по карману, доктор Корд. Я всего полтора месяца работаю, а, уплатив такую сумму, пойду по миру. Пока это мое единственное стоящее дело. Поразительно, как важно порой говорить правду. Это малый, наверное, зашибает миллион баксов в год, но моя прямота его обезоруживает. Вижу, как в глазах зарождается сочувствие. Несколько мгновений он ещё колеблется, возможно, сопереживает Донни Рэю, которому бессилен помочь, или меня жалеет. Трудно сказать. — Хорошо, тогда я выставлю вам счет, — говорит он. — Оплатите, когда будете в состоянии. — Спасибо, док. — Поговорите с моей секретаршей и выберите время. Можно провести эту процедуру здесь? — Разумеется. — Вот и прекрасно. Ладно, я побежал. По возвращении в контору, я застаю у Дека клиента. Это довольно дородная и прекрасно одетая женщина средних лет. По приглашению Дека, я захожу в его кабинет. Меня представляют миссис Мадж Дрессер, которая желает развестись с мужем. Глаза её распухли от слез и, стоило мне облокотиться о стол Дека, как мой компаньон подсунул мне блокнот, на котором накарябано: «Она набита деньгами». Целый час мы выслушиваем Мадж, и история её крайне печальна. Муж-выпивоха, колошматит её, падок до женщин, продувается в карты, да и дети подкачали, а вот сама она — просто золото. Два года назад, когда она впервые подала на развод, муж метким выстрелом высадил стекло в кабинете её поверенного. Обожает, стервец, оружие, всех застращал. Тут я мельком посматриваю на Дека, но тот не спускает глаз с клиентки. Она вносит шестьсот долларов аванса и обещает заплатить еще. Завтра же мы возбуждаем дело о разводе. Она правильно поступила, обратившись в контору Руди Бейлора, заверяет Дек. Здесь её дело в надежных руках. Не успел её след просохнуть, как звонит телефон. Мужской голос спрашивает меня. Я представляюсь. — Здравствуйте, Руди, это Роджер Райс, поверенный. Мы с вами не знакомы. В поисках работы я, кажется, перевидал всех юристов Мемфиса, но Роджера Райса не припоминаю. — Да, похоже. Я совсем недавно варюсь в этом соку. — Ну да. Мне пришлось позвонить в справочную, чтобы разыскать вас. Послушайте, ко мне сейчас заглянули братья Берди — Рэндолф и Делберт, со своей матерью, Берди. Кажется, вы их знаете. Я попытался представить, как Берди, сидя между сыновьями, глупо улыбается и бормочет: «Да, я так рада! » — Да, с мисс Берди я хорошо знаком, — непринужденно отвечаю я. — Вообще-то они сейчас сидят в моем кабинете, а я отлучился в конференц-зал, чтобы позвонить вам. Дело в том, что я занимаюсь её завещанием и… словом, речь идет об очень крупных деньгах. Говорят, вы пытались изменить её завещание. — Да, это верно. Несколько месяцев назад я приготовил черновой вариант, но она так и не настроилась на то, чтобы довести дело до конца. — А почему? — Голос Райса звучит вполне дружелюбно. Адвокат выполняет свою работу, и не его вина, что они нагрянули к нему всей гурьбой. Поэтому я в нескольких словах излагаю ему желание мисс Берди оставить все свое состояние преподобному отцу Кеннету Чэндлеру. — Неужто она и в самом деле так богата? — спрашивает Райс. Не могу же я выложить ему правду. Да и вообще неэтично без согласия мисс Берди приоткрывать какие-либо касающиеся её сведения. Тем более, что добыты они довольно сомнительным, хотя и не вполне противозаконным способом. Словом, руки у меня связаны. — А что она сама вам сказала? — в свою очередь спрашиваю я. — Не слишком много. Что-то про состояние в Атланте, доставшееся в наследство от второго мужа. Но, стоило мне только копнуть чуть глубже, как она тут же забилась в раковинку. Что ж, очень знакомая картина. — А зачем ей понадобилось изменить завещание? — интересуюсь я. — Она хочет оставить все своим наследникам — детям и внукам. Мне просто хотелось бы знать, есть ли у неё эти деньги. — Я об этом ничего не знаю. Копия завещательного распоряжения, утвержденная судом, хранится в Атланте. Доступа к ней нет, а больше мне ничего не известно. Райс не удовлетворен, но добавить мне нечего. Обещаю только отправить ему по факсу имя и номер телефона адвоката мисс Берди в Атланте. * * * Когда в десятом часу вечера я возвращаюсь домой, то вижу, что число взятых напрокат автомобилей, выстроившихся гуськом на нашей подъездной аллее, стало ещё больше. Я вынужден оставить машину на улице, отчего настроение мое сразу портится. В темноте я крадучись пробираюсь в свою берложку и достигаю спасительного убежища, не замеченный компанией, собравшейся во внутреннем дворике. Должно быть, это уже следующее поколение. Внуки. Сидя в темноте у оконца крохотной кухоньки, я уплетаю куриное фрикасе и прислушиваюсь к голосам. Делберта и Рэндолфа я узнаю легко. Время от времени влажный воздух полнится кудахтаньем мисс Берди. Остальные голоса значительно моложе. Наверное, детки обставили эту сцену наподобие звонка в скорую помощь или в службу спасения. «Приезжайте скорее! У старухи денег куры не клюют! Мы то думали, что она бедна как церковная крыса». И — начинается цепная реакция. «Срочно приезжайте! Ваши имена упомянуты в завещании, и напротив каждого из них красуется миллион баксов. А Берди спит и видит, как перепишет свою последнюю волю. Занимайте круговую оборону! Пора окружить бабульку любовью». Глава 31 Следуя совету судьи Киплера и с его благословения, мы собрались взимать свидетельские показания у Дот прямо в зале суда. После того как Драммонд, даже не соизволив проконсультироваться со мной, назначил допрос Дотти в моей конторе, я наотрез отказался играть под его дудку. Вмешался судья Киплер, позвонил Драммонду, и дело было улажено в считанные секунды. Во время допроса Донни Рэя каждый из нас имел возможность вволю налюбоваться на Бадди, пока тот торчал в своем драндулете. Я пояснил Киплеру, а потом и Драммонду, что, на мой взгляд, допрашивать Бадди не стоит. Он и в самом деле не в себе, как не раз говорила Дот. Бедняга совершенно безобиден и ведать себе не ведает обо всей этой заварухе со страховкой. Ни в одном из относящихся к делу документов нет и намека на Бадди. За все время я ни разу не слышал, чтобы он произнес хоть одну законченную фразу. Я даже представить не могу, как Бадди выдержит долгую процедуру взимания свидетельских показаний. Кто знает, а вдруг он начнет буянить и намнет бока паре-тройке адвокатов? Дот решает, что Бадди нужно оставить дома. Накануне я натаскивал её целых два часа, пытаясь предвосхитить возможные вопросы Драммонда. Позже, в ходе судебного процесса, ей придется выступить уже официальным свидетелем, тогда как предстоящий сейчас допрос будет носить лишь предварительный характер. Первым начнет Драммонд, руки у которого полностью развязаны, и он будет иметь право расспрашивать свидетельницу буквально о чем угодно. Это может продолжаться несколько часов. Киплер хочет присутствовать и при этом допросе. Мы все рассаживаемся за одним из адвокатских столов перед судейской скамьей. Судья сам дает указания видеооператору и стенографистке. Тут его вотчина, и он волен делать все, что ему заблагорассудится. Лично я убежден, что Киплер просто опасается оставить меня один на один с Драммондом. Их же неприязнь друг к другу настолько очевидна, что бросается в глаза. Меня это только радует. Бедняжка Дот сидит одна во главе стола, руки её заметно дрожат. Я устраиваюсь неподалеку, но от моего соседства она, похоже, нервничает ещё больше. На ней парадная блузка и почти новые джинсы. Я пояснил ей, что специально разодеваться ни к чему, так как эту видеозапись демонстрировать присяжным не будут. Зато во время самого судебного процесса ей необходимо появиться в платье. А вот что нам с Бадди делать — одному Богу известно. Киплер сидит по мою сторону стола, но довольно далеко, рядом с женщиной, которая снимает все происходящее на видеокамеру. Напротив расположился Драммонд со своей командой. Сегодня ему помогают трое — Б. Дьюи Клей Хилл-третий, М. Алек Планк-младший и Брэндон Фуллер Гроун. Дек сейчас тоже в здании суда; он шныряет по коридорам, подлавливая возможных клиентов. Обещал заглянуть попозже. Итак, на глазах у пяти адвокатов и судьи Дот Блейк воздевает правую руку и присягает говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Да, окажись я на её месте, я бы тоже дрожал мелкой дрожью. Драммонд сверкает ослепительной улыбкой, для протокола называет Дот свои имя и должность, и затрачивает целых пять минут, с подчеркнутым дружелюбием поясняя ей цель данного допроса. Все хотят только выяснить истину. Он даже пытаться не станет сбивать её с толку или запутывать. Дот вправе консультироваться со своим замечательным адвокатом и так далее и тому подобное. Драммонд не торопится. Время ведь идет. Первый час потрачен на выяснение фактов биографии Дот. Драммонд, как обычно, безукоризнен. Он медленно и плавно переходит от одной темы к следующей — образование, работа, домашний обиход, увлечения, — задавая при этом вопросы, многие из которых мне бы и в голову не взбрели. В основном, это попытки половить рыбку в мутной воде — именно так действует опытный адвокат на предварительных допросах свидетелей. Вникай, раскапывай, долби, копай ещё глубже и, кто знает — вдруг улыбнется удача? Впрочем, наткнись Драммонд даже на такую лакомую тайну, как беременность в девическом возрасте, никакого проку она бы ему не принесла. На суде подобные сведения использовать нельзя. К делу они, ну никак не относятся. И тем не менее правила позволяют такие игры, а клиент платит Драммонду бешеные деньги за подобные блуждания во тьме. Киплер возвещает, что настало время перерыва, и Дот опрометью несется в коридор. Еще в дверях в зубах её появляется сигарета. Мы пристраиваемся у фонтанчика. — Вы держитесь молодцом, — говорю я ей от чистого сердца. — Гаденыш, небось, будет про мою половую жизнь спрашивать? — свирепо рычит она. — Не исключено. — В голове моей вихрем проносится образ Дот и Бадди, барахтающихся в постели, и меня едва не выворачивает наизнанку. Дот ожесточенно затягивается, словно это её последняя в жизни сигарета. — А вы не можете остановить его? — Если он переступит черту дозволенного, непременно остановлю, — обещаю я. — Однако закон позволяет ему задавать практически любые вопросы. — Вот назойливая скотина! Второй час тянется столь же медленно, как и предыдущий. Драммонд интересуется финансовыми делами семейства Блейков, и постепенно мы узнаем о подробностях приобретения Блейками дома, автомобилей, в том числе злополучного «ферлейна», а также мебели, утвари и прочей всячины. Киплеру это надоедает, и он просит Драммонда не тянуть резину. Мы выясняем многие подробности из жизни Бадди, про его ранения на войне, работу и выход на пенсию. А также про его любимые занятия и обычное времяпрепровождение. Киплер сухо напоминает Драммонду, что неплохо бы задавать вопросы по существу. Дот заявляет, что ей нужно в туалет. Я посоветовал ей прибегать к этому трюку всякий раз, когда она чувствует, что устала. Дот одну за другой выкуривает три сигареты, а я беседую с ней и отмахиваюсь от дыма. Наконец, уже в разгаре третьего часа допроса, мы подбираемся к сути иска. Я заранее подготовил копии всех, хоть мало-мальски относящихся к делу документов, включая историю болезни Донни Рэя, которые аккуратной стопкой высятся на столе перед Дот. Киплер их уже просмотрел. Нам выпала редкая и завидная удача: все документы наши хороши и надежны как на подбор, Скрывать нам нечего. В том числе от Драммонда. И Киплер, да и Дек говорили мне, что при подобных тяжбах нередки случаи, когда страховые компании утаивают кое-какие факты даже от собственных адвокатов. Более того, когда компании есть что скрывать, такая практика очень даже распространена. В прошлом году, когда нам преподавали курс судебного производства, мы с изумлением разбирали многочисленные дела, в которых недобросовестные страхователи терпели полный крах исключительно потому, что скрывали важные документы от собственных защитников. Наконец доходит черед до наших бумаг, и меня охватывает волнение. Киплера, кажется, тоже. Драммонд уже давно запросил все имеющиеся в моем распоряжении документы, но у меня в запасе остается ещё неделя, поэтому я и не спешил с ними расстаться. Я хочу видеть его физиономию, когда он будет читать письмо с троекратной «дурой». Киплер мечтает о том же. Очевидно, что большую часть бумаг, лежащих перед Дот на столе, Драммонд уже видел. Все имеющиеся в нашем распоряжении документы, переданы нам нашими клиентами. «Даром жизни» и Дот, соответственно. Многие из них перекрываются. Более того, в ответ на письменный запрос Драммонда, я подготовил встречный запрос на все относящиеся к делу документы, которые находятся в распоряжении ответчика. Удовлетворяя мой запрос, Драммонд вскоре направит мне копии документов, которые и без того находятся у меня уже целых три месяца. Бумажная волокита, ничего не поделаешь. Позднее же, если все пойдет по плану, мне пришлют свежую пачку документов из Кливлендского офиса «Прекрасного дара жизни». Начинаем мы со страхового заявления и самого полиса. Дот вручает его Драммонду, который пробегает его глазами и передает Хиллу; Хилл, ознакомившись с документом, передвигает его Планку, после чего бумаги оказываются у Гроуна. Эти орангутаны изучают полис от корки до корки, на что уходит уйма времени. А ведь заявление с полисом находится в их распоряжении черт знает сколько времени, едва ли не от царя Гороха. Однако для этой компании время — деньги. В конечном итоге стенографистка приобщает эти бумажки к делу в качестве вещественного доказательства номер один по допросу Дот. Следующий документ — это первое письмо, в котором «Дар жизни» извещает Дот об отказе в оплате страховки. Письмо медленно переплывает над столом из рук в руки. Такая же участь ждет и остальные «отказные» письма. Я с трепетом жду. Вот наконец и письмо с «дурой». Я посоветовал Дот молча вручить его Драммонду без каких-либо комментариев. На случай, если письмо это явится для адвоката сюрпризом, не хотелось бы его упреждать. Видно, с каким трудом дается Дот выполнение моего поручения — от одного лишь вида письма она просто сатанеет. Драммонд берет письмо и читает: «Уважаемая миссис Блейк! В семи предыдущих случаях компания отказала Вам в Вашей письменной просьбе. Сейчас мы отказываем Вам в восьмой раз, и в последний. Вы, должно быть, дура, дура и дура! » Тридцать лет выступлений на судебных процессах сделали Драммонда не только закаленным бойцом, но и недюжинным актером. И тем не менее я сразу замечаю — это письмо он видит впервые. Клиенты не включили столь компрометирующее послание в общее досье. Драммонду словно под дых вмазали. Челюсть его слегка отвисает, а глаза лезут на лоб. Затем он свирепо встряхивает головой, щурится и перечитывает письмо. В следующую минуту Драммонд делает то, о чем позже очень пожалеет. Он поднимает глаза и смотрит на меня. Я, само собой, поедаю его взглядом и ухмыляюсь, как бы говоря: «Что, приятель, попался со спущенными штанами? » Но Драммонд продлевает агонию и переводит мученический взгляд на Киплера. Его честь бдительно следит за выражением и мимикой адвоката, и — подмечает то, чего нельзя было не подметить. Драммонд явно ошеломлен. Адвокат, впрочем, быстро приходит в себя, однако зло уже содеяно. Он передает письмо полусонному Хиллу, который даже не подозревает, что получил от босса гранату с выдернутой чекой. Несколько секунд мы следим за Хиллом, и — тот застывает как громом пораженный. — Прерываем протокол, — требует Киплер. Стенографистка послушно замирает, а видеооператор останавливает запись. — Мистер Драммонд, для меня очевидно, что это письмо вы видите впервые. Более того, интуиция подсказывает мне, что это не последний документ, который пытаются скрыть от вас ваши клиенты. В свое время я достаточно поднаторел в исках к страховым компаниям, чтобы уразуметь: необходимые бумаги имеют свойство сперва исчезать, а потом всплывать, причем в самый неудачный момент. — Киплер склоняется над столом и едва не тычет в Драммонда пальцем. — Если вы или ваши клиенты попытаются утаить от истца важные документы, я наложу на вас штраф. Вы оплатите не только судебные издержки, но и почасовую работу поверенного, причем по той же ставке, по которой оплачивают ваш труд ваши клиенты. Надеюсь, я ясно выразился? Да, другая возможность заработать две с половиной сотни в час мне, боюсь, не скоро представится. Драммонд и его лизоблюды ещё не оправились от удара. Могу только представить, как воспримет это письмо жюри присяжных — драммондовским сподручным это тоже наверняка ясно. — Ваша честь, вы обвиняете меня в сокрытии документов? — скрипит Драммонд. — Пока нет. — Палец Киплера по-прежнему наставлен на Драммонда, словно ствол пистолета. — Пока я только предупреждаю. — На мой взгляд, ваша честь, вам бы следовало передать это дело кому-нибудь другому. — Это ходатайство? — Да, сэр. — Отказано. Что-нибудь еще? Драммонд шуршит бумагами, убивая время. Напряжение потихоньку спадает. Бедная Дот сидит, превратившись в каменное изваяние; опасается, наверное, что весь этот бедлам возник из-за нее. Я, признаться, тоже немного не в своей тарелке. — Возобновляем заседание, — молвит Киплер, не спуская глаз с Драммонда. Тот задает один за другим ещё несколько вопросов, на которые Дот должным образом отвечает. Еще несколько документов последовательно плывут по конвейеру. В половине первого мы прерываемся на ланч, а час спустя снова собираемся в прежнем составе. Дот уже изнемогает. Киплер в довольно жестких выражениях требует, чтобы Драммонд не тянул кота за хвост. Драммонд старается, но ему это плохо удается. Стиль его выработан годами, денег приносит чертову уйму, а вопросы можно задавать до бесконечности. Тогда моя клиентка прибегает к тактике, которой я не могу не восхищаться. Она заявляет во всеуслышание (не для протокола, разумеется), что у неё проблемы с мочевым пузырем — ничего уж очень серьезного, но, черт возьми, ей ведь уже почти шестьдесят! Словом, туалет приходится посещать все чаще и чаще. Драммонд, как и следовало ожидать, тут же начинает бомбардировать Дот вопросами про её мочевой пузырь, но Киплер довольно быстро пресекает эту тему. Как бы то ни было, каждые четверть часа Дот с извинениями покидает зал. Возвращаться она не торопится. Лично я убежден, что с мочевым пузырем у неё все в порядке и готов отдать голову на отсечение, что она просто запирается в кабинке и дымит как паровоз. Это её успокаивает, а вот терпение Драммонда постепенно истощается. В половине четвертого, через шесть с половиной часов после начала, Киплер объявляет, что допрос свидетеля завершен. * * *
|
|||
|